Текст книги "Роковая женщина"

Глава двенадцатая

Элизабет Мейтленд открыла дверь сама. Глаза ее округлились при виде полицейских. Среди чужих лиц она узнала Поттера. Несмотря на страх, дама вежливо улыбнулась.

– Честно говоря, я не ждала гостей, но закон есть закон. Проходите, пожалуйста.

Окна ее комнаты выходили в большой парк. Гостиная была по-своему уютной, но какой-то безликой, как, впрочем, большинство номеров отелей. Все скрашивали чудесные пейзажи, развешенные на стенах. Поттер мгновенно узнал в них работы Фредерика Мейтленда.

Гирам представил О'Тула, Хаскела и сержанта. Госпожа Мейтленд села в кресло и указала гостям на стулья. Ее седые волосы, как всегда, были красиво уложены. Строгое изысканное платье – явно из дорогого магазина. Сдержанные изящные манеры вдовы говорили о врожденной интеллигентности и чувстве собственного достоинства. Она с гордостью наблюдала за тем, как Поттер любовался картинами мужа.

– Какой талант! – восхищался детектив. – Этих работ я еще не видел. Наверное, что-то из ранних полотен? Несколько иной стиль письма.

– Фредерик создал их во время нашего медового месяца, – тихо сказала вдова художника. – Это – три оставшиеся картины, которые я не продала после его смерти. Мне тогда казалось, что лучше сразу избавиться от всего: памяти о супруге, его личных вещей, мебели.

Голос женщины звучал почти бесстрастно. О'Тул не осмелился перебивать ее. Он понимал, что с такой утонченной леди должен беседовать Гирам Поттер. Но вопросы начал задавать О'Тул.

– Как я полагаю, миссис Мейтленд, вы догадываетесь, зачем мы здесь, – почтительно спросил лейтенант-.

– Из-за убийства Евы Грант? – Она приложила платок к губам. – Да, я видела утренние газеты.

– Когда вы вчера ушли из театра, миссис Мейтленд?

– Почти сразу же. Еву раздражало мое присутствие. Я отправилась домой. Люблю иногда пройтись пешком: лучше думается.

– Но погода была отвратительная, валил снег.

– Да, как только я оказалась дома, то сразу переоделась.

– Сколько времени вам потребовалось, чтобы добраться до отеля?

– Точно не скажу. Может, минут двадцать, двадцать пять… – Миссис Мейтленд удивилась дотошности красивого лейтенанта.

– Скажите, у вас есть личная прислуга?

– Всего на несколько часов в день. С утра. Со всем остальным вполне справляется персонал отеля. Но почему вас это интересует? Ах да. Я понимаю. – Женщина нахмурилась, как будто старалась вспомнить что-то важное, но не смогла. Тогда она забеспокоилась:

– Швейцар, я помню, был на месте. Когда я пришла, выезжала большая группа туристов. Швейцар открывал им двери, помогал поднести багаж, остановить такси. Может, меня заметил лифтер? Но лифт был переполнен.

– Таким образом, вы не уверены, что кто-то может засвидетельствовать время, когда вы вернулись в отель, то есть обеспечить вам алиби?

– Но, – возразила миссис Фредерик, – вы же не хотите сказать, что подозреваете меня в убийстве Евы Грант? Это абсурд! Какая, вы полагаете, могла быть у меня причина совершить столь тяжкое преступление? Да и способна ли я убить человека?

– У Евы был роман с вашим мужем. – О'Тул понимал бестактность своей реплики, но таков удел следователя!

Сдержанная дама потеряла самообладание:

– Молодой человек! – с болью воскликнула она. – Это было четыре года назад. Мейтленда больше нет в живых. Так что мне некого делить, не за что бороться. Если хотите знать, мой муж долгие годы изменял мне. В последнее время наши отношения были дружескими, спокойными. Наше супружество скорее напоминало добровольное соглашение, устраивающее обоих. И до тех пор, пока Фредерик сохранял необходимые приличия, мы оставались вместе.

Вдова художника вспыхнула, увидев, что сержант записывает ее слова, но не подала вида и спокойно продолжала свою повесть.

– Мейтленд боялся развода. Наш брак был для него очень удобен. Что-то вроде защиты от вторжения женщин-хищниц в его частную жизнь, посягательств доброхотов на его деньги и славу. Муж всегда отличался прагматизмом. Но его увлечение Евой оказалось очень серьезным. Она была так ослепительно красива, совершенна и вдохновляла в нем не только художника, но и мужчину. У меня возникло ощущение, что Ева добралась до его души, до самых сокровенных глубин. Он потерял голову. Муж умышленно снял особняк по соседству с домом Грантов. Но жениться на Еве он не собирался. В то утро он был потрясен, узнав, что я намерена развестись, если его роман с Евой не прекратится. Его любовная лихорадка перешла все дозволенные границы. Голубки умудрялись встречаться в моем собственном доме! Унижение было неизмеримо велико, и я взбунтовалась. А после того как обнаружила в мастерской весьма откровенный – говоря мягко – портрет Евы, муж дал мне слово, что порвет с ней.

– И вы ему поверили? – спросил О'Тул.

– Да, поверила. Что-что, а слово чести Фред не нарушал ни разу в жизни.

Поттер подвинул свой стул ближе к ней и спросил:

– А когда произошел разговор с мужем о разводе?

– За полчаса до его гибели.

Вдова художника сжала руки, ее тонкое лицо исказило страдание.

– Если бы я чуть-чуть повременила! Не надо было тут же звонить Грантам! Все эти мучительные годы мне казалось, что я повинна в смерти мужа. Но поймите, я вошла в мастерскую и увидела портрет – обнаженную возлюбленную. Вы не представляете, что я почувствовала! Я все рассказала Дженет, говорить с мужем было уже поздно. Пообещав порвать с Евой, Фредерик удалился в свою мастерскую… Но я не успела перезвонить Дженет… Пришел Торнтон, а потом – Касс. А Мейтленд погиб. И все только потому, что я поторопилась. Кассу, наверное, тоже хотелось умереть. А бедная Дженет! Она неузнаваемо изменилась, стала совсем другой, потухшей женщиной. И только Ева процветала, как процветает зло. Она похожа на ядовитую лиану, которая убивает выросшие рядом нежные кустарники, высасывая из них жизненные соки.

Миссис Фредерик вызывающе посмотрела на полицейских:

– Да-да. Я не хочу больше лукавить: у меня нет сострадания к Еве Грант. Она – воплощение зла! Мне жаль лишь одного человека, преданного, доведенного до такого безысходного отчаяния, что решился убить ее.

– Почему, – спросил О'Тул, – вы солгали на суде, миссис Мейтленд? Вы заявили под присягой, что портрета Евы Грант не существовало.

– Потому, что я знала: портрет жены – еще одна улика против Касса, а мне так хотелось, чтобы молодому человеку сохранили жизнь.

– Вы уверены, что Касс Грант убил вашего мужа?

Она снисходительно посмотрела на лейтенанта, будто он задал наивный вопрос:

– Разумеется. Я же предупреждала Дженет, что брата нельзя выписывать из лечебницы. Это – опасно, прежде всего, для него самого.

Разговор продолжил Поттер:

– Теперь, когда вы исповедались перед нами, мадам, может быть, вы изложите в деталях, что же происходило в день убийства вашего мужа.

Рассказ Элизабет Мейтленд был кратким. В сущности, она повторила свою исповедь: подробно описала, как пошла в мастерскую мужа в его отсутствие, чтобы самой взглянуть на таинственный портрет. Убедившись, что супруг нарисовал обольстительную Еву, решила поговорить с Кассом, но не застала его дома и поведала все Дженет, предупредив о своем намерении подать на развод. Потом Мейтленд вернулся домой, и она поставила его перед выбором – либо он немедленно порывает с Евой, либо она потребует развода и предаст дело огласке. Мейтленд, не раздумывая, дал ей слово, что никогда не увидится больше с любовницей. Он был очень расстроен и уединился в мастерской. Потом пришел Торн-тон Грант. Он хотел немедленно побеседовать с художником и направился к нему, но тут же вернулся. Заявил, что стучал много раз, но ему не открыли, хотя внутри мастерской была слышна какая-то возня.

Миссис Мейтленд едва говорила, глаза уставились в пустоту:

– Потом примчался Касс. Он вихрем ворвался в дом. Торнтон пытался удержать его. Касс отбросил кузена с дороги и вбежал в мастерскую. Он пробыл там около четверти часа и появился в гостиной бледный как полотно. В тот момент Касс сам напоминал мертвеца. Он, дрожа, промолвил, что Фредерика задушили…

Миссис Мейтленд замолкла. Ее лицо превратилось в трагическую маску. Казалось, силы навсегда покинули вдову художника.

– А что было потом? – спросил Поттер как можно мягче.

Она подняла ослабевшую руку и туг же беспомощно уронила ее.

– Потом начался сплошной кошмар: полиция, допросы, толпы журналистов возле нашего дома, разбирательство, суд.

– А кто в день убийства вызвал полицию?

– Торнтон. Сначала он проник в. мастерскую, желая убедиться сам, что Мейтленд мертв. А когда вернулся, подошел к несчастному Кассу. Касс Грант стоял, как изваяние, и не мог двинуться с места. Он не понимал, где находится и что творится. Касс был в глубоком шоке. Торнтон оскорбил его, крикнул: "Ты, ничтожный ублюдок! Убийца!" – и пригрозил: – "Не вздумай уйти! Жди здесь", как будто Касс мог убежать. Он только ответил обреченно: "Чего ждать? Мне больше ждать нечего. Совсем нечего".

Пауза затянулась, и, когда О'Тул спросил, в чем она была одета на спектакле, миссис Мейтленд вздрогнула, словно мысленно вернулась откуда-то из далекого прошлого.

– Да, конечно, я покажу вам свой выходной туалет.

Она позвала служанку, глаза которой горели от нездорового любопытства; девушка принесла платье, пальто, перчатки, ботинки и даже чулки. Хаскел принялся за работу. Он проверил все. Никаких следов свечения. Потом он приблизился к миссис Фредерик и попросил показать руки. Она покорно протянула ему ладони. Они тоже были чистыми.

О'Тул намеревался было взять шляпу и откланяться, но Поттер жестом остановил его:

– У меня еще есть вопросы к миссис Мейтленд. Скажите, кто неуловимый мойщик окон, которого видела мисс Дженет Грант?

– Мы никакого мойщика не нанимали, – последовал уверенный ответ. – Бедняжка Дженет просто старалась защитить брата.

– Но ей это не удалось. А если предположить, что мойщик действительно существует и он убийца вашего мужа? Дженет видела, как этот человек в белой кепке направился в сторону дома Грантов. Он прокрался через сад и вошел в их дом. Дженет слышала знакомые припадающие шаги в спальне Евы и не сомневается: хромой дьявол избил ее. Вы, наверное, помните, что лицо актрисы было все в синяках, когда полиция разговаривала с ней в день убийства. Ева настаивала, что это Касс ударил ее прежде, чем потребовать объяснений от Фредерика. Позже, на суде, Ева отреклась от своих показаний. Возможно, в последний момент она почему-то решила защитить Касса.

– Даже если загадочный мойщик и существует, я никогда его не видела. Если он протирал стекла мансарды, то я все равно не могла бы заметить его из гостиной, так как ее окна выходят на противоположную сторону.

– Скажите, каким образом хромой или кто бы то ни был, мог попасть в мастерскую, не проникнув в ваш дом?

Миссис Фредерик задумалась.

– Как вы знаете, два дома соединены, у них общая боковая стена, – объяснила она. – Мастерская расположена на заднем дворе, в саду, на полпути к обоим домам. За мастерской пролегает Шестьдесят Седьмая улица, застроенная особняками современной архитектуры. Может быть, каким-то чудодейственным способом удалось пробраться через них? Откровенно говоря, я не знаю.

О'Тул кивнул Хаскелу, сержант убрал в карман записную книжку, и все встали. Вдруг Поттер задал каверзный вопрос:

– А почему вы так уверены, что Торнтон Грант не заходил в мастерскую?

– Ну-у, – протянула миссис Фредерик, – со слов самого Торнтона, утверждавшего, что он только слышал: Мейтленд перед смертью находился в своей мастерской.

– И вы безоглядно поверили словам этого господина?!

– Торнтон?! Нет, вы на ложном пути, если подозреваете затворника-эстета. У него не было ни малейшего повода даже хоть как-то навредить моему мужу. Они были едва знакомы. У него не было и близких отношений с Евой. Нет, только не Торнтон.

– Миссис Мейтленд, видимо вы не знаете, – медленно проговорил Поттер, – что Торнтон собирался жениться на Еве через три недели после премьеры. Интересно, когда начался у них это роман?

– Торнтон и Ева? – миссис Фредерик рассмеялась. – Непостижимо! Я бы никогда не поверила, что нашей гетере удастся сотворить подобное чудо. И кто же оказался жертвой на сей раз? Интеллигентный и проницательный Торнтон!

– Кстати, у вас есть ключи от старого дома? – спросил Поттер.

– Нет, когда я отказалась от аренды, то отдала все ключи Торнтону Гранту.

Следователи извинились за беспокойство, и усталая женщина любезно проводила их.

О'Тул отправил Хаскела обратно в полицейское управление.

– Итак, следующим номером – Торнтон? – обратился лейтенант к Поттеру. – Скажи, насколько хорошо ты его знаешь?

– Мы как-то встречались в клубе. Однажды играли в бридж – и все.

– Сколь серьезны твои подозрения, связанные с Торнтоном и его несостоявшейся свадьбой?

– Трудно сказать, – признался Поттер. – Но кое-что есть. Во-первых, нам теперь известно, что Торнтон был влюблен в Еву. Во-вторых, знаем, что отец Касса лишил непокорного сына наследства и все деньги перешли в распоряжение Торнтона. Младший Грант мог получить свою долю лишь в том случае, если ему удастся вернуть себе доброе имя. Таковы были условия. Понимаешь? Так что получается, Торнтон был кровно заинтересован в том, чтобы усадить Касса на электрический стул. Да и надежного алиби у него нет. Еще тогда, на суде по делу Фредерика, Торнтону почему-то просто поверили на слово.

– Торнтона никто никогда всерьез не подозревал, – задумался О'Тул. – Он воплощение порядочности и аристократизма. И потом, главным подозреваемым все равно был Касс – импульсивный, несдержанный, своевольный, обманутый ревнивый муж редкой красавицы.

– Да, это так, – согласился Поттер. – Может, Торнтон хитроумно подставил брата? Кстати, ты разрешишь мне увидеться с этим непорочным агнцем?

– Думаю, будет лучше, если с ним поговорит Расслин.

– Я стараюсь вести расследование сам от начала и до конца, ты же знаешь, старина.

О'Тул ехидно ухмыльнулся:

– А если не можешь сам?

– Поверь, лейтенант, смогу: раскину частые сети! – отшутился Поттер.

* * *

Лицо дворецкого Торнтона, который открыл им дверь, выражало глубокую скорбь. Им пришлось ждать довольно долго, пока господин спустился вниз. Поттера удивила перемена, произошедшая с этим уравновешенным человеком: глаза запали, вокруг них залегли темные круги, щека часто подергивалась в нервном тике. Но держался он мужественно.

– Добрый день, джентльмены, садитесь, пожалуйста. Извините, что заставил вас ждать. Я хотел… – голос его сорвался, – я хотел выяснить, когда можно будет сделать все, чтобы достойно похоронить Еву, мою покойную невесту.

– Вскрытие назначено на сегодня, – пояснил О'Тул. – Завтра утром вы сможете забрать тело.

– Спасибо. – Торнтон с трудом обрел самообладание. – Чем могу служить, господа?

К удивлению Гранта, О'Тул начал свою официальную беседу вовсе не с убийства Евы. Шаг за шагом лейтенант вновь воскресил перед ним события четырехлетней давности. Торнтон отвечал быстро, его рассказ ни на йоту не отличался от показаний, которые он давал на суде.

Пока Торнтон говорил, Поттер бродил взад-вперед по комнате и как бы невзначай прошел на кухню. В столовой слуга делал по телефону заказ бакалейщику. Поттер быстро оглядел опрятную кухоньку. В закрытом ящике под раковиной детектив обнаружил помойные ведра. Он тихонько приоткрыл одно ведро, сморщился от дурного запаха и захлопнул крышку. Во втором – были бумаги. Он порылся в них. Наконец Поттер вытащил из ведра то, что и ожидал найти: "Метаморфозы" Овидия в переводе Горация Грегори. Услышав шаги, детектив закрыл ведро, захлопнул дверцу шкафа и поспешно спрятал заветный томик в карман. В дверях появился слуга и с недоумением посмотрел на Поттера.

– Мне стакан воды, пожалуйста, – не моргнув глазом, попросил Гирам.

Он отхлебнул глоток и поставил стакан на стол. Когда детектив вновь появился в гостиной, Торнтон еще продолжал свое повествование.

– И вот, после того как я побывал в мастерской, желая убедиться, что Мейтленд убит, я вернулся в дом и вызвал полицию. Я не мог позволить Кассу уйти от наказания.

– Разве он пытался бежать? – спросил О'Тул. Торнтон ответил не сразу, и тогда Поттер заметил:

– Мы только что говорили с миссис Фредерик.

– Побег не исключался. Просто я не дал ему такой возможности.

Беседу продолжил О'Тул:

– Признаюсь, я был весьма удивлен запиской, которую оставили на груди убитой Евы. Насколько я знаю, ваш брат никогда не увлекался античностью.

Дрожащей рукой Торнтон вытащил сигарету и зажег ее:

– Вы уверены, что это цитата из древней классики?

– Именно так, это "Метаморфозы" Овидия. Как я узнал от Поттера, античная классика – предмет вашего особого увлечения.

Казалось, Торнтона застали врасплох. Однако он все же нашелся:

– Но ни один человек не может знать каждую строчку из творчества древних. Латыни я уделял мало внимания в последние годы, главным образом, занимался переводами древнегреческой драмы и поэзии.

– Скажите, – спросил лейтенант, – а в вашей домашней коллекции есть перевод этой книги Овидия?

– Вы можете сами осмотреть мою библиотеку. Она – на втором этаже. Но, пожалуйста, будьте крайне осторожны с книгами и рукописями, которые за стеклом. Некоторые из них – бесценны.

О'Тул поднялся, но Поттер остановил его. Он достал из кармана книгу в бумажном переплете и положил ее перед лейтенантом.

– Не имеет смысла смотреть библиотеку, О'Тул. Вот это я нашел на кухне в помойном ведре.

Детектив обратился к Торнтону:

– Извините, что мне пришлось действовать столь причудливым образом. Но я был глубоко уверен, что в помойном ведре найду то, что представляет исключительную важность для следствия.

В глазах Торнтона зажглись красные искры. Он сжал зубы.

– А вы не находите, что копаться в отбросах – недостойное занятие даже для полицейского, господин Поттер? – процедил Грант.

– Согласен. Но достойнее, чем убийство, а также чем месть или черная зависть.

Торнтон старался взять себя в руки, но голос его дрожал:

– Да, конечно. Я сразу узнал эту цитату. Но при сложившихся обстоятельствах я был бы полным идиотом, если бы оставил в своем доме эту книгу-улику.

– Теперь давайте попробуем проследить за вашими маршрутами, сэр, вчера вечером. Вы утверждаете, что в перерыве были в фойе, выходили курить. Это же сказал и ваш двоюродный брат. Но дело в том, что Сандерс Ньютон в то же самое время звонил из фойе. Мы проверили показания Ньютона. Но он не видел ни вас, ни Касса.

Лицо Торнтона снова задергалось в нервном тике.

– Я хотел поговорить с Кассом. Но он брезгливо отвернулся и вышел из театра. И вы не хуже меня знаете, куда он направился. Вдоль по аллее к пожарному выходу. Потом в гримерную Евы. И не знаю уж, с помощью или без помощи Дженет, Касс убил Еву. Всему причиной – безумная ревность. Вы же сами его арестовали, что же вам еще нужно от меня?

– Касс Грант пока задержан только для допроса. Мы знаем, что вы пытались убедить брата Дженет уехать из страны. Зачем?

– Чтобы предотвратить еще одну трагедию, – пророчествовал Торнтон. – Я предупреждал Дженет, что опасно отпускать Касса на свободу.

– То есть, вы хотите сказать, что он мешал вам. Было бы удобнее, если бы Касс убрался из Штатов и вы могли бы со спокойной душой жениться на его бывшей супруге?

Торнтон молчал.

– Так где же вы были вчера вечером в антракте, господин Грант? – раздался бас О'Тула.

– Если вы намерены продолжать допрос, то я вызову своего адвоката.

Поттер поддержал своего коллегу:

– А если Кассу снова предъявят обвинение, будете ли вы финансировать процесс?

– Чтобы во второй раз позволить ему избежать возмездия? Я никогда не совершу подобной глупости. Это все равно что выпустить дикого зверя на многолюдную городскую улицу. Я настаивал, чтобы Дженет не вызволяла брата из лечебницы. Но упрямица не вняла моим разумным советам. Может, она собирается финансировать процесс. У Дженет Грант есть теперь свои деньги. Я перевел большую сумму на ее счет несколько месяцев назад.

– Что вас побудило совершить столь благородный поступок? – Торнтон вызывал откровенную неприязнь у Поттера.

– Спросите об этом у нее сами, детектив. Торнтон решительно встал. Он был исполнен чопорного достоинства, но лицо его по-прежнему дергалось в нервном тике.

– Вы можете арестовать меня, если у вас есть серьезные основания, или убирайтесь отсюда немедленно. Без своего адвоката я не скажу больше ни слова.

Поттер и О'Тул тоже встали. Детектив передал лейтенанту книгу и заметил, обращаясь к Торнтону:

– Надо было и "Метаморфозы" досточтимого Овидия бросить в камин. Бумага горит лучше, чем холст.

Когда за ними закрылась дверь, Поттер напомнил О'Тулу:

– Не забудь переговорить с начальством, чтобы меня завтра пустили к Кассу Гранту.

О'Тул поехал в участок, а Поттер взял такси и назвал адрес Коллинжа. Но приятель уже крепко спал. В прихожей драматурга зазвонил телефон.

– Это вас, сэр, – удивился слуга Грэма Коллинжа.

Поттер взял трубку:

– Я ничего не понимаю, говорите медленнее и громче.

– Господин Поттер, это я, Дженет Грант. Ради бога, приходите скорее!

– Куда? К вам домой?

– Нет.

Она подробно описала, как найти маленькое кафе на Четвертой улице.

– Пожалуйста, быстрее! Его задушили.

– Кого?

На противоположном конце провода послышались короткие гудки…