Текст книги "Смертельный удар"

Бизнес, которым Ричи занимался уже год, был настолько прибыльным, что он решил вести его на постоянной основе. Прежде автомобили прибывали в дружественные автомастерские во всей Познани. Это было рискованно, рано или поздно какой-нибудь автомеханик проболтается, и бизнес накроется медным тазом. Чем больше людей в этом участвовало, тем больше был риск. А бизнес развивался все лучше, и все больше иномарок попадало в Польшу. Поэтому Ричи пришел к выводу, что пора кончать с любительским подходом и построить солидный бизнес. Он хотел стать солидным бизнесменом. На рынке в Лазаре он купил свидетельство об окончании училища по специальности «Автомеханик». Такое образование позволяло открыть собственную автомастерскую. Теперь нужно было найти подходящее место, и удача вскоре ему улыбнулась. В апреле он узнал, что продается автомастерская вместе с домом. Дом ему был не нужен, потому что у него была красивая квартира в центре Познани, на Лампе, но что поделать, если по-другому не получится. Он долго не думал. Купил весь участок, зарегистрировал деятельность и нанял работников. То, что в начале было для него развлечением, переросло в настоящий бизнес, приносивший большую прибыль.

Он настолько увлекся делом, что решил переселится в дом рядом с автосервисом. Он обустроил свой офис, в котором занимался валютой. Грубинский уже много лет был одной из самых важных фигур на подпольном валютном рынке. Его люди стояли у большинства «Певексов» в городе, обменивая валюту. Каждый день люди, координировавшие работу валютчиков, приезжали к Ричи и отчитывались о прибыли. У Ричи не было проблем с деньгами на покупку очередных автомобилей. Пачки денег привозили из Германии те же люди, перегонявшие автомобили через границу.

Мужчина в джинсовой рубашке обошел вокруг автомобиля, а потом открыл дверцу и сел за руль.

– Можно прокатиться? – спросил он.

– Конечно, можно. Подождите, позову работника, чтобы он поехал с вами.

Он отвернулся и пошел в сторону автомастерской. Над двигателем сломавшегося «Полонеза» работали двое парней.

– Кшисек, возьми ключи от «Гольфа» из ящика, документы тоже там, и поезжай с клиентом, пусть сам посмотрит.

19-летний Кшисек, худой парень, на котором рабочий комбинезон висел, как на огородном пугале, работал в автомастерской с момента, когда Ричи основал компанию. Он вымыл руки и насухо их вытер.

– Хорошо, шеф, уже иду. Куда его отвезти, в Познань или в Плевиску.

– Поезжай в сторону деревни, там меньше милиции. Доедешь до магазина и потом дашь ему вести машину. Только осторожно, чтобы не разбить машину до продажи.

– Спокойно, шеф. Ничего не случится.

Грубинский посмотрел на отъезжающий автомобиль, а потом пошел по небольшому переходу из автомастерской в дом. Он должен был подождать, когда автомобиль вернется, и принять покупателя в своем офисе. Здесь он оформлял сделки, потому что знал, что в таком месте продавец выглядит солиднее, особенно если офис обставлен шикарной мебелью. Именно таким был офис Ричи. В центре стоял большой довоенный стол из темного дуба и кожаное кресло.

На стене висели пейзажи в массивных позолоченных рамах. Сразу можно было определить, что картины написаны настоящим художником, и каждая из них стоит больше, чем маленький «Фиат».

Справа стоял красивый дубовый шкаф с книгами. Это были не книги по механике, а художественная литература.

Напротив, у окна, стояли два кожаных кресла, а между ними солидная скамья. Этот комплект изготовили для него по спецзаказу на частной мебельной фабрике в Сважендзе. Здесь, за чашкой кофе, он оформлял документы на продажу автомобиля.

Он расселся за столом, взял в руки альбом с картинами Войтеха Коссака и стал его листать. На его столе лежали альбомы, а вовсе не автожурналы, как можно было ожидать от владельца автосервиса. Он ждал возвращения покупателя, уверенный, что сегодня «Гольф» будет продан. Если кто-то сам прокатится на немецком автомобиле, а до этого ездил только на польских, он сразу почувствует разницу.

Вскоре он услышал, что автомобиль вернулся. Он выглянул в окно. Кшисек показывал мужчине в джинсовой рубашке вход в дом шефа.

– Попался, – подумал Ричи и улыбнулся, направляясь в сторону двери, чтобы встретить покупателя.

17:43

Лейтенант Теофиль Олькевич стоял на перроне вокзала в Яроцине и курил сигарету. Он думал о том, как это возможно, что на всех вокзалах в Польше, где он бывал, пахнет одинаково. Однажды, когда он поехал в Варшаву, он очень удивился, убедившись в том, что на современном Центральном вокзале пахнет так же, как во Вронках или Ходеже. Такая специфическая смесь разных запахов – немытых тел, испарений из железнодорожных столовых и отходов на железнодорожных путях. И эта вокзальная вонь прилипала к вагонам, заполняла купе, коридоры и туалеты. Тогда Теофиль подумал, что пассажирские вагоны развозят по всей стране польский железнодорожный запах. И он только наш, характерный для Польских железных дорог. Он убедился в этом, когда в середине 70-х поехал на встречу с милиционерами в Восточный Берлин. Там тоже плохо пахло, но совсем по-другому, как-то не по-нашему, по-немецки.

В течение последнего часа он прошел яроцинский вокзал вдоль и поперек раз пятьдесят. Обыскал столовую и зал ожиданий, был у кассы и на перронах. Проверил туалет на вокзале, подземные переходы и все скамейки, на которых сидели пассажиры. Однако того, кого он искал, нигде не было.

Когда почти два часа назад он понял, что молоток, который он отобрал у парня в туалете в баре, мог быть орудием убийства, он чуть не потерял сознание.

Все указывало на то, что убийца был в его руках, а он его отпустил, отобрав лишь молоток. К счастью, он запомнил, как тот выглядит. Отсюда решение Бродяка, чтобы Теофиль поехал с патрульными сначала в бар, а потом поискал его в городе.

Сейчас он был единственным человеком, который мог его опознать. Сначала он удивился словам Бродяка, когда тот сказал, что в такой толпе трудно будет найти преступника. В конце концов он дал точное описание. Длинные волосы, козлиная бородка, фланелевая клетчатая рубашка, выпущенная поверх джинсов, военные ботинки. Однако когда он с патрульными начал объезд по городу, он вскоре убедился, что похожих парней достаточно много, он насчитал человек тридцать. Когда они подъезжали ближе, оказывалось, что они ни на кого не похожи, и ни один из них не похож на нужного им человека. В баре он не застал ни одного из тех молодых людей, которые были там в то же время, что и он. А вот трое местных, смотревших в окно, сидели по-прежнему, погруженные в свои мысли. Пришли новые молодые посетители, которые громко смеялись и пытались перекричать друг друга. Их было так много, что он едва протиснулся к барной стойке. Он подозвал бармена, но тот не запомнил длинноволосого парня в клетчатой рубашке. Разочарованный милиционер заказал пиво, быстро опорожнил кружку и пошел к ожидавшей его на рынке машине.

Он приказал водителю отвезти его на вокзал. Он был уверен, что тот, кого он встретил в баре, захочет покинуть Яроцин, если он еще этого не сделал.

Пассажирский поезд из Острова-Великопольского, о прибытии которого сообщил шепелявый женский голос, появился на перроне. Олькевич стоял у киоска Рух и смотрел на всех, кто ожидал, когда поезд остановится, чтобы пройти в вагоны.

Пассажиров было много, в основном обычные люди, жители Яроцина и окрестностей, не имеющие ничего общего с фестивальной публикой. Лишь изредка встречались странно одетые люди. Интенсивное движение на станции начнется ночью и утром до полудня, когда закончится фестиваль, и все участники хлынут к поездам. Тогда в сторону Познани и в обратном направлении отправятся дополнительные поезда, чтобы отвезти по домам гостей фестиваля.

Тогда появится шанс найти преступника, хоть это будет очень трудно сделать, задумался Теофиль. Когда он подумал о том, что хватит бродить по вокзалу и Яроцину, он даже обрадовался, потому что чувствовал усталость, проведя целый день на ногах. С другой стороны, он представил себе, что будет завтра, а точнее ночью и утром, которые он должен провести на вокзале, пытаясь найти преступника. Тогда он разозлился на самого себя за то, что он настолько невезучий, что оказался в туалете в то же время, что и этот придурок. Если бы ему не приспичило, он не отобрал бы молоток, и не было бы всей этой суеты. Конечно, он не подумал о том, что сегодня они могли бы искать убийцу двух человек, а не одного, и что его появление спасло жизнь парню, на которого напали с молотком. Он думал о том, что в конце концов убийцу как-нибудь поймали бы, и все обошлось бы без его участия. Он мог бы спокойно сегодня выпить, а ранним утром был бы уже в Познани. Но из-за этого молотка Бродяк приказал начать поиски. К тому же из воеводского комиссариата сегодня должен приехать художник, с которым Теофиль должен нарисовать портрет. Но была одна проблема. Олькевич уже не помнил, как выглядел парень. Только в общих чертах, ведь он его не рассмотрел как следует. Другое дело, если бы он встретил его на улице или на перроне. Тогда он наверняка узнал бы его, но нарисовать портрет вряд ли получится.

Перрон постепенно опустел. Олькевич вынул сигарету из пачки и зажег спичку.

– Начальник, угости Зенека сигареткой.

Удивленный милиционер посмотрел вправо, откуда доносился голос. Рядом стоял грязный и вонючий парень с заклеенным носом. Он посмотрел на него, потому что он был немного похож на того, кого он искал, но это был не он.

– Какого еще Зенека?

– Это я Зенек.

– Зенек, проваливай отсюда, пока я добрый, потому что я могу тебя так отделать, что мама родная не узнает. Ей, наверное, не нужен беззубый сын?

Улыбка моментально исчезла с лица Зенека. Парень сплюнул под ноги и ушел пошатываясь.

Теофиль с отвращением смотрел в след грязному Зенеку, а потом бросил окурок на рельсы.

Мир сошел с ума, подумал он, выродки пристают к нормальным людям средь бела дня. Милиции давно следует навести порядок. Всех их посадить на 48 часов, а потом вывезти в Жулавы, чтобы привить им уважение к труду.

Он прошел по залу к милицейской машине, припаркованной у вокзала. Он должен был вернуться к Бродяку доложить, что поиски не увенчались успехом. Он надеялся, что Бродяк успокоится и скажет прекратить сегодня поиски. Но Бродяк не успокоился. Хуже того, он решил, что поиски нужно продолжать. Пока не будет результата, а это означало бессонную ночь и весь следующий день на ногах.

18:21

Кася Матеевская не ночевала сегодня в своей палатке. Со вчерашнего вечера она появлялась там несколько раз, но ненадолго. Она приходила, чтобы кое-что проверить, и сразу уходила к своему новому парню. Два дня назад на палаточном поле она познакомилась с Яреком. Он был из Познани, ему было 19, и он учился в политехе. Он приехал в Яроцин с друзьями, но у него была своя палатка. Они провели вместе несколько часов, и этого было достаточно, чтобы Кася решила, что Ярек – классный парень, и она, кажется, влюбилась. Она была не против провести с ним не только день, но и ночь. В Яроцин на фестиваль она приехала с одноклассницей Иолантой. В первый день они всюду ходили вдвоем, до той ночи, когда та встретила парней из бывшей начальной школы. Они выглядели странно – бритоголовые, в черных куртках, камуфляжных брюках. Касе они сразу не понравились, но Иоланта была своей в этой компании. Девушки разошлись, потому что Кася сказала, что пойдет к знакомым, которых на ходу придумала, а Иоланта пошла на вечеринку к тем парням. Поздно ночью Кася вернулась в палатку и легла спать, завернувшись в спальный мешок. Утром она с удивлением обнаружила, что Иоланта не вернулась на ночь. Она пыталась ее разыскать, однако на огромном палаточном поле сделать это было непросто. В полдень она решила, что ей надоело ждать подругу, которая ее бросила. Она пошла в амфитеатр и там познакомилась с Яреком. Они провели вместе весь день и всю ночь. Она совсем забыла об Иоланте. Она вспомнила о ней только в пятницу утром, когда оказалось, что в ее сумке остались все деньги и билет учащегося. Поэтому она пошла в их палатку, но подруги нигде не было видно. Ее спальный мешок остался в чехле, а это значит, что Иоланта вторую ночь тоже провела у друзей, забыв о подруге. Она вернулась к Яреку и все ему рассказала, потому что была немного обеспокоена. Однако парень решил, что та достаточно взрослая и может делать, что хочет, и Кася не должна за нее переживать. В течение дня она несколько раз возвращалась в палатку, надеясь, что Иоланта наконец придет, но в палатке по-прежнему было пусто. Она подумала, что найдет ее на заключительном концерте. Она попросила Ярека, чтобы он пошел с ней в амфитеатр немного раньше, чтобы поискать подругу.

И они пошли. Но перед этим вернулись еще раз в палатку девушек, потому что Кася хотела переодеться на самый важный концерт всего фестиваля. Никто не знал, кто именно будет выступать, ведь это был концерт лауреатов, поэтому это был большой секрет. У Каси были свои любимцы, и она надеялась увидеть группу «Мальчишки с улицы Пала».

Она нырнула в палатку, оставив Ярека снаружи. Сразу было видно, что ничего не изменилось. Подруга так и не появилась.

Вот корова, подумала Кася. Нужно подумать, стоит ли дружить с таким человеком.

Кася надела длинное красное платье, купленное на рынке в Лазаре у продавца индийских товаров, натянула носки на ноги, а длинные светлые волосы, до того заплетенные в косички, распустила и повязала на лоб красный платок.

– Классно выглядишь, – сказал Ярек, посмотрев на нее с нескрываемым восхищением, когда она появилась перед ним с улыбкой на лице.

– Пойдем? – скорее подтвердила, чем спросила она. Она взяла его за руку и потянула в сторону амфитеатра.

18:46

Витя Залевский стоял, опершись о милицейскую машину, припаркованную у входа в амфитеатр. Проходившие мимо него молодые люди, спешившие на концерт, бросали в его адрес колкие замечания о том, что не стоит опираться о мусоровозку. Они думали, что небрежно одетый парень – один из них, поклонник рок-музыки, решивший пошутить над властями, опираясь о служебную машину. Все знали, что над властями лучше не шутить, потому что можно получить дубинкой по спине или загреметь на 48 часов за решетку. Тем более странно было видеть, что внутри сидит милиционер в форме, которому нисколько не мешал тот факт, что о его машину опирается какой-то лоботряс.

На самом деле он здесь стоял в служебных целях. Залевский стоял спиной к машине, скрестив руки на груди. В левой руке он держал фотографию из билета учащегося. Он не отвечал на шутки любителей музыки, он вообще на них не смотрел. Он внимательно разглядывал проходивших мимо него девушек. На противоположной стороне стоял другой курсант из группы Блашковского, с такой же фотографией в руке. Они здесь были уже два часа, однако удача до сих пор им не улыбнулась. У них было непростое задание. Фотография, которую им дали, была сделана, когда владельцу билета было 15 лет. Сейчас вместо пухленького ребенка им нужно было найти повзрослевшую 17-летнюю девушку. Нужно было сосредоточиться на чертах лица, форме губ, разрезе глаз, то есть на сравнительном анализе, который требует тишины и спокойствия. Здесь они не могли рассчитывать на хорошие условия. Лица, в которые вглядывались милиционеры, быстро мелькали и сразу растворялись в толпе. Можно было надеяться лишь на удачу.

Сначала Залевский увидел красное платье, потом длинные волосы с красной повязкой.

Везет некоторым, подумал он, посмотрев на худощавого высокого парня, которого девушка держала за руку. Он посмотрел на нее еще раз, и лицо показалось ему знакомым. Он смотрел на нее, пока она не прошла мимо него.

– Черт, это она.

Он быстро преодолел пять метров, которые их разделяли, и преградил ей путь. Его коллега, увидев, что Залевский побежал за какой-то девушкой, мгновенно оказался рядом с ними. Ее парень, думая, что начинается заварушка, отпустил ее руку и отступил на шаг назад, оставив Касю одну.

– Ты Катажина Матеевская? – спросил Залевский.

– Да, это я, а что? – огрызнулась девушка, а потом оглянулась назад, как будто искала помощи у своего парня, стоявшего в метре от нее.

– Мы из милиции. Прошу пройти с нами в машину. Это займет всего минуту. – Сказав это, он вынул из кармана брюк черное служебное удостоверение.

– Ты не задержана, мы только хотим кое-что выяснить.

– Что выяснить? – не сдавалась она.

Вокруг собралась небольшая группа людей, которые стали прислушиваться к их разговору.

– Где твой билет учащегося? – спросил второй курсант.

– У меня его нет, подруга его забрала…

– Он у нас, – сказал Залевский. – Мы его тебе вернем.

Девушка наконец перестала сопротивляться. Она повернулась. Она хотела сказать Яреку, чтобы он подождал ее, что она скоро вернется. Но среди людей, стоявших сзади, его не было. Он исчез. Она осмотрелась вокруг, но его нигде не было видно. Она заметила парня в свитере и джинсах, с рюкзаком на плечах. Их взгляды встретились, и он закричал:

– Отстаньте от нее! Она ничего не сделала!

Залевский оглянулся, но ничего не сделал. Это была ошибка, ему следовало подойти к нему и попытаться успокоить. Однако он взял девушку за руку и повел к милицейской машине.

Еще год или два назад это невозможно было себе представить. Кто стал бы оказывать сопротивление милиции, разве что какой-нибудь сумасшедший, или Джон Рембо. Однако этот парень не был похож на Сильвестра Сталлоне, не было в его глазах и сумасшедшего блеска. Но в нем была решительность человека, неравнодушного к чужой беде.

– Отстаньте от нее! – крикнул еще громче парень. Толпа, до этого проплывавшая мимо, вдруг начала собираться на одном месте. К группе наблюдателей стали присоединяться другие. Вскоре за спиной милиционеров собралось пятьдесят человек, готовых напасть.

– Люди, они забирают ее ни за что, а потом сделают с ней то, же что с Пшемеком, – орал парень в свитере.

– Парни, вперед! Не будут нами мусора командовать! – крикнул брюнет с длинной бородой, который тоже остановился, увидев происходящее.

– Человека убивают! – выкрикнул кто-то из-за спины. Толпа разрасталась с каждой минутой. Хуже всего, что и те, что ушли вперед, стали возвращаться, отрезав путь к отступлению. Залевский быстро оценил, что у них нет шансов пробиться, если он сейчас ничего не придумает. Его коллега, который шел впереди, остановился и беспомощно оглядывался вокруг. По-видимому, и он понял, что им никак не пробиться к машине. Людей вокруг становилось все больше, и они были решительно настроены.

– Вон отсюда, сволочи! Валите к русским! В Сибирь! На хуй коммунистов! – Отовсюду слышались лозунги, известные всем по уличным демонстрациям.

– Дарек, пробивайся влево, – крикнул коллеге Залевский, заметив брешь в толпе. До машины было метров пятьдесят. Если по левому краю, их путь будет в два раза длиннее, но стоит попробовать. Он крепко схватил девушку за руку и повел ее за собой. К счастью, она не сопротивлялась, напуганная тем, что происходит вокруг.

Первый милиционер пошел сквозь толпу, расталкивая всех локтями. Тогда вперед бросились наиболее агрессивные, остававшиеся за спиной.

– Бейте их!

В этот момент раздался громкий вой сирены, установленной на крыше «Нисы». Водитель включил фары и двинулся вперед, разгоняя людей, бросившихся врассыпную, чтобы не попасть под колеса. Этого было достаточно, чтобы добежать до машины. Первым внутрь запрыгнул Залевский, а Дарек передал ему девушку, подняв ее на руках как перышко. Потом сам запрыгнул в машину и захлопнул дверь. Нападавшие пытались пробиться внутрь, но не могли открыть машину снаружи, когда замок был заблокирован изнутри. Окна «Нисы» были зарешеченными, поэтому они не боялись что кто-то их разобьет. Машина медленно двигалась вперед, провожаемая яростными ударами.

– Ну что, салаги, еще немного и из вас сделали бы отбивные. – Сержант Коваль рассмеялся, показывая зубы.

– Спасибо, – поблагодарил Залевский. – Если бы не вы, у нас не было бы шансов. Они просто с ума сошли. Хотели убить нас голыми руками…

– Это не тебя они хотели убить, – сказал водитель, глядя на толпу. – Они хотят убить коммунизм. И кто знает, может, у них это когда-нибудь получится…

18:50

Капитан Галась из Службы безопасности вышел из необозначенного «Полонеза» и пружинистой походкой двинулся в сторону «Нисы», в которой, как он предполагал, сидели милиционеры, которые не хотели с ним разговаривать. Он собирался положить конец этому фарсу, которым он считал осмотр этого места. Тупые милиционеры ничего не понимали. Очевидно, им не хватает политического чутья. Однако Галась был ответственным сотрудником и поэтому решил, что это не сойдет им с рук. Кроме того, у него был личный мотив. Он считал, что его унизили, а это позволяло привлечь к ответственности за неуважение к сотруднику при исполнении. Он сообщил обо всем начальству из Познани, а потом поехал в комиссариат в Яроцине получить распечатку телетайпа с приказом о немедленном прекращении осмотра и ликвидации всех следов на месте происшествия. Для пущей уверенности, если эти бараны не захотят подчиняться приказу, он взял с собой троих местных сотрудников Службы безопасности. Сейчас все четверо приближались к фургону, а Галась одним резким движением открыл дверь. В лицо ударил сигаретный дым, смешанный с запахом алкоголя.

Как он и ожидал, старый милиционер, который первым его оскорбил, и те двое клоунов сидели внутри.

– О, господин Галусь, если не ошибаюсь, – сказал лысый толстяк. – А что вы здесь делаете?

Галась закусил губу от злости. Его снова унизили. Он офицер элитной службы и не позволит, чтобы с ним так разговаривали. Он решил позже посмотреть личное дело Олькевича и выяснить, что можно использовать против него.

– Капитан Фабиан Галась из Службы безопасности, – сказал офицер.

– Добро пожаловать, капитан, – вежливо сказал рыжий, широко улыбаясь. При этом он похлопал по свободному сиденью рядом и непринужденно подмигнул. Как будто приглашал девушку в ресторане. Это окончательно вывело из себя капитана.

– Я не пришел болтать. Я привез приказ о немедленном прекращении осмотра и зачистке этого бардака.

– Этот бардак, как вы его назвали, является местом преступления. А что касается осмотра, мы его уже закончили, – объяснил седой капитан, положив карты на стол. Потому что эти бараны, как отметил Галась, вместо того, чтобы работать, играли в карты. Он решил, что это тоже, кроме предыдущих выводов о безответственности и политической незрелости следователей, будет отражено в его рапорте.

– Ну так что, – он бросил на стол копию приказа, прикрывая денежные купюры, – вы собираетесь подчиняться приказам?

– Не знаю, какие у вас там приказы, капитан, – сказал рыжий картежник, – если бы вы посмотрели внимательнее, вы бы увидели, что все уже убрано.

Капитан с недовольным видом повернул голову, посмотрел вдаль и увидел, что палатка исчезла.

– Так что вы здесь делаете? – проворчал чекист.

– Разве не понятно? Играем в карты, – флегматично заметил Теофиль Олькевич из Вильды.

– Может, присоединитесь? – предложил Бродяк и еще раз похлопал по свободному сиденью.

Терпению Галася пришел конец. Он хлопнул дверью и вскоре исчез в толпе.

г. Познань

18:55

– Ну сколько тебя можно ждать? Я уже в семь должен быть в «Короне» на Старом рынке. Теперь не знаю, будет там клиент или нет. А он должен был сдать две тысячи марок. Надежный человек, от Франека Таракана с Пулвейской, но пугливый, сбежит, и не будет никакой валюты. Пойдет в какую-нибудь гостиницу, где его обуют. И он не получит денег, и я не заработаю, не говоря уже о Ричи. Счетчик уже полчаса работает… – Он кивнул в сторону белого «Полонеза», припаркованного на тротуаре. В это время он мог спокойно здесь стоять, потому что все парковочные места перед крупнейшим в Познани «Певексом» были уже свободны. Магазин закрыли полчаса назад, и покупатели давно разошлись. Не было и валютчиков, целый день дежуривших у входа в здание, предлагая обменять валюту.

– А что я могу, такая работа. Все из-за ресторана, – сказал Тунё Клык. – Я уже хотел идти с деньгами к Ричи, но набежали мусора из-за этой пьяни. Когда работника гардероба стали бить в морду, второй успел позвонить. Им с Кохановского через Театральный мост пять минут ехать. Образовалась пробка, потому что все хотели свалить оттуда, но не вышло. Выпускали по одному после предъявления документов. Хорошо, что не обыскивали, могли отобрать валюту и меня засадить на 48 часов. Пришлось тихо себя вести. Как только меня пропустили, я сразу прилетел сюда.

Тунё говорил правду насчет драки в ресторане, но он опоздал не из-за нее. Он заболтался с Каролем Великом с Лазаревского рынка. Он продавал новые складные велосипеды из магазина втридорога. У него был доступ к товару, так как его шурин был заведующим магазином в Ратаях. Когда приходила новая партия велосипедов, в продажу поступало всего несколько. Остальные сразу попадали к Каролю. Новые, еще пахнущие краской и смазкой, в заводской упаковке, на рынке в Лазаре они расходились как горячие пирожки. Кроме того, у Кароля были все необходимые запчасти и аксессуары. Бизнес шел хорошо, но не настолько, чтобы Кароль стал финансовым воротилой. Он зарабатывал на жизнь, не более того. Поэтому, как он объяснял Тунё, он решил сменить сферу деятельности, а самой доходной была валюта. Только вот у «Певекса» не могут стоять все желающие, потому что в Познани все места давно разделены. Нужны были знакомства и хорошие рекомендации. Их мог дать Тунё Клык, с которым они были давно знакомы.

За столиком в ресторане «WZ» они обсуждали, каким образом Кароль может войти в валютный бизнес, и что с этого получит Тунё. Он ведь должен что-то получить, если рекомендует нового работника своему шефу. Они сидели и спорили, потому что не могли прийти к согласию. Тунё выдвинул свои условия, а Кароль не соглашался, выпрашивал меньший процент. В конце концов стало совсем поздно, и именно тогда началась драка.

– Почему Франек Таракан сам не обменял валюту, а подсунул этого клиента тебе? – спросил Тунё.

– Он сказал, что клиент хотел договориться на вечер в ресторане, в приятной обстановке, а не на улице. Мне кажется, он боится и не хочет лишний раз светиться. Франек подумал обо мне, я все равно был бы там вечером, а у него какие-то свои дела.

Это объяснение, по-видимому, развеяло сомнения Тунё, потому что он перестал интересоваться этим делом и стал разглядывать здание «Балтики» на противоположной стороне улицы. Валютчик протянул в его сторону доллары, свернутые трубочкой.

– Ладно, Тунё, бери деньги, а я пошел, потому что не хочу упустить клиента, – сказал Марек Оспа, которого так прозвали из-за кожи на лице.

Марек руководил валютчиками, работавшими у «Певекса» на Грюнвальдской. Постоянно на него работали пятеро мужчин, которые каждый день продавали и покупали валюту. Всех, кто входил в эксклюзивный магазин с импортными товарами, останавливали валютчики и предлагали продать или купить доллары и марки.

«Певекс» закрывался в шесть вечера, и тогда здесь появлялся он. Он получал ежедневную выручку, оставляя валютчиками по десять процентов от заработанной суммы. Часть оставлял себе, а остальное отдавал курьеру, то есть Тунё.

Тунё Клык свое прозвище получил из-за тщеславия. Однажды он решил, что не должен тратить все заработанные деньги на выпивку и женщин. Он решил инвестировать в себя. Поэтому он пошел к стоматологу и заказал себе золотой зуб. Получилось красиво, но не слишком заметно. Тунё долго тренировался перед зеркалом и научился улыбаться одной стороной лица. Верхняя губа поднималась криво, но эффект был ошеломляющим. Все, с кем он разговаривал, могли оценить богатство убранства ротовой полости.

Тунё неплохо зарабатывал, поэтому появление второго золотого зуба было делом времени. Он посчитал, что в ближайшие два года, если все будет хорошо, он должен заработать на шесть золотых коронок. Тогда проблема кривой улыбки будет окончательно решена, потому что он решил украсить все передние зубы, а их будет видно даже без улыбки, во время обычного разговора.

Работа, благодаря которой Тунё хорошо зарабатывал, заключалась в том, что он сидел в ресторане и ждал клиентов. Клиентами были шефы нескольких групп валютчиков, которые сотрудничали с Ричи. Все они приезжали в ресторан, где заседал Тунё. В зависимости от дня недели это был «Смакош» на ул. 27 Декабря или бар при ресторане «WZ» на ул. Фредро. Он принимал дневную выручку, складывал в пакет и отправлялся в офис Ричи. Каждый день он шел пешком по Театральному мосту, пересекал ул. Домбровского, проходил мимо гостиницы «Меркурий», а потом кинотеатра «Балтика» и останавливался у «Певекса», где его ждал Марек Оспа. Он рассчитывался с ним в самом конце, потому что так ему было удобнее. С Грюнвальдской ехал трамвай, на котором он добирался в Юниково. Наверное, безопаснее было бы добираться на машине, ведь он каждый день возил в пакете несколько тысяч долларов, но Ричи считал, что никто не обращает внимания на невзрачного человека с обычным пакетом. Не нужно искать водителя, которому можно доверять, не нужны дополнительные расходы на машину, пришел к выводу Ричи, который был типичным примером экономного познанца.

Поэтому Тунё каждый день ездил на единице в Юниково. Он выходил возле ветлечебницы и пешком шел по ул. Серадской до характерных квадратных зданий автосервиса Ричарда Грубинского.

Тунё спрятал деньги в пакет Marlboro и пошел на остановку напротив книжного магазина в здании «Балтики». Он посмотрел на свои электронные часы. До семи оставалась одна минута. Через три должна приехать единица, поэтому можно не спешить.

г. Яроцин

19:00

Ей стало плохо, еще немного, и она упала бы со стула, на котором сидела. К счастью, Залевский вовремя заметил. Он схватил ее за плечо и помог положить голову на руки, которые аккуратно положил на стол. Он сказал ей дышать глубже, она сделала несколько глубоких вдохов, а он помог ей сесть прямо.

– Сможешь сидеть? – заботливо спросил он.

Она кивнула головой. Он дал ей стакан воды, которую она выпила.

Перед ней, по другую сторону стола, сидел огромный милиционер в форме с погонами старшего сержанта. Это он управлял «Нисой», которая вывезла их со стадиона. В комиссариате он представился и сказал, что его зовут Гжегож Коваль. Именно он показал ей два пластиковых мешка, в которых лежали билеты учащихся. Один принадлежал ей, второй – Иоланте. На вопрос, знакома ли она с владельцем билета, она ответила, что знакома. Это ее подруга, с которой она приехала в Яроцин. Потом этот Коваль стал расспрашивать, когда она видела ее в последний раз. Она спокойно рассказала о том, как Иоланта в первый же день исчезла с бывшими одноклассниками и больше не появлялась. Рассказывая об этом, она гадала, во что влипла ее подруга. Она злилась, что она ее бросила, а сейчас из-за нее ей приходится сидеть в милиции и оправдываться вместо того, чтобы веселиться на концерте. К тому же она расстроилась из-за Ярека. Она не знала, что ей обо всем этом думать. Вместо того, чтобы помочь ей, он испугался и сбежал. Она решила, что потом найдет его и скажет все, что она о нем думает. Он ведь бросил ее в момент, когда ей больше всего нужна была поддержка.