Текст книги "Сожжение книг. История уничтожения письменных знаний от античности до наших дней"

Глава 2
Погребальный костер из папируса

Когда мы размышляем о наследии древних библиотек в общественном сознании, сразу вспоминается одна из них, самая легендарная, та, чья слава пережила все остальные, – Александрийская. Несмотря на то что она существовала намного позже библиотек Месопотамии и что от нее самой не сохранилось никаких материальных свидетельств, Александрийская библиотека играет роль архетипа в представлении западного мира и часто упоминается как величайшее собрание, когда-либо созданное великими цивилизациями древности.

Хотя наши знания об Александрийской библиотеке во многом отрывочны – первоисточников мало, и по большей части они повторяют другие источники, ныне утраченные или слишком давние, чтобы их можно было проверить, идея по-настоящему универсальной библиотеки, единого места, где хранились бы все знания мира, вдохновляла писателей и библиотекарей на протяжении всей истории. Нам известно о существовании в Древней Александрии двух библиотек, Мусейона и Серапеума, или Внутренней и Внешней библиотек. Мусейон был храмом муз – девяти греческих сестер-богинь, заведовавших человеческим творчеством и знаниями, от истории до эпической поэзии и астрономии, и именно оттуда происходит наш термин «музей». Мусейон, однако, был далеко не музеем, а живой библиотекой, заполненной не только свитками, но и посетителями.

Мусейон являлся огромным хранилищем знаний, куда со всего света устремлялись для своих исследований ученые. Его здание располагалось в царском квартале, Брухейоне, рядом с дворцом, что ясно свидетельствовало о его важности [1]. Страбон, греческий историк и географ, писавший в первые годы христианской эры, подчеркивал значимость царского покровительства для библиотеки; по его описаниям, там имелось общее обеденное пространство, где к ученым иногда присоединялся сам правитель [2]. Имена этих ученых выглядят словно перекличка великих мыслителей древнего мира, включая не только Евклида (отца геометрии) и Архимеда (отца инженерного искусства), но также Эратосфена, первого человека, с удивительной точностью вычислившего окружность Земли. К их трудам уходят корнями многие интеллектуальные свершения, на которых зиждется современная цивилизация.

Филиал библиотеки находился в Серапеуме, храме «вымышленного» бога Сераписа. Древние писатели спорили о том, кто ввел культ Сераписа в Египте – Птолемей I или Птолемей II, но археологические находки свидетельствуют, что храм был основан Птолемеем III Эвергетом (246–221 годы до н. э.) [3]. Основание библиотеки в еще большей степени узаконило культ. Как и Мусейон, Серапеум представлял собой впечатляющее сооружение. Римский историк Аммиан Марцеллин описывал его как «столь украшенный просторными колоннадами и почти дышащими статуями, а также множеством других произведений искусства, что после Капитолия [центрального храма Рима], возносящегося в вечность вместе с боготворящим его Римом, вряд ли кто-то во всем мире мог лицезреть что-то более величественное» [4].

С момента своего возникновения Александрийская библиотека постоянно росла, судя по любопытному документу известному как «Письмо Аристея», написанному около 100 года до н. э. В этом документе говорится, что за короткий период после своего основания библиотека выросла на 500 тысяч свитков и что добавление к ней Серапеума увеличило ее вместимость. Римский историк Аул Геллий в своем сборнике «Аттические ночи» приводит число в 700 тысяч томов, разделенных между двумя библиотеками. Иоанн Цец приводит чуть более точные цифры – библиотекари склонны получать удовольствие от точного подсчета своих собраний, утверждая, что в Мусейоне хранилось 490 тысяч томов, а в Серапеуме 42 800. К древним оценкам размера собраний следует относиться с крайней осторожностью. Учитывая объем уцелевшей литературы Древнего мира, вряд ли можно считать подобные данные реалистичными. Хотя на подобные оценки приходится смотреть скептически, они явно свидетельствуют, что библиотека была огромной, намного больше любого другого известного в то время собрания [5].

Что можно сказать о роли, которую играла Александрийская библиотека в свою эпоху? Было ли это нечто большее, нежели просто хранилище знаний? Хотя нам практически ничего не известно о том, как работала библиотека, похоже, что наряду с очевидным стремлением приобретать и сохранять знания имело место также желание поощрять их изучение. Афтоний, писавший в IV веке н. э., говорит о «хранилищах… которые открыты для тех, кто желает учиться, поощряя стремление к обретению мудрости во всем городе» [6]. Возможно, «легенда» об Александрийской библиотеке имеет такое же отношение к доступности содержавшихся в ней знаний, как и к размерам ее собраний. От римского историка Светония нам известно, что император Домициан в конце I века н. э. посылал писцов в Александрию для переписывания текстов, погибших во время пожаров в различных библиотеках Рима [7]. Большой размер двух библиотек, местное сообщество ученых Мусейона и либеральная политика доступа вместе создали вокруг библиотеки ауру, сделавшую ее центром науки и знаний.

При обсуждении Александрийской библиотеки часто упоминается поучительная история ее гибели – будто возвышавшуюся над городом библиотеку, содержавшую бескрайний океан знаний, сровняло с землей яростное пламя. В каком-то смысле разрушение библиотеки стало чуть ли не более важным для ее наследия, чем ее существование, особенно когда мы понимаем, что укоренившаяся в массовом сознании история Александрии, пожранной одним катастрофическим пожаром, на самом деле миф. Собственно, речь идет о некоем собрании мифов и легенд (зачастую противоречащих друг другу), за которые продолжает цепляться широко распространенный вымысел.

Возможно, наиболее известен рассказ Аммиана Марцелла, который в своей «Истории» (написанной примерно в 380–390 годы) заявлял, что «по единодушным свидетельствам древних архивов, 700 тысяч книг, собранных благодаря неиссякаемой энергии Птолемеев, сгорели во время Александрийской войны, когда город осаждал диктатор Цезарь» [8]. Другой античный писатель, Плутарх, приводит больше подробностей. После того как толпа александрийцев выступила против римлян, Цезарь был вынужден забаррикадироваться в дворцовом квартале возле порта. Была предпринята попытка «отрезать его от флота», и «он был вынужден отражать угрозу посредством огня, который, распространившись со стороны порта, уничтожил великую библиотеку». Имеется также слегка иной взгляд Диона Кассия, который в своей «Римской истории» (написанной около 230 г.) сообщает, что хотя «во многих местах пылали пожары», речь идет скорее о гибели портовых складов, а не Мусейона (библиотеки), где «хранились зерно и книги, в большом количестве и самые лучшие» [9].

Данному мифу – о том, что Цезарь каким-то образом повинен в уничтожении библиотеки – на протяжении истории приходилось соревноваться с другими. К 391 году н. э. Александрия стала христианским городом, и ее религиозный лидер, патриарх Теофил, не в силах больше терпеть язычников в Серапеуме, разрушил храм. В 642 году Александрию впервые захватили вторгшиеся в Египет мусульмане, и в одном из источников гибель библиотеки объясняется тем, что ее преднамеренно уничтожил Амр (арабский военачальник, завоевавший город) по приказу халифа Омара. В этом источнике халифу приписывается извращенная логика: «Если эти греческие писания согласны с книгой Бога, то от них нет никакой пользы и их незачем сохранять; если же они ей не противоречат, то они пагубны сами по себе и должны быть уничтожены». По легенде, приказ калифа был «исполнен со слепым послушанием», и свитки распределили по четырем тысячам александрийских бань, где их использовали как топливо для подогрева воды, исчерпав запас за полгода [10].

Древние историки согласны в одном: библиотека была уничтожена. Весомость их мнений помогала распространению мифа, которое существенно ускорилось в конце XVIII века после публикации третьего тома великой эпопеи Эдварда Гиббона «The History of the Decline and Fall of the Roman Empire»[4]4
  «История заката и падения Римской империи»


[Закрыть], которая включает в себя наиболее красочный пассаж об уничтожении библиотеки, какой только существовал на английском языке. Именно благодаря ему потеря Александрийской библиотеки стала ярким символом варварства, каковым она остается и поныне. «Ценнейшая библиотека Александрии была разграблена и уничтожена, и почти двадцать лет спустя вид ее пустых полок вызывал сожаление и негодование у любого, чей разум не был полностью омрачен религиозными предрассудками», – писал Гиббон, подчеркивая потерю «творений древнего гения» и сокрушаясь, что столько трудов «погибли безвозвратно» [11].

Общим для всех этих мифов является то, что все они оплакивают библиотеку как жертву варварства, восторжествовавшего над знаниями. Подобные истории способствовали превращению Александрии в символ; постоянные пересказы мифов приводили к тому, что имя ее почти всегда воспринималось как метафора, воплощавшая в себе либо стремление к накоплению всеобщих знаний, либо попытку выразить сожаление о потере гигантских объемов информации. Но что на самом деле случилось с Александрийской библиотекой? И можем ли мы что-то узнать о ее гибели и о ее существовании помимо мифов?

Тот факт, что библиотека перестала существовать позже классического периода, не подлежит сомнению. Почему именно – не столь ясно. Сам Цезарь сообщал о сожжении Александрии как о случайном последствии войны с его великим соперником Помпеем в 48–47 годах до н. э. Корабли, доставившие вражеские войска, причалили в порту неподалеку от складов, которые подожгли солдаты Цезаря. В последовавших пожарах погибли несколько складов поблизости. Учитывая действовавшее в городе распоряжение, что все прибывающие корабли следовало обыскивать на предмет наличия книг, которые надлежало переписывать для библиотеки, вполне возможно, что эти конфискованные книги временно хранились на портовых складах. Собрания библиотеки понесли материальный ущерб, но это не стало ее концом. С этим согласуется свидетельство географа Страбона, который занимался многими своими исследованиями спустя несколько десятилетий после событий 48–47 годов до н. э., используя источники из библиотеки [12].

Обе библиотеки были крайне уязвимы. Серапеум, похоже, пострадал от пожара где-то около 181 года н. э. и еще раз в 217 году, но был перестроен, хотя нет никаких указаний на то, пострадала ли от пожара библиотека или только храмовый комплекс [13]. В 273 году н. э. император Аурелиан вновь отвоевал Александрию после ее захвата восставшими мятежниками из Пальмиры, разрушив дворцовый комплекс и почти наверняка причинив ущерб библиотеке (хотя никто из античных писателей не подтверждает этого прямо), но если эти сведения верны (а столетие с лишним спустя та территория так и не была отстроена), то вполне возможно, что библиотека Серапеума могла пережить Мусейон [14].

Проникновенное заявление Гиббона о потере библиотеки стало результатом тщательного изучения большого объема материалов по теме, и его мнение о наиболее вероятной причине ее гибели может многое прояснить. Он отвергал идею, что в разрушении библиотеки следует винить мусульманских завоевателей Египта и распоряжение халифа Омара. О подобной версии событий сообщали некоторые раннехристианские авторы (такие, как Абу-ль-Фарадж), в особенности о запоминающейся истории свитков, ставших топливом для тысяч городских бань. Гиббон знал, что рассказ об этом вызвал резкую реакцию со стороны ученых, которые «оплакивали непоправимый крах знаний, искусств и гения античности» [15]. Скептик эпохи Просвещения подверг данную теорию разгромной критике: вряд ли для калифа было логично сжигать иудейские и христианские религиозные книги, которые также считались священными текстами в исламе. Более того, эта история выглядела неправдоподобной с практической точки зрения, поскольку «пожары быстро бы погасли из-за недостатка материала» [16].

Для Гиббона Александрийская библиотека являлась одним из величайших достижений классической эпохи, и ее гибель – к которой, по его мнению, привел долгий и постепенный процесс пренебрежения и растущего невежества, – стала символом варварства, которое охватило Римскую империю, позволив цивилизации лишиться всего того, что возрождалось и ценилось в его собственное время. Пожары (как случайные, так и преднамеренные) стали главной причиной гибели многих книг, но сама библиотека приходила в упадок постепенно, как из-за отсутствия надлежащей организационной поддержки, так и из-за устаревания самих папирусных свитков.

Рукопись ученого-медика Галена, найденная относительно недавно в одной из монастырских библиотек Греции, содержит прежде неизвестные сведения о пожаре в 192 году н. э. в имперской библиотеке в Риме. Библиотека, известная как «Domus Tiberiana», находилась на Палатинском холме в центре города. Пожар уничтожил оригинальные свитки, содержавшие труды Гомера, одного из самых влиятельных авторов классической эпохи – а возможно, и всех эпох [17]. Важно то, что эти свитки были привезены в Рим из Александрийской библиотеки в качестве трофея. Захваченные Люцием Эмилием Павлом, отцом знаменитого римского генерала Сципиона, у побежденного царя Персея Македонского в 168 г. н. э., они стали первым крупным собранием папирусов, доставленным в Рим, и оказали глубокое влияние на литературную жизнь города [18].

В качестве материала для письма папирус начал использоваться в Египте. Он изготавливался из одноименного тростника, от стебля которого можно было отделить мякоть. Слои этой мякоти укладывались один на другой, склеивались с помощью воды, высушивались на солнце, а затем разглаживались, что позволяло наносить на их поверхность некое подобие чернил. Листы папируса обычно соединялись вместе и наматывались на деревянный стержень, образуя свиток (называвшийся по латыни «liber», откуда происходит слово «library» – «библиотека»). Папирус впоследствии сменила более надежная технология – пергамент, появившийся в Западном Средиземноморье и позже по всей Европе, а затем бумага, привезенная на Запад из Азии арабскими ремесленниками и торговцами. Однако на протяжении четырех столетий папирус оставался господствующим носителем для письма.

Одна из проблем папируса состоит в том, что он легко воспламеняется. Сделанный из высохшей органики и плотно намотанный на деревянный стержень, он по определению горюч, а когда помещен в библиотеку из таких же материалов, эти его недостатки становятся потенциально катастрофическими. Большая часть уцелевшего папируса была найдена в виде отбросов в египетских мусорных кучах (например, в знаменитом Оксиринхе) или бинтов, которыми обматывали мумифицированные тела. Число уцелевших папирусных библиотек крайне невелико, и самая знаменитая из них находилась в Геркулануме, где в середине XVIII века была обнаружена «Вилла папирусов», погребенная под завалами вулканического пепла, извергнутого находящимся неподалеку Везувием в 79 году н. э. Всего там было откопано свыше 1700 свитков, большинство которых обуглились или полностью склеились от вызванного извержением жара. Ждалось, однако, прочитать достаточное их число, чтобы понять, что собиравший библиотеку явно увлекался греческой философией (особенно трудами Филодема) [19]. Хрупкие свитки разворачивают и расшифровывают и поныне, в последнее время посредством рентгеновских лучей; в 2018 году было объявлено, что на одном из них обнаружена часть знаменитых утраченных «Историй» Сенеки.

Среда, в которой хранится папирус, играет ключевую роль для его долговременной сохранности. Влажный климат прибрежного порта Александрии повлиял на более старые свитки, приводя к возникновению плесени и прочих признаков органического распада [20]. Другие крупные библиотечные собрания папируса (например, в Пергамоне на территории нынешней Турции) прошли через процесс переноса текстов с папирусных свитков на пергамент, письменный материал на основе выделанной кожи животных – своего рода технологическое преобразование информации из одного формата в другой.

Судя по всему, конечной причиной гибели Александрийской библиотеки стало отсутствие надлежащего присмотра, руководства и вложений. История Александрии скорее поучительна не тем, что она подчеркивает разрушительную природу варварского невежества, восторжествовавшего над цивилизованной истиной, но тем, что предупреждает об опасности ползучего упадка из-за недостатка финансирования, неверной расстановки приоритетов и общего пренебрежения организациями, сохраняющими и распространяющими знания. В противоположность Александрии ее великий соперник Пергамон развивал и поддерживал свои собрания.

Современная наука датирует основание библиотеки в Пергамоне концом III века до н. э., хотя античные писатели, такие как Страбон, относят ее основание к началу II века до н. э., приписывая его царю Эвмену II (197–160 гг. до н. э.) из династии Атталидов [21]. Собрание Пергамона больше всего угрожало репутации Александрии как величайшей библиотеки Древнего мира, и соперничество их основывалось не только на количестве свитков, но и на статусе работавших в библиотеке ученых [22]. Согласно нескольким античным писателям, соперничество двух библиотек стало вопросом государственной важности, спровоцировав конкуренцию между двумя царями, Птолемеем V (204–180 гг. до н. э.) и Эвменом. В обеих библиотеках имелись свои звездные ученые. В Александрии таковым был Аристарх, знаменитый комментатор трудов Гесиода. С ним соперничал выдающийся ученый из Пергамона Кратет Малльский, комментатор Гомера. Как и в случае Александрии, не сохранилось никаких конкретных остатков, которые могли бы указывать на физическое местонахождение этой библиотеки, и ее упадок, похоже, имеет непосредственное отношение к упадку династии Атталидов, связывавших престиж библиотеки со своим собственным статусом. Как только царство Атталидов было завоевано римлянами в 133 году до н. э., столь критически важная связь библиотеки с государством прервалась, что положило начало ее собственному упадку.

Александрийская библиотека помогает нам понять идеалы библиотеки как таковой, ибо она стала образцом, которому стремились подражать многие другие библиотеки в последующие столетия (хотя подробности о том, что она в точности собой представляла, весьма туманны). Именно пример Александрии показывает, насколько велика важность громадного книжного собрания, поставленного на службу сообществу ученых, получивших возможность делиться знаниями и создавать новую информацию в процессе своих изысканий. Страбон, занимавшийся своими географическими исследованиями в Александрии, упоминал библиотекарей и ученых как «синод», или сообщество, которое составляли от 30 до SO умудренных знаниями мужчин (женщины, похоже, в это число не включались). Сообщество это носило интернациональный характер; многие прибыли из правившей Александрией Греции, но там занимались переписыванием и комментированием греческой поэзии и драмы также ученые из Рима.

Крайне важную роль для успеха этой организации играло ее руководство. Пятеро из первых шести библиотекарей входили в число важнейших литераторов и мудрецов классического мира: Зенодот, Аполлоний Родосский, Эратосфен, Аристофан и Аристарх [24]. Около 270 года до н. э. руководство библиотекой перешло к Аполлонию Родосскому, автору великого эпоса «Аргонавтика», который, как считается, побудил молодого ученого по имени Архимед Сиракузский приехать в Мусейон. Во время своего пребывания там Архимед, наблюдая подъем и падение уровня воды в Ниле, изобрел механическое устройство под названием «винт», который до сих пор носит его имя [25]. Присоединиться к сообществу в Александрии пригласили математика Евклида, который предположительно именно там составил свои знаменитые «Начала», во многом легшие в основу современной математики, а также, возможно, обучал своего последователя Аполлония Пергамского. Библиотекари и ученые Александрии не только сохраняли информацию, но и стандартизовали тексты, добавляя к ним собственные идеи для формирования новых знаний. В Александрии было создано то, что не могли уничтожить ни огонь, ни долгий процесс упадка, – подход к обретению познаний, который мы теперь называем научным.

Трудно доказать прямую связь между библиотеками древности и подобными им собраниями последующих поколений, но вполне возможно заметить общечеловеческую практику организации и сохранения информации. Прямого наследия профессиональной практики библиотекарей из Александрии или Ниневии не существует. Не создавались никакие учебники, не передавались далее глубокомысленные изречения. То, что сохранилось, скорее можно назвать неким духом, утверждающим, что в знании заключается великая сила, что собирание и сохранение знаний – достойная цель и что утрата их может стать ранним предвестником упадка цивилизации.

Прогуливаясь сегодня по Бодлианской библиотеке, я постоянно встречаю напоминания об истории библиотечной практики. В двадцати восьми зданиях, составляющих Бодлианскую библиотеку, можно увидеть эволюцию практических методов сохранения и распространения информации. Мы продолжаем использовать эти строения, многие из которых изначально строились как библиотеки (некоторые больше шести столетий назад), и сам этот факт продолжает вдохновлять всех, кто там работает. В этих зданиях теперь есть электрический свет, центральное отопление, компьютеры, беспроводная сеть и прочее, что помогает обретению знаний, но начало процессу возникновения новых идей было положено почти за 2000 тысячи лет до основания Александрийской библиотеки.

Изучая материальное наследие древних библиотек, мы воистину удивляемся тому что сумело уцелеть. К примеру в конце 1940-х годов юный козопас по имени Мухаммед эд-Диб обнаружил в пещерах Кумрана в Иудейской пустыне несколько глиняных сосудов, внутри которых оказались сотни свитков с древнейшими сохранившимися экземплярами текстов почти всех книг Ветхого Завета. По данным археологических раскопок, окружавшая совокупность пещер местность была населена в период примерно между 100 годом до н. э. и 70 годом н. э., в то время как написание текстов относится к периоду между IV веком до н. э. и 70 годом н. э. (разрушение Второго Иерусалимского храма). Удивительно, как смогли уцелеть эти свитки, известные как «свитки Мертвого моря», учитывая их хрупкость и фрагментарность. Мы не располагаем точными сведениями о том, как именно эти документы оказались сохранены (или, возможно, «укрыты») в пещерах Кумрана, но по общему мнению, их преднамеренно спрятала там некая иудейская секта, предположительно ессеи, во время преследований со стороны римлян после первого иудейского мятежа в 66–73 годах н. э. Условия пустыни и способ хранения данного архива обеспечили его сохранность. Большинство свитков Мертвого моря были написаны на пергаменте, хотя небольшая их часть – на папирусе. Документы на пергаменте более устойчивы ко времени.

Главный урок Александрии состоит в том, что ее гибель стала предупреждением для последующих обществ. По общепринятому мнению, которое поддерживал Эдвард Гиббон, за падением Римской империи последовали «темные века». Нынешним историкам ясно, что никаких «темных веков» после уничтожения Александрийской библиотеки не было. Любые темные пятна, существующие поныне, – лишь следствие отсутствия каких-либо свидетельств сохранившихся знаний. Накопление знаний никогда не прекращалось, и наука процветала по всей Европе, Азии, Африке и Ближнему Востоку, продолжая начатое в Александрии и подобных ей центрах. Знания о греческом мире лучше всего сохранялись в арабской культуре благодаря копиям и переводам. Крупные сообщества в арабских научных центрах, таких как Тебриз в современном Иране, позволили передать следующим поколениям греческую культуру и науку, большая часть которых вернулась в западный мир посредством повторного перевода на латынь и культурного обмена в многонациональных городах, подобных Толедо в аль-Андалусии (как называли мусульманскую Испанию) [26].

Александрийская библиотека превратилась в прах в первые века I тысячелетия н. э., но знания о древнем мире продолжали сохраняться посредством других библиотек. Свидетельство существования одной из таких ранних библиотек можно найти на мозаичном изображении на гробнице императрицы Галлы Пласидии в Равенне, в часовне, построенной специально для этой цели примерно в 450 году н. э. На мозаике изображен шкаф для хранения книг, с двумя полками, на каждой из которой лежат плашмя отдельные книги, в том числе четыре тома с именами каждого из евангелистов на корешке. Шкаф стоит на прочных опорах и приподнят над уровнем пола (вероятно, для защиты его содержимого от наводнений) [27].

Капитолийская библиотека в Вероне, Северная Италия, ведет свое происхождение от соборного скриптория. Самая старая из связанных с этой библиотекой книг, относящаяся к 517 году н. э., была написана неким Урсицином, занимавшим в соборе незначительную должность, но в библиотеке также имеются книги как минимум на столетие старше, когда, вполне возможно, Александрия еще обладала остатками былой славы. Вполне вероятно, что они были переписаны в тамошнем скриптории с книг, привезенных с целью положить начало новому книжному собранию. В VI веке одна из религиозных общин построила в Синайской пустыне монастырь в честь святой Екатерины и создала библиотеку, где хранились библейские рукописи чрезвычайной важности, в частности знаменитый Синайский кодекс, самая древняя и наиболее полная рукопись Библии на греческом языке, относящаяся к первой половине IV века. В этой библиотеке и поныне хранятся рукописи и печатные книги, которыми пользуется как местная община, так и другие ученые.

Большинство имеющих ключевое значение трудов, однако, погибли в период, который мы теперь называем «поздней античностью» (примерно с III по VIII века), о чем нам известно по их иногда встречающимся призрачным следам в более поздних книгах или по случайным находкам фрагментов папирусных свитков, на которых при археологических раскопках в последние 150 лет обнаруживаются прежде неизвестные тексты, в том числе более качественные версии классических произведений, чем те, которые знали в Средние века. Иоанн Лид из Византии VI века обладал более полными, чем дошедшие до нас, текстами Сенеки и Светония. Североафриканский епископ святой Фульгенций в V веке и святой Мартин, архиепископ Браги в Португалии, в VI веке цитировали (или скорее выдавали за свои) тексты Петрония и Сенеки, не дошедшие до нас в общем корпусе латинских авторов [28].

Наилучший пример литературной утраты – греческая поэтесса Сапфо, родившаяся на острове Лесбос в VII веке до н. э. и являвшаяся столь важной культурной фигурой античного мира, что Платон именовал ее «десятой музой». Она прославилась своей обращенной к женщинам любовной поэзией, и от ее имени и названия ее родного острова происходят понятия «сапфический» и «лесбийский». Ее творения упоминались всеми, от Горация до Овидия, и пользовались такой популярностью, что ученые Александрии составили не одно, но целых два девятитомных собрания критических изданий ее стихов, однако от них сохранились лишь фрагменты текстов. Единственное стихотворение, дошедшее до нас в полном виде, взято из антологии греческой лирики, а остальные были собраны из цитат, найденных на глиняных черепках, а то и на обрывках папируса, обнаруженных в мусорных кучах – например, в египетском Оксиринхе. Стихотворение № 38 представляет собой фрагмент, который попросту гласит: «ты меня сжигаешь». Как и в случае Александрийской библиотекой, существуют конкурирующие теории насчет того, почему не сохранились творения имевшего столь ключевое значение автора. Наиболее популярной из них долго считалась та, по которой их из моральных соображений преднамеренно уничтожила христианская церковь. Литераторы эпохи Возрождения даже утверждали, будто творения Сапфо были сожжены в Риме и Константинополе в 1073 году по приказу папы Григория VII. В действительности творения Сапфо (написанные на трудном для понимания эолийском диалекте), вероятно, были утрачены, когда из-за падения спроса их стало невыгодно переписывать на пергамент после того, как на смену папирусным свиткам пришли переплетенные рукописные книги. Мусорная куча в Оксиринхе, раскопанная в 1897 году Обществом исследователей Египта, содержит свыше 70 % сохранившихся папирусов с литературными произведениями.

По мере установления христианства книги и библиотеки распространялись по всей Европе и Средиземноморью. Даже в Британии, на самой границе Римской империи, как можно предположить по имеющимся обрывочным свидетельствам, существовали библиотеки (поэт Марциал, умерший во II веке, язвительно отмечал, что его творения читают даже в Британии). В крупных центрах наподобие Константинополя (известном до 330 года н. э. как Византии) вновь ожил дух Александрии после того, как император Феодосии II основал в 425 году имперский университет и создал новую духовную академию [29]. В VI веке ученый и государственный деятель Кассиодор удалился со двора короля Теодорика в Италию, где стал монахом; там он основал монастырь Виварий в Калабрии и построил имевшую важное значение библиотеку. Тамошний скрипторий стал значительным источником знаний, и по крайней мере две хранившиеся там книги были переписаны и отправлены в раннехристианскую общину в аббатстве Монквермут-Джарроу в Северной Англии. Одной из них были «Комментарии к псалмам» самого Кассиодора (копия VIII века теперь находится в Кафедральной библиотеке в Дарэме), а второй – экземпляр Библии. Позднее его переписали в скрипторий в Монквермуте-Джарроу, в результате чего возникла книга, известная ныне как Амиатинский кодекс, отправленный в качестве подарка обратно в Рим. До него она, однако, так и не добралась и теперь находится в Лаврентийской библиотеке во Флоренции. В Амиатинском кодексе имеется даже изображение библиотеки, вместе с книжным шкафом, книгами и увлеченно пишущим рядом пророком Ездрой [30].

В этот период информация переписывалась и распространялась за пределами христианского мира посредством мусульманских и иудейских общин. В соответствии с иудейской верой, переписывание Ветхого завета и других священных текстов являлось столь важным, что возникли религиозные законы, определявшие, как следует обращаться с писаным словом [31]. В исламском мире, хотя там все еще преобладала устная традиция заучивания Корана, книга стала важным интеллектуальным механизмом для распространения как Священного Писания, так и прочих идей. Исламские сообщества научились изготовлению бумаги у китайцев; по словам энциклопедиста XIII века Якута аль-Хамави, первая бумагоделательная фабрика в Багдаде была основана в 794–795 годах н. э., и там производилось достаточное количество бумаги, чтобы заменить пергамент и папирус для нужд чиновников [32]. Подобная массовая доступность бумаги (менее хрупкой, чем папирус, и намного более дешевой, чем пергамент) позволила мусульманам развить передовую книжную культуру. В итоге библиотеки, продавцы бумаги и книжные лавки стали обычным явлением в Багдаде, где торговцы книгами и бумагой воспринимались как образованные люди. Подобная культура вскоре распространилась по другим городам исламского мира.