Текст книги "Тьма падет"

Глава 12

Всю дорогу до дома Кейт напряженно раздумывала о таинственно исчезнувших молодых юношах. Вокруг все плотнее сгущались тени, и последние несколько километров она проехала в кромешной тьме: только фары выхватывали очертания голых пустых полей. С моря наползли тучи и затянули небо плотной пеленой.

Мысли Кейт вернулись к тому времени, когда она еще служила в столичной полиции. Как-то, помнится, к ним пришла глава благотворительной организации, занимавшейся поисками пропавших людей. Она рассказала, что каждые девяносто секунд кто-нибудь в Великобритании сообщает о пропавшем без вести человеке. Сто восемьдесят тысяч человек.

Девяносто восемь процентов находят спустя несколько дней – а значит, оставшиеся три тысячи шестьсот человек каждый год исчезают бесследно. И это данные за 1994 год, больше двадцати лет назад… Кейт с некоторым трудом подсчитала: семьдесят пять тысяч и шестьсот человек, которых так и не нашли.

Почему Джоанну так заинтересовали именно Дэвид Ламб и Гейб Кемп? Почему она записала их имена? И почему в конце концов она присоединилась к ним – к длинному списку из сотен тысяч человек, пропавших без вести?

Кейт свернула на дорогу, ведущую к дому. Свет не горел и тут: владельцы трех соседских домов жили здесь только на отдыхе, а еще два дома были выставлены на продажу. А вот в доме Миры круглый год приветливо горело окно, и сейчас Кейт снова остро почувствовала, как она по этому скучает. Обычно фонари горели и на трейлерной стоянке, но поскольку посетителей не ожидалось до следующей недели, Кейт решила не тратить зря электричество и не запрограммировала их на автоматическое включение.

Мимо пронеслись темные окна магазина, и вот Кейт уже свернула на подъездную дорожку. Припарковав машину у дома, она заглушила мотор и выключила фары, и все погрузилось в непроглядную темноту. Впрочем, стоило ей выйти из машины и добраться до задней двери, как сработал автомат, и фонарь над крыльцом зажегся мягким светом.

Она уже собиралась вставить ключ в замок, как вдруг услышала, что из-за дома, от скал, доносится какой-то шорох. С террасы зазвучали тихие шаги.

Кейт замерла, мертвой хваткой вцепившись в ключ. Как же ей сейчас хотелось оказаться внутри, в безопасном тепле ее дома. Включить везде свет и крепко-накрепко запереть двери.

Фонарь автоматически выключился, и шорох раздался снова. Что-то с громким шлепком приземлилось на песок, снова зазвучали шаги, на этот раз ближе и громче.

На Кейт уже два раза нападали в ее собственном доме – первым был Питер Конвей, а затем снова, через пятнадцать лет – сумасшедший преследователь. Это оставило на ней свой отпечаток, и Кейт до сих пор иногда страдала от панических атак и посттравматического синдрома. Вот и сейчас она почувствовала, как в груди яростно заколотилось сердце.

Она медленно двинулась назад к машине, и автомат среагировал снова, залив двор светом. Кейт шмыгнула в машину и заблокировала двери.

Из теней вышла высокая фигура, стремительно надвигаясь на Кейт.

– Мам! Это же я. Мам! – произнес голос. Ей понадобилось немного времени, чтобы узнать лицо, смотрящее на нее из-за оконного стекла – это был всего лишь Джейк. Волна облегчения затопила ее с головой, и она отперла дверь все еще слегка дрожащими руками.

– Ты меня до смерти напугал! – воскликнула она.

Сейчас Джейку было уже девятнадцать, и он прилично вытянулся – наверное, перемахнул уже за метр восемьдесят. Его темные волосы спускались ниже плеч, а на лице неожиданно обнаружилась бородка. За спиной – огромный походный рюкзак, и судя по теплой флисовой жилетке и обычным джинсам, он только что приехал. Глаза Джейк унаследовал от матери вместе с одной необычной особенностью под названием частичная гетерохромия: радужка у него была голубая, но около зрачка имелось яркое оранжевое кольцо.

– Дай мне минутку отдышаться. – Кейт сделала несколько глубоких, медленных вдохов и выдохов, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Джейк неуверенно переминался с ноги на ногу, не зная, что ему делать, и в конце концов присел на корточки и мягко взял ее за руку.

– Прости, мам. Я вроде как хотел сделать сюрприз.

– Ну, это определенно был сюрприз, – улыбнулась она, стараясь дышать как можно медленнее и размереннее. Джейк помог ей выбраться из машины, и они вместе дошли до входной двери.

Дышалось все легче и легче.

У входа Джейк забрал у нее ключ, отпер замок и вошел внутрь, чтобы включить свет.

– Может, хочешь чаю?

– Было бы неплохо, – согласилась Кейт. Ей, кажется, удалось взять себя в руки и избежать полноценной панической атаки. – Господи, ты так вырос с Пасхи! Еще и бороду отрастил! Тебе очень идет.

Джейк заключил ее в объятия.

– Я только что говорил по видеосвязи с бабушкой. Она сказала, что я как хиппи выгляжу… Спросил, где ты держишь запасной ключ. Она сказала поискать под цветочным горшком.

Кейт подошла к системе сигнализации и ввела пароль.

– Почему твоя бабушка вообще считает, что я держу запасной ключ под цветочным горшком? Она что, с луны свалилась?

Джейк виновато на нее покосился.

– Прости. Я в следующий раз позвоню, – пообещал он. Затем скинул с плеч свой огромный рюкзак и прислонил его к батарее.

– Я так рада тебя видеть. – Кейт крепко обняла его еще раз, а затем отстранилась. – Я думала, ты останешься в университете еще на две недели.

– Ну, четыре моих приятеля нашли себе работу на каникулы, и их попросили начать уже завтра. Мари и Верити вернулись в Лондон – их взяли на стажировку в магазин «Эппл». Мне не очень хотелось торчать там одному две недели.

Они скинули ботинки и прошли в гостиную. Вообще этот дом предоставил Кейт университет Эшдина, когда она еще работала там лектором, но к счастью, ее сбережений и наследства Миры хватило, чтобы выкупить его из собственности университета. Обстановка в гостиной была весьма цветастой: эта мебель досталась Кейт от прошлого квартиранта. У дальней стены стояло старинное пианино, а вдоль другой стены шел длинный ряд окон, выходящих на торчащие из моря клыки скал. Кейт этот вид очень любила. Кухня была обставлена слегка поновее, чем весь остальной дом, – с большой кухонной стойкой, гарнитуром из белого дерева и чисто выкрашенными кухонными шкафчиками она выглядела даже почти современно.

Они прошли на кухню, и Кейт села к окну, пока Джейк отправился ставить чайник.

– Все еще ходишь на собрания анонимных алкоголиков? – спросил Джейк.

– Да, только что вернулась с очередного.

– Так поздно?

– Я потом встретилась с Тристаном, – и Кейт вкратце рассказала Джейку про их новое дело. Он внимательно слушал, между делом успев налить им по чашке чаю и поджарить себе парочку тостов.

– А нового поручителя ты себе нашла? – спросил он, когда она закончила.

– Я тебе рассказываю, что нам впервые поручили действительно стоящее дело, а ты меня про поручителя спрашиваешь! – возмутилась Кейт.

– Я очень рад за тебя и агентство. Просто мне интересно, нашла ли ты поручителя вместо Миры.

– Нет. И вообще, не у всех есть поручитель, – защищаясь, произнесла Кейт. Джейк ничего не ответил – только молча откусил свой тост.

– Я спрашиваю, потому что люблю тебя и беспокоюсь, – сказал он, когда тарелка опустела, а грязная посуда отправилась в посудомоечную машину. – Я вымотался. Пойду к себе. Люблю тебя, мам.

Джейк поцеловал ее в макушку и вышел из кухни.

Целых тринадцать лет Кейт не брала в рот ни капли. Проблема была в том, что до этого она уже успела потерять доверие многих людей. Было непросто бороться и с чувством вины, и с пониманием, что люди в ней сомневаются – и особенно когда дело касалось Джейка. А то, как он поцеловал в ее макушку? Словно это он был ее родителем, а не наоборот. Словно Джейк был здесь ответственным взрослым, а Кейт всю свою жизнь будет обречена пытаться завоевать его доверие.

И когда происходило что-то подобное, Кейт наполняла решимость: никогда в жизни она больше не притронется к выпивке.

Глава 13

Везти Хайдена в багажнике пришлось долго: Том поехал по шоссе В, потому что там еще не успели установить камеры слежения. В туалет ему хотелось еще до того, как они вышли из бара, и на полпути он понял – все, больше ему не вытерпеть.

Так что Том свернул на обочину и вышел из машины, чтобы облегчиться. Вокруг клубилась плотная тьма, и только едва различимые силуэты деревьев, скрипя, покачивались на ветру.

Ему и самому было тошно от того, что он наделал. Всегда был момент, когда он еще мог остановиться, но сейчас он был безвозвратно упущен. И иногда Том действительно останавливался. Не позволял всему зайти слишком далеко, отпускал ничего не подозревающих жертв, позволяя им спокойно уйти. Но Хайдена он уже не отпустит – это дело придется довести до конца.

И одна мысль об этом вызывала в нем легкую дрожь предвкушения.

Том застегнул молнию на джинсах и подошел к багажнику. Открыв его крышку, он сдернул с Хайдена одеяло. Тот лежал, замерев в неестественной, неудобной позе, но его грудь едва заметно опадала и поднималась. Это хорошо: значит, еще живой. Том скользнул ладонью по его шее, нащупал ниточку пульса, и его рука замерла. Пальцы жадно ловили биение чужого сердца, отсчитывающего последние секунды отведенной ему жизни. Словно тиканье маленьких часов.

Пора было поменять номера на машине. Том перекатил Хайдена на бок и открыл отсек, где он хранил запасную шину, достал номерной знак и отвертку. Захлопнув багажник, Том принялся откручивать старые номера – делать ему это было не впервой, так что управился он быстро. Вскоре он уже снова открыл багажник, убрал все на свои места и перекатил Хайдена назад. Штанина у него задралась, обнажая мускулистую голень, обтянутую носком в бело-зеленую полоску. Сложен этот парнишка, конечно, был просто восхитительно.

Не сдержавшись, Том протянул руку и осторожно погладил покрытую тонкими волосками ногу. Затем зажал несколько волосков между пальцами и медленно потянул. Хайден тут же сдавленно застонал, попытался что-то пробормотать, сражаясь с кляпом во рту. Том потянул снова, любуясь гримасой боли, застывшей на его лице.

Зашумела приближающаяся машина, и Том поспешно накрыл Хайдена одеялом, захлопнул багажник и кинулся к водительской двери. Он успел сесть за руль как раз вовремя: мгновение спустя на дороге возникла машина, заливая все вокруг ярким светом фар.

Когда Том наконец-то заехал в гараж у дома, было уже поздно. Он вытащил бессознательное тело Хайдена из багажника, отнес его по лестнице в спальню и осторожно положил на кровать. Затем срезал с лодыжек и запястий скотч и немного помассировал его ладони и ступни, чтобы помочь побыстрее восстановить кровообращение.

Закончив с этим, он переложил Хайдена на спину, аккуратно распрямил ему руки так, чтобы они лежали вдоль тела, и наконец зажег свечи. Комната озарилась мягким светом, по стенам уютно заплясали трепещущие тени. В этом приятном полумраке Том ощутил, что теперь он готов раздеться. Вскоре было покончено и с этим, и настала пора браться за ножницы – такие использовали в больницах, когда требовалось срочно разрезать одежду на теле пациента.

Том старался не спешить. Сначала развязал шнурки Хайдена и стянул с его ног кроссовки, затем принялся за носки. Медленно, не торопясь, он стягивал носок с его безвольной ступни, держась за самый кончик, и эластичная ткань все растягивалась и растягивалась, словно лента жвачки. Потом – бам – одно резкое движение, и вот носок уже летит на пол. Так же он поступил и со вторым.

Том нежно пробежался пальцами по нежной подошве ног, и Хайден слабо застонал. На очереди были джинсы и футболка: их Том медленно срезал с его тела ножницами, и так же медленно, осторожно, чтобы ничего не повредить, разрезал по шву его белые трусы.

И вот уже Хайден избавлен от последнего элемента одежды. Том выпрямился, откровенно любуясь его обнаженным телом, перекатил на живот и обратно, чтобы рассмотреть получше. Такой мускулистый, но в то же время худой и поджарый. Хайден обладал той соблазнительностью, которая характерна только для двадцатилетних юнцов.

Насмотревшись, Том медленно опустился на кровать и лег на Хайдена сверху. Их обнаженные тела соприкоснулись, и дряблая старческая плоть Тома приняла в свои мягкие объятия твердое, скульптурно выточенное тело Хайдена. Он полежал так немного, делая все более и более медленные вдохи, пока ритм их дыхания не стал един, пока он не почувствовал, как колотится о его собственную грудную клетку чужое горячее сердце.

– Ты уже не спишь? – прошептал Том ему на ухо. Хайден застонал, и его ресницы затрепетали. Том сел, отлепил от его рта клейкую ленту, вытащил из горла ротоглоточный воздуховод, и Хайден, морщась, несколько раз болезненно сглотнул.

И тогда Том отвесил ему размашистую пощечину, чувствуя, как в нем пробуждается азарт от одной только мысли: этот высокий, сильный мужчина в его власти. Он ударил его еще раз, теперь сильнее, и Хайден наконец распахнул глаза.

– Где я? – прохрипел он, пытаясь сфокусировать взгляд.

– Может быть, в раю, а может, и в аду. Это зависит от того, как сильно ты будешь стараться меня порадовать.

Глава 14

Встала Кейт рано утром, как обычно – поплавала в море, а затем позавтракала вместе с Джейком. О том, что случилось вчера вечером, они не говорили: вместо этого Джейк с энтузиазмом сообщил, что сейчас приберется в магазине и заодно проверит снаряжение для дайвинга и серфинга, которое они сдавали в аренду.

Чистое постельное белье им привезли в десять утра. Вместе они оттащили его в офис, а затем Джейк спустился вниз, чтобы заняться магазинчиком, а Кейт вернулась к делу о Джоанне Дункан.

Накануне она написала доктору Тревору Полсону – интересовалась, нет ли у него контактов Фамке ван Нурт, девушки, которая работала няней в их семье много лет назад. Сегодня ей пришел ответ – краткий и по существу. Доктор Полсон сообщил, что он не общался с Фамке с тех пор, как она вернулась обратно в Нидерланды в 2004 году. Все что он знает, сказал он, это адрес в Утрехте, по которому раньше жила Фамке. Затем доктор Полсон добавил, что вышел на пенсию, и вообще рассказал полиции все, что знал – а знал он немного – и попросил больше его не беспокоить.

Кейт вбила в строку поиска «Фамке ван Нурт, Утрехт». На Linkedln – социальной сети для деловых людей – нашлись только Франк ван Нурт и Аннемике ван Нурт. У Аннемике имелась страничка в Фейсбуке, но просмотреть ее Кейт не смогла – для этого нужно было быть у нее в друзьях. Одну Фамке ван Нурт на Фейсбуке все же найти удалось, но вскоре оказалось, что записана она как «Фамке ван Нурт» (ван ден Бугард), а значит, фамилия ван Нурт досталась ей от мужа. К тому же сейчас этой Фамке было двадцать два – когда пропала Джоанна, она была не старше девяти-десяти лет.

Кейт попыталась переключить поисковую систему на нидерландский язык и поискать так. Нашлось множество женщин по имени Фамке, но никто не подходил ни по возрасту, ни по фамилии. Сдавшись, Кейт решила пробить в поисковике полученный от Полсона адрес, но тут как раз позвонил Тристан.

– Как там дела? – спросил он.

Кейт рассказала ему и о письме от доктора Полсона, и о бесплодных поисках.

– У меня глаза уже в кучу от этих ванов, – пожаловалась она. – Ван Спандонк, ван Дейнен, ван ден Берг. Мне даже повстречалась одна Фамке ван Дам. Знаешь, как Жан-Клод.

– Ага. Старый добрый Жан-Клод Ван Дамм. Помню, в тринадцать я впервые посмотрел «Универсального солдата» и понял, что, кажется, я гей. Ты знала, что в голландском «ван» означает «родом из»?

– Не знала, – призналась Кейт, посматривая на результаты выдачи поисковика по адресу в Утрехте.

– Скажем, актер Джеймс Ван Дер Бик. В переводе это имя означает Джеймс «родом из бухты». Что вообще-то довольно странное совпадение, потому что он играл Доусана в сериале «Бухта Доусона».

– Я не могу найти ничего о Фамке. Разве что вот, адрес электронной почты бухгалтерской фирмы, которая находится в здании, где она раньше жила, – прервала его Кейт, вписывая в блокнот адрес почты.

– Ладно, послушай. Я позвонил, чтобы сказать, что не смогу зайти после работы, – сказал Тристан. – Оба наших смотрителя заболели, и мне придется помочь таскать стулья и парты для завтрашнего экзамена.

Голос у него был расстроенный.

– Да, звучит невесело, – согласилась Кейт. Она открыла следующую ссылку и принялась читать. – А ты знал, что первым голландцем, совершившим кругосветное путешествие, был Оливер ван Нурт, а родом он был из Утрехта?

– И как это связано с Фамке?

– Может, фамилия ван Нурт как-то связана с Утрехтом.

– И окажется, что Утрехт кишмя кишит ван Нуртами, – заметил Тристан.

– В этом-то и проблема интернета. Тут полным-полно информации, и большинство – чушь собачья. Нам очень нужно найти эту Фамке – она может опровергнуть алиби Фреда.

– Если она тогда соврала, то с чего бы ей говорить правду сейчас?

– Не знаю. Мне просто нужно с ней поговорить. Часто люди случайно говорят что-то, что кажется им мелким и незначительным, но в итоге это может привести к настоящей зацепке.

– Ладно, удачи. Еще раз прости, что не смогу помочь, – сказал Тристан.

– И тебе удачи со столами. До завтра.

Отложив телефон в сторону, Кейт набросала для бухгалтерской фирмы коротенькое электронное письмо, в котором рассказала, кто она, чем занимается и почему ей нужно связаться с Фамке. Шансов, что из этого выйдет что-то путное, было мало, но почему бы и не попробовать. Еще у Кейт был электронный адрес Марни, старой школьной подруги Джоанны, так что она написала письмо и ей, попросив о встрече.

Наскоро перекусив, Кейт перешла к поискам Дэвида Ламба и Гейба Кемпа. Первые часа два ей не попадалось абсолютно ничего путного, и она уже начала отчаиваться, но затем ее внимание кое-что привлекло. Ссылка, похороненная на двадцатой по счету странице выдачи Гугла по поисковому запросу «Дэвид Ламб». Это был сайт по сбору пожертвований – женщина из Эксетера пыталась собрать деньги на то, чтобы открыть в городе небольшой парк под названием «Сад памяти на Парк-стрит». Приписка к одному из пожертвований и привлекла взгляд Кейт.

«Шелли Морден пожертвовала 25 фунтов в память о ее добром друге, Дэвиде Ламбе, пропавшем без вести, но не забытом».

На сад предполагалось собрать 2750 фунтов, но набрать им удалось не больше девятисот. Кейт набрала в поисковике «Парк-стрит» – оказалось, что это улица на окраине Эксетера. Тогда она вбила: «Шелли Морден, Парк-стрит».

– Ладно, уже лучше, – пробормотала она, когда отобразились результаты. Шелли Морден жила в Эксетере на Парк-стрит, дом одиннадцать вместе с Кевином Джеймсом Морденом – вероятно, ее мужем. Кейт выпрямилась, чувствуя, как глаза горят от долгой работы за компьютером.

Кейт помнила, что на одной из полок, где хранился всякий хлам для трейлерной стоянки, должен был лежать старый телефонный справочник. Когда-то давно его купила еще Мира, и сейчас Кейт раскопала его и сдула пыль.

– Попробуем по старинке.

Она множество лет не держала в руках телефонный справочник, но справиться тут было нетрудно. Кейт просто долистала до буквы «М», нашла Кевина Джеймса Мордена, который жил на Парк-стрит, дом одиннадцать, и набрала указанный номер.

Ответом ей был обычный автоответчик, и Кейт почувствовала острый укол разочарования. Делать было нечего: она оставила сообщение, в котором представилась и объяснила, что хочет узнать, что случилось с Дэвидом Ламбом. Закончив, Кейт вышла на маленькую кухоньку и заварила себе чашку кофе. Она уже собиралась пойти подышать свежим воздухом, как ее телефон зазвонил.

Кейт подняла трубку, и первое, что она услышала – детские перекрикивания где-то на фоне.

– Здравствуйте, я Шелли Морден, – произнес измученный женский голос. – Простите, что пропустила ваш звонок.

– Спасибо, что перезвонили.

– Я знала Дэвида. Я единственная сообщила в полицию, что он пропал, но никому и дела не было… Я свободна завтра в два, так что если хотите поговорить, то приходите, – сказала она. – Я расскажу вам все, что знаю.

Глава 15

Запястья Хайдена были пристегнуты к деревянной спинке кровати, лодыжки привязаны тонкой веревкой к столбикам. Его тело звенело от напряжения, пока он слабо барахтался, тщетно пытаясь сопротивляться.

Том стоял над ним на коленях, и его ладони крепко сжимали чужую шею.

– Да. Давай, борись со мной, – прошептал он, склонившись к уху Хайдена. – Не получается, да? Потому что я здесь главный. Я тут главный задира, и тебе меня не победить.

Том сжал хватку сильнее, вдавил большие пальцы прямо под кадык Хайдена. Там, он знал, находится волшебная точка – если надавить на нее, то глаза открываются рефлекторно, и ему нужно было, чтобы глаза Хайдена были открыты. Еще чуть-чуть. Важно не пропустить самый главный момент, то мгновение перед смертью, когда взгляд замирает, а глаза заволакивает мрак.

Тому нравилось душить своих жертв, пока он их насиловал. Первые несколько раз он просто играл в удушение – ничего серьезного, просто небольшое кислородное голодание, достаточное, чтобы внушить ужас. Но затем он сжимал пальцы все сильнее и сильнее – было что-то такое в том, чтобы поставить человека на грань смерти, а затем ослабить хватку, позволив ему вернуться из небытия.

Ночь закончилась слишком быстро, и вскоре за окном забрезжил рассвет. Том осознал, сколько прошло времени, только когда солнечный луч проник сквозь щелку в шторе, осветив опухшее, покрытое синяками лицо Хайдена полоской золотистого света. Белки его глаз были залиты кровью.

Тома всего трясло от напряжения, по спине и подбородку крупными каплями стекал пот.

Тело Хайдена вдруг тоже задрожало в унисон, и Том склонился ниже, наваливаясь всем своим весом. Кровать заскрипела, а Том все сжимал и сжимал пальцы, стискивая чужое горло до боли в руках.

Еще чуть-чуть. Уже почти.

Налитые кровью глаза Хайдена слепо таращились в ответ расширенными зрачками. Он издал дребезжащий стон, тихий и слабый, абсолютно не передающий ни его страха, ни боли. Том склонился еще ниже, их лица разделяли считаные сантиметры, кончики носов соприкоснулись. Блики солнечного цвета танцевали на радужке Хайдена, отражая последнюю вспышку сопротивления, последние капли воли к жизни. А затем к нему пришло осознание: смерть уже здесь. Тело Хайдена расслабилось, внутренний свет угас, глаза его заволокло мраком, и в них больше не отражалось ничего, кроме пустоты.

В доме было тихо. Когда Том принес Хайдена домой, то не стал включать ни музыку, ни телевизор. Теперь, когда он сидел, сгорбившись, и молча смотрел на мертвое тело, тишина стала густой и липкой.

Том сжал и разжал пальцы, пытаясь избавиться от ломоты в суставах. Пытаясь отдышаться, он сделал несколько глубоких вдохов. Зловоние смерти, повисшее в воздухе, заставило его желудок судорожно сжаться, и Том опрометью бросился в ванную комнату. Его вырвало.

Он обессиленно опустился на колени перед унитазом, чувствуя, как холодит кожу кафельная плитка. Его трясло крупной дрожью – Том всегда впадал в состояние шока, когда все заканчивалось. После того, как их глаза заволакивала тьма. Страх, восторг, разрядка, когда все напряжение разом спадало – от этого Тома всегда начинало тошнить. Еще какое-то время он провел, скорчившись, на полу, кашляя в перерывах между позывами рвоты. Когда его желудок наконец опустел, он встал и умылся холодной водой. Избегая смотреть на свое отражение, Том отвернулся от раковины и вернулся в спальню.

Хайден лежал неподвижно. Его нежно-кремовая кожа потеряла всякий цвет, мускулы обмякли, тело наливалось восково-желтым нездоровым оттенком. Том добрался до окна и открыл его настежь, выпуская дух Хайдена прочь из стен этой комнаты.

Оперевшись на подоконник, Том немного постоял у окна, глядя на восходящее солнце, и холодный ветер обдувал его обнаженное тело.

Затем он вернулся в ванную, заткнул сток пробкой и включил горячую воду. Заклубился пар, каплями оседая на белой кафельной плитке, и на Тома вдруг нахлынули старые воспоминания – такие же свежие и болезненные, сколько бы лет ни прошло.

* * *

Ему тринадцать. Только что закончился футбольный матч, и теперь он стоит, обнаженный, посреди школьной душевой, и вокруг выстроились его одноклассники. Воздух пропитан триумфом и духом товарищества – но к нему это не относится. Он в проигравшей команде. Весь матч он держался поближе к краю поля, как мог избегал мяча и горячо надеялся, что его команда победит. Было бы куда проще, если бы его команда победила. Будь он среди победителей, никто бы не обратил на него внимания, но в этот раз он оказался среди проигравших. А проигравшим всегда нужен кто-то, кого можно обвинить.

От грязных кафельных стен эхом отражаются радостные вопли победителей, и он спиной чувствует, как все сильнее распаляются его сокомандники. Сегодня удача от них отвернулась, и на кого они сорвут злость? На главном неудачнике.

Том стоит в окружении голых тел, чувствуя, как его пробирает нервная дрожь. Вокруг витает запах пота и грязных носков, кругом – только чужие разгоряченные тела и грязь. О, как ему хочется, чтобы мистер Пайк, учитель физкультуры, включил наконец воду в душевых. Тогда он сможет быстро ополоснуться и наконец завернуться в полотенце. Том пытается прикрыть свою наготу руками: его тщедушное тело кажется таким уязвимым по сравнению с атлетически сложенными, полностью развитыми телами его одноклассников.

Не говоря уже о постыдной похоти, которую он испытывает при одном взгляде на их загорелые фигуры. Он ненавидит себя за то, что жаждет их так же сильно, как и страшится. Он просто хочет, чтобы холодный кафельный пол разверзся и поглотил его.

Мистер Пайк возникает в конце длинного коридора, ведущего к душевой, и поворачивает большой металлический вентиль. Трубы шумят и плюются, и наконец спустя мгновение душ оживает и комната наполняется паром.

– Давайте мойтесь быстрее! – выкрикивает мистер Пайк. – Пошевеливайтесь!

В холодном воздухе завиваются клубы пара. Том стоит за Эдвином Джонсоном – капитаном проигравшей команды. У него широкая мускулистая спина и подтянутые ягодицы. За спиной слышатся смешки, они становятся все громче и громче, и вдруг Том чувствует, как его толкают сзади, слышит неразборчивый шепот, потом – громкий издевательский смех. На его спину ложится холодная ладонь, и в следующее мгновение он уже летит вперед. Его слабое тело врезается в крепкий мускулистый зад Эдвина, кожа к коже.

Он отскакивает назад, но Эдвин уже стремительно разворачивается к нему, и лицо у него покраснело от гнева.

– Какого хрена ты творишь? – говорит он.

Том дрожит. По телу пробегает холодок, словно кровь враз замерзла у него в жилах, к горлу подкатывает тошнота. Его охватывает страх.

– Прости, – произносит он, отступая назад. Смех раздается снова, и еще одна рука ложится на его спину и пихает вперед. Том спотыкается и влетает в Эдвина, лицом к лицу, абсолютно голый.

– Отвали от меня, сраный педик! – в ярости орет Эдвин, но Том видит: злость в его глазах смешивается со страхом.

– Он на тебя запал, Эд, – произносит голос.

– Не позволял бы ты ему так себя лапать, – подхватывает второй голос.

– А то люди подумают о вас что-нибудь не то!

Вокруг них стелется пар. Кулак Эдвина вылетает словно бы из ниоткуда и с размаху бьет Тома в челюсть, и его голова безвольно откидывается. Затылок звонко ударяется о кафельную стену. Его охватывает боль, и он сползает вниз по стене, с силой ударяясь об пол копчиком. Тошнота становится все сильнее.

По выложенной кафельной плиткой стене тянется тонкая полоса крови.

Том поднимает взгляд и видит лицо Эдвина, перекошенное в гримасе ненависти и ужаса. Том пытается встать, но боль не дает ему сдвинуться с места.

– Вставай, гребаный гомик! – кричит чей-то голос. Да, встать было бы неплохо. Это было бы по правилам. Встать, когда тебя бьют – это мужественно. Том уже знал, что когда ты лежишь на полу, они злятся только сильнее.

Внутри наконец разгорается злость. Словно наяву, он слышит голос своего отца: «В драке главное твердо стоять на ногах, даже если из тебя сейчас последнее дерьмо выбьют. Позволишь повалить себя на землю – и тебе конец».

И в тот же момент его настигает еще один удар. Мощная затрещина впечатывает его голову в бетонный пол, и он чувствует, как хрустит выбитый передний зуб. Затем – удар ногой в живот. Эдвин хватает его за лодыжки и тащит по бетону, и вот на него обрушиваются струи горячей воды, и кулаков, и босых ног.

Последним Том запоминает мистера Пайка: как его красное лицо мелькает в конце коридора. Помнит взгляд его глаз, полных предвкушения и любопытства.

Мистер Пайк молча стоит и смотрит, как на Тома, объятого облаками пара, наступает разъяренная толпа.

А потом на него обрушиваются десятки ударов.

* * *

Том понял, что выпал из реальности, но как надолго, он не знал. Взглянув вниз, он обнаружил, что стоит в душевой кабине, а его руки механически трут мочалкой кожу. Остановившись, он дотронулся ладонью до левого бока, пробежался пальцами по длинному толстому шраму. Синяки и сломанные кости – это чепуха, они давным-давно зажили, но этот шрам… Когда Эдвин с размаху наступил ему на грудь, его ребра треснули, прорвав кожу, и этот шрам останется с ним навсегда.

Том тщательно вытерся полотенцем и вышел из душа. Наклонился к раковине и достал из шкафчика пару длинных белых гольф, костюм химзащиты такого же цвета, латексные перчатки, бутылку антибактериального мыла и щетку на длинной ручке. Выгрузив все это на стул, Том натянул гольфы, затем облачился в костюм химзащиты. Опустив капюшон, он приладил на лицо маску так, что видны теперь были только его глаза. Последним Том надел латексные перчатки.

Большая ванная заполнилась уже на две трети, и зеркало окончательно запотело. Том этому был только рад: сейчас он не смог бы взглянуть себе в глаза.

Он вернулся в спальню, неспешно отвязал ноги Хайдена, затем расстегнул наручники. Взяв его безжизненное тело на руки, Том перенес его в ванную и осторожно, почти нежно погрузил в воду.

Свежую смену одежды для Хайдена он уже приготовил. Когда полиция найдет его тело, на нем уже не останется никаких следов чужого ДНК.

Если, конечно, тело вообще найдут – ведь Том спрячет его далеко-далеко.