Текст книги "Кризис в красной зоне. Самая смертоносная вспышка Эболы и эпидемии будущего"

К 26 марта – примерно тогда Мениндор заразилась Эболой – тот вирус, который убил малыша, успел мутировать в несколько разновидностей Эбола-Заир. Вирус передавался от человека к человеку, сокрушая их иммунные системы, испытывая на прочность и прорывая оборону жертв и быстро приспосабливаясь к человеческому виду. Где-то в начале марта в Маконском треугольнике возникла новая разновидность вируса Эбола. Этот мутант – Эбола-Заир – в четыре раза успешнее проникал в клетки человеческого организма. Мутант особенно легко связывался с человеческими клетками. Он оказался той самой рыбиной с самыми острыми зубами. Мениндор была инфицирована мутантом, и он убил ее. Затем, после ее смерти, мутант выбрался из ее тела и широко распространился во время похорон.

Изменение Эбола-Заир ограничилось одной буквой генетического кода. Вирус, распространившийся на похоронах Мениндор, мутант, видоизмененная Эбола, носит официальное наименование лихорадки Эбола, вариант Заир «A82V Макона». В этой книге он будет упоминаться просто как «штамм Макона», или «высокопатогенный штамм Макона». Ученые считают, что первоначально он возник как единственный мутировавший вирион Эбола в организме какого-то неустановленного лица, жившего неподалеку от гвинейского города Гекеду. Эта единственная мутировавшая частица высокопатогенного штамма Макона, единственная рыбина с особенно острыми зубами, размножилась в теле жертвы. После этого высокопатогенный штамм Макона каким-то образом передался Мениндор. Вероятнее всего, что она заразилась от кого-то из пациентов. Но и на сегодня многие вопросы, относящиеся к штамму Макона, не получили ответов.

Штамм Макона действительно легко внедряется в человеческие клетки. Не исключено, что он способен распространяться по организму быстрее и активнее, чем любая другая разновидность Эболы, но это пока не доказано. Макона может быть заразнее прочих разновидностей Эболы. Этот штамм может быть более опасным – более летальным, – чем любой другой филовирус, даже Эбола-Заир. Нам пока неясны истинные характеристики штамма Макона. Но к настоящему времени получено уже немало подтверждений того, что штамм Макона является наиболее заразным и смертоносным видом Эболы из всех обнаруженных.

То, что произошло на похоронах Мениндор, имеет сходство с первыми мгновениями ядерного взрыва, зафиксированными высокоскоростной съемкой. Мы смотрим в самую сердцевину расширяющегося огненного шара в самом начале взрывного процесса. Похороны обеспечили невидимый биологический выброс нового вируса, который тут же приступил к взрывному размножению в представителях человеческого рода.

В 90 милях от места события, в больнице Кенемы, никто не заметил вспышки и не имел о ней никакого представления. Сотрудники больницы знать не знали, что случилось нечто такое, из-за чего многие из них расстанутся с жизнью. Никто не заметил движения мутировавшего вируса, когда штамм Макона начал распространяться по цепочке, ветвясь и образуя новые ветви, из которых вырастают новые цепочки и ветки. Высокопатогенный штамм Макона лесным пожаром ринулся в мир, стремясь проникнуть в каждое человеческое тело. Но, хотя мы все еще многого не знаем об этом штамме, не может быть сомнений в том, что в первых числах апреля он стал новым вождем своего племени.

Дыхательный аппарат

ФРЕДЕРИК, МЭРИЛЕНД

Четверг, 10 апреля, примерно через шесть часов после похорон Мениндор

В восточном Мэриленде стоял прекрасный весенний день, первый солнечный день за долгое время, было тепло, но ветрено, и по голубому небу быстро бежали пухлые белые облака. Лизе Хенсли предстояло назавтра отправиться в Западную Африку, и в этот день она укладывала в ящики оборудование биологической защиты. Во второй половине дня она поехала, чтобы забрать Джеймса из школы. Дорога пересекала реку Монокаси неподалеку от места, где в гражданскую войну состоялось известное сражение. Дубы над речными обрывами еще не распустились; их ветки были усыпаны красными, как вино, почками. На заднем сиденье машины лежал работающий от электрических батарей дыхательный аппарат для легкого биозащитного скафандра.

Джеймс запихнул сумку на колесиках, набитую книгами, на заднее сиденье и уселся на переднее, рядом с матерью. Он, конечно же, заметил дыхательный аппарат:

– Мама, что это такое?

– Шланговый респиратор, – ответила она. – Если точнее, респиратор с принудительной подачей воздуха. Он работает от батареек, подсоединяется к костюму и фильтрует воздух, которым я дышу в скафандре. И поддерживает в скафандре повышенное давление.

– Ты в Африке будешь ходить в скафандре?

– Да, милый, обязательно.

– Мама, а что будет, если я заражусь Эболой?

Вопрос Джеймса застал ее врасплох. Конечно же, он отыскал сведения об Эболе в интернете со своего ноутбука. И наверное, видел изображения больных Эболой.

А ответа на вопрос Джеймса – что Эбола может сделать с ним? – она просто не знала. Ни разу еще никто не наблюдал, как протекает болезнь Эбола у страдающего гемофилией. Эбола вызывает у людей кровотечения, и их кровь теряет способность сворачиваться. То же самое происходит и при гемофилии.

– Ну прежде всего тебя посадят в большой пузырь, – сказала она, чуть помолчав. – А пузырь нужен, чтобы ты не смог заразить никого другого.

– А чем ты будешь заниматься в Африке?

Она взглянула на сына. Беспокоится ли он о ней? Они ехали через пригород, где в садиках, огороженных сетчатыми изгородями, цвели бледно-желтые нарциссы. Миновали автомастерскую.

– Я буду искать способы, как помочь людям. Буду брать у них кровь на анализы, чтобы они узнали, не заразились ли Эболой.

– Ты делаешь лекарство от Эболы? – спросил Джеймс.

– От Эболы пока нет лекарства.

– Но разве ты не делаешь вакцину от нее?

– Пытаюсь, родной. Я работаю над такой вакциной. Но пока что вакцины от Эболы мы не сделали.

Джеймс скорчил недоуменную гримасу:

– Ты и раньше этим занималась?

Она улыбнулась:

– Еще до твоего рождения.

– Мам, а чем еще ты занимаешься?

Она чуть не расхохоталась. «Чем еще? Хм-м-м…» И правда: чем еще она занимается? Пишет научные статьи. Старается быть хорошей матерью. Следит за своей безопасностью и безопасностью своих сотрудников при работе в «горячей» лаборатории. Старается заботиться о стареющих родителях. Ведет исследования в области мер медицинской защиты от других эмерджентных вирусов, например SARS. Состоит в то прерывающейся, то возобновляющейся связи с Рейфом. Но не думает о замужестве. У нее давно сложилось впечатление, что романтическая сторона жизни для нее как-то поблекла. После развода с отцом Джеймса она решила больше не выходить замуж, а может быть, просто ей не случилось встретиться с такой любовью, какая бывает в сказках.

– У меня много разных дел, милый, – ответила она.

На следующее утро они с Джеймсом вместо школы отправились в блинную IHOP и до отвала наелись оладьями. После этого она отвезла его в школу – с очень большим опозданием – и крепко поцеловала, правда, без объятий и чрезмерной сентиментальности. О мальчике будут заботиться ее родители – они уже приехали во Фредерик из своего дома в Северной Каролине.

Хенсли оставила машину на стоянке Форт-Детрика и пересела в служебный микроавтобус, забитый армейскими транспортными контейнерами, в которых было надежно упаковано оборудование быстроразвертываемой полевой лаборатории 4-го уровня биологической безопасности для анализа крови. Микроавтобус доставил Хенсли и ее багаж в Международный аэропорт Далласа. И к вечеру Хенсли со всем оборудованием оказалась в воздухе над Атлантическим океаном, направляясь в Монровию, столицу Либерии.

Змея мениндор

МОНРОВИЯ, ЛИБЕРИЯ

В тот же день

Больница ELWA (Eternal Love Winning Africa Hospital) – «Вечная любовь, покоряющая Африку» – занимает участок земли около мили длиной на побережье, немного южнее центра Монровии, столицы Либерии. ELWA – благотворительная христианская организация, где работают и местные жители, и иностранцы, среди которых много американцев. Многие из иностранцев работают в больнице на условиях долгосрочной командировки. Они живут в бунгало, разбросанных вдоль берега, а работают в бетонных больничных строениях, сгрудившихся вокруг маленькой часовни. Берег окаймлен пальмами, теплый воздух пропитан соленым запахом океана, в неумолчный шум атлантического прибоя вторгаются резкие крики чаек, парящих над территорией больницы. Американская евангелическая организация медицинской помощи под названием «Сумка самаритянина» (Samaritan's Purse) держит в больнице ELWA свою миссию, занимающую двухэтажное офисное здание из бетонных блоков с продуманной системой вентиляционных отверстий.

В день, когда Всемирная организация здравоохранения объявила о вспышке Эболы в Западной Африке, доктор Ланс Плайлер, руководитель службы неотложной медицинской помощи миссии «Сумка самаритянина» при больнице ELWA, начал подготовку к возможному поступлению больных Эболой. Ланс Плайлер – стройный худощавый темноволосый энергичный мужчина за 40. Плайлер попросил одного из коллег по «Сумке самаритянина», врача-американца Кента Брэнтли, организовать в больнице ELWA отделение Эболы. Ланс Плайлер и Кент Брэнтли были близкими друзьями. Им довелось работать от имени «Сумки самаритянина» при чрезвычайных ситуациях в разных точках мира.

Кент Брэнтли принялся подбирать на территории больницы участок для отделения Эболы, где можно было бы устроить «красную зону» для биоизоляции пациентов. Поразмыслив, он решил приспособить для этой цели больничную часовню и сделать вокруг нее «красную зону»: он расставил пластмассовые барьеры и перенес медицинские принадлежности и средства индивидуальной защиты в находившуюся рядом кладовую. В отделении было предусмотрено пять коек. После этого Кенту Брэнтли, Лансу Плайлеру и прочим сотрудникам «Сумки самаритянина» оставалось лишь следить за обстановкой и ждать.

12 апреля

Лизу Хенсли, вышедшую из самолета в Международном аэропорту Робертс, встретил подполковник морской пехоты, прикомандированный к посольству США в Монровии. Они погрузили транспортные контейнеры в посольские машины, и те доставили их из аэропорта по грунтовой лесной дороге в Либерийский институт биомедицинских исследований (Liberian Institute for Biomedical Research, LIBR). Прежде здесь находилась станция по изучению шимпанзе, которую переоборудовали в ведущую государственную медицинскую диагностическую и научно-исследовательскую лабораторию Либерии.

Хенсли и ее коллега Джозеф Фейр встретились с сотрудниками и осмотрели центр, состоявший из бетонных построек, среди которых имелись и дома для шимпанзе с зарешеченными дверями и окнами. Исследования шимпанзе прекратили, и животных переселили на остров посреди реки.

Несколько помещений были превращены в хорошо оборудованные лаборатории для исследований в области ВИЧ. Хенсли и Фейр решили, что эти помещения вполне годятся для устройства «горячей» лаборатории, где кровь будут проверять на наличие лихорадки Эбола. Они начали распаковывать свой багаж и знакомиться с местными сотрудниками, которым предстояло осваивать эту лабораторию и самостоятельно работать в ней после того, как Хенсли вернется в Соединенные Штаты. Вечером машина посольства отвезла Хенсли и Фейра в Монровию, в прибрежный отель. Этому отелю предстояло на несколько недель стать их домом.

На следующий день рано утром та же машина доставила Хенсли и Фейра обратно в бывший обезьяний центр, и они приступили к обязанностям консультантов местных медиков, установке оборудования и обучению местных лаборантов работе на нем. Сотрудникам-либерийцам не доводилось прежде работать в скафандрах высшей биозащиты. Но в самый разгар работы Джозеф Фейр неожиданно оставил их, так как его перебросили в Сьерра-Леоне в качестве советника министерства здравоохранения.

Хенсли продолжила работу с либерийскими медиками, и они общими усилиями завершили создание «горячей» лаборатории. В нескольких смежных комнатах герметизировали окна и двери – получилось помещение с контролируемым воздухообменом. Была установлена система циркуляции воздуха с HEPA-фильтрами с отрицательным давлением, благодаря чему в лаборатории поддерживалось пониженное давление и наружу выходил только очищенный воздух. Фильтры должны были задержать любые частицы вируса Эбола или микроскопические капельки крови, которые могут попасть в воздух лаборатории, и не допустить их в атмосферу. Они создали отсек обеззараживания – «серую зону» между «горячей» лабораторией и остальным зданием, где сотрудникам предстояло опрыскивать скафандры хлоркой, чтобы убить все попавшие на костюм вирусы Эбола, перед тем как снять защитное снаряжение.

Завершив подготовительные работы, сотрудники-либерийцы во главе с Хенсли включили циркуляционно-фильтрационную систему воздухообмена, понизили давление в лаборатории и проверили качество изоляции. Лаборатория была готова к работе в «горячем» режиме.

Хенсли научила коллег надевать и снимать легкий герметичный костюм биологической защиты. Костюм был оснащен работающим от электрической батареи респиратором с принудительной подачей воздуха, прикрепленным к поясу. Шлем представлял собой прозрачный пузырь из мягкого пластика, обеспечивающий практически круговой обзор. К 15 апреля, через три дня после прибытия Хенсли, работы по созданию лаборатории Эболы Либерийского института биомедицинских исследований (LIBR) были завершены, и ее сотрудники сразу же приступили к исследованию образцов человеческой крови на предмет наличия вируса Эбола. Образцы крови доставляли туда со всей Либерии.

Врачи расположенной в нескольких километрах от бывшего центра по изучению шимпанзе, на берегу океана, больницы ELWA тоже старательно брали кровь у пациентов и отправляли ее Хенсли и ее команде в LIBR. Ни в одном из образцов крови, поступивших в лабораторию LIBR, вирусы Эбола не были обнаружены. Впору было подумать, что Эбола затронула в Либерии лишь несколько человек и исчезла. Так что лабораторию Хенсли пока что нельзя было считать «горячей». Вирус Эбола туда еще не попал.

К тому дню, когда Хенсли прибыла в Либерию, в стране было зарегистрировано 94 случая Эболы, из них 40 со смертельным исходом. Семь случаев было отмечено в Монровии, численность населения которой немногим превышает миллион человек; казалось, вирус начал набирать силу в Монровии, но потом его активность по всей Либерии снизилась. В последнюю неделю апреля по всей стране было зарегистрировано лишь 13 новых случаев Эболы. Вспышка, похоже, начала гаснуть.

Теперь нам известно, что вирус, проявившийся тогда в Либерии, был генетически близок тому виду Эбола-Заир, который поразил малыша в Мелианду. Другими словами, в Либерию первым проник «дикий» вирус Эбола, тот, что пришел прямо из экосистемы. Вариант «A82V Макона», штамм Макона, мутант, впервые появившийся в Гвинее всего за несколько недель до того, все еще обретался в Треугольнике, не прорвавшись пока в города. И никто еще не знал о существовании штамма Макона.

Хенсли работала в лаборатории 12-часовыми сменами. Коллеги-либерийцы проявили себя квалифицированными специалистами и хорошо справлялись с работой в лаборатории 4-го уровня. Она не испытывала разочарования из-за того, что им не удавалось найти вирус Эбола в крови, которая поступала в лабораторию на анализ, однако ей казалось, что от нее ускользает шанс получить в руки вирус Эбола и по-настоящему вступить с ним в бой. Стоявший на берегу отель можно было считать даже роскошным, но у Хенсли не было времени, чтобы поплавать в океане. Каждый вечер перед сном она звонила домой по скайпу. Она говорила Джеймсу, что исправно носит широкополую шляпу, которую он положил ей в рюкзак. И думала, что он вроде бы не волнуется.

Джеймс волновался. Однажды вечером родители Хенсли рассказали, что у мальчика выдался в школе тяжелый день. На уроке рассказывали о русском композиторе Чайковском, который умер от холеры. Заболевание сопровождается неудержимой диареей и заканчивается внезапной смертью. Услышав об этих симптомах, Джеймс вдруг разволновался. Заметив это, учитель вышел вместе с ним из класса и спросил, что случилось. Мальчик ответил, что переживает за свою мать. Учитель привел Джеймса обратно в класс и сказал остальным ученикам, что мать их товарища сейчас находится в Африке и помогает местным жителям бороться с Эболой – опасным заболеванием, сходным с холерой. «Я так горжусь мамой!» – сказал Джеймс.

28 апреля она улетела обратно в Соединенные Штаты, так и не обнаружив Эболу ни в одном из образцов крови. Подготовленные ею коллеги продолжали делать анализы крови на Эболу в национальной лаборатории Либерии. Хенсли вернулась к своей работе в Многоотраслевом исследовательском центре. Она продолжала организовывать и запускать исследовательские программы и поддерживала связь с либерийскими коллегами, трудившимися в бывшем питомнике шимпанзе. Шли недели, а они так и не обнаруживали Эболы в образцах крови, поступавших в лабораторию. Эбола, похоже, прекратилась.

МАКОНСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК

Конец апреля

Сестра Мениндор, та самая, которая ухаживала за нею и обмывала ее тело, умерла в Кпонду через несколько недель после целительницы. Мать Мениндор, тоже ухаживавшая за нею, слегла у себя в деревне и умерла где-то в апреле или, может быть, в начале мая. 21 апреля умер муж Мениндор. Через девять дней в Кпонду умер внук Мениндор. К началу мая вирус принялся косить женщин в Буеду, Нюмунду, Колосу, Фокоме и Сасани. Эти женщины или сами присутствовали на похоронах Мениндор, или тесно общались с кем-то из побывавших там. Все они умерли от болезни, вызванной высокопатогенным штаммом Макона.

Смерть мужа Мениндор впечатлила и напугала окружающих. В той местности многие считали, что болезни вызываются действием злых сил. Среди местных жителей бытовало верование, что Мениндор держала в сундуке сверхъестественную змею. После смерти целительницы прошел слух, что муж Мениндор случайно или по неразумию открыл клетку. Змея выбралась, убила его, и теперь рыщет по деревням и губит людей, вонзая в них невидимые зубы. Так местные жители объяснили происходящие несчастья.

Штамм Макона потихоньку распространялся по деревням, а количество сообщений о выявленных в Западной Африке случаях Эболы между тем уменьшалось. Эбола-Заир, та разновидность Эболы, которая погубила мальчика в Мелианду, пошла на убыль, но тем временем уже началось цепное распространение штамма Макона. Одна рыбина в косяке вырвалась вперед.

В «горячей» лаборатории национальной лаборатории Либерии, созданной в помещении бывшего центра по изучению шимпанзе неподалеку от аэропорта Монровии, медики продолжали проверять на предмет Эболы образцы крови, которые туда доставляли из больниц, но создавалось впечатление, что вирус оставил Либерию в покое. В Кенеме Хумарр Хан и Лина Мозес не теряли бдительности, продолжали высылать разведчиков в деревни для выявления вируса, но в Сьерра-Леоне пока что не было отмечено ни одного случая Эболы. Поскольку Эбола никак не проявляла себя, Хумарр Хан решил принять участие в научной конференции, которая проходила в городе Дейтона-Бич (Флорида). 25 апреля он выехал из Кенемы.

Америка

2 мая

После конференции во Флориде Хумарр Хан полетел в Балтимор, где жили две из его сестер, Исату и Уму, и брат Альфа. Альфа занимался торговлей и хорошо знал город. Может быть, даже чересчур хорошо. Хумарр с братом допоздна бродили по городским барам и хорошо повеселились.

Другой брат Хумарра, Сахид, IT-менеджер из Филадельфии, был 16 годами старше Хумарра и, пока тот рос, в какой-то мере заменял ему отца. Хумарр до сих пор обращался к Сахиду, как и в детстве, «сэр» или прозвищем «Брат Джей».

Сахид начал слегка тревожиться из-за развлечений, которым Хумарр и Альфа предались в Балтиморе. В конце концов он позвонил Хумарру.

– Похоже, вы, ребятки, занялись как раз тем, что, как говорит отец, ведет прямо в ад, – сказал Сахид. (Их отцу уже сравнялось 99 лет, и он пребывал в добром здравии.)

– Ну, дело совсем не так плохо, сэр.

– И все же – чем вы с Альфой занимаетесь?

– Да так, по паре пива для расслабона, – ответил Хумарр.

– А как насчет марихуаны? Курите марихуану?

– Нет, сэр. Я не курю марихуану. Я курю только сигареты, сэр. А Альфа вообще не курит.

Сахид добродушно рассмеялся:

– Ну ладно, ладно. Я ничего не имею против хорошего времяпрепровождения. Но всегда буду призывать тебя к умеренности.

– Да, сэр.

Сахида начала забавлять необычно почтительная манера, с которой брат разговаривал по телефону.

– Сэр? Кого это ты так называешь?

Хумарр рассмеялся:

– Тебя, брат Джей.

Сахид чувствовал, что его брат подвергается опасности. Много лет он боялся, что с Хумарром может случиться несчастье в его отделении Ласса. А теперь еще и Эбола.

– В Америке всей этой дряни нет, – сказал он Хумарру по телефону. – Так что оставайся здесь. Зачем тебе возвращаться в Сьерра-Леоне? Устроишься в Балтиморе, рядом с сестрами.

– Я не хочу жить здесь, сэр.

– Тогда приезжай в Филадельфию. Я помогу тебе устроиться. Будешь здесь врачом.

– В американских городах без меня обойдутся, – ответил Хумарр брату. – А вот там, где болеют лихорадкой Ласса, – нет.

– Ты хотя бы знаешь, сколько здесь зарабатывают врачи? Шестизначные суммы.

– Сэр, я опытный и знающий вирусолог, – его голос звучал твердо и уверенно, – и очень хорошо разбираюсь в своем деле.

Хумарр совсем недавно провел три года в Гане, где получал дополнительное медицинское образование. Сахид и сестра Уму дали ему $17 000, потому что скудного правительственного жалования не хватало на оплату переподготовки. Сахид напомнил ему, что в Соединенных Штатах врач легко может заработать такую сумму.

«Я должен сам платить за свое обучение», – сказал Хумарр. Полный решимости вернуть деньги, он открыл в Кенеме частную практику, доход от которой позволял надеяться на то, что долг будет выплачен. Он также сказал Сахиду, что всего через месяц, в июне, снова приедет в Соединенные Штаты – Пардис Сабети обещала поспособствовать ему в получении гранта от Гарвардского университета.

– Что ж, надеюсь, когда ты будешь в Кембридже, у нас найдется больше времени, чтобы поговорить о твоем переезде в Соединенные Штаты, – сказал Сахид.

– Да, сэр. Непременно.

Напоследок Сахид сказал, что очень скучает по младшему братишке. Ему очень не нравилось, что Хумарр возвращается в Кенему.