Текст книги "Если ангелы падут"

5

Ссадив своего последнего за день пассажира на Городском колледже, Вилли Хэмптон за рулем своего таксомотора издал облегченный вздох и начал насвистывать мелодию из «Тихоокеанской истории».[11]11
  Мюзикл Р. Роджерса и О. Хаммерстайна по мотивам одноименного романа Дж. Микенера (1949).


[Закрыть] Все это от невозможности сдержать свое блаженство. Через каких-нибудь три часа он пристегнет свою изголодавшуюся по отпуску задницу к креслу «Боинга-747», держащего курс на Оаху,[12]12
  Третий по величине остров Гавайского архипелага.


[Закрыть] и оставит вождение бомбилам, готовым рулить до посинения. «Возьми меня в Перл,[13]13
  Город на Оаху.


[Закрыть] и давай во все тяжкие…» Старина Вилли усмехнулся. Обмотаюсь там цветочными гирляндами. Уж Хэмптон, моряк с линкора «Калифорния», лично засвидетельствует свое почтение парням с «Аризоны». Свою медаль «За безупречную службу» он приколет на видное место и даст им понять, что никто не забыт и ничто не забыто. Нет, сэр. Ну а затем на три недели заляжет в сладостный дрейф.

Выключив радио, Вилли направлялся в сторону магазина, когда у пересечения Сан-Хосе и Полдинга, возле парка Бальбоа, его наметанный глаз заприметил пассажира. Прямо у обочины.

Извини, дружок, но уже не получится.

Вилли присмотрелся снова. На руках у мужчины был ребенок – маленькая девочка, поникшая головой ему на плечо. Заболела, что ли? Какого черта? Ладно, подбросим, но только если это по пути. Может, и не регистрировать их.

Вилли подрулил к обочине.

– Вообще-то я смену уже закончил, но вам куда?

– В Логан.

Это в Уинтергрин. На жителя той зоны боевых действий этот парень не походил. Темные очки, каменное лицо. Ребенок спал, длинные светлые волосы разметались. К руке все еще был привязан шарик. Должно быть, вышли из парка. Ладно, маршрут более-менее по пути.

– Залезайте. – Вилли потянулся назад и открыл заднюю дверь. Мужчина поместил спящего ребенка на сиденье, голову бережно уложив себе на ноги.

– Что, принцесса ваша нагулялась вдоволь? – спросил Вилли в зеркало заднего вида.

– Да.

Через несколько кварталов мимо под вой сирен пронеслись два черно-белых полицейских авто с включенными мигалками. Вилли вставил несколько привычных эпитетов о засилье в городе криминального элемента: дескать, такие-разэтакие все заполонили. Тем временем его пассажир откинул голову на заднюю панель и прикрыл глаза.

Ладно, пускай спят.

Хотя Эдвард Келлер не спал. Он молился. Благодарил Бога за его сиятельную защиту и помощь в обретении Ангела. Вся его, Келлера, вера, наблюдательность, прозорливость – хлороформ, парик, воздушный шар – все сработало, пригодилось. Вышло на славу.

Вместе со своими мыслями Келлер плыл назад, вспять против течения месяцев. Месяцы назад, хотя время для него значения не имело. Разум Келлера плыл к… смерти среди пучины.

Он повторял это про себя как мантру.

Был апрель. Апрель, избранный месяц смерти.

Он стоял на краю пирса, озирая Тихий океан. Все, чем он был тогда и в прошлом, все это неотрывно смотрело на него из глухой толщи воды.

Глаза, вселяющие непокой в мои сны.

Затяжная реакция на тяжелую утрату, называл это доктор.

Келлеру вспомнилось, как доктор в заведении смотрел на него, задумчиво покручивая в пальцах эспандер-колечко.

– Принимая это, Эдвард, вы не можете изменить реальность. И поймите, что в этом заведении у тех, кто занимается самобичеванием, шанс на поправку более низок. Продолжайте жить своей жизнью. Найдите себе утешение там, где сумеете.

И Келлер его нашел и обрел. В своих видениях.

Там, среди подернутых туманом Фараллоновых островов,[14]14
  Архипелаг у побережья Калифорнии, недалеко от Сан-Франциско.


[Закрыть] жизнь для него закончилась и началась вновь. Отныне сердцу была известна судьба.

Она была ему открыта.

«Sanctus, sanctus, sanctus. Dominus Deus Sabaoth».[15]15
  Свят, свят, свят. Господь Бог Саваоф (лат.).


[Закрыть]

Наполняя баки своего катера, Реймер изучал его, стоящего на краю причала в обнимку с большим, обернутым бумагой пакетом.

Эдвард.

Так звали этого парня. Фамилии Реймер вспомнить не мог. Парень выглядел как… В самом деле, как? Сильно за сорок, слегка за пятьдесят? Поджарый? Нет, скорее изможденный. Рост примерно метр восемьдесят. Ему бы лучше подстричься, соскоблить свою лохматую бороду. Говоря начистоту, выглядел старина Эд неважнецки.

И с каждым годом будто все хуже. Доходяга, и только. А ведь один из умнейших людей, каких Реймеру доводилось встречать. Мог рассуждать и о религии, и о философии, и о бизнесе – когда говорил, а не отмалчивался. Звучал как какой-нибудь профессор.

Хотя он им не был.

Реймер знал, кто он. Было в этом нечто постыдное; что-то, о чем старожилы Бухты Полумесяца, те, кто был в курсе, редко и заговаривали. Во всяком случае, при Эде. Что пользы от таких разговоров? Все равно ничего не изменишь. Реймер лишь желал, чтобы этот тип не припирался всякий раз перед его отъездом.

– Как поживает двадцатифутовик, который я тебе подыскал? – полюбопытствовал Реймер, стараясь не звучать чересчур уж откровенно. – Он ведь был в хорошей форме, когда ты его купил. Обшивка внакрой, два мощных движка – так, кажется?

Келлер кивнул.

– И где он у тебя пришвартован?

Келлер молчал.

Реймер пожал плечами и взялся менять патрубок на шелловском насосе. Звонкое постукивание ключа эхом отзывалось в утренней тишине. Из отверстий бензобаков сытно веяло бензиновым духом.

– Все готово, – сказал Реймер, обтирая крышки ветошью.

Келлер ступил в катер, сжимая в руках пакет. Реймер отвязал концы, встал за руль, поправил на себе засаленную бейсболку, поскреб щетину и оглядел простор океана. Прекрасное утро. Туман легкий. Скоро начнется сезон.

– Куда обычно? – спросил Реймер.

Келлер кивнул и вложил в ладонь Реймера две стодолларовые купюры.

Реймер раньше ему говорил, что это необязательно. Но зачем спорить? Какая от этого польза? Он повернул ключ зажигания. Мотор заурчал, и он ослабил дроссель, оставляя у причала за катером пенистый бурунный след.

Линия берега Сан-Франциско тянулась по правому борту; на пути к Фараллонам величаво проступали сквозь туман мачты моста «Золотые ворота». Сам Реймер был уроженцем Сан-Франциско. Его отец зарабатывал на жизнь тем, что ходил из Полумесяца в залив на кораблике с наблюдателями китов и птиц – еще задолго до того, как это вошло в моду. Реймер любил эти места, настроения и оттенки Тихого океана, солоноватый привкус воздуха.

Он взглянул на Келлера, вперившегося взглядом в горизонт. Ищет призраков. Что толку с ним разговаривать. Почему он не мог просто сказать ему «нет»? Реймер пожал плечами и подкинул газа, наслаждаясь хлещущим в лицо ветром.

Катер Реймера был прекрасен. Можно сказать, его пассия. «Сирэй Севилья», двадцать один фут. Есть небольшая каюта, переделанный на сто семьдесят лошадей шестицилиндровый двигатель. Катер скользил, как во сне; вот они уже вошли в калифорнийское течение и пересекали прибрежные морские пути. Было время подъема глубинных вод, и Реймер бдительно высматривал цветные пятна планктона. Очертания Фараллонов виднелись за двадцать с лишним миль, рассекая дымку тумана словно акульи плавники.

Тут оно и произошло. На отдаленном просторе.

«Думай о других вещах», – велел себе Реймер. О работе на трех других чартерных лодках, что дожидаются на пристани. Просто думай о другом. Переключись. Он понаблюдал за тройкой дельфинов, прыгающих по левому борту. Мысленно осмотрел камбуз (Реймер знал, что к моменту прибытия наверняка проголодается). По времени они идут хорошо: отсутствие ветра сглаживает поверхность над полигоном для субмарин, что тянется к юго-востоку от островов. Реймер знал эту местность – ее историю, ее тайны и секреты. Он снова поглядел на Келлера. Эд – вообще трагическая история. Гляньте на него. Сидит, как каменный, прижав к себе пакет, и смотрит в никуда. Кто-то должен ему сказать, что они не вернутся. Никогда.

Отпусти их, друг, отпусти. Сколько лет прошло с тех пор? Отпусти.

Но Келлер не отпускал.

Вглядываясь в шипучий белый бурун на нефритовой воде, он их слышал. Он видел их.

Пирс. Его старший. Девять лет. Волосы дыбятся на ветру. Щурясь на горизонт, он взглядом пронизывает острова. Пирс. Тихий. Решительный. Как сам Келлер. Мотор урчит.

Одной рукой Пирс хватается за сиденье. Другой он обвил сестру, Алишу Келлер. Она похожа на мать. Блистательная, красивая, непреклонная. Алиша. Шесть лет. Обнимает Джошуа. Малыша. Трехлетку.

Деревянная посудина. Старый катер. Последняя аренда. Стучит по бурлящей воде. Они собираются провести день одни, в поисках китов. Только он и дети. Джоан потребовала этого. «У них есть все, кроме отца». Он был в ярости. Приходилось жонглировать встречами. Что, вполне вероятно, может стоить ему контрактов.

Они отплыли уже далеко за полдень. Прежде чем загрузиться в лодку, пришлось остановиться взять гамбургеров. Дети не могли дождаться, когда же они доберутся до островов, чтобы съесть ланч, который упаковала им Джоан.

Спасательных жилетов не надели.

– Их носят только детишки, – заартачился Пирс. Джош ревел, когда Келлер напяливал на него ту штуковину. А ну их к дьяволу. Скорей покончить со всем этим.

«Сегодня, сэр, далеко не заплывайте, надвигается шторм», – предупредил на пристани парень; прыщавая обезьяна, имеющая наглость давать ему советы – ему, Эдварду Келлеру, самоиспеченному миллионеру. Совет Келлер проигнорировал и дал полный газ. В буях Келлер не разбирался. Где здесь север, где юг? Да бог его знает. Не умел читать и карту. Да и черт бы с ней, Фараллоны видно практически отовсюду. За сто пятьдесят баксов посудину дали тихоходную. Транжирить деньги он терпеть не мог.

Внимание временно увлекли несколько серых китов, замеченных в пути, – ого, занятно.

– Мы хотим домо-ой.

Ну уж черта с два. Сначала обогнуть острова, дать круг, и пусть только попробуют не слопать свой ланч. Свой долг отца он выдаст сполна.

Небо тускнеет, затем меркнет. Из-за туч грозится гром. Как-то все неожиданно быстро.

Просверки молний, дождь. Дети сбились испуганной стайкой. Мокрые лица лоснятся. Пора обратно. Они находились по меньшей мере в миле от самого южного острова. Казалось, что он близко. Хотя сложно сказать. Какие-то лодки вдалеке. Громовые раскаты, дождь.

Взяли разгон к островам. Лодка вздымалась, опадала. Как на горках. Под ними что-то тяжело заскрипело, затем тупой удар. Камень?

И тут перед глазами мелькнул огромный хвост, а сердце чуть не лопнуло от страха.

Кит! Прямо под ними! Смял корпус лодки!

Дети завопили. Вода прошла сквозь ботинки, льдисто– холодная. По-птичьи пронзительно вскрикнула Алиша.

Вода врывается! Джош заревел.

– Пирс! Алиша! Спасательные жилеты! Наденьте их, живо!

Вода уже хлещет через борт, обжигает холодом. Лодка зевает всей пастью. Вода быстро поднимается до лодыжек, выше. Алиша вопит. Жилеты. Они не могут их натянуть! Глушить мотор.

Он встает, стремясь помочь Джошу. Волна ухнула о борт. Что-то сильно бьет в лицо, опрокидывает. Он летит, весь мокрый. Мрак, промозглый холод, и больше ничего. Уши затыкает тишина.

Он в воде!

Он сплевывает, беспомощно в ней болтаясь. Лодка колышется на боку. Дети в воде. Пирс. Цепляется за лодку. Голова Джоша подпрыгивает у кормы. Алиша рядом с носом.

Спасательные жилеты уносит прочь. И темнота густеет.

– Пирс! Хватай Джоша, он рядом с тобой!

Алиша барахтается в воде. Кажется, Джоан отдавала их в секцию по плаванию?

Думай! Он не знал, умеют ли плавать его собственные дети.

«У них есть все, кроме отца».

Рука Алиши взбивает брызги. Она идет под воду, но он успевает схватить ее за волосы. Алиша кашляет навзрыд.

– Пирс!

Сын успел ухватить Джоша.

– Молодец, сынок!

Они теперь все вместе. Окей. Думай. Келлер задыхается. Притискивает Джоша к груди. Алиша и Пирс рядом с ним. Все тяжело дышат, стучат зубами. И он тоже.

Гипотермия. Шок. Джош молчит, почти отключился. Он встряхнул его. Алиша застонала. Живот свело болью. Бургеры и коктейли, язви их!

Лодка булькает пузырями, опускается вниз. Надо держаться за нее. Но как, она же тонет! Что, если там внизу подводное течение? Вон виден свет. Слава богу. Уже кое-что. Какой-нибудь буй? Все получится. Он ничего не ел. У него все получится. А иначе нельзя.

– Слушайте меня! Идем туда, к тому свету! Это недалеко! Делайте как папа, и мы справимся. Снимайте обувь! Джошуа! – Глаза малыша были закрыты. Губы синие. – Джошуа! Очнись, черт побери! – Келлер его встряхнул. Тот пришел в себя. Он развернулся к ребенку спиной. – Обними папу ручками за шею! А ну, Джошуа! – Холодные крошечные ладошки квело скользят по его шее. – Крепче, Джош, туже! – Ладошки малыша чуть напряглись. – Алиша, бери меня за плечо и не отцепляйся!

Дрожащие детские руки вцепляются ему в плечо. Алиша хнычет.

– Пирс, хватайся крепче! Живо! – Он толкается вперед. – Держись за папу. Папа будет лодкой. Двигайте ногами медленно, плавно. Говорите со мной. У нас все получится. Главное, гребите не напрягаясь. – Тугие валы накатывают с изматывающей силой. Грудные гребки. Толчки адреналина. Ничего-ничего, все хорошо.

Главное, уверенность. Что все получится.

– Вот так. Ногами, ногами работайте. Думайте о тепле. И медленно, медленно. Налегке. Помогайте папе.

Алиша! Ее хватка ослабевала, она норовила отстать. Он бдительно ухватил дочь за руку.

– Алиша, не спи! Держись за папу!

Отрывистые гребки. Плач дочери все тише.

Внезапно его шея холодеет. Джошуа соскальзывает с его спины куда-то вниз. Он поворачивается, тянется вглубь – бесполезно. Это движение стряхивает еще и Алишу.

– Джошуа! – Он ныряет как можно глубже, вслепую размахивая руками.

Не видно ни зги, легкие саднит, безудержно накатывают волны.

– Пирс! Алиша! – В ответ тишина. – Джошуа! – Глас вопиющего среди водной пустыни. – Кто-нибудь, помогите! Боже, пожалуйста, помоги мне!

Волны мотают его из стороны в сторону.

– Почему они мне не помогают? Мои дети тонут!

Мрак.

«Боже, ну пожалуйста».

Гром, волны, белесый гребень, безмолвная черная вода…

…нефритовые волны мотор катера взбивает в пену. Вместе с тем, как Реймер гасит мотор, наступает тишина.

– Тпру. Приехали.

Келлер кивнул, но с места не двинулся.

Остатки бурунов, нагоняя, сонно бились о корму. Голосами плакальщиков кричали чайки. Не тревожа Келлера, Реймер опер о руль руку и оглядел горизонт. Покрутил шеей, поскреб щетину, стал потирать себе рукой большой палец.

Надо б, однако, сделать себе сэндвич.

Лодка мягко покачивалась; вместе с ней, вставая, покачнулся и Келлер. Встал и бережно развернул пакет, бумагу бросив на днище. Взглядом он взыскательно изучал венок. Увитый белыми розами, тот был прекрасен. Келлер подержал его перед собой, затем поднял голову, глядя, как след катера тянется к бухте вдоль скалистого берега. Сегодня здесь было спокойно, как в церкви после похорон. Келлер нежно положил венок на поверхность воды. Тот плавно поплыл прочь.

Реймер увидел большую морскую птицу; вспугнутая движением катера, она расправила крылья и, поднявшись над бухтой, низко пролетела прямо над ними.

Келлер услышал хлопанье крыльев. Крылья ангела.

Он завидел, как что-то, проходя над венком, отразилось в воде.

Вот здесь закончилась его жизнь, и здесь же он ее воскресит. Теперь его сердце знало это наверняка.

Оно было ему открыто.

«Твои дети ждут, Эдвард».

– Ну вот вам и Логан, – повернулся к Келлеру Вилли Хэмптон, остановив такси у бордюра. – С вас двенадцать пятьдесят.

Келлер подал ему двадцатку и поднял спящего ребенка.

– Надеюсь, вашей дочке полегчало.

Вилли вынул из кармана пригоршню мелочи.

– Кому?

– Да, говорю, вашей дочери. Надеюсь, она чувствует себя лучше.

Вилли протянул сдачу.

– А, ну да. Сдачи не надо.

Келлер поднял ребенка на плечо и пошел.

Вилли Хэмптон захлопнул дверцу, после чего из Логана вырулил на Доневерс-стрит, проехал четыре-пять домов и понял, что впереди тупик. Вот же черт. Он срезал еще один квартал к западу от крупного жилого комплекса Уинтергрин-Хайтс. Держа путь назад, он заприметил, как тот его пассажир с ребенком заходит в облезлый домишко. «Не знаю твоей истории, друг, но сдается мне, что она весьма печальна». Вилли Хэмптон покачал головой и вернулся к своей излюбленной мелодии из мюзикла. Через несколько часов он уже будет в самолете, держащем курс на Гавайи.

6

По пахнущей шампунем хлопковой пижамке Дэнни скакали крохотные лошадки в сердечках. Мэгги приникла к ней щекой и беззвучно заплакала.

Наступала ночь. Если сейчас не уложить Дэнни в кроватку и не начать рассказывать ему сказку, он начнет капризничать… Мэгги сделала попытку встать, но ноги не послушались.

Должно быть, она спит. И ей все это снится.

Она сидела в своей притемненной студии и смотрела туда, где парк, лебеди на пруду, радужное мерцание воды под фонарями, стилизованными под начало прошлого века. Внизу приглушенные чужие голоса. Картина у Мэгги была почти закончена. Она как раз работала, когда среди дня позвонил Натан и залепетал каким-то сбивчивым, смазанным голосом. Она у него такого и не слышала. Он что, нетрезв?

– Мэгги? Мэгги. Тут… в общем, плохо тут.

– Натан, что там такое?

– Полиция, ФБР. Они скоро приедут.

– Полиция? ФБР? Натан, что случилось? Что-нибудь с Дэнни?

В ответ какой-то глухой, кашляющий звук.

– Натан!

– Он… Он пропал, Мэгги…

– Натан, где Дэнни?

Руки отчаянно дрожали. Дэнни пропал? То есть его нет в живых?

– Его увел какой-то мужчина…

– Нет! Натан, нет!

– Я за ним погнался. Остановил поезд и побежал. Но не смог догнать. Но я его поймаю. Полиция везде ищет… Клянусь, я его найду и приведу. Я буду здесь, Мэгги. Прямо на этом самом месте.

Ноги сделались как ватные; она осела на пол, нянча у груди трубку. Сзади могло бы показаться, что она тешит ребенка.

Так начался этот сон Мэгги.

А затем раздался звонок в дверь.

Там был Джин Карр, врач-сосед дальше по улице. Они с Натаном играли в гольф в Хардинг-парке. С ним люди в штатском – полиция. Представились, показали удостоверения.

– Прошу вас, миссис Беккер, садитесь.

– В чем дело?

Джин деликатно взял ее за руку.

Это сон. Она знает, что они сейчас ей скажут.

Дэнни мертв.

– Миссис Беккер, вы нас поняли?

– Нет.

– Вашего ребенка похитил незнакомец.

Она трет глаза, поводит головой из стороны в сторону.

Нет. Они ошибаются. С хорошими семьями такого не случается.

Нет.

Натан бы этого не допустил. Дэнни особенный ребенок.

Все переглядываются. Лица мрачно-торжественны. То есть ошибки здесь не было.

Как не было, когда была? Была, и говорить тут нечего!

Она кого-то лупцует, чтобы он подавился своими словами. «Да как вы смеете мне такое говорить? Вон из моего дома! Приведите мне моего ребенка!»

В себя Мэгги пришла на диване в гостиной. Кто-то держал ее за руку. Натан. Глаза красные. Над ними стоял Джин, а рядом его жена Шэрон, зябко обхватившая себя руками. Шэрон какая-то дальняя родственница президента. Любит малиновый чай. Джин попросил Мэгги принять две таблетки, которые протянул ей вместе с забавным стаканом Дэнни из Диснейленда.

Таблетки Мэгги приняла. Один из агентов ФБР (тот, что постарше, со шрамом на подбородке) наблюдал с края дивана. Младший был на телефоне. Полицейские передвинули бабушкино кресло в стиле Людовика XVI и разместили стол прямо там, где Натан с Мэгги обычно ставят елку. Дэнни любил… любит Рождество. Техник по-хозяйски установил всюду телефоны, магнитофон, пробросил провода. Джин сказал, что таблетки ей для успокоения.

Где ей было бы удобнее?

Натан предложил студию. Джин и женщина-полицейский в джинсах помогли ей подняться наверх, где она сидела и смотрела на парк.

Агенты ФБР разговаривали с ней несколько раз. Знала ли она Анджелу Доннер? Франклина Уоллеса? Нет. Потом детективы из Сан-Франциско. Потом еще кто-то. Линда Тарджен, полицейская в джинсах, сидела с ней, молча попивая кофе.

– Дэнни уже пора спать, – сказала Мэгги.

Тарджен улыбнулась и кивнула. Хорошенькая.

Мэгги смотрела, как лебеди на пруду прячут головы под крылья. Забавно, насколько реальными могут быть сны. Даже как-то странно. Но вот пришло время проснуться. Пора укладывать Дэнни спать.

Вот опять кто-то вошел – тот большой инспектор, что в рваной ветровке и с запахом «Олд спайс». Его мягкие серые глаза словно светились пониманием. Он нежно тронул Мэгги на плечо (вот и хорошо; может, теперь она проснется).

– Как поживаете, Мэгги? – спросил Сидовски.

Она ничего не ответила.

– Нам надо пообщаться еще немного. Это важно. Вы готовы со мной поговорить, нам всем помочь?

Он присел рядом с ней.

Мэгги кивнула.

Успокаивающее присутствие Сидовски ей нравилось.

– Мы делаем все возможное, чтобы вернуть Дэнни домой. Помочь нам может все, что вы можете вспомнить, – даже то, что может показаться странным или несуразным. Вы же меня понимаете?

– Угу. – Подбородок Мэгги дрогнул. – Значит, это все на самом деле, инспектор? Кто-то забрал моего ребенка, и я на самом деле не сплю?

– Нет, это не сон.

Она уткнулась лицом в пижаму Дэнни. Плечи сотрясались от плача. Тарджен ее обняла. Сидовски ждал. Он учтиво предложил зайти попозже, но Мэгги хотела продолжать. Они должны найти Дэнни.

Сидовски открыл свой блокнот.

– У Дэнни есть какие-либо серьезные медицинские проблемы, аллергия, принимает ли он какие-нибудь особые лекарства?

Мэгги покачала головой, а затем сказала:

– Он когда чего-нибудь пугается, как правило ночью, то писается в кроватку. Мы с этой проблемой ходим к специалисту.

– А какой вообще Дэнни мальчик? Обрисуйте мне его личность.

– Хороший мальчишечка. Дружелюбный. Любит помогать, делает что-нибудь по мелочам.

– Как он ладит с другими людьми? С другими детьми?

– С ними он любит играть, охотно делится своими вещами. – Каждое свое слово Мэгги сопровождала утвердительным кивком. – Общительный, любознательный и все время все проливает, где суп, где сок. Вы же знаете, как ведут себя дети.

– Конечно. А с незнакомыми людьми Дэнни вступал в общение?

– Мы учили его никогда не разговаривать с незнакомцами, но он такой любопытный. Мы оба такие. Так что думаю, да, хотя мы его, бывало, одергивали.

– Знает ли он свое полное имя, адрес, телефон, код города? Знает вообще, как позвонить домой?

– Ему же всего три.

Взгляд Сидовски остановился на картине Мэгги с лебедями на пруду.

– Как хорошо передано. Вы давно занимаетесь живописью?

– Ой, – Мэгги тронула себя за нос, – да сколько себя помню.

– В самом деле красиво.

– Спасибо.

– Хорошо расходится?

– Десятка три в год.

– Хотелось бы знать имена всех, кто покупал ваши работы за последние три года, причем как можно скорее. У вас есть любимые арт-магазины, где вы обычно снабжаетесь, скажем, красками, кистями?

– Да.

– Вы берете туда с собой Дэнни?

– Иногда.

– Как они называются?

– «Галерея “Радуга”» и «Мюллер Артс».

Сидовски записал.

– Вы водите Дэнни в какие-нибудь кружки, клубы, секции или там группы по интересам?

– Я сама член местной общественной ассоциации. Раз в неделю хожу на собрания и обычно беру с собой Дэнни. Там есть игровая, и он играет с другими детьми, а кто-нибудь из родителей за ними присматривает. Там у нас все друг друга знают.

– Последнее время вам не попадали на глаза незнакомцы, которые бы ошивались возле вашего дома? Может, кто-нибудь спрашивал дорогу?

– Нет.

– Не было ли странных звонков – типа кто-то несколько раз кряду ошибся номером?

– Не больше, чем обычно.

– Может, вы наняли новую домработницу, садовника?

– Соседский мальчик, Рэнди Андерсон, приходит косить газон и ровнять кусты на участке.

– А с ребенком у вас кто сидит?

– Вики Харрис и Мелани Лайл. Девочки-подростки, дочери друзей. Хотя выезжаем мы редко. Обычно в доме все втроем.

– Дэнни прилюдно от вас никогда не доставалось?

– С полгода назад. Мы ходили за продуктами, и он там нарочно разбил бутылку кетчупа. Я его отшлепала прямо в магазине. – Голос Мэгги дрогнул. – Хотя Дэнни по-настоящему хороший ребенок. Просто он в тот день утомился, а я разнервничалась.

– У вас с Натаном были какие-нибудь проблемы в браке? Ходили вы к семейному психологу, священнику?

Мэгги подняла на него глаза.

– Нет.

– У вас или вашего мужа когда-либо были внебрачные связи?

– Никогда.

– Извините, но мне нужно знать и это.

Сидовски сделал у себя пометку.

– Вы или Натан когда-нибудь обращались за помощью к психиатру? Лечились в психиатрической клинике?

– Нет, никогда.

– А кто-нибудь из окружения вашего мужа?

– Тоже.

– Ваш муж когда-нибудь употреблял или торговал наркотиками?

– Исключено.

– Он имеет пристрастие к азартным играм?

– Нет.

– Каково ваше финансовое положение?

– Мне кажется, благополучное.

– Нет больших долгов, больших кредитов?

– Нет.

– Вам известны Анджела Доннер или Франклин Уоллес?

– Только по прошлогодним новостям.

– Вы не возражаете против проверки на полиграфе?

– Детекторе лжи? Да вы что! У меня пропал сын, а вы думаете, что я бы вам лгала?

– Это часть процесса, причем необходимая. Я с вами откровенен.

Мэгги, прикрыв руками рот, кивнула.

– Хорошо. Это действительно рутина, – повторил Сидовски. – Вы можете припомнить кого-нибудь из своего прошлого или прошлого вашего мужа, кто мог бы держать обиду, а то и вовсе иметь к кому-нибудь из вас неприязнь?

– Нет, не могу.

– Есть ли в вашей родне, кругу друзей и знакомых кто-нибудь, кто отчаянно хотел бы детей, но не может их иметь?

– Только мы. До того, как у нас появился Дэнни.

По лицу Мэгги покатились безудержные слезы.

Сидовски положил на ее ладонь свою большую, успокаивающую руку.

– Мэгги. То, о чем мы собираемся вас попросить, крайне важно. Нам нужно, чтобы вы, как только будете в состоянии, написали ваш ежедневный распорядок, с подробным почасовым описанием всей повседневной жизни вашей семьи за последний месяц. Чем вы занимались, куда ходили – все, со всеми возможными подробностями, которые только можно представить. Места, названия, все. Инспектор Тарджен вам будет содействовать. Это очень важно. Вы сможете это обеспечить?

– Я сделаю все, что вы попросите, инспектор.

– Не отвечайте без нашего ведома на звонки.

Мэгги кивнула.

– Ну вот, вы мне очень помогли. Позже мы еще поговорим.

– Инспектор, мой сын жив или нет? – спросила она неровным голосом. – Я в курсе, что случилось в прошлом году с той девочкой в парке. Знаю, что вы с Линдой из убойного отдела, так что, если вы считаете, что мой мальчик мертв, скажите мне прямо сейчас, без утайки. Говорите, я жду.

Сидовски стоял, вспоминая парк. Завесу дождя. Тельце Таниты Доннер в мусорном мешке. Ее убийца, возможно, только что схватил другую жертву: мальчика Мэгги Беккер. Что можно этой женщине сказать?

– Мы не знаем, мертв Дэнни или нет. Никаких доказательств того или другого у нас нет. Пока известно лишь то, что его увел незнакомец. Может быть, он просто подержит его какое-то время и отпустит. Такое бывает.

Какое-то время Мэгги мучительно выискивала в его глазах следы обмана, но, видимо, не нашла.

– Прошу вас. Вы должны его вернуть. Он все, что у меня есть.

– Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы Дэнни вернулся домой. Даю вам слово.

Сидовски похлопал ее по руке и спустился вниз.