Текст книги "Кровь богов"

Однако Ширкух не смутился.

– Это древний обычай? – спросил он наивно, опуская руку на пояс.

– Древний, как ислам, – заверил огромный стражник, возвышаясь над ним, как гора. – Опытный воин с оружием в руках, ты должен умереть!

– Ну, тогда…

Ширкух засмеялся и нанес удар. Его движение было молниеносным, как смертельный бросок кобры.

Мгновенно выхватив из-за пояса кинжал, он вонзил его под бородатым подбородком стражника.

Афганец не успел защитить себя и упал прежде, чем понял намерение Ширкуха. Струя крови хлынула через перерезанную яремную вену.

Молчание, возникшее на мгновение, взорвалось диким хохотом. Такая шутка пришлась по душе горячим горцам. Они высоко ее оценили, хохоча над комичной, с их точки зрения, ситуацией. Однако стражники злобно закричали и бросились вперед, щелкая затворами винтовок. Ширкух стремительно выхватил винтовку из седельного чехла. Мухаммед и его люди равнодушно наблюдали, чем кончится дело.

Все это их не касалось. Они повеселились над жестокой шуткой Ширкуха и точно так же готовы были посмеяться над тем, как его прикончат товарищи убитого. Однако прежде чем стражники успели нажать курки, человек на белой кобыле выехал вперед и ударил кнутом по стволам винтовок.

– Стойте! – приказал он. – Курд прав. Он убил по всем правилам. Ваш начальник опытный воин и в руках у него было оружие.

– Но его убили без предупреждения! – закричали они.

– Значит, он еще больший дурак! – последовал бессердечный ответ. – Я ручаюсь за курда. Я, Алафдаль-хан из Вазиристана.

– Да, мы знаем тебя, господин! – Стражники низко поклонились.

– Аллах любит храбрых, – засмеялся Ширкух, запрыгивая в седло.

Мухаммед ас-Захир въехал под арку ворот, и отряд с пленником посередине последовал за ним. Они двинулись по короткой узкой улице, тянувшейся между глинобитными и деревянными стенами, где нависающие над грязной дорогой балконы почти касались друг друга. Брент увидел женщин, смотревших на них через решетки. Кавалькада въехала на площадь, точно такую же, как площадь других горных городов. Вдоль нее тянулись открытые лавки, возле которых толпился народ. Площадь была заполнена красочной толпой, у которой было одно отличие – выставленное напоказ богатство. Золото и шелк, сверкавшие на босоногих головорезах, которым пристало носить лохмотья, казались безмолвными свидетелями убийства и разбоя. Это был действительно город воров.

Толпа, беззаконная и буйная, слонялась по площади; ее настроение менялось, как порывы ветра. На врытых в землю кольях висели человеческие черепа, а в железной клетке, приделанной к стене, Брент увидел скелет. Он почувствовал, как холод пробежал по телу. Его собственная судьба могла быть такой же… медленно умирать от голода в железной клетке под взглядами глумящейся толпы. Тошнотворный ужас и ненависть к этому городу охватили его.

Алафдаль-хан сразу после въезда в город направил свою белую кобылу рядом с жеребцом Ширкуха. Вазир был крупным и широкоплечим человеком.

– Ты мне нравишься, курд, – сказал он. – Ты настоящий горный лев. Иди ко мне служить. Человек без хозяина в Руб-аль-Харами запросто может пропасть.

– Я думал, что в Руб-аль-Харами хозяин Абд аль-Хафид, – заметил Ширкух.

– Да, но город разделен на клики, и каждый человек следует за тем или иным вождем. Только немногие избранные составляют собственное войско Абд аль-Хафида. Остальные служат своим господам, и каждый вождь несет за них ответственность перед эмиром.

– Я сам по себе! – гордо заявил Ширкух. – Но ты поручился за меня у ворот, и я тебе обязан. Скажи, что это за дьявольский обычай, когда чужестранец должен убить человека, чтобы войти в город?

– Он был установлен в старые времена, чтобы проверить мужество чужестранца и убедиться, что каждый человек, который приходит в Руб-аль-Харами, опытный воин, – объяснил Алафдаль. – Но со временем этот обычай превратился в предлог для убийства новичков, ведь многие приходят сюда без приглашения. Ты должен был заручиться покровительством какого-нибудь вождя, прежде чем прийти сюда. Тогда ты мог бы мирно войти в город.

– Я не знаю ни одного человека из клана, – тихо произнес Ширкух. – В Джебель-Джавар нет Черных Тигров. Но мне сказали, что общество пробуждается после спячки…

Волнение на площади заставило его прервать разговор. Люди столпились вокруг отряда, замедляя его продвижение, и угрожающе ворчали при виде Брента. Они выкрикивали ругательства, швыряли в него чем попало, а какой-то шинвари выбежал вперед и бросил в ненавистного белого человека камень, который слегка задел ему ухо. У Брента потекла кровь.

Ширкух с проклятием направил коня на дерзкого горца и ударил его кнутом. Глухой ропот раздался в толпе, и она угрожающе надвинулась. Ширкух вытащил свою винтовку из чехла, но Алафдаль-хан схватил его за руку.

– Нет, брат! Не стреляй. Оставь этих собак мне. Он усилил свой голос до бычьего рева, который заполнил всю площадь:

– Мир, дети мои! Это Ширкух из Джебель-Джавар. Он пришел, чтобы стать одним из нас. Я ручаюсь за него… Я, Алафдаль-хан!

Одобрительные восклицания послышались из толпы, чей дух был таким же изменчивым и свободным, как лист, сорванный ветром. Очевидно, вазир был популярен в Руб-аль-Харами. Брент понял – почему, когда увидел, как Алафдаль запустил руку в кошель, который держал за поясом. Но прежде чем вождь успокоил толпу пригоршней монет, на противоположной стороне площади показался человек, при виде которого все пришли в волнение.

Он направил своего коня в сторону Алафдаль-хана. Это был стройный, но высокий и широкоплечий гилзаи. На голове у него красовался розовый тюрбан, богатый пояс перетягивал тонкую талию, кафтан блестел золотой вышивкой. За ним следовал конный отряд его сторонников.

Он остановился перед Алафдаль-ханом. Вазир выставил бороду вперед и выпучил большие глаза. Ширкух быстро заменил винтовку на саблю.

– Этот курд наехал на моего человека, – заявил гилзаи. – Ты что, натравливаешь своих людей на моих, Алафдаль-хан?

В толпе наступило напряженное молчание. Люди забыли обо всех своих нуждах и страстях из-за соперничества двух вождей. Даже Брент понял, что это была застарелая вражда, продолжение неугасающей ссоры. Гилзаи держался насмешливо и вызывающе. Алафдаль-хан казался непримиримым и злобным, но все же несколько смущенным.

– Твой человек это начал, Али-шах, – проворчал он. – Посторонись, мы везем пленника к Чертову Логову.

Брент чувствовал, что Алафдаль-хан уклонился от вопроса. Вазир был один, без своих сторонников. А тем временем со всех сторон через толпу устремились вооруженные люди. С угрожающим видом они окружили его. Алафдаль не был трусом, но в сложившейся ситуации не решался обострять отношения.

После заявления вазира, ставившего его в положение человека, который занимается делом эмира, – заявления, на которое Мухаммед ас-Захир ехидно усмехнулся, – Али-шах был в нерешительности, и напряжение спало бы само собой, если бы не один из людей гилзаи – худой оракзай с безумными от гашиша глазами. Он положил винтовку на плечо человека, стоявшего перед ним, и выстрелил в Алафдаль-хана. Вазира спасло только то, что плечо, на котором был ствол винтовки, дернулось; пуля пробила только его тюрбан, не задев головы.

Прежде чем оракзай успел выстрелить снова, Ширкух, рванувшийся к нему на коне, ударил его с такой силой, что разрубил голову до зубов.

Это было все равно что бросить спичку в пороховой погреб. Площадь мгновенно превратилась в поле битвы, где приверженцы враждующих вождей прыгали друг на друга и вцеплялись в глотки со всем пылом, на какой способны люди, вступающие в борьбу за интересы своих лидеров. Мухаммед ас-Захир, который не мог пробить дорогу сквозь массу сражавшихся, поставил свой отряд плотным кольцом вокруг Брента. Ему нужно было доставить феринги к своему хозяину живым и способным говорить, а в этой свалке неверного вполне могли убить, поэтому его люди встали лицом к толпе, отражая удары и пресекая попытки отбить пленника. Они не принимали участия в стихийной свалке. Эта ссора между вождями, довольно обычная для Руб-аль-Харами, не касалась Мухаммеда.

Брент наблюдал за сражением, как зачарованный. Такой же бунт мог быть в древнем Вавилоне, Каире или Ниневии… та же подозрительность, те же страсти, то же стремление простолюдина взять верх над каким-нибудь господским приспешником. Он видел ярко одетых всадников, кони которых прыгали и вставали на дыбы в то самое время, как они секли друг друга саблями, горевшими, словно дуги огня, в свете предзакатного солнца. Он видел оборванных мошенников, колотивших друг друга палками и булыжниками. Не прозвучал ни один выстрел. Боеприпасы были слишком ценны для них, чтобы тратить их друг на друга.

Но драка была достаточно кровавой, и за короткое время площадь усеялась оглушенными и истекающими кровью людьми. Многие из них с размозженными головами падали под ударами лошадиных копыт и уже не вставали. Приспешники Али-шаха превосходили числом сторонников Алафдаль-хана, но большинство людей из толпы было на стороне вазира – это подтверждалось градом камней и обломков, которые свистели над головами его врагов. Один из таких снарядов чуть не погубил самого их предводителя. Черепок, брошенный изо всех сил в Али-шаха, пролетел мимо и врезался в бородатый подбородок Алафдаля с такой силой, что на глазах у вазира выступили слезы. Когда он пошатнулся в седле и его рука, сжимающая саблю, упала, Али-шах замахнулся ятаганом. Смерть нависла над ослепленным великаном, который ошеломленно оглядывался, чувствуя опасность. Но Ширкух, ринувшийся через толпу, оказался между ними. Он перехватил взметнувшийся ятаган на свою саблю и оттолкнул назад, поднявшись на стременах, чтобы придать силы удару. Его клинок ударил плашмя и обрушился на тюрбан Али-шаха. Вождь, окровавленный и бесчувственный, упал на землю.

Вопль благодарности раздался из толпы. Люди Али-шаха, смущенные и растерянные, отступили. Неожиданно раздался стук множества копыт. Отряд, построенный правильным порядком, въехал на площадь и, врезавшись в толпу, пронзил ее насквозь. Всадники в черных кольчугах и остроконечных шлемах безжалостно топтали людей, попавших под копыта коней. Предводителем у них был чернобородый юсуфзай великолепный в своей гравированной золотом кольчуге.

– Дайте дорогу! – приказал он с твердой самонадеянностью человека, наделенного властью. – Очистить рыночную площадь именем Абд аль-Хафида, эмира Руб-аль-Харами!

– Черные Тигры! – затрепетал народ, подаваясь назад, но вопросительно гладя на Алафдаль-хана.

Мгновение казалось, что вазир бросит вызов всадникам; его борода ощетинилась, глаза расширились… но он заколебался и, пожав широкими плечами, опустил саблю.

– Подчинимся закону, дети мои, – призвал он своих сторонников и, чтобы не разочаровывать их, полез в свой объемистый кошель и бросил пригоршню золотых монет поверх их голов.

Они бросились собирать монеты, крича, радуясь и смеясь. Кто-то дерзко крикнул:

– Да здравствует Алафдаль-хан, эмир Руб-аль-Харами!

На лице Алафдаля комично отразилась смесь тщеславия и опасения. Поглаживая бороду, он искоса взглянул на юсуфзая с торжеством, но в то же время несколько смущенно.

Начальник отряда резко сказал:

– Нужно положить конец этому безобразию. Если случится еще одна драка, эмир заставит тебя держать ответ. Ему надоел этот раздор.

– Али-шах первый затеял ссору! – взревел вазир. Толпа позади него угрожающе заворчала, люди украдкой наклонялись за камнями и палками. И снова наполовину ликующее, наполовину испуганное выражение пробежало по бородатому лицу Алафдаль-хана. Юсуфзай засмеялся.

– Слишком большая популярность может стоить человеку головы, – с издевкой заметил он. Затем повернул коня и наехал на толпу, крича, чтобы все расходились.

Сборище оборванцев неохотно и недовольно подалось назад, бормоча в бороды угрозы. Брент понял, что единственное, чего им не хватает, чтобы поднять восстание, – это смелый предводитель. Люди Алишаха, посадив своего бесчувственного вождя в седло, покинули площадь. Алафдаль смотрел им вслед с беспомощной злобой. Затем он заревел, как медведь, и поехал прочь со своими людьми. Ширкух последовал вслед за ним и, проезжая мимо Брента, бросил на него короткий взгляд, который означал, что он его не забыл. Мухаммед ас-Захир повел свой отряд и пленника с площади, а затем по кривой улочке, иронично ворча в бороду:

– Алафдаль-хан, честолюбивый и трусливый, оказался в жалком положении. Он ненавидит Алишаха и все же боится обострять вражду. Ему хотелось бы стать эмиром Руб-аль-Харами, но он сомневается в своих силах. Никогда вазир ничего не добьется, только и остается ему пить вино да бросать деньги толпе. Дурак! Но дерется он все же, как голодный медведь, потревоженный в берлоге.

Один из афганцев вытолкнул Брента вперед и повел к зданию с окнами, закрытыми железными решетками.

– Это Чертово Логово, феринги! – проворчал он злобно. – Никто отсюда никогда не бежал, и никто не проводил здесь больше одной ночи.

У дверей тюрьмы Мухаммед сдал своего пленника под ответственность одноглазого судозая[2]2
  Судозай – выходец из афганского племени судозаи.


[Закрыть] с отрядом звероподобных чернокожих, вооруженных дубинками. Они провели его через тускло освещенный коридор к камере с решетчатой дверью и втолкнули туда. Затем на пол был поставлен кувшин с тухлой водой и брошен кусок заплесневелого хлеба. Ключ повернулся в замке с холодным резким лязгом.

Последние лучи заката проникли через узкое, густо зарешеченное окошко под самым потолком.

Брент машинально поел, охваченный тяжелыми предчувствиями. Все его будущее зависело теперь от Ширкуха, а значит, балансировало на острие меча. Устало растянувшись на брошенном в углу ворохе соломы, засыпая, он подумал: «А существовал ли вообще когда-нибудь преуспевающий, прекрасно одетый человек по имени Стюарт Брент, который спал в мягкой постели, пил прекрасные напитки из запотевших стаканов, танцевал с красивыми женщинами в бело-розовых нарядах? Была ли та, другая жизнь? Если да, то все, что с ним произошло, – какой-то дурной сон». Брент открыл глаза и огляделся. Нет, это не сон. Это страшная реальность – кишащая насекомыми, гнилая солома, тухлая вода, заплесневелый хлеб и запах крови, который, казалось, впитался в его одежду после сражения на площади.

4

Брент проснулся от слепящего света факела. Когда его глаза привыкли к его колеблющемуся свету, он увидел, что факел вставлен в гнездо в стене, а перед ним стоит высокий человек в длинном шелковом халате и зеленом тюрбане, заколотом спереди золотой брошью. Тот презрительно его рассматривал. Взгляд больших серых глаз был холодным как лед.

– Вы Стюарт Брент. – Это было утверждение, а не вопрос. Человек говорил по-английски с едва заметным акцентом.

Брент не ответил. Он понял, что перед ним Абд аль-Хафид, который появился, словно облаченный в плоть персонаж из сказки. Абд аль-Хафид и Аль-Борак стали принимать в утомленном мозгу.

Брента образы несуществующих двойников, влекущих его к гибели. Сейчас перед ним был один из них. Возможно, и Аль-Борак окажется в конце концов таким же реальным.

Брент почти беспристрастно изучал стоявшего перед ним человека. В этом наряде он выглядел настоящим азиатом. Черная борода еще более усиливала сходство. Однако кисти его рук были слишком велики для высокородного мусульманина – мускулистые, безжалостные руки, которым, скорее, пристало сжимать рукоять меча. Сам он казался сильным и ловким, хотя и не таким по-тигриному гибким, как Ширкух.

– Мои шпионы следили за вами всю дорогу от Сан-Франциско, – сказал Абд аль-Хафид. – Они узнали, на какой пароход вы купили билет. Их доклады были переданы в Кабул, а оттуда – сюда. У меня широкая тайная сеть соглядатаев и шпионов в каждой азиатской столице, а в горах есть рация. В городе ее держать невозможно: люди не потерпят такого нарушения обычая. Руб-аль-Харами – город традиций, временами утомительных, но в основном полезных.

Я понял, что вы не поехали бы сразу в Индию, если бы Ричард Стоктон не рассказал вам что-то перед смертью. Я собирался отдать распоряжение убить вас, как только вы сойдете с корабля, но затем решил подождать и выяснить, как много вы знаете. Шпионы донесли мне, что вы направились на север, – и это указывало на то, что англичанин просил вас найти Аль-Борака, чтобы рассказать, кто я на самом деле. Стоктон был хорошей ищейкой, но только из-за неосторожности слуги ему удалось узнать эту тайну.

Он знал, что Аль-Борак – единственный человек, который может мне помешать. Здесь я спасся от англичан и скрылся от эмира. Аль-Борак может доставить мне большие неприятности, если узнает, кто я. Он не стал бы мешать настоящему Абд аль-Хафиду, фанатичному мусульманину из Самарканда, но если он узнает, кто я в действительности, то заинтересуется, зачем я здесь и что я намерен делать. Итак, я позволил вам перейти Хайберский перевал беспрепятственно. К тому времени стало очевидно, что вам сказано доставить сведения прямо Аль-Бораку. Шпионы донесли мне, что Аль-Борак исчез в горах. Мне было известно, когда вы покинули Кабул, чтобы его разыскать. Я послал Мухаммеда ас-Захира захватить вас и доставить ко мне. Вас легко было выследить… феринги бродит в горах с отрядом кабульской солдатни. Итак, вы вошли наконец в Руб-аль-Харами единственным путем, которым может войти неверный, – как пленник, предназначенный для рабского помоста.

– Вы ведь тоже неверный, – возразил Брент. – Если я расскажу вашим людям, кто вы на самом деле…

Абд аль-Хафид пожал плечами:

– Имамы знают, что я родился в России. Они знают также, что я правоверный мусульманин… что я отрекся от христианства и принял ислам. Я порвал все нити, связывавшие меня с Ферингистаном. Меня зовут Абд аль-Хафид. Я по праву ношу этот зеленый тюрбан. Я хаджи после того, как совершил паломничество в Мекку. Если вы скажете людям Руб-аль-Харами, что я христианин, они посмеются над вами. Для толпы я мусульманин, такой же, как они сами, для совета имамов я истинный обращенный.

Брент ничего не ответил. Он был в ловушке, из которой не мог выбраться.

– Вы муха, залетевшая в мою паутину, – презрительно сказал Абд аль-Хафид. – Поэтому я без опасения могу рассказать вам о моих планах. Кроме того, это хорошая практика в английском; я почти забываю европейские языки.

Черные Тигры – очень древнее общество, первоначально – телохранители Чингисхана. После его смерти они поселились в Руб-аль-Харами, который даже тогда был городом вне закона, и стали правящей кастой. Общество выросло и обзавелось последователями во всех азиатских странах, но ставка его всегда находилась в этом городе. Вскоре оно стало мусульманским кланом, который фанатично ненавидел феринги, и эмиры Руб-аль-Харами продавали мечи Черных Тигров многим правителям для ведения джихада – священной войны против неверных.

Какое-то время клан процветал, а затем наступил период упадка. Сто лет назад он был почти полностью истреблен в междоусобной борьбе, вызванной обычаем кровной мести. Эта некогда всесильная организация стала призраком, сохранившим правление только в Руб-аль-Харами. Десять лет назад я покинул свою страну, отрекся от христианства и стал мусульманином сердцем и душой. В своих скитаниях я узнал о Черных Тиграх, понял их возможности и отправился в Руб-аль-Харами. Здесь я столкнулся с тайной, завладевшей мною всецело.

Однако продолжаю по порядку. Только три года назад я удостоился быть принятым в клан. Этому предшествовали семь лет скитаний, борьбы и плетения заговоров по всей Азии. И не раз за это время мне пришлось столкнуться с Аль-Бораком. Я узнал, как опасен этот человек, и понял, что мы будем всегда врагами – слишком противоположны наши интересы и идеи. Итак, когда я скрылся в Руб-аль-Харами, я просто исчез для Аль-Борака и всех других авантюристов, которые, как он и я, бродили по обширным просторам Азии. Прежде чем прийти в город, я потратил несколько месяцев, чтобы замести свои следы. Владимир Жакрович, известный также как Акбар-шах, исчез. Даже Аль-Борак не связывал его с Абд аль-Хафидом, мусульманином из Самарканда. Я вступил в совершенно новую роль и стал другой личностью. Если Аль-Борак увидит меня, он может засомневаться, но он никогда меня не увидит, если только не станет моим пленником.

Без всяких препятствий с его стороны я стал заново строить клан, сначала как рядовой член, а затем как князь – положение, которое я занял год назад; не буду вас посвящать, с помощью каких интриг. Я преобразовал общество, расширил его до прежних размеров, внедрил своих шпионов в каждую страну.

Конечно, Аль-Борак не мог не слышать, что Черные Тигры активизировались, но для него это означало, вероятно, лишь то, что отряд каких-то фанатиков развернул лихорадочную деятельность. Вряд ли он предполагает, что Черные Тигры могут повлиять на судьбы многих стран Востока. Но он поймет истинное значение клана, если узнает, что Абд аль-Хафид – это человек, с которым он боролся во всех пределах Азии еще год назад! – Глаза Абд аль-Хафида сверкали, голос дрожал. В своем непомерном эгоизме он находил глубокое удовлетворение даже от такой малости, как разговор со своим пленником. – Вы когда-нибудь слышали про золотую пещеру шайтана – Аль-Кабир? Она находится на расстоянии дня пути верхом от города и так тщательно скрыта, что целая армия может искать ее вечно и не найдет. Но я видел ее! Это может свести человека с ума… от пола до потолка она заполнена слитками золота! Это приношения шайтану – обычай, дошедший из глубины веков. Каждый год сто килограммов золота, собираемых с жителей города, переплавляются в маленькие слитки. Имамы и эмиры носят их в пещеру.

– Вы рассказываете мне, что такое огромное сокровище находится где-то рядом с городом? – недоверчиво спросил Брент.

– Почему бы нет? Разве вы не слышали об обычаях города, нерушимых, как заветы Пророка? Только имамы знают тайну пещеры. Это знание передается от имама к имаму, от эмира к эмиру. Народ ничего не знает. Люди считают, что шайтан забирает золото в свое дьявольское жилище. Даже узнав, где находится пещера, они не притронутся к нему, взять золото, предназначенное шайтану? Вы плохо знаете азиатское мышление. Ни один мусульманин в мире не прикоснется к нему, не возьмет, даже если будет умирать с голоду.

Но я свободен от такого суеверия. Дар шайтану переносится в пещеру в течение нескольких дней. Имамы посетят пещеру снова только в следующем году, и до того, как наступит это время, я осуществлю то, что задумал. Я тайно извлеку золото, расплавлю его и перелью в другие формы. О, я знаю, как это сделать, потому что занимался этим раньше. После того как я закончу, никто не сможет узнать в нем золото шайтана.

На него я смогу прокормить и экипировать целую армию! Я смогу купить винтовки, боеприпасы, пулеметы и аэропланы, а также заплатить наемникам, которые будут летать на них. Я смогу вооружить всех головорезов в Гималаях! Горные племена составят самую мощную армию в мире… все, в чем они нуждаются, – это снаряжение. И я снабжу их всем, что необходимо. В Европе есть множество мест, где мне продадут все, что я захочу. И золото шайтана будет служить мне! – Абд аль-Хафид вспотел, глаза его безумно горели, как будто расплавленное золото попало в его вены. – Мир не смел мечтать о таком сокровище! Приношения золотом за сотни лет! И это мое!

– Имамы убьют вас! – пробормотал Брент.

– Они ни о чем не узнают в течение ближайших нескольких месяцев. Я изобрету ложь, которая объяснит мое огромное богатство. Они ничего не заподозрят, пока не откроют пещеру в следующем году, но тогда уже будет поздно. Мне не потребуются Черные Тигры. Я стану императором! Моя огромная новая армия спустится с гор на равнины Индии. Я соберу орды афганцев, персов, пушту, арабов, турок, количество и жестокость которых компенсируют недостающую дисциплину. Восстанут индийские мусульмане! Я выгоню англичан из этой страны. Я буду единолично править от Самарканда до Игольного мыса!

– Зачем вы все это мне рассказываете? – спросил Брент. – Вы не боитесь, что я выдам вас имамам?

– Вы никогда не увидите ни одного имама, – последовал злобный ответ. – Я позабочусь об этом. Однако хватит. Я позволил вам прийти живым в Руб-аль-Харами только потому, что хочу узнать, какой тайный пароль дал вам Стоктон, чтобы пользоваться услугами английских чиновников. Я знаю, что именно он помог вам с такой легкостью и скоростью проследовать в Кабул. Этот пароль мне необходим для того, чтобы послать одного из моих шпионов в самое сердце британской секретной службы. Скажите мне его.

Брент иронично засмеялся:

– Вы собираетесь убить меня. Так позвольте мне не лишать себя удовольствия хоть чем-то отплатить за ваше преступление. Я не дам еще одно оружие в ваши грязные руки.

– Вы безмозглый глупец! – воскликнул Абд аль-Хафид с неожиданным всплеском злобы, который свидетельствовал о том, что этот человек был на грани срыва и не так уверен в себе, как могло показаться с первого взгляда.

– Без сомнения, – согласился Брент спокойно. – Ну и что?

– Отлично! – Абд аль-Хафид с трудом сдерживал себя. – Я не могу прикасаться к вам сегодня ночью. Вы собственность города, согласно вековому обычаю, который даже я не могу нарушить. Но завтра вы будете проданы с помоста за самую высокую предложенную цену. Никто не захочет купить раба-феринги, разве что для удовольствия над ним поиздеваться. Вы слишком изнежены для тяжелой работы. Я куплю вас за несколько рупий, и тогда ничто не помешает мне заставить вас говорить. Вы скажете мне все, что я хочу знать, а потом я брошу ваше искромсанное тело на корм стервятникам.

Он резко повернулся и вышел из темницы. Брент слышал отзвук его шагов по каменным плитам коридора. Свет факела погас за поворотом, слабо донесся обрывок разговора. Затем дверь захлопнулась, и не было больше ничего, кроме тишины и звезд, смутно блистающих через решетку окна.

В другой части города Ширкух сидел развалясь на шелковом диване под светом бронзовых ламп, отражавшемся сверкающими бликами в дорогом вине, наполнявшем позолоченные кубки… Он сделал большой глоток и облизнул губы, отдавая должное угощению, как это полагалось по правилам вежливости, ибо ничто, казалось, его не заботило, кроме утоления жажды. Но Алафдаль-хан, сидевший на другом диване, озабоченно хмурил брови, сбитый с толку. Он был удивлен открытием, которое сделал совсем недавно. У этого юного воина с западных гор оказался острый ум и твердый характер.

– Почему ты хочешь купить этого феринги? – требовательно спросил вазир.

– Он нам необходим, – заявил Ширкух. Лицо его с одной стороны было освещено светом лампы, другая половина оставалась в тени. Мальчишеское выражение исчезло. Взгляд стал прямым и суровым. – Я куплю его завтра. Он поможет тебе стать эмиром Руб-аль-Харами.

– Но у тебя нет денег! – возразил вазир.

– Ты мне их дашь.

– Но Абд аль-Хафид сам хочет купить феринги, – настаивал на своем Алафдаль-хан. – Он послал Мухаммеда ас-Захира его захватить. Глупо торговаться с эмиром.

Прежде чем ответить, Ширкух опустошил свой кубок.

– Из того, что ты рассказал мне о городе, я узнал следующее. Черные Тигры составляют только небольшую часть жителей. У эмира непререкаемая власть, кроме тех случаев, которые определяются обычаями, корни которых затерялись в веках. Черные Тигры являются правящей кастой и чем-то вроде полиции для поддержания власти эмира. Они держат в узде буйное и беззаконное население, состоящее из преступников, которые стекаются сюда со всех концов Азии.

– Это верно, – подтвердил Алафдаль-хан.

– Но в прошлом народ не раз восставал, смещал правителя, который нарушал традиции, и заставлял Черных Тигров выбирать другого князя. Очень хорошо. Ты говорил, что Черных Тигров сейчас в городе сравнительно мало. Многие посланы в качестве шпионов и эмиссаров в другие места. Ты сказал, что сам занимаешь высокое положение в клане.

– Пустая честь, – произнес Алафдаль с горечью. – К моим предложениям в совете никогда не прислушиваются. У меня нет власти. Я могу приказывать только своим личным сторонникам. А у меня их меньше, чем у Абд аль-Хафида и Али-шаха.

– Мы должны опереться на уличную толпу, – ответил Ширкух. – Люди тебя любят. Они почти готовы восстать под твоим руководством, стоит тебе о себе заявить. Но это будет позже. Им нужен предводитель и повод для бунта. Мы предоставим им и то и другое. Но сначала нужно заполучить феринги. Его спасение в наших руках. А потом мы придумаем следующий ход в нашей игре.

Алафдаль-хан насупился, сжимая сильными пальцами тонкую ножку кубка; его обуревали противоречивые чувства: тщеславие, страх, честолюбие.

– Красиво говоришь, – сказал он уныло. – Ты, нищий авантюрист, говоришь, что сделаешь меня эмиром города! Откуда мне знать, что ты не мешок с ветром? Разве тебе под силу сделать меня князем Черных Тигров?

Ширкух поставил кубок и встал. Он мрачно посмотрел сверху вниз на удивленного вазира. Наивность и беззаботность исчезли с его лица. Он произнес единственную фразу, которая заставила Алафдаля приглушенно воскликнуть и вскочить на ноги; он качнулся, как пьяный, хватаясь за диван, и устремил расширенные от изумления глаза на смуглое неподвижное лицо.

– Ты веришь теперь, что я могу сделать тебя эмиром Руб-аль-Харами? – спросил Ширкух.

– Кто может сомневаться в этом? – ответил Алафдаль, тяжело дыша. – Разве вы не возводили королей на троны? Но, с вашей стороны, сумасшествие – прийти сюда! Одно слово толпе, и они разорвут вас на куски!

– Ты не скажешь это слово, – убежденно произнес Ширкух. – Ты не откажешься от власти в Руб-аль-Харами.

Алафдаль-хан медленно кивнул. Огонь честолюбия зажегся в его глазах.

5

Восход, проливший серый свет через решетку окна, разбудил Брента. Он задумчиво отметил про себя, что, возможно, это последний восход, который он видит как свободный человек. Он горько засмеялся над этой мыслью. Свободный? Но, в конце концов, он был все еще пленником, а не рабом, а между тем и другим было огромное различие – бушующий пролив, пересекая который мужчина или женщина должны были забыть себя навсегда.

Вскоре пришел черный раб, который принес кувшин дешевого кислого вина и еду – рисовые лепешки и сушеные финики. Королевский завтрак по сравнению со вчерашним ужином. Таджик-цирюльник побрил его и подстриг волосы. Ему позволили роскошь вымыться в тюремной ванне – деревянной бадье с холодной водой. И хотя он был рад такому случаю, однако все происходящее казалось ему отвратительным. Он чувствовал себя призовым животным, которое готовят к выставке.

Одноглазый судозай и огромный черный раб вывели его, одетого только в нижнее белье и сандалии, из тюрьмы. Лошади ожидали их у ворот, ему приказали сесть в седло. Он тронул коня и поехал по улице между двумя тюремщиками. Солнце еще не поднялось, а толпа уже собралась на площади. Продажа белого человека была событием. В воздухе висело ожидание, обостренное происшедшим накануне событием.