Текст книги "В поисках невинности. Новая автобиография"

Вскоре у Руперта Мёрдока возник и другой повод для беспокойства. В 2011 году полиция Большого Лондона сообщила мне, что мои телефоны, телефоны моих детей и соседей взломали хакеры из News Group Newspapers – дочерней компании News Corp. Как и многие другие жертвы хакерской атаки, я подал в суд на News Group Newspapers – просто из принципа. Иск содержал финансовые претензии, включавшие требование компенсации: деньги я потом пожертвовал на благотворительность, а от обидчиков получил письмо, в котором они приносили извинения за свое бесчестное и противозаконное вмешательство в мою частную жизнь и за причиненный вред, страдания и все такое.

Было очень неприятно, что в очередной раз – после «грязных трюков» British Airways, когда, помимо всего прочего, частные сыщики копались в моих мусорных корзинах, – кто-то взял и влез в частную жизнь нашей семьи.

* * *

Я по натуре предприниматель до глубины души, а это значит, что мне всегда приятно открыть какое-нибудь новое дело или придумать какую-то новую штуку. Но иногда для этого приходится продавать доли в компаниях или весь бизнес целиком.

Это часть моей жизни, и очень неприятная часть. Я не из тех, кто сожалеет о прошлом, однако продажа компаний всегда разбивает мне сердце. На губах у меня до сих пор привкус тех слез, когда в 1992 году я продал Virgin Records, чтобы сохранить на плаву Virgin Atlantic. 49 % Virgin Atlantic в 1999 году я тоже продал скрепя сердце, но нам были нужны средства для запуска Virgin Active, расширения Virgin Money и создания Virgin Mobile. Я люблю торги с их накалом, люблю жаркие переговоры. Но я всегда считал, что бизнес – это когда люди собираются вместе и пытаются что-то поменять, не больше и не меньше, поэтому мне каждый раз очень грустно продавать свое дело: возникает ощущение, что я в какой-то степени торгую людьми. Грустно именно из-за того, что я походя расстраиваю, разочаровываю сотрудников. Да, иногда бизнес – это неприятно. А иногда, наоборот, сделка идет на пользу всем заинтересованным сторонам.

Со времени наших первых битв со Sky Virgin Media успела откусить большую долю британского рынка широкополосной связи. Однако в конце нулевых этот рынок был очень динамичен и быстро менялся. Я очень хотел, чтобы Virgin Media сохраняла ведущие позиции благодаря развитию и инновациям, а не просто почивала на лаврах: было понятно, что в этом деле все может перевернуться в момент. Прекрасный пример – стационарные телефоны: когда-то – необходимы как воздух, сейчас – ненужная ерунда. Теперь, когда мы предлагали лучшую широкополосную связь на рынке, у нас была прекрасная возможность привлекать новых клиентов: люди с каждым днем активнее обмениваются данными. Наша сетевая инфраструктура была настолько хороша, а влияние бренда Virgin – настолько велико, что мы могли превзойти и Sky, и BT.

В 2013 году, ни с того ни с сего, на нас вышла с предложением компания Джона Мэлоуна Liberty Global. Мы не планировали продавать или сокращать нашу долю акций, но Liberty Global – это, пожалуй, самая уважаемая в мире и самая успешная компания, инвестирующая в кабельные сети, и у нее были очень соблазнительные условия. Она предложили купить нашу компанию, входящую в список NASDAQ, за 23,3 миллиарда долларов, а вдобавок у нас осталась бы доля и, что самое важное, бренд.

Я давно понял, что самая большая наша ценность – это бренд. У нас было много ребрендинговых удач по всему миру, и нам помогало имя Virgin, но в случае с Virgin Media бренд работал на полную катушку. Именно бренд выделил нас из общего ряда, помог добиться масштаба и при этом сохранить очень личные отношения с клиентами. Я отдаю себе отчет, что и мой собственный образ как лицо бренда тоже работает на это. Когда-то мой наставник сэр Фредди Лейкер доказал мне, что дела идут намного лучше, если глава компании – публичное лицо, я в это благополучно уверовал и с тех пор чувствую себя в роли публичного лица вполне комфортно. Такой подход работает, а если для этого мне надо появляться на постерах и в рекламе – пусть будет так…

Liberty Global, очевидно, тоже понимала, что выиграет от сделки, и впоследствии мы даже расширили сотрудничество, распространившись и на другой остров: в 2015 году была запущена Virgin Media Ireland. Прибыль от сделки не легла мертвым грузом: часть мы инвестировали в существующие компании, такие как Virgin Galactic, а наш дух, наши люди и наши деньги помогли нам успешно запустить новые предприятия, среди которых были Virgin Hotels, Virgin Sport и Virgin Voyages. Все ради того, чтобы еще выше поднять знамя Virgin!

16 Холли и Сэм

Когда Холли и Сэм были подростками, я взял их с собой в Лас-Вегас, чтобы преподать урок об опасности азартных игр. Мы часто играли в карты всей семьей (обычно в бридж), но на деньги – никогда. Но я знал, что дети скоро вырастут и обязательно поддадутся соблазну попробовать азартные игры. Не дожидаясь, пока они влипнут во что-нибудь сами, я решил показать им ловушку, в которую могут завести ставки. Может, Вегас и странное место, чтобы делиться отцовской мудростью, но я подумал, что схлопотать от жизни по физиономии именно в царстве наслаждений и отчаянного риска будет очень полезно.

Мы отправились в казино на Лас-Вегас-Стрип, чтобы получить от Вегаса всю полноту ощущений. Снаружи мерцали вывески и носились обалденные авто, внутри грохотали, не умолкая, игровые автоматы. Повсюду крупье: и у столов для блек-джека и покера, и у соблазнительно жужжащей рулетки. Именно рулетка приковала взгляды Холли и Сэма, так что мы направились прямо к столу.

– Ну что же, – сказал я, – у каждого из вас фишек на 40 долларов. Поставлю за вас я. Давайте развлекаться.

Холли и Сэм разволновались и обрадовались: надо же, к ним относятся как к большим! Они сидели за столом и спорили, поставить на красное, или на черное, или на какой-нибудь номер. Но длилось это недолго. За несколько минут они проиграли все свои деньги. Я покровительственно приобнял их и сказал:

– Не расстраивайтесь!

Забыв про несколько оставшихся фишек, мы отправились к бару чего-нибудь выпить и обсудить то, ради чего я привез их в Вегас.

– В этом суть азартных игр, – распинался я. – Каждый думает, что может победить, что на этот раз ему повезет. Но, чтобы спустить на ветер деньги, заработанные тяжким трудом, много времени не надо. Впрочем, не совсем на ветер. – Я обвел рукой всю эту кричащую роскошь вокруг нас. – Как говорят в Вегасе, казино всегда выигрывает. И это правда: единственные люди, которые получают доход от казино, – это владельцы. А зарабатывают они о-го-го.

Сэм и Холли имели приличествующий обстоятельствам смиренный вид. «Отлично», – подумал я. Важный момент воспитания, в стиле Ричарда Брэнсона. Я был уверен, что они поняли мою мысль. Я показал им, что привлекательный образ казино и азартных игр – всего лишь видимость. Опасная иллюзия, от которой следует держаться подальше.

Через полчаса, закончив с напитками, мы собирались вернуться в отель. Обернувшись на стол, за которым мы играли в рулетку, я не понял, почему все встали и принялись нам аплодировать. Мест за столом не было, но игроки усадили нас обратно в круг. Я не мог поверить своим глазам – перед нами лежала большая куча выигранных фишек. Пока мы сидели в баре, те жалкие фишки, которые мы забыли на столе, утроились, потом опять утроились и еще раз утроились, превратившись в кругленькую сумму.

– Эй! Поздравляю, приятель! – один из игроков похлопал меня по плечу.

Я обалдел. Холли и Сэм просто не могли усидеть на месте.

– Казино всегда выигрывает, да, пап? – ухмыльнулся Сэм.

Я решил, что будет неправильно забрать все самим, поэтому поделил выигрыш между всеми игроками за столом: ведь это они нас остановили, стоило их отблагодарить. А потом я тщетно пытался спасти провальный сеанс родительских нравоучений.

– Дети! – начал я, когда мы вышли из казино. – Запомните, что из каждого правила есть исключения…

Ни Сэм, ни Холли не дулись на меня за то, что я отдал их выигрыш. А нравоучения? С тем же успехом можно было поговорить с кирпичной стеной. Они меня не слушали, а только смеялись.

* * *

Я знаю, как нам повезло, что Холли и Сэм росли, ни в чем не нуждаясь. Но, если ребенок с детства знает, что не умрет с голоду, перед родителями стоит сложная задача: помочь ему сформировать характер и научить жить своей собственной жизнью. С возрастом я начал ценить, что моя мама не носилась со мной, не ограждала от испытаний, а принуждала принимать на себя ответственность и идти на риск. Я всегда хотел обеспечить Холли и Сэму такую же свободу взросления, но отдавал себе отчет, что с ними все будет по-другому – из-за нашего богатства. Невозможно было закрыть глаза на то, что им всегда будет мягко падать. А это могло сказаться на отношении к жизни, да и просто навредить.

Мне оставалось только одно: не жалеть на них времени, всецело их поддерживать и безгранично любить, предоставив им свободу принимать собственные решения и делать собственные ошибки. Мы изо всех сил старались не испортить детей, поэтому не заваливали их подарками, а дарили только то, что считали полезным. Мы ничего им не навязывали, никуда не подталкивали, а искали способы привить более широкие взгляды на мир.

С самого детства Сэм часто заявлялся домой, преподнося нам сюрпризы. То побреет голову налысо, то выстрижет ирокез и покрасит волосы в оранжевый цвет, то нарядится в нелепый прикид, но меня это редко возмущало, скорее забавляло. Джоан относилась к эстетическим предпочтениям Сэма несколько менее попустительски, но все равно мы разрешали ему делать выбор и идти своим собственным путем: я-то прекрасно помню, какие жуткие свитера таскал в его возрасте! Правда, когда в 2005 году Сэм вернулся на остров Некер из своего путешествия, затянувшегося на несколько месяцев, с новым украшением, даже мы с Джоан не смогли удержаться от комментариев.

Когда Сэм только-только вошел в дом, мы сначала пытались держать себя в руках. Не ругались, не сердились – просто тихонько вышли из комнаты, совладали с удивлением и постарались притвориться, будто ничего особенного не произошло. Но надолго нас не хватило. Мы перехватили его на кухне, и Джоан кивнула на предплечье Сэма.

– Это вообще что? – спросила она.

– Сэм, давай, – сказал я, – расскажи нам про тату.

– А, вы заметили?

– Совершенно случайно, – соврал я.

Я умирал от любопытства, что означают эти письмена у него на руке. Хотелось надеяться, что это не какая-нибудь похабщина.

– Это означает «Некер» на санскрите, – объяснил Сэм, и я про себя выдохнул. – Эту штуку мне сделали в Таиланде, тайская традиционная татуировка.

Я порадовался: оказывается, мы еще можем удивляться. Когда Сэм вышел, я повернулся к Джоан.

– Мы же еще не стареем, правда?

– Не знаю, как ты, Ричард, но я даже не собираюсь.

Я не смог сдержать улыбку и начал прикидывать, какую бы сделать татуировку.

Через какое-то время Сэм возвращался из очередного путешествия, и Джоан встречала его в аэропорту. Он сел в машину и осторожно начал:

– Мам, ты же меня любишь?

– Что ты натворил на этот раз?

Он показал ей новую татуировку.

Джоан улыбнулась и сказала:

– Ладно, хоть живой вернулся. А татуировка не такая уж и страшная…

Татуировки просто еще раз доказывали, что человек начинает искать свое место в мире. Я прекрасно видел, что Сэм взрослеет и что баланс в наших отношениях начинает сдвигаться. На всякие встречи, мероприятия и вечеринки я брал Сэма чуть ли не с младенчества. Часто, когда на дворе уже стояла глухая ночь и я думал, как бы поскорее свалить, Сэм (с его якобы усталостью) был отличным поводом. «Кажется, Сэму пора спать, так что мы поехали домой», – говорил я. Но Сэм превращался из ребенка в подростка, из подростка в юношу и сам становился душой и движущей силой вечеринок: теперь уже он ссылался на мою усталость, когда хотел уйти.

Как и многие молодые люди, Сэм, окончив школу, еще не определился, чем он хочет заниматься в жизни. Я заверил его, что это совершенно нормально – и даже хорошо.

Помню, я как-то сказал ему: «Тебе 19. Такое не повторится, так что живи и радуйся».

У Сэма всегда была неутолимая жажда знаний. Часто мы смотрели вечерами документальные фильмы – например, чудесные передачи Дэвида Аттенборо по естествознанию. Однажды за просмотром мы разговорились о будущем Сэма. Я очень не хотел давить ни на него, ни на Холли: у них своя голова на плечах. Как и я, Сэм не слишком уважал учебу ради учебы и сказал, что школа, по сути, не дает человеку права выбора.

– Возьми-ка ты на год перерыв, – предложил я. – Поездишь, узнаешь много нового, развлечешься, решишь для себя, чем ты хотел бы прославиться… Что тебе мешает?

Сэм так и поступил. Он научился кататься на сноуборде, побывал на Бали, пожил в Индии, с головой погрузившись в новую для него культуру, познакомился с другими, непохожими людьми. Как-то он позвонил домой ночью и заявил, что собирается в Сидней.

– Хорошо тебе, – улыбнулся я в трубку. – Я открыл свое первое дело в 15 лет, и у меня никогда не было такой возможности поездить по миру, как у тебя.

Нет, я понимал, что тоже счастливчик: по делам бизнеса я много где побывал и много чего видел. Но мне редко доводилось делать то, что делает Сэм, – путешествовать, забыв о работе.

– Пап, а поехали со мной! – загорелся Сэм. И вернул мне мое же: – Что тебе мешает?

Что ж, я расчистил расписание и полетел в Австралию, в Байрон-Бей, а там встретился с Сэмом и его друзьями в прелестном пляжном домике. Днем мы отдыхали на пляже, вечером готовили вкуснейший ужин, ночи проводили в местных барах, а изредка покуривали кальян. Как это было прекрасно – тоже взять перерыв, пусть не на год, а на месяц!

Как-то вечером я развалился в шезлонге, а Сэм смотрел на меня и улыбался.

– Пап, я еще никогда не видел, чтобы ты столько времени не работал…

– Лови момент! – засмеялся я.

Хотя я постоянно проверял, как идут дела в офисе, из-за разницы во времени можно было позволить себе расслабиться больше обычного. Я смог отодвинуть дела на второй план и просто отдыхал, радуясь возможности побыть с сыном. Огорчало одно: все мои усилия поспевать за Сэмом и его друзьями в серфинге не увенчались успехом. Первые два дня прошли в жалких попытках оседлать волну. На третий день друг Сэма упомянул, что в кустах прячутся двое фотографов. Это меня несколько взбодрило, и я все-таки сумел поймать следующую волну и скользнуть по ней на берег, чтобы смотреться на страницах таблоидов королем серфинга, а не кормом для акул.

* * *

Тем временем Холли доучивалась в Университетском колледже Лондона и усиленно работала над дипломом. Я любил, когда она рассказывала, что нового в ее студенческой жизни. Как-то Холли позвонила мне после успешно сданного экзамена, и я сказал, что ужасно ею горжусь. Она принялась взахлеб пересказывать мне подробности, но мне пришлось ее прервать.

– Холли, прости, – сказал я ей, – но я перезвоню.

Я как раз был в Калифорнии, на конференции о роли женщин в бизнесе, организованной Марией Шрайвер, и выступал перед тысячной аудиторией. Безусловно, большое событие, но семья все равно всегда на первом месте, что бы ни случилось, поэтому я не мог не взять трубку. Когда раздался звонок от Холли, я попросил аудиторию проявить терпение и дать мне минуту, пока я поговорю, и люди охотно мне подыграли.

– А пока повиси минутку. Я хочу сообщить всем о твоих успехах.

Я быстро пересказал хорошие новости, и аудитория ответила овацией.

– Ой, скажи всем спасибо! Папа, я тебя люблю. Поговорим позже.

С улыбкой я отложил телефон.

– Так, на чем я остановился?

Мне было чем гордиться – Холли стала первой (и пока единственной) в семье, кто окончил университет. Хоть я и считаю, что дурак с дипломом хуже дурака без диплома, к Холли это не относится. Молодость не мешала ей отлично соображать, она все быстро схватывала и вскоре стала настоящим врачом. Она всегда хотела помогать людям, поэтому пошла работать в больницу. Ее больница оказалась недалеко от офисов Virgin в западной части Лондона, и это было очень удобно: она всегда могла забежать ко мне после смены, когда я был в Британии по работе.

Несмотря на то, что Холли нравилась ее работа, я не терял надежды, что когда-нибудь и она захочет прийти в Virgin. В конце концов, наш бизнес всегда был семейным. Я был искренне убежден, что Холли может добиться большего и принести больше пользы людям, работая от имени Virgin: так, она могла бы, имея в своем распоряжении и финансовые ресурсы, и команду людей с самыми разными навыками, использовать свой медицинский опыт, чтобы изменить мир к лучшему. Я спросил Джоан, что она об этом думает.

– Пусть Холли решает сама, – рассудительно ответила Джоан. – Пусть Холли и Сэм занимаются чем хотят, лишь бы это приносило им радость.

Когда Virgin Unite обрела форму и начала заниматься тем, что интересовало Холли, – медпомощью нуждающимся, поддержкой молодых предпринимателей, – она в итоге пришла в Virgin стажером. Холли сказала, что ей нужен год, чтобы посмотреть, как работают наши разные компании, и попробовать себя в настоящем деле: от Virgin Media и Virgin Atlantic до Virgin Money и Virgin Management. Примерно в это же время пост председателя правления Virgin Group занял Питер Норрис, который взял Холли под свое крыло. Удивительный человек с богатейшим опытом, всегда готовый помочь, – он стал для Холли настоящим наставником, и я гордился ее успехами под началом Питера. Холли разрывалась: ведь она столько лет упорно училась, чтобы стать врачом, и любила эту работу. Отказаться от этого – круто развернуть свою жизнь. Но было обидно и упускать возможность построить что-то новое. К концу года Холли поняла, что чувствует себя в Virgin как дома и что это было правильное решение. Она перешла к нам насовсем, занялась работой с людьми и сосредоточилась на общих целях всего нашего бизнеса, а потом и возглавила Virgin Unite, сменив на этом посту Патрика Макколла, проработавшего в этой должности 10 лет. Я рад, что Холли в нашей команде.

* * *

Сэм тоже расправил крылья – правда, он двигался в ином направлении. Точнее – на север.

На одном мероприятии, проходившем в Roof Gardens в Лондоне, нам с Сэмом посчастливилось увидеть путешественника Уилла Стигера. Уилл устраивал экспедиции в Арктику – прожить несколько месяцев в ледяной глуши было сложнейшим испытанием на выносливость. Сэму тогда исполнился 21 год, он жил на всю катушку и все еще искал свое призвание. Я подумал, что Сэму было бы неплохо отправиться в такую экспедицию: это прекрасная возможность как повзрослеть, так и получше узнать себя.

Конечно, подавать такую мысль в лоб было бы неразумно: любой нормальный сын сбежит в ужасе, если к нему прийти и сказать: отправляйся в Арктику, человеком станешь. Нет, я подробно рассказал Сэму, что это будет за приключение, и предложил часть пути пройти вместе. Сэм тоже считал, что пора бить тревогу из-за глобального изменения климата, и неплохо разбирался в вопросе: мы вместе с ним смотрели документальные фильмы, а я занимался этой проблемой вместе с бывшим вице-президентом США Альбертом Гором. Для нас это была возможность взглянуть на последствия изменения климата своими глазами.

В марте 2007 года Уилл пригласил нас с Сэмом и еще примерно 20 человек принять участие в его экспедиции «Глобальное потепление – 101»: за неделю нам предстояло преодолеть чуть меньше двух тысяч километров от южной части Баффиновой Земли до Иглулика. Я присоединился к экспедиции в Клайд-Ривер, небольшом поселке на северном побережье Баффиновой Земли, где живет народ инуитов, веками сохраняя свой традиционный уклад. В первый вечер инуиты устроили приветственный пир: нас угощали сырой олениной и рыбой, головой карибу и перезревшим мясом моржа, которое месяц доходило до нужного состояния под снежным прессом. Мы выстроились друг за другом и отрезали по куску сырого мяса. Я с ужасом ждал своей очереди. Проглотить такой деликатес сложно, но нужно, чтобы не обидеть хозяев. Я жевал, изображал удовольствие и пытался скрыть непередаваемые ощущения от замороженного мяса, тающего во рту. Небо и земля по сравнению с той вечеринкой в Roof Gardens, где мы и познакомились с Уиллом!

На следующий день мы встали в шесть утра – хотя так далеко на Севере не разобрать, утро на дворе или все еще ночь, – чтобы растопить лед, покрывший наши палатки и куртки. Затем, когда взошло солнце, мы отправились в изумительную снежную долину. Я подвернул ногу, поэтому сидел на санях, запряженных 16 собаками, а Сэм бежал позади. Пейзаж не менялся несколько часов подряд, но все же вид был захватывающий: снег и горы, ослепительная белизна и яркая небесная синева.

Правда, не все было так уж замечательно: поход в туалет в таких условиях – это что-то! Температура была в лучшем случае –10 градусов, в худшем –25, да еще и постоянно дул ледяной ветер, и порой струя замерзала прямо в воздухе. Вдобавок приходилось постоянно оглядываться по сторонам, чтобы, пока ты делаешь свои дела, сзади не подкрался белый медведь.

В общем, ночевки под звездами – это было прекрасно, но через неделю я покинул группу, и вот тогда Сэму пришлось по-настоящему туго. Он хотел остаться еще на две недели. Экспедиция на своих собачьих упряжках упрямо пробивалась вперед через опасные торосы. Команда на своей шкуре испытала, что такое жизнь во льдах, научилась ловить рыбу и есть ее сырой. Позже Сэм принял участие в еще более длительном и опасном путешествии через Арктику вместе с Уиллом и его командой: ребята хотели привлечь всеобщее внимание к глобальному изменению климата.

Я не в восторге ни от армейской службы, ни от закрытых пансионов со строгими правилами – я сам в таком учился, – но пройти через трудности и невзгоды бывает крайне полезно. Вернувшись, Сэм признался, что это было лучшее время в его жизни.

– Если ты можешь выдержать такую экспедицию, – сказал я, – то выдержишь что угодно.

Сэм заулыбался сквозь свежую бороду, и я понял, что мой сын больше не мальчишка, а настоящий мужчина.