Текст книги "Другие. Дэниел"

Другие
Дэниел
Робби Стентон

Иллюстрация на обложке Оливер Рагфелт

© Робби Стентон, 2024

ISBN 978-5-4493-0655-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

Глава 1

«…твоя настоящая пара, дорогуша – это не та, которая поможет тебе прикончить чудовище, но та, которая останется с тобой, даже если чудовище – это ты.»

Ж. де Р.

Среда десятого июля не обещала судьбоносных перемен – жизнь городишки с неприметным названием Литтон, текла тихо и размеренно. Заложившие его недоумки не нашли ничего лучшего, чем обосноваться в густо растущем лесу у подножья гор. Отвоевав у природы клочок земли, они построили несколько хибар и немедленно начали плодиться. С тех пор ничего не изменилось – жители городка ни к чему не стремятся и их не волнует, что новый день будет так же уныл, как предыдущий. Бесцветная, буксующая жизнь всех устраивает. В детстве я думал, что это происки злого мага, наложившего на Литтон усыпляющее заклятие. Повзрослев, я понял, что сон наяву – это их естественное состояние. В тот день я стоял у окна и наблюдал за нашим соседом Гарви. Винс работал на заводе в Беллинге в ночную смену и, отоспавшись, выпирался на крыльцо с пивной банкой. Этот ритуал он проделывал каждый будний день. По субботам они, вместе с отцом, ездили на рыбалку, а в воскресенье играли у Картеров в покер «по маленькой». Наблюдая эту бестолковщину, я окончательно решил поскорей вырасти и свалить из Литтона. Найденная на книжной полке книга о жизни в Соединённых Штатах указала мне путь к свободе. Она поведала о больших, разноцветных городах, где каждый день был изменчив и непредсказуем, как узоры в калейдоскопе. Такая жизнь выглядела намного привлекательней Литтонской нудьги и мне отчаянно захотелось стать её частью. Бекки, которую я посвятил в свои планы, полностью их одобрила. Она сидела за столом и, устало сопя, корпела над чтением.

– Дэн, я никогда этому не научусь, – всхлипнула сестра. – Буквы опять исчезли и остались одни закорючки. У меня голова от них болит.

Бекки уже исполнилось девять, но она до сих пор не научилась читать. Считала и писала она с тем же успехом, путая буквы в словах и цифры в примерах. Я считал, что она нарочно валяет дурака, но мама говорила, что Бекки особенная и занималась с ней по самостоятельно составленной программе. Я тоже был нестандартным, однако обучать меня было намного легче. Вчера, восхищённая мама назвала меня «гениальным чудом» и добавила, что я – самый умный мальчик на свете.

– Братишка, прочти, что здесь написано, – попросила Бекки. – Иначе мама опять расстроится, что я ничего не поняла.

Памяти Бекки я откровенно завидовал. Она мгновенно запоминала прочитанное и могла пересказать текст слово в слово. Эта особенность восприятия превратила сестру в страстную поклонницу телевизора. Она пялилась в него часами, а оставшуюся часть дня передавала увиденное мне. Её неизменными фаворитами были шоу с участием кинозвёзд и моделей, и сериалы о богачах. Бекки искренне восхищалась их жизнью, принимая экранные сказки за чистую монету.

– Многие из них родились в такой же глуши, как мы, а потом хлоп – стали богатыми и знаменитыми! – восклицала она. – Чем я хуже них?

Бекки попыталась изобразить подиумную походку, но подвернула ногу и шлёпнулась на пол. Подобное происходило с ней постоянно – она цеплялась за мебель, спотыкалась на ровном месте и ничего не могла удержать в руках. Из-за её неуклюжести, мы всегда гуляли вместе, крепко держась за руки. Поначалу мне это не нравилось, но броская внешность Бекки примирила меня с обязанностями её поводыря. У неё была шапка густых, кудрявых волос, пухлые губы и огромные глаза, повторяющие цвет и форму миндаля. Маленький вздёрнутый нос и круглые щёки пользовались моей особой любовью. Я обожал их кусать и не отказывал себе в этом удовольствии, когда Бекки донимала меня поцелуями. Её сестринские чувства были так сильны, что она слюнявила меня по двадцать раз на дню. Решив, что я нуждаюсь в дневном авансе, Бекки вылезла из-за стола и облизала мою щёку.

– Ну что, прочтёшь? – с придыханием спросила она.

Я не был жлобом, поэтому дважды прочёл ей текст. Бекки сбегала отчитаться маме и, вернувшись, перешла к уроку рисования. Темой сегодняшнего дня она выбрала туфли с красной подошвой и высоченным каблуком.

– Они называются «Лабутены». Купишь мне такие, когда вырастем? – спросила сестра.

Я посмотрел на рисунок и потёр живот. С самого утра в нём поселилась непонятная ледышка. Она холодила внутренности и неприятно их покалывала.

– У тебя в животе бывает холод? – спросил я Бекки.

– Бывает. Но потом, когда что-то случается, проходит.

– Что случается?

– Разное, – Бекки задумчиво потёрла нос. – Помнишь, пару недель назад мы сидели на крыльце и мимо прошёл Тед Робертс? Я тогда почувствовала холод, а на следующий день его машина врезалась в дерево.

– Значит, случится что-то плохое? – насторожился я.

– Необязательно. Перед тем, как Эл выиграл в лотерею, меня тоже холодило. И весь день преследовал запах мяса.

– Может, нам надо купить лотерейный билет?

– Нет, – Бекки сосредоточенно принюхалась. – Мясом у нас не пахнет.

Певучий мамин голос пригласил нас к столу. Мы сорвались с места и, позабыв о лотерее, бросились на кухню. Там мы быстро расправились с ланчем и повернули носы в сторону духовки. Оттуда шёл вкусный запах выпечки.

– Я пеку маффины для завтрашнего «Дня Кексов», – предупредила мама. – Надо накормить изголодавшихся соседей.

Бекки открыла рот и разочарованно отрыгнула. Мама пристыдила её укоризненным взглядом. Она всегда вела себя очень воспитанно и настаивала, чтобы мы следовали её примеру.

– Манеры выдают происхождение, – часто повторяла мама.

Я не знал, почему её это так волнует, но на всякий случай не стал облизывать пальцы и воспользовался салфеткой. Бекки вытерла рот рукой и ушилась к телевизору. Я собрал обеденную посуду, загрузил её в посудомоечную машину и старательно вытер стол.

– Когда ты успел вырасти, Дэнни? – улыбнулась мама. – Мне кажется, ты только вчера родился.

Я крепко её обнял, чтобы она ощутила, какой у неё сильный и надёжный сын. Мама была самым дорогим и важным человеком в моей жизни. Я любил в ней всё, начиная с собранного на макушке пучка волос и заканчивая длинными, словно выточенными из мрамора пальцами. Любуясь ими, я воображал, что Элен Ферро – это добрый, легкокрылый эльф. Она случайно приземлилась в нашем городишке и этим воспользовался орк Олли Блум. Он выполз из своего логова, украл её крылья и принудил выйти за него замуж. Ничем другим, это странное мамино решение я объяснить не мог. Отец был скучным, сварливым брюзгой, который пребывал в состоянии хронического недовольства и искал повод затеять скандал. Женившись, он последовал Литтонской традиции и наплодил троих детей. Мы с Бекки удались на славу, но старший братец Гевин оказался редкой сволочью. Ему ничего не стоило столкнуть меня с лестницы, ударить или плюнуть в еду. Поднимать руку на Бекки он не осмеливался, но регулярно подкладывал ей дохлых мышей, ломал игрушечную мебель и скальпировал её кукол. За это, Олли регулярно и разнообразно его наказывал. Бекки была его любимицей и он приходил в ярость, стоило ей пустить слезу. На мои мучения ему было наплевать – папаша разговаривал со мной по необходимости, а в остальное время делал вид, что мы незнакомы. Я не знал, чем заслужил такое отношение, но не остался в долгу и вычеркнул его из нашей с мамой жизни. По ночам, засыпая, я представлял большой, красивый дом, где когда-нибудь поселюсь вместе с ней и Бекки. Наша маленькая семья будет самой счастливой и проживёт триста лет.

– Куда бы ты хотела переехать? – великодушно спросил я маму.

– Пока никуда – меня устраивает наш городок. Здесь безопасно и тихо. Я могу не бояться, что с вами что-то случится.

Беспокоиться ей и вправду было не о чем – Литтон был беден и невыносимо скучен, поэтому не привлекал ни туристов, ни преступников. Сами местные жители были очень бдительны. Они внимательно следили друг за другом и, узрев непорядок, немедля стучали властям. Промывка соседских костей была любимым развлечением нашего города. Полоскали их все – мужчины, женщины, старики и даже дети. Элен Блум сплетничать не любила. Она избегала Литтонское общество и ограждала нас от его болтливого влияния. Мы редко участвовали в городских праздниках, не играли на детских площадках и не общались с другими детьми. Нам разрешалось дружить только друг с другом и мама бдительно следила за соблюдением введенного ей закона.

– Маффины готовы и мы можем идти гулять, – объявила она, заглянув в духовку. – Как ты смотришь на то, чтобы прокатиться в Фишвиль? Я соскучилась за океаном.

– Я не хочу туда ехать, – завопила Бекки. – Там холодно и воняет рыбой.

Она валялась в кресле, уложив ноги на подлокотники. Я поспешил в комнату, чтобы, до прихода мамы, успеть заглянуть ей под юбку. Элен была начеку. Она прибыла в гостиную одновременно со мной и ловко сбросила ноги Бекки на пол.

– Милая, я уже говорила: эта поза неприлична и недопустима. Особенно, когда в доме живут мальчики, – строго сказала мама.

– А мне так удобно, – пробурчала Бекки.

– Удобство тоже должно быть эстетичным.

– Каким? – не понял я.

– Красивым, – мама присела на край дивана и, скрестив ноги, уложила их набок. – Девочка должна сидеть вот так, если на ней надеты юбка или платье.

Правильная поза не вызвала у меня эстетического энтузиазма. Она скрывала все интересные места и придавала Бекки вид занудной недотроги. Дабы усилить это впечатление, мама разгладила её кудряшки и нацепляла на них заколок. Затем, чтобы окончательно всё испортить, она напялила на Бекки уродливый коричневый свитер.

– Можно, я надену гетры? – спросила сестра, в попытке исправить положение.

– Нет, милая, они тебе не идут.

Мама вывела нас во двор и ушла за машиной. Бекки потёрла нос и, ковыряя землю носком ботинка, печально спросила:

– Почему я не нравлюсь маме? Что во мне не так?

Мне стало неловко: Бекки была неизменным объектом замечаний и придирок, в то время как я, пребывал в статусе идеального сына и был образцом для подражания.

– Это из-за папы? – словно услышав мои мысли, хныкнула Бекки.

– Не выдумывай. Мама тебя очень любит.

Сестра подняла голову и посмотрела на меня взглядом осиротевшего оленёнка Бэмби. Она пускала его в ход каждый раз, когда считала, что её обижают. Со временем, у моего организма выработалась ответная реакция: при виде «Бэмби», мне хотелось грозно зарычать, задвинуть Бекки за спину и, при необходимости, отдать за неё жизнь. Последующее четвёртое действие было более практичным и нашлось опытным путём. Я схватил упитанные щёки сестры и, глядя ей в глаза, уверенно сказал:

– Ты – самая красивая. В любом свитере и даже без гетр. И ещё, тебе очень идут сегодняшние трусы.

– Ты опять туда смотрел? – наигранно возмутилась сестра.

– Само собой.

Бекки захихикала и подставила мне шею. Я с удовольствием её обнюхал. У сестры был удивительный запах. В нём невероятным образом сочетались строптивая дерзость и ранимая беззащитность. На выходе это давало такой аппетитный коктейль, что я то и дело пробовал её на зуб.

– Дети, в машину, – позвала нас мама.

Мы забрались в наш неброский «Шевроле» и медленно покатили по улице. На углу, у двери булочной, стоял её владелец Эл. Он дымил сигаретой, задумчиво глядя в сторону заросших зеленью гор.

– Привет, дядя Эл, – заорала Бекки. – У вас сегодня будут пончики?

– Только для тебя, егоза, – по лицу Эла расползлись улыбчивые трещины. – Лиз сегодня задержалась, так что загляните через часок, миссис Блум.

Мама кивнула и направила «Шевроле» к выезду из города. Соседний городишко Фишвиль был так же сер и уныл, как наш. Его основатели последовали примеру Литтонских придурков и поселились в крошечной бухте, взятой в кольцо высокой скалистой грядой. Подступы к берегу охраняли их собратья помельче – выглядывающие из воды остроконечные зубцы успешно отпугивали яхтсменов и серфингистов. Остальных туристов отваживал сырой холод. Он круглогодично гостил в Фишвиле и частенько приглашал к себе в гости родственник-туман.

Поддерживая местные традиции, океанский берег встретил нас колючим ветром. Угрюмые волны сердито шумели и швырялись пеной. За этой неуёмной вознёй снисходительно наблюдали скалы. Их предводителем был высоченный утёс, прозванный местными «Волчья скала». Издали он, в самом деле, напоминал оскаленную волчью морду. Много лет назад, мой прадед Эсмонд Дэрни решил забраться на него во время бури. С тех пор его никто не видел. Удивляться было нечему: Эсмонд слыл городским сумасшедшим, регулярно откалывал подобные номера и надолго запомнился упорядоченным жителям Литтона. Встречая нас в супермаркете, старики то и дело заговаривали с мамой о его минувших подвигах. Мой дед, пытаясь от них отвязаться, сменил фамилию и стал зваться Джеймс Дэрни Блум. Затем он зачем-то передал это несуразное имечко отцу и тот, следуя традиции, присобачил его мне.

– Мам, что означает имя «Дэрни»? – спросил я.

– Похоже на французское слово «последний». Только ударение надо ставить в конце.

Мамин перевод укрепил меня в решении о будущей замене имени. Бекки была в курсе моих планов и из солидарности, решила поменять своё второе имя Беатрис.

– Терпеть его не могу, – пожаловалась она. – Родители назвали меня, как какую-то старуху.

Воду Бекки не любила и плелась сзади нас, что-то недовольно бурча себе под нос. На камнях, неподалёку от белёсой пены, сидел мужчина в бейсболке. Я опознал в нём отцовского приятели Чака Прея. Он жил в Фишвиле, вкалывал на Беллингских стройках и его дочь Беверли была единственным ребёнком, допущенным в наш дом.

– Привет, Чак, – радостно завопил я. – Где Беверли?

– В школе, Дэн. Она передавала тебе привет.

Меня озадачила его грусть: Чак был весельчаком и балагуром. Я ни разу не видел его в таком пасмурном настроении.

– Привет, Чак, – к нам подошла мама. – Как дела?

– Потихоньку, – Чак выжал из себя улыбку. – Вэл сказала, что энергетика нашего дома стала опасно фиолетовой.

Жена Чака Валери, была тронутой. Она одевалась в странные шмотки, болтала о космической энергии и призывала нас вставать в четыре утра, чтобы медитировать в позе выдры. В противоположность ей, Бев была абсолютно нормальной. И очень красивой, пока моя вредная сестра не испортила её платье.

– Дэнни, поиграй с Бекки, – попросила мама.

Мне было интересно послушать, о чём они будут говорить, но я послушно отошёл и взял несколько камней, чтобы побросать их в воду. Неотвязная Бекки потащилась за мной.

– Я запрещаю тебе с ней дружить, – прошипела она. – Запрещаю!

Сестра топнула ногой и, потеряв равновесие, приземлилась на песок. Падение не остудило её пыл: Бекки вскочила на ноги и стала передо мной, отрезав от остального мира.

– Мама много раз говорила, что у тебя только одна сестра и ты должен любить меня. Меня, а не эту мямлю!

– Не утомляй, – посоветовал я.

Бекки обиделась. У неё не было навыков Гевина, поэтому направленный в мою сторону плевок, пролетел мимо цели. Опасаясь возмездия, сестра сбежала и укрылась за высоким валуном. Я привык доводить начатое до конца, поэтому отсрочил месть и спокойно добросал камни. За это время, заскучавшая Бекки нашла компанию. Возле её валуна стояли двое незнакомцев – светловолосый мужчина и блондинка ему в тон. В них было нечто настолько мерзкое, что меня затошнило ещё издали. Я схватил камень поувесистей и устремился сестре на помощь.

– Как тебя зовут, красавица? – услышал я хрипловатый голос блондинки.

– Линдси, – соврала Бекки.

– Красивое имя. Тебе нравится океан, Линдси?

– Нет. Я люблю лес.

– Поверь, океан ничуть не хуже. Внутри него так много интересного. Хочешь взглянуть?

– Отвалите от моей сестры, – вмешался я, размахивая камнем.

Незнакомцы обернулись. У них была болезненно бледная кожа и одинаковые водянистые глаза. Исходящий от них запах разил наповал. В Фишвиле всегда попахивало рыбой, но белобрысые воняли, как та тухлятина, которая выпала из рыболовного пакета Олли и весь день пролежала на солнцепёке. Залёгшая в моём животе «ледышка» нервно завибрировала.

– Я сказал, отойдите от моей сестры, – повторил я ещё решительней.

– Наш отец дружит с шерифом, – подхватила Бекки. – Мы расскажем ему, что вы пристаёте к маленьким детям.

– Мы не хотели вас пугать, – вступил в разговор мужчина. – Мы просто гуляем.

У него было молодое лицо и постаревшие, усталые глаза. Он взял любопытную блондинку под руку и увёл её к волнам. Они вместе зашли в ледяную воду и, хорошенько намочив обувь, уселись на мокрые камни.

– В этом городе ещё больше чокнутых, чем в нашем, – заметил я.

– Подойдём к ним поближе, – предложила Бекки.

– Зачем?

– Мы должны знать, что они замышляют.

Замыслами сумасшедших я не интересовался, но безропотно последовал за сестрой. Прячась за выброшенной на берег парой крупных камней, мы подкрались к новоявленным психам и навострили уши.

– Как тебе соседский приплод? – блондинка громко зачавкала. – Очень аппетитный.

– Не глупи, Бет. Мы ещё не оправились от прошлых потерь.

– Именно. Самое время взять реванш.

– Тебя никто не поддержит. И Кирши, в первую очередь.

– Этот договор нелеп. Мы пришли сюда первыми и всё, что здесь есть, принадлежит нам. Нам, а не им!

– Возможно, но эту войну мы уже проиграли. Не стоит снова её начинать, – белобрысый помолчал и печально добавил: Они намного сильней. У них нет проблем с размножением, они жизнеспособны, устойчивы и, в отличие от нас, не нуждаются в определённой среде.

– Мы можем действовать по старинке. Этот метод ещё ни разу не давал осечки, – предложила блондинка.

– Тебе стоит почаще дышать свежим воздухом, – посоветовал белобрысый. – За последние годы, они так всех прижали, что здесь пискнуть не смеют без их разрешения. И поверь, если мы начнём трепыхаться, они «по старинке» действовать не будут, – он тяжело вздохнул. – Должен признать, этот опыт был самым удачным. С нами что-то пошло не так.

– Это несправедливо.

– Уже ничего не поделаешь.

Уловив за спиной движение, я обернулся и увидел приближающегося мальчишку. Это был сынок местных богатеев Крис Кирш. До этого я видел его семейку всего пару раз и позабыл, что водянистые гляделки – их отличительная фамильная черта.

– Это его родственники, – разочарованно протянула Бекки. – Ещё одни озабоченные, богатые уроды.

Мы запаслись мокрым песком и двинулись Киршу наперерез. Он был старше нас, но сплочённую команду Блум не смутил его возрастной перевес. Тем более, что самоуверенный Кирш сам напрашивался на неприятности.

– Уходите отсюда, – процедил он, поравнявшись с нами.

– Сам вали, – отрезала Бекки.

Она подёргала носом и скривилась. Кирш вонял не так сильно, как его родичи, но рыба, в которой его вываляли, уже начала протухать.

– Вонючка, – брезгливо бросила Бекки.

– Себя понюхай, – Кирш ответно скривил рожу.

– Будешь гундеть – получишь в «табло», – предупредил я.

– Иди к мамочке, малявка. И попроси её вас искупать – вы смердите, как львы в зоопарке.

Мы не бывали в зоопарке и не знали, как пахнут львы, но оскорбительная интонация Кирша нас задела. Обидчивая Бекки метнула в него песочный боеприпас и, пока он отряхивался, пнула его в колено. Кирш зарычал, но двинуть ей в ответ не посмел. Блондинистые незнакомцы поспешили ему на выручку. Не говоря ни слова, они взяли Кирша под руки и поволокли к воде. На ходу блондинка обернулась и показала мне странные, остроконечные зубы.

– Ещё встретимся, малыш, – пообещала она.

Месяц назад мне исполнилось шесть, поэтому, на правах взрослого, я показал ей средний палец.

– Дэнни, как ты себя ведёшь! – рассердилась мама.

Она и тоскующий Чак присоединились к нам очень не вовремя. Услышав её голос, белобрысый повернул голову и уставился на неё своими рыбьими глазами.

– Они сделали всё, что могли, – тихо сказал он, но мы все его услышали.

– О чём это он? – нахмурилась Бекки.

– Не знаю, – мама пожала плечами. – В этом мире много странных людей, милая. Не стоит придавать значение их словам.

– У Киршей слишком много денег. Отсюда и странности, – буркнул Чак.

Мама посмотрела на часы и объявила, что нам пора домой. Времени на долгие прогулки у неё не было – семья из пяти человек задавала ей много работы, а наше внешкольное обучение съедало остаток свободного времени. Вопреки брюзжанию Олли, она настояла на том, чтобы мы оба учились дома. Папаша до сих пор это пережевывал и не упускал случая упрекнуть маму в неумении нас воспитывать. Вчера вечером они снова затронули эту тему.

– Почему до тебя не доходит, что родители должны выступать единым фронтом? – нудил Олли. – Невозможно управлять детьми, если я им что-то запрещаю, а ты – тут же разрешаешь. Включи мозги, Элен, и подумай, что с ними будет дальше.

– Обязательно, – кротко пообещала мама. – Как тебе прожарить мясо? Средне или получше?

Скрипнув зубами, отец вылетел из кухни. Я предусмотрительно спрятался и его жертвой стал нерасторопный Гевин.

– Завтра же начинай искать работу! – заорал он. – Я больше не собираюсь тебя кормить.

– Где её искать? – пискнул Гевин. – Мне же только тринадцать.

– Где хочешь. И чтобы через пять минут ты уже принял душ и лёг спать.

Бочкообразный Гевин прокатился мимо меня и юркнул в ванную. Мама издали пожелала ему спокойной ночи и пригласила меня и Бекки на вишневый пирог с молоком. Подлая месть Гевина не заставила себя ждать. Пока мы следили за родственниками Кирша, он вернулся из школы и вытер грязные кроссовки об мои вещи. Потом он сожрал конкурсные маффины и попутно испортил рисунки Бекки. Подсчитав ущерб, мы сообщили о нём маме. Она не любила скандалы, поэтому, проходя мимо комнаты Гевина, тихо предупредила:

– Если ты не изменишь своё поведение, нам придётся отправить тебя в школу для трудных подростков.

– Так я туда и поеду. Разбежался.

Не вступая в прения, мама направилась на кухню, но по дороге передумала и вернулась к нам. Она приложила руку к шее и откашлялась.

– Давайте откроем окна, – предложила она. – У нас душно.

– Потому что ты постоянно врубаешь гриль, – завопил из своей комнаты Гевин. – Транжиришь отцовские деньги, а он заставляет меня работать.

Я сжал кулаки, представляя, как луплю его жирное, откормленное «грилем» тело. Отец лично следил за тем, чтобы Гевин не переедал, но этот гад упорно продолжал разрастаться вширь.

– Надо купить кексы у Эла, – пробормотала мама. – Мы намажем их сверху кремом и никто ничего не заметит.

– Я сбегаю.

Я уже самостоятельно ходил в булочную три раза и не собирался сдавать занятые взрослые позиции.

– Ладно, – согласилась мама. – Только туда и обратно, и никаких разговоров с соседями.

– Захвати мои пончики, – распорядилась Бекки.

Она сняла ненавистный свитер, разбросала ботинки и потрусила к любимому телевизору. Обычно, в этот момент, мама критиковала её осанку и походку, но сегодня она кашлянула и молча протянула мне деньги. Уходя, я услышал, как мама заговорила с телефоном на каркающем французском языке. Её мать Адель Ферро была дочерью французских эмигрантов и, по словам Олли, строила из себя «королеву в изгнании». Отец видел её всего два раза и этого оказалось достаточно, чтобы проникнуться друг к другу взаимным отвращением. Несмотря на его недовольство, Элен продолжала общаться с матерью и каждый год ездила навестить её в Калифорнию. Нас она с собой не брала. На вопрос Бекки, почему бабушка не хочет с нами познакомиться, отец ядовито объяснил:

– Мадам нас презирает. Не желает знаться с Литттонскими дворнягами.

– Милая, бабушка нездорова, – вступилась за неё мама. – Она пока не принимает гостей.

– И что произошло с нестареющей Адель? Неудачно подтянула физиономию?

– Ты давно её не видел. Она очень сдала.

В ответ отец корчил недоверчивые гримасы. Ему ехать было не к кому. Сын чокнутого Эсмонда был пьянчужкой и умер ещё до родительской свадьбы. Мать Олли сбежала, когда сын был маленьким и больше на горизонте не появлялась. Я не страдал от отсутствия дополнительных родственников, но насмотревшаяся телевизора Бекки, бредила Калифорнией.

– Когда-нибудь мы обязательно туда поедем, – говорила она. – Очаруем бабушку и она оставит нам свои миллионы.

– Почему ты думаешь, что они у неё есть?

– Это Калифорния, малыш, – снисходительно пояснила сестра. – Все, кто там живут – богачи.

Мы не бедствовали, однако упавшие с неба миллионы могли ускорить покупку дома моей мечты и избавление от ненужных членов семьи. В этом году мне вряд ли что-то светило – мама навещала старуху три месяца назад и не упоминала, что та при смерти. Надежд на следующий год я тоже не возлагал, но, увидев вылезшую из машины Джен Чейз, решил потренироваться в «очаровывании». Она была ровесницей Бекки и занимала в моём рейтинге второе место после Беверли. Я забежал вперёд и, как учила мама, открыл перед ней дверь булочной.

– Привет, Дэниел, – она мило мне улыбнулась. – Вы уже испекли кексы?

– Да. А вы завтра…

Я запнулся, приметив заглянувшую за булочками Мэг Харпер. Она была главной сплетницей нашего городка и громко обсуждала с женой Эла Дарси, папашу Джен и её брата. Месяц назад Тони Чейза охватила жажда перемен и он смылся из Литтона, прихватив с собой Люси Грэм. Это происшествие до сих пор находилась в топе городских новостей и Джен сразу об этом напомнили.

– Как мама? – прогремела Мэг. – До сих пор прячется? Видела, её два дня назад, так она со мной даже не поговорила.

– У нас всё хорошо, – прошептала Джен.

Во избежание внимания Мэг, я спрятался за кофейным автоматом. Из находящейся за магазинчиком пекарни вышёл Эл. Увидев понурую Джен, он протянул ей руку помощи.

– Я слышал, Муры уезжают, – забросил он наживку.

– Да, они продают дом, – подтвердила Джен.

– Уезжают? – оживилась Мэг. – А куда?

– Я не знаю.

– Надо выяснить. С чего это они так с места срываются?

– Да, любопытно, – протянула Дарси.

– Узнаю – позвоню.

Мэг решительно направилась к двери. Джен проводила её злым взглядом и пробубнила себе под нос:

– Как только вырасту, сразу отсюда уеду.

– Я тоже.

Я вышел из укрытия и окинул её оценивающим взглядом. Обтянутая джинсами попка Джен, была плосковата и не круглилась так аппетитно, как у Бекки, но всё остальное было вполне на уровне.

– Растёшь не по дням, а по часам, Дэнни, – улыбаясь, заметил Эл. – Тебя Бекки прислала?

– Да. То есть, нет. Я хотел…

Вместо рассказа о прожорливости Гевина, мне захотелось поразить Джен какой-нибудь новой, эффектной сплетней. На ум пришли Фишвильские незнакомцы. Я надул щёки и таинственно сообщил:

– Мы кое-кого встретили в Фишвиле. Я подумал, что вам надо об этом узнать.

Эл был местным старожилом, членом муниципального совета и принимал активное участие в поддержании городского порядка. Мои слова он понял на свой лад и, натянув кепку, вышел из-за прилавка.

– Дарс, займись Джен, – велел он. – Мы с Дэнни прогуляемся.

Эл подтолкнул меня к двери. Давать задний ход было поздно и я последовал за ним.

– Вообще-то я пришёл за кексами, – признался я на улице. – Их сожрал Гевин и мама…

– Кого вы видели в Фишвиле? – перебил меня Эл.

Он был взволнован и почему-то сердит. Я помялся и неуверенно промямлил:

– Белобрысых вонючек.

– Сколько их было?

– Двое. Они странно себя вели, но потом оказалось, что это богатые придурки и родственники Киршей.

– Кто к ним вышел – старший или младший?

– Младший. Они увели его к воде. Наверное, решили искупать – он тоже подванивал.

Эл не оценил мою шутку. Хмурясь, он строго распорядился:

– Больше туда не ездите. Это опасно.

– Почему? – памятуя о городских правилах, я предложил: Если они нарушители, надо сообщить шерифу и всем остальным.

– Шериф в этом деле не поможет. «Фишей» ему не поймать.

– Это их фамилия?

– Нет. Это…

Эл замялся, жуя губы. Мне захотелось закончить наш непонятный разговор, не дожидаясь объяснений.

– Я расскажу о них позже, Дэнни, – выполнил моё пожелание Эл. – Когда ты повзрослеешь. А сейчас, уясни главное – береги Бекки и не подпускай её к большой воде. Запомнил?

– Да. Не подпущу.

Эл расслабился, потрепал меня по голове и вынул из кармана две пятидолларовые купюры.

– Из фонда Эсмонда, – выдал он свою обычную шутку.

Я не стал с ним спорить. Помешанный прадед считался богачом, однако, после его исчезновения, выяснилось, что никаких денег у него нет. Понадеявшийся на наследство дед, умер в нищете. Олли часто приводил нам его пример, когда нудил об экономии.

– Если бы не Эсмонд, наш городок давно бы пришёл в упадок, – нравоучительно сказал Эл.

Это была его вторая любимая фраза. В отличие от остальных стариков, он не считал Эсмонда сумасшедшим и отзывался о нём очень уважительно.

– И что он такого сделал? – буркнул я.

– Вдохнул в него жизнь. Посмотри: у нас всё работает, все при деле и никто не бедствует.

Я молча оглядел окружающую нас тусклость. Над городом висели тучи. Они плотно закрывали небо, не позволяя здешним домишкам расти ввысь. Те, в свою очередь, уже смирились с уготованной им мелкоэтажностью. Они жались к деревьям и не помышляли о судьбе небоскрёбов, которые показывали по телевизору.

– Ты ещё мал, Дэнни, – пробормотал Эл. – Многого не понимаешь.

– Я уже вырос. И когда стану совсем взрослым, буду жить в доме получше Говардовского, – заносчиво объявил я.

Эл усмехнулся и посмотрел на маячащий вдали трёхэтажный особняк. Дом был вызывающе белого цвета и радовал глаз гордой, нездешней красотой. Он одиноко стоял на возвышенности, откуда были видны не только Литтон, но и Фишвиль, его сосед Вилтон-сити и даже огни большого Беллинга. В честь его бывших владельцев, осчастлививших город медицинским центром, двумя школами и кинотеатром, была названа центральная улица – Говард-стрит. Последний из Говардов долгое время был нашим мэром. Я родился после того, как он отправился на покой и узнал о нём из рассказов взрослых.

– Надо бы Генри проведать, – пропыхтел Эл, глядя на дом. – Давненько его никто не видел.

– Я пришёл за кексами, – напомнил я.

– Я помню, сынок. Утром, как почувствовал, что у кого-то они не заладятся и испёк дополнительную порцию, – Эл хитро прищурился. – Вот увидишь, мои «мальчики» займут первое место.