Текст книги "Ястребы востока"

Глава 3. Дорога в Эль Гор

Дорога к Эль Гор была тяжелой. Кормак прокладывал путь между огромными, неровными валунами, по глубоким оврагам и среди предательских круч. Солнце медленно ползло к зениту, и раскаленный воздух, поднимаясь с земли, заставлял все вокруг танцевать и вибрировать. Солнце нещадно и яростно палило, раскалив железный шлем Кормака. Оглянувшись на голые скалы, воин прищурился. Он что-то высматривал. У себя на родине он научился игнорировать мокрый снег и сильный мороз. Здесь на востоке он следовал за штандартом Ричарда Львиное Сердце под мерцающими стенами Акры, на пыльных равнинах Азота и в окрестностях Иоппии. Он привык к сверкающему восточному солнцу, ярко блестевшему на голых песках, и к секущему кожу ветру пустынь.

В полдень он остановился, сделав длительный привал, чтобы позволить черному жеребцу часик отдохнуть в тени гигантского валуна. Прошел весенний дождь, утоливший жажду коня и человека. После чего жеребец стал щипать тощую весеннюю травку, а Кормак, присев, стал жевать сухое мясо, которое возил в маленьком мешочке. В старые времена, путешествуя вместе с Жераром, он часто останавливался в этом месте, чтобы напоить лошадей. Али-Эль-Яр лежал на Западе. И в ночи, направляясь в замок фон Гонлера, Кормак сделал большой крюк. Теперь у него не было ни малейшего желания возвращаться, чтобы посмотреть на занесенные песком руины. Следующей целью его путешествия был Нуреддин Эль Гор, который со своим братом по оружию – Косру Маликом из сельджуков – обитал в замке Эль Гор в горах на востоке.

Кормак неторопливо ехал по раскаленной равнине. К середине дня он добрался до глубокой узкой теснины за которой начинались холмы повыше. В прошлом во время набега на восточные племена он ездил лишь до этого ущелья. В один из таких походов на одном из утесов, нависших над этим ущельем, сир Жерар де Жисклин в качестве предупреждения для всех племен повесил пойманного турецкого командира.

Теперь, выехав на плато, Фицжоффри увидел, что дерево на утесе вновь обрело плоды. Его зоркий взгляд издали различил человеческую фигуру. Несчастный был подвешен за запястья. Высокий воин в остроконечном шлеме и легкой рубахе мусульманина стоял под деревом и то и дело подталкивал жертву копьем, чтобы та вращалась на веревке. Рядом с ним щипал сухую траву его конь, определенно турецких кровей. Кормак прищурился. Кожа обнаженного, подвешенного мужчины казалась слишком бледной для тела турка. Норманн-гаэль дал своему коню шпоры и вихрем понесся вперед.

Услышав стук копыт, мусульманин стремительно развернулся. Опустив копье, которым он мучил пленника, он вскочил в седло, и взял наизготовку короткий тяжелый лук. На его левом предплечье был закреплен небольшой круглый щит, которым он попытался прикрыться от франка.

Кормак, прикрывшись своим щитом, летел вперед словно молния. Он знал, что мусульманин никогда не встретит его как фракийский рыцарь – лицом к лицу. Воин Востока постарается избежать копья противника, а потом станет кружить, выжидая, когда перед ним откроется удобная цель. И тем не менее Кормак бросился вперед так опрометчиво, словно никогда раньше не сталкивался с тактикой сарацинов.

Вот турок спустил стрелу, и та скользнула вдоль щита рыцаря. Теперь они находились на расстоянии броска копья, но турок наложил на тетиву еще одну стрелу, собираясь ещё раз выстрелить в противника. Но рыцарь, неожиданно отшвырнув щит, схватил двумя руками копье посредине, словно это большой дротик. Этот неожиданный поступок застал сельджука врасплох, и он совершил ошибку выставив вперед щит, вместо того, чтобы попытаться увернуться. Наконечник копья с легкостью пробил щит турка и раскололся, ударившись о кольчугу на груди. И пусть острию копья не удалось пробить кольчугу, страшный удар выбил турка из седла. Но он тут же вскочил на ноги, пытаясь нащупать свой ятаган, а большой черный конь навис над ним. Огромные черные копыта ударили, и турок погиб.

Даже не бросив второго взгляда на свою жертву, Кормак подъехал к виселице и, поднявшись в седле, заглянул в лицо того, кто качался подвешенным за руки.

– Черт побери! – пробормотал огромный воин. – Это Михаил на Блаос – Мишель де Блуа, один из оруженосцев Жерара. Что за ужас случился с ним?

Выхватив меч, Кормак перерезал веревку, и юноша скользнул в его объятия. Губы молодого Мишеля пересохли и распухли. Взгляд потускнел из-за страдания. Он был обнажен, если не считать тонкой кожаной повязки, и солнце жестоко расправилось с его бледной кожей. Кровь из небольшой раны на голове затвердела на его желтых волосах. Еще на теле было множество порезов от копья его мучителя.

Кормак уложил молодого француза в тени, которую отбрасывал неподвижно застывший жеребец, и стал лить воду из своей фляги на пересохшие губы юноши. Как только Мишель смог заговорить, он прохрипел:

– Теперь я знаю, что и в самом деле мертв, ибо был только один рыцарь, ездивший по Утремеру, который мог бросить длинное копье, словно дротик. Но… Кормак Фицжоффри мертв уже много месяцев. Но если я мертв, где же Жерар и Юлейла?

– Отдохни и не сомневайся: ты жив, и я тоже, – проворчал Кормак. Он разрезал веревки, которые глубоко впились в плоть на запястьях Мишеля, и принялся растирать руки юноши. Взгляд юноши постепенно стал осознанным. Как и Кормак, он тоже принадлежал расе крепкой, словно закаленная сталь. Час отдыха, немного воды, и оруженосец постепенно начал приходить в себя.

– Сколько ты там провисел? – поинтересовался Кормак.

– Болтаюсь с самого рассвета, – взгляд Мишеля был мрачным, когда он потер свои ободранные запястья. – Нуреддин и Косру Малик говорили, что сир Жерар однажды подвесил одного из их племени здесь, и было совершенно естественно, что теперь один из людей Жерара занял это место.

– Расскажи мне, как умер Жерар, – прорычал ирландский воин. – Я слышал слухи…

Красивые глаза Майкла наполнились слезами.

– Ах, Кормак, это ведь я, тот, кто любил его, стал причиной его смерти. Послушай… Тут все не так просто… Нуреддин и его товарищ по оружию словно шершни жалили империю. Как мне кажется, они вместе с псами-рыцарями из франков, собирались создать новое царство, которое не станет присягать ни Саладину, ни одному из королей с Запада. Они начали расширять свои владения с помощью предательства. Ближайшим поселением христиан был Али Эль-Яр. Конечно, сир Жерар был настоящим рыцарем, и поэтому его следовало убрать с дороги… Все это я узнал позже, но как было бы здорово, если бы я знал все это заранее!.. Среди рабов Нуреддина была персидская девушка Юлейла. Они сделали это невинное дитя своим оружием, чтобы поймать в ловушку моего властелина. Убить и его тело, и его доброе имя. И да поможет мне Бог! И из-за меня они преуспели там, где в другом случае не одержали бы победы… Для моего господина Жерара честь была превыше всего. Когда по приглашению Нуреддина он посетил в Эль Гор, то не обратил никакого внимания на Юлейлу. Подчиняясь приказам своих хозяев, которым она не смела не повиноваться, она позволила Жерару увидеть себя и сделала вид, что привязалась к нему. Но я… Я пал жертвой её чар.

Кормак с отвращением фыркнул. Мишель схватил его за руку.

– Кормак, вспомни, не все мужчины такие железные, как ты! Клянусь, что я любил Юлейлу с самого первого момента, как увидел её… и она любила меня! Я выкрал её из самого Эль Гора…

– Почему же говорят, что это сделал Жерар, что это именно он крутил шашни с рабыней Нуреддина, – прорычал Фицжоффри.

Мишель закрыл лицо руками.

– Это моя вина, – простонал он. – Однажды ночью немой принес записку за подписью Юлейла, в которой она умоляла меня прийти с сиром Жераром и его товарищами по оружию и спасти её от ужасной судьбы. О нашей любви узнали, и турки собирались пытать её. Я был вне себя от ярости и страха. Я пошел к Жерару и рассказал ему все, и он, европеец, человек чести, пообещал помочь мне. Он не мог нарушить перемирие и навлечь гнев Саладина на города христианин, но надел свою кольчугу и поехал со мной. Мы вдвоем хотели найти способ украсть Юлейлу. А если нет, мой господин решил отправиться напрямую к Нуреддину и попросить девушку в качестве подарка или выкупить её, заплатив за неё по-королевски. Тогда я женился бы на ней… Ну, когда мы добрались до места у стен Эль Гора, где я встречался с Юлейлой, мы оказались в ловушке. Нуреддин, Косру Малик и их воины неожиданно бросились на нас со всех сторон. Нуреддин заговорил с Жераром, объяснил, что устроил ловушку, надеясь захватить моего господина. И мусульмане стали смеяться, обсуждая то, как любовь раба привела господина в ловушку, хоть их коварный план отчасти потерпел поражение. Что до письма… Нуреддин сам написал его, веря, что сир Жирар сделает именно так, как он и сделал… Нуреддин и турок предложили сиру Жирару присоединиться к ним в создании империи. Они ясно объяснили ему, что его замок и земли станут его вкладом в общий альянс. Сир Жирар ответил, что пока у него есть силы, он станет служить своему королю и своей вере. Вот тогда волна мусульман накатила на нас… Ах, Кормак, если бы ты был там, с нами!.. Встав спина к спине, мы сражались! Жерар держал себя по-мужски. Мы стояли по колено в ковре мертвецов. А потом Жерар пал, и меня тоже повалили. «Крест и Христос!» – это были его последние слова, прежде чем турецкие копья и мечи пронзили его тело. Потом его раздели, разрубили на куски и скормили змеям и шакалам!

Мишель судорожно всхлипнул, гневно замолотив кулаками по песку. Кормак судорожно взревел, словно дикий бык. Голубые огоньки вспыхнули у него в глазах.

– А ты? – сурово спросил Кормак.

– Меня они бросили в темницу, собирались пытать, – ответил Майкл. – Однако в ту ночь Юлейла пришла ко мне. Старый слуга, который любил девушку и который жил в Эль Горе, освободил меня и провел нас обоих через секретный проход из камеры пыток, за стены замка. Мы отправились в горы пешком и без оружия, бродили там несколько дней, скрываясь от охотников, которых выслали за нами. Вчера нас поймали и вернули обратно в Эль Гор. Стрела сразила старого раба, но мы отказались рассказать, как сбежали, хотя Нуреддин угрожал нам пытками. Замок построили давным-давно, и нынешние хозяева ничего не знали о тайных ходах… Сегодня на рассвете меня вывезли из замка и подвесили на виселице, оставив воина, чтобы тот охранял меня. Что он сделал с Юлейлой, один Бог знает.

– Ты знаешь, что Али-Эль-Яр пал?

– Да, – печалью кивнул Мишель. – Косру Малик хвастался этим. Земли Жерара ныне унаследовал его враг, который не пришел на помощь обитателям нашего замка, когда его осадили мусульмане.

– И кто же этот предатель? – мягко поинтересовался Кормак.

– Барон Конрад фон Гонлер. Он – настоящий трус, и я клянусь…

Кормак едва заметно, печально улыбнулся.

– Не надо никаких клятв. Фон Гонлер отправился в ад еще до рассвета. Я знал только то, что он отказался прийти вам на помощь. Гнусный урод.

Глаза Мишеля сверкнули.

– Черт возьми! – воскликнул он. – Благодарю тебя, старый пес! Один предатель сдох, что теперь? Должны ли Нуреддин и турок остаться в живых, пока живы двое из тех, кто носит сталь Жисклинов?

– Нет, даже если сталь изрубят в куски и обольют кровью, – прорычал Кормак. – Расскажи мне про этот тайный ход… Нет, не станем тратить время на разговоры… Ты покажешь мне этот секретный лаз. Если вы воспользовались им, чтобы сбежать, то почему бы не войти тем же путем? Вот… Возьми оружие этой падали, а я пока поймаю его скакуна. Вон он щиплет колючки среди скал. Скоро стемнеет. Может статься, нам удастся незаметно пробраться в самое сердце замка…

Его огромные руки сжались в огромные кулаки, а глаза сверкнули. По всему было видно, что он готов устроить пожар и бойню, пронзить врагов копьями и расколоть их черепа.

Глава 4. Вера Кормака

Когда Кормак Фицжоффри продолжил путешествие к Эль Гору, можно было подумать, что в спутники себе он взял турка. Мишель де Блуа ехал на турецком скакуне, и на голове у него был остроконечный турецкий шлем. На боку его висела изогнутая сабля и лук со стрелами. Вот только кольчуги у него не было.

Компаньоны двинулись в горы окольным путем, чтобы избежать заставы. И только в сумерках они остановились, глядя на мрачные и угрюмые башни Эль Гора – замка, с трех сторон окруженного неприступными, неприветливыми холмами. С запада, поднимаясь на кручи, к замку вела единственная дорога. Со всех остальных сторон обрывы подбирались под самые стены. Путники сделали такой широкий круг, что теперь находились на холмах к востоку от крепости, и Кормак, глядя на запад, на башни замка, обратился к своему другу:

– Смотри-ка, там, вдалеке на равнине облачко пыли…

Мишель покачал головой.

– Твои глаза намного острее, чем у меня. Холмы уже накрыли синие тени сумерек, и я не смогу разглядеть, что там происходит.

– Моя жизнь часто зависит от моего зрения, – проворчал норманн-гаэл. – Посмотри внимательно… Видишь, «язык» равнины, который рассек холмы на севере широкой долиной? Там, насколько я могу судить по облаку пыли, группа всадников. Несомненно, это разведчики, возвращающиеся в Эль Гор. Даже если они поспешат, им потребуется несколько часов, чтобы добраться да замка. Нам пора заняться своими делами… Звезды уже разгораются на востоке.

Спешившись, мстители стреножили коней в ложбинке, скрытой от посторонних взглядов. В последних тусклых лучах сумерек они разглядели тюрбаны часовых на вышках, но скользя среди валунов и ущелий, они были полностью скрыты от их взоров. В итоге Мишель соскользнул в глубокий овраг.

– Здесь начинается подземный коридор, – объявил он. – Дай Бог, чтобы его не обнаружил Нуреддин. Он послал воинов на поиски потайного хода, подозревая, что тот существует, хотя мы так и не рассказали этому палачу, как бежали из замка.

Франки прошли по оврагу, который становился все более узким и глубоким. Неожиданно Мишель остановился и аж взвыл. Кормак, протиснувшись вперед, нащупал железную решетку, а когда его глаза привыкли к темноте, он разглядел за решеткой вход в пещеру. Толстые стальные прутья были глубоко забиты в камень, а каменные клинья хорошо подогнаны.

Прутья располагались слишком близко, чтобы даже очень тощий человек мог протиснуться между ними.

– Они нашли туннель и перекрыли его, – простонал Мишель. – Кормак, что же нам делать?

Кормак подошел поближе и положил руки на брусья… Наступила ночь, и в овраге стало так темно, что даже глаза Кормака с трудом могли что-то рассмотреть. Огромный норманн глубоко вздохнул, схватил по пруту в каждую руку, оперся ногами о камни и обрушил на прутья всю свою чудовищную силу. Мишель с изумлением следил за происходящим. Он скорее почувствовал, чем увидел, как вспухли гигантские мускулы его спутника, как набухли вены на лбу великана, как капли пота потекли по его лбу. Камни застонали и затрещали… И только тогда Мишель вспомнил, что его спутник сильнее, чем даже сам король Ричард Львиное Сердце. А потом дыхание со свистом вырвалось из уст Кормака, и одновременно прутья уступили, словно это были простые сухие тростинки. Один вылетел, другой едва держался в гнезде, а остальные оказались сильно погнуты. Кормак охнул, стер пот с глаз, отшвырнув согнутый прут в сторону.

– Во имя всех святых, – пробормотал Мишель. – Кормак Фицжоффри, ты человек или дьявол? Я думал, никто не сможет сделать ничего подобного.

– Довольно слов, – проворчал норманн. – Давай поторапливаться, если, конечно, мы сможем протиснуться в эту дыру. Вероятно, мы встретим в этом туннеле часового или парочку, но это тот самый шанс, который мы должны использовать. Обнажи свой клинок и следуй за мной.

Внутри оказалось так же темно, как в сердце Аида. Франки пробирались вперед на ощупь, ожидая, что в любой момент могут попасть в ловушку. Мишель шел, едва ли не наступая на пятки своего друга, проклиная стук своего сердца, и удивлялся способности гиганта двигаться незаметно, так что не слышно было звона оружия.

Товарищам казалось, что они двигались на ощупь в темноте целую вечность. Наконец Мишель наклонился вперед и прошептал, что он полагает: они скорее всего внутри внешних стен замка. А потом они заметили впереди слабое свечение. Осторожно двигаясь, они приблизились к повороту, за которым сиял свет. Осторожно заглянув за угол, они увидели, что свет исходит от факела в нише в стене, а рядом с ним, опираясь на копье, застыл высокий турок. Он зевал от скуки. Еще двое мусульман спали неподалеку на плащах. Очевидно, Нуреддин не слишком доверял стальным прутьям, которыми перегородил тайный ход.

– Часовые, – прошептал Мишель, и Кормак кивнул, отступив, и потащил за собой своего спутника. Потом взгляд норманна-гаэла скользнул, разглядывая лестницу за постом стражи, которая вела к большой тяжелой двери.

– Кроме них, тут, кажется, никого нет, – пробормотал Кормак. – Проткнешь стрелой бодрствующего, и не промахнись.

Мишель положил стрелу на тетиву и, высунувшись за угол, прицелился в горло турка чуть повыше воротника кольчуги. Он молча проклял мерцающий свет. Неожиданно сонный странник вздрогнул и посмотрел в сторону франков, и подозрение свернуло в его газах. Одновременно раздался звук лопнувшей струны, и турок, зашатавшись, начал падать. Издавая ужасные булькающие звуки, он стал царапать древко стрелы, пробившей его бычью шею.

Агония стража разбудила его двух товарищей, которые стремительно вскочили на ноги… и были убиты, прежде чем их взгляды прояснились после сна.

– Хороший выстрел, – проворчал Кормак, встряхнув красные капли крови с клинка. – Надеюсь, через ту дверь не просочилось ни одного звука. Тем не менее, если она заперта изнутри, то все наши попытки бесполезны, и нам придется отступить.

Но дверь оказалась незапертой, так как хозяин замка, видимо, понадеялся на стражу в коридоре. Когда Кормак осторожно приоткрыл тяжелую, железную дверь, тихий стон боли заставил франков вздрогнуть.

– Юлейла! – ахнул Мишель, побелев. – Это пыточная камера, и это её голос! Во имя Бога, Кормак… Вперед!

Огромный норманн-гаэл безрассудно распахнул дверь и прыгнул вперед, словно огромный тигр. Мишель бросился за ним по пятам. Но сделав пару шагов, они остановились. Это и в самом деле оказалась камера пыток. На полу и на стенах висели адские приспособления, которые разум человека, изобрел для мучений своего брата. В темнице находилось три человека, Двое мужчин со звериными лицами в кожаных штанах с удивлением подняли головы, уставившись на франка. Третьей была девушка. Совершенно голая, как в тот день, когда родилась, она лежала связанной на скамейке. Рядом с ней в жаровне мерцали угли, и там же дымилась пара раскаленных прутов. Один из палачей присел, и его рука потянулась к одному из прутьев.

Из горла связанной девушки вырвался жалобный крик.

– Юлейла! – яростно закричал Мишель и прыгнул вперед. Его взгляд затянуло красным туманом. Один из немых палачей со звериным лицом бросился на франка, размахивая коротким мечом, но тот, взмахнув ятаганом, отбил удар и снес голову с плеч негодяя. А потом клинок выпал из рук Мишеля и тот упал на колени рядом со скамьёй пыток, и рыдание разорвало его глотку. – Юлейла! Юлейла! О, моя девочка, что они с тобой сделали?

– Мишель, мой возлюбленный! – её большие темные глаза, горели, как звезды в тумане. – Я знала, что ты придешь за мной! Они ещё не пытали меня… только пороли… а эти только собирались начать…

Второй немой, словно змея, скользнул к Кормаку с ножом в руке.

– Сатана! – проворчал огромный воин. – Не стану пачкать клинок твоей кровью.

Кормак резко выбросил левую руку и поймал запястье немого палача. Послышался хруст ломающихся костей. Нож вылетел из пальцев немого, которые скрючились как сброшенная перчатка. Кровь хлынула из кончиков пальцев, а рот мастера пыток раскрылся в беззвучном крике. И в тот момент, когда правая рука Кормака сжалась на его горле через открытый рот палача хлынула кровь. Его шея превратилась в кровавую массу.

Отбросив в сторону труп, Кормак повернулся к Мишелю, который освободил девушку и теперь обнимал её, переполненный радостью. Тяжелая рука, которая легла ему на плечо, вернула его к осознанию реальности. Кормак нашел плащ и отдал его, чтобы девушка завернулась в него.

– Пошли, – приказал он. – Нам нельзя тут задерживаться, потому что другие воины придут, чтобы занять место охранников в туннеле. У тебя нет доспехов…

Поэтому возьми мой щит… Нет, не возражай. Тебе нужно будет защитить себя и девушку от стрел, если вас… если нас станут преследовать. Поспешим…

– А как же ты, Кормак? – нерешительно протянул Майкл.

– Поспешите, – повторил норманн. – Я припру эту дверь скамейками, а потом последую за вами. Но не ждите меня. Это приказ, Мишель, ты понимаешь? Поспешите через туннель, идите к коням. Берете коня турка и уезжайте! Я отправлюсь другим маршрутом… Той дорогой, которой никто, кроме меня, проехать не сможет! Вы же отправляйтесь к сиру Руперту де Вилю, сенешалю Антиоха. Он – один из наших друзей! Вперед!

Кормак только мгновение простоял наверху лестницы, наблюдая как Мишель и девушка поспешили вниз по ступенькам, мимо мертвых, безмолвных часовых, и исчезли за поворотом туннеля. Потом Кормак вернулся в камеру пыток и закрыл за собой дверь. Он пересек комнату, распахнул дверь, ведущую наружу. Взглянув на винтовую лестницу, уходящую куда-то вверх, Кормак на мгновение окаменел. Он чувствовал себя обреченным.

Гигантский норманн был реалистом. Он знал, что всего лишь случай привел его в самое сердце вражеской цитадели, и это нисколько не поможет ему. В Утремере жизнь всегда была опасной. Если он и дальше будет ждать возможности неожиданно ударить по Нуреддину и Косру Малику, то ему может не представиться подобной возможности. Сейчас же у него и в самом деле были шансы отомстить так, как его желала его черная душа.

То, что он мог потерять жизнь в этой заварушке, не имело для него никакого значения. Мужчины рождались для того, чтобы умереть в бою. Во имя веры. А Кормак Фицжоффри тайно склонялся к вере своих предков – викингов, поклоняющихся в Вальхалле, и был уверен, что смерть от меча – лучшая из смертей. Мишель, освободив девушку, мгновенно забыл о первоначальном плане мести. Кормак не винил оруженосца. Жизнь и любовь были для молодых. Но мрачный ирландский воин был в долгу перед Жераром и был готов заплатить этот долг, даже ценой собственной жизни. Кормак был верен мертвецу.

Единственное, о чем он жалел, так это о том, что не смог отдать Мишелю своего черного жеребца, но он знал, что его конь никого к себе не подпустит. «А теперь этот конь, если я умру, попадет в руки мусульман», – со вздохом подумал Кормак, а потом, покрепче сжав рукоять меча, направился вверх по лестнице.