Текст книги "Кризис в красной зоне. Самая смертоносная вспышка Эболы и эпидемии будущего"

Пока Надя рассказывала о лихорадке Эбола детям Сатты К., группа эпидемиологической разведки на трех полноприводных машинах, одна из которых была «лесной скорой», спешила в Маконский треугольник. Машины были загружены снаряжением биологической защиты. Через несколько часов езды по раскисшим грунтовым дорогам отряд прибыл в Коинду, тот самый городок, где в палате местной больницы лежала Мами Лебби, наличие у которой Эболы подтвердили лабораторные анализы.

Проверка того, правильно ли члены группы надевают защитные костюмы, а также исключение ошибок во время работы в больнице и при общении с пациенткой, больной Эболой, было обязанностью Майкла Гбаки.

Прежде всего группа эпидразведки встретилась со старейшинами кисси, обладавшими немалым политическим весом, рассказали им про Эболу и объяснили, чем занимается их команда. Майкл говорил на четырех языках – английском, крио, менде и коно, а вот кисси не владел. Из всей группы этот язык знал только водитель одной из машин Сахр Ньокор, принадлежавший к народу кисси; он и помогал с переводом. Завершив переговоры, отряд припарковал свои машины перед больницей – одноэтажным домиком с желтыми оштукатуренными стенами, превратившимся теперь в «горячую» зону.

Было доподлинно известно, что один человек из находившихся внутри был болен Эболой, и еще несколько человек могли быть инфицированы этим вирусом. На любом предмете, любой поверхности в этом домике – стенах, полах, кроватях, медицинском оборудовании, уборных – могли находиться частицы вируса Эбола. Как принято в африканских медицинских учреждениях, там, несомненно, должны присутствовать и родственники больных, ухаживающие за ними. Родственники бывают очень заботливы. И любой из них тоже может быть заражен Эболой.

Группа эпидразведки стала одеваться в спецкостюмы. Это была их первая вылазка в район, затронутый Эболой, и они очень нервничали. Майкл внимательно следил, как они надевали комбинезоны из тайвека[22]22
  Ткань тайвек (Tyvek) – торговое название нетканого материала. Его производят из полиэтиленовых нитей, переплетение которых образует тонкий слой с многочисленными микроскопическими отверстиями. Тайвек может использоваться в самых различных областях, где необходима прочность, влагонепроницаемость, паропроницаемость, небольшой вес, стойкость к механическим и химическим воздействиям. – Прим. ред.


[Закрыть], респираторы HEPA, лицевые щитки, по две пары перчаток и резиновые бахилы. Водителям, среди которых был и Сахр Ньокор, Майкл велел не отходить от машин, а сам с другими врачами вошел в дом, где, как они теперь знали точно, обосновалась Эбола-Заир, королева филовирусов.

Нападение

КОИНДУ

26 мая, 14 часов

Войдя в здание, Майкл Гбаки и его спутники прежде всего осмотрелись по сторонам. В больнице имелось четыре небольших палаты, и все они были полны. Безнадежно больная Мами Лебби, женщина за 30, лежала в кровати, окруженная заботливыми родственниками во главе с мужем. Медики попросили их отойти от больной и больше не прикасаться к ней, а потом приступили к осмотру других пациентов и, к своему изумлению, обнаружили еще восемь человек с симптомами Эболы. Удивило их еще и то, что все они были женщинами.

Появление в больнице правительственных медиков в диковинных одеяниях перепугало и больных, и их родственников. Объясняясь через респиратор на крио, Майкл рассказал Мами Лебби и ее близким, что у нее тяжелая болезнь под названием Эбола. Болезнь очень опасна и может передаваться окружающим, объяснил он. Он хотел бы отвезти Лебби в государственную больницу Кенемы, где за ней будут лучше ухаживать, а болезнь не передастся другим. Он не имеет права силой усадить Мами Лебби в машину. Решение за больным – за нею.

Но Мами Лебби оказалась слишком слаба и не смогла принять решение. Так что решать пришлось ее близким. Муж был за перевод в Кенемскую больницу, но прочие родственники воспротивились. «Родственники встали стеной против, – вспоминал потом Майкл. – Они то и дело поминали карантинный центр "Врачей без границ" в Гвинее и говорили, что в Гвинее людей забирали туда, и все они исчезали насовсем».

Майкл и его сотрудники решили остаться в защитных костюмах и все же попытаться убедить семью. Они еще добрых четыре часа вели разговоры с родственниками Мами Лебби, но те были непреклонны: больная останется здесь.

Вспомним приведенный выше пример с подобной ситуацией в городском предместье где-нибудь в Массачусетсе. Допустим, вы навещаете больную мать в больнице Ньютон-Уэллсли, и вдруг туда вламывается толпа чиновников в скафандрах. Они являются в палату вашей матери и объявляют, что ее поразил смертоносный вирус и они сейчас увезут ее в правительственную больницу, – у вас обязательно появятся вопросы к ним. Вероятно, вы возмутитесь.

Дискуссия вокруг Мами Лебби продолжалась, а у больницы тем временем начала собираться толпа, и по окрестным деревням поползли слухи и полетели эсэмэски. Толпа росла, и производимый ею шум стал проникать внутрь больницы, где находились Майкл и его сотрудники. Было слышно, как под окнами дома прохаживались люди. В толпе, где было много молодежи, говорили на кисси.

Водители, как и было приказано, держались около машин. Сахр Ньокор, естественно, понимал разговоры на родном языке, и ему стало страшно. Он подошел к окну и замахал руками; Майкл Гбаки увидел его и чуть-чуть приоткрыл створку.

– Молодежь, – сказал ему Ньокор, – собирается напасть на приезжих медиков. Они хотят сначала сжечь машины, чтобы приезжие не удрали, а потом избить, а то и вовсе убить их.

Гбаки кинулся к своим спутникам и велел им выбегать из больницы и сбрасывать защитные костюмы, не тратя времени на обеззараживание. Все они, в своих скафандрах, выскочили за дверь и оказались перед группой враждебно настроенных молодых людей, державших в руках камни. Толпа стояла рядом с машинами, отрезав медикам путь к бегству.

Медики сбросили респираторы, поспешно содрали комбинезоны и стряхнули с ног резиновые бахилы. Водители отступили от машин к медикам. Гбаки и его заместитель, эпидемиолог Лансана Каннех, наскоро обсудили положение и решили, что лучше всего будет попытаться укрыться в местном полицейском участке, до которого было чуть больше 350 метров. Поскольку переобуться они не могли, бежать пришлось в одних носках.

Агрессивная молодежь приближалась, и медики пустились наутек. Стараясь держаться вместе, они неслись к полицейскому участку, и не исключено, что призом этого забега могла оказаться жизнь. Местные парни бежали следом, швыряя булыжники с яблоко размером, каждый из которых вполне мог пробить череп. Медики, то и дело оглядываясь, чтобы уворачиваться от камней, благополучно добежали до полицейского участка и, задыхаясь, ввалились туда, когда толпа уже совсем догоняла их. Никто из них не пострадал.

Полицейские, странным образом, до этой минуты не замечали происходящего. Майкл и прочие сотрудники группы эпидразведки сказали, что хотят составить заявление о нападении, от которого только что чудом спаслись, и сообщили, что боятся, как бы их машины не сожгли. Полицейские велели им заполнить форму, описав подробности инцидента, место, где все происходило, время события и т. д.

Майкл заполнил форму. Но медики не могли покинуть полицейский участок, потому что толпа молодежи никак не расходилась. Шли часы, стемнело. Глядя из окна в ночную тьму, они ждали, что вот-вот увидят языки пламени от горящих машин. В городке неумолчно трещали моторы мотоциклов.

Но еще через несколько часов город, кажется, утих. Они вернулись к своим машинам, которые оказались невредимыми. Но за те часы, которые они просидели взаперти, все девять женщин с симптомами Эболы, включая Мами Лебби, исчезли из больницы. Их койки опустели.

Дело обстояло так: у жителей этих мест имелись телефоны и мотоциклы, и новости быстро распространялись. Родственники больных женщин организовали спасательную экспедицию. Добраться до Коинду на мотоциклах из деревень на берегу Маконы можно было за 20 минут. Люди приехали под покровом ночи, проникли в больницу и забрали оттуда своих близких. Всех девять инфицированных Эболой женщин усадили за спины к мотоциклистам и увезли в безопасные места – спрятали в деревнях или переправили за реку, в Гвинею. Мами Лебби, как выяснилось позднее, так же, на мотоцикле, отвезли к лодочной переправе и доставили в Гвинею. (Через несколько недель выяснилось, что для нее все закончилось благополучно; тогда она в качестве выздоровевшей от Эболы дала несколько интервью местным СМИ.)

Ночевать в Коинду было нельзя, обстановка в городе оставалась слишком опасной, и разведывательная группа поехала в другой город, более крупный и спокойный, где и осталась до утра. На следующий день они вернулись в окрестности Коинду и взялись за объезд близлежащих деревень в поисках девяти женщин, увезенных из больницы. Искали они и других людей с признаками Эболы. Местные жители отказывались разговаривать с ними. А в деревнях, несомненно, прятали всех, у кого можно было заподозрить Эболу.

КЕНЕМА

27 мая, 20 часов

Когда группа эпидразведки тронулась в обратный путь в Кенему, Майкл Гбаки позвонил своей жене Зейнаб. Он сказал, что с ним все в порядке и что он вернется домой из патруля – так обычно именовались такие поездки – как раз к позднему ужину. Дети обычно ели раньше и ложились спать – им с утра надо было в школу. Автомобили въехали на территорию больницы и остановились рядом с офисом Программы Ласса. Майкл вошел в свой кабинет, расстегнул дорожную сумку и вынул часть бумаг. Он был измотан донельзя. На крючке висела толстовка L. L. Bean; он надел ее, потому что его знобило от ночной прохлады. На стене, над его столом, была прикреплена большая карта восточной Сьерра-Леоне, испещренная сотнями точек, обозначающими деревни. Он часто пользовался этой картой, изучая распространение лихорадки Ласса. Сейчас вид россыпи деревень не улучшил его настроения.

Где-то там гнездилась Эбола, но найти ее будет очень трудно. Он забросил на плечо сумку на молнии, надел шлем, вышел из кабинета и завел мотоцикл.

Он ехал не спеша, объезжая лужи и ощущая лицом поток свежего воздуха. В сезон дождей ночи были красивыми, прохладными и грозовыми. Его путь пролегал мимо скученных домишек из бетонных блоков, разделенных ухабистыми немощеными улочками. Многие дома были темными, лишь кое-где в окнах виднелся зеленоватый свет люминесцентных ламп. Там родители, уложив детей, убирали посуду после ужина или сами ложились спать.

Не так давно Кенема была разорена в ходе гражданской войны, известной под названием «Война кровавых алмазов». Мародеры-солдаты, вооруженные автоматическим оружием, застрелили множество местных жителей, отрубали им руки и ноги мачете и заставляли работать на алмазных приисках под страхом смерти. Причиной войны были алмазы. Власть над алмазными приисками – это и есть власть над Сьерра-Леоне. Война закончилась и положение изменилось к лучшему, и Гбаки часто раздумывал о том, что жизнь в Кенеме не была легкой. И объяснить коллегам, приехавшим из других стран, чего стоит содержать семью в Кенеме, тоже было непросто. Он проехал по дороге, тянувшейся вдоль грунтовой взлетной полосы заброшенного аэродрома, уже много лет не принимавшего самолеты.

Свернув на дорожку, ведущую к кучке домов, построенных близ конца бывшей взлетно-посадочной полосы, он остановил мотоцикл возле выкрашенного в желтый цвет скромного, но безукоризненно чистого, оштукатуренного домика под новой жестяной крышей. Они с Зейнаб растили много детей. Их родные дети стали уже подростками и юношами, и еще с ними жили дети брата Майкла – помладше. Дети услышали звук мотоцикла Майкла и высыпали из дома. Он был любящим отцом. Как только мотоцикл остановился, дети кинулись обниматься.

– Как патруль? Как патруль? – спрашивали они.

– Слава богу, не так плохо, как могло бы, – сказал он и сурово добавил: – Не прикасайтесь ко мне.

Ребятишки попятились. Они не могли понять, почему вдруг отец решил сторониться их. А он сошел с мотоцикла и первым делом снял туфли и носки. Дети с изумлением смотрели на него. Майкл два дня ходил по зараженным районам, и на его обуви вполне могли попасть вирусные частицы. Он обулся в пластмассовые шлепанцы, которые специально на этот случай оставил за дверью. Частицы вируса Эбола могли попасть и на кожу ног. Шлепанцы должны были исключить контакт его кожи с любой поверхностью, к которой могли прикасаться дети. Обувшись, он напомнил детям, чтобы они не подходили к нему, и велел идти в дом.

Обувь и сумку он положил в специальное место, к которому никому не разрешалось прикасаться. Потом он подошел к уличному колодцу, набрал ведро воды и направился к стоявшей чуть поодаль от дома будке из тех же бетонных блоков. Это была прачечная. Он вошел туда.

Перед сном

27 мая

Прачечная во дворе дома Майкла Гбаки была оборудована камерой обеззараживания, этакой самодельной «серой зоной», предназначенной для того, чтобы не допустить вирус в семью. Там находилась пластмассовая ванна, сейчас полная воды, щетка, полотенца и пакет тампонов, пропитанных спиртом. Сейчас в это помещение было строго настрого запрещено входить кому бы то ни было, кроме него самого.

Там он сбросил шлепанцы, снял часы и положил их на сухое место. Отмерил дозу дезинфицирующего раствора и вылил в воду. Потом разделся донага, положил одежду в чан с дезинфицирующим раствором и стал тщательно тереть ее щеткой. Удостоверившись, что все предметы одежды полностью пропитались раствором, он оставил ее там на полчаса. Это должно было гарантированно убить все вирусные частицы. После этого он медленно облился водой из ведра, тщательно намылился, смыл мыло и вытерся чистым полотенцем. Часы и ремешок он вытер проспиртованным тампоном, чтобы простерилизовать, и надел на руку.

Затем, совершенно голый, если не считать часов, и предположительно очищенный от частиц вируса Эбола, Майкл Гбаки завернулся в полотенце, сунул ноги в пластиковые сандалии, пересек двор и вошел в дом. В спальне он облачился в чистое, и вышел в гостиную, где наконец-то обнял жену и детей.

Зейнаб приготовила на обед листья кассавы, рис и копченую рыбу со стручками бамии. Все, кроме Майкла, уже поели, и он наполнил тарелку и сел за стол. Всем было интересно, как же прошла его вылазка в район, где была отмечена Эбола. Он рассказал о том, как местные жители напали на них и чуть не сожгли их машины, как они обнаружили и упустили девять больных лихорадкой Эбола, и о том, что люди не верят в реальность Эболы.

Дети слушали как зачарованные. Зейнаб же не на шутку испугалась, особенно когда он сказал, что завтра вернется со своей группой в тот же район и будет искать других заболевших. К тому времени, когда Майкл ложился в постель, у него возникло стойкое ощущение, что ситуация уже полностью вышла из-под контроля.

НОВЫЙ ОРЛЕАН

В то же самое время

Пока Майкл Гбаки рассказывал в кругу семьи о своей поездке в «красную зону», Лина Мозес стояла в коридоре второго этажа Центра здравоохранения Тулейна, находящегося в центре Нового Орлеана и рассматривала биозащитное снаряжение и медицинские расходники на сумму в $60 000. Все это было разложено во множество картонных коробок, занимавших чуть ли не всю длину коридора. Она срочно возвращалась в Кенему. Дома она провела всего два дня.

Американский консультант кенемской Программы Ласса, профессор микробиологии Университета Тулейна Роберт Гарри, уже вылетел в Кенему с грузом первой необходимости. Он поручил Лине Мозес закупить как можно больше биозащитного снаряжения – сколько удастся найти в продаже без заказа, санкционировал выдачу для этой цели большой денежной суммы и попросил безотлагательно доставить все это в Кенему. Хумарру Хану и Тетушке Мбалу Фонни это будет крайне необходимо, и как можно скорее.

Глядя на груду закупленного снаряжения, Лина ощущала странную смесь страха и воодушевления. Горы одноразовых негерметичных защитных комбинезонов. Респираторы с фильтрами тонкой очистки HEPA. Очки. Высокие резиновые сапоги. Нитриловые хирургические перчатки – особо прочные. Множество рулонов клейкой ленты. Она очень часто бывает нужна при работе в биологически опасной обстановке, чтобы заклеивать разрывы и подгонять защитный костюм. Множество комплектов для взятия крови, которую будут изучать в «горячей» лаборатории на наличие вируса Эбола. Системы для внутривенного вливания, иглы к ним и инфузионные мешки для вливания физраствора больным лихорадкой Эбола, чтобы избежать обезвоживания. Насосы с распылителями для разбрызгивания хлорсодержащего дезинфицирующего раствора. Биозащитные мешки для трупов из белого тайвека – в них будут хоронить умерших от Эболы.

Еще во время обучения в колледже Лина Мозес хотела бороться с Эболой во время вспышки. И несколько лет мечтала об этом. Теперь ее мечта наконец-то сбудется. Это была своего рода битва, битва здравоохранения, целью которой было спасение жизней. Врагом была Эбола-Заир, и никто из тех, кто выйдет против нее, не могут чувствовать себя в безопасности. Конечно, она может заразиться, любой может заразиться, но Мозес не сомневалась в своей квалификации и опыте. Она была эпидемиологом-практиком и уже не один год работала с вирусом Ласса, а ведь это такой же патоген 4-го уровня, как и Эбола. Всю вторую половину дня она перекладывала покупки из магазинных коробок в 27 больших пластмассовых дорожных ящиков, купленных в Walmart.

Домой она попала поздно. Арон забрал девочек из школы, а потом из группы продленного дня и приготовил ужин. В тот вечер Лина и Арон устроились в кровати вместе с пятилетней Одри и читали ей книгу. Старшая дочь уединилась в своей спальне с научно-фантастическим романом-антиутопией. Той ночью в доме Лины Мозес никто не упоминал об Эболе. Ни слова о том, что мама, едва успев приехать, отправляется обратно в Африку, чтобы бороться с Эболой. Ни разу не было произнесено само слово «Эбола». О существовании вирусов не вспоминали вообще.

Лежа в постели рядом с мужем, Лина Мозес ощущала себя защитницей и его, и девочек. Ей и впрямь не хотелось, чтобы дочки знали об Эболе. Они еще слишком малы для того, чтобы рассказывать им о вирусах, Арон же вирусами не очень интересуется. У него сильно развитое зрительное воображение. Он написал ее портрет и передал ее глаза, как никто другой, их зелено-карий цвет, вспышки эмоций, заставляющих глаза порой наполняться слезами. Она не хотела, чтобы мысленному взору мужа представлялись ее тело и лицо, тронутые симптомами лихорадки Эбола. Арон останется дома и будет воспитывать девочек, а она отправится на передовую.

ФРЕДЕРИК, МЭРИЛЕНД

Той же ночью

Лиза Хенсли отнесла Джеймса по лестнице в спальню, поцеловала на ночь, и он забрался на свою подвесную кровать, взяв с собою ноутбук. В Западной Африке разгоралась вспышка Эболы, и в Либерии внезапно обнаружилось сразу изрядное количество случаев заболевания. Ей предстояло вновь отправиться в командировку в лабораторию, устроенную в бывшем обезьяньем питомнике близ Монровии. Находясь дома, она уделяла много внимания Джеймсу и думала о том, как он воспримет ее следующую поездку в район эпидемии. На этот раз он, кажется, вовсе не боялся. Скорее, был расстроен расставанием. Чтобы подбодрить сына, она пообещала, что, как только вернется, они устроят себе отпуск и поедут в Южную Каролину купаться в океане и наслаждаться радостями жизни.

На следующее утро Майкл Гбаки рано вышел из дома и поехал на мотоцикле в больницу, захватив с собою сумку. Он собирался уехать на несколько дней. Мобильная связь в Маконском треугольнике существует лишь местами, и он предупредил Зейнаб, что даст о себе знать лишь на обратном пути – позвонит с дороги, когда будет подъезжать к Кенеме.

Провожая взглядом мужа, удалявшегося по дороге на мотоцикле и свернувшего к взлетной полосе, Зейнаб Гбаки молилась за него. Она очень боялась, что ни она, ни дети больше не увидят его. Он был медиком на государственной службе, и служебный долг заставлял его посещать очень опасные места, где легко можно было расстаться с жизнью.

Засада

МАКОНСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК

28 мая – 1 июня

Следующие три дня Майкл и его группа эпидемиологического надзора на нескольких лендкрузерах колесила по восточной части Сьерра-Леоне, пробираясь по раскисшим дорогам, останавливаясь в деревнях и расспрашивая жителей. Они быстро отыскали 12 женщин с симптомами Эболы; среди них были и те, кого «спасли» из больницы в Коинду, пока медики прятались в полицейском участке. Все эти женщины присутствовали на похоронах Мениндор. Всех 12 больных доставили в Кенемскую больницу. Там их кровь исследовали в «горячей» лаборатории, все результаты показали наличие вируса Эбола, и женщин поместили в изолятор под опеку Тетушки и ее подчиненных.

В поездках Майклу Гбаки часто сопутствовал коллега Лансана Каннех. Время от времени их машиной управлял Сахр Ньокор из племени кисси. В тех деревнях для группы эпидразведки человек, говорящий на кисси, ценился на вес золота. Но водитель Ньокор оказался также и причиной серьезной проблемы. Он был родом из Дару, крупного города, расположенного в углу Треугольника, примерно в часе езды от Кенемы, и в Дару у него было много друзей и родственников. Отряд быстро выявил несколько случаев Эболы в Дару – вирус приближался к Кенеме. 29 мая Ньокор вел машину скорой помощи, чтобы забрать из Дару пациента с подозрением на Эболу.

От водителей не требовали, чтобы они ходили в защитных костюмах. Им полагалось оставаться в машинах. Больными Эболой должны были заниматься медики, одетые в полные комплекты СИЗ. Однако во время поездки в Дару Сахр Ньокор покинул машину и зашел в один из домов, где жил кто-то из его знакомых или родственников. По-видимому, боясь напугать друзей, он не стал надевать спецкостюм. Позднее оказалось, что кто-то в этом доме заболел Эболой.

На следующий день после того, как Ньокор зашел в дом в Дару, Лина Мозес со своими 27 ящиками биозащитного и медицинского снаряжения прибыла в международный аэропорт неподалеку от Фритауна. Пройдя таможенный контроль, она доставила все имущество к лендкрузеру, который дожидался ее на посыпанной гравием стоянке, где всегда толпились желающие помочь приезжим с их багажом за соответствующую плату. Они кинулись к Мозес, но она сказала, что справится сама, и принялась загружать ящики в машину. Забив салон, она забралась на крышу, чтобы уложить оставшиеся ящики на багажник. Кучка носильщиков стояла рядом, наблюдая за ее работой. Она обхватила ящики веревкой и стала крепить ее.

– Вы только посмотрите на руки и плечи этой женщины, – сказал на крио один из зевак.

– Да сильная-то какая! – воскликнул другой. Они, конечно же, не знали, что она владеет их языком.

– Ее мужу повезло, – сказал третий. – У него сильная и работящая жена.

Мозес улыбнулась им. Она пребывала в приподнятом настроении.

Через несколько часов Мозес уже разговаривала в библиотеке лаборатории Ласса с Робертом Гарри, микробиологом из Университета Тулейна, главным американским консультантом Программы Ласса. Гарри прилетел из Нового Орлеана несколькими днями раньше и тоже привез с собой большой груз биозащитного снаряжения. Они спланировали стратегию будущих действий. Мозес надлежало немедленно организовать прямо в этой комнате, в библиотеке, кризисный штаб. Ей самой предстояло обеспечивать связь и оперативную поддержку Тетушке в отделении Ласса, Хану и группе эпидемиологической разведки. На ней лежало снабжение отделения Ласса биозащитными костюмами и медицинским оборудованием и координация связи и действий различных частей Программы, которая представляла собой главную линию обороны в Сьерра-Леоне.

Роберт Гарри должен был изучать вирус в лаборатории, работая в тесном контакте с Пардис Сабети, геномиком из Гарварда, и Хумарром Ханом. Они намеревались собрать коллекцию образцов крови, взятых у больных Эболой и пациентов, у которых подозревается это заболевание. Образцы следовало доставить самолетом в США, к Сабети, а той предстояло провести в Институте Броуда секвенирование геномов вируса, чтобы определить, как он менялся при передаче от человека к человеку.

В Кенеме Роберт Гарри должен был заниматься сбором и хранением образцов крови и отправкой их в Гарвард, а также работать в «горячей» лаборатории. Хумарр Хан и руководители министерства здравоохранения Сьерра-Леоне как манны небесной ждали секвенирования генома Эболы и для облегчения работы Хан и Сабети, с одобрения начальства, собирались использовать метод получения образцов, позволяющий не вмешиваться в лечебный процесс: брать сыворотку крови, оставшуюся после выполнения других анализов. Этот материал относился к чрезвычайно опасным медицинским отходам. «Мы сделали все возможное, чтобы не оставлять следов при отборе образцов», – вспоминала потом Сабети.

Помимо работы в «горячей» лаборатории с собранной кровью, Роберт Гарри должен был еще ездить вместе с Хумарром Ханом по местным больницам селений Маконского треугольника для просвещения медиков насчет Эболы. Хан и Гарри хотели также наблюдать за ситуацией вблизи, на месте событий. Мозес и Гарри завершили наметки планов, и Мозес взялась за переноску части доставленного снаряжения в отделение Эболы, к Тетушке. К тому времени там лежало уже 15 пациентов с Эболой. В отделении поначалу было лишь 12 коек, но Тетушка разместила еще три. И люди с этим диагнозом продолжали поступать. Тетушка и остальные медсестры ходили в СИЗ, выбивались из сил на дежурствах среди пациентов, которые страдали рвотой, поносом и в конце концов умирали. Мозес нашла Тетушку в вестибюле отделения Эболы. Женщины обнялись. Шла вторая половина дня 30 мая.

В то же самое время

Майкл Гбаки и Лансана Каннех на машине, за рулем которой сидел Сахр Ньокор, въехали в деревню Колусу, находившуюся в вождестве Кисси-Тенг. Колусу, окруженная участком густого леса, приткнулась на крутом склоне холма. Медики получили сведения, что в этой деревне умерла одна из тех предположительно больных Эболой женщин, которых увезли на мотоциклах из больницы. В другой машине рядом с водителем сидел эпидемиолог из американской биотехнологической фирмы «Метабиота». Машины остановились в лесу, немного не доехав до деревни. Водители остались при машинах, готовые к поспешному отъезду в случае волнений. Майкл со спутником осторожно направились в деревню. После недолгих переговоров местные жители проводили их к дому, где лежало в кровати тело умершей. Ее лицо было знакомо Майклу и его напарнику. Это действительно оказалась одна из девяти женщин, увезенных из больницы. И умерла она, несомненно, от Эболы.

Врачи рассказали обитателям деревни, что труп опасен и его нужно немедленно захоронить, соблюдая особые предосторожности.

Предложение не встретило понимания. «Они категорически не соглашались на это. Мы долго убеждали их, преодолевая множество возражений, – рассказывал позднее Гбаки. – Они совершенно не желали верить в Эболу. Переговоры шли очень тяжело».

Гбаки и Каннех провели в деревне три часа, убеждая местных жителей похоронить умершую. Опускалась ночь, но эпидемиологи ясно дали понять, что не уедут, пока тело не будет похоронено. В конце концов двое подростков согласились зарыть тело. Тревожась о мальчишках, медики одели их в спецкостюмы, оделись сами. Обрызгав тело дезинфицирующим раствором, они поместили его в мешок для опасных биологических отходов, взяли вместо носилок старую дверь, отнесли труп к лесной поляне, где находилось местное кладбище, и парни принялись рыть могилу, обливаясь потом в своих костюмах. Когда они закончили, было уже девять вечера. В лесу стало совсем темно, а фонарей медики не взяли. Они с трудом видели, что делают. И как только они собрались опустить тело в яму, разверзся ад.

Оказалось, что похороны были ловушкой. Пока двое парней рыли могилу, толпа молодежи из деревни тихонько подкралась и затаилась в кустах возле могилы. По сигналу они принялись швырять камни в эпидемиологов. Над головами Гбаки и Каннеха свистели булыжники размером с бейсбольный мяч. Врачи пригнулись и с криками, не разбирая дороги, кинулись в лес и вверх по склону, пытаясь отыскать машины, а агрессивная молодежь гналась за ними с камнями. Нападавшие отлично знали свой лес, а белые защитные костюмы представляли собой отличные мишени. Майкл и Лансана понятия не имели, куда бегут, и не видели ничего в лесу. Но вскоре им удалось как-то оторваться от преследователей.

Гбаки услышал, как заработал мотор машины, – и тут же звук стал удаляться. Это удирал представитель «Метабиоты». «Они попросту сбежали», – рассказывал позднее Майкл. Тут они услышали крики Сахра Ньокора и побежали на голос. Водитель продолжал кричать, чтобы они смогли найти его, а сам тем временем завел мотор и развернул машину, чтобы сразу же уехать. Они добежали до скорой помощи, но выяснилось, что там устроена вторая засада. Снова из темноты полетели камни, заколотили по дверям. Ньокор нажал на газ, машина рванулась вперед, и тут камень пробил дыру в лобовом стекле, а еще два разбили боковые зеркала. Через несколько секунд они уже мчались через лес, окружающий деревню.

Они едва-едва спаслись от гибели. До Кенемы они ехали без остановок. Майкл Гбаки попал домой лишь в три часа ночи, так и не успев отойти от глубокого потрясения. Он прошел в свою умывальную комнату, простерилизовался, оделся в чистое и прошел в дом. Зейнаб и один из старших сыновей ждали его и очень беспокоились. Зейнаб держала для мужа подогретую еду, но он был так расстроен, что не мог есть; лишь выпил воды и лег, чтобы попытаться поспать хоть несколько часов. Завтра ему с группой предстояло снова ехать в зону распространения Эболы в поисках людей, задетых этой болезнью.

Теперь проблема вырисовалась перед ним во весь рост: местные жители не верили в реальность Эболы. Вирус существовал, распространялся, но обитатели затронутых им мест яростно восставали против медиков, пытавшихся найти его. Ему стало совершенно ясно – после того, как его чуть не убили, – что его страна идет к бедствию. Лично ему оставалось одно: продолжать делать свое дело и стараться уберечь семью.

Роберт Гарри, ученый из Университета Тулейна, в «горячей» лаборатории отбирал кровь из пробирок с образцами для других клинических анализов. «Горячая» лаборатория располагалась в тесной комнатушке, где имелся лишь необходимый минимум оборудования. Августин Гоба и его лаборанты с помощью амплификатора проверяли кровь на наличие вируса, чтобы отделить пациентов, зараженных Эболой, от тех, кто не затронут ею. Надя Вокье, француженка, работавшая в «Метабиоте», делала анализы на своем амплификаторе параллельно с Гобой, то есть каждого пациента тестировали дважды; это гарантировало достоверность исследований и позволяло избежать ошибки в результатах, которая могла бы стоить пациенту жизни. Если бы у кого-нибудь, не болеющего Эболой, результат анализа ошибочно оказался положительным, его поместили бы в карантин, где человек неизбежно заразился бы. А если анализ окажется отрицательным, но в действительности человек будет заражен, его выпишут домой или переведут в общее отделение, где он передаст вирус окружающим. Таким образом, каждый анализ, сделанный Августином Гобой и Надей Вокье, был делом жизни или смерти. И Гоба, и Вокье, и их лаборанты испытывали постоянное сильное эмоциональное напряжение, – а ведь им приходилось иметь дело с зараженной кровью. Малейшая ошибка может стоить жизни. Никому из работавших в «горячей» лаборатории не удавалось толком высыпаться.