Текст книги "Одержимые дьяволом. Мой опыт психиатра рядом с паранормальным"

Глава 3. Джулия, королева демонов

Одержимость и нечеловеческие способности

Ночь перед первой встречей с Джулией выдалась странной и беспокойной. В моей семье любят животных, и в те времена в нашем доме обитали французский бульдог, кот и кошка – на полных правах официальных домочадцев. Все трое всегда хорошо ладили друг с другом. Кошки вообще часто спали вместе на нашей кровати, свернувшись двумя уютными клубочками.

Но той ночью (примерно в три часа) нас с женой разбудили громкие истошные вопли. Оказалось, что наши всегда мирные и воспитанные кошки вдруг сцепились, как боксеры в финальной схватке, нанося друг другу удары лапами и нешуточно царапаясь, с явным намерением нанести противнику серьезные травмы. Моя жена выхватила из драки кошку, я – кота, мы растащили их и закрыли в разных комнатах. Несмотря на это, соперники продолжали шипеть и угрожающе рычать за запертыми дверями. Мы с женой, озадаченные, вернулись в кровать, предположив, что причина ссоры в плохом кошачьем корме или одурманивающем влиянии запахов цветущей кошачьей мяты.

Утром нас разбудил звонок в дверь. На пороге дома я увидел отца Жака и Джулию. Черные брюки, темно-пурпурная блузка, свободно облегающая худощавую фигуру. Мне показалось тогда, что женщине около сорока или немного меньше. Ее короткие волосы были окрашены в черно-смоляной цвет, подводка глаз, такая же черная, уходила к вискам – этот стиль, как я понял позже, полюбился многим ее братьям и сестрам по культу.

Отец Жак, как обычно в своей черной одежде, маячил, держа руки в карманах и избегая смотреть мне в глаза.

– Это Джулия, – произнес он наконец. – Ей нужно кое о чем рассказать.

Джулия смотрела на меня с ухмылкой:

– И как вам понравились ваши кошки этой ночью?

Я уставился на нее, пораженный ее видом и, более того, ее странными словами. Она все смотрела на меня с высокомерной улыбкой, явно довольная собой.

– Что здесь смешного? – Я начинал раздражаться.

Она прислонилась к двери, и улыбка ее стала еще развязнее.

– Вот что, – я немного собрался с мыслями. – Я уважаю отца Жака, и он попросил меня встретиться с вами. Но вчерашнюю ночь повторять не будем, хорошо?

Мысли проносились в моей голове с бешеной скоростью. Что, черт возьми, я вообще говорю? Какое отношение она может иметь к нашим кошкам?

Джулия оставалась невозмутимой, как важный гость, не снисходя до сожалений.

Остаток дня я провел, пытаясь понять происходящее. Во имя Господа, во что я ввязался? Это был первый раз, когда я засомневался и даже поставил под вопрос целесообразность своего сотрудничества с отцом Жаком. Чтобы хоть немного снять груз с души, я позвонил ему и спросил, отбросив вежливость:

– О чем, ради всего святого, вы думали, приводя ее ко мне?

Он смущенно извинился и сказал, что она приехала раньше, чем он рассчитывал. Он хотел убедиться, что я дома, чтобы мы встретились как можно скорее. Отцу Жаку хотелось побыстрее получить мое мнение о ней, хотя сам он был уже полностью уверен в ее одержимости.

– Надо ковать железо, пока горячо, – заметил он, видимо, понимая, что ее порыв попросить помощи и исправить что-то в своей жизни скоро иссякнет. Затем он удивил меня еще раз, сказав, что такие странности уже случались с другим психологом, который до этого работал с Джулией. Его жена запретила ему подходить близко к «этой ужасной женщине» после того, как их бедный кот обезумел и разорвал в клочья диван в гостиной.

– Вы еще хотите мне что-то сказать? – Я был сильно расстроен этим неожиданным вторжением в свою личную жизнь.

Отец Жак продолжил:

– Она ведет себя вызывающе, да, но мне кажется, она хочет, чтобы мы ей помогли. Пока еще хочет. Ей нужна наша помощь, и чем скорее мы это сделаем, тем лучше. Ее секта не хочет отпускать ее и готова на все, чтобы помешать нам проводить обряды.

По словам отца Жака, Джулия была исключительным, настоящим случаем очень серьезной одержимости. Он объяснил, что она – не обычная сатанистка, а «верховная жрица» сатанинского культа, наделенная «особыми способностями». Он добавил, что от ее секты ему поступали угрозы, поэтому он верил ее словам.

Мы договорились, что я встречусь с ней на следующий день в моем кабинете.

Во время изгнания демона, полностью захватившего жертву, он может либо по своей воле, либо под давлением священника открыть себя и продемонстрировать сверхъестественные способности. Это может произойти не только в момент обряда или в ходе диагностики, жертвы часто проявляют некоторые из признаков одержимости во время транса. Духи могут говорить на неизвестных жертве языках, показывать нечеловеческую силу или же открывать «скрытое знание», рассказывая о предметах, непознаваемых обычными методами познания, – вроде тех, о которых так любят говорить экстрасенсы. Конечно, эти способности – «заслуга» демона, а не жертвы. При одержимости наблюдение паранормальных способностей явно указывает на присутствие чуждого злого духа, контролирующего происходящее.

Несмотря на возражения, высказываемые время от времени так называемыми парапсихологами и спиритуалистами, люди сами по себе не обладают такими силами.

Однако отец Жак объяснил мне, что могущественный дьяволопоклонник – или поклонница вроде Джулии, – открыто посвятивший себя Сатане и поклоняющийся ему, может быть вознагражден подобными «привилегиями», которыми оперирует теперь «от своего лица». То есть Сатана позволяет своим адептам демонстрировать паранормальные способности не только в трансе одержимости, но и в обычном состоянии сознания. По «благословению» Сатаны люди совершают нечеловеческие деяния, но не собственными силами, а странным образом черпая энергию из демонических источников.

По моему опыту, люди очень редко заслуживают такую «благосклонность», намного реже, чем обычную одержимость. Но Джулия, как я вскоре убедился, была совсем не обычной. Она открыто демонстрировала свои способности, наслаждаясь «милостью» своего покровителя.

* * *

На следующий день отец Жак и Джулия снова были у меня. Я пригласил Джулию зайти в мой кабинет. Не здороваясь, не сказав ни слова, она прошла к моему широкому подоконнику, уставленному маленькими горшочками с форцизиями, и принялась увлеченно поливать растения. Я снова был обескуражен ее бесцеремонностью и полным пренебрежением к любым формальностям и обычной вежливости.

– Мне нравится изучать растения. Мы любим растения и животных. Хотя, может быть, не всех животных. – Она хихикнула над своей же остротой. – Но мы не как эти глупые христиане, ненавидящие природу, понимаете?

Последующие несколько месяцев, прошедшие в разговорах с Джулией, она всегда подчеркивала, что хочет жить в гармонии с так называемым «миром природы», и это было основной причиной, толкнувшей ее на путь сатанизма. Она считала традиционные религии противоестественными и подавляющими.

– Это моя философия, док, – сказала она как-то. – Позволять, а не сдерживаться. Жить естественно, а не мечтать о несбыточном и «духовном». Отомстить, а не подставлять другую щеку.

Это звучало как своего рода символ веры ее секты, и как-то раз она даже записала его для меня на бумаге.

Ей нравилось называть меня «док», и это показалось хорошим знаком. По всей видимости, врачи вызывали у нее больше доверия, чем священники. Услышав однажды, как она разговаривала со священником, я боялся, что она и ко мне будет так же немилосердна. Но думаю, она понимала, что я могу отреагировать на любую ее бестактность, и, как оказалось, была больше склонна уважать и прислушиваться к советам врача, нежели к словам священников, пусть и сказанным с благими намерениями. Она хотела знать мое мнение по поводу, как она сказала, «сделки с одержимостью».

– Я знаю, я одержима, – призналась она. – Я вырубаюсь, а после не могу вспомнить, что со мной было. Они мне рассказывают потом, что я говорила чужим голосом. Не знаю. Ничего не помню. Я точно знаю, что это демон. Не сам Сатана, нет. Он такой мелочевкой не заморачивается. Но это от него. У него все под контролем. Я давно следую за Хозяином, я многие годы делала все, что он велел.

Меня поразило, как спокойно и рационально описывала Джулия свое состояние. Это было не то, чего я ждал. Она стояла перед окном моего кабинета и смотрела на соседние дома и окружающий их лес. Я выбрал этот кабинет специально из-за вида и часто любовался из окна на живописные окрестности, как Джулия сейчас. Если бы я не знал, что происходит у нее внутри, то легко мог бы принять ее за одну из своих обычных пациенток. Она выглядела умной и умеющей сдерживать эмоции женщиной и теперь уже не казалась мне такой неуравновешенной или ограниченной, как вначале.

Все же я решился заглянуть немного глубже ей в душу, понадеявшись, что она откроет мне что-то важное из жизни, что позволит лучше понять ее ситуацию и психическое состояние.

– Как вы думаете, почему это произошло с вами? – спросил я.

Она ответила, что не имеет ни малейшего представления. Это показалось мне странным.

– Ну да, это Сатана, конечно, его дела. У него свои причины. Но я не знаю почему. И да, мне это не нравится. Хотя идти против дьявола никогда не стоит, но я решила попросить помощи. Секте это тоже бы не понравилось, поэтому пришлось наврать им, что я хочу проникнуть в церковь и навредить какому-нибудь священнику. Я надеюсь, что они мне поверили, хотя очень опасаюсь, что они пойдут против меня. Но я чувствую, что должна избавиться от этого. Говорят, мне может помочь только священник или пастор. А психиатры? Не думаю… Я не сумасшедшая, я знаю.

Ее искренность произвела на меня впечатление, в том числе и ее мысли о священниках.

После этого она наконец позволила себе удобно устроиться за моим столом, видимо, расслабившись от неспешной беседы. Я решил дать ей выговориться, и это, похоже, было тем, в чем она нуждалась. Я быстро почувствовал, что ей нравится, когда я просто молча слушаю. Она вполне подтвердила давнее наблюдение психиатра: говорите мало – и люди расскажут вам все. Плюс она видела, что я принимаю ее всерьез, не беру с нее денег, не считаю ее заведомо психически больной и не хочу закрыть ее в психиатрическом стационаре.

Она упомянула в разговоре, что отец Жак водил ее передо мной к паре психологов. Он сказал ей, что они считают, что ее странное состояние не подходит под описание какой-либо психологической проблемы. Будучи верующими, оба согласились, что она одержима. По ее словам, отец Жак захотел получить еще и мнение профессионального врача. Она немного повеселела, вспомнив, как два этих «мозгоправа» немного ее побаивались.

– Потом он позвонил своему знакомому священнику-иезуиту. У него, кажется, много связей, большие люди. Этот священник был еще и психиатром. Мне он не понравился. Настоящий зануда. Он сказал, что не может все объяснить по телефону, но всячески пытался доказать мне, что мои идеи «неправильные». Представляете себе, какое самомнение у парня? Высказывает мне свои идиотские соображения, хотя никогда меня не видел и не знает всех фактов. Он – и эти его дурацкие тяжелые красные занавески.

– Откуда ты знаешь, что у него красные занавески? – спросил я. – Ты же сказала, что говорила с ним по телефону?

Джулия рассмеялась, просияв от радости. С огоньком в глазах она рассказала, что у нее есть кое-какие «силы». Одной из них была способность, называемая исследователями паранормального «ви́дением на расстоянии».

– Еще я могу сеять хаос, когда захочу.

Я схватывал ее слова на лету. Мое изначальное недоверие рассеивалось по мере того, как Джулия делилась все новыми тайнами.

– Не хочу вдаваться в подробности. Скоро сам узнаешь.

Она обещала открыть все без утайки, но была еще не готова рассказывать что-то о своих отношениях с Сатаной или о лидере своей секты и других участниках.

– А может, тебе лучше не знать всего этого, понимаешь меня, док?

Отец Жак был полностью уверен, что Джулия связана с одной известной группой дьяволопоклонников. Я также слышал, от нее самой, что она сатанинская ведьма – это показалось мне фантастическим, несмотря на то что она говорила искренне. Как бы то ни было, я начинал доверять ее словам, или, сказать точнее, я принял как допущение, что ее рассказ может оказаться правдой. По крайней мере, она не производила впечатление запутавшейся или ищущей дешевой сенсационной известности особы.

Она сказала, что она не какая-то там жалкая «чокнутая», как думает этот иезуит.

– Он сказал отцу Жаку, что лучше меня закрыть в психушку и наблюдать. – Я впервые увидел, как Джулия по-настоящему разозлилась. – Никогда в жизни я не нуждалась в помощи психиатров.

Несмотря на поднимающийся в ней гнев, все было сказано с такой уверенностью, что я снова удивился логичности ее страстных суждений.

– Ты же этого не сделаешь? Не закроешь меня в клинике против воли? Священник сказал, что ты не такой ограниченный, как большинство мозгоправов. И что ты уже имел дело с такими, как я.

Я сказал, что не в моих принципах класть в больницу людей без их желания, если они не опасны для себя и других. Джулия, кажется, успокоилась.

– Думаю, я могу тебе довериться. Ты выглядишь честным, хочу тебе сказать. Отцу Жаку я тоже доверяю. Он на самом деле милый. Вроде занудный, но сердце у него доброе. Я очень надеюсь, что он знает, что делает. Не особо уважаю я священников… Некоторые такие тупые. А другие и того хуже, понимаешь, о чем я?

Что ж, я услышал достаточно и решил не торопить события. Я хотел знать, объяснил ли ей уже отец Жак, что я играю здесь роль не врача, а бесплатного консультанта священника, и поэтому не смогу сохранить врачебную тайну. Я немедленно сказал ей об этом и спросил, приемлемо ли это для нее. Она с готовностью согласилась.

Также я посчитал нужным сказать, что ее общение со мной является делом добровольным и что я не буду предлагать ей какого-то лечения или выписывать лекарства. Скорее я собирался исследовать ее взгляды и постараться понять те противоречия, которые привели ее к поискам избавления. Я сказал, что она может приходить, когда ей удобно или когда отец Жак посчитает это целесообразным, хотя попросил ее никоим образом не пытаться вносить сумятицу в мою жизнь и жизнь моей семьи. Я удержался, чтобы не добавить «снова», памятуя о происшествии с нашими кошками. Если она решит, что ей нужен лечащий врач или помощь в выборе лекарств, я постараюсь все устроить.

И снова Джулия рассмеялась и повторила, что ей не нужно ни первое, ни второе и что она не сумасшедшая. Она сказала, что желает пройти обряд экзорцизма еще несколько раз, и вспомнила, что отец Жак хотел, чтобы она рассказала мне о своих страхах по поводу будущего.

* * *

Она оказалась более чувствительной и разумной, чем можно было ожидать от человека, присоединившегося к темному культу. Позже я увидел, что именно благодаря интеллекту она смогла занять такое высокое положение в секте, став ее «верховной жрицей», кем-то вроде языческой королевы.

А потом я увидел, что она кусает свои губы. Мне показалось, Джулия испытывает какое-то смущение, неуверенность и за ее внешней смелостью и прямотой прячется кто-то тихий и ранимый.

– А правда можно избавиться от такой проблемы? – спросила она.

– Да, многие избавились, и ты сможешь, – сказал я уверенным тоном. За этой уверенностью стоял мой опыт работы со многими, хотя, возможно, и не столь сложными случаями одержимости. – Но это не быстро. Ты должна над этим работать. Ты должна этого хотеть.

Когда она ушла, отец Жак захотел подробно обсудить ее ситуацию. Он полагал, что одержимость вызвана ее сатанизмом и темным образом жизни, хотя назвать точную причину, почему это случилось именно с ней, он не мог. «Это всегда загадка, почему один человек с таким прошлым становится одержимым, а другой, с очень похожими желаниями и историей, – нет. Мне кажется, она дала обет совершить какое-то особенное и важное служение Сатане. Интересно, что же она пообещала за свои возможности и за свое высокое положение в секте?..»

Отец Жак знал не очень много об этом культе, но сказал, что Джулия жила раньше с несколькими адептами. Она прошла уже несколько обрядов экзорцизма, хотя и без особого успеха, но отец Жак сохранял оптимизм. Однако, зная об ее отказе окончательно порвать с сектой, я подумал, что ожидания отца Жака лучше всего описывает слово «сверхоптимистичные».

Я осознавал, что ему не очень нужен мой диагноз. Вместо этого его интересовала причина, почему Джулия не уверена, что ей стоит продолжать экзорцистские обряды. Он надеялся, что я смогу помочь ему разобраться с ее мотивами.

Отец Жак подтвердил, что до меня Джулию обследовали два психолога. Я связался с ними, чтобы проконсультироваться и сравнить впечатления их и отца Жака. Первого специалиста я хорошо знал и доверял его квалификации. Обследовав Джулию, он пришел к заключению, что она не психопат. Второй психолог был с этим согласен. «Я не увидел никакой бредовой симптоматики, и мне кажется, ей незачем что-то выдумывать, – сказал он, дословно. – Может быть, ей и нравится пугать людей своей силой, но я не думаю, что она преувеличивает. Она говорит много конкретных вещей. Я не могу понять, чисты ли ее мотивы – лгала ли она с самого начала, когда говорила, что хочет избавиться от одержимости. Это как-то непоследовательно – обращаться за помощью в церковь, говоря при этом, что хочешь остаться в секте».

Никто из психологов не считал, что Джулия психически больна, даже притом что они, как и я, заметили определенные симптомы «личностного расстройства», то есть укоренившиеся и неисправимые черты характера, а в ее случае тяжелого и давно сложившегося характера. Оба согласились, что нет медицинского или другого простого объяснения паранормальных явлений, сопровождающих Джулию, а ее история звучит достаточно правдоподобно.

Отец Жак в этом не сомневался.

* * *

Спустя несколько дней после первой встречи с Джулией в моей кабинете мы с отцом Жаком мчались по шоссе на стареньком «Шевроле» священника. Джулия была с нами. Отец Жак искал подходящее место для следующего ритуала экзорцизма, по крайней мере так он сам объяснил цель нашей совместной поездки. Позже я догадался, что он, вероятно, хотел, чтобы мы втроем побыли вместе, а я понаблюдал за Джулией в обычной обстановке. Я занял место рядом с водителем, Джулия сидела сзади, наедине со своими мыслями. Мне хотелось поговорить с ней, но нервная манера езды отца Жака не давала сосредоточиться.

– Я буду ассистентом экзорциста, – отец Жак бросил свой «шеви» между полосами, то и дело давя на тормоза. – Главный экзорцист – очень интересный человек. Ты сам скоро с ним познакомишься.

И тут откуда-то сзади раздался низкий, хриплый голос: «Оставь ее в покое, ты, долбаный обезьяний священник». Испуганный, я обернулся и увидел, что Джулия пялится на нас со сжатыми в кулаки руками. «Она наша. Мы ее никогда не отпустим. Ты пожалеешь, глупый обезьяний священник». Это упоминание «обезьян», как я чувствовал, ясно показывало, как злые духи относятся к людям.

Звук исходил изо рта Джулии, но то была не Джулия. Лицо ее выглядело отстраненным, скорее даже отсутствующим. Все продолжалось около десяти минут. Затем внезапно голос прекратился, а Джулия вышла из состояния, которому я стал непосредственным свидетелем. Сама она не понимала, что только что с ней произошло. Я спросил, помнит ли она, что наговорила священнику. Она сказала, что ничего не помнит. Потом она захотела узнать, что же она сказала. Ее также интересовало, где мы находимся и сколько уже проехали.

После этой поездки всякие сомнения по поводу ее состояния у меня исчезли. Но я все же хотел узнать больше, особенно меня интересовало, что же она имела в виду, называя себя сатанинской ведьмой, это все еще казалось мне чем-то фантастическим.

Через несколько дней мы встретились с ней снова, на этот раз у отца Жака. Не откладывая, я сразу спросил ее – как она видит себя и свою роль в секте. Джулия ответила, что наслаждается своими возможностями. Она очень гордилась ими. «Забавная гордость», – подумал я, вспомнив об их источнике. Улыбнувшись, она пообещала скоро все продемонстрировать. Я попросил рассказать об этом больше.

– Ты должен понять, я – жрица культа, – сказала она. – Я их королева, королева Сатаны. Я верю только ему.

Она продолжала:

– Как ты думаешь, зачем люди поклоняются Сатане? Все думают, что мы просто суеверные, сумасшедшие, что мы бредим или все придумали. Но я не сумасшедшая и никогда не ходила и не нуждалась в мозгоправах. Ты думаешь, мы стали сатанистами, потому что глупые? Да потому что мы получаем много чего взамен. Мы служим Сатане, а он в ответ заботится о нас и дарит нам разные блага.

Джулия сказала, как бы между делом, что ее паранормальные «способности» – это обычная привилегия поклонника (или поклонницы) дьявола высокого ранга. «Мне это положено», – отрезала она. Она не возражала против слова «ведьма», но считала, что ее статус выше, чем у обычной ведьмы. Она гордилась своим положением и настаивала, что такими способностями, как у нее, обладают только «могущественные ведьмы, а не какие-то простые, заурядные ведьмы».

Ее взвешенная и спокойная оценка своих «даров» производила впечатление. За годы работы психиатром и психоаналитиком я не встречал никого, похожего на Джулию. Помимо уже известной мне способности видеть скрытое от глаз на расстоянии Джулия обладала даром узнавать тайны о жизни других людей без прямого контакта с ними. Однажды она рассказала мне об обстоятельствах смерти моей собственной матери, точно указав причину – рак яичников, – о чем никак не могла узнать из открытых источников. Она открыла много тайн из жизни и других людей. Часть этого понимания относится к обладанию «тайными знаниями». Как было сказано выше, это классический признак одержимости, как и говорение на неизвестных языках.

После нашего разговора я позвонил отцу Жаку, чтобы обсудить дату следующего ритуала для Джулии. Внезапно в наш телефонный разговор вклинился чей-то чужой шипящий голос: «МЫ ГОВОРИМ ТЕБЕ, ОСТАВЬ ЕЕ, ТЫ, ДОЛБАНЫЙ СВЯЩЕННИК. ОНА ПРИНАДЛЕЖИТ НАМ, А НЕ ТЕБЕ. ТЫ ОБ ЭТОМ ПОЖАЛЕЕШЬ».

Голос был таким же угрожающим и страшным, как тот, что я слышал в «Шевроле» отца Жака. Как бы банально это ни звучало, я ощутил, как волосы встают дыбом на моем затылке, и от испуга чуть было не бросил трубку.

Я спросил отца Жака, слышал ли он этот голос.

– Я слышал раньше голос демона по телефону несколько раз, – ответил он. – И всегда это были серьезные дела.

Я почувствовал, как что-то снова вторгается в мою жизнь, даже сильнее, чем во время той истории с кошками. Они могут залезть даже в мой телефон, думал я. Как далеко могут зайти эти существа, манипулируя вещами вокруг, даже нашими личными вещами? Линия фронта вырисовывалась более четко. Я тоже стал целью для них, по крайней мере попал в их поле зрения. Так как я пытался помочь Джулии, наши демоны-враги теперь решили, что я часть их проблемы. Каких еще сюрпризов от них ждать?

Я всегда считал, что здоровый скептицизм должен задавать тон во всех этих расследованиях, но было трудно и странно сохранять недоверие ввиду таких обескураживающих фактов. После того как я сам видел, что происходило с Джулией в машине, после ее слов о наших кошках, и вот теперь, услышав этот угрожающий голос по телефону, я утратил все оставшиеся сомнения по поводу тяжести ее положения. Происходившее явно находилось за рамками медицины, и теперь это было намного сложнее всего, что я видел в других случаях.

Я не нашел никаких психиатрических или других причин, могущих объяснить эти явления. Чем дольше я наблюдал Джулию, тем труднее было считать ее состояние каким-то психическим расстройством, особенно когда происходило так много непонятных и странных вещей. По опыту работы в психиатрии я помнил много пациентов с так называемым «раздвоением личности», которое сейчас более правильно называют диссоциативным расстройством личности. Но это был не тот случай. Хотя такие пациенты действительно «раздваиваются», но те изменения и другие паранормальные проявления, которые я лично наблюдал у Джулии, убедили меня, что с ней происходит нечто, далеко выходящее за рамки любой психиатрической симптоматики. И снова я спрашивал себя – во что же я впутался?

Перед очередным запланированным для Джулии обрядом экзорцизма у меня случился с ней еще один долгий разговор. Я спросил ее прямо:

– Почему ты сомневаешься, продолжать ли тебе дальше? Ведь ты сама об этом просила.

Она ответила не сразу. Я пытался понять ее эмоциональное состояние. Что в ней? Отрицание и злость? Манипуляции и интриги? Страх? Мне казалось, что все эти варианты вполне реальны.

Наконец, опустив вниз голову, она выдавила из себя:

– Мне страшно. Мне плохо. Я хочу, чтобы все это ушло.

– Хорошо. Расскажи мне больше, – сказал я.

Она вздохнула и начала наконец свою «длинную историю». Жизнь ее не была легкой. Она была крещена в католичестве и даже ходила в католическую школу, но никогда не воспринимала религию всерьез. Ее детство «не было таким уж хорошим» – это было вполне ожидаемо. Однако подробно о своих взаимоотношениях с родителями она говорить не захотела, впрочем, и критики в их адрес тоже не прозвучало.

Когда она была уже подростком, к ней стал проявлять интерес один священник. «Я скоро догадалась, чего он хочет». По словам Джулии, в итоге он ее изнасиловал. Это, как ни странно, не нанесло ей большой травмы, хотя, как она отметила, определенно оттолкнуло ее от церкви. В то время она была совсем неопытной, но очень интересовалась сексом и наслаждалась самим физическим контактом, пока не начала понимать лучше, что такое секс.

Она называла это всего лишь «развлечением», но признала, что сексуальное насилие все же имело больший эффект, чем простое разочарование в церкви. Она считала, что это в итоге способствовало ее знакомству с местной группой сатанистов, о которой рассказал ей знакомый после того, как она пожаловалась на священника.

Я хорошо себе представлял, что чувствуют жертвы такого насилия, особенно когда оно исходит от тех, кому люди естественным образом доверяют. Как мне показалось, Джулия пытается купировать травмы и стрессы своей юности и детства. Я подумал, что, раз она решилась открыть мне больше, чем кому-либо другому, возможно, она готова принять помощь.

Однако я напомнил себе, что я не ее врач и мне не нужно, чтобы она утонула в эмоциональных воспоминаниях. Я видел, как некоторые пациенты буквально рассыпались на части после сеансов, на которых впервые выдавливали из себя подобный травмирующий опыт. Но Джулия говорила о болезненных воспоминаниях ясно и беспристрастно и не выглядела эмоционально подавленной.

Как психиатр я чувствовал, что она опускает многие детали, но не стал заострять на этом внимание, давая ей свободно высказаться. Было довольно трудно уследить за динамикой ее воспоминаний. Мне, например, хотелось бы узнать больше о ее раннем детстве и об обстановке, царившей в секте. Но, как я уже сказал, я не был ее лечащим врачом, поэтому решил просто дать ей говорить о том, о чем она сама хочет и в ее собственном темпе.

В ее истории было много белых пятен, однако в итоге у меня возникло впечатление, что в этом странном культе она пыталась найти замену семье.

– Я была влюблена в лидера секты, одного харизматичного парня по имени Дэниел, – сказала она, подтверждая мои мысли. – Он был первым сильным мужчиной, с которым я встречалась или была в отношениях. Очень красивый, властный и слегка смуглый – в отличие от того бледнокожего священника, который выглядел так, как будто всю жизнь просидел в библиотеке. Дэниел был сама опасность. Я знаю, некоторым женщинам нравятся «плохие парни». Думаю, это про меня.

Поиск удовольствия – как смысл существования – лежал в основе ее самоидентификации. По ее словам, таково обычное мировоззрение настоящего сатаниста. Джулия рассказала, как секта в итоге признала ее своей королевой. Она называла себя «королевой Лилит», по имени легендарной демоницы-соблазнительницы. В секте также поклонялись Асмодею, «демону вожделения», уточнила Джулия. Однако ей больше нравилось называть себя «королевой чувственных наслаждений». Именно так она подписывала свои письма, отправленные отцу Жаку, которые он мне показывал.

Секс занимал особое место во всей этой истории. Секс был важной частью многих подобных культов, формируя как их содержание, так и внешние проявления. Женщины, особенно молодые и желанные, часто рассматривались как источник «блага» – и их домогались, пока не получали это «благо». Мужчины-лидеры часто ограничивали женщин, подчиняя их ради удовлетворения собственных чувственных желаний и исключая «младших» мужчин-адептов из круга потребителей таких радостей.

Джулия практиковала разные виды нетрадиционного секса.

– О, я была настоящей извращенкой, – сказала она со смехом. – Я и сейчас такая.

Ей льстило, что священник, умный и образованный мужчина, считал ее соблазнительной, но я не видел, чтобы она была сильно привязана или увлечена им, как это часто бывает у пациентов с пограничными расстройствами.

Она не оценила его сексуальное мастерство, описав священника как неопытного и неумелого, хотя «милого и нежного человека». Без особых эмоций она рассказала, что в итоге он был лишен своего сана. Она предполагала, что позже он покончил с собой.

Совсем по-другому она описывала свой опыт с Дэниелом:

– Секс с ним был чем-то особенным, о чем я всегда мечтала, фантазировала… иногда это было грубо… но меня это очень возбуждало.

Нередко случались оргии и с другими членами секты, что также ее сильно заводило. Джулии нравилось ощущать, что все мужчины вокруг мечтают заняться с ней сексом. Она испытывала ревность, когда видела Дэниела с другими женщинами, но это была именно та жизнь, которую она сама выбрала.

Ей нравились эти оргии, «вечеринки», как она их называла. Но в то же время секс был и частью более сложных ритуалов. Джулия не торопилась раскрывать мне все, что знала о регулярно проходивших в секте «черных мессах», как называют их сатанисты, мрачно пародируя традиционную католическую литургию. Исследователи считают, что такие церемонии впервые начали проводиться в Средние века, а возможно, еще раньше. Хотя формы ритуалов претерпевали изменения на протяжении столетий, секс и биологические жидкости всегда играли в них важные роли. Джулия была не очень многословна, рассказав лишь, что во время церемоний они одевались в мантии и использовали украденные церковные гостии[16]16
  Аналог католических гостий в православии – просфоры.


[Закрыть].

Дэниел верховодил на этих темных обрядах в полном облачении сатанинского жреца, как самый могущественный член секты. Он полностью предался Сатане и постоянно молился ему, за что и был вознагражден многими привилегиями. Его силы затмевали возможности Джулии. Она пыталась вспомнить, были ли у него какие-то другие занятия и образование, однако после ее рассказа у меня сложилось впечатление, что он был довольно злым и недалеким парнем, настоящим нарциссом.