Текст книги "Эпидемия. Настоящая и страшная история распространения вируса Эбола"

Когда доктор Дэвид Сильверстайн узнал, что марбургский вирус делает с человеком, он убедил власти Кении закрыть больницу Найроби. В течение недели пациентов, которые прибывали к дверям, прогоняли, а большая часть персонала больницы, 67 человек, были помещены в карантин. В их число входили: врач, проводивший вскрытие тела Моне; медсестры, посещавшие Моне или доктора Мусоке; хирурги, оперировавшие Мусоке, а также помощники и техники, занимавшиеся любыми выделениями Моне или Мусоке. Оказалось, что большая часть персонала больницы имела непосредственный контакт либо с Моне, либо с Мусоке, либо с образцами крови и биологических жидкостей, взятыми у этих двух пациентов. Хирурги, оперировавшие Мусоке, слишком хорошо помнили, что они были «по локоть в крови», и две недели потели в карантине, гадая, не заразились ли они Марбургом. Одна-единственная человеческая вирусная бомба вошла в приемный покой и взорвалась там, и это событие вывело больницу из строя. Шарль Моне был противокорабельной ракетой, которая поразила госпиталь ниже ватерлинии.

Доктор Шем Мусоке пережил встречу с горячим агентом. Через десять дней после того, как он заболел, врачи заметили перемену к лучшему. Вместо того чтобы просто лежать в постели в пассивном состоянии, он стал дезориентированным и злым и отказался принимать лекарства. Однажды медсестра попыталась перевернуть его в постели, а он замахал на нее кулаком и закричал: «У меня есть палка, и я тебя побью». Примерно в это время ему стало лучше, после многих дней лихорадка спала, глаза прояснились, разум и личность вернулись к нему, и он выздоровел – медленно, но абсолютно. Сегодня он является одним из ведущих врачей в больнице Найроби, где практикует в качестве члена группы Дэвида Сильверстайна. Однажды я беседовал с ним, и он сказал мне, что почти ничего не помнит о тех неделях, когда был заражен Марбургом. «Я помню только отрывки, – сказал он. – Я помню, что у меня было сильно спутано сознание. Помню, что перед операцией я вышел из своей комнаты с капельницей, свисающей с моей руки. Помню, что медсестры просто остановили меня и вернули в постель. Я почти ничего не помню о боли. Единственная боль, о которой я могу что-то сказать, – это боль в пояснице. И я помню, как его вырвало на меня». Больше ни у кого в больнице не было доказанного случая заболевания марбургским вирусом.

Когда вирус пытается, так сказать, ворваться в человеческий вид, предупреждающим признаком может быть появление вспышек в разное время и в разных местах. Это микровспышки. То, что произошло в больнице Найроби, было изолированным появлением, микровспышкой вируса из тропических лесов с неизвестным потенциалом, способным запустить взрывоопасную цепь смертельной передачи в человеческой расе.

Пробирки с кровью доктора Мусоке были разосланы в лаборатории по всему миру, чтобы те могли получить для своих коллекций образцы живого марбургского вируса. Марбург в крови Мусоке появился из черной рвоты Шарля Моне и, возможно, из пещеры Китум. Сегодня этот штамм марбургского вируса известен как «штамм Мусоке». Некоторые из образцов в итоге оказались в стеклянных флаконах в морозильных камерах, принадлежащих армии Соединенных Штатов, где они обрели бессмертие в зоопарке горячих агентов.

25 сентября 1983 года, 18:00

Женщина и солдат

Термонт, штат Мэриленд, почти через четыре года после смерти Чарльза Моне. Вечер. Типичный американский городок. На горе Катоктин, хребте Аппалачей, протянувшемся с севера на юг через западную часть штата, деревья отливали мягким желтым и золотым цветом. Подростки медленно ездили на своих пикапах по улицам города, ожидая, что что-то произойдет, и желая, чтобы лето не заканчивалось. В воздухе витали слабые осенние запахи – запахи созревающих яблок, опавших листьев, засыхающих на полях кукурузных стеблей. В яблоневых рощах на окраине города стаи грачей устраивались на ночь на ветвях, пронзительно крича. Свет фар стремился на север по Геттисбергской дороге.

Майор Нэнси Джакс, ветеринар армии Соединенных Штатов, стояла на кухне викторианского дома в центре города и готовила обед для своих детей. Она поставила тарелку в микроволновую печь и нажала кнопку. Пора подогреть цыпленка для детей. Нэнси Джакс была одета в спортивные штаны и футболку. Ноги ее были босы и покрыты мозолями – результат занятий боевыми искусствами. У нее были длинные каштановые волосы, подстриженные выше плеч, и зеленоватые глаза. На самом деле ее глаза были двухцветными, зелеными с янтарным внутренним ободком на радужке. Когда-то она была королевой бала в Канзасе – Мисс Сельское хозяйство, штат Канзас. У нее было стройное, атлетическое телосложение, и руки ее двигались быстро и уверенно. Ее неугомонные дети устали, и она старалась как можно быстрее приготовить ужин.

Пятилетняя Джейми цеплялась за ноги Нэнси. Она схватила Нэнси за штанину и потянула, и Нэнси качнулась в сторону, а потом Джейми потянула в другую сторону, и Нэнси снова качнулась. Джейми была невысокой для своего возраста, с зеленоватыми глазами, как у матери. Сын Нэнси Джейсон, которому было семь, смотрел телевизор в гостиной. Он был очень худым и тихим и обещал стать таким же высоким, как отец, когда вырастет.

Муж Нэнси, майор Джеральд Джакс, которого все звали Джерри, тоже был ветеринаром. Он был в Техасе на занятиях по физподготовке, и Нэнси осталась одна с детьми. Джерри позвонил и сказал, что в Техасе жарко, как в аду, и что он ужасно скучает по ней и жалеет, что не дома. Она тоже скучала по нему. Они не расставались больше чем на несколько дней с тех пор, как начали встречаться в колледже.

Нэнси и Джерри Джакс были членами армейского ветеринарного корпуса, крошечного корпуса «собачьих докторов». Они заботятся о сторожевых собаках армии, а также армейских лошадях, армейских коровах, армейских овцах, армейских свиньях, армейских мулах, армейских кроликах, армейских мышах и армейских обезьянах. Они также проверяют армейское продовольствие.

Нэнси и Джерри купили викторианский дом вскоре после того, как их перевели в Форт-Детрик, находившийся неподалеку, в шаговой доступности. Кухня была маленькой, и в ней были видны водопровод и провода, свисающие со стен. Недалеко от кухни в гостиной было эркерное окно с коллекцией тропических растений и папоротников, а среди растений стояла клетка с амазонским попугаем по имени Герки. Попугай пел песню:

Хей-хо, хей-хо, домой с работы мы идем!

– Мама! Мама! – вдруг взволнованно воскликнул он. Его голос был похож на голос Джейсона.

– Что? – ответила Нэнси, не сразу осознав, что это попугай. – Тупица, – пробормотала она.

Попугай хотел сесть Нэнси на плечо.

– Мама! Мама! Джерри! Джейми! Джейсон! – кричал попугай, называя всех членов семьи. Не дождавшись ответа, он засвистел «Марш полковника Боуги» из фильма «Мост через реку Квай». И опять: – Что? Что? Мама! Мама!

Нэнси не хотела выпускать Герки из клетки. Она быстро ставила на стойку тарелки и столовые приборы. Некоторые офицеры в Форт-Детрике заметили некоторую резкость в движениях ее рук и обвинили ее в том, что ее руки «слишком быстрые» для тонкой работы в опасных ситуациях. Нэнси начала заниматься боевыми искусствами отчасти потому, что надеялась сделать свои жесты холодными, плавными и сильными, а также потому, что была разочарована положением женщины-офицера, пытающейся продвинуться по службе. В ней было пять футов четыре дюйма роста. Ей нравилось спарринговать с шестифутовыми самцами, большими парнями. Ей нравилось немного поколачивать их; она получала определенное удовольствие от того, что могла побить парня выше себя на голову. Во время спаррингов она чаще пользовалась ногами, чем руками, потому что руки у нее были слабыми. Она могла сломать четыре доски одним ударом с разворота. Она дошла до того, что могла убить человека босыми ногами, и эта мысль сама по себе не доставляла ей особого удовольствия. Иногда она возвращалась с занятий со сломанным пальцем ноги, разбитым носом или подбитым глазом. Джерри только качал головой: Нэнси заработала еще один фингал.

Майор Нэнси Джекс занималась работой по дому. Она терпеть не могла домашнюю работу. Отскребание виноградного желе с ковров не приносило ей удовольствия, да и времени на это у нее в любом случае не было. Иногда она впадала в пароксизм уборки и битый час бегала по дому, раскидывая вещи по шкафам. Кроме того, она готовила еду для семьи. Джерри на кухне был бесполезен. Еще одним спорным моментом была его склонность к импульсивным покупкам – мотоцикл, парусник. Джерри купил парусник, когда они жили в Форт-Райли в Канзасе. А тут еще этот ужасный дизельный Cadillac с красным кожаным салоном. Они с Джерри ездили на работу вместе, но машина начала дымить на всю округу еще до того, как кредит был выплачен. Однажды она наконец сказала Джерри: «Ты можешь сколько угодно сидеть на этих красных кожаных сиденьях, но я с тобой ездить не буду». Так что они продали Cadillac и купили Honda Accord.

Дом Джаксов был самым большим викторианским зданием в городе: кирпичная громадина с башенками, шиферной крышей, высокими окнами, куполом и панелями из золотистого американского каштана. Он стоял на углу улицы рядом со станцией скорой помощи. Ночью их будили сирены. Дом они купили дешево. Он уже давно был выставлен на продажу, и по городу ходили слухи, что предыдущий владелец повесился в подвале. После того как Джаксы купили его, вдова покойного однажды появилась в дверях. Она была сморщенной пожилой дамой и пришла увидеть свое прежнее жилище. Она посмотрела голубыми глазами на Нэнси и сказала: «Девочка, ты возненавидишь этот дом. Я возненавидела».

Кроме попугая, в доме были и другие животные. В проволочной клетке в гостиной жил питон Сэмпсон. Время от времени он выбирался из клетки, ползал по дому и в конце концов забирался на полую центральную опору обеденного стола и засыпал. Он мог там сидеть несколько дней. При мысли о том, что под обеденным столом спит питон, у Нэнси возникало жуткое ощущение. Придется гадать, не проснется ли змея во время ужина. У Нэнси был кабинет в куполе на верхнем этаже дома. Однажды змея вырвалась из клетки и исчезла на несколько дней. Они стучали и стучали по столу в столовой, пытаясь выманить его оттуда, но его там не было. Однажды поздно вечером, когда Нэнси была в своем кабинете, змея выползла с балок и повисла перед ее лицом, глядя на нее глазами без век, и Нэнси вскрикнула. В семье также были ирландский сеттер и эрдельтерьер. Всякий раз, когда Джаксов переводили на другой армейский пост, животные переезжали вместе с ними в ящиках и клетках – портативной экосистеме семейства Джаксов.

Нэнси любила Джерри. Он был высоким и красивым мужчиной с рано поседевшими волосами. Она думала о его волосах как о серебре, дополняющем его серебряный язык, которым он пытался уговаривать ее на покупку дизельных Cadillac с красными кожаными салонами. У него были цепкие карие глаза и прямой нос, как у ястреба, и он понимал ее лучше, чем кто-либо другой на земле. Светская жизнь Нэнси и Джерри Джаксов до брака была очень скромной. Они выросли на фермах в Канзасе, в двадцати милях друг от друга, но в детстве не были знакомы. Они познакомились в ветеринарной школе при Университете штата Канзас, через несколько недель обручились и поженились, когда Нэнси исполнилось двадцать. К тому времени, когда они закончили школу, они были разорены и в долгах, у них не было денег, чтобы открыть ветеринарную практику, и поэтому они вместе записались в армию.

Поскольку у Нэнси не было времени готовить в течение недели, она посвящала готовке субботу. Она тушила в горшке говядину или жарила несколько цыплят. Затем она замораживала еду в пакетах. В будние дни она вынимала пакет из морозилки и разогревала его в микроволновке. Сегодня вечером, размораживая цыпленка, она размышляла над вопросом овощей. Как насчет консервированной зеленой фасоли? Детям она нравилась. Нэнси открыла шкафчик и достала банку зеленой фасоли «Либби».

Она порылась в паре ящиков в поисках консервного ножа. Не смогла найти его. Она повернулась к главному ящику для хлама, в котором хранились кухонные принадлежности, ложки для помешивания и овощечистки. Это был плотно забитый кошмар.

К черту консервный нож! Она вытащила из ящика мясницкий нож. Отец всегда предупреждал ее, чтобы она не пользовалась ножом для вскрытия консервной банки, но Нэнси Джакс никогда не прислушивалась к советам отца. Она воткнула мясницкий нож в банку, и острие вонзилось в металл. Она ударила по ручке основанием правой ладони. Внезапно ее рука проехала вниз по рукояти, коснулась края лезвия и скользнула по нему вниз. Она почувствовала, как лезвие глубоко врезалось.

Нож со стуком упал на пол, и на столе появились крупные капли крови. «Сукин сын!» – сказала она. Нож рассек ей правую ладонь посередине. Порез был глубоким. Нэнси задумалась, не задел ли нож кость или сухожилия. Она зажала рану, чтобы остановить кровотечение, подошла к раковине, открыла кран и сунула руку под струю воды. Раковина окрасилась красным. Нэнси пошевелила пальцами. Они двигались; значит, сухожилия не пострадали. Порез был не настолько серьезным. Подняв руку над головой, она пошла в ванную, где нашла пластырь. Она подождала, пока остановится кровь, и приклеила к ране пластырь, стягивая и закрывая края пореза. Она ненавидела вид крови, даже своей собственной. У нее был пунктик насчет крови. Она знала, что в крови может содержаться многое.

Нэнси пропустила купание детей из-за пореза на руке и устроила им обычное уютное гнездышко в постели. В ту ночь Джейми спала с ней в одной постели. Нэнси не возражала, особенно потому, что Джерри не было в городе, и это заставляло ее чувствовать себя ближе к детям. Джейми, казалось, нуждалась в утешении. Она всегда немного нервничала, когда Джерри не было в городе.

26 сентября 1983 года

Проект Эбола

На следующее утро Нэнси Джакс проснулась в четыре часа. Она тихо встала с постели, чтобы не разбудить Джейми, приняла душ и надела форму. На ней были зеленые армейские брюки с черной полосой по шву, зеленая армейская рубашка, а из-за предрассветного холода она надела черный армейский свитер. На свитере виднелись погоны майора с золотыми дубовыми листьями. Она выпила диетическую колу, чтобы проснуться, и поднялась в свой кабинет под куполом дома.

Сегодня она могла надеть костюм биологической защиты. Она проходила подготовку по ветеринарной патологии, изучению болезней у животных. Выяснилось, что ее специальностью будет изучение «горячих» агентов 4-го уровня биобезопасности, а в присутствии таких веществ полагается носить скафандр. Она также готовилась к экзаменам по патологии, которые должны были состояться через неделю. В то утро, когда солнце поднялось над яблоневыми садами и полями к востоку от города, она открыла учебники и склонилась над ними. В кронах деревьев закаркали грачи, а по улицам Термонта под окнами поехали грузовики. Ладонь ее правой руки все еще пульсировала.

В семь часов она спустилась в спальню и разбудила Джейми, свернувшуюся калачиком на кровати. Она вошла в комнату Джейсона. Разбудить Джейсона было труднее, и Нэнси пришлось несколько раз встряхнуть его. Затем пришла няня, миссис Трапейн, пожилая женщина, которая одела Джейми и Джейсона и накормила их завтраком, пока Нэнси поднималась в купол и возвращалась к своим книгам. Миссис Трапейн провожала Джейсона до школьного автобуса и присматривала за Джейми, пока вечером Нэнси не возвращалась с работы.

В половине восьмого Нэнси закрыла учебники и поцеловала детей на прощание. «Надо не забыть заехать в банк и взять немного денег, чтобы заплатить миссис Трапейн», – подумала она. Она ехала на своей Honda на работу одна, направляясь на юг по Геттисбергской дороге, вдоль подножия горы Катоктин.

По мере приближения к Форт-Детрику в городе Фредерик движение становилось все плотнее и медленнее. Она свернула с шоссе и подъехала к главным воротам базы. Охранник жестом пригласил ее пройти. Она повернула направо, проехала мимо плаца с флагштоком и припарковала машину возле массивного, почти без окон, здания из бетона и желтого кирпича, занимавшего почти десять акров земли. Высокие вентиляционные трубы на крыше выпускали фильтрованный воздух, который откачивался из герметичных биологических лабораторий внутри здания. Это был Военно-медицинский исследовательский институт инфекционных заболеваний армии США, или USAMRIID.

Военные часто называют USAMRIID Институтом. Когда они называют это место USAMRIID, они растягивают слово на военный манер, заставляя его звучать как «ты Сэм Рид» (you Sam Reed), из-за чего оно некоторое время висит в воздухе. Миссия USAMRIID – медицинская оборона. Институт проводит исследования способов защиты военнослужащих от биологического оружия и природных инфекционных заболеваний. Он специализируется на лекарствах, вакцинах и биологическом содержании. В институте всегда есть несколько программ, работа над которыми идет одновременно: исследования вакцин для различных видов бактерий, таких как сибирская язва и ботулизм, исследования характеристик вирусов, которыми американские войска могут заразиться как естественным путем, так и в виде биологического оружия. Начиная со Второй мировой войны армейские лаборатории в Форт-Детрике проводили исследования наступательного биологического оружия: армия разрабатывала штаммы смертоносных бактерий и вирусов, которые можно было зарядить в бомбы и сбросить на врага. В 1969 году президент Ричард М. Никсон подписал указ, запрещающий разработку наступательного биологического оружия в Соединенных Штатах. С тех пор армейские лаборатории стали использоваться в мирных целях, и был основан USAMRIID. Он был посвящен разработке защитных вакцин и сосредоточился на фундаментальных исследованиях способов борьбы со смертоносными микроорганизмами. Институт знает, как остановить чудовищный вирус, прежде чем тот воспламенит взрывчатую цепь смертельной передачи в человеческой расе.

Майор Нэнси Джакс вошла в здание через черный ход и показала свой пропуск охраннику за столом, который кивнул и улыбнулся ей. Она направилась в главный блок зон содержания, двигаясь по лабиринту коридоров. Повсюду были одетые в военную форму солдаты, а также гражданские ученые и техники с удостоверениями личности. Люди выглядели очень занятыми, и редко кто останавливался, чтобы поболтать в коридорах.

Нэнси хотела посмотреть, что за ночь произошло с обезьянами, зараженными вирусом Эбола. Она шла по коридору уровня 0 биобезопасности, направляясь в зону биоконтроля уровня 4, известную как АА-5, или отделение Эболы. Уровни пронумерованы – 0, 2, 3 и, наконец, 4, самый высокий. (По какой-то причине уровень 1 отсутствует.) На всех уровнях изоляции в Институте, от уровня 2 до уровня 4, поддерживается отрицательное давление воздуха, так что в случае возникновения утечки воздух будет поступать в зоны, а не наружу, в нормальный мир. Комплекс, известный как АА-5, представлял собой группу помещений с отрицательным давлением, созданных гражданским специалистом Юджином Джонсоном в качестве исследовательской лаборатории для вируса Эбола. Он был экспертом по Эболе и ее сестре Марбург. Он заразил нескольких обезьян вирусом Эбола и давал им различные лекарства, чтобы посмотреть, смогут ли они остановить развитие болезни. В последние дни обезьяны начали умирать. Нэнси присоединилась к проекту Джонсона по борьбе с Эболой в качестве патолога. В ее обязанности входило определение причины смерти обезьян.

Она подошла к окну в стене. Оно было сделано из толстого стекла, как в аквариуме, и выходило прямо в отдел Эболы, на 4-й уровень. Обезьян в нем видно не было. Каждое утро штатский смотритель животных надевал скафандр и заходил внутрь, чтобы покормить обезьян, почистить их клетки и проверить их физическое состояние. Сегодня утром к стеклу был приклеен листок бумаги с надписью от руки. Он был оставлен там смотрителем. В записке говорилось, что ночью у двоих животных «резко ухудшилось состояние». То есть они разрушились и истекли кровью.

Увидев записку, она поняла, что должна надеть скафандр и пойти препарировать обезьян. Вирус Эбола разрушил внутренние органы животного, и после смерти трупик начал быстро разлагаться. Он размягчился, и ткани превратились в желе. Здесь не помогло бы даже помещение трупика в морозилку, чтобы он замерз. Препарировать животное следует быстро, до того, как оно самопроизвольно превратится в жидкость, поскольку препарировать кашу невозможно.

Когда Нэнси Джакс впервые подала заявление о приеме в патологоанатомическую группу Института, полковник, возглавлявший группу, не захотел ее принять. Нэнси думала, что это потому, что она женщина. Он сказал ей: «Эта работа не для замужней женщины. Вам придется оставить либо работу, либо семью». Однажды она принесла ему в кабинет свое резюме, надеясь убедить его принять ее. Он ответил:

– Я могу взять в свою группу любого, кого захочу, – подразумевая, что не хочет ее брать, потому что она недостаточно хороша, и упомянул об огромном чистокровном жеребце Секретариате. – Если мне в группе нужен Секретариат, – сказал он, – я могу взять его.

– Сэр, я не тягловая лошадь! – рыкнула она на него и швырнула свое резюме на стол. Он передумал и позволил ей присоединиться к группе.

Начиная работу с биологическими агентами, вы получаете от армии второй уровень биобезопасности, а затем переходите на уровень 3. Доступа к уровню 4 вы не получите, пока не наберетесь достаточного опыта, и армия может никогда не позволить вам работать там. Для того чтобы работать на нижних уровнях, необходимо иметь ряд прививок. Нэнси делала прививки от желтой лихорадки, Ку-лихорадки, лихорадки Рифт-Валли, комплекса венесуэльского, восточного и западного лошадиных энцефалитов (мозговых вирусов, встречающихся у лошадей), а также от туляремии, сибирской язвы и ботулизма. И, конечно, у нее были серьезные прививки от бешенства, так как она была ветеринаром. Ее иммунная система плохо реагировала на все уколы, от них она болела. Поэтому армия вычеркнула ее из программы вакцинации. В этот момент Нэнси Джакс была практически выброшена на берег. Она не могла продолжать работу с агентами третьего уровня, потому что не переносила прививок. Существовал только один способ продолжать работать с опасными инфекционными агентами. Она должна была получить назначение на работу в скафандре на уровне 4. От горячих агентов 4-го уровня не существует прививок. Горячий агент 4-го уровня – это смертельный вирус, от которого нет вакцины и нет лекарства.

Вирус Эбола назван в честь реки Эбола, верхнего течения реки Монгала, притока реки Конго, или Заира. Река Эбола протекает через тропические леса, петляя мимо разбросанных деревень. Первое известное появление заирского эболавируса – самого горячего типа вируса Эбола – случилось в сентябре 1976 года, когда он одновременно вспыхнул в 55 деревнях у истоков реки Эбола. Казалось, он появился из ниоткуда и убил девять из десяти человек, которых заразил. Заирский эболавирус – самый опасный агент в Институте. Общее мнение в USAMRIID всегда было таково: «С Эболой работают только сумасшедшие». Возиться с Эболой – это легкий способ умереть. Лучше работать с чем-то более безопасным, например с сибирской язвой.

Юджин Джонсон, гражданский эксперт по биологической опасности, руководивший исследовательской программой по Эболе в Институте, имел репутацию немного дикого человека. Он – что-то вроде легенды для тех немногочисленных людей в мире, которые действительно знают о горячих агентах и о том, как с ними обращаться. Он один из ведущих охотников за Эболой в мире. Джин Джонсон – крупный, если не сказать массивный мужчина, с широким тяжелым лицом, распущенными в беспорядке каштановыми волосами, густой каштановой бородой, животом, свисающим через ремень, и горящими глубокими глазами. Надев черную кожаную куртку, Джин Джонсон мог бы сойти за тур-менеджера Grateful Dead. Он совсем не похож на человека, который работает на армию. У него репутация первоклассного полевого эпидемиолога (человека, который изучает вирусные заболевания в дикой природе), но по какой-то причине он нечасто удосуживается опубликовать свою работу. Это объясняет его несколько загадочную репутацию. Когда люди, знающие о работе Джонсона, говорят о нем, вы слышите «Джин Джонсон сделал это, Джин Джонсон сделал то», и все это звучит умно и изобретательно. Он довольно застенчивый человек, несколько подозрительный к людям и глубоко подозрительный к вирусам. Я думаю, что никогда не встречал человека, который боялся бы вирусов больше, чем Джин Джонсон, и его страх впечатляет, поскольку проистекает из глубокого понимающего уважения, коренящегося в знаниях. Он провел много лет, путешествуя по Центральной Африке в поисках резервуаров вирусов Эбола и Марбург. Он обыскал практически всю Африку в поисках этих форм жизни, но, несмотря на все старания, так и не нашел их естественных укрытий. Никто не знал, откуда взялись филовирусы; никто не знал, где они живут в природе. След исчез в лесах и саваннах Центральной Африки. Найти скрытый резервуар Эболы было одним из самых больших стремлений Джонсона.

Никто в Институте не хотел участвовать в его проекте по борьбе с Эболой. Эбола, вирус-стиратель, делала с людьми то, о чем даже думать не хочется. Организм был слишком страшен, чтобы работать с ним, даже для тех, кому было удобно работать в скафандрах. Они не хотели исследовать Эболу, потому что не хотели, чтобы Эбола исследовала их. Они не знали, в каком носителе живет вирус – будь то муха, летучая мышь, клещ, паук, скорпион, какая-нибудь рептилия или амфибия, например лягушка или тритон. Или, может быть, он жил в леопардах или слонах. И они не знали, как вирус распространяется, как он перескакивает от одного носителя к другому.

Джин Джонсон страдал от повторяющихся кошмаров о вирусе Эбола с тех пор, как начал работать с ним. Он просыпался в холодном поту. Его сны всегда были более-менее одинаковыми. Он в скафандре держал Эболу в руках, закрытых перчатками, – держал какую-то жидкость, содержащую Эболу. Внезапно жидкость растекалась по всей его перчатке, и тогда он понимал, что перчатка была сплошь исколота булавкой и жидкость, просачиваясь внутрь скафандра, текла на голые руки. Он просыпался, содрогаясь, и говорил себе: «Господи, это же заражение». А потом он понимал, что находится в своей спальне и рядом спит его жена.

На самом деле Эбола еще не совершила решающего, необратимого прорыва в человеческую расу, но, похоже, была близка к этому. Вирус появлялся в Африке в виде микровспышек то тут, то там. Опасались, что микровспышка превратится в непреодолимую приливную волну. Если вирус убивает девять из десяти человек, заразившихся им, и от него нет вакцины или лекарства, то вероятности очевидны. Возможные последствия были глобальными. Джонсон любил говорить людям, что на самом деле неизвестно, что Эбола сделала в прошлом, и неизвестно, что она может сделать в будущем. Эбола была непредсказуема. Воздушно-капельный штамм лихорадки Эбола может появиться и облететь всю страну примерно за шесть недель, подобно гриппу, убивая большое количество людей, или же он может вечно скрываться на окраинах, убивая людей по нескольку за раз.

Эбола – довольно простой вирус. Простой, как огненный шторм. Он убивает с потрясающей эффективностью и разрушительным спектром эффектов. Вирус Эбола – дальний родственник вирусов кори, паротита и бешенства. Также он связан с некоторыми вирусами, вызывающими пневмонию: вирусом парагриппа, вызывающим простуду у детей, и респираторно-синцитиальным вирусом, который может вызвать смертельную пневмонию у человека, больного СПИДом. За время развития в неизвестных носителях и за время передачи неизвестными путями в дождевом лесу Эбола приобрела худшие черты всех вышеперечисленных вирусов. Подобно кори, она вызывает сыпь по всему телу. Некоторые из эффектов напоминают бешенство – психоз, безумие. Другие эффекты пугающе похожи на сильную простуду.

Частица вируса Эбола содержит только семь различных белков – семь больших молекул, собранных в длинные сплетенные структуры, из которых и состоит нитевидная частица Эболы. Три из этих белков смутно поняты, а четыре совершенно неизвестны: их строение и функция остаются загадкой. Что бы ни делали эти белки Эболы, они, похоже, предназначены для специальной атаки на иммунную систему. В этом они похожи на ВИЧ, который также разрушает иммунную систему, но, в отличие от начала проявления симптомов ВИЧ, атака Эболы подобна взрыву. Когда Эбола попадает в организм, иммунная система дает сбой и, похоже, теряет способность реагировать на вирусную атаку. Организм превращается в город, находящийся под угрозой захвата, с распахнутыми воротами, вливающимися враждебными армиями, разбивающими лагеря на площадях и поджигающими все вокруг; и с того момента, как Эбола попадает в ваш кровоток, вы уже потеряны; вы почти наверняка обречены. С Эболой не получится бороться так же, как с простудой. Эбола за десять дней делает то, на что СПИДу требуется десять лет.

На самом деле неизвестно, как Эбола передается от человека к человеку. Армейские исследователи полагали, что вирус Эбола распространяется через прямой контакт с кровью и жидкостями организма (точно так же, как вирус СПИДа). Но, похоже, у Эболы были и другие пути передачи. Многие африканцы, заболевшие Эболой, имели дело с трупами, зараженными вирусом Эбола. Похоже, что один из путей передачи Эболы идет от мертвых к живым, извиваясь в струях не способной свернуться крови и слизи, которые выходят из мертвого тела. В Заире во время вспышки 1976 года скорбящие родственники целовали и обнимали умерших или готовили тело к погребению, а затем, спустя от трех до 14 дней, Эбола проявлялась и у них.

Эксперимент Джина Джонсона с Эболой был прост. Он заражал вирусом нескольких обезьян, а затем давал им лекарства в надежде, что они поправятся. Таким способом он мог бы найти лекарство, которое поможет победить вирус Эбола или, возможно, вылечит его.

Обезьяны почти идентичны человеку в биологическом смысле, поэтому их используют в медицинских экспериментах. Люди и обезьяны – приматы, и Эбола питается приматами так же, как хищник потребляет определенные виды мяса. Эбола не может отличить человека от обезьяны. Вирус легко прыгает между ними взад и вперед.

Нэнси Джакс вызвалась работать патологоанатомом в проекте Джонсона по борьбе с Эболой. Это была работа четвертого уровня, для которой она была достаточно квалифицированна, потому что ей не нужно было делать прививку. Ей не терпелось проявить себя и продолжить работу со смертельными вирусами. Однако некоторые сотрудники Института скептически относились к ее способности работать в скафандре четвертого уровня. Она была «замужней женщиной», и следовательно, полагали они, она могла запаниковать. Они утверждали, что ее руки были нервными или неуклюжими, непригодными для работы с горячими агентами четвертого уровня. Люди боялись, что она может порезаться или уколоться зараженной иглой – или уколоть кого-то другого. Ее руки стали проблемой безопасности. Но главной проблемой было то, что она женщина.