Текст книги "Приключения Конана-варвара (сборник)"

– Тебя что, забыли на улице? – поинтересовался он на своем варварском котхийском, подходя к ней вплотную. Его пальцы сомкнулись у нее на запястье, не причиняя боли, но она чувствовала, что он может переломать ей косточки без малейшего усилия. – А я, видишь ли, вышел из последней винной лавки, которая еще была открыта, – да пошлет Иштар проклятия на головы тех трусливых реформаторов, что закрывают кабаки! «Пусть лучше мужчины спят, чем пьют», – говорят они. Ну да, чтобы они могли лучше работать и сражаться за своих хозяев! Бесхребетные евнухи, вот кто они такие. Когда я служил наемником в Коринтии, мы предавались пьянству по ночам, а днем дрались насмерть – да так, что кровь ручьем текла по лезвиям наших мечей. Но кто ты такая, девочка моя? Ну-ка, сними эту чертову маску…

Принцесса ловким движением отпрянула, стараясь при этом не оскорбить и не оттолкнуть его. Она понимала всю опасность своего положения, оставшись на пустынной улице с пьяным варваром наедине. Если он догадается, кто она такая, то лишь посмеется над ней или просто уйдет. Она даже не была уверена, что он не перережет ей горло. Мужчины-варвары были способны на самые необъяснимые поступки. Она постаралась подавить поднимающийся в груди страх.

– Не здесь, – рассмеялась она. – Пойдем со мной…

– Куда? – В жилах у него взыграла кровь, но варвар по-прежнему соблюдал осторожность, как волк-одиночка. – В какой-нибудь притон, где меня ограбят?

– Нет, нет, клянусь! – Ей пришлось приложить недюжинные усилия, чтобы не дать ему поднять вуаль, закрывавшую ее лицо.

– Дьявол тебя забери, красавица! – негодующе проворчал он. – Ты ничуть не лучше гирканских девчонок с этой твоей вуалью. Эй, дай мне хотя бы взглянуть на твою фигурку!

Прежде чем она успела помешать ему, он сорвал с нее накидку, и принцесса услышала, как у варвара перехватило дыхание, а потом он с шумом выдохнул сквозь стиснутые зубы. Он нелепо застыл на месте, держа в руках накидку и глядя на нее так, словно вид ее богатого одеяния отрезвил его. Ясмела заметила, что в глазах у него вспыхнуло подозрение.

– Кто ты такая, дьявол тебя забери? – пробормотал он. – Ты не похожа на уличную девку – разве что твой возлюбленный ограбил королевский дворец, чтобы подарить тебе эти тряпки.

– Не имеет значения. – Она накрыла своей узкой ладошкой его руку в латной перчатке. – Пойдем со мной.

Он заколебался, но потом пожал своими широченными плечами, сдаваясь. Ясмела поняла: он почти поверил в то, что она – какая-нибудь знатная дама, которой прискучили галантные любовники и которая отправилась на поиски развлечений погрубее. Он позволил ей вновь закутаться в накидку и молча последовал за ней. Краем глаза принцесса наблюдала за ним, пока они шли по улице. Кольчуга не могла скрыть его звериную силу, сквозившую в каждом движении варвара. Он буквально излучал дикую непокорную свирепость. Ее спутник разительно отличался от тех утонченных кавалеров, к которым она привыкла, и выглядел рядом с ней столь же неуместно, как и она чувствовала бы себя в жарких джунглях Юга. Он внушал ей страх. Ясмела старалась убедить себя, что его грубая сила и варварская прямота неприятны ей, но при взгляде на него у нее сладко замирало сердце, и принцесса чувствовала, что ее тянет к нему. Какая-то примитивная струнка, ждущая своего часа в душе каждой женщины, откликнулась на его присутствие волшебным звоном. Он держал ее за руку, и это прикосновение отзывалось в ней доселе неведомыми ощущениями, которые никак нельзя было назвать неприятными. Многие мужчины преклоняли колени перед Ясмелой. Но сейчас рядом с ней оказался тот, кто, как она почему-то не сомневалась, еще не склонялся ни перед кем. Ей казалось, что она ведет за собой неприрученного тигра; ей было страшно, и собственный страх вызывал у нее восторженное ликование.

У входа во дворец Ясмела остановилась и всем телом навалилась на дверь, открывая ее. Взглянув на своего спутника, она не заметила в его глазах и тени страха или подозрительности.

– Дворец, значит? – громыхнул он. – Так ты – служанка или, бери выше, придворная дама?

Ясмела вдруг поняла, что испытывает странную ревность при мысли о том, что кто-либо из ее служанок мог привести этого воина во дворец. Стражники не сделали попытки вмешаться, когда она вела его мимо, но он взглянул на них так, как волк может посмотреть на стаю бродячих шавок. Принцесса провела его сквозь занавешенный альков в свои покои, где он и остановился, простодушно разглядывая гобелены, пока не заметил хрустальный графин с вином на столике эбенового дерева. Испустив удовлетворенный вздох, он тут же завладел им и поднес к губам. Из соседней комнаты вбежала Ватиза и, с трудом переводя дыхание, воскликнула:

– Ох, моя принцесса…

– Принцесса!

Кувшин с вином полетел на пол. Стремительным движением, за которым не поспевал глаз, наемник поднял вуаль на лице Ясмелы. Затем он отшатнулся с проклятием, и клинок синеватой стали с легким шелестом прыгнул ему в руку. Глаза у него засверкали, как у пойманного в ловушку тигра. В воздухе повисло наэлектризованное напряжение, как бывает перед началом сильной грозы. Ватиза мешком опустилась на пол, лишившись дара речи от ужаса, но Ясмела не дрогнув встретила яростный взгляд варвара. Она поняла, что жизнь ее висит на волоске: обуреваемый подозрениями и охваченный неподвластной разуму паникой, он готов был нанести смертельный удар при малейшей опасности. Но принцесса вдруг поняла, что испытывает щекочущее нервы возбуждение.

– Не бойся, – сказала она. – Я – Ясмела, но тебе незачем опасаться меня.

– Для чего ты привела меня сюда? – прорычал он, обводя комнату яростным взглядом. – Что это за ловушка?

– Здесь нет никакого обмана, – ответила девушка. – А привела я тебя сюда потому, что ты можешь мне помочь. Я воззвала к богам – к Митре – и он повелел мне выйти на улицу и обратиться за помощью к первому же встречному.

Ага, похоже, такое поведение не вызвало у него удивления. У варваров тоже имелись свои оракулы. Он опустил меч, хотя и не стал убирать его в ножны.

– Что ж, если ты – Ясмела, то тебе и впрямь требуется помощь, – с неохотой признал он. – В твоем княжестве творится черт знает что. Но как и чем я могу тебе помочь? Разумеется, если тебе нужен головорез…

– Присядь, – попросила она. – Ватиза, подай ему вина.

Наемник повиновался, но Ясмела обратила внимание на то, что он постарался сесть спиной к каменной стене, причем так, чтобы видеть всю комнату, а обнаженный меч положил на колени. Она с восторгом глядела на клинок. В тусклых отсветах хищного голубоватого лезвия она, казалось, видела пролитую им кровь; принцесса сомневалась, что сумеет поднять его, но знала, что наемник сможет управиться с ним одной рукой с такой же легкостью, с какой она орудует хлыстом для верховой езды. Она обратила внимание на его широкие и сильные ладони. Они ничуть не походили на короткопалые и недоразвитые лапы троглодита. Вздрогнув, она с изумлением поняла, что грезит о том, как эти сильные пальцы перебирают ее локоны.

Наемник, кажется, вздохнул с облегчением, когда она опустилась на атласную кушетку напротив. Он снял свой шлем, положил его на стол и расстегнул подшлемник, отчего массивные складки кольчуги упали ему на плечи. Сейчас она ясно видела, как же он все-таки разительно отличается от представителей хайборийской расы. В чертах его темного, испещренного шрамами лица сквозила мрачная переменчивость настроения; хотя они и не отличались порочностью или врожденной злобой, в них явственно читался намек на зловещую свирепость, которую лишь подчеркивало пламя, бушевавшее в ярких синих глазах. Над низким лбом топорщилась непокорная грива черных как вороново крыло, густых волос.

– Кто ты такой? – внезапно поинтересовалась девушка.

– Я – Конан, капитан наемных копейщиков, – ответил он, одним глотком осушая кубок с вином и протягивая его за новой порцией. – А родился я в Киммерии.

Название ничего ей не говорило. Она смутно помнила, что где-то далеко на севере, куда не забредают отряды хайборийцев, есть такая суровая горная страна, населенная яростными и жестокими людьми. До сих пор она никогда не встречалась ни с одним из них.

Положив подбородок на скрещенные ладони, она в упор взглянула на него темными глазами, покорившими множество мужских сердец.

– Конан из Киммерии, – проговорила она, – ты сказал, что мне и впрямь нужна помощь. Почему?

– Что ж, – ответил он, – это видно невооруженным глазом. Во-первых, твой брат-король попал в плен в Офире; во-вторых, Котх рассчитывает поработить твой народ; в-третьих, в нижнем Шеме завелся какой-то колдун, который сеет смерть и разрушения. Но самое плохое заключается в том, что солдаты бегут из твоей армии.

Она ответила не сразу. Ей было непривычно слышать, что мужчина разговаривает с нею прямо и откровенно, не облекая свои речи в слащавые и приторные фразы.

– А почему солдаты бегут из моей армии, Конан? – спросила она.

– Потому что одних переманил к себе Котх, – отозвался он, с облегчением прикладываясь к кубку с вином. – Другие думают, что Хорайя как независимое государство обречена. Третьи напуганы сказками об этой собаке Натохке.

– Наемники останутся верны мне? – с тревогой поинтересовалась она.

– Если ты и дальше будешь хорошо платить нам, – честно ответил он. – Твоя политика нас не интересует. Ты можешь доверять Амальрику, нашему генералу, но мы, все остальные – всего лишь простые люди, которым нравится звонкая монета. Кстати, поговаривают, что, если ты заплатишь Офиру выкуп, у тебя не останется денег для нас. В этом случае мы можем перейти на сторону короля Котха, хотя лично мне этот жалкий скупец не по нраву. Или же мы разграбим этот город. Во время гражданской войны всегда можно захватить много добычи.

– Почему вы не перейдете на сторону Натохка? – продолжала расспрашивать его принцесса.

– Чем он может заплатить нам? – презрительно фыркнул Конан. – Медными идолами, которых он захватил в шемитских городах? Пока ты сражаешься с Натохком, ты можешь рассчитывать на нас.

– Твои товарищи пойдут за тобой? – задала она ему неожиданный вопрос.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, – медленно ответила она, – что я намерена назначить тебя командующим всеми войсками Хорайи!

Он застыл, поднося кубок к губам, которые раздвинулись в широкой улыбке. В глазах его полыхнули незнакомые огоньки.

– Командующим? Клянусь Кромом! Но что скажут твои надушенные вельможи?

– Они примут мое решение! – Принцесса хлопнула в ладоши, призывая рабыню, которая вошла в комнату и низко поклонилась ей. – Передай конту Теспиду, что я хочу видеть его немедленно. Заодно пригласи и канцлера Тауруса, лорда Амальрика и Агху Шупраса.

– Я вверяю себя Митре, – заявила она, вперив взгляд в Конана, который был занят тем, что жадно поглощал еду, которую поставила перед ним на стол дрожащая Ватиза. – Ты много воевал?

– Я родился посреди битвы, – откликнулся тот, отрывая крепкими зубами кусок сочного мяса. – Первыми звуками, которые коснулись моих ушей, были звон мечей и крики умирающих. Я убивал ради кровной мести, сражался в межплеменных войнах и принимал участие в имперских военных кампаниях.

– Но ты сможешь вести людей в бой и выстроить их в боевые порядки?

– Ну, я могу попробовать, – невозмутимо ответил наемник. – Это всего лишь схватка на мечах, разве что в большем масштабе. Ты отбиваешь его выпад, а потом – укол, удар! И либо его голова летит с плеч, либо твоя.

В спальню вновь вошла рабыня, объявив, что прибыли те, за кем посылала принцесса, и Ясмела вышла в соседнюю комнату, задернув за собой бархатные занавески. Вельможи опустились на одно колено, явно удивленные приглашением в столь поздний час.

– Я призвала вас, чтобы сообщить о своем решении, – начала Ясмела. – Княжество в опасности…

– Вы правы, моя принцесса, – перебил ее конт Теспид, высокий мужчина с завитыми и надушенными черными кудрями.

Одной рукой он поглаживал свои ухоженные усики с острыми кончиками, а в другой держал бархатный берет с ярко-алым пером, прикрепленным золотой застежкой. На нем были остроносые атласные башмаки и котарди[9]9
  Котарди – узкая, облегающая фигуру верхняя одежда. Мужское котарди представляло собой удлиненную куртку (обычно до колена) с застежками по центру переда и низко расположенным поясом. Рукава могли пришиваться или быть пристежными.


[Закрыть] из расшитого золотом бархата. Он отличался несколько аффектированными манерами, но под атласными одеждами скрывались стальные мышцы.

– Стоило бы предложить Офиру больше золота за освобождение вашего брата-короля.

– Категорически возражаю, – вмешался канцлер Таурус, пожилой мужчина в подбитой мехом горностая мантии, лицо которого было испещрено морщинами от долгой и безупречной службы. – Мы уже предложили столько, что княжеству грозит разорение, если придется выплатить требуемую сумму. А предложить больше – лишь еще сильнее разжечь в Офире алчность. Моя принцесса, я уже неоднократно говорил вам, что Офир не сделает первого шага до тех пор, пока мы не выступим навстречу этой орде захватчиков. Если мы потерпим поражение, они выдадут Хоссуса Котху; если одержим победу – король, вне всякого сомнения, вернет нам его величество после выплаты соответствующего выкупа.

– А тем временем, – встрял в разговор Амальрик, – солдаты каждый день бегут из армии, а наемники хотят знать, почему мы медлим. – Он был немедийцем, крупным мужчиной с львиной гривой желтых волос. – Мы должны выступить как можно скорее, если вообще собираемся это сделать…

– Завтра мы двинемся маршем на юг, – заявила Ясмела. – И вот человек, который поведет вас!

Отдернув в сторону бархатный занавес, она драматическим жестом указала на киммерийца. Впрочем, принцесса, пожалуй, выбрала для этого не самый удачный момент. Конан развалился в кресле, водрузив ноги на столик эбенового дерева, и смачно обгладывал огромную кость, крепко держа ее обеими руками. Он мельком взглянул на ошеломленных лордов, приветливо улыбнулся Амальрику и с нескрываемым наслаждением вновь впился зубами в мясо.

– Да хранит нас Митра! – взорвался Амальрик. – Это же Конан, северянин, самый буйный из всех моих бродяг! Я бы уже давно приказал повесить его, не будь он лучшим мечником, что когда-либо надевали хауберк…

– Ваше высочество изволит шутить? – вскричал Теспид, и его тонкое лицо потемнело. – Этот человек – дикарь, необразованный и невоспитанный! Предлагать вельможе служить под его началом – значит оскорбить! Я…

– Конт Теспид, – сказала Ясмела, – вы носите на своей перевязи мою перчатку. Верните ее мне и уходите.

– Уходить? – вскричал неприятно пораженный конт. – Но куда?

– В Котх или к дьяволу! – вспылила она. – Если вы не желаете служить мне так, как того хочу я, вы не будете служить мне вообще.

– Вы неправильно поняли меня, принцесса, – ответил он, уязвленный до глубины души, сопровождая свои слова низким поклоном. – Я не оставлю вас. И ради вас я даже готов предложить свой меч этому дикарю.

– А вы, милорд Амальрик?

Амальрик сначала негромко выругался, а потом широко улыбнулся. Настоящий солдат удачи, он уже не удивлялся превратностям судьбы.

– Я согласен принять его руку. Пусть жизнь коротка, зато весела – а под началом Конана Головореза она будет и короткой, и веселой. Клянусь Митрой! Если этот пес когда-либо командовал кем-нибудь еще, кроме отряда таких же головорезов, как и он сам, я готов съесть его вместе с доспехами!

– А ты, мой Агха? – Принцесса повернулась к Шупрасу.

Тот лишь пожал плечами в ответ, сдаваясь. Он был типичным представителем народа, обитающего на южных границах Котха, – высокий и худощавый, в чертах лица которого проскальзывало нечто ястребиное, в отличие от его более чистокровных собратьев пустыни.

– На все воля Иштар, принцесса. – В нем говорил фатализм предков.

– Подождите здесь, – распорядилась она.

И пока Теспид кипел от негодования и мял в руках свой бархатный берет, Таурус что-то устало бормотал себе под нос, а Амальрик расхаживал взад и вперед по комнате, дергая себя за желтую бороду и улыбаясь, как голодный лев, Ясмела вновь скрылась за портьерой и хлопнула в ладоши, призывая рабынь.

Она распорядилась принести новые доспехи взамен кольчуги Конана – латный воротник, солереты[10]10
  Солерет – стальной ботинок в рыцарских доспехах.


[Закрыть], кирасу, оплечье лат, ножные латы, набедренники и шлем с забралом. Когда Ясмела вновь раздвинула портьеры, Конан предстал перед своей аудиторией в доспехах вороненой стали. И когда он стоял, закованный в пластинчатые латы, с поднятым забралом и загорелым лицом, на которое падала тень черного плюмажа, медленно кивающего собравшимся с гребня его шлема, в нем вдруг проступило мрачное величие, не признать которого не смог даже Теспид. Очередная шутка замерла на губах Амальрика.

– Клянусь Митрой, – медленно проговорил он. – Я и подумать не мог, что когда-нибудь увижу тебя в полном рыцарском доспехе, но ты не посрамил его. Провалиться мне на этом самом месте, Конан, но я видывал королей, которые носили свои латы с куда меньшим достоинством, чем ты!

Конан ничего не ответил. Его вдруг охватили дурные предчувствия. Через много лет, когда самые сокровенные его мечты станут реальностью, он еще вспомнит эти слова Амальрика.

С первыми лучами рассвета улицы Хорайи заполонили толпы людей, провожающих войско, которое покидало город через южные ворота. Наконец-то армия выступала в поход. Здесь были рыцари в сверкающих доспехах, над шлемами которых важно раскачивались разноцветные плюмажи. Под ними гарцевали горячие кони – в атласных попонах и сбруе из лакированной кожи, украшенной золотыми застежками, – которых умело усмиряли всадники. Лучи утреннего солнца слепящими искрами отражались от наконечников копий, что вздымались, как лес, над ровным строем рыцарей, и легкий ветерок ласково перебирал разноцветные треугольные флажки, привязанные к древкам. Каждый рыцарь имел при себе знак внимания, подаренный ему дамой сердца, – перчатку, шарфик или розу, прикрепленные к его шлему или пристегнутые к ножнам. Это был цвет воинства Хорайи, возглавляемый контом Теспидом, который, как говорили, добивался руки самой принцессы Ясмелы.

Следом за ними шли копейщики, которых всегда было сравнительно немного в любом хайборийском государстве, – здесь полагали, что почетной является служба только в кавалерии. Но в их жилах, как и у рыцарей, текла древняя котхийская кровь – здесь шли сыновья разорившихся семейств, впавшие в нищету мужчины и безденежные юнцы, которые не могли позволить себе иметь коня и пластинчатые доспехи; всего их было пять сотен.

Замыкали колонну наемники – тысяча всадников и две тысячи копейщиков. Высокие скакуны выглядели такими же дикими и крепкими, как и их всадники. Они не гарцевали и не поднимали своих коней на дыбы, красуясь перед зрителями. На их лицах лежала мрачная печать профессиональных убийц, это были суровые и закаленные ветераны многочисленных кровавых кампаний. Закованные с ног до головы в кольчужные доспехи, они даже под шлемы без забрал поддели стальные шапочки, закрывающие шею и затылок. На их щитах не было гербов, а треугольные флажки не украшали их длинные копья. На луках седел у них висели боевые топоры или стальные молоты, а на бедре каждый конник носил длинный меч с широким лезвием. Копейщики были вооружены аналогичным образом, хотя кавалерийским копьям предпочли короткие пики.

Здесь собрались люди самых разных рас и народностей, и за плечами у многих в прошлом остались самые разные преступления. В одном строю шли высокие гиперборейцы, худощавые и ширококостные, немногословные и вспыльчивые, рыжеволосые гундерландцы с северо-западных гор, преисполненные чванливого самодовольства коринтийские вероотступники, смуглые зингарийцы с вызывающе торчащими черными усами и буйным нравом, аквилоняне с далекого запада. Но все они, за исключением зингарийцев, считали себя представителями хайборийской расы.

Позади них важно выступал верблюд в богатом убранстве, которого вел за собой в поводу всадник на огромном боевом коне в окружении избранных телохранителей из королевской дворцовой стражи. Между горбами верблюда, под шелковым балдахином, восседала стройная фигурка в атласных одеждах, при виде которой толпа горожан, никогда не упускавших случая поглазеть на членов королевской фамилии, разразилась приветственными воплями и принялась подбрасывать в воздух шапки и шляпы.

Конан Киммериец, поражающий мрачным великолепием своих пластинчатых доспехов и обуреваемый тревожными предчувствиями, неодобрительно взглянул на разряженного верблюда и повернулся к Амальрику, который ехал рядом, блистая золотой насечкой кольчужных лат, нагрудника и шлема с гребнем из конского волоса.

– Принцесса едет с нами. Она, конечно, ловкая и подвижная, но все равно не годится для этой работы. В любом случае, ей придется сменить это роскошное платье на что-нибудь более подходящее.

Амальрик подкрутил свой желтый ус, чтобы скрыть усмешку. Очевидно, Конан полагал, что Ясмела наденет перевязь с мечом и ринется в бой, как часто делали женщины варваров.

– Хайборийские женщины не лезут в драку, в отличие от ваших киммериек, Конан, – сказал он. – Ясмела едет с нами только для того, чтобы наблюдать за битвой. Впрочем, – он поерзал в седле и понизил голос, – между нами говоря, мне кажется, что принцесса просто боится оставаться одна. Должно быть, у нее есть на то причины.

– Она боится бунта? В таком случае, может, нам стоит повесить парочку горожан перед тем, как выступить в поход?..

– Нет. Проболталась одна из ее служанок. Ночью во дворец наведалась какая-то тварь и напугала Ясмелу до полусмерти. Не сомневаюсь, это была одна из дьявольских проделок Натохка. Конан, нам предстоит сражаться не только с людьми из плоти и крови!

– Что ж, – прорычал киммериец, – лучше идти навстречу врагу, чем ждать его.

Он окинул взглядом длинную вереницу повозок с маркитантками, подобрал поводья латной перчаткой и изрек излюбленную фразу наемников, выступающих в поход:

– Ад или добыча, братья, вперед марш!

Войско растянулось длинной колонной, и далеко позади закрылись массивные ворота Хорайи. На крепостной стене замаячили головы любопытных. Горожане хорошо понимали, что сейчас решался вопрос – жить им или умереть. Если выступившее в поход войско будет разбито, то будущее Хорайи придется писать кровью. Дикие орды, накатывающие с юга, не ведали, что такое милосердие.

Колонна весь день шла походным порядком по поросшей мягкой и сочной травой равнинной местности, которая к вечеру начала постепенно повышаться. Впереди показалась гряда невысоких гор, рваной линией перегородивших горизонт с востока на запад. На ночевку армия встала лагерем у северных предгорий, и к кострам вышли горбоносые горцы с яростным огнем в глазах, чтобы пересказать новости, приходящие из загадочной пустыни. В их рассказах то и дело упоминалось имя Натохка. По его приказу демоны воздуха приносили с собой град, грозы и туманы, а твари нижнего мира со злобным ревом трясли землю. Сам же он извлекал огонь из воздуха, испепеляя ворота обнесенных стенами городов и дотла сжигая рыцарей в доспехах. Его приспешники наводнили пустыню несметными полчищами, а мятежный стигийский принц Кутамун привел с собой пять тысяч воинов на боевых колесницах.

Конан оставался невозмутим. Война давно стала для него профессией. Жизнь он рассматривал как непрерывное сражение или даже несколько сражений, следующих одно за другим; с самого рождения Смерть превратилась для него в постоянного спутника. Она неотрывно следовала за ним по пятам, стояла за его плечом, когда он сидел за игорным столом, пододвигала ему кубки с вином. Но он обращал на нее не больше внимания, чем король на своего виночерпия. Когда-нибудь ее костлявые пальцы цепко возьмут его за горло, с этим ничего нельзя было поделать. А пока он довольствовался тем, что может жить полной жизнью и наслаждаться настоящим.

Однако же спутники его далеко не так беззаботно относились к своим страхам. Возвращаясь к себе после проверки часовых, Конан вдруг замер на месте, когда чья-то стройная фигурка в плаще остановила его, протянув к нему руку.

– Принцесса! Почему вы здесь, а не в своем шатре?

– Я не могла заснуть. – В ее темных глазах притаилось отчаяние. – Конан, мне страшно!

– Вы боитесь кого-либо в своей армии? – Его рука легла на рукоять меча.

– Нет, это не человек. – Девушка вздрогнула всем телом. – Конан, а ты боишься чего-нибудь?

Наемник задумался, поглаживая подбородок.

– Да, – признался он наконец, – проклятия богов.

И вновь принцесса содрогнулась.

– А я уже проклята. Неведомая тварь из бездны выбрала меня своей жертвой. Ночь за ночью он прячется в тени, нашептывая мне свои гнусные тайны. Он намерен утащить меня в ад, чтобы сделать там своей королевой. Я боюсь заснуть – он придет ко мне в шатер с такой же легкостью, как приходил во дворец. Конан, ты сильный – возьми меня к себе! Мне страшно!

Перед ним стояла не принцесса, а напуганная девочка. Отбросив ложную гордость, она явила ему невинную и чистую душу. Обуревая страхами, она пришла к тому, кого считала надежной защитой. Безжалостная сила, ранее пугавшая Ясмелу, теперь привлекала ее.

Вместо ответа он сбросил ярко-алую накидку и с грубоватой лаской укутал ею принцессу, как будто подлинная нежность была ему неведома. Его железная рука на мгновение задержалась на ее хрупком плече, и она опять вздрогнула, но на это раз уже не от страха. От этого легкого прикосновения по телу ее пробежала сладостная дрожь, словно он одолжил ей частичку своей животной жизненной силы.

– Ложитесь здесь. – Он показал ей расчищенное местечко рядом с тлеющим костром.

Конан не увидел ничего предосудительного или неподобающего в том, что принцесса будет спать на голой земле у походного костра, завернувшись в накидку воина. И Ясмела повиновалась ему без слов.

Сам же он присел на соседний валун, положив на колени обнаженный меч. Пламя костра тускло блестело на синеватом клинке, и Конан казался живым воплощением стали – его бьющая ключом жизненная энергия на мгновение перешла в состояние покоя. Нет, она не отдыхала, а всего лишь оставалась без движения, ожидая сигнала вновь взорваться бешеной активностью. Отсветы костра бросали тени на его лицо, отчего черты его казались переменчивыми, но при этом словно вырубленными из камня. Он не шевелился, хотя в глазах его пылало неукротимое пламя. Он был не просто дикарем и варваром, он был частью окружающей природы, неприрученной стихии. В его жилах бурлила кровь волчьей стаи, в его подсознании жила северная ночь, сердце его билось в такт пылающим лесным пожарам.

Ясмела и сама не заметила, как заснула, чувствуя себя в полной безопасности. Она была уверена, что из темноты к ней не подберется жуткая тень с горящими глазами, потому что ее покой охраняет суровый варвар из далекой страны. Однако же, проснувшись, она вновь задрожала от страха, хотя он пришел к ней и не в ночных кошмарах.

Принцессу разбудили негромкие голоса. Открыв глаза, она увидела, что костер почти погас. В воздухе ощущалось скорое приближение рассвета. В темноте она увидела смутные очертания фигуры Конана, который по-прежнему сидел на камне, и разглядела тусклый блеск его длинного меча. Рядом с наемником присел на корточки еще один человек, освещенный слабыми отблесками умирающего костра. Спросонья Ясмела с трудом разглядела его орлиный профиль, сверкающие бусины глаз и белый тюрбан на голове. Он что-то быстро говорил на шемитском наречии, которого она почти не знала.

– Бел свидетель, да отсохнет у меня рука! Конан, я король лжецов, но старому товарищу я врать не стану. Клянусь теми добрыми старыми днями, когда мы с тобой вместе были ворами в Заморе, прежде чем ты нацепил на себя хауберк! Я собственными глазами видел Натохка, вместе с остальными я стоял перед ним на коленях, когда он вызывал Сета. Но при этом я не стал прятать голову в песок, как все прочие. Я – вор Шумира, и зрение у меня острее, чем у ласки. Я прищурился и увидел, как его вуаль развевается на ветру. Она на мгновение откинулась, и я увидел… я увидел… Да поможет мне Бел, Конан, я увидел, увидел! Кровь застыла у меня в жилах, а волосы на затылке встали дыбом. То, что я увидел, словно каленым железом отпечаталось у меня в памяти. И я не мог успокоиться, пока не удостоверился окончательно. Я отправился к руинам Кутчемеса. Дверь в купол из слоновой кости стояла распахнутой настежь, на пороге лежала огромная змея, пронзенная мечом. А в самом куполе я наткнулся на человеческий труп, такой ссохшийся и маленький, что поначалу я даже не узнал его. Но это был Шеватас, замориец, единственный вор на всем белом свете, которого я считал выше себя. Сокровища остались нетронутыми, они сверкающими грудами лежали вокруг тела. Вот и все.

– И костей не было… – проворчал Конан.

– Там вообще ничего не было! – с горячностью перебил его шемит. – Ничего! Только труп!

На мгновение воцарилась тишина, и Ясмела съежилась от неосознанного и безымянного страха.

– Откуда пришел Натохк? – вновь донесся до нее жаркий шепот шемита. – Из пустыни, в ночь, когда мир ослеп и взбунтовался, а бешено летящие облака закрыли дрожащие звезды, и к вою ветра примешивались вопли заблудших душ. В ту ночь вампиры вышли на охоту, ведьмы голыми летали на помеле, а в глухих лесах завывали оборотни. Он появился на черном верблюде, быстром как ветер, и дьявольский огонь освещал его, и раздвоенные следы копыт светились в темноте. Когда Натохк спешился перед святилищем Сета в оазисе Афаки, тварь скользнула в ночь и растаяла в ней. А потом я разговаривал с кочевниками, которые клялись, что видели, как у нее вдруг выросли гигантские крылья за спиной, она взмыла в небо и затерялась среди туч, оставляя за собой огненный след. Больше никто не видел этого верблюда, но с той ночи к шатру Натохка перед каждым рассветом подбирается смутная человеческая тень и что-то бессвязно шепчет ему. Вот что я тебе скажу, Конан, Натохк – это… Но лучше я покажу тебе то, что видел в тот день у Шушана, когда порыв ветра откинул в сторону его вуаль!

Ясмела увидела, как на ладони шемита блеснуло золото, когда мужчины склонились над чем-то. Она услышала, как Конан сдавленно выругался, и внезапно на нее обрушилась чернота. Впервые в жизни принцесса Ясмела лишилась чувств.