Текст книги "Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке"

Процесс огосударствления был важнейшей, но не единственной тенденцией, оказавшей влияние на развитие концепции подданства в XVIII веке. Другие преобразования происходили в результате освоения (западно)европейских понятий и связанных с ними концепций раннего и позднего периодов эпохи Просвещения. К ним относился термин протекция. Это понятие, произведенное от латинского protectio (защита, охрана), один из многочисленных неологизмов, проникших в российское государство через украинско-польское языковое пространство и взятое на вооружение Петром I и его окружением, в российском контексте приобрело два значения241241
  Еще П. А. Шафиров, Ф. Прокопович, Г. Ф. Долгоруков и Б. И. Куракин использовали понятие протекция. Шафиров. Рассуждение какие законные причин. С. 1; Прокопович. Слова и речи; Долгоруков // ПиБ. Т. 2. С. 544; Куракин (1707) // Архив Ф. А. Куракина. Т. 1. С. 189, 197, 202. См.: Christiani. Über das Eindringen von Fremdwörtern in die russische Schriftsprache. S. 20, 21; Смирнов. Западное влияние на русский язык. С. 246; Фасмер. Русский этимологический словарь. Т. 3. С. 382.


[Закрыть].

С одной стороны, оно представляло собой этап подготовки к «абсолютному подданству». Если казахский жуз не желает точного подданства, писал царь Петр I в одном из наставлений своему переводчику Алексею Ивановичу Тевкелеву (1674–1766), то нужно постараться, невзирая на большие расходы до 1 миллиона [рублей], в письме обязать его вступить под протекцию Российской империи242242
  Из записи А. Тевкелева по поводу высказывания Петра I о привлечении казахов в российское подданство // КРО. Т. 1. № 24 (1722). С. 31.


[Закрыть]. Конечно, остается открытым вопрос, что именно Петр I понимал под протекцией. Но очевидно, что казахам (Младшего жуза) необходимо было предоставить статус, который бы не предполагал обязательств, вытекающих из «полного подданства»243243
  Даже несколько десятилетий спустя сохранились свидетельства того, что «протекция» и «подданство» терминологически различались. Например, в письме оренбургского губернатора Ивана Неплюева джунгарскому правителю Галдан-Церену говорится, что казах Абулхаир-хан сначала долгое время состоял «в протекции великих российских монархов», а с 1738 года стал «подданным по присяге» («торжественно присягал»). Письмо начальника Оренбургской комиссии И. Неплюева Галдан-Церену с требованием не вмешиваться в дела казахов, принявших российское подданство // КРО. Т. 1. № 95 (02.09.1742). С. 228–229, здесь с. 228. – Ногайские орды также просили в 1771 году Екатерину II о статусе протекции, но не подданства: «чтоб быть нам в протекции, а не в подданстве вашего величества». Цит. по архивному документу: Ногайско-русские отношения в XV–XVIII вв. С. 99.


[Закрыть].

С другой стороны, гораздо чаще российская элита употребляла обозначение протекция как синоним подданства, невзирая на иное толкование со стороны коренных этнических групп244244
  По вопросу о том, как нерусские этнические группы на юге и востоке государства воспринимали свою связь с российским царством, в которое они вошли в результате «присоединения», см.: Трепавлов. «Белый царь». С. 134–197.


[Закрыть]. Обязательства, связанные с концепцией подданства, а также личное принесение присяги по собственной вере, выплата дани и предоставление заложников называли то подданством, то протекцией, то и тем и другим одновременно245245
  Пример: хотя казахский Абулхаир-хан изначально просил о получении всероссийской протекции, российский дипломат А. Тевкелев рассуждал о том, можно ли считать желание Абулхаира быть принятым в русское подданство [sic!] «добрым и верным подданством» // КРО I. № 33 (03.10.1731–14.01.1733). С. 48–86, здесь с. 49; № 43 (10.04.1733). С. 99–100; см., кроме того, там же № 47 (10.02.1734). С. 103; № 50 (01.05.1734). С. 107–114; № 92 (07.06.1742). С. 217–218; особенно примечательно: Там же. № 178 (11–25.07.1749). С. 450–473; РДагО. Т. 1. № 1 (20.04.1719). С. 27–28; № 3 (21.01.1720). С. 28–29; № 38 (28.10.1723). С. 53; № 85 (17.05.1751). С. 85; КабРО. Т. 2. № 207 (19.06.1769). С. 290–291; № 225 (19.12.1777). С. 324–326.


[Закрыть]. Тем самым вновь проявилась многовековая русская и российская традиция прагматичного и гибкого обращения с понятием царского подданства: неоднозначное употребление понятия протекции допускало его различные трактовки. Не было никаких критериев, которые указывали бы на разницу между протекцией и подданством. Более того, ни к чему не обязывающее взаимодействие плавно могло перейти в другую, значительно более тесную связь. Решающим с российской точки зрения оставался сам акт включения, а также связанное с ним притязание на длительные отношения. Обозначение и детали могли варьироваться246246
  В заблуждение вводит тезис Трепавлова, согласно которому неологизм протекция в начале XVIII века заменил понятие шерть в значении покровительства. В действительности понятие шерть в XVIII веке уже не использовалось. Игнорируется, во-первых, тот факт, что понятие шерть уже в XVII веке с точки зрения Москвы больше не несло семантики протектората, но просто обозначало присягу нехристианских представителей при вступлении в царское подданство, на что указывает также то, что обозначение шерть в начале XVIII веке было заменено на выражение присяга на подданство. С другой стороны, он упускает из виду широко распространенную практику применения в XVIII веке протекции и подданства как синонимов или одновременно, и даже без градации относительно «полного подданства» (см. свидетельства в предыдущем примечании). Трепавлов. «Белый царь». С. 138 и 147.


[Закрыть].

И все же с появлением термина протекция в российском подданстве возник новый нюанс, который в последующие десятилетия значительно укрепил свои позиции. Восприятие мыслей Просвещения проявилось в том, что были введены такие новые термины, как покров и прежде всего покровительство. Эти новые понятия стали поздним следствием осуществленного при Петре I принятия парадигмы цивилизованности, которая еще будет подробно рассматриваться в настоящей работе247247
  См. гл. 4.1.


[Закрыть]. С появлением новой парадигмы в российской имперской элите распространилось осознание себя как цивилизатора покоренных коренных этнических групп на юге и востоке и, следовательно, осознание своего долга вывести эти группы на более высокий цивилизационный уровень. Начиная с 1730‐х годов убежденность в необходимости выполнить эту задачу связывалась не только со стремлением принудить людей к якобы «наилучшему пути» для них, но и с попыткой склонить их к изменениям «изнутри».

В связи с этим не позднее чем с середины XVIII века в центре внимания оказалась идея «покровительства». С правления императрицы Екатерины II новый дискурс терминологически проявился в том, что этнические группы, инкорпорированные в ходе имперской экспансии, принимались не в подданство, как это было раньше, а уже главным образом в покровительство императрицы. Как ранее протекция, так и покровительство применялось с разной семантикой: в редких случаях это понятие выступало для обозначения однозначно не достигающей подданства принадлежности к имперской структуре (в смысле протектората)248248
  ПСЗРИ. Т. 21. № 15835 (29.09.1783). С. 1013–1017 (Под протекторатом грузинского царя); Т. 19. № 13636 (12.08.1771). С. 294 (Под протекторатом крымских татар).


[Закрыть]; часто оно использовалось либо в одном ряду с подданством249249
  ПСЗРИ. Т. 25. № 18990 (02.06.1799). С. 674–675; № 19107 (01.09.1799). С. 780; Т. 26. № 19994 (28.08.1801). С. 763 и далее; КабРО. Т. 2. № 213 (09.08.1771). С. 299–304, здесь с. 303; № 220 (24.04.1775). С. 312; № 221 (после 1775). С. 318–319; РДагО. Т. 2. № 248 (1783). С. 183; № 258 (02.03.1786). С. 190 (здесь покров и подданство одновременно); Доношение Г. И. Шелихова иркутскому генерал-губернатору И. В. Якобия // Русские открытия в Тихом океане. № 18 (19.04.1787). С. 206–214, здесь с. 207; КРО. Т. 2. № 64 (1786); РТуркО. № 85 (1801). С. 137; № 91 (09.05.1802). С. 143.


[Закрыть], либо как синоним к подданству250250
  ПСЗРИ. Т. 23. № 16937 (27.01.1791). С. 206–207; РДагО. Т. 2. № 167 (30.09.1769). С. 131–132; № 241 (03.07.1783). С. 179–180; № 250 (1783). С. 184; № 272 (26.08.1786). С. 198–200; КабРО. Т. 2. № 208 (08.08.1769). С. 291–292; № 212 (до 15.10.1770). С. 295–299; КРО. Т. 2. № 66 (1786); № 86 (1803). С. 152–163; № 105 (07.10.1820). С. 185–186; № 117 (10.02.1823). С. 204; МпиБ АССР. № 497 (11.01.1770). С. 473–484; РТуркО. № 98 (13.03.1803). С. 153; № 100 (1803). С. 157; № 103 (16.04.1803). С. 159–160; № 141 (23.11.1819). С. 208; № 146 (25.01.1820). С. 217: «Они, приняв высокое покровительство императора Александра I, почтут себя счастливыми, когда будут носить имя подданного всероссийского государя»; № 149 (12.04.1820). С. 221–226; № 150 (21.04.1820). С. 226–228. – После смены столетия подданство все более вытеснялось покровительством.


[Закрыть]. Иногда покровительство также непосредственно выражало только мысль о царской милости, защите и заботе – обычно с тем примечанием, что желательно было попасть под «особое покровительство» императрицы251251
  ПСЗРИ. Т. 38. № 29127 (22.07.1822). С. 417–433, здесь § 285 и 286; Т. 29. № 22371 (28.11.1806). С. 884–891; КабРО. Т. 2. № 220 (24.04.1775). С. 312; РДагО. Т. 2. № 267 (не позднее мая 1786). С. 195; № 316 (10.02.1796). С. 227–230; КРО. Т. 2. № 66 (1786). С. 118; № 123 (13.05.1824). С. 214; № 88 (10.05.1805). С. 164; № 89 (20.09.1805). С. 165; № 120 (07.01.1824). С. 209. – В целом Екатерина II снизила подобным смешением границ вступления в «покровительство» или в «подданство» доселе базовую значимость присяги. Она все больше воспринимала его как ритуал, который утрачивал свою ценность, если не соответствовал внутреннему настрою человека. В свете сопротивления польской шляхты присяге после восстания Костюшко она даже приказала, чтобы присягу принимали исключительно «от наличных и усердных». СИРИО. Т. 16. СПб., 1875. С. 62.


[Закрыть].

Эти категории покровительства, прогресса и представления о различных уровнях цивилизации, получившие широкое распространение в поздний период эпохи Просвещения во второй половине XVIII века, не могли не повлиять на концепцию подданства. Прежде всеобщая и унифицированная концепция Петра I была частично разрушена, что расчистило путь для патерналистского образа мыслей и действий. В качестве примера «политики покровительства» в конце XVIII века можно привести действия в отношении Младшего жуза казахов. С российской точки зрения цель состояла в том, чтобы сломить упорную казахскую несговорчивость и привести кочевников в подчинение. В то время как, с одной стороны, царская сторона самочинно назначала казахского хана на российской земле, с другой стороны, казахской элите предоставлялась возможность войти в российские административные структуры и получать за это регулярное жалованье252252
  Подробнее об этом экспериментальном проекте «политики покровительства» в гл. 4.5.


[Закрыть].

Однако сформулированный на этой основе тезис, как это делает историк Дов Ярошевский, что только такая политика служила цели «предоставить» казахам «полное» подданство, неубедителен. Ярошевский предполагает, что при императрицах Анне и Елизавете сознательно избиралась концепция лишь «ограниченного подданства». Таким образом, утверждает он, речь шла только о минимизации набегов казахов на российских подданных путем передачи казахам «выкупа» в виде жалованья или подарков. Только при Екатерине II и ее оренбургских губернаторах Дмитрии Васильевиче Волкове (1715–1785) и Осипе Андреевиче Игельстроме (1737–1817 или 1823) возникла новая линия политики, посредством которой из подданных, которые были таковыми «только по названию», пытались сделать лояльных подданных253253
  Yaroshevsky. Attitudes toward the Nomads of the Russian Empire.


[Закрыть].

Как до него Трепавлов и Шаблей, Ярошевский не основывает анализ на понимании подданства современниками событий. Скорее, исходя из существующих сегодня представлений, он измеряет возможности участия в государственном управлении, которыми обладали казахи на соответствующих этапах российского подданства. При этом он аналитически опирается на концепцию, которую можно обозначить скорее как гражданство, нежели подданство. Однако политика Екатерины II в отношении казахов не была связана в первую очередь с наделением их особыми правами участия в управлении. Ее главной задачей был поиск новых средств, направленных на борьбу с постоянными грабительскими набегами казахов, и обеспечение их неизменной лояльности российскому государству. Не укрепление подданства само по себе было ее целью. Речь шла о новой политике в духе Просвещения, которая полагалась не столько на физическое насилие для воспитания из казахов «послушных подданных», сколько на то, чтобы «завоевать» их сердца и заставить изменить образ жизни посредством политики царского «покровительства» и вовлечения в дела государства254254
  Оренбургский губернатор О. А. Игельстром в конце 1780‐х годов с неприязнью вспоминал предшествующую российскую политику организованного грабежа казахов, которая обозначалась как «карательная экспедиция» и по факту, как правило, касалась невинных людей. Игельстром, напротив, преследовал цель «и у дичайших народов приобресть доверенность в пользу империи». В этом духе он обратился к казахам с предложением принять участие в «пограничных судах», созданных для них // МпиК ССР 1785–1828. № 33 (10.05.1789). С. 108–127, здесь с. 110, 111. Больше об этом в гл. 4.5.


[Закрыть]. Таким образом, цель была та же, что и в начале принятия казахов в царское подданство в 1730‐х годах, только средства были другие. Опять же, именно гибкость российской концепции подданства дала возможность и в этом случае пересмотреть выбор средств.

2.4. ВЫВОД

Царскую концепцию подданства в имперском контексте XVIII века можно понять только с оглядкой на возникновение внутрирусской концепции подданства в конце XIV – начале XV века. Ее сущностные характеристики формировались из условий присяги на верность, которая со времен русского Средневековья составляла основу акта принятия в подданство правителя.

Со времен образования Великого княжества Московского решающее значение имела концепция неравенства участников. Правитель оказывал милость, принимая кого-либо в свое царство. В отличие от заключения равноправного договора, согласно московскому подходу, подразумевалось полное подчинение без правовых ограничений. Отличительной чертой подданства была личная связь, что было типично для правящих структур раннего Нового времени. В Российской империи это продолжалось дольше и было более выражено, чем в Западной Европе, несмотря на содержащееся в тексте присяги положение о трансперсональной вечной связи подданных с господином. Свидетельством русского, а затем российского подданства в соответствии с монгольской традицией выдачи ярлыка служила жалованная грамота, которую должен был предоставлять великий князь или царь. Для достижения максимальной истинности присяги клятва должна была осуществляться по собственной вере инкорпорированных.

Эти компоненты концепции подданства были взяты из внутрирусского контекста, когда в XVI веке впервые зашла речь об инкорпорации представителей чуждой, нехристианской высокой культуры. Это была та же концепция подданства с ее основным элементом – присягой на верность, и в межимперском сравнении в этом заключается особенность, которая проявилась при инкорпорации чуждых этнических групп Казанского ханства, а также при «собирании земель Киевской Руси» Великим княжеством Московским несколькими десятилетиями ранее. Эта инклюзивная традиция, продолженная в XVII веке, стала предпосылкой того, что дальнейшее расширение Российской империи в XVIII веке было самым тесным образом связано с образованием российского унитарного государства, а параллельно протекающие процессы частично даже слились друг с другом. Это важное наследие XVIII века, инклюзивный характер имперских дискурсов и государственной политики, несмотря на некоторое противодействие, сформировало российскую историю вплоть до XIX и XX веков и продолжает оказывать на нее влияние по сей день.

При этом цель царской власти объединить нерусские этнические группы, инкорпорированные в рамках имперской экспансии, с собственным населением, в межимперском сравнении отнюдь не была уникальной. Французская имперская элита сформулировала ту же самую цель в некоторых частях «Новой Франции» (Канада) и уже в XVII веке проводила аналогичную политику. Однако, пожалуй, ни в какой другой европейской империи стремление к объединению населения не доминировало в дебатах и имперской политике с такой настойчивостью и так эффективно, как в российском государстве.

Благодаря истории понятий становится ясно, как концепция подданства раннего Нового времени отделилась от своего первоначального двойственного положения между личными и зарождающимися государственными связями и развилась в начале XVIII века от личного подданства к гражданству: отправной точкой является холопство, первое русское понятие, обозначающее подданство, в котором терминологическое сходство с социально-сословными отношениями между государем и холопом демонстрирует личностный характер, несмотря на его употребление в контексте отношений господства. Когда в первой половине XVII века монгольский Алтын-царь Омбо Эрдэни отверг термин холопство в тексте своей присяги, российские власти ввели термин подданство. Он употреблялся до 1917 года и служил с Петровской эпохи общепринятым обозначением подчиненности, вне социальных и политических различий. С тех пор он отражал формирование концепции российского государственного народа, которая в равной степени характеризовала как давно проживающее население, так и вновь инкорпорированные нерусские этнические группы.

Царская администрация допускала расхождения между номинально установленным и иногда едва различимым реальным подданством. Современное понятие подданства включало различные ступени «натурализации», которые могли плавно перетекать друг в друга. В этом смысле российское подданство в XVIII веке, если не учитывать его основные компоненты, было ситуативной категорией, которая могла гибко корректироваться на местах в зависимости от региона и условий. Российские имперские акторы использовали именно эту гибкость концепции для установления все новых и новых притязаний и этим обеспечивали постоянный приток новых подданных.

Только один компонент концепции подданства уже с XVI века придавал инкорпорации новых подданных на юге и востоке явно имперский колорит: помимо сбора дани представители нехристианских аннексированных коренных этнических групп должны были передавать российской государственной власти в качестве живого залога членов самых уважаемых семей, которые регулярно обменивались. Этому методу, имевшему первостепенное значение для построения и консолидации Российской империи на юге и востоке, посвящена следующая глава.

3. ЗАЛОЖНИЧЕСТВО КАК ИМПЕРСКИЙ И КОЛОНИАЛЬНЫЙ ИНСТРУМЕНТ

Концепция царского подданства в ее основных принципах с самого начала распространялась на всех, кто подчинялся или хотел подчиниться российскому господству. Однако в случае нехристианских подданных, помимо присяги/шерти и ясака, выдвигалось дополнительное требование предоставить заложников255255
  Lutteroth. Der Geisel im Rechtsleben.


[Закрыть]. Для коренных русских или членов других этнических групп, если они были христианами, обязанности платить ясак соответствовала аналогичная обязанность платить налоги или служить своему господину. Обязательное же предоставление заложников в том виде, в котором оно формировалось начиная с XVI века, не имело никаких аналогий ни во внутрирусском контексте, ни в форме господства над теми жителями державы, которые хотя и не были русскими, но все же являлись христианами.

Значение заложничества заключалось в первую очередь в том, что, в отличие от присяги, которая могла быть зафиксирована только на бумаге, взятие заложников являлось видимым признаком властно-политического превосходства. В этом пункте представления коренных народов, выдававших заложников, также во многом совпадали с мнением российской стороны, удерживающей заложников. В большинстве других вопросов, связанных с заложничеством, мнения расходились: с царской точки зрения заложники символизировали обещание постоянного подданства в виде лояльности и послушания. Для коренных этнических групп или их предводителей предоставление заложников обычно имело другое значение – например, оно могло являться символом временного протектората, связанного с притязанием на военную защиту, установлением дипломатических отношений или обременительным условием для получения подарков256256
  Трепавлов. «Белый царь». С. 134–197; Khodarkovsky. Russia’s Steppe Frontier. Р. 63–69.


[Закрыть].

С российской точки зрения с XVI по XIX век удержание заложников служило решающим средством обеспечения царского права на подданство, даже среди нехристианских этнических групп, и надежным методом укрепления российской экспансии. Положения, которые впервые освещают этот имперский метод от его истоков до начала XIX века и с акцентом на XVIII веке, могут прояснить два момента. Во-первых, требование заложников, как ничто другое, обнаруживает, что царская власть управляла своими имперскими перифериями двояко: при присоединении христианской гетманской Украины, остзейских или польских губерний не было взято ни одного заложника. Во-вторых, на примере того, как решался вопрос с заложничеством, можно изучить, как в XVIII веке возникла российская миссия цивилизирования – политика, предусматривавшая всестороннюю трансформацию образа жизни коренного населения на юге и востоке.

3.1. ЗАЛОЖНИЧЕСТВО В МИРОВОЙ ИСТОРИИ

Взятие заложников относится к правовым архетипам. Еще в Библии рассказывается, как Иосиф удерживал при себе Симеона в качестве гаранта, когда его братья отправились обратно домой, чтобы привести к нему младшего брата Вениамина. Упоминания о взятия заложников встречаются в самых ранних источниках Китая, Вавилона и Индии, у ассирийцев и тимуридов257257
  Первое свидетельство о взятии заложников в Китае относится к VIII веку до н. э. Yang. Hostages in Chinese History. Р. 507. – Kosto. Hostages in the Middle Ages. Р. 3; Lutteroth. Der Geisel im Rechtsleben. S. 179; Pollock. «Thus We Shall Have Their Loyalty and They Our Favor».


[Закрыть].

Особое значение захват заложников приобрел при римлянах. С самого начала они использовали заложничество для создания своей империи, прибегая, однако, лишь к одностороннему взятию заложников. Это означало, что получали заложников (obsides) исключительно римляне, сами же их не предоставляли258258
  Единственным исключением были самниты. Римляне должны были сначала предоставить им заложников, но затем в итоге смогли их освободить. Lutteroth. Der Geisel im Rechtsleben. S. 181–182.


[Закрыть]. Покоренные этнические группы принуждались к заключению союза с Римом (foedera iniqua) и в качестве побежденных были обязаны предоставить заложников (так произошло в 201 году до н. э. с карфагенянами и в 189 году до н. э. с этолийцами). Известно о заложнике Полибии из Греции, который в 167 году до н. э. поселился в доме полководца Эмилия, где воспитывал юного Сципиона.

Однако чем дольше заложник находился вдали от дома, тем больше Рим опасался, что с его отсутствием могут смириться и в результате снизится важность заложника в обеспечении договоренностей. Поэтому через определенный срок заложников заменяли на новых. Положение взятых под надзор было для римлян священным, за исключением случаев, когда заложник утрачивал свое значение. Такое положение дел возникало, если покоренная этническая группа, предоставившая заложника, не соблюдала соглашения.

В позднеримский период истребование заложников сводилось к тому, чтобы продемонстрировать блеск и престиж Imperium Romanum: с помощью заложничества демонстрировалось не только превосходство Рима над другими этническими группами. Прежде всего возросло стремление использовать взятых в заложники сыновей «варварских» вождей для того, чтобы оказывать на них влияние в духе Рима и приобщать их к римским ценностям.

Несмотря на то что этот аспект заложничества в значительной мере был утрачен в Европе в Средневековье, столетия на рубеже первого тысячелетия являлись расцветом взятия и обмена заложников. Шла ли речь о нашествии викингов, нормандском завоевании Англии, борьбе за инвеституру, иберийской Реконкисте или крестовых походах – все европейские державы вплоть до папы римского были вовлечены в широко признанный институт поручительства – захват заложников259259
  Kosto. Hostages in the Middle Ages. Р. 4.


[Закрыть].

Вариантов этой практики существовало великое множество, они варьировались от взятия заложников как гаранта высокой дипломатии между королями до насильственного и одностороннего захвата в заложники обычных людей с целью подчинения. Карл Великий для подтверждения своего господства над недавно завоеванными этническими группами регулярно брал заложников, особенно у саксов. Заложники рассматривались им как гарантия мирного поведения остальных членов рода. Так же как позднее и в российском государстве, эта форма заложничества в большинстве случаев сопровождалась принесением присяги260260
  Lintzel. Zur altsächsischen Stammesgeschichte. Bd. 1. S. 98–100; Braunfels. Karl der Große. S. 43 f., 58; Lampen. Sachsenkriege, sächsischer Widerstand und Kooperation. Bd. 1. S. 264–272; Becher. Karl der Große. S. 56–74.


[Закрыть].

Международно-правовые дискурсы XVI и XVII веков фундаментально изменили на Западе отношение к захвату заложников. Благодаря трудам, подобным произведениям Гуго Гроция, захват заложников в мирное время как средство давления и договоренностей рассматривался в рамках международной политики все чаще как противоречащий нормам международного права, поскольку оценивался как неправосудное насилие по отношению к невинным частным лицам. Подобное считалось допустимым исключительно в том случае, если захват заложников побуждал другое государство отказаться от поведения, противоречащего международному праву261261
  Например, в 1740 году Фридрих Великий арестовал двух российских дворян, чтобы побудить российское государство освободить прусского дипломата. Lutteroth. Der Geisel im Rechtsleben. S. 230.


[Закрыть]. В противном случае привлекались другие формы дипломатии, и в 1748 году, с подписанием Аахенского мирного договора, состоялась последняя среди западноевропейских государств передача заложников262262
  Англичане передали Франции двух высокопоставленных заложников, чтобы гарантировать передачу Франции острова Кейп-Бретон. Lutteroth. Der Geisel im Rechtsleben. S. 205–206.


[Закрыть].

Вместе с тем размышления о международном праве едва ли мешали западноевропейским империям прибегать к захвату заложников в ходе заморской экспансии. Скорее, напротив, нарушение соглашений и их одностороннее толкование были обычным явлением в обращении с местным населением, как, например, с североамериканскими индейскими племенами. И все же, по сравнению с происходящим в российском государстве, заложничество не сыграло значительной роли в испанской, голландской, британской или французской колонизации Северной и Южной Америки. Только в отдельных случаях голландцы прибегали к договорам о заложниках в рамках международного права, как, например, голландские колонисты в Южной Америке, когда по мирному договору 1762 года они предоставили свободу сарамакам, но хотели защитить себя от набегов с помощью взятия заложника263263
  Price. To Slay the Hydra. Р. 162.


[Закрыть]. О французах и англичанах известно лишь, что при каждой колониальной войне XIX века они время от времени брали заложников264264
  Hammer, Salvin. The Taking of Hostages. Р. 22. Авторы ссылаются в качестве доказательство на: Morgan J. H. The German War Book, being «The Usages of War on Land» issued by the Great General Staff of the German Army. London, 1915. Р. 119.


[Закрыть]. В мирное время этим занимались преимущественно частные лица, которые путем взятия заложников пытались вымогать шкуры или другой выкуп. Английские или французские купцы в Африке также часто прибегали к частноправовому договору о заложниках, чтобы использовать их в качестве гарантии или залога при торговых сделках либо для обеспечения долгов при штрафах, в азартных играх или пари265265
  Pawn – английский термин для обозначения заложников, которые выступали в качестве гаранта в гражданско-правовых договорах в торговле и на невольничьем рынке (или pawnship — заложничество). Lovejoy, Falola (Ed.). Pawnship; Lovejoy, Richardson. The Business of Slaving. Р. 67–89. – Помимо этого, в контексте африканских колоний существовала практика взятия в плен или похищения (panyarring) на короткое время человека, который являлся членом общины, к которой принадлежал должник или убийца, чтобы принудить к одному конкретному действию (например, вымогательство ценностей, уплата долгов) или для краткосрочного наказания (после убийства). Английские и американские купцы применяли эту практику, которая, вероятно, была знакома им из африканского контекста, на берегах Северной Америки, захватывая коренных жителей и принуждая автохтонное население к отдаче шкур животных. Gibson. Otter Skins, Boston Ships, and China Goods. Р. 160–161; Гринев. Туземцы-аманаты в Русской Америке. С. 136. – Однако эту практику (по-русски «полон») следует отличать от российского заложничества («аманатство»).


[Закрыть].

Тем не менее ни в одной из западноевропейских колониальных империй раннего Нового времени, располагавших заморскими колониями, «добровольно» заключенные договоры о заложниках или основанное на международном праве одностороннее (насильственное) взятие заложников в мирное время не служили систематическим средством содействия имперской экспансии и обеспечения насильственно-военных претензий расширяющегося государства. В континентальной Османской империи ситуация была иной. Не позднее XV века удержание заложников происходило здесь на регулярной основе266266
  Pollock. «Thus We Shall Have Their Loyalty». Р. 144.


[Закрыть]. Могущественные султаны на протяжении двух столетий выступали в качестве господ по отношению к заложникам – сыновьям правителей из многих покоренных ими стран, которых они на протяжении долгого времени держали в зависимости. К ним принадлежал, например, знаменитый сын валашского господаря Влада Дракулы, граф Дракула (Vlad Drăculea), который с 9 до 17 лет удерживался в качестве «человеческого залога», вероятно, временами в крепости, временами при дворе османского султана. После смерти его отца султан объявил его наследником престола Валахии267267
  Местонахождение Дракулы во время его пребывания в заложниках не совсем ясно. Хайко Хауманн изначально предполагает, что он получил образование при дворе султана, но в другом месте упоминает, что его точное местонахождение неизвестно. Другие источники указывают Эгерскую крепость, где он, по крайней мере временно, находился в заключении. Haumann. Dracula. S. 17 f., 22; Klell, Deutsch. Dracula; Treptow. Vlad III. Dracula.


[Закрыть]. Эта процедура была типичной для османского обеспечения власти. В случае с Крымом, завоеванным в 1478 году, султаны пытались с помощью заложников, большинство из которых являлись братьями крымского хана, повлиять на вопрос о том, кто должен быть избран наследником престола вассального ханства268268
  Греков. К вопросу о характере политического сотрудничества; Bennigsen, Lemercier-Quelquejay. Le khanat de Crimée; Pollock. «Thus We Shall Have Their Loyalty». Р. 144; Fisher. The Russian Annexation of the Crimea. Р. 6.


[Закрыть].

Однако с падением Османской империи в XVII и XVIII веках и потерей многочисленных территорий удержание заложников становилось все менее важным. В последний раз оно имело место после недолговечного триумфа османов над русскими в результате поражения последних в 1711 году на реке Прут, когда султану удалось получить в заложники Михаила, сына русского фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева, и дипломата и доверенное лицо царя Петра Павловича Шафирова (1670–1739), в качестве гарантии заключенного мирного договора, однако лишь на короткое время269269
  Журналы и камер-фурьерские журналы 1695–1774 гг. СПб., 1853–1864, здесь – 1711 год. С. 74; Шафиров смог уже в 1714 году вернуться в Россию. Лихач. Шафиров. С. 42–43.


[Закрыть]. Российское государство вследствие усиления своей власти во внешнеполитическом контексте больше уже не видело себя в роли того, кто предоставляет заложников, но исключительно в роли того, кто их берет.

В противовес снижающейся значимости взятия заложников в западноевропейских и Османской империях, в российском государстве с конца XVI века значение заложничества неуклонно возрастало. В XVII и особенно в XVIII веке в контексте российской экспансии и укрепления власти взятие заложников приобрело наибольшее значение. Различие, проведенное Асканом Луттеротом между предоставлением заложников, регулируемым договором, с одной стороны, и их насильственным захватом, с другой, в российском случае бесполезно. Хотя, за единственным исключением в конце XVIII века, речь всегда шла об одностороннем взятии заложников, границы между их «мирным» предоставлением по соглашению и захватом силой или под угрозой применения силы были подвижны.

Вместе с тем можно говорить о «градиенте насилия» с востока на юг: в то время как взятие заложников на Северном Кавказе и в Южных степях, несмотря на элементы принуждения и насилия, как правило, с обеих сторон встречало понимание и часто сопровождалось своеобразным договором о заложниках, взятие заложников в Восточной Сибири, на Дальнем Востоке, в северной части Тихого океана и на Аляске почти всегда основывалось на открытом применении силы. Выражаясь современным языком, это можно было бы обозначить как «организованное на государственном уровне похищение людей»270270
  Гринев. Туземцы-аманаты в Русской Америке. С. 129.


[Закрыть] и этим провести очевидные связи между понятием заложника раннего Нового времени и тем же явлением конца ХX века, террористический вариант которого в 1979 году был объявлен вне закона в Международной конвенции о борьбе с захватом заложников271271
  Kosto. Hostages in the Middle Ages. Р. 4–5.


[Закрыть]. Однако значительные семантические различия между понятиями «заложник» конца ХX века и раннего Нового времени намного перевешивают терминологическую идентичность.

Несмотря на значение для российской империи заложничества как инструмента экспансии, методы взятия и удержания заложников до сих пор мало изучены в историографии российского государства272272
  Только после распада Советского Союза историки «обнаружили» тему заложничества, но либо рассматривали ее не как основную тему и только с точки зрения региональной специфики, либо ограничивали ее рассмотрение несколькими страницами. Тхамоков. К вопросу о роли системы аманатства; Khodarkovsky. Russia’s Steppe Frontier. Р. 56–60; Гринев. Туземцы-аманаты в Русской Америке; Асфандияров. Институт аманатства в Башкирии; Торопицын. Институт аманатства; Зуев. «Аманатов дать по их вере грех»; Озова. Институт аманатства в Кабарде; Pollock. «Thus We Shall Have Their Loyalty». – Незадолго до выхода в свет данной книги автор узнала о недавно опубликованной статье: Rusakovskiy. Geiselstellungen an den Russischen Kulturgrenzen in der Frühen Neuzeit. Материал данной статьи, затрагивающий несколько российских периферий и сосредоточенный преимущественно на XVII веке, не учтен в данной книге.


[Закрыть]. Очевидно, что гетерогенность имперских периферий царства привела к тому, что удержание заложников не рассматривалось как один из наиболее трансрегионально значимых российских методов имперской экспансии и стабилизации господства на юге и востоке273273
  В обзорных работах Диттмара Дальмана о Сибири и А. Каппелера и Нэнси Коллманн об истории Российской империи эта практика упоминается, но не получает особого внимания в качестве важнейшего инструмента российской имперской экспансии и консолидации власти. Dahlmann. Sibirien, например, Р. 78, 83, 90; Каппелер. Россия – многонациональная империя. С. 33–34, 39; Kollmann. The Russian Empire. Р. 63, 70.


[Закрыть]. Тот факт, что сегодня доступны лишь малочисленные преимущественно связанные с региональной спецификой исследования, чреват тем, что этот феномен в целом окажется недооцененным274274
  Поллок определяет российскую форму практики заложничества как «дипломатическое взятие заложников». Однако при этом он оценивает данный феномен в его северокавказском проявлении. Pollock. «Thus We Shall Have Their Loyalty». Р. 139.


[Закрыть].