Текст книги "Обратный отсчет"

Глава 5
Эльза

Ночь. Дорога. По обе стороны от нее раскинулось поле, чуть дальше виднеется лес. Полный диск луны выглядывает из-за черных туч. Ветер пронзительно свистит между остовов занесенных снегом машин. По дороге, согнувшись, сильно хромая и опираясь на винтовку с оптическим прицелом, медленно, часто останавливаясь, бредет человек в ОЗК. Слышно, как он хрипло дышит.

Пройдя несколько шагов, он снова останавливается, прислоняется к капоту автомобиля. Проходит минута, другая, третья. Человек что-то шепчет. Сквозь шум ветра из переговорной мембраны противогаза доносятся слова:

– Должно быть уже близко. Надо идти дальше, надо.

В этот момент, с той стороны, откуда пришел путник, доносится хриплый лай. Человек поворачивает голову и замечает, что вдоль остовов машин движется серая тень. Четыре лапы осторожно ступают по снежному насту. В сумраке горят злые голодные глаза. Человека и пса разделяют не более пятидесяти метров. Расстояние сокращается. Путник матерится и с трудом поднимает винтовку.

Оружие качается из стороны в сторону. Человек пытается прицелиться. Собака, словно почуяв неладное, останавливается, опускает голову и глухо рычит. Раздается выстрел. Пуля чиркает по кузову машины. Пес громко гавкает и, пока человек перезаряжает винтовку, прыгает в сторону и исчезает во тьме.

Путник чертыхается, поворачивается, делает несколько шагов. Неожиданно он оборачивается, вытягивает шею, явно к чему-то прислушиваясь, и тихо ругается, слыша, как над дорогой летит леденящий душу многоголосый псовый вой.

Путник бросается бежать, но через несколько шагов валится в снег. Не в силах подняться, человек ползет. Пять метров, десять, пятнадцать. Даже сквозь завывания ветра слышится его хриплое приглушенное дыхание. Путник все время оглядывается. Добравшись до грузовика, он переворачивается на спину, чуть приподнимается и прислоняется к колесу. Рука шарит по снегу. Нащупав винтовку, человек приподнимает ее, приникает к оптическому прицелу.

– Один, – считает человек, видя, как в отдалении показывается пес. – Два, три, четыре… пять, шесть, семь…

Сил бежать нет. Спрятаться негде. Путник чувствует, как панический первобытный страх, рождаясь где-то в глубине живота, тошнотворным комом рвется наружу. Подавив рвотный приступ, человек передергивает затвор и смотрит в патронник.

– Всего два осталось, твою-то мать, – морщится путник. – Вот я и добегался.

От отчаянья ему хочется выть. Он расстрелял по дороге семь патронов и толком не попал ни в одного пса. Он понимает, что в ближайшие тридцать секунд ему предстоит сделать выбор: выстрелить в собаку или застрелиться самому.

Воображение живо рождает образ кровавого месива из разодранной плоти, в которое погружаются острые клыки. Тело путника бьет дрожь, словно его уже начали рвать на части, но инстинкт самосохранения – или страх? – все же берет верх. Решив продать жизнь подороже, человек вытаскивает нож и кладет его рядом с собой. С трудом шевеля закоченевшими пальцами, человек прижимает приклад к плечу, дав себе зарок, что выстрелит только тогда, когда его и псов будет разделять не более десяти метров.

Псы приближаются. Здоровые, сильные, откормленные и обросшие густой шерстью, они совершенно не похожи на своих родственников, городских заморышей, роющихся на свалках. Путник видит глаза, горящие во тьме злым огнем. Оскаленные морды, окутанные паром дыхания, все ближе.

Человек целится, винтовка пляшет в его руках, он уже готовится нажать на спусковой крючок, как, видимо, что-то почувствовав, резко поворачивает голову.

Вовремя. Позади, рядом с грузовиком, страшный в своем молчании, стоит огромный черный алабай. Бока собаки вздымаются и опускаются. Красные, налитые кровью глаза похожи на раскаленные угли, из угла рта тянется вязкая нить слюны.

– Чтоб тебя, обхитрили, – скалится путник. Ствол винтовки разворачивается, и в этот момент пес прыгает вперед.

Грохает выстрел. Мимо! Пуля рикошетит по корпусу машины. Собака бьет человека передними лапами в грудь и сбивает его в снег. Наваливается, разевает пасть. Клыки лязгают в нескольких сантиметрах от маски противогаза. Отчаянье и осознание того, что на кону стоит его жизнь, придает человеку сил.

– Сдохни, тварь! – орет путник, используя винтовку как дубинку и лупя пса прикладом по морде. Собака рычит и вцепляется в руку человека. Зубы смыкаются на запястье.

– А-а-а! – крик путника уносит ветер, винтовка падает в снег. Изловчившись, человек со всего маха бьет пса головой, попадая противогазным фильтром зверю по носу.

Пес на секунду разжимает челюсти. Человек торопливо нашаривает нож, и в этот момент на него налетают остальные собаки. Звери треплют путника за ОЗК. Человек орет, закрывает голову руками, катается из стороны в сторону. Один из псов кусает человека за правую ногу. Слышится треск раздираемой ткани. Острые клыки смыкаются на лодыжке. Вид крови приводит псов в неистовство. Над дорогой стоит собачий гвалт, в котором тонет человеческий крик.

Алабай прыгает вперед и ставит лапы на грудь стрелка, вдавливая его всей массой в снег.

Клыки лязгают по стеклу маски противогаза. Зверь глядит на человека. Путник видит выпученные, налитые кровью собачьи буркала. Из-за страха боль уходит на второй план. В голове человека, как проблесковый сигнал стробоскопа, вспыхивают мысли: «Это конец. Разорвут и сожрут. Смерть, смерть, смерть».

Собака делает выпад. Челюсти смыкаются на противогазном фильтре. Рывок. Пес мотает башкой из стороны в сторону, пытаясь сорвать с орущего человека противогаз. И алабаю это почти удается… как совсем рядом грохает ружейный выстрел. Пес, все это время треплющий ногу путника, взвизгивает, разжимает челюсти и валится в снег. Под ним быстро растекается лужа крови.

Алабай отпускает противогазный фильтр, поворачивает башку. К месту схватки приближается невысокая, чуть сутулая фигура в противогазе и «эльке»,[1]1
  Легкий защитный костюм «Л-1», изготовленный из прорезиненной ткани.


[Закрыть] надетой под прорезиненный плащ. Тусклый налобный фонарь похож в ночи на глаз циклопа.

Псы замирают, рычат, но, глядя на вожака, не двигаются с места.

– Zurück! – слышится из-под низко надвинутого капюшона. – Гром! Я сказала – назад! – добавляется с характерным иностранным акцентом.

Алабай пригибает голову, скалится и делает два шага вперед.

– Гром! Пошел прочь! – командует женщина, целясь в собаку из двустволки-«вертикалки».

Зверь останавливается, поворачивает голову, смотрит на одну из собак. Пес срывается с места, но грохает выстрел, и ему разносит морду.

Вожак смотрит на труп сотоварища, переводит взгляд на женщину и, рыкнув, делает еще один шаг вперед.

– Пошел, Гром! Назад!

Она быстро, четким отработанным движением переламывает ружье пополам. Эжектор выбрасывает дымящиеся гильзы в снег. Женщина, не сводя глаз с собаки, достает из кармана плаща патроны и загоняет их в патронник. Стволы щелкают, запирая замок.

– Гром, домой! – приказывает женщина, вновь беря алабая на прицел.

Пес не двигается с места.

– Гром, я сказала, уходи! – женщина делает шаг навстречу зверю.

Алабай глухо рычит. Остальные псы смотрят на вожака. Неожиданно один из них клацает зубами и прыгает на женщину. Луч фонаря вскидывается вверх, ствол ружья смещается на пару сантиметров, раздается выстрел. Простреленного навылет пса отбрасывает в сторону. Остальные переминаются на месте, заливаясь громким лаем.

– Ну, кто следующий? – тихо произносит женщина, обводя стволом ружья стаю. – Я, может быть, и немолода, но стрелять не разучилась. Пошли прочь! – внезапно выкрикивает она. – Я не хочу вас убивать, но и убить его, – ствол «вертикалки» смещается в сторону распростертого на земле человека, – я вам не позволю. Это не ваша добыча! Пошли отсюда!

Псы затихают, лишь алабай продолжает глухо рычать.

– Гром, уходи, – просит женщина. – Ты же можешь просто уйти. Не заставляй меня.

Пес, ворча, делает пару шагов в сторону и неожиданно поворачивает голову, глядя на окровавленного путника.

Женщина, проследив его взгляд, срывается на крик:

– Нет!

Одновременно с ее воплем грохает винтовочный выстрел. Вожак падает, остальные псы замирают, смотрят на истекающего кровью алабая и внезапно бросаются врассыпную.

– Что ты наделал, идиот?! – кричит женщина на человека, лежащего на снегу с винтовкой в руках. – Зачем ты стрелял? Еще минута – и он бы ушел!

Женщина целится в него из ружья, но, видимо, передумав, бросается вперед и становится на колени рядом с лежащей на снегу собакой. Кладет ладонь на все еще вздымающийся бок алабая.

– Спи, Гром, – тихо говорит женщина. – Ступай в свой собачий рай.

Пес чуть приподнимает морду, смотрит женщине в глаза. Из его пасти тянется розовая слюна, которая быстро леденеет на ветру. Алабай роняет голову в снег и, тяжко вздохнув, закрывает глаза.

Кажется, не будь линз противогаза, женщина прожгла бы человека в ОЗК взглядом. Она встает, подходит к стрелку, наставляет на него ружье.

– Зря я тебя спасла! Ты такой же, как и все! Лучше бы они тебя разорвали! – Ее слова бьют не хуже молота.

Человек тяжело дышит.

– Давайте, стреляйте! – хрипло говорит он, кладя оружие рядом с собой. – Я все равно сдохну.

Женщина пристально вглядывается в путника, переводит взгляд на снайперскую винтовку, задумывается и неожиданно опускает ружье.

– Что, пацан, ты и правда хочешь сдохнуть? – спрашивает она. – Это легко устроить. А ты попробуй выжить!

Женщина присаживается и начинает деловито осматривать ногу раненого.

– Потрепали они тебя, конечно, знатно, но кость цела, – говорит она, пока ее пальцы бегают по развороченной голени. – Крови много потерял. Так, а это что у нас, ха! Пулевое ранение, прошла навылет, – женщина смотрит стрелку в глаза. – Откуда ты такой взялся? Из города?

– Да, – отвечает стрелок.

– А я думала, там все передохли уже. Надо кровь остановить, – женщина достает из наплечной сумки шнур и отработанным движением перетягивает ногу раненого чуть повыше раны. – А ты крепкий, хоть и выглядишь, как заморыш, даже не пикнул.

– Я промедолом накидался, а то бы не дошел.

– Понимаю, – женщина кивает. – Как тебя зовут, паренек?

В воздухе повисает пауза.

– Ну? – настаивает незнакомка.

– Сергей… Сухов Сергей, – выдавливает путник.

– Чего так неуверенно? – интересуется женщина. – Меня вот Эльзой зовут.

– Кто вы? Откуда здесь взялись? – спрашивает Сергей. – Говорите с акцентом. Вы иностранка?

– Туристка, – кивает Эльза и вздыхает. – Была здесь на экскурсии, и вот – накрыло вместе с вами. Повезло, наверное… Что сейчас в Европе творится, даже не представляю.

– А где вы так хорошо говорить выучились? Курсы проходили?

– Нет, – женщина мотает головой и смеется. – Можно сказать, я своя. Родилась в Ленинграде, еще при Союзе. В восьмидесятые с родителями в Германию уехала. Как-то так, в общем…

– Понятно, – Сергей смотрит Эльзе в глаза. – А собаки ваши?

– Как сказать, – пожимает плечами женщина. – Не совсем мои. У меня с ними типа договор был: они не трогают меня, я не трогаю их. Только Гром, ну, тот здоровый пес, которого ты застрелил… Я иногда подкармливала его. Он вожак, через него на всю стаю влиять можно… – Эльза осекается, – было…

– Извините, – Сергей поворачивает голову и смотрит на собачий труп. – Это я со страха. Не знаю, что-то в голове помутилось, так его убить захотелось.

Женщина вздрагивает при слове «убить», а Сухов замечает, что ее пальцы сжимаются в кулак.

– А дальше чего делать будем? – спрашивает мальчишка, явно желая сменить тему разговора.

– В деревню двинем, – отвечает женщина. – Не бросать же тебя здесь. Попробую подлечить, а там видно будет.

– В деревню? – переспрашивает Сухов.

Эльза кивает.

– Вставай, я помогу тебе, тут недалеко.

– А деревня – Северово? – интересуется мальчишка.

– Да. А ты куда шел, ночью-то?

– Так туда же. Вы там живете?

– Можно и так сказать… Хорошо, что выстрелы услышала, вовремя пришла, а то разорвали бы они тебя.

Сергей внимательно смотрит на женщину и спрашивает:

– И много вас там… в деревне живет?..

Эльза усмехается:

– Думаешь, паренек, что к каннибалам попал, да?

– Ничего я не думаю, – неуверенно огрызается Сергей, – интересно просто.

– Как там у вас говорится: «Любопытной Варваре на базаре нос оторвали?» – женщина протягивает руку. – Вставай! Ресурс у фильтров не вечный, если тебе все равно, то мне нет.

Сергей кивает, берет женщину за руку, рывком встает и тут же валится в снег.

– Черт! Не могу, нога вся как в огне. Шагу не ступить!

– Промедол остался? – спрашивает Эльза.

– Один шприц-тюбик. Будете колоть?

– Как бы ты передоз не схлопотал, – сомневается женщина. – Можешь отрубиться, но делать нечего, не бросать же тебя здесь… Где он у тебя, в рюкзаке?

– Да, в верхнем кармане.

Эльза открывает клапан и выуживает тюбик.

– Колите давайте, не тяните, больно очень! – стонет Сергей.

– Смотри, привыкнешь, – хмыкает Эльза, вкалывая обезболивающее.

– Это лучше, чем сдохнуть, – парирует Сухов.

Женщина кивает.

– Отпускает?

– Вроде… да… – медленно выговаривает Сергей. – Перед глазами только… все плывет.

– Тогда вставай! – женщина подхватывает мальчишку и пытается его поднять.

Сергей кряхтит, матерится и, опираясь на винтовку, с трудом встает. Поймав взгляд Эльзы, он говорит:

– Только бы псы бешеными не оказались.

– Не похоже, – отвечает женщина и неожиданно спрашивает: – Знатная у тебя винтовка, откуда взял?

Сергей некоторое время молчит.

– Вы его знали, ведь так?

– Кого?

– Николая. Тень.

Эльза медлит с ответом, внимательно смотрит в глаза пацана, словно решая, продолжать ли разговор дальше, затем говорит:

– Да. Идем, потом расскажу. Обопрись об плечо. Тут ковылять недолго.

– Как скажете, – Сергей пытается сделать шаг. – Только быстро не могу, я ноги не чувствую.

– Ты замерзаешь, крови много потерял, – суетится Эльза. – Еще и передозировка! Надо идти, я помогу тебе, время уходит. Боль мы забили, но может начаться омертвение тканей, холод не на нашей стороне.

– Откуда вам знать? – Сергей с трудом делает еще пару шагов.

– Я медсестрой в госпитале, в Кельне работаю… точнее, работала. Так что верь мне.

– А печь у вас в доме есть? – спрашивает мальчишка.

– Есть и печь, и дрова, и запасы. Не останавливайся и не разговаривай, силы экономь, – торопит его Эльза. – И перестань мне «выкать», что я тебе, бабка старая?!

– Хорошо, не буду, – еле ворочая языком, соглашается Сергей. – Я дойду, только в снегу меня не бросай. Если откинусь, схорони, а то зверье труп сожрет, не хочу я так…

– Да молчи ты уже! – взрывается Эльза. – Точно сорока трещишь!

Сергей и Эльза проходят метров тридцать по дороге, внезапно пацан замирает и, несмотря на крик женщины, медленно оседает в снег. Эльза склоняется над ним, что-то орет по-русски, затем по-немецки, пытается поднять мальчишку, тормошит его, но Сергей не шевелится.

– Вот гадство! – произносит женщина. – И за что мне это наказание? Тащи его теперь!

Эльза задумывается, затем нагибается, снимает ремень с винтовки и, перебросив лямку под мышки Сергея, тянет пацана пять, десять, двадцать метров. Снежный наст поскрипывает под ее ногами. Женщина тяжело дышит, останавливается. Переводит дух, тихо ругает найденыша, снова впрягается в лямку и тащит Сергея дальше, пока не скрывается за поворотом дороги…

* * *

Иногда кажется, что сны реальны. Реальны настолько, что ты в них живешь, дышишь, умираешь. Наверное, это зависит от произошедшего накануне. Тогда не удивительно, что Сергею снится ад.

Вокруг пылает огонь. Мальчишка падает куда-то очень глубоко. Он чувствует прикосновения десятков пар лап. Кто-то незримый острыми когтями раздирает его кожу, рвет плоть. Пацан что есть сил орет и видит, как один за другим из небытия выныривают призраки. Они окружают его. Их десятки, сотни. В пустых глазницах горят красные угольки. Мертвецы смотрят на Сергея.

Николай, Кныш, Миха, Скелет, Крыс, Гнус – все те, кто умер у Сухова на глазах. Они здесь, рядом, протягивают к нему из зыбкого ничто иссохшие руки. Что-то говорят, беззвучно шевеля губами. Сергей идет к ним. Круг должен замкнуться. Слишком долго он проходил в везунчиках. Пришло время платить по счетам.

Пламя жжет его. Ему больно, очень больно. Он задыхается. Мальчишке хочется заорать, завопить, содрать с костей плоть, только бы не терпеть эту страшную боль. Но вместо крика с его губ срывается предсмертный хрип.

Пацан сгорает заживо. Его кожа лопается, пузырится, превращается в пепел.

Призраки вопят, хохочут. Пробил их час. Они хватают Сухова и, остервенело хохоча, тащат куда-то во тьму. Сергей кричит, упирается, брыкается, но они волокут его дальше, пока жар не сменяется невыносимым холодом.

Призраки с размаха швыряют мальчишку головой вперед. Сухов растягивается на льду. Мертвецы исчезают, истаивают на глазах, всасываясь в изнанку этого мира.

Вокруг темнота, но Сергей словно видит себя со стороны. Скрюченная, истерзанная фигурка, лежащая на льду, лишенная плоти и души. Что это? Судилище? Кто знает…

– Я ждал тебя! – доносится откуда-то сверху странный гортанный голос.

– Кто ты? – осторожно спрашивает мальчишка.

– Суть.

– Зачем я здесь? Что это за место? – Сергей пытается пошевелиться, но его руки и ноги словно налиты свинцом.

– Перекресток, – отвечает незримый собеседник. – Здесь решится твоя судьба.

«Бред какой-то, – устало думает Сухов. – Мне это снится, или я уже умер?»

Сергей счел бы сейчас за благо проснуться в холодном поту и понять, что все это просто ночной кошмар.

– Даже не пытайся! – рявкает Суть. – Ты в моей власти! И мне решать, что случится дальше.

Мальчишка ощущает себя крохотной песчинкой, заброшенной в неизвестность. От безысходности хочется выть.

– Чего ты от меня хочешь? – шепчет Сергей.

– За тобой числится долг. Большой долг!

– Что за долг? – пацан приподнимается, чтобы осмотреться, но шею обхватывает чья-то рука и заставляет его уткнуться лицом в обжигающий холодом лед.

– Внимай мне! – провозглашает гортанный голос. – Долг! Ты должен его оплатить.

– Как? – спрашивает мальчишка.

Воздух буквально наэлектризован, кажется, еще мгновение – и раздастся гром, сверкнет молния. Пауза затягивается, но вскоре Суть отвечает:

– Приведи ко мне новые души!

Сергею кажется, что он ослышался. Мысли скачут в его голове, полыхают огненными всполохами.

– А что я получу взамен? – робко интересуется пацан.

– Жизнь! – грохочет Суть. – И дар, который позволит тебе сокрушить врагов. Отомстить!

– Я должен буду убивать, чтобы жить дальше?

– Да!

– Но кого?

– Всех! – шипит Суть. – Ты станешь моим оружием в вашем мире!

Сухов задумывается. Перед его глазами возникают лица отца и матери. Они смотрят на него, молчат, ждут. Это придает ему сил.

– Нет! – яростно кричит Сергей, с трудом поднимая голову. – Иди к черту! У тебя нет надо мной власти!

Сухов дергается и ползет по льду.

– Ты хорошо подумал, щенок?! – доносится ему вслед.

– Да! – зло бросает пацан.

– Тогда умри!

Лед проваливается. Сергей окунается в ледяную воду. Он чувствует, как его сдавливает невидимыми тисками. Ни охнуть, ни вздохнуть. Мальчишка захлебывается. Начинает тонуть, но ему уже все равно. Словно внутри что-то сломалось, какая-то пружина, шестеренка, которая заставляет нас до последнего бороться за жизнь. Наверное, это зовется верой…

Пацан не хочет сопротивляться. Кто-то говорил, что смерть нежна, если принять ее. Сергей расслабляется, раскрывает руки, точно пытаясь обнять старуху с косой. Он медленно скользит вниз, туда – в ледяную бездну. Легкие наполняются обжигающе холодной водой. Пробил его час. Он закрывает глаза.

– Сергей!

Женский крик лезвием ножа пронзает слой воды. Мальчишка чувствует, как чья-то рука хватает его за плечо и начинает тянуть вверх. Сухов с трудом разлепляет веки и сквозь грязную муть видит, что на него с укоризной смотрят ослепительно синие глаза женщины лет пятидесяти.

– Борись! – кричит она ему. – Не время сдаваться! Не для того я тебя столько перла, чтобы ты сейчас сдох! Дыши! – пацан чувствует сильный удар по груди. – Дыши, мать твою! – хлесткий удар по щекам. – Борись, пацан, ты должен жить, должен…

Сухов выныривает, откашливается, в легкие врывается воздух. Мальчишка оглядывается, примечает недалеко от себя берег, плывет к нему. Выползает и в изнеможении валится в раскисшую грязь. Переворачивается на спину и внезапно осознает, что не может пошевелиться. Руки и ноги словно налиты свинцом. Перед глазами – кромешная тьма.

«Что за чертовщина со мной творится? – думает Сергей. – Ни хрена не видно. Я брежу? Это сон или я уже умер?»

Вопросы без ответов терзают мозг. Мальчишка пытается оглядеться. Виски пронзает острая боль, и тьма быстро рассеивается. Сергей к своему ужасу понимает, что он находится в каком-то странном месте, напоминающем склеп.

Сергей чуть приподнимает голову и видит, что он лежит на столе, прикрытый старым залатанным одеялом. Руки и ноги связаны. Во рту ощущается тошнотворный солоноватый привкус. Все тело болит, кости ломит, словно его пропустили через мясорубку.

«Где я? Что со мной? – мысли роятся в голове пацана, как стая потревоженного воронья. – Но если я сдох, то почему мне так больно? А что… если она отрезала мне ногу?..» – догадка молнией пронзает разум Сергея. Он с хрустом в позвонках поднимает голову, переводит взгляд вниз. Шевелит ступнями. Облегченно вздыхает: обе ноги на месте.

Сухов озирается. Различает, что с одной стороны в паре метров от него высится стена с небольшими заколоченными окошками, а с другой находится круглый столик, уставленный стеклянными баночками и медицинскими бутылочками.

В этот момент у пацана резко обостряется обоняние, словно кто-то повернул невидимый рубильник. В нос мальчишки ударяет запах плесени и сырости, к которому примешивается едва различимый букет химических запахов.

В этот момент до Сергея доходит, что в прямоугольном помещении не горят лампы, а дневной свет не пробивается сквозь щели в окнах. Ощущение у Сергея такое, словно все в помещении окрашено в серые цвета. Мальчишка даже не совсем различает предметы вокруг себя, скорее, видит их контуры, подернутые сумраком, а мозг сам дорисовывает нужные образы.

Сухов продолжает осматриваться, пытаясь, как в калейдоскопе, собрать разрозненные образы воедино. Пацан до рези напрягает глаза и едва не орет от боли. Ощущение такое, что ему в затылок вогнали остро отточенную иглу. Боль пульсирует, расплавленным свинцом разливается внутри черепа, давит на глаза. Сергею страшно. Мальчишка громко стонет, дергается.

Не в силах терпеть невыносимую боль, Сергей хочет разорвать путы, вскочить, разбежаться, разбить голову о бетонную стену этого проклятого подвала, где он, похоже, обречен сгнить заживо.

До обостренного слуха мальчишки доносится скрип. Он поворачивает голову. Дверь открывается, и на пороге появляется человеческая фигура.

– Сергей! – слышит пацан знакомый голос.

– Эльза? – едва шевеля губами, спрашивает мальчишка.

– Успокойся, – ласково говорит женщина, включая фонарь. – Ты в безопасности.

– Свет! – внезапно орет пацан. – Выключи фонарь, жжет глаза!

Эльза на мгновение замирает, удивленно смотрит на мальчишку и щелкает кнопкой. В помещении воцаряется сумрак. Если бы не тусклый свет, пробивающийся из коридора, то можно было бы сказать, что в помещении воцарилась тьма, в которой, тем не менее, Сергей может отлично видеть.

– Рабочих светодиодов всего ничего осталось, и аккумулятор садится, – недоумевает Эльза. – Тебе больно от света?

– Да, – стонет Сухов. – И голова… голова раскалывается, и глаза болят, точно здесь солнце зажглось.

– Странно, – женщина пожимает плечами. – Тогда я просто дверь не буду закрывать, а то здесь сам черт ногу сломит, хорошо? – она спускается по ступенькам. – Ничего, голову я тебе быстро поправлю.

– Уколешь чем? С того столика? – Сергей скашивает глаза в сторону.

– Унюхал, что лекарствами пахнет? – ухмыляется Эльза.

– Еще и увидел, – отвечает мальчишка.

– Когда это ты успел? Ты же глаза закрыл, когда я фонарь включила?

– Успел, пока в темноте лежал, – поясняет Сергей. – Думал, подох уже…

– Врешь, – обрывает его Эльза. – Как ты мог что-то увидеть в полной темноте?

– А вот и увидел! – огрызается Сергей. – Коли давай, пока я не сдох от боли!

– Раз не умер тогда, значит, не умрешь и сейчас, – бурчит женщина. – Хотя, если честно, я думала, ты загнулся.

С этими словами Эльза подходит к столику, берет с металлического подноса стеклянный пузырек и шприц. Наполняет его.

– Сейчас тебе полегчает, – кивает она мальчишке.

– Опять промедол?

Эльза мотает головой.

– Нет, моя собственная волшебная смесь – «троечка»: но-шпа, анальгин и димедрол. – Женщина делает укол в плечо Сухова. – Должно помочь. Если не отпустит минут через тридцать, вкачу тебе кетанов. Так что, боец, еще есть чем закинуться, – женщина улыбается. – Не помрешь.

– А мне показалось, что я уже того… откинулся, – признается Сергей. – Такая муть первый раз в жизни приснилась. Словно я в дурке побывал… А главное, все так реально выглядело. Я тебя видел, ты меня будто из воды вытаскивала, еще черти всякие, демоны, голоса… Вроде и страшно, а вроде и нет. Свихнуться можно.

– Эх, не хотела говорить тебе, ну да ладно, – женщина внимательно смотрит мальчишке в глаза. – У тебя лучевуха началась, и еще заражение крови после укусов.

Эльза подходит к мальчишке и развязывает веревки.

– Это чтобы ты со стола не свалился, а то буйный оказался, все время встать порывался и орал как резаный. – Женщина вздыхает. – Ты неделю так пролежал… А ну, проведи рукой по голове.

– Зачем это? – испуганно спрашивает мальчишка.

– Проведи, проведи, – настаивает Эльза. – Сам все поймешь.

– Ладно…

Сергей с трудом поднимает тяжелую руку и ведет ею по голове, чувствуя ладонью и подушечками пальцев гладкую, без единого признака растительности кожу. Конечно, жизнь в Убежище не располагает к наличию буйной шевелюры. Все, даже большая часть женщин, бреют голову налысо. Но сейчас у пацана возникло такое ощущение, что волос у него не было отродясь.

– Непривычно, да? – Эльза улыбается, глядя на недоумевающего мальчишку. – Это расплата за лучевуху. Волосы у тебя все выпали, подчистую. И расти, думаю, больше не будут.

– На лезвиях сэкономлю, – острит Сергей.

– У тебя несколько дней температура за сорок была, – продолжает женщина. – Как в огне лежал. Сбить ее я не могла. Просто холодной водой тебя все время поливала, чтобы кровь не закипела. Отсюда и сон твой мутный. У тебя органы стали отказывать. Аритмия сердечная началась. Я тебе витамины внутривенно вливала. Не знаю, как ты выкарабкался. Считай, с того света вернулся, повезло, организм у тебя сильный, молодой… Хотя все равно – это чудо.

Сергей пытается приподняться, однако Эльза его останавливает.

– Лежи, не вставай! На вот, выпей еще, полегчает. – Женщина протягивает мальчишке таблетки. – Это чтобы не мутило, ты весь пол заблевал в первые дни.

Сухов неуверенно берет таблетки, вопросительно смотрит на женщину.

– Глотай, не бойся! Или думаешь, я после всего тебя отравить решила? – Эльза насмешливо улыбается.

Мальчишка усмехается в ответ, кивает и закидывает таблетки в рот.

– Запей, – Эльза протягивает Сергею бутылку с водой. – Есть хочешь?

– Угу, – мычит мальчишка, жадно глотая воду.

– Ну все, хватит, а то желудок не выдержит, – Эльза вырывает бутылку из рук пацана. – На вот, держи, – женщина протягивает мальчишке сверток, лежавший на полу. – Там одежда и ботинки, думаю, все подойдет. Я помогу, – Эльза хочет приподнять покрывало, но Сергей резко хлопает по нему.

– Я сам!

– Стесняешься, – Эльза улыбается. – Да чего я там не видела?

– Я сам справлюсь! – настаивает Сергей, отмечая про себя, что лежать голышом в незнакомом месте жутко неприятно.

– Хорошо.

Женщина отворачивается.

Сухов пыхтит, матерится, развязывая непослушными руками узел. Наконец он поддается. Сергей откидывает покрывало и, чертыхаясь, натягивает на себя одежду, затем зашнуровывает ботинки.

– Управился? – спрашивает Эльза, повернувшись. – Смотри, как по размеру все выбрала. Свитер не колет?

– Нет, – Сергей смущенно мотает головой.

– Тогда обопрись на меня, – Эльза подставляет мальчишке плечо. – Идем, посмотришь, как я живу. Нога не болит? Дырка-то уже почти затянулась.

– Еще не разобрался, – хмурится мальчишка, осторожно ступая на пол. – Ноет сильно, это точно.

– До свадьбы заживет, – шутит женщина. – Ты пока на нее сильно не наступай.

Эльза, поддерживая прихрамывающего Сергея, поднимается по ступенькам, затем поворачивает налево.

– А где это мы? – спрашивает Сухов, крутя головой по сторонам.

– В подвале, – отвечает Эльза. – Тут целый дом под домом. Тот, кто строил, денег не жалел. Скважина в доме, дизель-генератор, емкости с топливом, аккумуляторы, вентиляция с системой очистки воздуха… Щели все заделать и живи – не хочу.

– Так, значит, мы под землей? – удивляется пацан, вспоминая последние слова Николая о схроне, припасах и ком-то, кому лучше не верить.

Стараясь не подать виду, что ему что-то известно, мальчишка косится на Эльзу. «Видимо, я там, куда и шел. Надо быть осторожным. Что она задумала? Почему спасла меня? Зачем тратит столько ресурсов, которые сейчас на вес золота? И где ключ, который мне дал снайпер? И как он может мне помочь?»

Мысли роятся в голове Сергея клубком потревоженных змей. Мальчишка чувствует, как предательски потеют ладони, и страх, липкий животный страх перед неизвестным запускает щупальца сомнения в разум.

Сухов с Эльзой проходят по коридору и оказываются в большом помещении, заставленном стеллажами с разными инструментами, бочками и мешками, наполненными разными сухими смесями.

– Кучеряво живешь! – присвистывает Сергей. Сам не зная почему, словно подчиняясь влиянию какой-то неизвестной силы, он задает Эльзе вопрос в лоб: – А с Николаем ты как познакомилась?

Эльза вздрагивает, останавливается, смотрит ему в глаза. Подумав, отвечает:

– Не скажу, что мы были друзьями, скорее, как у вас говорят, – приятели поневоле. Так получилось.

– А жители в деревне, есть еще кто? Тебе как удалось выжить?

– Ты задаешь слишком много вопросов для выздоравливающего, – недовольно бурчит Эльза.

– Так и ответов мало, – находится мальчишка. – Мы одни здесь?

– Думаешь, я тебя выходила, чтобы потом съесть?! – не на шутку злится Эльза. – Глупый мальчишка! Да одних лекарств, что ушли на тебя… – видно, что женщина пытается подобрать слова, – да в тебе столько веса не наберется, чтобы их оправдать!

Сергей растерянно молчит.

– Идем, аналитик хренов! А то тебе с голодухи еще и не такое померещится.

Женщина с пацаном заходят в следующее помещение. Здесь светлее, чем в остальных, под потолком горит большой светодиод. В центре комнаты стоит стол, накрытый скатертью, несколько стульев, а в угол задвинут порядком протертый кожаный диван.