Текст книги "Кризис в красной зоне. Самая смертоносная вспышка Эболы и эпидемии будущего"

Сабети

КЕМБРИДЖ, МАССАЧУСЕТС

9 утра, 24 марта 2014 года

Доктор Пардис Сабети уже много лет поддерживала связи с Программой Ласса и находилась в дружеских отношениях с Хумарром Ханом. Когда Хан присоединился к совещанию, она сидела за столом в своем кабинете лаборатории северо-западного корпуса Гарвардского университета. Прочие участники совещания находились в других городах и странах. Любимица Сабети, серая крыса Коко, либо спала на коленях хозяйки, либо гуляла по кабинету. («Может быть, кто-то сочтет меня ненормальной, но я не держу животных в клетках», – говорит Сабети.) Пардис Сабети, хрупкой дружелюбной женщине, тогда было под 40, она занимала пост ассоциированного профессора[19]19
  Associated professor – должность, близкая к нашему доценту, но не являющаяся полным аналогом. – Прим. ред.


[Закрыть] биологии в Гарварде и специализировалась в области чтения и анализа геномов. Помимо руководства лабораторией в Гарварде, Сабети возглавляла исследования геномов вирусов в Институте Броуда Массачусетского технологического института (МТИ) и Гарвардского университета. Она, в частности, изучала эволюцию вирусов – их изменения в процессе приспособления к окружающему миру. А в свободное время она еще выступала ведущей вокалисткой инди-бенда Thousand Days («Тысяча дней») и писала для него песни. Завершение работы над четвертым альбомом группы пришлось отложить из-за вспышки Эболы.

– Хумарр, как у тебя дела? – спросила Сабети. – Я о тебе беспокоилась. Опасаюсь, что Эбола может переброситься в Сьерра-Леоне.

Хан ответил, что сам этого опасается. «Горячая» лаборатория Программы Ласса была единственной лабораторией высокого уровня биологической безопасности в обширном регионе Западной Африки. Первый принцип военных действий против эмерджентного вируса состоит в том, чтобы установить, куда он перемещается. Но у Хумарра Хана не было лабораторного оборудования, позволяющего выявить в крови вирус Эбола. Если Эбола пересечет реку и окажется в Сьерра-Леоне, Хану и его группе нужно будет как-то выявлять носителей этого заболевания. Выявленные зараженные будут изолированы в отделении Ласса, где за ними будут ухаживать прошедшие специальную подготовку сестры, одетые в защитные спецкостюмы. Это не позволит вирусу переходить к другим людям и остановит цепное распространение инфекции.

Сабети предложила Хану амплификатор для проведения полимеразной цепной реакции (ПЦР)[20]20
  Полимеразная цепная реакция (ПЦР) – высокоточный метод молекулярно-генетической диагностики, который позволяет выявить различные инфекционные и наследственные заболевания, как в острой или хронической стадии, так и задолго до того, как заболевание может проявиться. В основе метода ПЦР лежит многократное удвоение (амплификация) определенного участка ДНК/РНК при помощи ферментов в искусственных условиях (in vitro). В результате нарабатываются количества нуклеиновой кислоты, достаточные для визуальной детекции. При этом происходит копирование только того участка, который удовлетворяет заданным условиям, и только в том случае, если он присутствует в исследуемом образце. – Прим. ред.


[Закрыть]. Этот прибор способен распознать генетический код Эболы в крови человека. Она пообещала немедленно отправить ему такой аппарат и прислать людей, которые обучат сотрудников «горячей» лаборатории Хана пользоваться им.

Закончив разговор, Сабети вышла из кабинета, заперла дверь, чтобы крыса не убежала, и поехала в Институт Броуда занимавший два сверкающих, словно хрустальные, здания на Кендалл-сквер, рядом с кампусом МТИ. Только штатных сотрудников, занимавшихся расшифровкой и анализом геномов, в этом институте насчитывалось около 4000. В своем отделе, расположенном на шестом этаже, Сабети собрала совещание с небольшой группой сотрудников, которой предстояло увеличиться в численности и получить известность под названием Оперативного штаба по борьбе с Эболой. Они приступили к планированию и распределению ресурсов для обороны человечества от нападения вируса. Сабети решила изъять из бюджета своей Гарвардской лаборатории $600 000 в виде лабораторного оборудования и расходных материалов, а также наличных на текущие расходы. К концу дня она поручила двоим коллегам, Кристиану Андерсену и Стивену Гайру, возглавить группу, которая отправится в Кенему к Хумарру Хану и организует там лабораторию для исследования крови на Эболу. Андерсен и Гайр безотлагательно принялись готовиться к отъезду в Западную Африку.

МНОГООТРАСЛЕВОЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЦЕНТР ФРЕДЕРИК, МЭРИЛЕНД

На следующий день, 25 марта

Хумарр Хан углубился в изучение литературы об Эболе и очень встревожился. На следующий день после разговора с Пардис Сабети он связался с Джозефом Фейром, ученым из американской биотехнологической фирмы «Метабиота» (Metabiota). Хан и Фейр были близкими друзьями, иногда выпивали вместе, и был даже случай, когда Хан спас Джозефу Фейру жизнь. Фейр предложил устроить в Кенеме лабораторию для исследования крови, и Хан, не раздумывая, согласился. Пардис Сабети тоже посылала ему лабораторию, но он, одобрив, решил подстраховаться.

Составив план помощи Хану, Джозеф Фейр тут же связался со своей приятельницей Лизой Хенсли в МИЦ. Он спросил, не хочет ли она поехать вместе с ним в Кенему налаживать лабораторию для Хана. Хенсли была хорошо знакома с Ханом. Ей уже довелось однажды вместе с Фейром побывать в Кенеме, где они организовали для Хана лабораторию для проведения анализов крови на вирус Ласса.

Лиза симпатизировала Хумарру Хану, и мысль о помощи в борьбе со вспышкой Эболы неотрывно занимала ее. Она вернулась к своему начальнику Питеру Джарлингу и спросила, нельзя ли получить в МИЦ небольшой отпуск, чтобы можно было съездить в Кенему и помочь Хану. «Мне это вполне по силам», – сказала она Джарлингу.

«В тот раз мне нечего было возразить Лизе», – говорит сейчас Джарлинг. Он тоже был знаком с Хумарром Ханом и тоже симпатизировал ему. Джарлинг обратился к своему начальству, и было выработано такое решение: НИЗ откомандирует Лизу Хенсли в распоряжение Министерства обороны США для трехнедельной военно-медицинской операции в государственной больнице Кенемы. Хенсли была гражданским лицом, но во время пребывания в Африке ей предстояло включиться в военный порядок подчиненности.

Вскоре Хенсли получила письмо от Хумарра Хана:

Дорогая доктор Хенсли,

Обращаюсь к Вам с просьбой помочь Вашими знаниями в подготовке к проведению противоэпидемических мероприятий в связи с возможной вспышкой лихорадки Эбола… Большая протяженность границы нашей страны с Гвинеей увеличивает опасность возможного занесения этого заболевания в нашу страну.

Тем временем сотрудники Пардис Сабети уже не только прибыли в Кенему, но и заканчивали установку оборудования для анализов крови в «горячей» лаборатории Программы Ласса.

Тогда же военные США изменили план работы Хенсли. Поступив в распоряжение военных, она должна была отправиться, куда прикажут, и ей было предписано ехать в Монровию, столицу Либерии, разворачивать там лабораторию для проведения анализов крови на Эболу для правительства этой страны: оттуда поступили сообщения о нескольких случая этого заболевания. Так что ей не довелось попасть в Кенему и поработать с Хумарром Ханом.

Хенсли и Джозеф Фейр приступили к комплектованию переносной лаборатории с наивысшей степенью биозащиты для анализов крови. Все отобранное они упаковывали в армейские ящики для отправки самолетом в Либерию. Однажды вечером, когда Хенсли укладывала личные вещи, Джеймс зашел к ней домой и предложил помощь в сборах. Открыв платяной шкаф, он достал широкополую пляжную шляпу и сунул ее в рюкзак. «Без шляпы в Африке нельзя, а то сгоришь на солнце», – сказал он.

Примерно в это время знахарка Мениндор, целительница с миндалевидными глазами из деревни Кпонду, державшая в хижине волшебную змею, заболела и слегла. Хенсли собирала вещи для поездки в Африку, а Мениндор, страдавшая рвотой и поносом, лежала в постели у себя дома под присмотром престарелой матери и сестры. Очень многие из тех, кому Мениндор когда-то помогала и кто питал к ней глубокое почтение, страшно перепугались, узнав о ее болезни. Ведь из этого следовало, что даже искусство Мениндор не смогло противостоять злой силе мора, обрушившегося на деревни Сьерра-Леоне.

Разведка

КЕНЕМА, СЬЕРРА-ЛЕОНЕ

Последняя неделя марта

К доктору Хумарру Хану, в государственную больницу Кенемы, находившуюся в сотне миль от деревни, где жила Мениндор, пока не поступило ни одного сообщения об обнаружении лихорадки Эбола в Сьерра-Леоне. Она распространялась по Гвинее, на другом берегу Маконы. Хан опасался того, что вирус переправится через реку с кем-нибудь из путешествующих людей и начнет свое шествие по деревням Сьерра-Леоне. В штате Программы лихорадки Ласса была группа эпидемиологов, именовавшаяся группой эпидемиологической разведки. Группа на «лесной скорой» доставляла в Кенему больных с подозрением на лихорадку Ласса и, если диагноз подтверждался, оставляла их в изоляторе.

Хан собрал своих разведчиков в одной из комнат лаборатории Ласса, носившей громкое название «Библиотека». Книг там было немного, зато имелись два стола и соединение с интернетом, которое даже иногда работало. Хан объяснил сотрудникам, что отличить Эболу от лихорадки Ласса будет непросто. При заражении оба вируса вызывают сходные симптомы: понос, рвоту, очень сильные боли, кровотечение из естественных отверстий, шок или кому и смерть. При обнаружении кого-нибудь с симптомами, позволяющими заподозрить Эболу, на больного следует надеть костюм биологической защиты, чтобы обезопасить медиков от инфекции, и доставить на машине в Кенему, где его кровь исследуют и на Лассу, и на Эболу.

Группа разведки посещала деревни, расположенные на берегу Маконы, эпидемиологи расспрашивали жителей, описывая им симптомы Эболы и разыскивая людей, у которых они могут проявляться, но возвращались с пустыми руками. Обитатели деревень говорили, что такая болезнь им незнакома.

Консультантом разведчиков Кенемской больницы была ученый из Америки Лина Мозес, энергичная женщина чуть старше 30, постдок Школы здравоохранения и тропической медицины новоорлеанского Университета Тулейна; она специализировалась в области экологии инфекционных заболеваний, изучающей состояние и взаимодействие экосистем, вирусов и людей. Мозес ежегодно по несколько месяцев лично проводила исследования в Кенеме. Она говорила на крио, одном из двух государственных языков Сьерра-Леоне (вторым является английский), а также могла объясняться на менде, одном из этноязыков страны. Пребывая в Кенеме, Мозес проводила много времени за городом, где ловила крыс и исследовала их кровь на вирус Ласса, стараясь проследить потаенное движение вируса в экосистеме и среди людей.

В 2011 г. больницу Кенемы посетила молекулярный биолог Эрика Сафир; тогда она и познакомилась с Линой Мозес. «Я увидела потную, перепачканную грязью темноволосую молодую женщину с выразительным лицом, – вспоминает Сафир. – Она была одета в простую рубашку, джинсы, походные ботинки и несла в руке пластмассовое ведро, полное дохлых крыс. Крысы плавали в жиже, похожей на заготовку для каджунского супа гумбо». Конечно же, Лина Мозес не могла напугать своим крысиным гумбо армейского ученого из Форт-Детрика, напротив, она очень понравилась Сафир.

Мозес часто встречалась с группой эпидемиологической разведки в той же библиотеке. Она разбирала их донесения и давала рекомендации по поводу дальнейших действий. И постоянно думала о том, где может скрываться вирус, если он все же сумел перебраться через реку. Она подолгу изучала карты восточной части Сьерра-Леоне, разложенные на столе в библиотеке. Мозес неплохо знала территорию.

Но свои знания она в значительной степени хранила в голове. Карты Маконского треугольника ненадежны. По местности рассыпаны крохотные деревушки, которые обычно разделяет расстояние всего в несколько сот метров. У деревень часто бывают похожие и даже одинаковые названия. На языке крио одно и то же слово может иметь несколько разных вариантов написания, и поэтому на разных картах одна деревня может иметь разные названия. Более того, многие деревни на карте представлены только точками – у них вовсе нет названий. Есть и мелкие поселения, даже не нанесенные ни на какие карты. До некоторых из них можно добраться только пешком.

Лина Мозес обзвонила все сельские медицинские учреждения в Маконском треугольнике и поблизости от него. Она рассказывала их руководителям о лихорадке Эбола и спрашивала, не встречались ли им пациенты с такими симптомами. Она звонила также районным медицинским инспекторам и просила обращать особое внимание на сообщения о подозрительных заболеваниях. Разведывательная группа Программы Ласса разъезжала по деревням, информировала население об Эболе, расспрашивала, не слышал ли кто-нибудь о людях с признаками такой болезни. И разведчики, и Лина Мозес так никого и не обнаружили. Местные жители утверждали, что не видели ничего похожего на болезнь Эбола.

ГВИНЕЯ

Последние дни марта

На гвинейском берегу реки местные медики и сотрудники «Врачей без границ» выявляли больных Эболой и помещали их в «красные зоны» палаточных городков, где за пациентами ухаживали в соответствии с инструкциями «Врачей без границ». Умерших в «красной зоне» погребали рядом с городком. Чем больше распространялся вирус, тем сильнее местные жители боялись «Врачей» и их палаточных городков. Городки из белых палаток выглядели зловеще, и командовали там белые иноземцы. Иноземцы говорили местным, что они заражены вирусом и должны отправиться в этот лагерь, и после этого люди пропадали навсегда. Иноземцы, одетые в скафандры, в каких гуляют по Луне, выносили мертвые тела в белых мешках и закапывали их рядом с лагерем. Открывать мешки, чтобы взглянуть на близких, никому не разрешалось – иноземцы говорили, что трупы опасны.

Обитатели Маконского треугольника никогда не слышали об Эболе. Многие не верили в инфекционную теорию заболеваний – в то, что болезнь могут вызвать невидимые глазу микробы. Зато у многих обитателей страны кисси имелись мобильные телефоны и они обсуждали положение в социальных сетях. По Маконскому треугольнику разносились текстовые сообщения со слухами о городках медиков. Белые иноземцы, уверяли слухи, впрыскивают людям хлор и проводят на их телах ужасные эксперименты.

Врач Арманд Шпрехер, специалист в области общественного здоровья из организации «Врачи без границ», позднее объяснял мне, что карантинные городки «Врачей» всегда вызывают страх у местного населения. «При каждой вспышке Эболы нас воспринимают как странных людей в странных одеждах, которые ставят на несчастных африканцах эксперименты или вырезают у них органы, – сказал Шпрехер. – Предполагается, что мы извлекаем какую-то выгоду из своей работы. В нас было брошено немало камней».

Если бы группа могущественных иностранцев, не говорящих по-английски или говорящих очень плохо и с сильным акцентом, вздумала устроить палаточный городок в пригороде Уэллсли (Массачусетс) и при этом они были одеты в скафандры биологической защиты и говорили горожанам, что на Уэллсли обрушился смертельно опасный вирус и что каждый, у кого проявятся симптомы болезни, должен отправиться в их городок и оставаться там до самой смерти, то, по всей видимости, местные жители как-то воспротивились бы. А если еще учесть, что большинство попавших в городок уже никто не видел ни живыми, ни мертвыми, и если иностранцы зарывают белые мешки с трупами неподалеку от своих палаток, и в немалой части этих мешков, как видно со стороны, лежат мертвые дети, и если социальные сети бурлят от разговоров об ужасных экспериментах, можно с уверенностью предположить, что жители Уэллсли возьмутся за ружья и выгонят приезжих к чертям. «Это воплощение наихудшего из кошмаров», – пояснил Арманд Шпрехер.

К 31 марта – ровно через неделю после того, как ВОЗ сообщила об обнаружении Эболы в Гвинее, – количество сообщений о заболевших в Гвинее подскочило с 49 до 112; 70 больных умерли. Уровень летальности твердо держался около 60 %. Обитатели Маконского треугольника начали тревожиться. Многие не верили в какую-то неведомую Эболу, но все же заболевали. Некоторые из них отправлялись в другие деревни, чтобы получить уход и помощь от близких или найти исцеление у знахарей, кое-кто отправлялся в города, где рассчитывал получить лучшую медицинскую помощь, чем в палатках.

«Врачи без границ» тоже нервничали. 31 марта организация выпустила новое официальное обращение, которое прямо-таки излучало тревогу: «Мы столкнулись с угрозой эпидемии, способной, судя по распространению по стране случаев заболевания, принять невиданный еще размах».

Впрочем во Всемирной организация здравоохранения к тревоге «Врачей» отнеслись скептически. Официальный представитель ВОЗ Грегори Хартл заявил в ответ, что вспышка «относительно невелика», что «нет никакой необходимости еще сильнее раздувать то, что плохо само по себе» и что «вспышек Эболы, которые насчитывали бы больше пары сотен случаев, никогда еще не бывало». И эта новая вспышка ничуть не больше всех прежних – самая типичная вспышка Эболы.

Лина Мозес наблюдала за ситуацией из Кенемы. Ни ей, ни Хумарру Хану не случалось прежде иметь дела с Эболой. Они регулярно обсуждали в библиотеке положение вещей. Оба сходились в том, что Эбола, весьма вероятно, доберется до Сьерра-Леоне, если еще не попала туда. Простой здравый смысл не позволял сомневаться в том, что вирус сможет пересечь реку. Но Мозес и Хан сходились в том, что в Сьерра-Леоне будет не более нескольких дюжин случаев Эболы. Не было никаких оснований предполагать, что Эбола сможет далеко углубиться на территорию Сьерра-Леоне. Большинство специалистов здравоохранения придерживались мнения, что Эбола не представляет серьезной угрозы для населения Земли и что этот вирус можно контролировать без особого труда.

ДЕРЕВНЯ КПОНДУ, СЬЕРРА-ЛЕОНЕ

1–8 апреля

Целительница Мениндор лежала в своем маленьком глинобитном доме, и ей становилось все хуже. Мать Мениндор переселилась из близлежащей деревушки Сокомы в ее хижину, чтобы ухаживать за больной, но она ничем не могла помочь дочери. Помогала матери и сестра Мениндор. 1 апреля, когда безнадежно больная Мениндор еще лежала в своей постели, Джейкоб Майкере, врач из Фритауна и сотрудник «Врачей без границ», распространил по электронной почте английский перевод доклада министерства здравоохранения Гвинеи. Среди адресатов письма были Министерство здравоохранения Сьерра-Леоне и Лина Мозес.

Доклад был выпущен неделей раньше, 24 марта, и был написан на французском – государственном языке Гвинеи. В докладе перечислялись случаи заболевания лихорадкой Эбола, предположительно в Сьерра-Леоне или Либерии. Одной из заболевших была миссис Сиа Ванда Конионо, жительница Кпонду, поехавшая в Гвинею, где она в такси или автобусе оказалась рядом с больным. В докладе сообщалось, что она умерла в больнице гвинейского города Гекеду 3 марта. Умершая была из Сьерра-Леоне и жила в деревне Пелуан. Потом ее тело похоронили рядом с деревней Гбанду. В докладе не говорилось, где находится «Гбанду». В действительности деревня называется не Гбанду, а Кпонду и находится в Сьерра-Леоне; в этой самой деревне жила целительница Мениндор.

Электронная почта Лины Мозес работала плохо: очень уж ненадежным было интернет-соединение в Кенеме, и доктор не увидела нужного письма. Из доклада создавалось впечатление, что больная заразилась Эболой в Гвинее, умерла в Гвинее и была похоронена в Гвинее. Однозначно утверждалось, что труп женщины доставили в «Гбанду», но в докладе не было сказано, что Гбанду находится в Сьерра-Леоне. Более того, в Гвинее есть деревня под названием Гбанду. Гвинейская Гбанду находится в трех с половиной милях от Кпонду, что в Сьерра-Леоне. И название деревни в Сьерра-Леоне, где жила Мениндор, имеет четыре разных написания: Kpondu, Gbandu, Koipondu и Koipind. Как тут догадаться, что Гбанду и Койпинд это одна и та же деревня и находится она в Сьерра-Леоне? Это яркая иллюстрация того, каким кошмаром была идентификация деревень в Маконском треугольнике.

Мениндор умерла в своем жилище в Кпонду 8 апреля. Ее смерть потрясла жителей деревень по берегам Маконы. Весть о ее смерти вызывала массовую скорбь, особенно среди женщин. Родственники Мениндор запланировали пышные похороны, которые собирались посетить сотни людей с обоих берегов реки. За пределами этой местности смерть Мениндор осталась совершенно незамеченной.

Вспышка

КПОНДУ, СЬЕРРА-ЛЕОНЕ

8–10 апреля 2014 года

Сестра и мать Мениндор заботились о ней при жизни и продолжили свои заботы и после ее смерти. Промыв тело изнутри при помощи клизмы, они тщательно вымыли его водой снаружи. Когда они поливали тело, то, вероятно, собрали использованную воду в какой-то сосуд, например в пластмассовое стиральное корыто. А может быть, они и не собирали эту воду. Нам это просто неизвестно.

Я побывал в Кенеме, собирая материалы для этой книги, когда кризис уже пошел на убыль. Однажды вечером я пил пиво с Макмондом Каллоном, экспертом в области здравоохранения Сьерра-Леоне, и он рассказал мне нечто такое, о чем я не имел представления. Каллон, работавший тогда во Всемирной организации здравоохранения, ездил по деревням в тех местах, где жила Мениндор, искал больных Эболой и пытался переселить их в карантинные центры, чтобы воспрепятствовать заражению других.

По словам Каллона, главный секрет распространения Эболы состоит в том, что воду, которой мыли труп, собирают и используют снова. Воду от омовения тщательно собирают в сосуды. А потом родственники используют эту воду для поминального обряда. Той самой водой, водой от омовения трупа, совершает омовение сын покойного, после сына этой же водой моется дочь. Обряд омовения частенько устраивают в священных рощах, остатках старых лесов. Этот обряд имеет определенное сходство с тем, когда скорбящие едят любимые блюда покойного, усевшись в лесу вокруг мертвого тела. Во время церемонии омовения родственники частенько пьют эту воду – таким образом они принимают в себя дух умершего.

Жертвы Эболы всегда сильно потеют. Потовые железы выделяют вместе с влагой огромное количество частиц вируса Эбола. Пот растекается по коже и испаряется, оставляя слой вирусных частиц. Пот все продолжает выделяться, вынося с собой на кожу новые вирионы. К моменту смерти больного его тело сплошь покрывают вирионы вируса Эбола. На квадратном сантиметре кожи может быть 10 млн вирусных частиц, а то и больше. Для заражения другого человека достаточно одной частицы. Вирионы вируса Эбола очень стойки, пока остаются во влажной среде. Эксперименты показали, что они, оставаясь на коже разлагающегося трупа, сохраняют свои опасные свойства до семи дней.

Четверг, 10 апреля

Похороны Мениндор состоялись через два дня после ее смерти. На них присутствовало не менее 200 человек, в основном женщины и девушки, и их скорбь по усопшей была непритворна. Мениндор лежала на похоронных носилках; тело было завернуто в тонкую материю, но лицо и, вероятно, руки оставались открытыми. Скорбящие рыдали над телом, обнимали его, гладили лицо умершей. Когда прощающиеся прикасались к телу, вирусные частицы Эбола, находившиеся на его коже, переходили на их одежду и кожу, прежде всего на ладони. Плакальщики обнимали друг друга и утирали слезы руками. Вокруг последнего ложа Мениндор двигалась огромная толпа возбужденных, растерянных, оглушенных потерей людей.

Я помню смерть моего отца. Мы с матерью тогда находились рядом с ним. Когда он перестал дышать, мать припала к нему, а я обнял ее за плечи. Потом, через несколько секунд, я протянул руку и прикоснулся ладонью к лицу отца, ощутил кожу, еще теплую на ощупь… мой отец и жизнь, покидающая его. Я не мог удержаться от ласкового прикосновения к отцу в момент его ухода. На похоронах Мениндор, когда экспансивные люди, прощаясь, прикасались к умершей, а потом друг к другу, вирусные частицы, обволакивавшие ее открытую кожу, постепенно передавались от человека к человеку, пока вся толпа не оказалась испачкана вирусными частицами. Вирионы теперь находились на пальцах и ладонях, на лицах и одежде, на волосах и в глазах. Вирус Эбола передается от человека к человеку по самым глубинным и личным связям любви, заботы и долга, которые соединяют людей между собой и отчетливо определяют нашу принадлежность к человеческому роду. Для перехода от человека к человеку вирус использует лучшие стороны человеческой натуры. В этом смысле вирус является истинным чудовищем.

Стоит единственной полностью сформированной частице вируса Эбола попасть на влажную слизистую оболочку века человеческого глаза, как она в считаные секунды проникнет сквозь мембрану и окажется в одном из микроскопических кровеносных сосудов. Оттуда вирусная частица выплывает в систему вен, ведущих к сердцу. Вирусная частица – это крошечная гибкая ниточка, извивающаяся, крутящаяся и свободно плывущая в потоке крови. Она натыкается на эритроциты, но не прилипает к ним, а отталкивается. Если бы вирион был размером с кусочек спагетти, то эритроцит оказался бы размером с обеденную тарелку. Вирион Эбола проходит с кровью через сердце, через легкие и попадает в систему артерий, ведущих от сердца во все закоулки тела. Попав на веко, вирион уже через 60 секунд может оказаться в любом месте организма.

Затем где-то в глубине тела вирусная частица прикрепляется к оболочке клетки и ее нуклеокапсид – белковый футляр (капсид), содержащий нуклеиновую кислоту вируса, – проникает в клетку. Теперь одна частица вируса Эбола находится внутри одной клетки человеческого организма. И с этого момента человек подвергается смертельной опасности.

Внутри клетки нуклеокапсид вирусной частицы разваливается на части. Ее РНК, то есть ее генетический материал, высвобождается из разорванного капсида, словно нить, разматывающаяся с катушки. Затем геном вируса подчиняет себе клеточный аппарат и заставляет клетку воспроизводить копии вирусных частиц. Через 18 часов клетка начинает выпускать из себя новые частицы вируса Эбола, которые торчат из нее, как волоски, отрываются и уносятся кровью. Каждая инфицированная клетка выделяет до 10 000 новых вирусных частиц. Вирионы оказываются в самых разных частях организма, заражают новые клетки, и каждая клетка извергает еще тысячи вирусных частиц. При этом происходит экспоненциальное размножение вируса. Вскоре организм оказывается насыщен вирусными частицами, и иммунная система отказывает. К моменту смерти огромное количество клеток по всему человеческому телу перестраивается на синтез частиц вируса Эбола. Эти вирионы создаются исключительно из материалов человеческого тела; Эбола – это направленное против человека перерождение его собственной плоти. Размножение вируса Эбола в человеческом организме – одно из зловещих чудес природы.

После похорон Мениндор скорбящие разошлись из Кпонду по своим деревням, разбросанным по всему Треугольнику, и вскоре многие из них начали заболевать. Близкие ухаживали за больными, и вирус переходил к ним, двигаясь по цепочке привязанности и долга. Паразит Эбола пристроился к системе человеческих связей, основанных на любви и заботе, к тем самым человеческим качествам, которые в конечном счете объединяют любого человека со всеми людьми на свете.

Часть зараженных обращалась куда-то за помощью – к врачам, в больницы, к родственникам, к знахарям – в своих и других странах, как в Маконском треугольнике, так и за его пределами. Сеть человеческих взаимосвязей, пораженная вирусом, распространилась на города Западной Африки. Похороны Мениндор, похоже, стали центральной, ключевой точкой в цепи событий, которым предстояло вскоре стать полномасштабной эпидемией лихорадки Эбола, самым смертоносным и быстро распространяющимся наступлением возбудителя тяжелой инфекции за последние 100 лет.

Когда эпидемиологи наконец-то узнали о похоронах Мениндор и проследили цепное распространение инфекции, начавшееся оттуда, они обнаружили по меньшей мере 365 случаев Эболы, которые можно было связать с этим событием. Прощание с умершей Мениндор запустило цепное распространение инфекции во всех направлениях – и в Либерию, и в Гвинею, и в направлении государственной больницы Кенемы, находящейся в 70 милях от Кпонду. Цепная реакция началась с того, что маленький мальчик потрогал зверюшку, возможно летучую мышь, и всего лишь несколько вирусных частиц преодолели ненадежную границу, которая отделяет организм человеческого существа от всего остального мира природы.

Через семь недель после того, как паразит перешел из окружающей среды в организм мальчика и размножился там, он добрался до миссис Сиа Ванды Конионо из Кпонду; вероятно, это произошло, когда она оказалась в автобусе рядом с заразившимся раньше пассажиром. Она умерла 3 марта и была похоронена близ Кпонду. Через 29 дней, 1 апреля, Хумарр Хан и его сотрудники не заметили электронное письмо от Джекоба Майкере, в котором он сообщал о смерти и погребении миссис Конионо.

Если бы они увидели письмо и осознали его значение – что Эбола уже проникла в Сьерра-Леоне и проявилась в Кпонду, – они обязательно послали бы туда группу эпидемиологической разведки, чтобы выяснить, что же на самом деле происходит. Медики оказались бы в Кпонду вскоре после 1 апреля. Несомненно, они обнаружили бы Мениндор, умирающую от Эболы в своей постели.

Если бы медики из Кенемы обнаружили больную Мениндор, они, скорее всего, смогли бы обеспечить ее изоляцию и таким образом ограничить соприкосновение окружающих с Эболой. Группа из Кенемы также могла бы воспрепятствовать многолюдным похоронам Мениндор. Получил бы вирус Эбола столь стремительное распространение, не соберись жители окрестных деревень на похороны Мениндор? Оказалась бы эпидемическая вспышка столь масштабной? Смогла бы тогда Эбола добраться до Далласа, Лагоса и Нью-Йорка? Если бы Мениндор обнаружили вовремя, зрелые семена эпидемии могли бы и не взойти и вспышка инфекции оказалась бы локальной и более управляемой.

Может, да, а может быть, и нет. Мы никогда этого не узнаем, потому что действительность живет по иным правилам. И это не значит, что во всем виноваты Хумарр Хан и его команда. В случившемся нет их вины. Дело в том, что незначительные события способны изменить ход истории. Мелкие, незаметные происшествия могут поднять волну, а волна перерастает в бурю. Малыш трогает летучую мышь… женщину в автобусе прижимает к человеку, который чувствует себя нездоровым… электронное письмо остается незамеченным среди многих других… человек болеет, а медики об этом не знают… и внезапно наступает будущее.

Эбола – не единица, а масса. За время, прошедшее с тех пор, как в организм мальчика попали несколько частиц вируса Эбола, вирус размножался в телах все большего и большего количества людей. Возникла огромная популяция вирусных частиц, различающихся между собою; каждая частица конкурировала с другими за шанс проникнуть внутрь клетки и начать копировать себя. В ходе самокопирования частиц случаются ошибки, и в общей массе образуются несколько иные разновидности вируса. Можно представить себе вирус как косяк рыб, в котором каждая вирусная частица – это рыбка. Рыбы, составляющие косяк, плавают и в процессе плавания и размножения меняются, так что в конце концов косяк, многократно увеличившийся в размере, оказывается скопищем разнообразных рыб, некоторые из которых лучше плавают и вооружены более острыми и крупными зубами.