Текст книги "Горное безумие. Биография Скотта Фишера"

7. Фактор Аляски

У Скотта был невероятный инстинкт выживания. Без него он просто не выбрался бы из ситуаций, в которые попадал. Серьезно, когда приходило время бороться за жизнь, что он, похоже, делал довольно часто, он боролся как следует.

Майкл Эллисон, соучредитель «Горного безумия»

Мокрый снег ложился на грязные улицы Талкитны. Этот поселок на Аляске, примыкающий к взлетно-посадочной полосе рядом с национальным парком Денали, давно является отправной точкой для альпинистов, желающих подняться на высочайшую вершину Северной Америки – пик Мак-Кинли. Два дня мы вместе со Скоттом Фишером, Джинни Прайс и несколькими друзьями из «Горного безумия» ждали улучшения погоды, сидя в ярко освещенном и изрядно потрепанном баре гостиницы. Отель был переполнен альпинистами, которые уже не знали, как убить время. Одно дело – сидеть в палатке в шторм на горе. Это часть игры. Застрять в городе – совсем другое. И когда Джинни, вернувшись с аэродрома, где она изучала последние метеорологические сводки, объявила, что пройдут еще минимум сутки, прежде чем начнут летать самолеты, мы застонали и заказали еще пива.

Это была моя первая поездка на Аляску. К тому моменту я знал Скотта чуть больше года. Помимо совместного восхождения на Олимп, мы с ним поднялись на гору Рейнир, кроме того, несколько часов в неделю я занимался рассылкой материалов «Горного безумия» и напечатанием рекламных материалов. Одна из таких реклам в брошюре 1982 года рассказывала о девятидневном пребывании в районе Мак-Кинли, и Скотт настоятельно рекомендовал мне поехать. «Будет весело, – сказал он. – Будут Мюррей, Джинни и Майкл Эллисон. Покатаемся на лыжах, будем лазать, хорошо отдохнем, и ты увидишь, что такое север». Скотт был убедителен, и его энтузиазм – заразителен: «Давай, это стоит того. Это же Аляска!»

Большинство из того, что я знал о сорок девятом штате США, было почерпнуто из книг вроде «Зов предков» и тому подобных. Возможно, поэтому я не удивился, когда двери гостиницы распахнулись, и внутрь ввалились мужчина и женщина, словно сошедшие со страниц рассказов Джека Лондона и Роберта Сервиса, грязные, как собаки, и одетые, словно медведи. На них были старые пуховики и заплатанные шерстяные штаны, а вязаные вручную шапки были надвинуты почти на глаза. Мужчина нес под мышкой игровую доску. Поглаживая спутанную бороду, он осмотрел помещение и спросил: «Кто-нибудь играет в скрабл?»

«Брюс, ты ведь умеешь играть?» – Скотт подтолкнул меня вперед и стал превозносить мои достоинства, видимо, полагая, что умение напечатать брошюру о путешествии каким-то образом делает человека экспертом в игре. Тем не менее в гостинице заняться было нечем, разве что вливать в себя пиво, поэтому я подсел ко вновь прибывшим за деревянный стол. Мужчина открыл доску, женщина достала коричневый вельветовый мешочек, полный букв, и мы начали. В течение первых раундов игры я более чем успешно справлялся со своей задачей. Любопытные альпинисты подсели поближе и стали наблюдать. Я нашел еще одну перспективную линию, чтобы сделать слово с высоким баллом.

– Давай! – подбадривал Скотт. – Сделай этих ребят!

Постепенно вокруг собиралось все больше альпинистов. Наконец мой соперник откинулся в кресле и погладил бороду, изучая доску.

– Сделаем игру поинтереснее? – спросил он, повернувшись к Скотту. – Небольшая ставка на твоего друга?

– Конечно! – сказал Скотт, доставая из кармана пару долларов и шлепая их на стол. – Легкие деньги!

Бородатый кивнул и достал свой кошелек. Другие альпинисты тоже стали выкладывать купюры, ставя на мой выигрыш, хотя вряд ли кто-то из них разбирался хорошо в игре. Постепенно бар стал больше напоминать казино, альпинисты выкрикивали слова поддержки и размахивали пачками долларов. Я надеялся, что это просто хорошее развлечение, но по мере того, как куча денег на столе росла, стало понятно, что дело принимает серьезный оборот. С каждым новым словом на доске толпа вокруг нас ревела. Я снял жилет и засучил рукава. Еще один раунд, новые одобрительные возгласы, еще больше денег, и доска заполнялась словами. Играл я, потом женщина, потом бородатый мужчина, и пока я концентрировался на буквах, составляя из них слова, счет был примерно равным. Альпинисты удваивали ставки, а бородатый принимал их все.

Затем, когда мешок с буквами почти опустел, я вдруг понял, что женщина начала играть не за себя, она открывала бородатому возможности для составления слов. Они тихо работали вместе, чтобы победить меня – двое против одного. Они делали это настолько тонко, что я вряд ли смог бы объяснить это окружающим, но у меня появилось плохое предчувствие, что вот-вот эта аляскинская пара выиграет, и я буду бессилен противопоставить что-либо. Женщина снова дала возможность своему партнеру выложить длинное слово, приносящее много очков, и альпинисты застонали. Я сделал все что мог в свой ход, но женщина подыграла опять, и бородатый снова выиграл, получив огромный куш. Собравшиеся снова разочарованно загудели. Игра закончилась очередным огромным выигрышем со стороны бородатого, и я был разбит. Женщина собрала буквы, ее напарник сгреб деньги со стола. Затем он взял игровую доску под мышку, улыбнулся, кивнул нам, пригладил бороду и последовал за своей спутницей под холодный аляскинский дождь.

Век назад и Роберт Сервис мог бы закончить игру под пушечную канонаду и крики женщин, а два соперника не обращали бы ни на что внимания. Мы проиграли только деньги, но я как-то сразу осознал, что почти любая работа на Аляске – всегда авантюра. Это фактор Аляски – осознание того, что многие вещи в сорок девятом штате больше, чем кажутся, и часто гораздо более странные, чем можно себе вообразить. Для Скотта и его друзей-альпинистов ставки были значительно выше, чем в настольной игре.

* * *

Скотт впервые попал на Аляску тремя годами ранее вместе с Уэсом Краузе: они приехали по земле, по Аляскинско-Канадскому шоссе, чтобы провести курс школы 1979 года на Мак-Кинли. Сначала они дооборудовали грузовик Уэса так, чтобы один человек мог спать в кузове, пока другой сидит за рулем, и проделали путь от Сиэтла до Анкориджа за трое суток. По прибытии на Аляску у Скотта разболелась спина. Возможно, причиной были травмы, накопившиеся почти за десять лет падений, а может, дело было просто в том, что они с Уэсом проехали почти без остановок более 3700 километров, причем большую часть пути по грунтовым дорогам.

«О, Брюс, – сказал Уэс, когда они смотрели через лобовое стекло на заснеженные вершины, появившиеся вдали, – тут растут большие горки!» Они прибыли на месяц раньше начала курса и надеялись подняться хотя бы на одну из гор, прежде чем отправиться на Мак-Кинли. В частности, в планах было восхождение на пик Санфорд высотой 4949 метров, что выше, чем любая другая гора в сорока восьми штатах.

«Выглядит потрясающе!» – сказал Скотт Уэсу, когда они подъехали к городку Гленаллен и смогли хорошо рассмотреть Санфорд. Также они увидели гору Драм. Уменьшенная копия своей соседки, эта гора, похоже, располагалась совсем рядом от Санфорда. «Давай заберемся и на нее!» – предложил Скотт.

Они пролистали телефонный справочник Гленаллена, набрали номер пилота местного небольшого самолета и объяснили план: высадиться у подножия Санфорда, взойти на пик, затем пешком добраться до Драма, подняться и на него, а затем пилот заберет их. В ответ летчик сказал, что идея совершенно безумная, но за сто сорок долларов с носа он переправит их к горе и обратно. Он летал на легкомоторном крошечном Piper Super Cub, в котором было место только для пилота, одного пассажира и небольшого груза. Скотт и Уэс вытащили все вещи из рюкзаков, чтобы пилот мог распихать снаряжение, провизию, веревки и одежду по углам кабины. Покончив с этим, пилот жестом показал Уэсу подниматься на борт, и тот поставил ногу на стойку, поддерживающую крыло, чтобы залезть в кабину. «Нет! Не наступай! – крикнул пилот. – Она сломается!»

«Я никогда не участвовал ни в чем подобном, – вспоминает Уэс, – и подумал: “Ого, это будет необычно”». Через час пилот вернулся, чтобы забрать Скотта и оставшиеся еду и снаряжение. Самолет снова тяжело поднялся в небо и направился в сторону Санфорда. Гора, казалось, росла по мере набора высоты, сияя белизной на горизонте, а Скотт изучал хребты и крутые склоны. С каждой минутой гора Драм тоже становилась все больше. Скотт разглядывал тундру, разделяющую оба пика, она была похожа на поле для гольфа, зеленое и ровное. Он был уверен, что перебраться с одной горы на другую будет легко.

Пилот заложил вираж, и самолет пошел на снижение, внизу показался маленький домик на берегу реки Санфорд. Скотт поискал взглядом взлетно-посадочную полосу, но ничего не увидел. Когда самолет пошел на высоте верхушек деревьев, пилот выровнял машину и стал садиться прямо на берег реки. При посадке самолет тряхнуло так сильно, что Скотту показалось, что он развалится.

Пилот выключил двигатель, и машина по инерции проехала еще немного, остановившись недалеко от того места, где сидел Уэс с рюкзаком. Скотт выбрался из кабины и вытащил свое снаряжение. Они с пилотом обсудили обратный полет – через двадцать три дня самолет должен был забрать их у горы Драм. «Развлекайтесь, – сказал пилот, садясь за штурвал, – и берегитесь медведей». Он дал старт, пропеллер закрутился, машина разогналась и быстро превратилась в черную точку на фоне огромного голубого неба. Затем самолет растворился в необъятной дали, а вскоре стих и звук мотора.

Бревенчатый домик у реки был разрушен голодными медведями, но выглядел подходящим для ночевки. Скотт и Уэс быстро рассортировали снаряжение. Вместе с едой и одеждой на эти три недели рюкзак каждого весил около тридцати килограммов, и Скотт почувствовал резкую боль в спине, когда взвалил груз на плечи. Он постарался не обращать на нее внимания и последовал за Уэсом к первому испытанию – переправе через реку. Она была широкой, с сильным течением, в центре русла глубина доходила до высоты человеческого роста. Чтобы поклажа не промокла, Скотт и Уэс сложили содержимое рюкзаков в полиэтиленовые пакеты. Они вошли в холодную воду, и когда Уэс, шедший первым, достиг достаточной глубины, чтобы течение подхватило, он позволил реке нести его, отталкиваясь, когда ноги касались дна. Так он быстро преодолел поток и вскоре уже стоял на другом берегу. Скотт либо не понял эту технику, либо решил, что сможет форсировать реку силой.

«Скотт, отталкивайся от дна! – крикнул Уэс с берега. – Просто прыгай сюда!» Но Скотт боролся с течением, порою погружаясь в воду с головой. «Ну, пока, Брюс, – крикнул Уэс. – Жду тебя здесь». Когда Скотт наконец выбрался из реки и, поднявшись на берег, подошел к Уэсу, тот сидел и выжимал носки. «Господи, хуже уже некуда, правда?» – спросил Скотт. И в этот момент они кое-что поняли.

То, что с воздуха казалось почти ухоженным газоном, на самом деле было сильно заболоченной тундрой. На этом болоте, правда, всюду росли густые пучки растительности. Выяснилось, что, если наступить прямо на такую массу растений, она держит вес. Но если шагнуть в сторону, то погружаешься в грязь по колено. «Три дня ужасного похода с тридцатикилограммовыми рюкзаками и больной спиной, – вспоминал Скотт. – Не для простого смертного». Они стали лагерем неподалеку от ледников Санфорда и стали изучать трехкилометровый склон горы.

«Имелся выбор: идти наверх по Мертвому гребню или по Отрогу жизни, – вспоминал Скотт. – Мы подумали, что второй маршрут будет легче, и пошли по нему». Разумнее выбирать жизнь, а не смерть.

Летом на Аляске никогда не темнеет полностью, и Скотт и Уэс буквально поднимались едва ли не двое суток – сорок один час они шли к вершине, отдохнув за это время лишь четыре часа. Из-за глубокого снега продвижение вперед было трудным, а само восхождение – опасным даже с точки зрения Скотта. «Весь путь был ужасен, – говорил он. – Шли по острому, как нож, гребню, открытому всем ветрам, по обоим краям пропасть на сотни метров вниз, и карнизы на гребне. Господи! Я никогда так не боялся умереть».

Гора была намного больше, чем казалось, и, когда осталось набрать еще километр до вершины, а снежные условия не улучшились, стало понятно, что они слишком измотаны. Пришлось спуститься назад, в лагерь, где они отдохнули несколько дней, а затем вернулись в хижину на берегу реки.

Было приятно выбраться из царства снега и льда и вновь оказаться среди зелени. Они ловили рыбу в реке. Они сидели на солнце и наблюдали за пасущимися в тундре карибу. Они разглядывали следы огромных медведей на берегу реки. «Не хотелось бы встретиться с гризли, – сказал Скотт Уэсу, – но нас двое, и есть два ледоруба. Наверное, мы справимся с медведем. Не думаю, что это проблема». Это, конечно, не была стратегия, просто Скотт прикидывал вероятности. Что же касается серьезных планов, он описал их в письме к Джинни. Она тогда жила в Солт-Лейк-Сити и училась на пилота пассажирских лайнеров. «Я думаю о тебе почти все время, – писал он. – Давай соберемся вместе осенью. Хочется побыть вместе, послушать музыку, надо починить машину, купить стереосистему, заняться всякими домашними делами, которые, кажется, я никогда не смогу сделать. Нужно, чтобы было место, которое можно назвать домом. У меня так давно его не было. Разве у нас не может быть дома?»

Переживая приключение в дикой природе Аляски, Скотт представлял себе, как пускает корни, и это настолько противоречило всему его жизненному опыту… Возможно, сказался фактор Аляски – эта местность настолько огромная и пустая, что заставляет задуматься о домашнем уюте. Роберт Сервис в своем стихотворении «Убийство Дэна Макгрю» писал о «стороне вдали от забот, четыре стены и крыша над головой…». Если добавить к этому хорошую стереосистему, поставить на машину новые амортизаторы и новый глушитель, то действительно может что-то получиться. Скотт также написал Джинни, что после полета из Гленаллена захотел научиться управлять самолетом. «Надеюсь, тебе понравится эта идея, – писал он. – Это немного сблизит наши два разных мира». Он предложил ей поучить его. «Довольно бессвязное письмо получилось, – заключил он. – Так что мы будем делать?»

Что делать в ближайшем будущем, однако, было точно понятно. На попытку восхождения на Санфорд ушло слишком много времени, через неделю пилот должен был прилететь за ними. Скотт и Уэс забрали запас провизии, который в первый день оставили в хижине у реки, и отправились к другой полуразрушенной хижине у подножия горы Драм через двадцать пять километров болот. Легкий, как предполагалось, поход, растянулся на двое суток. Да и гора была намного выше, чем казалось. Добравшись до хижины, парни поняли, что времени хватит только на одну попытку восхождения. Когда они выбрались на ледник, погода стала портиться, но они шли в связке все выше в расчете на свои силы и постоянный свет.

«Это была белая мгла, лишь снег и ветер, – вспоминал Скотт. – Мы поднимались двадцать часов в глубоком снегу, не понимая, где находимся на горе, и боясь, что наши следы занесет. Силы стали заканчиваться».

Попытка взобраться на Санфорд истощила их гораздо больше, чем они предполагали.

Подъем казался бесконечным, и они повернули назад, не дойдя до вершины. Следы замело, и спускаться можно было только наугад. Они перебрались через несколько трещин и в какой-то момент оказались перед очень широкой трещиной. «Брюс, это правильный путь? – спросил Уэс. – Ты помнишь ее?» Провал был шириной около двадцати метров со снежным мостом посередине, Уэс помнил, что трещины, которые они преодолевали на подъеме, точно были у́же. Однако стоило поторопиться со спуском, поэтому Уэс ступил на снежный мост. Он почти добрался до противоположного края, когда перемычка не выдержала, и Уэс полетел вниз. Пролетев всю длину связывавшей его со Скоттом веревки, он ударился о ледовую стену трещины, и начал плавно скользить дальше вниз. «Держи! – крикнул он, думая, что Скотт наверху пытается закрепиться на склоне. – Держи!» Потом движение остановилось.

Когда Уэс упал, рывок оказался настолько сильным, что Скотта свалило с ног и потащило к расщелине. Он сумел извернуться и воткнуть ледоруб в снег и остановился почти у самого края. Из-за веса Уэса Скотт не смел пошевелиться. Малейшее изменение положения могло привести к тому, что ледоруб выскочит, и тогда они оба упадут. Но пока Скотт держался, напрягая все мышцы и держась обеими руками за ледоруб, и ждал.

Уэс сумел достать из рюкзака стропы, сделал две петли и привязал их к веревке так, чтобы стропы держали, но могли перемещаться по веревке. Затем он просунул ноги в петли и стал подниматься. Под нагрузкой веревка глубоко прорезала снег и лед на краю трещины. Уэсу в процессе подъема пришлось рубить нависающий снег ледорубом, делая проход. И Скотт, и Уэс потеряли счет времени, чувствуя только, что прошел не один десяток минут, прежде чем Уэс выбрался.

«Черт, чувак, – сказал Скотт, – почему так долго?» Его руки свело судорогой от напряжения, да и спина давала о себе знать, оттого что он долго находился в одном положении. Они размяли затекшие конечности и подтянули кошки, затем обошли трещину, которая едва не погубила их. Вскоре они смогли сориентироваться и поспешили вниз, к хижине, считая, что самое плохое уже позади и что Аляска больше не подкинет им сюрпризов, по крайней мере, не в этот день. Но неподалеку от хижины Уэс заметил движение в кустарнике. Он достал бинокль, отрегулировал его и разглядел большую самку гризли.

– Черт, – сказал он, наблюдая, как медведица объедает чернику. – Брюс, она здоровая.

Скотт тоже взял бинокль.

– Ну, – ответил он после долгого раздумья, – большая, но не вижу проблемы.

– Слушай, у нее лапа длиннее моей руки с ледорубом! – прошептал Уэс. – Это здоровенная, мать ее, медведица!

Скотт все еще считал, что вдвоем они в состоянии решить проблему, но Уэс хотел избежать встречи с гризли.

– Это может оказаться куда серьезнее, чем ты думаешь, – сказал он.

Они сошли с хребта и спустились в неглубокую долину, чтобы отойти от медведицы подальше. Но едва они подумали, что все обошлось, медведица появилась на хребте, причем теперь она была к ним гораздо ближе. Скотт и Уэс закричали и замахали руками, надеясь отпугнуть животное. Но, увидев людей, медведица направилась в их сторону.

– Она думает, что мы вкуснее, чем ягоды! – крикнул Уэс и указал на морену неподалеку. Если добраться до вершины этой крутой груды обломков породы, то они окажутся на возвышенности и получат некоторое преимущество.

Уэс бросил рюкзак и побежал. Не услышав шагов Скотта позади, он оглянулся и увидел, что тот стоит на коленях возле рюкзака и пытается ослабить ремни, чтобы достать ледоруб.

– Брюс, беги! – крикнул Уэс.

Скотт увидел приближающуюся медведицу и помчался следом за Уэсом. Они рекордно быстро вскарабкались наверх морены. Медведица продолжала их преследовать, совершенно не заинтересовавшись рюкзаками.

– Камни! – сказал Уэс.

Они схватили самые большие камни, которые могли поднять, и приготовились бросить их. Медведица остановилась в нижней части морены, поднялась на задние лапы и зарычала. Затем снова опустилась на четыре конечности и побежала назад.

Скотт и Уэс продолжали стоять, держа камни над головой, затем бросили их и стали глядеть вслед гризли.

– Черт, за что нам это? – сказал Уэс.

– Может быть, это предупреждение, – сказал Скотт. – Думаю, мы его поняли.

Когда они добрались до хижины, то уже умирали от голода и к тому же едва двигались от усталости. В шкафу нашлась банка смеси для пончиков, которую не заметили или не захотели съесть медведи. Уэс и Скотт позволили себе расслабиться и принялись делать пончики.

На следующее утро они услышали шум мотора и вышли посмотреть, как самолет заходит на посадку.

– Хорошо провели время? – спросил пилот, пока Уэс и Скотт распихивали снаряжение по кабине.

– Да уж, жаловаться не приходится, – ответили они.

И действительно, жаловаться они не собирались. Через несколько часов они сидели в грузовике Уэса, направляясь в Анкоридж. Уже прилично отъехав, они остановились и вышли на обочину, чтобы в последний раз взглянуть на Санфорд и Драм.

– Большие они, – сказал Уэс. – По-настоящему большие горы. Как-нибудь надо будет вернуться и подняться на них.

– Да ладно, – сказал Скотт. – Не настолько и большие.

* * *

Фактор Аляски. Здесь все больше, чем кажется. По крайней мере, я постоянно слышал именно это утверждение. На следующее утро после игры в скрабл небо прояснилось. Мы прибыли на аэродром Талкитны с рюкзаками в надежде, что самолеты скоро прилетят. Часть альпинистов, которые были с нами в гостинице, уже сидели в аэропорту, чтобы отправиться на ледник и начать восхождение на Мак-Кинли. По их косым взглядам было понятно, что они злятся на меня за вчерашний проигрыш.

«Люди постоянно спускают деньги в барах», – сказал мне Рыбак Мюррей, бросая свои вещи возле одного из самолетов. Джефф Мюррей, пожалуй, был одним из немногих исключений, если говорить о факторе Аляски, – он казался огромным и был таким – здоровый мужчина с большой бородой и гривой рыжеватых вьющихся волос. Его ухмылку подчеркивала серебряная коронка на одном из верхних резцов. «В детстве сломал зуб, и поставили это, – сказал он мне с широкой улыбкой. – Предполагалось, что на время, но мне понравилось».

В ожидании, пока пилоты подготовят самолеты, мы разговорились, и Джефф рассказал немного о себе. Он вырос в Миннесоте и подростком участвовал в многомесячных экспедициях на байдарках за полярным кругом, которые организовывала ИМКА[21]21
  ИМКА, YMCA (Young Men’s Christian Association – «Ассоциация молодых христиан») – молодежная волонтерская организация. Стала известна благодаря организации детских лагерей. Основана в Лондоне в 1844 году, насчитывает около 64 млн участников в более чем 120 странах мира.


[Закрыть]. По окончании школы он поступил в Государственный университет Миннесоты, где отыграл один сезон в университетской футбольной команде. Летом после первого курса он снова отправился на север, чтобы узнать, что такое Аляска. Он пересек весь штат и добрался до Кодьяка, города на одноименном острове, известного центра аляскинского рыболовства[22]22
  Порт Кадьяк основан в 1784 году русскими колонистами и являлся первой столицей Русской Америки. Первоначально назывался Павловская Гавань.


[Закрыть]. Джефф нуждался в деньгах и устроился в рыборазделочный цех за несколько долларов в час. Это была очень тяжелая работа, и Джефф всегда радовался передышке, когда рядом с предприятием причаливало судно, чтобы выгрузить очередной улов.

«Ребята на этих кораблях неплохо проводили время, – сказал Мюррей. – Когда я узнал, что они зарабатывают тысячи долларов за несколько дней, то захотел попробовать». Он спросил, как устроиться на судно, и узнал, что новичков на зарплату никто не берет, но можно пойти на добровольных началах. «Я решил, что даже если не получу денег, хуже занятия, чем потрошить лосося на консервном заводе, быть не может. По крайней мере, буду сыт и увижу океан».

У причала было пришвартовано судно из Техаса для ловли креветок. Выкрашенная в оранжевый с черным посудина была частью того, что местные называли «тыквенной флотилией». Мюррей подошел к капитану, внушительному мужчине в ковбойской шляпе, и сказал, что хочет наняться. «Такой большой мальчик, и хочет поработать за просто так? – спросил капитан. – Ну, добро пожаловать на борт!»

«Тогда-то и начался кошмар», – вспоминал Мюррей. Он ходил на каноэ по Юкону, но на большом судне на севере ему плавать не доводилось. Едва корабль вышел в открытое море из гавани Кодьяка, началась такая болтанка на волнах, что почти сразу же Мюррей упал и разбил лицо о палубу. «Расквашенный нос и толстые губы для начала, – сказал он со вздохом, – а потом к этому добавилась морская болезнь. За пятьдесят часов мы наловили несколько тонн креветок в Беринговом море, а потом отправились назад, и всю дорогу я травил за борт. Это была пытка чистой воды. Я говорил себе, что, если доберусь живой до берега, ноги моей больше никогда не будет ни на одном рыболовецком судне».

Когда улов был выгружен, капитан вручил Мюррею тысячу долларов. «Он сказал, что никто не работает так тяжело, как я, бесплатно, – засмеялся Мюррей. – А потом добавил, что уволил своего племянника и что может взять меня на его место за половину зарплаты, что оказалось весьма большими деньгами». С тех пор он стал Рыбаком Мюрреем. «Если ты обычный второкурсник, который решил пропустить занятия осенью, это никого не волнует, – продолжал он, – но если ты нападающий в футбольной команде, тебя будут искать». Очевидно, однако, что никто из департамента физкультуры штата не думал разыскивать футболиста на «тыкве» в Беринговом море.

Дружба Мюррея со Скоттом началась несколько лет спустя, когда Скотт решил заняться коммерческой ловлей рыбы. После попыток восхождения на Санфорд и Драм Скотт и Уэс помогли Майклу Эллисону провести курс школы на Мак-Кинли, и Скотт впервые поднялся на вершину самой высокой горы Северной Америки. После этого он отправился по своему привычному уже маршруту – осенью восхождения в Зайоне, зимние курсы школы в Вайоминге, а также ездил по разным городам, где Джинни продолжала практиковаться в летном мастерстве, управляя различными самолетами, включая грузовые и бизнесджеты. К весне 1980 года Скотт снова оказался на мели и сильно нуждался. Его сестра Лиза переехала в Сиэтл из Нью-Джерси, чтобы учиться в колледже, а на отдых и приключения зарабатывала на Аляске – сезонной работой поваром на промысловых судах и переработчиком консервов на заводах. Скотт тоже добрался до Сиэтла и отправился на север на судне «Рыбы». Большую часть пути, пока судно шло мимо Британской Колумбии и вдоль Алеутских островов, Скотт страдал от морской болезни. В гавани в Санд-Пойнте его надежды столкнулись с реальностью – рыбаки объявили забастовку и перестали выходить в море.

«Похоже, что работа тут действительно есть, просто мне не везет, – писал он Джинни. – Погода одна из самых дерьмовых, что доводилось видеть, а поверь, плохой погоды я видел предостаточно. Никто не работает, нет текучки кадров, поэтому шансов получить работу ноль. Жду, когда кто-нибудь уволится».

Решив пересидеть забастовку, Скотт нашел жилье – низкую пристройку без окон у тира в городке Санд-Пойнт на одном из Алеутских островов, где по вечерам засыпал в спальнике, слушая, как барабанит дождь по крыше. «Интересный опыт, но приходится нелегко, – писал он. – Это совершенно новый мир для меня. Что само по себе здорово, но тут одиноко. Я найду работу, чтобы просто быть Брюсом Горного Безумия, не так ли?»

Днем Скотт искал работу, а по вечерам потягивал пиво в одном из баров. Однажды вечером он участвовал в состязании с лучшим армрестлером Санд-Пойнта и победил его. Капитан судна «Рыбы», уже знавший немного Скотта, поставил на каждую его руку по полсотни долларов и получил неплохой выигрыш. Однако самому Скотту это никакой прибыли не принесло. «Нет нужды говорить, – отмечал он, – что я полностью на мели».

С ответным письмом Джинни послала ему деньги, но Скотт вернул чек. «Я знаю, сколько тебе приходиться работать, а тут еще пытаешься помочь мне, – писал он, – благодарю тебя за любовь и поддержку, которую ты мне оказываешь. Я решил, что пришло время доказать, что я не бездельник, хотя иногда я в этом сомневаюсь».

Забастовка закончилась через неделю, и суда вышли на рейд, но Скотту по-прежнему не везло. Вскоре, однако, ему удалось устроиться плотником за шесть долларов в час, и настроение улучшилось. Он по-прежнему ютился в пристройке и бережно тратил деньги, поэтому какое-то время мог сводить концы с концами. Наступил, а затем прошел сезон ловли лосося, и матросы на судне «Рыбы» заработали по тридцать пять тысяч долларов за несколько выходов в море. Наконец, когда лето почти закончилось, Скотту выпал шанс. На «Рыбах» появилась вакансия, и капитан пригласил его поработать в сезон ловли крабов. Скотт отложил молоток и поднялся на борт. Начальником над матросами был Рыбак Мюррей, который к тому времени уже несколько лет ходил на промысел. Скотту пришлось последовать обычаю и отправиться в плавание на добровольных началах.

На судне имелись большие крабовые кошели, которые команда опускала в море и тащила на привязи. За несколько суток в кошели набиралось до девятисот килограммов аляскинского королевского краба в каждый. Скотт, одетый в плотный дождевик, защищающий от холодных волн, которые перекатывались через палубу, поначалу с трудом понимал, как это все устроено и где ему надлежит находиться. Большую часть времени он помогал Мюррею поднимать тяжелые кошели на борт и сбрасывать краба в трюм. Капитан заверил Скотта, что у него все получится, но сам Скотт такой уверенности не испытывал. Накопившийся стресс, долгие часы работы и морская болезнь довели его до изнеможения. «Скотт использовал силу мышц, пренебрегая правилом рычага, чтобы передвигать эти большие кошели по палубе, – сказал Мюррей. – Он уставал от этой работы, а когда мы отдыхали, я легко побеждал его в армрестлинге».

«Ладно, Мюррей, – сказал Скотт после очередного поражения, – давай устроим соревнование по подниманию на носки». Они вставали ногами на ступеньку и начинали подниматься и опускаться, задействуя икроножные мышцы, и иногда сажали на плечи человека.

Мюррей победил и тут, а Скотт придумывал все новые испытания на физическую силу, которые он в итоге проигрывал. «Наши мышцы болели так, что порой мы едва могли ходить, – вспоминал Мюррей, – но Скотт продолжал пытаться взять верх, а я просто не давал ему этого сделать».

Скотт хорошо показал себя в том первом плавании и проработал на «Рыбах» еще два месяца. Он заработал сколько-то денег, но на этот раз экипаж не сорвал джекпот, который выпадал на его долю ранее. «Думаю, это опасная работа, – написал Скотт Джинни, когда крабовый сезон подошел к концу. – Не уверен, что хочу оказаться тут следующим летом. Но, возможно, придется, если мы решим, что нужны деньги. Но тогда и посмотрим».

Коммерческий лов рыбы на Аляске – один из самых опасных видов промысла. Скотт был альпинистом, а не рыболовом. Время от времени он приезжал на Аляску, чтобы порыбачить в промышленных масштабах, обычно на лодках под командованием Джеффа Мюррея, но в конце концов он оставил это занятие. Я не нашел статистических данных, отображающих степень опасности профессионального альпинизма, но, если посмотреть на карьерные решения, которые принимал Скотт в те годы, можно утверждать, что он буквально прыгал с лодки в трещину.

* * *

Мы с Мюрреем и другими альпинистами наблюдали, как пилоты двух ярко-красных самолетов снимали и убирали сиденья из четырехместных кабин, чтобы освободить место для груза. Они велели нам сложить рюкзаки и сумки в салоны, затем Мюррей, Скотт и я забрались в один самолет, сели на уложенные вещи и пристегнулись. В другую машину точно так же сели другие клиенты «Горного безумия».

Пилот провел предполетную проверку и запустил двигатель. Пока мотор прогревался, он рассказал, что иногда перевозит ездовых собак: «Когда взлетаю, они лежат, но в полете становятся беспокойными и не находят себе места. Тогда я перевожу самолет в пикирование и затем резко выправляю его, и центробежная сила прижимает собак к полу. Это их успокаивает». Скотт похлопал меня по плечу. «Не проявляй беспокойства и не мотайся по салону», – сказал он с ухмылкой. Мы отправлялись в приключение от «Горного безумия», и я тоже улыбался.