Текст книги "Тень Властелина"

Роберт Джордан
Тень Властелина

Пролог

Лучи солнца, лившиеся сквозь отделанные мрамором окна, заливали комнату, все стены которой были увешаны гобеленами. Слуги, – лишенные языков, дабы никому не могли рассказать о людях, что приходят в дом их господина, – подали вино и оставили в одиночестве хозяина и его четверых гостей.

Кантаро Албанус внимательным взглядом изучал приглашенных, поигрывая тяжелой цепью, что висела у него на груди поверх алой туники. Единственная женщина в комнате делала вид, будто изучает замысловатый узор шпалер; мужчины не поднимали взор от винных бокалов.

По мнению Албануса, полуденное время было самым подходящим для встреч, подобных этой, – хотя его гости явно полагали иначе и заметно нервничали. По обычаю считается, что заговорщики, терзаемые отчаянием, должны собираться глубокой ночью в потайных комнатах, куда не проникает даже лунный луч. Так кто бы мог поверить, кто бы мог даже заподозрить, что немедийская знать соберется среди бела дня, в самом центре столицы, чтобы обсуждать измену престолу?

При этой мысли его чисто выбритое лицо посмурнело, а темные глаза сделались похожими на осколки обсидиана. Ястребиный нос и благородная проседь на висках делали его похожим на полководца. Он и впрямь некогда был солдатом, – всего лишь год. Когда ему было семнадцать лет, отец добился для сына места в рядах Золотых Леопардов, которые были личными гвардейцами немедийских королей с незапамятных времен. Но тотчас после кончины отца он подал в отставку. Для него непереносима была мысль о том, чтобы медленно и упорно карабкаться по служебной лестнице, даже если благородное рождение поможет такому продвижению. Это недостойно человека, породой и нравом достойного того, чтобы стать королем. Так что по отношению к нему слово «измена» было попросту неприменимо. Он лишь рассчитывал завладеть тем, что принадлежало ему по праву.

– Лорд Албанус, – внезапно промолвил Барка Вегенций, – мы немало слышали о том... особом вкладе, который вы предлагаете нашему... союзу. Мы много слышали, но пока не видели ничего. – Широколицый и широкоплечий, нынешний командующий Золотых Леопардов старался тщательно подбирать слова. Ему казалось, что если он избавится от характерного выговора бельверусских трущоб, то никто не догадается о его происхождении... Ему было неведомо, как сильно он заблуждался.

– Ты так боязливо выражаешь свои сомнения, Вегенций, – усмехнулся Деметрио Амарианус, поднося к носу надушенный платок и пытаясь скрыть за ним свою кривую усмешку. – Ты всегда так осторожен, не правда ли? Нам всем известно, что ты здесь лишь для того...

– Довольно! – рявкнул Албанус.

Деметрио и Вегенций, все сильнее багровевший с каждым мгновением, притихли, словно выдрессированные звери по звуку хозяйского хлыста. Они не уставали препираться между собой, и Албанус с трудом терпел их постоянные ссоры. И наконец сегодня его терпение подошло к концу.

– Каждому из вас что-то нужно, – продолжил Албанус. – Ты, Вегенций, рассчитываешь получить пост полководца, в котором отказал тебе король Гариан. Ты, Деметрио, желаешь вернуть владения, отнятые отцом Гариана у твоего деда. А ты, Сефана, надеешься отомстить Гариану, ибо он заявил тебе, что предпочитает женщин помоложе.

– Ты неизменно любезен, Албанус, – с горечью подтвердила единственная женщина в комнате. На очаровательном лице леди Сефаны Галериан блестели широко раскрытые фиалковые глаза; грива черных кудрей ниспадала на плечи. Платье алого шелка подчеркивало полукружья роскошной груди, а высокие разрезы при ходьбе обнажали ноги почти до бедра.

– А что нужно мне? – поинтересовался четвертый из гостей, и все вздрогнули, словно успели позабыть о его существовании.

На самом деле, забыть о Константо Мелии было несложно, ибо этот вельможа средних лет был воплощением незначительности. Единственной запоминающейся деталью его облика были редеющие волосы и мешки под часто моргающими глазами; ум и способности его были столь же малопримечательны, сколь и внешность.

– Ты хочешь, чтобы кто-то прислушивался к твоим советам, – отозвался Албанус. – И добьешься этого, когда я займу трон.

Верно, он будет слушать этого глупца лишь до тех пор, пока не отправит его в изгнание. Глупец Гариан оскорбил этого недоумка, а затем оставил в столице, словно напрашиваясь на неприятности, но он, Албанус, не собирается повторять чужих ошибок.

– Мы как будто забыли, о чем говорил Вегенций, – внезапно заявила Сефана. – Но мне тоже было бы любопытно узнать, на какую помощь мы можем рассчитывать с твоей стороны, Албанус. Деметрио и Вегенций предоставляют важные сведения. На наше с Мелием золото подкупают голодранцев, чтобы устраивали беспорядки на улицах, и разбойников, которые жгут зерно. А ты лишь строишь в тайне какие-то планы и рассказываешь нам сказки о магии, которая якобы вынудит Гариана передать тебе трон, если мы будем во всем покорны твоей воле. Но я тоже хотела бы увидеть эту магию своими глазами.

Все остальные, казалось, были напуганы смелостью женщины, в открытую заговорившей о колдовстве. Но Албанус лишь улыбнулся в ответ.

Поднявшись с места, он дернул за парчовый шнур колокольчика, висевшего на стене, а затем направился на другой конец комнаты. Там стоял стол, а на нем виднелись какие-то предметы, накрытые тканью. Все эти вещи, равно как и скрывающий их покров, хозяин дома заранее приготовил собственноручно.

– Приблизьтесь, – велел он гостям.

Медленно, с неохотой, они повиновались.

Торжественным жестом Албанус сорвал покрывало, с удовлетворением отметив при этом, как вздрогнули остальные присутствующие. На самом деле, ему было известно, что все предметы на столе, – сапфировая статуэтка, меч со змеевидным клинком и древним узором на рукояти, кристаллы и геммы с древними надписями, – все они, за исключением одной-единственной вещи, были совершенно бесполезны. По крайней мере, он не нашел никаких упоминаний о них в тех фолиантах, которые сумел с таким трудом прочесть. Подлинно могущественные артефакты он хранил в другом месте.

Десятью годами раньше, в одном из его поместий к северу от Нумалии, рабы случайно наткнулись на загадочное подземелье. По счастью, Албанус сам был там в то время и смог распознать кладовую чернокнижника; рабы были похоронены там же, после того как он очистил сокровищницу.

Около года ушло у него на то, чтобы выяснить: это хранилище восходило корнями к временам Ахерона, – темной империи, находившейся под властью некромантов, которая вот уже три тысячелетия, как рассыпалась в прах. Все эти годы Албанус отдал изучению сокровища, столь неожиданно свалившегося ему в руки, избегая при этом обращаться за помощью к опытным магам, из страха, что те завладеют его богатством.

Это оказалось разумным решением; в противном случае он и сам мог пострадать во время гонений на колдунов, устроенных Гарианом некоторое время назад...

Поглощенный мрачными мыслями, Албанус взял со стола небольшой шар, вырезанный из алого хрусталя.

– Не нравятся мне все эти вещи, – содрогнулась Сефана. – Лучше бы нам пойти проверенным путем. Незаметный яд...

– ...даст повод к междоусобицам за право взойти на престол, – резко оборвал ее Албанус. – Сколько еще нужно вам повторять, что я не намерен отбивать Трон Дракона у полудюжины претендентов. Корона будет передана мне по доброй воле.

– Поверю в это, лишь когда увижу своими глазами, – проворчал Вегенций.

Албанус подал гостям знак замолчать при появлении служанки. Светловолосая и бледнокожая, – ей было не больше шестнадцати лет от роду, разрезы на белоснежной тунике с вышитым у ворота фамильным гербом Албануса не скрывали маленькую крепкую грудь и длинные ноги. Склонив голову, она тотчас опустилась на колени на мраморный пол.

– Ее имя – Омфала, – заявил горбоносый вельможа.

При упоминании своего имени девушка чуть заметно вздрогнула, но не осмелилась поднять голову. Рабыней она стала совсем недавно: отец вынужден был продать ее за долги... но некоторые уроки усваиваются очень быстро.

Вытянув кристалл в левой руке, Албанус сделал какой-то загадочный жест и затянул:

– Ан-наал наа-таан Вас-ти но-энтэй! – над кристаллом внезапно возник столп пламени длиной чуть больше локтя и более осязаемый, нежели положено быть языку огня. В глубине желто-алого сияния виднелись две темные точки, напоминавшие глаза, – они словно бы внимательно озирали комнату и находившихся там людей. Гости смущенно попятились; неподвижными остались лишь коленопреклоненная Омфала и сам Албанус.

– Дух огня, – небрежным тоном пояснил хозяин дома. И тем же голосом приказал: – Убей Омфалу!

Светловолосая девушка открыла рот, чтобы закричать, но прежде чем хотя бы звук сорвался с ее уст, язык пламени устремился вперед, раздуваясь в размерах, – и поглотил ее целиком. Несчастная вскочила на ноги, корчась внутри столпа пламени, который понемногу уплотнялся и, наконец, скрыл ее целиком.

Некоторое время из недр шипящего огня еще доносились женские крики, делавшиеся словно все более далекими... Затем с чмоканьем лопнувшего пузыря пламя исчезло, оставив после себя тошнотворный сладкий запах.

– Много грязи, – задумчиво промолвил Албанус, растирая ногой в домашней туфле маслянистое пятно, оставшееся на мраморном полу в том месте, где была девушка.

Гости взирали на него изумленно, словно хозяин дома у них на глазах превратился в сказочного дракона Сутаркана. Как ни странно, первым дар речи обрел Мелий.

– Что касается этих магических предметов, Албанус... Возможно, тебе следовало бы поделиться с нами? – Он смущенно заморгал, заметив, что более никто не осмеливается подать голос. – В залог того, что все мы наравне... – подавленно закончил он.

Албанус усмехнулся. Очень скоро он покажет им всем, о каком равенстве здесь можно говорить.

– Ну, разумеется, – невозмутимо заявил он вслух, – я и сам подумал об этом. – Широким жестом он указал на стол. – Выбирайте, и я скажу вам, какими свойствами наделен каждый из артефактов. – С этими словами он сунул алый кристалл в кошель на поясе.

Засомневавшись, Мелий потянулся к мечу, но так и не осмелился коснуться его рукой.

– Какими... какими свойствами обладает этот клинок?

– Любого, кто владеет им, он превращает в непревзойденного фехтовальщика. – Это была чистая правда, но узнав о таком свойстве клинка, Албанус потерял к нему всякий интерес. Он не собирался становиться воином. Сделавшись королем, он и без того подчинит всех своей воле. – Возьми этот меч, Мелий, или, если боишься, быть может, Вегенций... – И Албанус, вопросительно подняв бровь, обернулся к широколицему гвардейцу.

– Чтобы мастерски владеть клинком, мне никакой магии не нужно, – презрительно хмыкнул Вегенций. Однако и ничего другого он пока для себя не выбрал.

– А ты, Деметрио? Сефана?

– Я не люблю колдовства, – отозвался стройный юноша, даже не пытаясь выказать интереса к вещам, разложенным на столе.

Сефана была покрепче духом, но также поспешно покачала головой.

– С меня довольно и того, чтобы с помощью этой магии мы сумели сместить Гариана с Трона Дракона. Если же это не выйдет... – на миг она встретилась взглядом с Албанусом, а затем отвернулась.

– Я возьму меч, – внезапно заявил Мелий. Взяв в руки клинок, он проверил его равновесие, а затем засмеялся. – В отличие от Вегенция мне все равно, откуда взять мастерство фехтовальщика. Я не такой чистоплюй.

Албанус рассеянно улыбнулся, но затем лицо его вновь сделалось серьезным.

– А теперь слушайте меня, – торжественно обратился он к своим гостям, по очереди окидывая каждого взглядом обсидиановых глаз. – Я показал вам лишь малую толику того могущества, которое завоюет мне престол Немедии, а вам подарит исполнение сокровенных желаний. Но запомните, что я не потерплю от вас ни трусости, ни уклончивости, ни вмешательства в мои дела. Ничто не встанет между мной и Короной Дракона. Ничто! А теперь ступайте прочь!

И они вышли из комнаты, попятившись с таким почтением, словно он уже восседал на Троне Дракона.

Глава 1

Рослый мускулистый юноша шагал по улицам Бельверуса, столицы Немедии, знаменитой своими многочисленными памятниками и мраморными колоннами, с подозрением поглядывая по сторонам и не выпуская потертой, обтянутой кожей рукояти широкого меча. Глубоко посаженные синие глаза и подбитый мехом плащ выдавали в нем уроженца северных краев.

В лучшие времена Бельверус видывал немало северных варваров, зачарованных красотой этого великого города и с легкостью расстававшихся в нем со своими скудными сбережениями, – и очень часто их, так и не привыкших к повадкам обитателей цивилизованных стран, уволакивали прочь городские стражники в черных плащах, дабы своими воплями об обмане и несправедливости дикари не смущали покой честных граждан. Однако этот человек, несмотря на свою молодость, – ибо от роду ему было всего двадцать два года, – шагал с уверенностью человека, которому доводилось бывать в городах не менее величественных, нежели Бельверус, – в Аренджуне и Шадизаре, именуемом Проклятым, в Султанапуре и Аграпуре; и даже в сказочных городах далекого Кхитая.

Сейчас он шел по верхним улицам торгового квартала, располагавшегося менее чем в полулиге от дворца Гариана, владыки Немедии, однако, по мнению юноши, эти места мало чем отличались от Адских Врат – знаменитого воровского квартала. Напротив лавок, что открывались прямо на улицу, стояли столы с разложенным товаром. Повсюду толпились люди, прицениваясь к тканям, привезенным из Офира, аргосским винам, товарам из Кофа, Коринфии и даже далекого Турана. Но на тележках разносчиков, громыхавших по камням мостовой, было мало съестного, а цены были так высоки, что юноша невольно задумался, долго ли он продержится в этом городе, пока не начнет голодать.

Между лавками было полно попрошаек, калек и слепцов, и все они вопили, взывая о подаянии, стараясь перекричать зазывал, расхваливавших товар. И почти на каждом перекрестке стояли местные головорезы, крепкие парни с тяжелым взглядом, в потрепанной одежде, в открытую поглаживающие рукояти мечей, точащие кинжалы или подбрасывающие в руках дубинки и провожая взглядами то дородных торговцев, торопящихся мимо, то хорошеньких купеческих дочерей, торопливо протискивающихся сквозь толпу. Не хватало только шлюх, увешанных дешевыми медными и бронзовыми украшениями, в полупрозрачных платьях с разрезами, выставлявшими напоказ весь их товар... Запах, висевший в воздухе, также напоминал трущобы, – вонь рвоты, мочи и экскрементов.

Внезапно тележку с фруктами, проезжавшую по перекрестку, окружило с полдюжины оборванцев в лохмотьях, но увешанных неожиданно дорогими украшениями. Костлявый торговец застыл в молчаливой неподвижности, опустив глаза и багровея с каждым мгновением, – а они бесцеремонно принялись рыться в его товаре, надкусывая то один плод, то другой, а затем швыряя их себе под ноги. Набив карманы фруктами, они затем развалистой походкой двинулись прочь, окидывая толпу дерзкими взглядами, словно бросая людям вызов. Хорошо одетые прохожие делали вид, будто ничего не замечают.

– Небось, и не подумаете заплатить, – простонал торговец, не поднимая глаз.

Один из негодяев, небритый громила в расшитом золотом засаленном плаще поверх драной хлопковой туники, ухмыльнулся, обнажая черные пеньки гнилых зубов.

– Заплатить? Вот твоя плата. – Он наотмашь ударил костлявого торговца по щеке, и тот, захлебываясь слезами, рухнул на тележку.

С резким смехом здоровяк присоединился к своим приятелям, которые задержались, чтобы понаблюдать за этой сценой, а теперь вновь принялись протискиваться сквозь толпу покупателей, расступавшуюся перед ними с невнятным ворчанием.

Плечистый северянин остановился рядом с торговцем.

– Ты не станешь звать городских стражников? – с любопытством поинтересовался он.

Владелец тележки с трудом поднялся на ноги.

– Прошу тебя, мне нужно кормить семью. Есть и другие разносчики...

– Я не ворую фрукты и не бью стариков, – жестко возразил юноша. – Мое имя – Конан. Почему стражники не пришли тебе на помощь?

– Городская стража? – старик с горечью засмеялся. – Они сидят по своим казармам и трясутся от страха. Я своими глазами видел, как трое таких же негодяев подвесили за ноги гвардейца и оскопили его. Вот как они относятся к городской страже. – Он вытер дрожащие руки о подол туники, внезапно осознав, что слишком уж заболтался с каким-то варваром прямо посреди перекрестка. – Мне пора. Пора идти... – Нагнувшись, он подхватил ручки тележки и, без единого взгляда в сторону незнакомца, устремился прочь.

Конан с сочувствием проводил его глазами. В Бельверусе он рассчитывал наняться стражником или телохранителем, – и то, и другое ремесло было ему хорошо знакомо, равно как и ремесло вора, контрабандиста и грабителя, – но кто бы ни нанял его в Бельверусе, это явно будет не тот человек, который больше всего нуждается в защите.

Кое-кто из громил, толкавшихся на углу, заметил, как северянин разговаривал с торговцем, и теперь они приблизились, в надежде посмеяться над чужеземцем. Однако стоило ему окинуть их взором, как они ощутили на себе дыхание ледяного ветра с гор его родной Киммерии, и им показалось, словно бы сама смерть вышла в этот день на улицы Бельверуса. Найдется и более доступная добыча, решили они, – и в считанные мгновения испарились с перекрестка.

Кое-кто из прохожих с благодарностью покосился на юношу, осознав, что хотя бы ненадолго, благодаря ему, это место сделалось безопасным. Конан тряхнул головой, гневаясь не то на них, не то на себя самого. Он напомнил себе, что явился сюда, дабы продать свой меч за золото, а вовсе не чистить улицы от отребья...

Обрывок пергамента прилепился к его сапогам, гонимый ветром. От нечего делать северянин нагнулся, чтобы поднять его, и прочел слова, написанные изящным округлым почерком:

 
Король Гариан – властный наш господин.
Король Гариан – он пирует один.
А рядом в трущобах народ голодает,
Без всякой вины бесконечно страдает.
Падет гнев богов на тебя, властелин,
Который на троне пирует один.
 

Юноша пустил обрывок дальше лететь по улице вместе с другими такими же клочками. Он обратил внимание, что другие люди также поднимают и читают эти стихи. Некоторые, побледнев, тотчас выбрасывали их со страхом или злостью, но другие дочитывали до конца и незаметно прятали листки в карманы.

Бельверус был подобен перезревшему плоду. Ему и прежде доводилось видеть эти признаки в других городах. Скоро люди перестанут действовать украдкой. Королевскому дворцу начнут открыто грозить кулаком. И самого незначительного повода хватало порой, чтобы опрокинуть даже крепких правителей...

Внезапно мимо пробежал человек с глазами, округлившимися от ужаса, а по пятам за ним – женщина с распахнутым в безмолвном крике ртом. С истошными воплями пронеслась стайка детей.

Чуть дальше по улице послышались крики и вопли, а затем толпа устремилась к перекрестку. Как всегда, человеческий страх оказался заразительным, и другие люди стали присоединяться к бегущим, сами не зная почему. С большим трудом Конан протолкался по улице к лавке, из которой успел скрыться владелец.

«Что же тут стряслось?» – невольно подумал киммериец.

Толпа понемногу рассеялась, и взору Конана предстала улица, буквально покрытая телами людей, среди которых шевелились лишь немногие. Иных затоптали насмерть, у других, лежавших чуть поодаль, не было рук или голов, а еще дальше по улице мужчина в богато расшитой синей тунике стоял, держа в руках странный меч со змеевидным лезвием, от кончика до рукояти заляпанный красным. Струйка слюны стекала из уголка рта.

Конан потянулся было к оружию, но затем решительно отвел руку в сторону. Он здесь лишь ради золота, напомнил себе северянин, а не для того, чтобы призывать к порядку всяких безумцев. И он отвернулся, чтобы уйти глубже в тень.

В этот самый миг из лавки, неподалеку от безумца, выскочила девочка лет восьми от роду и с истошным криком бросилась прочь. Вскинув клинок, убийца устремился за ней следом.

– Клянусь потрохами Эрлика! – выругался Конан.

Двуручный меч мягко выскользнул из потрепанных шагреневых ножен, и киммериец вышел на перекресток. Девочка с криком промчалась мимо, не останавливаясь. Безумец замедлил шаг. Когда он подошел ближе, Конан заметил, что, несмотря на богатую одежду, редеющие волосы и мешки под глазами делали его скорее похожим на писца или чиновника. Но мутные карие глаза горели безумием, и звуки, которые он издавал, походили скорее на нечленораздельное ворчание.

На перекрестке мухи с жужжанием вились над плодами, рассыпанными громилами.

По крайней мере, у этого ненормального достаточно здравого смысла, чтобы не бежать прямиком на чужой клинок, подумал Конан.

– Ну-ка, постой, – велел он. – Я тебе не трусливый младенец и не лавочник, на которого можно напасть со спины. Почему бы тебе не...

В этот миг Конану показалось, что он слышит какой-то алчный стон с металлическими отголосками. С уст мужчины сорвался звериный рык, и, вскинув клинок, он устремился вперед.

Киммериец подставил клинок, отражая удар, но змеевидный меч метнулся прочь с удивительной быстротой. Северянин отскочил назад; острие вражеского оружия чиркнуло его по груди, с легкостью, словно пергамент, разрезав тунику и тонкую кольчугу. Конан сделал еще шаг назад, чтобы дать себе возможность как следует замахнуться. Но безумец на диво проворно прыгнул вперед. Покрытый кровью клинок наносил колющие и режущие удары с неописуемой яростью. Рослый, мускулистый северянин был вынужден отступить.

Его потрясению не было предела: с его-то превосходным владением оружием... какой-то невзрачный, тщедушный противник принуждал его обороняться от своих ударов.

Конану едва хватало умения и ловкости, чтобы просто оставаться в живых! И при этом он получил уже не менее полудюжины порезов, из которых сочилась кровь. Он уже всерьез стал опасаться за свою жизнь.

– Нет! Клянусь владыкой Могильных Курганов! – выкрикнул он. – Кром и сталь!

Но вновь мечи зазвенели, и он был вынужден отступить.

Неожиданно Конан поскользнулся, наступив на недоеденную сливу и с треском рухнул наземь, приземлившись на спину, так что перед глазами заплясали серебристые огоньки. Пытаясь восстановить дыхание, он увидел, как безумец замахивается, чтобы нанести решающий удар, который оборвет жизнь варвара. Но он не желал сдаваться так запросто. Из самых потаенных глубин откуда-то взялась сила откатиться в сторону при новом броске. Окровавленный змеевидный клинок высек искры из каменных плит мостовой, где только что лежал Конан. Он отчаянно откатился еще дальше, а затем вскочил на ноги, спиной прислоняясь к спине. Безумец развернулся, чтобы последовать за врагом.

Внезапно воздух наполнился звуком, напоминавшим жужжание рассерженных ос, и безумец сделался похожим на утыканную перьями подушечку для булавок.

Конан растерянно заморгал. Это наконец прибыли городские стражники, – два десятка лучников в черных плащах. Они благоразумно держались поодаль, вновь натянули тетиву... Ибо безумец по-прежнему стоял на ногах. Распахнув рот, словно щель, – для беззвучного вопля, он швырнул свой меч в рослого киммерийца.

Выставив клинок, Конан отбросил от себя это странное оружие. Стражники вновь выпустили залп стрел. Пронзенный насквозь, безумец покачнулся. На краткий миг на лице его появилось выражение неописуемого ужаса. Мертвый, он рухнул на камни. Медленно, держа оружие наготове, солдаты сгрудились вокруг трупа.

С раздосадованным ворчанием киммериец вложил в ножны свой меч. Настоящий позор: ему так и не удалось обагрить кровью свой клинок, зато сам он был ранен, пусть и не серьезно, и куда больше страдал не от этих порезов, а от уязвленной гордости. Единственное, что ему удалось сделать чисто – это отразить брошенный в него меч, но с таким ударом справилась бы и девчонка лет десяти.

Один из стражников, ухватив мертвеца за плечо, перевернул его на спину, сломав при этом с полдюжины стрел, треснувших на камнях мостовой.

– Полегче, Тулио, – проворчал другой. – А то смотри, как бы стоимость этих стрел не вычли у нас из жалованья. Зачем...

– Клянусь черным троном Эрлика! – выдохнул Тулио. – Это же лорд Мелий!

Солдаты в кольчугах отступили, оставив Тулио наедине с мертвецом. Никому не хотелось оказаться слишком близко от убитого вельможи, в особенности если он принял смерть от их руки, – и неважно, какие преступления он совершил перед этим. Королевское правосудие порой вытворяло самые удивительные кульбиты в том, что касалось аристократов.

Седеющий сержант, у которого из-под шлема был виден багровый шрам, пересекавший широкую переносицу, с досадой плюнул на мостовую рядом с трупом.

– Ну, тут уж ничего не попишешь. Тулио!.. – Стражник сообразил внезапно, что один остался рядом с телом и дернулся, бросая испуганные взгляды по сторонам.

– Набрось свой плащ на этого... благородного вельможу, – продолжил сержант. – Да поживее.

Тулио неохотно повиновался. Сержант подозвал остальных.

– Овидий, Крато, Джокор, Насор, берите его за руки и за ноги. Шевелитесь! Или хотите проторчать здесь, пока его не сожрут мухи?

Четверо стражников вышли вперед и с ворчанием подняли тело. Сержант устремился прочь по улице, а его подчиненные заторопились следом. Никто из них не удостоил Конана даже взглядом.

– Ты, похоже, стареешь, киммериец, – вдруг окрикнул его грубоватый голос.

Конан обернулся рывком, но резкий ответ замер у него на устах, когда он узнал бородатого мужчину, стоявшего в дверях соседней лавки.

– И все равно я быстрее тебя, Ордо, старый разбойник.

Бородач был почти так же высок, как Конан, и даже шире в плечах. Полоска грубой кожи скрывала левый глаз, а из-под нее через всю щеку тянулся шрам, из-за которого угол рта кривился в постоянной усмешке. Впрочем, сейчас Ордо и впрямь ухмылялся во весь рот. В ушах бородача красовалось по увесистому золотому кольцу, но возможных воришек, соблазненных этим богатством, несомненно, отвадили бы видавшие виды меч и кинжал, красовавшиеся на поясе бородача.

– Может, оно и так, Конан, – подтвердил он. – Но зачем ты вообще явился в Немедию... если не считать уроков фехтования у уличных безумцев? Когда мы виделись в последний раз, ты собирался в Аграпур, чтобы наняться в армию короля Илдиза...

Ордо был его другом, но, впрочем, подружились они далеко не сразу. При первой их встрече одноглазый вместе со своими бандитами захватил Конана в плен на равнинах Заморы и привязал на земле к кольям, по приказу Карелы, рыжеволосой предводительницы разбойников, известной также под прозвищем Рыжий Ястреб. Затем вместе они направились в Кезанкийские горы за сокровищами, похищенными колдуном Аманаром. Там им не удалось взять никакой добычи, и искатели приключений едва унесли ноги.

Еще дважды пересекались их жизненные пути, – всякий раз в погоне за золотом, – но добыча оказывалась столь незначительной, что ее хватало лишь на то, чтобы разок выпить как следует в ближайшем кабаке. Интересно, что ждет нас на сей раз, подумал Конан с усмешкой.

– Я там и служил, – отозвался киммериец, – но уже через год уехал из Турана.

– Держу пари, опять неприятности с какой-нибудь девчонкой, – хмыкнул Ордо. – Уж я тебя знаю...

Конан пожал массивными плечами. У него всегда были неприятности из-за девчонок, – так уж складывалась судьба. Но с другой стороны, кто из мужчин может похвалиться обратным?

– А какая женщина выгнала тебя из Султанапура, Ордо? Когда мы расстались в последний раз, ты сидел в собственной таверне с пухленькой женой-туранкой и клялся, что никогда больше не пойдешь в контрабандисты, не украдешь даже медной монеты и не выйдешь за стены Султанапура, пока тебя не понесут на погребальный костер.

– Это все Карела. – Одноглазый понизил голос, выдавая смущение, и растрепал свою густую бороду. – Я никак не мог успокоиться, пока не узнаю, что с ней все в порядке, а жена постоянно ругалась со мной из-за этого. Говорила, что я выставляю себя на посмешище. Говорила, что люди болтают и издеваются у меня за спиной и называют сумасшедшим. Говорила, что напрасно вышла замуж за человека, у которого мозгов не больше, чем у барана... Так она говорила до тех пор, пока мне это все не надоело. Я распрощался с ней и ушел, не оглядываясь.

– И по-прежнему ищешь Карелу?

– Она жива. Я в этом уверен. – С волнением он ухватил Конана за руку. – Я не слышал никаких слухов о ней, но уверен, что почувствовал бы, если бы она умерла. А ты ничего не знаешь? Совсем ничего?

В голосе Ордо звучало неподдельное волнение. Конан точно знал, что Рыжий Ястреб тогда и впрямь осталась жива, но если он скажет об этом Ордо, то придется признать, как именно прошла их последняя встреча, – когда Карелу, обнаженную, закованную в цепи, вели в веренице рабов на торги. Конечно, он мог бы объяснить, что у него самого в кармане звенело всего несколько медяков, – сотая доля той цены, которую дали бы в Туране за пышногрудую рабыню с зелеными глазами. Он мог бы припомнить и о той клятве, которую заставила его дать Карела: что он никогда больше не шевельнет и пальцем, чтобы ее защитить. Карела гордячка... по крайней мере, была такой... Если Ордо до сих пор ничего о ней не слышал, то, должно быть, сломленная побоями, теперь она ублажает пением и танцами своего нового хозяина... Но рассказать об этом Ордо?.. Нет, чего доброго, этого человек, всегда называвший себя верным псом Карелы, может и не пережить такого удара...

– В последний раз я видел ее в Кезанкийских горах, – признал Конан. По крайней мере, это было чистой правдой. – И я не сомневаюсь, что она выбралась оттуда живой. Никаким горцам не совладать с Карелой, когда у нее в руках меч.

Ордо с тяжелым вздохом кивнул.

Понемногу люди стали выбираться на улицу. Они с ужасом смотрели на трупы, все еще лежавшие там, где их настигла гибель. Здесь и там плачущие женщины бросались к мертвецам, отыскивая среди них родных и близких... Оглядевшись по сторонам, Конан обнаружил меч, брошенный безумцем. Клинок лежал перед настежь распахнутой лавкой, где повсюду были разбросаны рулоны разноцветных тканей. Хозяина нигде не было видно. Возможно, он лежал сейчас среди мертвецов, а может, стоял среди тех, кто глазел на трупы. Подняв меч, киммериец стер запекшуюся кровь со змеевидного лезвия, вытерев его об отрез желтого шелка.

Он взвесил меч на руке, пробуя его баланс. Никогда в жизни он не видел такой красивой серебряной крестовины, витой, словно кружево... Кроме того, по всей длине клинка виднелись какие-то надписи, которых киммериец не мог разобрать. Несомненно, это оружие было изготовлено настоящим мастером. Когда человек держал его, оно казалось естественным продолжением руки. Более того – продолжением его мыслей. Но тем не менее...