Текст книги "Приключения Конана-варвара (сборник)"

Рассвет только-только окрасил горизонт первыми проблесками, когда армия вновь выступила в путь. Ночью в лагерь прискакали кочевники, их кони падали от усталости, но они донесли, что орды пустыни встали табором у колодца Алтаку. Поэтому солдаты быстрым шагом двинулись через предгорья, оставив позади обоз с повозками; Ясмела ехала вместе с ними. В глазах у девушки застыл ужас. Ее страхи обрели жуткое воплощение, потому что она узнала монету, которую ночью держал на ладони шемит: это была одна из тех, что до сих пор тайно отливают сторонники запрещенного и забытого зугитского культа, и на ней был отчеканен профиль человека, умершего три тысячи лет назад.

Солнце медленно двигалось между заостренными зубцами скал и обрывистыми карнизами, нависающими над узкими ущельями. Кое-где на склонах виднелись россыпи домов, сложенных из грубого камня, скрепленного глиной. К ним со всех сторон стекались кочевники, так что к тому времени, когда войско перевалило через горную гряду, в его ряды влились еще примерно три тысячи лучников.

И вдруг горы остались позади, воины вышли на простор, и от увиденного у них перехватило дыхание – к югу убегала плоская безжизненная равнина. Позади вздымались отвесные скалы, проводя четкую естественную границу между котхийским нагорьем и южной пустыней. Горы как раз и служили внешним барьером нагорья, ограждавшим его почти сплошной стеной. В этих голых и безлюдных скалах обитало лишь племя захееми, в чьи обязанности входила охрана караванной тропы. А дальше тянулись безжизненные и пыльные песчаные просторы. Но где-то у самого горизонта лежал колодец Алтаку, у которого встали лагерем орды Натохка.

Войско остановилось в Проходе Шамла, по которому текли богатства юга и севера и маршировали армии Котха, Хорайи, Шема, Турана и Стигии. В этом месте в сплошной стене зиял разрыв и в пустыню сбегали каменные языки, образуя голые и неуютные ущелья, закупоренные с севера острыми иззубренными скалами. Все, кроме одного, которое и называлось Проходом. Он очень походил на гигантскую руку, протянутую от горной гряды: два пальца, указательный и средний, образовывали веерообразное ущелье. В роли пальцев выступали широкие кряжи, наружные стены которых обрывались отвесными скалами, а внутренние полого сбегали навстречу друг другу. Поднимаясь кверху, ущелье сужалось и выходило на плато с изрезанными канавами и оврагами склонами. Здесь располагался колодец, вокруг которого торчали высокие башни, населенные захеемитами.

Конан осадил своего коня и спешился. Он сменил пластинчатый доспех на более привычный кольчужный. К нему подскакал Теспид и язвительно осведомился:

– Почему ты остановился?

– Потому что мы будем ждать их здесь, – ответил Конан.

– Благороднее выехать навстречу и дать им бой в чистом поле, – резко бросил конт.

– Они превосходят нас числом, – невозмутимо откликнулся киммериец. – Кроме того, там нет воды. Мы станем лагерем на плато…

– Я со своими рыцарями разобью бивуак в ущелье, – сердито заявил Теспид. – Мы идем в авангарде и, по крайней мере, не боимся этого сброда пустыни.

Конан лишь пожал плечами, и разъяренный вельможа поворотил коня и ускакал. Амальрик, громовым рыком отдававший приказания, оборвал себя на полуслове и проводил взглядом сверкающий отряд, спускающийся по склону в ущелье.

– Дурачье! У них скоро закончится провиант в седельных сумах, а чтобы напоить лошадей, им придется возвращаться к колодцу.

– Оставь их в покое, – сказал Конан. – Им невероятно тяжело выполнять мои приказы. Скажи парням, пусть снимают доспехи, расседлывают коней и отдыхают. Сегодня мы прошли много миль. Теперь надо напоить лошадей и накормить людей.

Высылать лазутчиков не было смысла. Пустыня лежала перед ними как на ладони, хотя сейчас видимость была плохой из-за низких туч, что клубились в южной части горизонта. Унылую монотонность окружающего пейзажа нарушали лишь развалины, громоздящиеся в нескольких милях неподалеку, предположительно – остатки древнего стигийского храма. Конан приказал лучникам спешиться и расставил их вдоль кряжей, разбавив ими ряды кочевников. Своих наемников и копейщиков Хорайи он выстроил вокруг колодца. Чуть дальше вглубь, в том месте, где тропа из ущелья выходила на плато, стоял шатер Ясмелы.

Пока врага не было видно, солдаты отдыхали. Они сняли шлемы, расстегнули латные воротники и распустили пояса. Суровые воины подкреплялись говядиной, запивая каждый кусок добрым глотком пенного эля из глиняных кружек и обмениваясь грубыми шуточками. На склонах вольготно расположились горцы, небрежно пощипывая оливки и финики. К Конану, сидевшему с непокрытой головой на камне, подъехал Амальрик.

– Конан, ты слышал, что рассказывают о Натохке кочевники? Они говорят… Клянусь Митрой, у меня язык не поворачивается повторить их россказни. А ты что думаешь об этом?

– Иногда семена могут пролежать в земле сотни лет и не сгнить при этом, – откликнулся Конан. – Но, по моему мнению, Натохк смертен.

– А вот я в этом не уверен, – проворчал Амальрик. – Но как бы там ни было, боевые порядки ты выстроил не хуже опытного генерала. Полагаю, дьяволы Натохка не смогут подобраться к нам незамеченными. Митра, какой туман!

– Поначалу я решил, что это облака, – ответил Конан. – Смотри, как он катится на нас!

То, что сначала казалось облаками, превратилось в густой туман, быстро двигающийся на север подобно неспокойному волнующемуся океану. Туманная дымка затягивала пустыню буквально на глазах. Вот она уже поглотила стигийские развалины, но не остановилась, продолжая свое наступление. Солдаты в изумлении смотрели на нее. Это было нечто невероятное и неслыханное – и, равным образом, неестественное и необъяснимое.

– Посылать лазутчиков на разведку бессмысленно, – с отвращением сплюнул Амальрик. – Они все равно ничего не увидят. Края тумана захватят и внешние склоны кряжей. Скоро туман накроет Проход, и эти горы утонут в нем…

Конан с тревогой смотрел на приближающуюся полосу тумана. Внезапно он приложил ухо к земле, а потом резко выпрямился и разразился проклятиями.

– Я слышу лошадей и колесницы, их там тысячи! Земля дрожит под копытами! Эй вы, там! – Голос его громовым раскатом прокатился по ущелью, заставляя отдыхающих воинов встрепенуться. – Надеть шлемы! Пики к бою! Построиться! Сомкнуть ряды!

Подгоняемые его рыком, воины поспешно поднялись на ноги и стали выстраиваться в боевые порядки, надевая шлемы и просовывая руки в ремни креплений щитов. Туман же тем временем расступился, словно понимая, что в нем более нет нужды. Нет, он не поднялся или медленно рассеялся, как бывает в природе, – он попросту исчез, словно его и не было. Вот только что равнина была укутана накатывающейся на предгорья плотной клубящейся массой, слои которой змеились, как живые, – а в следующий миг жаркое солнце уже сияет на безоблачном небе, освещая пустыню, но уже не голую и безжизненную, а кипящую великолепием вооруженной армады. И горы дрогнули от дружного слитного рева.

В первые мгновения наблюдателям на скалах показалось, что они смотрят на сплошное море блистающей бронзы и золота, в котором подобно мириадам звезд угрожающе мерцают наконечники копий. Когда туман внезапно рассеялся, нападающие замерли на месте, сомкнув ряды, и солнце ярко засверкало на их доспехах.

Впереди выстроилась длинная шеренга колесниц, запряженных огромными и горячими стигийскими жеребцами, головы которых украшали плюмажи. Кони фыркали и рыли копытами песок, а обнаженные возничие, смуглые и мускулистые, откинулись назад, всем весом удерживая вожжи и широко расставив ноги. За их спинами виднелись высокорослые воины, их ястребиные лица обрамляли бронзовые шлемы с гребнями, на которых красовались золотые шары. В руках они сжимали тяжелые дальнобойные луки. Это были не обычные лучники, здесь собрался цвет знати Юга – рожденные для войн и охоты, эти воины могли одной стрелой насмерть поразить атакующего льва.

За ними колыхались нестройные ряды кочевников на полудиких лошадках – воины Котха, первого из великих черных королевств, расположенных к югу от Стигии. Тонкие и гибкие, они голыми сидели на лошадях, пренебрегая седлами и уздечками, и солнце переливалось на их блестящей черной коже, под которой перекатывались бугры мускулов.

А еще дальше волновалась орда, заполнившая собой, казалось, всю пустыню до самого горизонта. Здесь собрались тысячи и тысячи воинственных сыновей Шема: шеренги всадников в чешуйчатых кольчугах и цилиндрических шлемах – ашшури Нипра, Шумира, Эрука и других городов – и кочевники из диких племен в долгополых белых халатах.

И вот доселе стройные ряды смешались. Колесницы дружно сдвинулись в сторону, а основная масса войск неуверенно покатилась вперед. Внизу, в ущелье, рыцари вскочили на коней, и конт Теспид галопом поскакал вверх по склону к тому месту, где стоял Конан. Он не дал себе труда спешиться, а отрывисто и резко обратился к главнокомандующему прямо с седла:

– Туман поднялся не вовремя, и они растерялись! Сейчас самое время атаковать их! У кушитов нет луков, и они только мешают продвижению вперед. Мои рыцари сомнут их, они смешают ряды шемитов и расстроят их боевые порядки. Следуй за мной! Мы выиграем битву одним решительным ударом!

Но Конан лишь покачал головой в ответ:

– Если бы нам противостоял обычный враг, я бы согласился с тобой. Но эта сумятица – деланая, а не подлинная, и цель ее явно состоит в том, чтобы обманом вынудить нас пойти в атаку. Я опасаюсь ловушки.

– То есть ты отказываешься выступать? – воскликнул Теспид, и лицо его потемнело от гнева.

– Будь же благоразумен, – попытался было урезонить конта Конан. – Мы заняли очень удачную позицию…

Грязно выругавшись, Теспид развернул коня и галопом поскакал обратно в ущелье, где его с нетерпением поджидали рыцари.

Амальрик покачал головой.

– Тебе не следовало позволять ему вернуться, Конан. Я… смотри!

Конан с проклятиями смотрел на то, как Теспид приблизился к своим людям. Издалека до них донесся его слабый голос, слов они разобрать не могли, но жесты его были достаточно красноречивы. В следующее мгновение пять сотен копий наклонились к земле, и закованный в стальные латы отряд с грохотом и лязгом устремился по ущелью навстречу врагу.

От шатра Ясмелы к ним бежал юный паж, крича срывающимся голосом:

– Милорд, принцесса желает знать, почему вы не следуете за контом Теспидом, дабы поддержать его?

– Потому что я не такой дурак, как он, – рявкнул Конан, усаживаясь на камень и принимаясь обгладывать баранью кость.

– А власть действует на тебя положительно, как ни странно, – заметил Амальрик. – Раньше ты бы первым бросился в эту авантюру.

– Да, но тогда мне надо было беспокоиться только о собственной жизни, – ответил Конан. – А теперь… какого черта?

Орда остановилась. С одного ее края вдоль всего строя неслась колесница. Обнаженный возница, как сумасшедший, настегивал разгоряченных коней. Позади него стояла высокая фигура в призрачной развевающейся мантии. В руках она держала большой золотой кубок, из которого струился слабый дымок, искрившийся на солнце. Колесница промчалась вдоль всего фронта замершей армады, оставляя за собой тоненькую пунктирную полоску, которая сверкала на песке подобно фосфоресцирующему следу змеи.

– Это же Натохк! – выругался Амальрик. – Что за дьявольские семена он сеет?

Между тем, атакующие рыцари и не подумали сдержать стремительный бег своих коней. Еще каких-нибудь пятьдесят шагов, и они на полном скаку врубятся в неровные ряды кушитов, которые стояли неподвижно, подняв пики. И вот уже первые рыцари достигли тонкой линии, блестевшей на песке. Они не обратили никакого внимания на подстерегающую их опасность. Но едва подкованные копыта коней коснулись ее, случилось то, что бывает, когда сталь ударяет по кремню, – вот только последствия оказались куда более сокрушительными. Пустыня содрогнулась от страшного взрыва: проведенная черта извергла снопы ослепительного белого пламени.

В мгновение ока оно поглотило первые ряды атакующих рыцарей, и закованные в сталь всадники и их кони корчились, как насекомые, поджариваемые на открытом огне. В следующий миг в обугленные тела врезались их подоспевшие товарищи. Не сумев остановить своих скакунов, блестящие рыцари шеренга за шеренгой влетали в образовавшуюся свалку. Не прошло и нескольких мгновений, как стремительная атака захлебнулась и рыцари в сверкающих доспехах бесславно погибали в кровавой каше кричащих от боли людей и лошадей.

Иллюзия беспорядка и сумятицы в рядах воинства пустыни рассеялась без следа, и шеренги вновь выстроились в строгие боевые порядки. Возбужденные и необузданные кушиты ввязались в свалку, круша шлемы рыцарей топорами и железными молотами. Все закончилось так быстро, что наблюдатели на холмах не успели оправиться от изумления. Орда качнулась и двинулась вперед, огибая обугленное месиво людских и конских трупов. Со склонов донесся протяжный крик:

– Нам противостоят не люди, а дьяволы!

На обоих кряжах заволновались горцы. Один из них не выдержал и бросился вниз, на плато. С бороды его срывались клочья пены.

– Бегите! Спасайтесь! – вопил он. – Разве можно противостоять магии Натохка?

Взревев, как раненый лев, Конан сорвался с места и огрел паникера бараньей костью по голове. Тот зашатался и рухнул на землю, из носа и рта у него брызнули струйки крови. Конан потянул меч из ножен, и глаза его превратились в щелочки, в которых полыхало бешеное синее пламя.

– Всем вернуться на свои места! – зарычал он. – Если кто-нибудь посмеет сделать хоть шаг назад, я снесу ему башку с плеч! Сражайтесь, черт бы вас побрал!

Волнение утихло столь же быстро, как и поднялось. Личность Конана и его поведение подействовали на запаниковавших воинов так, словно в костер их ужаса плеснули ведро ледяной воды.

– Займите свои места, – продолжал он отдавать распоряжения. – И стойте насмерть! Сегодня через Проход Шамла не просочится ни человек, ни дьявол!

Там, где край плато переходил в спуск в долину, наемники затягивали пояса и брались за пики. Позади них кавалеристы успокаивали своих коней, а на фланге в качестве последнего резерва расположились копейщики Хорайи. Ясмеле, которая, побледнев и затаив дыхание, стояла у откинутого полога своего шатра, собственная армия показалась жалкой по сравнению с дикой ордой, приближающейся из пустыни.

Конан занял место в строю копейщиков. Он знал, что захватчики не рискнут бросить колесницы в самоубийственную атаку на Проход, где они станут легкой добычей лучников, но не сумел сдержать удивленного восклицания, увидев, что наездники спешиваются. Эти кочевники не взяли с собой обозы с припасами. К седлам у них были приторочены бурдюки и переметные сумы с провиантом. Они допили последние капли воды и отшвырнули опустевшие меха в сторону.

– Это будет схватка не на жизнь, а на смерть, – проворчал Конан. – Я бы предпочел отразить кавалерийскую атаку: раненые лошади нарушают строй и вносят беспорядок.

Орда перестроилась гигантским клином, острие которого образовали стигийцы. В центре стояли ашшури в кольчужных доспехах, а на флангах остались кочевники. Сдвинув ряды и подняв щиты, они слитной массой устремились вперед, а позади них на неподвижной колеснице высокая фигура в мантии воздела руки к небесам в дьявольском заклинании.

Когда неприятель вошел в горловину ущелья, горцы на склонах спустили тетивы своих луков. Несмотря на защитные порядки, захватчики гибли десятками. Стигийцы отшвырнули бесполезные луки; склонив головы к кромкам щитов, они несокрушимой волной пошли вперед, яростно сверкая глазами и перешагивая через трупы павших товарищей. Но шемиты открыли ответный огонь, и град стрел обрушился на склоны. Конан смотрел на колышущийся лес пик и думал о том, какой ужас вызовет из преисподней проклятый колдун. Его не покидало стойкое убеждение, что Натохк, как и его собратья, более искушен в обороне, нежели в нападении, так что пойти на него в лобовую атаку было бы смерти подобно.

Но именно его магия гнала воинов навстречу гибели. У Конана перехватило дыхание, когда он увидел, как лучники буквально выкашивают целые шеренги наступающих. Фланги приближающегося клина таяли на глазах, и дно ущелья уже усеивали трупы. Но уцелевшие по-прежнему ломились вперед, как сумасшедшие, не обращая внимания на ужасающие потери. Благодаря численному превосходству в луках они подавили огонь стрелков на склонах гор. Целые тучи стрел обрушились на горцев, заставляя тех разбегаться в поисках укрытия. При виде столь неуклонного и целеустремленного продвижения вперед в сердца их закралась паника, и они в отчаянии принялись осыпать противника стрелами, сверкая глазами, как загнанные в ловушку волки.

Когда орда подошла к самому узкому месту прохода, вниз покатились огромные валуны. Они десятками давили людей, но и это не остановило наступающих. Волки Конана готовились к неизбежной схватке. Стоя в тесном строю под защитой щитов и своих великолепных доспехов, они почти не обращали внимания на стрелы, которые не могли причинить им большого вреда. Конан опасался непосредственного столкновения, когда массивный клин врежется в жидкий строй его воинов. И он понял, что остановить эту атаку он не сможет. Он схватил за плечо кочевника из племени захееми, который оказался рядом.

– Есть какая-либо тайная тропа, по которой горцы могут спуститься в тупиковую долину вон за тем западным кряжем?

– Да, есть. Это крутая и очень опасная тропа, тайная и постоянно охраняемая. Но…

Не дослушав, Конан увлек кочевника за собой к Амальрику, который седлал своего боевого жеребца.

– Амальрик! – властно заговорил он. – Иди за этим человеком! Он приведет тебя в наружное ущелье. Ты спустишься по тропе, обогнешь кряж и ударишь наступающей орде в тыл. Все, никаких возражений, отправляйся немедленно! Я знаю, это безумие, но мы и так обречены, и перед тем, как погибнуть, надо нанести врагу как можно больший урон! Поспеши!

Усы Амальрика встопорщились в яростной усмешке, и уже через несколько секунд его конники углубились за проводником в путаницу тесных проходов, сбегающих с плато. А Конан бегом вернулся к своим копейщикам, сжимая в руке обнаженный меч.

Он успел как раз вовремя. С кряжей, вздымавшихся по обеим сторонам ущелья, горцы Шупраса, обезумев в предчувствии неизбежного поражения, обрушили вниз град стрел. В теснине ущелья и на склонах враги умирали как мухи, но стигийцы из последних сил устремились наверх и схватились с наемниками врукопашную.

Грохот боя оглушал. Шеренги воинов, осыпая друг друга ударами, прогибались и качались то в одну, то в другую сторону. Рожденные для войны отпрыски благородных семейств сошлись лицом к лицу в смертной сече с профессиональными солдатами. Щиты сталкивались с громким треском, в просветы между ними устремлялись наконечники копий, и кровь хлестала ручьем.

На другом берегу моря вздымающихся мечей Конан заметил принца Кутамуна, но в страшной тесноте, когда со всех сторон сыпались удары и под ноги валились трупы и своих, и врагов, Конан не мог пробиться к нему.

С обеих сторон кочевники пустыни взобрались по склонам и теперь бились врукопашную со своими сородичами-горцами. В ход пошли зубы и ногти. Припомнив все былые кровные обиды, обезумевшие от злобы и ярости, сородичи сражались и умирали. В драку ринулись и обнаженные кушиты с длинными развевающимися космами спутанных волос.

Глаза Конану заливал пот, и ему казалось, что он смотрит на океан стали, волны которого накатывались и отступали, захлестнув ущелье от края до края. В битве настал переломный момент. Горцы удерживали оба кряжа, а наемники, уперев концы своих длинных копий в пропитавшуюся кровью землю под ногами, перегородили проход между скалами. Выгодное положение и хорошие доспехи свели на нет численный перевес противника. Но долго так продолжаться не могло. Волна за волной обезумевшие кочевники, выставив перед собой пики и мечи, катились вверх по склонам, и уже ашшури заполняли просветы в рядах стигийцев, становясь на место павших.

Конан в отчаянии высматривал наконечники копий Амальрика, огибающие западный кряж, но их все не было видно, а его копейщики уже дрогнули и медленно подались назад под натиском врага. И тогда варвар понял, что надежды выжить и победить больше нет. Выкрикивая распоряжения своим обессилевшим и задыхающимся командирам, он вырвался из сечи и побежал через плато к своему последнему резерву – воинам Хорайи, которые пока оставались на месте, дрожа от нетерпения вступить в бой. Второпях он даже не взглянул в сторону шатра Ясмелы. Конан забыл о существовании принцессы; сейчас его вели древний инстинкт и жажда крови, требовавшие сразить как можно больше врагов перед тем, как погибнуть самому.

– Сегодня вы станете рыцарями! – яростно рассмеялся он, указывая острием меча, с которого капала кровь, на горских лошадок, пасущихся неподалеку. – Седлайте коней и добро пожаловать в ад! За мной!

Лошади горцев, не привыкшие к такому шуму, занервничали и испуганно попятились, заслышав звон мечей. Раскатистый смех Конана на мгновение заглушил лязг оружия, когда он повел свой отряд вниз по восточному склону, спускающемуся на дно ущелья. Пять сотен пехотинцев – обнищавшие патриции, младшие сыновья, паршивые овцы в своих семействах, – сидя верхом на полудиких шемитских лошадках, ринулись в атаку на целую армию да еще по такому крутому склону, по которому раньше не отваживалась спуститься даже шагом ни одна кавалерийская часть!

Они с грохотом промчались мимо задыхающегося в горниле жаркой схватки устья прохода, выскочив на заваленный трупами кряж, а потом устремились вниз по крутому склону. Несколько лошадей споткнулись, сбросив своих седоков под копыта мчавшихся рядом коней. Люди внизу в ужасе закричали и вскинули руки, сдаваясь, – и конная лава прошла через них, как нож сквозь масло. Но воины Хорайи не остановились и помчались дальше, топча плотно спрессованную толпу перед собой и оставляя позади ковер из изуродованных мертвых тел.

И вот, когда орда заметалась, как змея, кусающая себя за хвост, легкая конница Амальрика с пиками наперевес, прорвавшись сквозь кордон боевого охранения, выставленного во внешнем ущелье, обогнула западный кряж и стальным клином, ощетинившимся остриями копий, ударила в тыл вражеской армии, разрезав ее на две части. Амальрик сполна сумел воспользоваться деморализующим эффектом неожиданности. Посчитав, что с флангов их атакуют превосходящие силы и боясь быть отрезанными от спасительной пустыни, кочевые племена запаниковали и обратились в беспорядочное бегство, внося хаос и нарушая боевые порядки своих более стойких товарищей. Те дрогнули, и конники промчались прямо сквозь них. Оставшиеся на гребне кряжей кочевники пустыни попятились, и горцы набросились на них с удвоенной яростью, заставили отступить и погнали вниз по склону.

Захваченная врасплох, орда распалась еще до того, как ее воины успели сообразить, что их атаковала всего лишь жалкая горстка всадников. А запаниковавших воинов не мог собрать воедино даже сильный колдун. Поверх моря голов и копий обезумевшие солдаты Конана увидели кавалеристов Амальрика, прорубающих себе путь на соединение с ними взмахами боевых топоров и молотов, и буйная радость близкой победы вдохнула в них новые силы и окрылила сердца.

С трудом выдирая ноги из пропитавшейся кровью земли и проваливаясь в нее по щиколотку, копейщики, насмерть стоявшие в устье прохода, качнулись и пошли вперед, безжалостно круша обезумевшие от страха вражеские шеренги. Стигийцы, впрочем, устояли, но подпиравшие их спины ашшури рассеялись как дым, и, ступая по телам благородных сыновей Юга, павших до последнего человека, всесокрушающей волной прокатились наемники, сминая и разрезая на части превратившихся в неуправляемое стадо воинов пустыни.

На гребне кряжа остался лежать верный Шупрас, пронзенный стрелой, пробившей ему сердце; Амальрика ссадили с коня – копье пронзило ему защищенное кольчужными латами бедро, и он ругался, как сапожник. Из пехоты Конана, которую он посадил на коней, в седлах осталось едва сто пятьдесят всадников. Но орда была разбита наголову. Кочевники и копейщики в кольчугах со всех ног бросились к лагерю, где остались их стреноженные кони, а вниз по склонам холмов вслед за ними с громовым ревом устремились горцы, убивая беглецов в спину и перерезая глотки раненым.

И вдруг посреди этого хаоса перед конем Конана, который испуганно заржал и встал на дыбы, возник жуткий призрак. Это был принц Кутамун, совершенно голый, если не считать набедренной повязки, лишившийся доспехов. На голове у него криво сидел измятый шлем, а руки и ноги были забрызганы кровью. С ужасным криком он ударил эфесом своего сломанного меча Конана прямо в лицо и в отчаянном прыжке ухватился за уздечку его жеребца. Оглушенный киммериец покачнулся в седле, а чернокожий гигант со страшной силой рванул уздечку на себя, заставляя коня прыгнуть вперед, а потом толкнул его плечом в бок. Жеребец споткнулся и рухнул в кровавое месиво мертвых и умирающих людей и лошадей.

Конан успел выдернуть ноги из стремян и соскочил на землю. В следующий миг Кутамун со злобным ревом обрушился на него. В безумной горячке боя варвар толком и не успел понять, как и когда он сразил гиганта насмерть. Он лишь помнил, как камень, зажатый в руке стигийца, раз за разом обрушивался на его шлем, отчего из глаз у него сыпались искры, а Конан вновь и вновь по самую рукоятку погружал свой кинжал в тело врага. Но принц, казалось, ничего не замечал. Перед глазами у киммерийца уже все плыло, когда вдруг чернокожий гигант вздрогнул, замер на миг, а потом обмяк и упал мертвым к его ногам.

Шатаясь от усталости и изнеможения, с лицом, залитым кровью, струившейся из-под разбитого шлема, Конан окинул взглядом арену жуткой бойни и разрушений, лежавшую перед ним. От одного кряжа до другого простирался сплошной ковер из трупов. Он походил на алое море, где волны застыли в нагромождении мертвых тел. Они плотно закупорили устье прохода и усеивали склоны. А в пустыне продолжалась безжалостная бойня: остатки орды добрались до своих коней и теперь улепетывали со всех ног, а их преследовали смертельно уставшие и обессилевшие победители – и Конан с ужасом отметил, сколь мало их осталось.

И вдруг стихающий шум боя прорезал ужасный вопль. Откуда ни возьмись, в ущелье появилась колесница, которая мчалась вверх, к плато, прямо по горам трупов. Ее влекла не упряжка лошадей, а гигантская черная тварь, отдаленно напоминающая верблюда. В колеснице стоял Натохк, и мантия его развевалась по ветру, а вожжи держала и орудовала хлыстом, как безумная, черная бесформенная тень, в которой смутно угадывалась огромная человекообразная обезьяна.

В свисте обжигающего ветра колесница взлетела по усеянному трупами склону, направляясь прямиком к шатру, возле которого в одиночестве застыла Ясмела, брошенная своими телохранителями на произвол судьбы в горячке преследования. Конан замер, не в силах пошевелиться, и воздух прорезал отчаянный крик девушки, когда Натохк перегнулся через борт и подхватил принцессу одной рукой. Жуткая тварь развернулась, и колесница помчалась вниз, к выходу из ущелья. Никто из воинов не осмелился выстрелить в нее из лука или метнуть копье, боясь случайно попасть в Ясмелу, которая извивалась в объятиях Натохка.

Испустив страшный крик, в котором не было ничего человеческого, Конан подхватил выпавший меч и прыгнул вперед, загораживая дорогу жуткому экипажу. Но не успел он поднять клинок, как черная тварь с такой силой ударила его копытом, что он отлетел в сторону на несколько футов, оглушенный и контуженный. Отчаянный крик Ясмелы замер у него в ушах, когда колесница с грохотом промчалась мимо.

И вновь дикий вопль ярости сорвался с его губ. Конан одним прыжком оттолкнулся от пропитанной кровью земли, схватил под уздцы лошадь без всадника, пробегавшую мимо, и на ходу взлетел в седло. Вонзив каблуки в бока лошади, он бросился в отчаянную погоню за быстро удаляющейся колесницей. Он, как сумасшедший, несся вниз по склону и, не останавливаясь, промчался сквозь лагерь шемитов. На полном скаку вылетев в пустыню, он обогнал и своих воинов, увлеченных преследованием спасающихся бегством врагов, и отчаянно настегивающих коней кочевников.

А колесница уходила все дальше, но Конан упорно мчался за нею вослед, хотя лошадь под ним уже шаталась от изнеможения. Теперь вокруг них простиралась голая и неприветливая пустыня, залитая кровавыми отблесками заходящего солнца. Впереди поднимались руины древних построек, и с пронзительным криком, от которого кровь застыла у Конана в жилах, возничий сбросил Натохка и девушку с колесницы. Они покатились по песку, и на глазах у ошеломленного киммерийца с колесницей и впряженным в нее верблюдом произошла невообразимая трансформация. На спине у черной твари выросли огромные крылья, и она поднялась в небо, оставляя за собой волну ослепительного пламени, на гребне которой в жуткой ухмылке скалилась и кривлялась огромная обезьяна. Они так быстро промелькнули и исчезли, что все происшедшее показалось Конану смутным видением из ночного кошмара.

Натохк вскочил на ноги, метнув быстрый взгляд на мрачного и решительного преследователя, не остановившегося, а целеустремленно скакавшего к ним с опущенным мечом, с которого срывались тяжелые алые капли. Колдун подхватил на руки лишившуюся чувств девушку и скрылся в руинах.

Конан соскочил с лошади и устремился вслед за ними. Он вбежал в комнату, освещенную жутковатым дьявольским сиянием, хотя снаружи быстро сгущались сумерки. На алтаре из черного жадеита лежала Ясмела, и в противоестественном свете белело ее тело цвета слоновой кости. Одежда принцессы небрежно валялась на полу, явно сорванная с нее в жестокой спешке. Лицом к киммерийцу стоял Натохк – нечеловечески высокий и худой, в сверкающей зеленой мантии, ниспадающей с его плеч. Он отбросил вуаль, и Конан взглянул ему прямо в лицо, черты которого были ему знакомы по монете зугитов.

– Что, страшно, жалкий пес? – По комнате раскатился жутковатый шепот, похожий на шипение огромной змеи. – Я – Тугра Хотан! Я долго лежал в своей гробнице, ожидая того момента, когда смогу пробудиться ото сна и восстать из могилы. Искусство, много веков назад спасшее меня от варваров, одновременно и заточило меня в оковы, но я знал, что наступит время и придет тот, кто должен исполнить свое предназначение и умереть так, как никто еще не умирал за последние три тысячи лет, – и он пришел! Глупец, неужели ты думаешь, что только потому, что мои люди разбежались, ты победил? Только потому, что меня предал и бросил демон, которого я поработил? Я – Тугра Хотан, тот, кто станет править миром вместо твоих презренных богов! Пустыня кишит моими людьми; демоны земли выполняют мои приказы, как повинуются мне и земные рептилии. Вожделение к женщине ослабило мое колдовство. Но теперь, когда эта женщина принадлежит мне, теперь, когда ее душа в моей власти, я непобедим! Прочь, глупец! Тебе никогда не покорить Тугру Хотана!