Текст книги "Пожиратели тьмы: Токийский кошмар"

Часть I
Люси

Мир под правильным углом

Даже позже, когда Джейн, матери Люси, было трудно найти что-нибудь хорошее в собственном муже, она признавала, что однажды Тим Блэкман спас жизнь их дочери.

Тогда Люси был год и девять месяцев, и они всей семьей жили в арендованном доме в маленькой деревне в графстве Суссекс. С младенчества девочка страдала от жестоких приступов тонзиллита, из-за которого поднималась температура и воспалялось горло. Родители обтирали ее водой, чтобы охладить, но жар не проходил, а когда болезнь все-таки отступала, через несколько недель все начиналось заново. Однажды Тим пришел пораньше с работы, чтобы помочь Джейн ухаживать за больным ребенком. Ночью он проснулся от крика жены, которая встала, чтобы проверить, как там дочка.

Когда Тим вошел в детскую, Джейн уже бежала вниз по лестнице.

– Люси лежала в кроватке и не шевелилась, вся холодная, – рассказывал Тим. – Я схватил ее и положил на пол, и она синела прямо на глазах, приобретая жуткий иссиня-серый оттенок. Видимо, кровь перестала циркулировать по телу. Я не знал, что делать. Я обнимал ее на полу, а Джейн вызывала по телефону скорую помощь. Люси не издавала ни звука, не дышала. Я попытался открыть ей рот. Челюсти были плотно стиснуты, но двумя руками я все-таки разжал их и держал рот открытым, придерживая большим пальцем челюсть, а остальными достал запавший язык. Я не знал, правильно поступаю или нет, но пытался хоть что-то сделать, поэтому наклонил голову дочери набок, вдохнул ей в ротик воздух и надавил на грудную клетку, чтобы он вышел, снова вдохнул и надавил, и тут она начала дышать самостоятельно. Мне было худо от страха и волнения, но скоро я увидел, как у нее розовеет кожа, а к тому времени уже приехала скорая помощь и бригада спешила по маленькой узкой лестнице, прекрасные крепкие парни с массивным грохочущим оборудованием, мне они показались огромными, размером с наш дом. Они разобрали носилки, уложили на них Люси, спустили вниз и занесли в машину. И все обошлось.

У Люси случились фебрильные судороги и мышечный спазм из-за высокой температуры и обезвоживания, в результате у нее запал язык, не давая свободно дышать. Еще несколько минут, и она умерла бы.

– В тот момент я понял, что хочу еще детей, – признался Тим. – Осознал со всей ясностью. Я думал об этом и раньше, когда Люси только родилась. Но в те минуты я понял, что не переживу потери единственного ребенка.

Люси родилась 1 сентября 1978 года. В переводе с латыни ее имя означает «свет», и, даже когда малышка подросла, по словам ее матери, она стремилась к яркому свету, а в темноте чувствовала себя плохо, поэтому даже на ночь включала в своей комнате все лампы.

Роды у Джейн длились шестнадцать часов, и их пришлось стимулировать. Плод располагался поперек, и из-за тазового предлежания процесс родов был очень болезненным. Однако малышка весом три килограмма шестьсот граммов родилась здоровой, и молодые родители испытали невероятное, хоть и трудно доставшееся, счастье появления на свет первенца.

– Я была счастлива, абсолютно счастлива, – признавалась Джейн. – Впрочем, думаю, когда становишься матерью… Мне только хотелось, чтобы моя мама была рядом, ведь я так гордилась тем, что у меня появился ребенок. Но ее не было, поэтому к радости примешивалась грусть.

Детство у Джейн вообще выдалось грустным. Да и взрослая жизнь была отмечена сокрушительными потерями, привившими женщине склонность к горькому и мрачному черному юмору, направленному то на самобичевание, то на яростную самозащиту. Джейн было далеко за сорок, когда я с ней познакомился. Я увидел стройную привлекательную женщину с короткими русыми волосами и резкими строгими чертами лица. Одевалась она аккуратно и скромно, глаза обрамляли длинные пушистые ресницы, но вместо девичьей мягкости в ее взгляде отчетливо сквозили уверенность в собственной правоте и абсолютная нетерпимость к дуракам и снобам. В душе Джейн шла беспрерывная борьба между гордыней и жалостью к себе. Она напоминала лису, упрямую изящную лису в темно-синей юбке и жакете.

Ее отец руководил киностудией, и Джейн с младшими братом и сестрой росла в дальнем предместье Лондона. Жизнь среднего класса была строгой и довольно унылой: работа по дому, обучение хорошим манерам за столом и ежегодные летние каникулы на ветреном английском побережье. Когда Джейн исполнилось двенадцать, семья переехала в Южный Лондон. Утром первого дня в новой школе девочка вошла в спальню матери, чтобы поцеловать ее на прощание, и застала ее спящей после бессонной ночи от головной боли.

– Я сразу поняла, что произойдет нечто ужасное, – рассказывала Джейн. – И спросила отца: «Она же не умрет?» Он ответил: «Нет, что за глупости, конечно же нет». Когда я пришла домой из школы, мама уже умерла. У нее обнаружилась опухоль мозга. С тех пор отец так и не оправился. Он был сломлен, полностью разбит, и мне пришлось стать сильной. Тогда и закончилось мое детство.

Матери Джейн на момент смерти было сорок.

– По будням о нас заботилась бабушка, по выходным папа, – рассказывала она. – Помню, как он все время плакал.

Однако через год и три месяца после смерти супруги он женился на молодой женщине, которой не исполнилось и тридцати. Джейн пришла в ужас.

– Ведь у него было трое детей, и он даже с ними не справлялся. Настоящий кошмар. На самом деле я мало что помню из детства. Когда испытываешь шок и претерпеваешь такую боль, мозг стирает все из памяти.

В пятнадцать лет Джейн бросила школу. Она окончила курсы секретарей и нашла работу в большом рекламном агентстве. В девятнадцать она отправилась с подругой на Майорку и прожила там полгода, работая на автомойке. Тогда в Испанию приезжало не так много туристов из Британии, и Балеарские острова считались редким экзотическим направлением. Там отдыхал известный футболист из клуба «Манчестер юнайтед» Джордж Бест.

– Я с ним не встречалась, но видела его в барах в окружении красавиц, – рассказывает Джейн. – Сама я держалась слишком благоразумно и осторожно. У меня прямо-таки на лбу было написано: «Целомудрие». Пусть все вокруг веселились, но только не я. В общем, скукота.

Однажды на Майорке целомудрие Джейн подверглось испытанию в лице едва знакомого парня, который появился у ее входной двери и попытался поцеловать.

– Я оскорбилась до глубины, потому что почти не знала его, вдобавок дело происходило средь бела дня. Думаю, паренек был из Швеции. И хотя я не давала ему никакого повода, впредь стала вести себя еще осторожнее. Я наслаждалась солнцем и морем, много гуляла, но не могу сказать, что отрывалась на Майорке, потому что я сохраняла благоразумие. До свадьбы у меня вообще никого не было.

С Тимом Джейн познакомилась в двадцать один год. Тогда она жила с отцом и мачехой в городке Чизлхерст в Бромли, одном из пригородов Лондона. Тим Блэкман был старшим братом приятеля Джейн, и ей о нем все уши прожужжали.

– Мне говорили: «Вот отличный парень, – вспоминала она. – Идеальная пара».

Тим только что вернулся с юга Франции, где жил со своей девушкой-француженкой.

– Когда он все-таки начал со мной флиртовать, я бросила на него свой ледяной взгляд, – рассказывала Джейн. – Наверное, он впервые получил отказ от девушки и счел меня недотрогой. Но, если честно, мне просто не хватало опыта. Вокруг множества моих очень красивых подруг постоянно крутились мужчины, а я на дискотеках обычно сторожила сумочки. Тим не мог понять, почему я не попалась к нему на крючок, а мне не верилось, что мной кто-то заинтересовался. Видимо, поэтому все и закончилось женитьбой.

Свадьба состоялась через полтора года, 17 июля 1976 года, когда Тиму исполнилось двадцать три.

Блэкман заправлял обувным магазином в соседнем городке Орпингтон, последним из сети, которую когда-то развернул его отец по всему юго-востоку. Но магазин обанкротился, и Тиму пришлось полгода жить на пособие по безработице. Он содержал молодую семью благодаря случайным заработкам, помогал друзьям в качестве внештатного художника и декоратора.

– Мы жили от зарплаты до зарплаты, – признавался он. – Начало восьмидесятых стало очень трудным, тяжелейшим периодом. Мы не знали, где взять очередные пятьдесят фунтов. Но мы вместе с малышкой обитали в чудесном доме в стиле Лоры Эшли[2]2
  Известный дизайнер интерьеров в классическом английском стиле.


[Закрыть], и жизнь была прекрасна. Приятно вспоминать детство Люси.

В мае 1980 года, меньше чем через два года после рождения первого ребенка, на свет появилась Софи, а еще через три года – Руперт. Тим нашел партнера по бизнесу и, оставив стезю декоратора, занялся строительством. В 1982 году семья переехала на несколько километров севернее, в симпатичный спальный район городка Севеноукс. Здесь их мытарствам пришел конец, и Джейн смогла создать для собственной семьи атмосферу, о которой всегда мечтала сама: цветы, красивые платья и детский смех.

Коттедж, в котором они жили, – Джейн окрестила его «Маргариткой», – смотрел прямо на частную среднюю школу Грэнвилл, очень престижное учебное заведение. Оно воплощало все мечты Джейн: идеальное место даже для самых застенчивых детей, о котором каждый выпускник вспоминает с улыбкой. Девочки начиная с трехлетнего возраста носили форму, платья в голубую клетку и серые шерстяные шапочки с помпоном, а на весенние праздники украшали голову венками из цветов. В школьное расписание входило обучение реверансам и танцам вокруг Майского дерева[3]3
  Украшенное лентами и гирляндами дерево или столб, который по традиции устанавливают к первому мая.


[Закрыть].

– Окна нашей спальни выходили прямо на детскую площадку, – вспоминала Джейн. – Просто идеальное расположение: Люси играла, а потом подходила к окну и махала мне рукой, а я махала ей в ответ.

Школа словно сошла со страниц старинной детской книжки с картинками.

– Мы как будто очутились в стране грез, а не в реальном мире, – объясняла Джейн.

Люси с самого раннего детства отличалась сознательностью и серьезностью, вызывающей улыбки у взрослых. Однажды Джейн попросила ее почистить горох, и девочка, внимательно изучая каждую горошину, отбраковывала все, которые, по ее мнению, страдали изъянами. Она любила играть в куклы и, устроившись рядом с матерью, прикладывала к груди пластмассового пупса, когда Джейн кормила Софи.

– Она была такой щепетильной во всем, такой чистенькой и аккуратной, – говорила Джейн. – Как и я с самого детства.

Софи, напротив, отличалась капризным характером и склонностью к хандре, которую старшая сестра умела мягко развеять. Сестры спали на большой старомодной кровати; как-то в Пасхальное воскресенье они целый день провели под ней: ели, читали книжки с картинками, играли в куклы.

Школьные тетрадки Люси доказывают, что Джейн удалось создать для своих детей невинный и счастливый мир. Вот одно из первых ее сочинений:

Имя: Люси Блэкман

Тема: Новости

20 мая, понедельник

Сегодня папа заберет меня из школы, и мы поедем домой, и я надену платье от Лоры Эшли, оно серое и галубое с мелкими цветочками, а потом я собираюсь в гости к Теско и принесу Джемме падарок, но не знаю, что ей падарить на день рождения, у нее четыре подруги: я, Селия, Шарлотт и еще одна девочка из ее школы, а из школы Грэнвилл буду только я.

Друзья, друзья, друзья, друзья.

И еще из одной тетради:

Имя: Люси Блэкман

Тема: Эксперименты

Свет

Я взяла большое зеркало.

Смотрела на себя.

Видела свое отражение.

Я закрыла один глаз.

Видела себя с одним закрытым глазом.

Я дотронулась до носа.

Видела себя с правой рукой на носу.

Я хлопнула в ладоши.

Увидела, как я хлопаю.

зеркало

εǝdʞɐvо

Я взяла большое зеркало.

Поставила зеркало сбоку.

Увидела мир под правильным углом.

– У меня было печальное детство, поэтому мне всегда хотелось прекрасной счастливой семейной жизни, – поясняла Джейн. – Я подогревала тапочки детей возле печи, чтобы они были теплыми, когда дети придут из школы. Когда Руперт играл в регби, я встречала его из школы с грелкой и термосом с горячим чаем. Больше всего на свете я боялась потерять детей. Даже когда они были совсем маленькими. Купила специальные кожаные помочи с нарисованными маленькими кроликами и заставляла Руперта их надевать. Сына водила на помочах, а девочек всегда держала за руку. Стоило мне в супермаркете потерять детей из виду, я просто… Потерять их – вот чего я больше всего боялась из-за того, что произошло со мной в детстве. Поскольку я потеряла маму, меня ужасала даже сама мысль, что я могу потерять детей. Поэтому я всегда была очень заботливой матерью, даже слишком.

Но в сказочный мир Джейн вмешалась суровая реальность.

Строительный бизнес Тима пошел на спад, и Люси с Софи пришлось забрать из Грэнвилла. Девочек перевели в местную государственную школу, шумное неприглядное заведение с туалетами на улице; никаких венков, реверансов и шапочек с помпонами.

– Шокирующая разница между прелестной частной гимназией и государственной школой разбила мне сердце, – признавалась Джейн. – Я снова пережила огромную потерю и очень расстраивалась. Пусть Грэнвилл – всего лишь гимназия, но в ней царила… настоящая идиллия. Я знала, что там моих детей никогда не обидят. Мне хотелось, чтобы они всю жизнь распевали песенки и плели венки из маргариток, не ведая жестокой реальности.

Проблема оплаты учебы в школе разрешилась, когда Люси выиграла стипендию в Уолтемстоу-холле, серьезном заведении в особняке из красного кирпича, основанном в XIX веке для дочерей христианских миссионеров. Она усердно училась и, возможно, могла бы стать успешной выпускницей Уолли-холла, где гордились высоким процентом поступивших в университеты. И все же Люси не до конца вписалась в новую школу.

– Уолтемстоу-холл довольно претенциозен, – рассказывала Джейн. – Многие девочки на день рождения получали в подарок ключи от автомобиля. А мы совсем не входили в эту лигу.

Однако мрачной тенью на подростковую жизнь Люси легли не деньги, а болезнь.

В возрасте двенадцати лет она подхватила микоплазменную пневмонию, редкое заболевание, которое свалило ее с ног на несколько недель.

– Девочка ужасно себя чувствовала, и никто не знал, что с ней, – вспоминала Джейн. – Она сидела в постели, опираясь на гору подушек, и мне приходилось стучать ей по спине, чтобы отходила мокрота. Даже во время дыхания в легких слышались хрипы.

Люси чувствовала сильную слабость, а ноги так болели, что она почти не могла ходить, и два года усердной учебы пошли насмарку. Иногда в течение нескольких недель у девочки совсем не было сил. Попытка спуститься на один пролет лестницы приводила к полному изнеможению. И ни один доктор не мог точно сказать, когда она выздоровеет и выздоровеет ли вообще.

Надо заметить, Джейн Блэкман свято верила в скрытые силы разума и собственную интуицию. Она работала рефлексологом и массажистом, лечила боль в ступнях и часто, по ее словам, предвидела ближайшие события – смерть пожилой родственницы или беременность пациентки, когда та сама еще ничего не знала.

– Во время работы у меня просто появляются предчувствия, – объясняла она. – В голове звучит голос, он мне что-то говорит, и скоро все сбывается. Думаю, дело в сопричастности. Я чувствую чужую боль. Говорят, я слишком эмоциональна, но, если бы вы сами прошли через столько бед, у вас тоже появились бы такие способности.

Сверхъестественный дар у дочери впервые проявился, по наблюдениям матери, именно во время болезни.

Оба родителя независимо друг от друга начали замечать легкий, но отчетливый запах в большой спальне, где лежала Люси, – сигарный дым. Но никто в семье не курил. Тим даже звонил соседям, чтобы убедиться, что дым не просачивается от них сквозь смежную стену. Через несколько дней Джейн спросила о запахе Люси. Девочка тогда была очень слаба и почти все время спала. Но ее ответ потряс мать:

– Это от мужчины, который сидит на краю кровати.

– Какого мужчины? – спросила Джейн.

– Иногда ночью приходит старик и садится на край кровати, и он курит сигары.

– Ох, – качал головой Тим, рассказывая мне эту историю. – Мы все решили, что Люси совсем плоха.

Много позже, когда к ней вернулись силы, Люси приехала в дом деда и сводной бабки. Увидев на серванте фотографию какого-то старика, девушка спросила, кто он такой. В тот день дома была бабушка Джейн, прабабушка Люси, и человек на снимке оказался ее мужем. Его звали Холлис Этеридж, и он умер много лет назад.

– Это он, – заявила Люси. – Тот человек, который сидел у меня на краю кровати.

Всю жизнь Холлис был заядлым курильщиком сигар.

Люси наконец выздоровела и вернулась в школу. Но в последующие годы семью Джейн снова постигла ужасная потеря.

Дети обожали сестру своей матери Кейт Этеридж, молодую (на 11 лет моложе Джейн) гламурную городскую тетушку, которая работала в Лондоне редактором журнала. По выходным Люси, Софи и Руперт ездили в Лондон и ходили с тетушкой по музеям и художественным галереям, а затем она угощала их бургерами и пиццей на Кингз-роуд. Летом 1994 года семья начала замечать в Кейт перемены – не свойственную ей медлительность и трудности в подборе слов. Женщину терзали сильные головные боли и приступы тошноты, и вскоре у нее обнаружили огромную опухоль в мозге. Не прошло и двух месяцев, как Кейт умерла под анестезией во время операции, которая даже при удачном исходе навсегда сделала бы ее инвалидом.

Тем временем отец Джейн, который всю жизнь много курил, страдал от закупорки сосудов, препятствующей нормальной циркуляции крови. В правой ноге у него началась гангрена, и пришлось ампутировать сначала ступню, а потом и всю конечность. Изможденного, на инвалидном кресле его привезли в церковь на похороны дочери.

Через год после смерти Кейт Этеридж Джейн и Тим развелись после девятнадцати лет брака.

Исчезновение Люси Блэкман, долгие месяцы неопределенности и известие о ее трагической судьбе только усилили враждебность между родителями, хотя ладить они перестали задолго до смерти дочери. Громкие споры о том, кто из них прав, сопровождали последние пять лет жизни Люси.

По версии Джейн, разрыв грянул внезапно, в ноябре 1995 года, в их последнем общем доме – большом эдвардианском особняке с шестью спальнями в Севеноукс, там, где наконец осуществились все мечты Джейн о семейной жизни.

– Я собиралась установить там плиту «Ага»[4]4
  Популярная в Британии марка чугунных плит, в 1930-х годах ставшая иконой стиля.


[Закрыть], – рассказывала она с горькой насмешкой над собственной наивностью. – Хотела свить семейное гнездо. Я бы крутилась на кухне, готовила еду на плите, а рядом бегали бы дети, а потом и внуки. Но вышло совсем по-другому.

Воскресным днем семья из пяти человек сидела в гостиной. В камине горел огонь. Джейн приготовила обожаемые детьми «цветные тосты» с прослойкой из джема трех разных оттенков.

– Мы смотрели сериал «Чудесные годы»[5]5
  Американский телесериал о жизни подростков.


[Закрыть], который мне очень нравился, – вспоминала Джейн. – Нам всем он очень нравился. Руперт устроился у Тима на коленях, остальные сидели рядом, и я никогда не забуду слов мужа. Он сказал: «Как хорошо, что у нас семья». До сих пор помню. «Как хорошо, что у нас семья». Так и сказал. А на следующий день семья распалась.

В понедельник утром Джейн позвонил неизвестный мужчина и сообщил, что Тим спит с его женой. В тот вечер, когда жена встретила его обвинениями, Тим вначале все отрицал, но потом признался. Джейн потребовала, чтобы он немедленно ушел из дома. Разгорелся скандал, и в тот же вечер в окно полетели пакеты для мусора, набитые вещами Тима.

– Я считала Тима заботливым и верным мужем, – жаловалась Джейн. – Но после девятнадцати лет брака вдруг обнаружила, что жила с тем, кого на самом деле никогда не существовало.

Тим признал, что обманывал жену. Но он говорил не о внезапном крахе счастливого брака, а о долгом мучительном движении ко все большей неприязни и отчуждению.

– Когда Джейн что-то не нравилось, она просто меня игнорировала, – вспоминал он. – Целые выходные могла ходить с каменным лицом и молчать. Иногда это длилось неделями, а потом и месяцами – по нескольку месяцев кряду. Конечно, с юридической точки зрения вина лежит на мне, и я был виновной стороной при разводе, но никто даже не поинтересовался, что предшествовало разрыву. Уверен, в глазах детей именно я разрушил семью. Но в жизни не бывает черного и белого, и те, кто оказывался в похожей ситуации, меня поймут.

Джейн с тремя детьми отметила невеселое Рождество в большом эдвардианском доме среди призраков неродившихся внуков. Денег от Тима практически не поступало, его компания к тому времени была ликвидирована, и Джейн пришлось продать особняк и снять дом поскромнее, мрачную кирпичную клетушку в гораздо менее респектабельном районе Севеноукс. У здания была своя история: его последняя владелица Диана Голдсмит, сорокачетырехлетняя алкоголичка, отвезла детей в школу и исчезла при невыясненных обстоятельствах. Когда туда въехала Джейн с детьми, на окнах все еще оставались следы порошка, которым пользовались детективы для снятия отпечатков пальцев.

– Мы с детьми часто шутили: «Надеюсь, она не под ванной», – рассказывала Джейн. – Но в этой шутке была доля правды.

В следующем году тело Дианы Голдсмит нашли закопанным в саду в районе Бромли. Бывшего любовника Дианы арестовали, но позже оправдали.

– Этот дом ненавидели все, – признавалась Джейн. – Грязный до неприличия, да еще такое ужасное прошлое. Я не такая уж меркантильная, но мне нравятся красивые вещи, которые радуют глаз. А этот дом прямо-таки оскорблял мои эстетические чувства. Дочка его ненавидела.

Это был последний родной дом для Люси.