Текст книги "Правосудие королей"

Мы поспешили вернуться в резиденцию лорда Саутера. Вонвальт уже был там. Я надеялась, что мы успеем еще немного обсудить содержимое письма Правосудия Августы, однако сразу же услышала, что Вонвальт с кем-то разговаривает. По-видимому, лорд Саутер уже вернулся. Брессинджер и я скинули с себя плащи, Брессинджер снял свой меч, а затем слуга провел нас в главную приемную – уютную, теплую комнату, обставленную дорогой мебелью.

– А, вот и вы, – сказал Вонвальт, когда мы оказались в дверях. Тепло постепенно возвращалось в мою кровь, и мое лицо покалывало с мороза.

– Добро пожаловать в мой дом, – сказал грузный лысый мужчина, который, по всей видимости, и был мэром. – Сэр Конрад рассказал мне о вас двоих. Вы, должно быть, Дубайн и Хелена.

Мы поклонились.

– Сир, – сказал Брессинджер.

– Проходите, садитесь, – сказал Саутер. Он показался мне приятным человеком, а не суровым, как я ожидала. Я сразу же поняла, почему люди вроде сэра Радомира его недолюбливали. Несмотря на его добродушие, мэр все время нервничал, и было легко представить, как его осаждают властные торговцы и лорды, каждый из которых пытается склонить его к своей воле.

Мы сели. Нам предложили еду и выпивку. Я увидела, что Вонвальт пьет вино – горячее и со специями, – и потому мы с Брессинджером оба благодарно согласились выпить. Однако правила этикета обязывали меня, несмотря на урчание в желудке, отказаться от еды, поскольку ни Саутер, ни Вонвальт не ели.

– Мы как раз собирались обсудить убийство леди Бауэр, – сказал Вонвальт, и я поняла, что мы с Брессинджером пропустили лишь пустую болтовню в начале разговора.

– Да, да, – сказал лорд Саутер, заламывая свои пухлые руки. – Страшное дело. Вся Долина потрясена. И ни одного подозреваемого.

– Вы правильно сделали, что поспешили сообщить мне об этом деле, – сказал Вонвальт, отпив вина. – Хотя шериф Радомир впечатлил меня своим ревностным стремлением к поддержанию законности и правопорядка.

Лорд Саутер чуть поджал губы, услышав имя шерифа.

– Ревностным – это вы верно подметили, – сказал он и немного поерзал. – Откровенно говоря, Правосудие, я был рад слышать о вашем приезде. Вы слывете просвещенным и мудрым человеком. Сэр Радомир же, хотя и стал дворянином в силу своей должности, так и остался грубым и неприятным типом.

– Очевидно, друзьями вас не назвать.

Лорд Саутер вздохнул.

– По правде говоря, сэр Радомир сохраняет свой пост лишь благодаря моему покровительству, хотя он сам и не знает об этом. Он успешно следит за соблюдением законов; даже слишком успешно, по мнению некоторых, если вы меня понимаете.

Вонвальт утвердительно склонил голову.

– Он мне не друг, это вы точно сказали, но порой ради общего блага нам приходится быть выше личной неприязни. Преступность следует за деньгами как хвост за собакой, а в Долине Гейл денег очень много. Чтобы поддерживать порядок в подобном месте, нужны люди определенного склада характера.

Вонвальт был впечатлен.

– Столь самоотверженная позиция достойна восхищения, – сказал он. – Немногие на моей памяти поступили бы так же. Тщеславие слишком часто берет верх над здравым смыслом.

Комплимент был приятен Саутеру, но он мог принять его лишь усталым пожатием плеч.

– Рейхскриг породил множество злодеев, сэр Конрад, и злодеи эти с тех пор стали дворянами. Но наличие благородного титула не делает никого благородным человеком.

Вонвальт печально улыбнулся.

– Я прежде слышал о Долине Гейл, – сказал он, – но город не всегда слыл крупным торговым узлом.

– Нет, он стал таковым лишь в последние лет десять, с тех пор как построили новую пристань. Все дело в глубине русла Гейл. Новые морские карраки – чудо, а не суда, они могут перевозить много тонн грузов, но им нужны глубокие воды, иначе они не пройдут. Гейл, в отличие от других рек, достаточно глубока, чтобы они могли по ней пройти. И течет она почти до самой Совы. Все это приносит просто ошеломительный объем денег. До того как я стал мэром Долины, я и в глаза не видел золотой кроны; теперь же карраки еженедельно привозят сюда грузы стоимостью в сотни крон. Даже с низкими акцизными сборами казна практически переполнена.

– Вы направляете эти деньги на работы?

Саутер кивнул.

– Мы можем поддерживать стены города и все башни в очень хорошем состоянии и оплачивать снаряжение, вооружение и содержание большого гарнизона стражников. Вы ведь уже видели здание суда?

– Видел. Здание новое и в сованском готическом стиле. Должно быть, оно стоило небольшого состояния.

– Верно, и оно полностью окупилось. Практика торгового права у нас просто расцвела.

– Я рад это слышать. Все, что я видел, не вызвало у меня ни малейших замечаний – а мои спутники могут подтвердить, как редко я это говорю.

– Это воистину высокая похвала, – сказал Брессинджер, и мы все рассмеялись.

– Осмелюсь сказать, что, не случись убийства леди Бауэр, мне было бы здесь совсем нечем заняться, – сказал Вонвальт, и безрадостный настрой быстро вернулся, подобно мокрому одеялу, наброшенному на огонь.

– Да, – сказал Саутер. – Мы были сильно потрясены. В Долине, конечно, случаются убийства, как и в любом городе, но чтобы жену лорда… Это неслыханно.

– Именно, – сказал Вонвальт. – Сегодня утром я поговорил с лордом Бауэром, и мы уже опрашиваем свидетелей совместно с людьми сэра Радомира. Подобные преступления необходимо расследовать быстро, чтобы была хоть какая-то надежда то, что правосудие свершится.

– У вас есть предположения, кто мог это совершить? – с надеждой спросил Саутер.

– Нет, – просто ответил Вонвальт. – Но дело уверенно продвигается. Вы, наверное, понимаете, что, добросовестно проводя расследование, мне приходится держать кое-какие детали в тайне.

– Конечно, конечно, – ответил Саутер. – И ваши… способности помогут с расследованием?

– Помогут, – сказал Вонвальт, – если возникнет необходимость их использовать.

Саутер на мгновение открыл и закрыл рот.

– Мистер Макуиринк сказал, что вы не стали применять к убитой некромантию?

– Не стал, – терпеливо сказал Вонвальт. – Обстоятельства были далеки от идеальных. Каким бы могущественным инструментом ни была некромантия, боюсь, для того чтобы она сработала, многое должно сложиться нужным образом.

– Н-например?

Вонвальт поджал губы.

– Если человек был хорошо расположен ко мне, если он был убит чисто и недавно и если голова более-менее цела, тогда я могу поговорить с ним, как сейчас говорю с вами.

Саутер не сдержался и содрогнулся.

– А если нет?

– Бросьте, лорд Саутер, мы так приятно проводили вечер. Мне бы не хотелось его портить, – мягко сказал Вонвальт.

– Тогда не расскажете ли о других своих способностях? – не унимался Саутер. Он нарушал все правила приличия, но Вонвальт видел в мэре союзника и, будучи в хорошем настроении, не стал ему отказывать.

– У меня их лишь две; вторая – это Голос Императора. Большинству Правосудий хватает сил только для поддержания двух способностей. Даже Магистр Кейдлек, насколько мне известно, владеет лишь тремя. Некромантия встречается реже всего, и, как следствие, практикуют ее немногие. Однако, как я уже говорил, в большинстве случаев нам хватает власти, данной нам Императором, и могущества общего права.

– Но не в этом случае?

– Еще посмотрим.

Саутер неуверенно заерзал.

– Конечно, убийство могло быть и случайным, – сказал мэр, пытаясь хоть как-то себя успокоить. – Например, ограбление пошло не так, как планировалось.

– Возможно, – согласился Вонвальт. – Такое случается довольно часто. Кстати, я был бы вам признателен, если вы предоставите моей помощнице список членов совета и их обязанностей, как основных, так и второстепенных.

Глаза Саутера чуть расширились.

– Неужели вы подозреваете кого-то из совета?

Вонвальт отмахнулся.

– Нет, эти сведения нужны мне как представителю Империи, в рамках моих обычных обязанностей и текущих дел.

Саутер с облегчением поверил в ложь.

– Как пожелаете. Такие списки хранятся в моем кабинете. Я с радостью сделаю для вас копию.

– Благодарю, – сказал Вонвальт.

– И, естественно, мой кабинет в вашем распоряжении, – прибавил Саутер.

– Я знаю, – ответил Вонвальт. Он выглянул в окно. Дневной свет уже окончательно померк, и тьма снова окутала город. По стеклу постукивали хлопья снега. – Уже поздно. Я вас сильно задержал, – сказал он Саутеру и встал.

– Пустяки, сэр Конрад, – быстро сказал мэр, тоже поднимаясь. – Вы хорошо устроились? У вас есть все, что необходимо?

– Да, – ответил Вонвальт. – Если позволите, сэр, сегодня вечером я поужинаю в своей комнате. Мне нужно заняться кое-какими делами, и это займет несколько часов. Вы не прикажете принести мне свежих свечей?

– Конечно.

– Моей помощнице они тоже понадобятся, – прибавил Вонвальт, и я пала духом, хотя и ожидала этого. Вонвальт наверняка хотел, чтобы я просмотрела журнал, который получила в здании стражи. Я же надеялась, что он займется этим сам.

Саутер согласно кивнул.

– Что ж, хорошо. На этом все. Спокойной вам ночи, – сказал Вонвальт.

– Спокойной ночи, – сказал Саутер. Мы простились с ним и поднялись наверх, где нас ждало длительное ночное чтение.

VII
Полуночная погоня

«Покушение на жизнь представителя государства есть покушение на само государство.

Все, что мешает законному, размеренному течению жизни цивилизации, должно искореняться без колебаний».

Правосудие Иоганн Кейт

Что-то разбудило меня посреди ночи. Я закончила читать лишь несколько часов назад, и мои глаза еще не успели отдохнуть.

Я оглядела комнату. После пробуждения я всегда несколько секунд собиралась с мыслями. За последние два года мы останавливались во множестве различных мест, так что я привыкла, просыпаясь, несколько мгновений не понимать, где нахожусь, – насколько к этому вообще можно было привыкнуть.

В тот раз я спала необычайно крепко, и мне понадобилось больше времени, чем обычно, чтобы узнать дорогое убранство дома лорда Саутера. Снаружи все еще было темно. Понять, который час, у меня не получилось, но я увидела тусклый отблеск лунного света, озарявший штукатурку у занавесок.

По тому, как прогнулась кровать, и по доносившемуся из-под одеяла запаху перегара я поняла, что когда-то среди ночи в комнату вернулся Брессинджер. Удивительно, но он не разбудил меня. Я повернулась, чтобы посмотреть на пристава – у меня вошло в привычку проверять, не болен ли он, причем делала я это как для его, так и для моего собственного блага. К своему удивлению, я увидела, что его глаза открыты и он смотрит в потолок.

– Дубайн? – прошептала я. Он был теплым, и, хотя выглядел так, будто его высекли из камня, чутье подсказывало мне, что он не мертв – хотя, видит Нема, в тот миг он очень походил на мертвеца. Несмотря на оклик, он не пошевелился. Я продолжала сверлить его взглядом, и он наконец тихонько помотал головой.

Я не поняла намека.

– Дубайн? – настойчиво позвала я. Он снова помотал головой, на этот раз энергичнее. Я совсем не понимала, чего он хочет.

– Дубайн! – прошипела я. На этот раз пристав чуть пошевелился.

– Да закрой же ты рот и, ради Немы, не шевелись, – прошептал он сквозь стиснутые зубы.

Я возмущенно отшатнулась. Повернувшись на бок, я приподнялась на локте и посмотрела на него.

– Не смей так со мной гово… – начала было я, и тут же, к моему невероятному удивлению, Брессинджер извернулся, как испуганный кот, и сильно оттолкнул меня обеими руками.

Я слетела с кровати и с изяществом мешка с дерьмом хлопнулась на холодные деревянные половицы.

– Да что ты, Казивар тебя подери, творишь? – завопила я, вскакивая на ноги. Я была вне себя и собиралась наброситься на него, когда увидела, что меня уже кто-то опередил. Брессинджер метался по кровати как одержимый. Он что-то сжимал в левой руке, и несколько секунд мне казалось, что это ремень. Лишь когда пристав перекатился на другую сторону кровати и приложил тварь головой о стену, я поняла, что это змея.

Меня передернуло от отвращения и затошнило. Я пришла в ужас при мысли о том, что находилась в одной комнате – да что там, в одной кровати! – с этой тварью.

– Чтоб меня… Откуда она взялась? – сдавленно спросила я. Мое сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот вырвется из грудной клетки.

Брессинджер пропустил вопрос мимо ушей. Он схватил свой меч и с такой силой распахнул дверь комнаты, что ручка оставила на стене вмятину.

– Дуба… Куда ты идешь? – окликнула его я, но он уже выскочил за дверь и бросился по коридору. Я обежала изножье кровати и помчалась за ним. – Подожди! – отчаянно крикнула я, не желая оставаться в комнате одна. Брессинджер не стал ждать. Оказавшись у двери Вонвальта, он врезался в нее плечом, распахнул и так ловко взмахнул своим мечом – грозодским, со сложным закрытым эфесом, – что я услышала свист рассекаемого воздуха.

– Там! У сундука! – послышался крик Вонвальта. Я вбежала в его спальню и увидела, что он стоит в оконном проеме в одной ночной рубашке. Он так сильно вжимался в раму, что мог выдавить окно, упасть и разбиться насмерть с тем же успехом, как и погибнуть от укуса змеи. Сама тварь, свернувшаяся у сундука из красного дерева, была примерно два фута в длину, с грязновато-коричневыми отметинами, почти незаметными в тусклом лунном свете. Если бы Брессинджер не отреагировал столь отчаянно и резко, я бы подумала, что она неопасна. Пристав не терял времени и расправился с ней: он пронзил череп змеи острием меча, мгновенно умертвив ее, после чего еще несколько раз рубанул по ней, просто на всякий случай. Затем он поднял глаза на Вонвальта.

– Вас укусили? – спросил Брессинджер и шагнул к нему. – Ну же, говорите! – Его грудь тяжело вздымалась от внезапных, стремительных действий, а глаза были выпучены и полны отчаянной тревоги. Брессинджер редко поддавался панике; теперь же он, казалось, наполовину обезумел от нее.

– Что происходит? – спросила я, переводя взгляд с Вонвальта на Брессинджера и на мертвую змею. – Она ядовитая? Она вас укусила?

– Нет, – сказал Вонвальт, спускаясь с подоконника. Я видела, что он немного смутился из-за того, что запрыгнул на него. – Я в порядке. – Он подошел к мертвой змее и присел рядом с ней.

– Грозодский аспид, – хриплым голосом сказал Брессинджер. Он приподнял тело кончиком меча, показывая едва заметные черные полосы на брюхе змеи. Остальное тело было грязно-коричневым. – Гадюка. В нашей комнате была такая же.

– Значит, она ядовитая? – спросила я.

– Смертельно, – прорычал Брессинджер. Он упер острие меча в половицы и прислонился к стене. – Кровь Немы, да взрослому мужчине стоит лишь оцарапаться о ее клык, и за час его не станет.

– Они мигрируют? – спросил Вонвальт. Он откинул крышку сундука и вытащил свой собственный короткий меч.

Брессинджер не понял вопроса.

– Что? К чему вы это? – выдохнул он.

Вонвальт решительно зашагал к двери.

– Мне кажется маловероятным, чтобы две такие змеи самостоятельно проделали сюда такой путь. – Он кивком указал на окно. – Идемте. Если поторопимся, то еще сможем поймать того, кто их подбросил.

Мы не раздумывая пошли за ним и быстро пересекли дом лорда Саутера. Шум разбудил большую часть слуг, но Вонвальт в своей властной манере велел им вернуться обратно в комнаты. Очень скоро мы оказались на улице, в леденящем холоде Долины Гейл, превращавшем наше дыхание в большие облака пара. В спешке никто из нас и не подумал надеть хоть какую-нибудь подходящую одежду, и лишь из-за накала момента я не дрожала от холода.

– Проклятье, – сказал Брессинджер. – Смотрите. – Он ткнул пальцем, и я, проследив, куда он указывает, увидела темный силуэт, растянувшийся среди растений в садике перед домом Саутера. Даже в темноте было ясно, что это труп. Судя по доспехам и ливрее, это был городской стражник, а темное влажное пятно на булыжной мостовой у ворот подсказало, как он встретил свою жестокую кончину. Я вспомнила, как этот человек встретил нас, когда мы только прибыли в резиденцию мэра: дружелюбный рядовой, вежливый, озабоченный нашим благополучием. Он погиб лишь потому, что оказался между нами и нападавшим. Понимание этого неожиданно наполнило меня такой печалью, какую не вызывали другие смерти – даже людей, куда более близких мне.

– От крови все еще идет пар, – сказал Брессинджер.

– Значит, его убили лишь несколько минут назад, не больше, – сказал Вонвальт.

– Этого предостаточно, чтобы сбежать.

– Нет, – пробормотал Вонвальт, качая головой. – Он захочет узнать, получилось ли у него убить нас.

Я подняла глаза и окинула взглядом дома, стоявшие напротив резиденции лорда Саутера. Как и дом, из которого мы только что выбежали, они были огромными и дорогими на вид, из дерева и кирпича, и вздымались в небо на два, три и даже четыре этажа. В темноте они казались зловещими, похожими на согбенных спящих великанов.

Юность, проведенная в Мулдау, научила меня виртуозно искать пути к отступлению, и мое внимание сразу же привлекли разновысотные крыши. Глядя на крепкие ползучие растения, увивавшие кирпичные фасады, на выпирающие балки и водостоки, было нетрудно представить, как кто-нибудь легко карабкается на верх дома, чтобы занять точку с хорошим обзором. Это получилось бы у кого угодно, не говоря уже о профессионале. Лишь теперь я осознала, что мы трое были как на ладони.

– Нам стоит найти укрытие, – взволнованно сказала я. Моя оживленность постепенно угасала, и я начинала замерзать.

Вонвальт, как обычно, опередил меня.

– Я его вижу, – пробормотал он, глядя туда, где примерно в пятидесяти ярдах от нас высились две соломенные крыши с перепадом между ними в целый этаж. Из зазора высовывался едва различимый силуэт, похожий на голову в капюшоне и плечо. Я вообразила себе, как за нами наблюдает человек, сжимающий в правой руке лук.

– Нам никак его не поймать, – сказал Брессинджер.

– Он не сможет оставаться там вечно, – ответил Вонвальт.

– И каков ваш план?

– Я побегу к нему, – сказал Вонвальт. – Подберусь достаточно близко, чтобы на него подействовал мой Голос.

– Хотите заставить его спрыгнуть с крыши и разбиться? – спросил Брессинджер.

Я с ужасом посмотрела на него. Даже Вонвальт, многое прощавший приставу, посмотрел на того с укором.

– Это было бы преступлением, убийством, – сказал Вонвальт.

– Если вы его поймаете, то все равно повесите, – возразил Брессинджер.

– Твои шутки сейчас неуместны, – сказал Вонвальт. – Прибереги их на потом. Мне бы хотелось привести его с крыши живым. Я хочу узнать, кто отправил его сюда.

– Тогда каков все-таки ваш план? – снова настойчиво спросил Брессинджер.

Вонвальт поморщился.

– Я попытаюсь заставить его побежать. Сейчас комендантский час, так что он не сможет пройти через городские ворота. Я думаю, что он побежит к Гейл. И мы можем подтолкнуть его к этому, на своих условиях.

Брессинджер сделал несколько шумных глубоких вдохов, словно морально готовился к игре в гандбол на сованской арене.

– Тогда давайте поторопимся, – сказал он, – пока мы вконец не окоченели.

– Хелена, – сказал Вонвальт, повернувшись ко мне, – оставайся здесь. Присядь за этой колонной, пока опасность не минует. Нет причин нам всем безрассудно рисковать своими жизнями.

Я отчасти надеялась, что он отправит меня обратно в дом, но не потому, что я боялась. Как бы мне ни хотелось поучаствовать в погоне, я и правда почти окоченела. Однако я просто кивнула.

– Нужно действовать быстро, – сказал Вонвальт, не сводя глаз со своей цели.

– Да, – нетерпеливо буркнул Брессинджер.

– Хорошо, тогда вперед.

Я смотрела, как они вдвоем выскочили из ворот и бросились по улице, словно двое сбежавших заключенных. Я ждала, что один из них вот-вот упадет со стрелой в груди, но силуэт не шевелился. Я нахмурилась. Вцепившись руками в холодную, покрытую инеем кирпичную колонну, я щурилась, пытаясь разглядеть что-либо в тусклом лунном свете. Затем я услышала, как Вонвальт применил Голос Императора.

Даже находясь так далеко, я ощутила его силу. Казалось, что мой череп завибрировал, а в ушах зазвенело, словно кто-то постучал по вилочному камертону и поднес его к моей голове. Я никогда прежде не видела, чтобы Вонвальт вкладывал в Голос столько мощи, – однако силуэт все равно не шелохнулся.

Я резко обернулась. Справа, в конце улицы, из теней выступил человек в капюшоне и плаще. Я вдруг словно оцепенела; человек двигался по темной улице столь ловко и неуловимо, что несколько мгновений мне казалось, будто это и не человек вовсе. Однако затем этот призрак извлек из-под плаща вполне человеческое оружие – маленький арбалет, – и наваждение рассеялось.

– Сэр Конрад! – завопила я. Он и Брессинджер резко обернулись. В холодном ночном воздухе просвистел арбалетный болт, но почему-то – наверное, из-за моего крика – рука убийцы дрогнула, и болт пробил только ночную рубашку Вонвальта.

На один короткий миг все замерли, а затем пришли в движение, словно нами управлял один кукловод. Убийца, упустив свою единственную возможность, развернулся и побежал. Вонвальт, Брессинджер и я бросились за ним.

Оглядываясь назад, я понимаю, что та безрассудная, стремительная погоня по темным улицами Долины Гейл могла закончиться для нас трагедией. Мы трое плохо знали город, на нас не было доспехов, и, соберись убийца с мыслями, он бы сообразил, что преимущество все еще оставалось на его стороне. Возможно, он был напуган или же не хотел приближаться к Вонвальту и попасть под действие Голоса – какой бы ни была причина, он бежал как безумец, и его смекалка испарилась, как капли воды с раскаленной сковороды.

Мы трое выглядели нелепо, мчась по заледенелой булыжной мостовой. Ночная одежда развевалась вокруг нас, как тряпье. Признаю, что, когда непосредственная опасность миновала, погоня показалась мне довольно захватывающей; она напомнила мне мое детство, как я скрывалась от толских стражников с горячей булочкой или кошелем монет, зажатыми в моих чумазых руках.

Вонвальт, как всегда проницательный, оказался прав: его неудавшийся убийца, перед этим придумавший столь изобретательную уловку, побежал к Гейл самым прозаическим путем – через неблагополучную восточную часть города. Здесь, несмотря на холод, воздух был пропитан запахами истоптанной грязи и отбросов, а еще маслянистой рыбной вонью, жирным облаком окутывавшей все вокруг. Она напомнила мне запах, иногда исходивший от Вонвальта, когда тот принимал рыбий жир – бурду, которая, по его собственным заверениям, укрепляла тело и вместе с тем была эффективным средством оттолкнуть от себя собеседников.

– Стоять! – крикнул Вонвальт, но он был еще далеко, его дыхание сбилось, и у него все равно не хватило сил заставить беглеца подчиниться Голосу Императора.

Убийца не остановился. Хотя он и не мог остановиться. Слепо мчась вперед, он недооценил коварство берега реки Гейл. Там, где снег не припорошил его, берег оставался покрыт склизкой слякотью, и беглец, заскользив по крутому склону, рухнул вверх тормашками в ледяную воду.

– Чтоб его, – со страхом пробормотал Брессинджер, наверняка думая, что Вонвальт сейчас прикажет ему попытаться спасти беглеца. Но когда мы втроем наконец добежали до того места, убийцы нигде не было; остались лишь треснувшие пластины тонкого льда и столб пузырей, поднимавшийся из-под черной воды.

– Куда, Казивар его подери, он делся? – задыхаясь, спросила я. Ледяной воздух больно обжигал мне горло.

Несколько мгновений никто ничего не говорил. Мы стояли, и от нас, как от лошадей, пробежавших три круга на скачках, поднимался пар. Мы искали хоть какие-то следы убийцы, но было ясно, что Гейл присвоила нашу добычу себе.

– Он не мог выплыть? – спросила я. Мне казалось невероятным, что кто-то мог войти в реку и просто исчезнуть, даже ни разу не всплыв.

Вонвальт мрачно покачал головой, но ответил мне Брессинджер.

– Холод вышиб бы из его легких весь воздух. – Пристав сплюнул в грязь, затем выгнул спину, потянулся и поморщился, когда его позвоночник несколько раз хрустнул. – Немино вымя, как же больно.

– Я не понимаю, – сказала я. – Разве он не мог просто задержать дыхание?

Брессинджер помотал головой.

– Это невозможно, – сказал он. – Сама подумай: ты как залезаешь в холодную ванну?

Я пожала плечами и сказала:

– С большой неохотой?

– Верно, – сказал Брессинджер. – Но, даже если окунаться медленно, иногда у тебя перехватывает дыхание. – Он снова кивком указал на воды Гейл, затянувшие в себя убийцу не хуже любого болота. – А если окунуться вот так, сразу целиком, то ты не сдержишься и вдохнешь поглубже. И без воздуха в легких пойдешь на дно как камень. – Он снова сплюнул, а затем покрутил корпусом из стороны в сторону. – Течение его уже утянуло. Все ж говорят, что это коварная река.

– Ради крови богов, да заткнись ты уже, – пробормотал Вонвальт.

Я подняла на него глаза, но Вонвальт не смотрел на меня. Словно завороженный, он глядел на дыру во льду.

– Сэр Конрад? – мягко позвала я.

Какое-то время помолчав, он вздохнул.

– Дубайн прав, – сказал он и несколько раз прокашлялся. Холодный воздух не пощадил и его горло, как и мое, и Брессинджера, но, в отличие от нас, Вонвальт вдобавок надорвал его Голосом Императора.

Мы еще немного постояли на месте, но скоро снова начали замерзать. Сзади к нам подошли стражники, привлеченные шумом и наверняка отправленные лордом Саутером. Теперь, когда суматоха улеглась, мое настроение резко испортилось – я сообразила, что нас ждет долгая и утомительная ночь, полная объяснений и официальных запросов.

Вонвальт сделал глубокий вдох, а затем медленно выдохнул.

– Вы двое, возвращайтесь в кровать, – сказал он. – С этим я разберусь сам.

* * *

Когда мы с Брессинджером вернулись в резиденцию лорда Саутера, в ней царил хаос. Несмотря на то что Вонвальт, отпустив нас, пытался сделать нам одолжение, в итоге на большую часть вопросов мэра пришлось отвечать нам. Саутер, похоже, злился из-за поднявшейся суматохи, но я чувствовала, что его раздражение – всего лишь маска, за которой пряталось глубочайшее чувство стыда за то, что его дом чуть не стал местом убийства имперского Правосудия. На самом деле было трудно не заподозрить мэра в причастности, хотя на роль заговорщика он подходил мало. К тому же утром его ждал шквал непростых вопросов от Вонвальта, так что я могла простить его за грубость.

Брессинджер настоял, чтобы мы оставили убитых змей, сказав, что, как и в Грозоде, любой местный аптекарь даст за них приличную сумму. Для меня было загадкой, как нечто столь ядовитое могло обладать хоть какими-то целебными свойствами, однако Брессинджер заверил меня, что в малых дозах гадючий яд был не только отличным противоядием, но и обладал целым рядом лекарственных свойств, проявлявшихся в зависимости от того, как и с чем его смешивали. Он попросил кухарку принести ему большую банку уксуса и поставил свой жуткий трофей на сундук рядом с нашей кроватью. Я позволила ему это сделать только при условии, что он тщательно обыщет нашу спальню и проверит, что в ней не притаились другие змеи, – и, конечно же, он ничего не нашел.

Облака опять затянули небо, и к тому времени, когда в доме снова воцарилось некое подобие тишины и спокойствия, пошел снег. Вонвальт все не возвращался, и я надеялась, что кто-нибудь дал ему плащ. Как выяснилось позднее, он отправился в здание городской стражи, и нам предстояло снова встретиться с ним лишь в середине следующего утра.

Несмотря на наши ночные приключения, Брессинджер уснул невообразимо быстро и вскоре уже храпел рядом со мной. Я же не сомкнула глаз до тех пор, пока на горизонте не начал заниматься серый рассвет. Я никак не могла перестать прокручивать в голове события этой ночи, снова и снова. Кто-то пытался нас убить. Лишь по счастливой случайности моя жизнь – по крайней мере, моя земная жизнь – не оборвалась. С тех пор подобное происходило со мной столь часто, что мне трудно вспомнить, какие чувства я тогда испытывала. Однако я помню, как лежала той долгой холодной ночью во тьме, испытывая глубочайшее смятение. Я не знала, на какие дьявольские козни мы наткнулись в Долине Гейл, но то, что кто-то пытался убить Правосудие Императора, означало, что их корни уходили гораздо глубже лежавшего на поверхности убийства жены лорда. И, конечно же, в этом и заключался настоящий источник моего страха: то, что кто-то вообще осмелился покуситься на жизнь Правосудия. Это было немыслимо – по крайней мере, раньше, ведь даже отчаявшиеся, обреченные люди не смели нападать на Вонвальта. Многое из того, что я считала непреложным, вдруг оказалось под сомнением. Как я могла спать, когда кто-то подкосил сами основы моего мировоззрения?

Наконец меня одолела дрема, но она была тревожной и поверхностной. Я металась по кровати, словно в бреду, отчего Брессинджер все время раздраженно толкал меня в бок, и мне понадобилось немало времени, чтобы погрузиться в глубокий сон. Город уже начал пробуждаться и готовиться к очередному торговому дню, когда я наконец провалилась в забытье.

Мне снилось, что я тону.

* * *

Следующей день выдался отвратным. Брессинджер и я проснулись из-за грохота, донесшегося снаружи. Все еще полусонные, мы бросились к окну и распахнули занавески. Небо снаружи было тусклым и серым, но свет все равно обжег мне глаза; я отшатнулась, как от удара, и осознала, что мы проспали до середины утра. На улице, сразу за палисадником перед домом лорда Саутера, стоял отряд городской стражи; еще два стражника, без мечей и доспехов, стояли на крыше дома, где мы прошлой ночью видели человеческий силуэт.

– Вот же сукин сын, – сказал Брессинджер, кивком указав на то, что стало причиной такого грохота. Когда стражники разошлись в стороны, я увидела, что они сбросили с крыши грубое деревянное пугало, завернутое в драный плащ.

Я окинула взглядом сад, но, конечно же, тело убитого стражника уже унесли. Скорее всего, теперь он занимал стол в морге мистера Макуиринка. Когда в город приходил Вонвальт, врачи редко оставались без дела, но в Долине Гейл они, похоже, успеют заработать целое состояние.

Я гадала, как отреагировал на эти вести сэр Радомир. Хватило бы всего одной или двух неурядиц, чтобы его отношения с Вонвальтом разладились окончательно; и хотя эти двое пусть неохотно, но все же прониклись друг к другу взаимным уважением, мне казалось, что шериф не из тех людей, кто сдержанно отнесся бы к вести о гибели своего подчиненного.

Брессинджер и я поспешно оделись. Вонвальта в его спальне не оказалось, и мы вышли из резиденции мэра, чтобы справиться о нем у собравшихся снаружи стражников. Они сообщили нам, что Вонвальт большую часть ночи провел с сэром Радомиром, однако сейчас уже вернулся в восточную часть города. Завернувшись в плащи и склонив головы навстречу холодному ветру и крупицам мокрого снега, мы направились по тому же пути, что проделали ночью.