Текст книги "МИФОуказания"

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Вот странно, у меня никогда не возникает никаких затруднений с сервисом, когда я хожу за покупками.

К. Конг

С тех пор как Ааз взял меня в ученики, он всегда жаловался, что я недостаточно занимаюсь. Видел бы он меня в этой поездке по магазинам! За первые же три дня после нашего отбытия с Пента я потратил на занятия магией больше времени, чем за весь последний год.

Тананда предусмотрительно прихватила в дорогу пару кулонов-переводчиков, позволявших нам понимать и быть понятыми туземцами посещаемых нами измерений. Это очень способствовало общению, но оставалась такая мелкая деталь, как наша физическая внешность. Личины были моей задачей.

Кроме умения летать, Ааз научил меня еще одному заклинанию, порядком усилившему мою способность выживать в сомнительных ситуациях; я имею в виду умение менять свою или чужую внешность. Поездка с Танандой дала мне возможность по-настоящему поупражняться в этом умении.

Процедура была достаточно простой. Мы прибывали в какое-нибудь уединенное место, затем пробирались туда, где я мог понаблюдать каких-нибудь представителей местного населения. Поглядев на них, я мог скопировать их физическую форму для наших личин, и мы могли слиться с толпой. Конечно, мне требовались спокойствие и самоконтроль, чтобы не выскочить из собственной шкуры при мимолетном взгляде на стоящих рядом со мной существ.

Если вы сделаете из этого вывод, что посещаемые нами измерения населяли жители, выглядевшие несколько странно… то вы не правы. Посещаемые нами измерения населяли существа, выглядевшие очень странно.

Когда Тананда решает проехаться по отдаленным измерениям, она не шутит. Ни одно из посещенных нами мест не выглядело нормальным для моих неопытных глаз, но некоторые поразили мое воображение как исключительно необычные.

Несмотря на шутки Тананды о бюро проката автомобилей, Авис оказался населенным птицеобразными созданиями с крыльями и перьями. В этом измерении мне пришлось не только поддерживать соответствующие личины – мне пришлось левитировать нас с насеста на насест согласно местному способу передвижения. Вместо того чтобы, как я ожидал, переправиться в торговый центр, мы провели немало времени, обозревая их национальные сокровища. Эти сокровища оказались коллекцией никчемных, на мой взгляд, битых кусков цветного стекла и обрезков сверкающего металла, однако Тананда спокойно, с пристальным вниманием их изучала.

Для поддержания личин нам пришлось есть и пить без помощи рук, что оказалось потрудней, чем можно было себе вообразить. Поскольку пища в этом измерении состояла из живых личинок и червей, я упустил возможность опробовать местную кухню. Однако Тананда буквально уткнулась носом (вспомните – без рук!) в полную тарелку. Не важно, почему она облизывала губы – потому ли, что находила это блюдо исключительно вкусным, или же пыталась поймать немногие извивающиеся лакомства, старавшиеся избежать своей судьбы, – но я находил это зрелище отталкивающим. Чтобы не смотреть на нее, я попробовал местного вина.

Необычный способ питья означал, что в итоге я глотал куда больше, чем в обычных условиях, но был доволен, поскольку вино было на вкус легким и приятным. К несчастью, оно также оказалось намного крепче, чем все, что я пробовал прежде. После того как я, левитируя нас, чуть не налетел на довольно большое дерево, Тананда решила, что нам самое время перебраться в другое измерение.

В качестве подстрочного примечания к данному конкретному приключению добавлю, что у этого вина оказалось два побочных эффекта: во-первых, у меня жутко болела голова и, во-вторых, меня сильно тошнило. Последнее происходило из-за того, что Тананда весело объяснила мне, как на Ависе делают вино. До сего дня не могу слышать слово Авис без возникающих перед глазами полетов в вышине и смутного привкуса воздушной болезни. С моей точки зрения, если оценивать измерения по десятибалльной шкале, то Авис может рассчитывать только на двойку.

Еще одно довольно сомнительное измерение, где мы провели немало времени, называлось Брюхоно. Продолжительность нашего пребывания там не имела никакого отношения к нашему поиску. После относительно немногочисленных остановок Тананда решила, что это измерение неспособно предложить ничего достойного для подарка Аазу. Задержали нас там наши личины.

Прежде чем кто-то станет пенять на мои, я согласен, ограниченные способности, позвольте мне кое-что разъяснить: с физической внешностью никаких затруднений не возникло. Как я говорил, чары личины удавались мне довольно неплохо. А затормозил нас способ передвижения. Поперелетав на Ависе с дерева на дерево, я считал себя готовым добраться из пункта А в пункт Б любым мыслимым способом. Но, как предупреждал меня Ааз, измерения – бесконечный источник сюрпризов.

Брюхоноги оказались улитками – большими улитками, но тем не менее улитками. Винтовые раковины, глаза на стебельках – все как положено. С этим я мог справиться. Но вот к чему я никак не мог привыкнуть, так это к необходимости плестись со скоростью местных пешеходов – извиняюсь, пешеползов.

– Танда, – проворчал я себе под нос. – Сколько нам еще оставаться в этом чудовищном измерении?

– Успокойся, красавчик, – упрекнула она меня, переползая еще на один дюйм вперед. – Любуйся пейзажем.

– Я уже полдня любуюсь данным куском пейзажа, – пожаловался я. – Я так сильно налюбовался им, что запомнил наизусть.

– Не преувеличивай, – попеняла она мне. – Этим утром мы находились по другую сторону того дерева.

Я закрыл глаза и проглотил первые пять-шесть ответов на ее реплику.

– Так сколько? – повторил я.

– Думаю, мы можем свалить отсюда после того, как завернем вон за тот угол.

– Но до того угла добрых двадцать пять футов! – запротестовал я.

– Совершенно верно, – подтвердила она. – Я думаю, к заходу солнца мы будем там.

– Неужели нам нельзя просто добраться туда с обычной скоростью?

– Ни в коем случае. Нас заметят.

– Кто?

– Кто-нибудь. Ну, например, твоя поклонница.

– Моя – кто? – моргнул я.

И верно: за нами, героически пыхтя, двигалась брюхоножка. Поняв, что я смотрю на нее, она принялась медленными, но полными энтузиазма движениями покачивать своими глазками на стебельках.

– Она почти час ползет за тобой, – доверительно сообщила Тананда. – Вот потому-то я и спешила.

– Это решает дело! – заявил я, переходя на нормальный шаг. – Пошли, Тананда, давай убираться отсюда.

Когда я уже завернул за угол, а Тананда догнала меня, послышались пронзительные крики – брюхоноги подняли тревогу.

– Что с тобой творится? – возмутилась Тананда. – Мы могли бы…

– Убираемся отсюда – сейчас же! – приказал я.

– Но…

– Помнишь, как я приобрел дракона? – рявкнул я. – Если я позволю влюбленной улитке последовать за мной домой, Ааз выгонит меня из своих учеников. Ну, ты намерена вытаскивать нас отсюда или мне применить И-Скакун и отправиться домой?

– Не злись, – успокоила она меня, начиная ритуал смены измерений. – Хотя тебе не следовало бы волноваться – мы ищем товар, но товар вовсе не живой.

Мы оказались в другом измерении прежде, чем я успел попросить ее объяснить, почему она хихикает. Так и шло: измерение за измерением, пока я не бросил попытки предсказать непредсказуемое и не привык обращать внимание только на то, что есть. Даже это оказалось трудным. Хотя бы потому, что у меня возникли некоторые неожиданные сложности с Танандой. Раньше я этого никогда не замечал, но она и впрямь очень тщеславная особа. Она хотела не просто выглядеть как туземка – она хотела выглядеть как привлекательная туземка.

Всякому, кто думает, будто красота – понятие универсальное, следует посетить некоторые из тех мест, где побывали мы. Какую бы гротескную форму ни требовалось мне скопировать, Тананда всегда вежливо просила улучшить ее внешность. Наслушавшись за несколько дней, что «волосы должны быть более тусклыми», или «разве мои глаза не надо сделать чуточку более налитыми кровью?», или «побольше слизи под мышками», – я готов был завопить благим матом. Вероятно, это казалось бы не так обидно, если бы ее внимание к деталям распространялось хоть самую малость и на мою внешность. А я слышал только одно: «Ты? Ты выглядишь отлично». Вот потому-то я и говорю, что она тщеславна, ее больше интересовала собственная внешность, нежели моя.

Но не только это озадачивало меня в поведении Тананды. Несмотря на ее утверждения, что мы отправились за покупками, она наотрез отказывалась наведаться в посещаемых нами измерениях в отделы розничной торговли. При виде базаров, сельских ярмарок, блошиных рынков и всего прочего она только морщила нос (если у личины был нос) и заявляла, что там нам делать нечего. Она, кажется, довольствовалась ролью туристки. Ее расспросы неизменно приводили нас к национальным святилищам или выставленным напоказ королевским сокровищам. Обозрев несколько таких выставок, мы удалялись в уединенное место и стартовали в следующее измерение.

В некотором смысле меня это вполне устраивало. Я не только совершал беглую, летную или ползучую экскурсию по измерениям, я совершал ее вместе с Танандой. Тананда знакома со светскими обычаями более чем сотни измерений, и в каждом измерении она была именно такой – светской. Я быстро усвоил, что не только красота, но и этика тоже варьировалась от измерения к измерению. Способы выражения приязни в некоторых посещенных нами измерениях не поддаются описанию, но неизменно заставляют меня краснеть при одном воспоминании о них. Незачем и говорить, что после трех дней такой экскурсии я стал предпринимать серьезные попытки продвинуться в своих, пока дружеских, отношениях с моим прекрасным гидом. Кстати, просто дружба (как ее понимала Тананда) и так уже серьезно угрожала ровной работе моего сердца, не говоря уже о прочих органах.

Однако ум мой занимала более неотложная проблема. После трех дней разъездов по незнакомым мирам я так проголодался, что готов был прокусить собственную руку, чтобы напиться крови. Говорят, если достаточно проголодаешься, то съешь все что угодно. Не верьте этому. Несмотря на голод, выложенное передо мной и называемое пищей было несъедобно. Уж я-то знаю; иной раз с отчаяния я пробовал что-то съесть, но лишь терял оставшееся у меня в желудке. Вид же сидящей напротив Тананды, радостно жующей каких-то тварей и подбирающей языком извивающиеся щупальца, нисколько не помогал делу.

Наконец я сообщил Тананде о своей проблеме.

– А я-то дивилась, почему ты так мало ешь, – нахмурилась она. – Думала, может, ты на диете или еще что-нибудь в этом роде. Жаль, что ты не сказал мне раньше.

– Не хотел беспокоить, – неловко объяснил я.

– Не в том дело, – отмахнулась она. – Просто если бы я узнала об этом два измерения назад, то мы смогли бы перепрыгнуть в полдюжины расположенных рядом гуманоидных измерений. А сейчас есть только одно подходящее, если мы не хотим делать большой крюк.

– Тогда давай отправимся туда, – воскликнул я. – Чем раньше я поем, тем в лучшей я буду магической форме.

Я не преувеличивал. Желудок мой начинал так громко урчать, что делался серьезной угрозой нашим личинам.

– Как скажешь, – пожала она плечами, увлекая меня за ряд живых изгородей, музыкально позванивавших на ветру. – Хотя я лично не стала бы останавливаться в этом измерении.

Несмотря на голод, в затылочной части моего мозга снова включилась тревога.

– Это почему же? – с подозрением спросил я.

– Потому, что там живут чудики – я имею в виду, действительно чудики, – доверительно призналась она.

В голове у меня промелькнули образы уже встреченных нами существ.

– Что, еще чуднее всех виденных нами туземцев? – удивился я. – Ты вроде сказала, что они гуманоиды?

– Они не физически чудные, – уточнила Тананда, беря меня за руку. – Психически. Сам увидишь.

– А как называется это измерение? – отчаянно крикнул я, когда она закрыла глаза, начиная наше путешествие.

Пейзаж вокруг нас померк, налетела тьма, а затем в поле зрения ярко и шумно ворвалась новая сцена.

– Валлет, – ответила она, открывая глаза, поскольку мы уже оказались там.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

«Странный» – понятие относительное, а не абсолютное.

Барон Мюнхгаузен

Помните, как я описывал наш обычный образ действий при попадании в новое измерение? Как мы незаметно прибывали и маскировались, прежде чем смешаться с туземцами? Ну, каким бы уединенным ни было в обычные времена избранное Танандой место посадки – когда мы прибыли, оно таковым точно не являлось.

Когда окружающий мир обрел четкость, стало ясно, что мы находимся в небольшом парке, густо засаженном деревьями и кустами. Однако мое внимание привлекла не флора этого участка, а толпа. Какая толпа? – можете спросить вы. Да вот такая: толпа с горящими факелами, окружавшая нас со всех сторон.

Ну, если говорить совершенно откровенно, окружала она не нас. Она окружала хреновину, на которой мы стояли. Я так толком и не узнал, что такое хреновина, когда Ааз употреблял в разговоре это слово. Однако когда я теперь очутился здесь, я узнал ее с первого взгляда. Штука, на которой мы стояли, могла быть только хреновиной.

Она была своего рода фургоном – в том смысле, что она была большая и на четырех колесах. Помимо этого я мало что могу сказать о ней, так как ее полностью скрывали пучки разноцветной бумаги. Совершенно верно, я сказал «бумаги» – легкого пушистого материала, очень хорошего, если у вас насморк. Но эта бумага была в основном желто-синей. Над нами вырисовывался какой-то чудовищный воин в полном вооружении и даже со шлемом, тоже покрытым пучками желто-синей бумаги.

Что только не промелькнуло у меня в голове, когда Тананда предупредила меня, что валлеты – чудики, но мне никак не приходило на ум, что они – фетишисты с пристрастием к желто-синей бумаге.

– Слазьте с ковчега!

Это последнее нам выкрикнул кто-то из толпы.

– Прошу прощения, – крикнул я в ответ.

– Давай, красавчик, – прошипела Тананда, цепляя меня под локоть.

Мы вместе спрыгнули наземь. И как оказалось, едва-едва успели. Толпа с кровожадным воем хлынула вперед, швыряя факелы на только что покинутую нами хреновину. Через несколько секунд ее охватило буйное пламя, жар от которого подогрел и без того распаленную толпу. Народ радостно плясал и пел, оставляя без внимания уничтожение хреновины.

Осторожно убираясь подальше от этой сцены, я с ужасом осознал, что аналогичные вещи происходят по всему парку. Куда бы я ни взглянул, везде пылали костры из хреновин и радостно веселились толпы.

– По-моему, мы прибыли в неудачное время, – заметил я.

– Что заставляет тебя это утверждать? – спросила Тананда.

– Мелочи, – объяснил я. – Например, то, что они вовсю поджигают город.

– Не думаю, – пожала плечами моя спутница. – Когда поджигают город, начинают обычно не с парков.

– Ладно, тогда скажи мне сама, что это они делают.

– Насколько я могу судить, они празднуют.

– Что празднуют?

– Какую-то победу. Судя по тому, что я могу разобрать, все кричат – мы выиграли, мы выиграли!

Я снова оглядел костры.

– Интересно, что бы они сделали, если бы проиграли?

Вот тут-то к нам и подошел занудного вида субъект. Его несуетливые, деловитые манеры выглядели островом нормальности в море безумия. Мне это не понравилось. Уверяю вас, я ничего не имею против нормальности. Просто вплоть до этой минуты на нас в общем-то не обращали внимания. И я опасался, что сейчас ситуация изменится.

– Вот ваша плата, – грубо бросил он, вручая нам по кошелю. – Костюмы сдадите в Хранилище Приза.

И с этими словами он пропал, оставив нас с разинутыми ртами и кошелями в руках.

– Что бы все это значило? – выговорил я.

– Понятия не имею, – призналась Тананда. – Я перестала улавливать что к чему с той минуты, как они назвали ту хреновину ковчегом.

– Значит, я прав! Это была хреновина! – радостно воскликнул я. – Я знал, что они, должно быть, ошиблись. Ковчег – он закрытый со всех сторон и не тонет в воде.

– А я думала, ковчег – это такой десерт из мороженого и имбирного пива, – нахмурилась Тананда.

– Из чего? – моргнул я.

– Отличные костюмы – действительно отличные! – крикнул нам кто-то, когда мимо нас протопала очередная орава.

– Нам самое время кое-что предпринять в смысле личин, – пробормотала Тананда, помахав рукой пьяному.

– Верно, – кивнул я, радуясь, что мы хоть в чем-то согласны.

После моего недавнего опыта с личинами в других измерениях, по идее, не должно было возникнуть никаких сложностей. Валлеты – гуманоиды, и у меня имелось множество образцов для работы. Но, к сожалению, определенные затруднения возникли.

Во-первых, самолюбие. Несмотря на кишащие вокруг нас массы народа, я не мог подобрать двух индивидов, чью внешность мне хотелось бы скопировать. Я никогда не считал себя особенно тщеславным; я никогда не считал себя образцом в смысле физического развития – но это, конечно, до посещения Валлета.

Все попадавшиеся мне на глаза существа впадали в какую-то крайность со своим весом – либо чересчур большой, либо чересчур малый. Если какой-то конкретный индивид не выглядел худым как скелет – до такой степени, что, казалось, ткни его пальцем и он рассыплется, то он с трудом тащился под грузом жира, выпиравшего и выступавшего на талии, подбородке и четырехъярусных щеках. Как я ни старался, я не мог заставить себя придать Тананде или себе вид этих мерзких образчиков.

Вторым затруднением было то, что я не мог сосредоточиться. Чары личины, как и любая другая магия, требуют определенной сосредоточенности. В прошлом мне удавалось наводить чары в разгар боя или в состоянии замешательства. Но в нашем теперешнем положении я, кажется, не мог сфокусироваться.

Видите ли, там звучала эта песня – я так думаю, что это была песня. Во всяком случае, толпа вела себя так, словно распевала рифмованный куплет – невероятно навязчивый. Даже за то недолгое время, какое мы пробыли там, я почти заучил его – и это скорее дань заразительному характеру песни, чем какое-то свидетельство моей способности запоминать стихи. Суть в том, что всякий раз, когда я пытался сосредоточиться на личинах, я обнаруживал, что вместо этого распеваю куплет. Восхитительно!

– Можешь начинать в любую минуту, красавчик.

– Что начинать, Тананда?

– Личины, – напомнила она, нервно оглядываясь по сторонам. – Чары действуют лучше, когда не напеваешь.

– Я… э… м-гм… я, кажется, не могу найти два хороших образца, – неуклюже подыскал я оправдание.

– Тебе вдруг стало сложно сосчитать до двух? – нахмурилась она. – По-моему, у тебя полный парк образцов.

– Но ни одного, на какой я хотел бы походить… хотел бы сделать похожими нас, – быстро поправился я.

– Проверь, не ошиблась ли я, – поджала губы Тананда. – Два дня назад ты придал нам вид пары слизистых улиток, верно?

– Да, но…

– А до этого – восьминогих собак?

– Ну да, но…

– И ты тогда ни разу не жаловался на свой вид, верно?

– То – другое дело, – возразил я.

– Почему это? – вызывающе осведомилась она.

– Это были… ну, твари! А тут – гуманоиды, и я знаю, как должны выглядеть гуманоиды.

– Как они должны выглядеть – не важно, – возразила моя спутница. – Главное, как они выглядят. Нам надо слиться с толпой – и чем раньше, тем лучше.

– Но… – начал было я.

– Потому что если мы этого не сделаем, – строго продолжала она, – то обязательно наткнемся на кого-нибудь трезвого и незанятого. Тогда у нас будет выбор: или стать почетными гостями на следующем подожженном ими костре, или дунуть из этого измерения несолоно хлебавши.

– Попробую еще раз, – вздохнул я, снова пройдясь взглядом по толпе.

В отчаянном усилии выполнить приказ Тананды я изучил первых же двух индивидов, на которых упал мой взгляд, а затем сосредоточился на копировании их внешности, в общем-то не задумываясь, как там они выглядели.

– Неплохо, – сухо заметила Тананда, обозревая свое новое тело. – Конечно, я всегда считала, что в качестве женщины выгляжу лучше.

– Тебе нужна личина – вот тебе личина, – пробурчал я.

– Эй, красавчик, – выдохнул мой некогда фигуристый товарищ, беря меня за локоть мягкой, но волосатой ручкой. – Успокойся, мы же в одной команде. Ты что, забыл?

При этом прикосновении мой гнев мгновенно растаял – как всегда. Возможно, когда-нибудь я выработаю иммунитет против очарования Тананды. А до той поры буду просто им наслаждаться.

– Прости, Танда, – извинился я. – Спиши это на голод.

– А ведь верно, – воскликнула она, щелкнув пальцами. – Нам же полагалось найти тебе какую-нибудь еду. Со всем этим шумом у меня это опять совершенно вылетело из головы. Пошли посмотрим, что у них сегодня в меню.

Найти заведение, где можно поесть, оказалось более трудной задачей, чем мы предвидели. Большинство попадавшихся нам ресторанов были либо закрыты, либо торговали только спиртным. Я ожидал от Тананды предложения заменить обед выпивкой, но, к счастью, о такой возможности даже не упоминалось.

Наконец мы обнаружили на узкой улочке небольшое кафе с выставленными на тротуар столиками и протолкались к свободному месту, не обращая внимания на злобные взгляды сотрапезников. Обслуживали там медленно, но моя спутница несколько ускорила дело, высыпав на столик содержимое одного из наших кошелей и привлекши таким образом внимание официанта. В скором времени нам подали две плошки с чем-то дымящимся. Я даже не пытался распознать отдельные комья и куски. Пахла еда хорошо, на вкус казалась еще лучше, а после нескольких дней вынужденного поста только это и имело для меня значение. Я жадно глотал пищу и к тому времени, когда Тананда прикончила первую плошку, уже порядком опустошил вторую. Оттолкнув пустую посудину, Тананда принялась с возрастающим интересом изучать уличную толпу.

– Как по-твоему, что тут происходит? – спросила она.

– Э… – ответил я с полным ртом.

– Хм-м-м? – нахмурилась она.

– Не могу сказать наверняка, – произнес я, с трудом проглатывая. – Все счастливы оттого, что они что-то там выиграли, но провалиться мне на этом месте, если я услышал, что же именно они выиграли.

Как раз в этот миг гам на улице усилился, лишив нас возможности вести разговор. Вытянув шеи в попытке обнаружить источник волнения, мы узрели странное явление. По всей ширине улицы маршировала толпа народа, распевая хором песню и увлекая с собой или топча любые встреченные ею по пути меньшие группы. А окружающие нас, вместо того чтобы выразить гнев или возмущение этим вторжением, повскакивали с мест, запрыгали, подняли торжествующий крик и принялись обниматься со слезами радости в глазах. Внимание всех было сконцентрировано на носилках, покоившихся на плечах силачей во главе толпы. Мне выпало достаточно везения взглянуть на предмет этого внимания, когда его пронесли мимо, – везения в том смысле, что мне удалось увидеть его, никуда не двигаясь. Толпа была такая, что я не смог бы двинуться, если бы даже захотел.

Сказать, что несли статую, было бы недостаточно. Это была самая безобразная штука, какую я когда-либо видел за всю жизнь, включая все увиденное мной в этом путешествии с Танандой. Эта маленькая, примерно с две мои головы, скульптура изображала четвероногую жабу, держащую во рту огромный глаз. Вдоль спины у нее вместо бородавок шли головы, руки и торсы крошечных валлетов, переплетенные в истинно гротескном эротизме. Эти фигурки покрывали типично жабьи бородавчатые наросты. И в качестве венчающего штриха всю эту штуку покрывала позолота, создававшая иллюзию ползающих туда-сюда по поверхности пятен.

На меня статуя произвела совершенно отталкивающее впечатление, но толпа явно не разделяла эти чувства. Она единой волной хлынула вперед, присоединяясь к скопищу на улице и подхватывая песню, слышавшуюся еще долго после того, как процессия скрылась из виду. Наконец мы остались в относительной тишине на опустевшей улице, среди тел прохожих, у которых, должно быть, не хватило проворства либо присоединиться к толпе, либо отскочить с ее пути.

– Ну, – небрежно сказал я, прочистив горло. – Полагаю, теперь мы знаем, что они выиграли. Верно?

Ответ последовал не сразу. Я бросил острый взгляд на свою спутницу и обнаружил, что она уставилась вслед процессии.

– Танда, – слегка озабоченно повторил я.

– Вот он, – произнесла она с внезапным бесовским весельем.

– Что? – моргнул я.

– Подарок Аазу на день рождения, – заявила она.

Я пристально оглядел улицу, гадая, на что она смотрит.

– Где подарок? – спросил я.

– Та статуя, – твердо сказала она.

– Та статуя? – вскрикнул я, не в состоянии скрыть свой ужас.

– Конечно, – кивнула она. – Она идеальна. Ааз никогда такой не видел и уж подавно не имел.

– С чего ты это решила? – прицепился я.

– Она явно единственная в своем роде, – объяснила она. – Я имею в виду, ну кто же станет делать что-нибудь подобное дважды?

Да, тут она меня уела, но я не собирался прекращать сопротивление.

– Есть только одно маленькое затруднение. Я не знаток психологии, но если только что виденная нами орава хоть в малой степени отражает психологию здешних жителей, то, боюсь, они не согласятся продать нам свою прекрасную статую.

– Конечно, не согласятся, глупенький! – рассмеялась она, снова принимаясь за еду. – Именно это и делает ее бесценной. Я и не собиралась покупать Аазу подарок.

– Но если она не продается, то как же мы ее заполучим? – нахмурился я, страшась ответа.

Тананда вдруг поперхнулась пищей. Мне потребовалось некоторое время, пока я понял, что она смеется.

– Ах, Скив, – выдохнула наконец она. – Ты такой шутник!

– Да? – удивился я.

– Разумеется, – сказала она, глядя мне глубоко в глаза. – Почему, по-твоему, мне было так важно взять тебя в это путешествие? Ты ведь всегда говорил, что хотел стать вором.