Текст книги "Время для звезд"

Там, в середине, я увидел троих черверотых – вершился суд.

Не знаю, был ли среди них наш Лиловый. Я и вблизи не отличил бы его от соплеменников. Разница между черверотыми для нашего брата, пожалуй, лишь в том, чтó они намерены с нами делать: резать глотки или рубить головы. Однако, как мы узнали, для суда не важно, пойман конкретный преступник или гуляет на свободе, жив он или мертв. Судили народ, чьи представители совершали преступления.

Выступала Мамми. Я видел ее крошечную фигурку, тоже очень далеко от нас, в стороне от черверотых. Ее птичья песенка доносилась слабо, но рядом с нами ясно звучали английские слова: транслировался перевод. И в переводе нисколько не терялась живость и эмоциональность Мамми.

Она излагала все, что знала о поступках черверотых. Делать это старалась бесстрастно, словно исследовала извергов под микроскопом. Давала сухой отчет о событиях. Только факты. Она как раз заканчивала рассказ о событиях на Плутоне. Сообщила о взрывах – и умолкла.

По-английски заговорил другой голос. Бесцветный, немного гнусавый, он напомнил мне одного вермонтского янки – хозяина бакалейного магазина, куда мы ходили, когда я был маленьким. Этот продавец никогда не улыбался и не хмурился, а изрекал лишь одним тоном. «Она приятная женщина», «Он собственного сына надует», «Яйца по пятьдесят девять центов» – все это с равнодушием кассового аппарата. Вот и сейчас в вопросе, который был задан Мамми, сквозило такое же равнодушие.

– Вы закончили?

– Я закончила.

– Заслушаем других свидетелей. Клиффорд Рассел…

Я вздрогнул, будто тот бакалейщик застал меня за кражей леденцов.

Голос продолжал:

– Прошу внимания.

Послышался иной голос. Мой собственный. Звучал отчет, который я диктовал, пока лечился на Веге-5.

Но не весь; только то, что касалось черверотых. Пропали эпитеты и целые фразы, словно кто-то с ножницами прошелся по звукозаписи. Факты остались; мое мнение о них исчезло.

Рассказ начинался с того момента, когда на пастбище возле моего дома опустились корабли, и заканчивался, когда слепой черверотый свалился в яму. Получился этот рассказ коротким, многое вырезали – например, наш лунный поход. Мое описание черверотого оставили, но выхолостили до крайности – теми же словами я мог бы описать Венеру Милосскую, не то что самое чудовищное в мире создание.

Запись кончилась, и голос янки-бакалейщика спросил:

– Это ваши показания?

– А? Да.

– Они верны?

– Да, но…

– Они верны?

– Да.

– Они полны?

Я хотел было сказать, что они совсем не полны, но уже начал понимать систему.

– Да.

– Патриция Вайнэнт Райсфельд…

История Чибис начиналась раньше, ведь девочка общалась с черверотыми еще до встречи со мной. Однако запись оказалась не намного длиннее. Чибис, обладая острым зрением и уникальной памятью, все и вся преломляла через призму собственного мнения и личного отношения. И мнения, и отношения вы́резали.

Когда Чибис подтвердила, что ее показания верны и полны, янки-бакалейщик постановил:

– Все свидетели выслушаны, все известные факты собраны. Слово предоставляется подсудимым.

Думаю, черверотые выбрали лицо, говорящее от их имени, – может, моего старого знакомого, если он был жив и находился здесь. Речь в переводе на английский потеряла гортанный акцент нашего Лилового, и все же это была речь черверотого. В каждом слоге сквозила жестокость, от которой кровь стыла в жилах, – жестокость высшего разума, холодная и уверенная, как удар профессионального боксера.

Оратор стоял так далеко, что не шокировал меня своим видом. Правда, от его голоса заныли внутренности, но я одолел страх и более-менее сосредоточился.

Первым делом он заявил, что это собрание не имеет полномочий судить представителя его расы. Он несет ответственность только перед королевой-матерью, а та – перед королевской группой. (Так это прозвучало по-английски.) Такой аргументации, утверждал он, вполне достаточно. Однако, если Федерация Трех Галактик реально существует, что вызывает большие сомнения, – не считать же аргументом в пользу ее существования казус, незаконно выставивший его перед этим муравейником странных существ, – итак, если Федерация существует, она все же не имеет никакой юрисдикции по отношению к Единственному Народу; во-первых, упомянутая организация не обладает правом суверенитета над данной частью космоса; во-вторых, даже если бы она предъявила подобные претензии, Единственный Народ, находясь в рамках своего суверенитета, обоснованно отверг бы их, что автоматически означает отсутствие юридического обоснования законов упомянутой организации (если таковые существуют); и в-третьих, совершенно невероятно, чтобы королевская группа вступила в какие бы то ни было сношения с так называемой Федерацией Трех Галактик, хотя бы потому, что люди не ведут переговоров с животными.

Этой аргументации также вполне достаточно.

Однако, если не прибегать, даже в рамках дискуссии, к приведенным выше исчерпывающим доводам, необходимо учитывать, что этот суд является лишь фарсом, поскольку в рамках данного прецедента не нарушались так называемые законы вышеупомянутых Трех Галактик. Черверотые, действуя в границах собственной юрисдикции и на собственной территории, занимались колонизацией полезной, но никем не занятой планеты Земля. Нет ничего преступного в освоении территории, заселенной исключительно животными. Что же касается агента Федерации Трех Галактик, то она создавала известные помехи; ей не было причинено никакого вреда; она лишь подверглась задержанию с целью ограничения ее действий и последующего возвращения на родину.

Здесь он мог бы остановиться. Каждый из этих доводов звучал убедительно, в особенности последний. Раньше я думал о человеческой расе как о венце творения – но с тех пор со мной многое произошло. Не было уверенности, что суд сочтет, будто у людей есть какие-то особые права по сравнению с черверотыми. Несомненно, они во многом опередили нас. Когда мы расчищаем джунгли и строим фермы, вспоминаем ли о том, что в эти места первыми пришли бабуины?

Однако черверотый отмел свои же доводы, заявив, что это не более чем интеллектуальное упражнение с целью показать, насколько смехотворна сама ситуация – и с точки зрения права, и с точки зрения здравого смысла. А теперь он переходит к защите.

Это была атака.

Ненависть в его голосе достигла крещендо, каждое слово звучало подобно удару бича. Да как вы посмели?! Вы же просто мыши, которые вознамерились повесить на кота колокольчик! (Так прозвучало в переводе.) Вы животные, пища! Вы паразиты, которых нужно истребить. Ваши преступления никогда не будут забыты, мольбы будут отклонены, никакие переговоры невозможны! Единственный Народ уничтожит вас!

Захотелось узнать, как это воспринимают присяжные. В огромном зале сотни существ выстроились вдоль трех стен, некоторые находились совсем близко. До сих пор я был слишком поглощен процессом и не уделял им внимания. Но напор черверотого был так силен, что возникла необходимость перевести дух.

Все присутствующие были разными, наверное, не нашлось бы и двух похожих. Футах в двадцати от меня стоял монстр, поразительно смахивающий на черверотого, – с той лишь разницей, что его уродливая фигура не внушала отвращения. Иные выглядели почти по-человечески, хотя таких было меньшинство. Одна цыпочка была с виду таким же человеком, как и я, – если оставить за скобками светящуюся кожу и крайне скудный гардероб. Она была до того красива, что я мог бы поклясться: свечение кожи – косметический эффект; и скорее всего, был бы не прав. Интересно, какой язык она сейчас слышит? Конечно, не английский.

Наверное, она почувствовала мой интерес, потому что оглянулась и смерила меня холодным взглядом, как будто рассматривала шимпанзе в клетке. Непохоже, что я ей понравился.

Между псевдочерверотым и светящейся девушкой раскинулся целый спектр существ. Кое-кто даже разместился в персональном аквариуме.

Было сложно определить реакцию публики на происходящее. Светящаяся девушка спокойно наблюдала, но что скажешь о существе со щупальцами как у осьминога? Если оно извивается, значит сердится? Или смеется? Или просто чешется?

Янки-председательствующий позволил черверотым продолжать.

Все это время Чибис держала меня за руку. Теперь она схватила за ухо, запрокинула голову и шепнула:

– Как мерзко он говорит!

Черверотый закончил таким взрывом ненависти, что транслятор, похоже, заело. Вместо английского перевода мы услышали бессмысленный визг.

Голос янки-бакалейщика бесстрастно произнес:

– Намерены ли вы заявить что-либо в свою защиту?

Визг повторился, после чего черверотый выразился понятно:

– Я уже высказался в нашу защиту: ни в какой защите нет необходимости.

Бесцветный голос продолжал, обращаясь к Мамми:

– Намерены ли вы выступить в их пользу?

Она неохотно ответила:

Высокий суд, я вынуждена сказать, что нахожу их поведение неподобающим.

– Вы свидетельствуете против?

Да, грустно ответила она.

– В таком случае вы лишаетесь слова.

Три Галактики – один закон. Я не имею слова.

Бесцветный голос продолжал:

– Могут ли в их защиту выступить свидетели?

Последовала тишина.

Это был мой шанс проявить благородство. Мы, люди, жертвы черверотых, могли выступить за, указать, что они, по их морали, не сделали ничего дурного, и воззвать к милосердию – если они пообещают впредь вести себя хорошо.

Но я не сделал этого. Слышал я все эти сладкие речи о том, что надо всегда прощать, что даже в худших людях скрыто добро и так далее. Но когда я вижу «черную вдову», я давлю ее, а не умоляю стать хорошим паучком и больше не кусаться. «Черная вдова» останется убийцей – в этом все дело.

Голос обратился к черверотым:

– Существует ли раса, которая могла бы выступить в вашу пользу? Если таковая существует, ее призовут.

Черверотый взвыл. Мысль, что кто-то мог бы заступиться за Единственный Народ, вызвала у него отвращение.

– Принято к сведению, – сообщил голос янки-бакалейщика. – Достаточны ли представленные факты для вынесения решения?

И почти сразу ответил сам себе:

– Да.

– Каково же решение?

И ответил снова:

– Поворот планеты.

Это прозвучало обыденно – тоже мне, все планеты вращаются, – да и в голосе не слышалось никакой угрозы. Однако приговор чем-то ужаснул меня. Казалось, все кругом содрогнулось.

Мамми направилась к нам. Идти было далеко, но ей удавалось двигаться очень быстро. Чибис бросилась к ней; твердый воздух вокруг нас сгустился, и мы оказались в отдельной серебристой полусфере.

Чибис тряслась и всхлипывала, Мамми утешала ее. Когда девочка чуточку успокоилась, я с опаской сказал:

– Мамми, что означает «поворот планеты»?

Она посмотрела на меня, не отпуская прильнувшую Чибис. Огромные добрые глаза были суровы и печальны.

Это означает, что их планету выведут в измерение, находящееся под прямым углом к нашему пространству-времени.

Ее речь была похожа на трели флейты, играющей похоронный марш. И все же участь черверотых не показалась мне чересчур печальной. Я догадался, что означает приговор; по-вегански Мамми объясняла даже понятнее, чем по-английски. Если повернуть плоскую фигуру вокруг оси, лежащей в этой плоскости, фигура исчезнет. Она перестанет существовать в этой плоскости и не сможет на нее вернуться; мистер А. Квадрат из Флатландии[19]19
  Персонаж книги английского священника, академика и писателя Эдвина Э. Эббота «Флатландия, или Роман многих измерений» (1884).


[Закрыть] навсегда утратит с ней связь.

Но она не будет уничтожена, а просто окажется в другом месте. Мне пришло в голову, что черверотые легко отделались. Я был почти уверен, что их планету или взорвут (а в том, что Федерация Трех Галактик на такое способна, сомневаться не приходилось), или подвергнут не менее ужасной каре. Выходило же, что черверотых изгнали из общины. Они никогда не смогут вернуться – ведь измерений неисчислимое множество, – однако им не причинят вреда, от них просто избавятся.

Но Мамми говорила так, будто против воли участвовала в повешении.

Пришлось спросить, в чем причина.

Ты не понимаешь, милый Кип, – они ведь не возьмут с собой свою звезду.

– Ой… – Это все, что я смог выдавить.

Чибис изменилась в лице.

Звезда – источник жизни. Планеты – только ее вместилища. Отсеките звезду – и планета начнет остывать. Необратимо.

Как скоро замерзнет воздух? Сколько часов или дней до абсолютного нуля? Я содрогнулся и покрылся мурашками. Хуже, чем на Плутоне…

– Мамми? А когда это сделают?

Совесть говорила, что я обязан был выступить, что даже черверотые не заслуживают такого. Взорвите их, расстреляйте – но не замораживайте!

Это уже сделано, пропела она так же скорбно.

– Что?

Исполнитель только ждал приговора. Тот приводится в исполнение немедленно. Планету повернули еще до того, как я подошла к вам. Так лучше.

Я сглотнул и услышал, как отозвалось в моем мозгу: «Что делаешь, делай скорее…»[20]20
  Иоанн, 13: 27.


[Закрыть]

Не думайте больше об этом, быстро проговорила Мамми. Теперь вам понадобится все ваше мужество!

– Почему? Что нас ждет, Мамми?

В любой момент вас призовут на суд.

Я так и застыл, молча глядя на нее, – я-то думал, что все закончилось. Чибис осунулась и побледнела, но не заплакала. Она облизнула губы и тихо спросила:

– Ты пойдешь с нами, Мамми?

Дети мои! Я не могу. Вы должны сами пройти через это.

У меня прорезался голос:

– Но за что нас судить? Мы никому не причинили зла. Мы не сделали ничего плохого.

Не вы лично. Судят вашу расу. Вы – ее представители.

Чибис посмотрела на меня – и я испытал прилив трагической гордости оттого, что в решающую минуту она повернулась не к Мамми, а ко мне, человеческому существу.

Я знал, что она думает о том же, что и я: о корабле, висящем рядом с Землей и в то же время за триллионы миль от нее, в каком-нибудь кармане, складке пространства, куда не достанет ни один радар.

Земля, зеленая и золотая, прекрасная и удивительная, нежится в ласковом свете Солнца…

Бесцветный голос – и нет Солнца.

Нет звезд.

Рванется осиротевшая Луна и продолжит свое вращение вокруг Солнца надгробной плитой на могиле людских надежд. На Лунной базе, в Луна-Сити и на станции Томбо протянут последние недели или даже месяцы несколько человек, единственные выжившие люди. Потом и они умрут – если не от удушья, то от горя и одиночества.

– Кип, она не взаправду! – резко произнесла Чибис. – Ну скажи, что нет!

Я хрипло произнес:

– Мамми, исполнители уже ждут?

Она не ответила мне. Она ответила Чибис:

Это взаправду, доченька. Но не пугайся. Прежде чем везти вас сюда, я добилась обещания. Если дело повернется против вашей расы, вы двое улетите со мной и доживете свою короткую жизнь в моем доме. Так что вставайте и говорите правду… и не бойтесь.

Бесцветный голос проник в закрытое пространство:

– Люди призываются к ответу.

Глава 11

Мы шли по бескрайнему залу. С каждым шагом все сильнее меня пробирал страх. Чибис была рядом; ради нее я еще как-то крепился. И все же это походило на кошмар, когда снится, что ты на площади без штанов. Чибис цеплялась за руку и прижимала к себе Мадам Помпадур. Я пожалел, что на мне нет Оскара, – в нем я не казался бы себе козявкой под микроскопом.

В последнюю минуту Мамми положила ладонь мне на лоб и гипнотически впилась в глаза. Я оттолкнул ее руку и отвел взгляд.

– Нет, – сказал я ей. – Никакой подготовки! Не надо… Знаю, ты хочешь как лучше, но… пойду без наркоза. Спасибо.

Она не настаивала, лишь повернулась к Чибис. Та поколебалась, но тоже покачала головой.

– Мы готовы, – выдохнула она.

Но теперь, пересекая огромное пространство, я все острее жалел, что не разрешил Мамми избавить нас от нервной тряски. По меньшей мере Чибис необходимо было успокоить.

От далеких стен навстречу нам двинулись еще две козявки. Когда приблизились, я узнал их: неандерталец и легионер. Невидимая сила волокла упирающегося пещерного человека; римлянин же печатал широкие, легкие и уверенные шаги. До центра мы добрались одновременно и остановились футах в двадцати друг от друга, треугольником: Чибис и я – в одном углу, римлянин и пещерный человек – в остальных.

Я окликнул:

– Приветствую, Юнио!

– Молчи, варвар. – Он огляделся, оценивая взглядом толпу у стен.

Легионер сменил свое неопрятное облачение. Исчезли грязные обмотки; на правой голени красовался понож. Тунику прикрывали доспехи, голову гордо увенчивал шлем с плюмажем. Сверкал металл, лоснилась вычищенная кожа.

Пока он шел, его щит по-походному висел за спиной. Остановившись, легионер перебросил его в левую руку. Он не взялся за меч, потому что в правой руке держал на изготовку дротик. Настороженные глаза высматривали врага.

Слева от него, как забитый зверек, съежился пещерный человек.

– Юнио! – позвал я. – Послушай!

Вид этих двоих встревожил меня еще больше. Разговаривать с троглодитом было бесполезно, но, возможно, удастся объясниться с римлянином.

– Знаешь, зачем мы здесь?

– Знаю, – бросил он мне через плечо. – Сегодня боги испытывают нас на своей арене. Это работа для воина и римлянина. От тебя не будет пользы, так что не путайся под ногами. Впрочем, следи за тылом и в случае чего кричи. Цезарь вознаградит тебя.

Я попытался было объяснить ему, что к чему, но меня прервал громовой голос, идущий со всех сторон:

ВЫ ПРЕДСТАЛИ ПЕРЕД СУДОМ!

Чибис задрожала и прижалась ко мне. Я выпростал из ее судорожной хватки левую руку, заменил ее на правую, а левой обнял за плечи.

– Выше нос, напарник, – сказал я тихонько. – Не дай им запугать себя.

– Я не боюсь, – прошептала она, трясясь. – Кип, давай ты будешь говорить.

– Ты действительно этого хочешь?

– Да. Тебя не так легко разозлить, как меня, – а если я разозлюсь… ну, это будет просто ужас.

– Ладно.

Нас прервал тот же плоский, гнусавый голос. Как и раньше, казалось, что его источник находится совсем рядом.

– Представляемое дело исходит из предыдущего. Три разновременных образца доставлены с небольшой планеты ланадорского типа, расположенной в периферийной зоне Третьей Галактики. Область крайне примитивная, цивилизованные расы отсутствуют. Представленная раса, как следует из образцов, является варварской. Ранее инспектировалась дважды. Необходимость в плановом изучении отсутствовала, но в связи с предыдущим делом появились новые факты.

Голос задал вопрос сам себе:

– Когда проводилась последняя проверка?

И ответил:

– Приблизительно один период полураспада тория – двести тридцать назад.

Он добавил, явно только для нас:

– Около восьмидесяти тысяч ваших лет назад.

Юнио закрутил головой, пытаясь определить, откуда исходит голос. Он явно слышал то же самое, только на своей испорченной латыни. Я и сам был удивлен, но подобные цифры уже не могли меня шокировать.

– Есть ли необходимость во внеочередной инспекции?

– Есть. Катастрофический разрыв непрерывности. Они развиваются с аномальной скоростью.

Бесцветный голос продолжал, обращаясь к нам:

– Я ваш судья. Многие из присутствующих здесь цивилизованных существ являются моими составляющими. Есть зрители, есть стажеры, а кое-кто явился специально, чтобы поймать меня на ошибке. Но это не удавалось никому за последний миллион ваших лет.

– Вам больше миллиона лет? – выпалил я.

Но не добавил, что не верю в это.

Голос ответил:

– Я намного старше, хотя возраст моих компонентов различен. Отчасти я машина, чьи детали можно ремонтировать, заменять, копировать; другие мои компоненты – живые существа, они умирают и возобновляются. Мои живые составляющие – многие тысячи, – (вообще-то, он сказал «дюжины дюжин дюжин»), – цивилизованных существ со всех уголков Трех Галактик, и любая дюжина дюжин из них может слиться с моим машинным разумом, чтобы привести меня в действие. Сейчас со мной связаны двести девять специалистов, в их распоряжении знание, накопленное моей неживой сущностью, а также все мои способности анализировать и интегрировать.

– Решения принимаются единогласно? – резко произнес я, решив, что нашел лазейку.

Мне никогда не удавалось перехитрить папу с мамой, но все же в далеком детстве иногда случалось запутать их так, чтобы один говорил одно, а другой – другое.

Голос невозмутимо ответил:

– Решения всегда принимаются единогласно. Будет лучше, если вы сочтете меня единой личностью.

Он продолжал, обращаясь к аудитории:

– Была проведена стандартная процедура отбора образцов. Современный образец дублирован; промежуточный контрольный образец – носящий одежду индивидуум, взятый методом случайной выборки приблизительно один период полураспада радия – двести двадцать шесть назад… – Голос пояснил: – Около тысячи шестисот ваших лет назад. Исходный контрольный образец взят стандартным методом, в период, отдаленный от предыдущего двадцатикратно.

Голос задал вопрос себе:

– Почему образцы брались через такие короткие промежутки времени?

– Потому что у особей очень короткие жизненные циклы. Этот вид быстро эволюционирует.

Объяснение, видимо, было удовлетворительным, потому что голос продолжал:

– Первым будет давать показания самый младший образец.

Я решил, что он имел в виду Чибис, она тоже так подумала и сжалась в страхе. Однако голос вдруг нечленораздельно залаял, и пещерный человек дернулся. Он ничего не ответил, только еще больше съежился.

Голос снова залаял. Затем сказал сам себе:

– Есть замечание.

– Говори.

– Это существо не является предком остальных.

Голос машины выразил некое недоумение, словно мой хладнокровный бакалейщик обнаружил соль в мешке для сахара.

– Образец взят корректно.

– Тем не менее, – произнес тот же голос, – это нерелевантный образец. Необходимо пересмотреть все относящиеся к делу материалы.

На долгие пять секунд воцарилась тишина. Затем голос заговорил снова:

– Это несчастное существо не является предком остальных; оно всего лишь дальний родственник. У него нет собственного будущего. Оно должно быть немедленно возвращено в те пространственно-временные параметры, откуда было изъято.

Неандертальца немедленно уволокли прочь. Я смотрел ему вслед с чувством потери. Сначала я его боялся, потом презирал, стыдился. Он был труслив, грязен, от него воняло. Даже собака больше похожа на человека. Но за последние пять минут я счел его собратом – каким бы отвратительным он ни казался. Может, он и не был моим прадедушкой, но я не желал отказываться даже от самых жалких своих родственников.

Голос вступил в спор с самим собой, решая, правомерно ли продолжать процесс. Наконец он постановил:

– Расследование будет продолжено. Если не удастся выявить достаточно фактов, суд получит другой ранний образец, на этот раз непосредственно относящийся к линии наследования. Юнио.

Римлянин поднял свой дротик.

– Кто взывает к Юнио?

– Выступи вперед и дай показания.

Как я и опасался, легионер объяснил обладателю голоса, куда ему следует отправиться и чем там заняться. Последовал английский перевод. Никак нельзя было оградить Чибис от «неподобающих для леди» выражений. Впрочем, это уже не имело значения.

Бесстрастный голос невозмутимо спросил:

– Это твое свидетельство?

Вступил другой голос, в котором я узнал речь римлянина. Он отвечал, живописал битвы, рассказывал, как поступают с пленными. Все это мы услышали по-английски, но перевод сохранил высокомерные интонации Юнио.

Легионер выкрикнул: «Колдовство!» – и сделал пальцами рога, отпугивая нечистую силу.

Запись кончилась.

– Речевые данные совпадают, – сухо произнес голос. – Суд учтет эти показания.

Он принялся мытарить Юнио, спрашивал, почему тот оказался в Британии, что там делал и почему нужно служить цезарю. Его интересовали малейшие подробности. Сначала Юнио отвечал односложно, потом и вовсе перестал. Он издал воинственный клич, пробежавший эхом под гигантскими сводами, размахнулся и метнул дротик.

Тот не долетел до цели. И все же, думаю, легионер побил олимпийский рекорд.

Я обнаружил, что ору, как болельщик.

Пока дротик летел, Юнио обнажил меч. Взмахнул им, словно гладиатор, выкрикнул: «Слава цезарю!» – и заговорил.

Как он их разнес! Высказал все, что думает о тварях, которых нельзя счесть не только гражданами, но даже варварами.

«Ну, пошла заварушка, – решил я. – Бедное человечество, ты получишь по полной программе!»

Юнио все кипятился, взывал к богам, угрожал карами и расправой, нимало не стесняясь в выражениях и описывая неаппетитные подробности. Я надеялся, что, несмотря на перевод, Чибис поймет не все. Но она, похоже, понимала достаточно, даже чересчур много.

Я уже гордился этим римлянином. Черверотый излучал зло; Юнио – нет. Несмотря на всю свою спесь, невежество и грубость, бывалый центурион обладал храбростью, отвагой и человеческим достоинством. Может, он и был негодяем, но такие негодяи мне по вкусу.

Он предложил своим судьям выйти на бой, хоть по одному, а лучше «черепахой», – тогда он покончит с ними разом.

– Я сделаю из вас погребальный костер! Я закалю мой клинок в ваших кишках! Я, стоя на пороге смерти, воздвигну над могилой свободного римлянина курган из тел врагов цезаря!

Легионеру пришлось перевести дух. Я вновь закричал ему в поддержку, Чибис вторила. Он глянул на нас через плечо и ухмыльнулся:

– Я буду валить их, парень, а ты режь глотки! Жаркое предстоит дело!

Холодный голос произнес:

– Следует возвратить его в те пространственно-временные параметры, откуда он был изъят.

Невидимые руки потащили разъяренного Юнио. Он взывал к Марсу и Юпитеру, размахивал мечом. Клинок прочертил в полу борозду, потом будто по собственной воле вернулся в ножны. Легионер стремительно удалялся; я потряс ему вслед сцепленными руками и завопил:

– Прощай, Юнио!

– Прощай, парень! Они трусы! – Он силился разорвать свои путы. – Это просто мерзкое колдовство!

И исчез.

– Клиффорд Рассел…

– А? Я здесь.

Чибис сжала мою руку.

– Минутку! – сказал я.

– Даем тебе слово.

Я глубоко вздохнул. Чибис придвинулась поближе и прошептала:

– Постарайся, Кип. Они не шутят.

– Постараюсь, малышка, – шепнул я и заговорил громче. – Что здесь происходит? Мне сказали, что вы намерены судить человеческую расу.

– Это верно.

– Но вы не имеете права. У вас нет достаточных оснований. Юнио счел колдовством ваши действия – и они ничем не лучше колдовства. Вы привезли пещерного человека, потом решили, что это ошибка. Но это не единственная ваша ошибка. Каким бы ни был Юнио, я не стыжусь его; я горжусь им. Но он не мой современник. Он мертв уже две тысячи лет – если, конечно, вы отправили его обратно, – и так же мертв весь его мир. Хороший или плохой, Юний не представляет сегодня человеческую расу.

– Это мне известно. Вы двое – контрольные образцы вашей расы, взятые в настоящем.

– Да, но мы тоже не критерий. Чибис и я так же далеки от среднестатистического человека, как и любой индивидуум. Конечно, ни она, ни я не ангелы. Если вы судите о нашей расе по нашим деяниям, то совершаете огромную несправедливость. Судите нас, стоящих перед вами, – по крайней мере меня…

– И меня!

– …за все, что я совершил. Но не заставляйте отвечать за мои проступки мой народ. Это не научный подход. Это математически некорректно.

– Это корректно.

– Нет. Люди – не молекулы; они разные. – Я решил не спорить по поводу юрисдикции: черверотый уже испоганил этот подход.

– Согласен, люди не молекулы. Но они и не личности.

– Они личности!

– Они не являются независимыми личностями; они – части единого организма. Каждая клетка вашего тела содержит полную информацию. По трем клеткам организма, который вы называете человеческой расой, я могу предсказать будущие возможности и ограничения этой расы.

– У нас нет ограничений! Нельзя предсказать, какое будущее нас ждет.

– Возможно, у вас нет ограничений, – согласился голос. – Это мы определим. Однако не уверен, что результат пойдет вам на пользу. Ведь ограничения есть у нас.

– Что?

– Вы неправильно понимаете цель нашего собрания. Вы говорите о справедливости. Я знаю, что подразумевается под этим словом у вас. Однако никакие две расы не договорятся о значении данного термина, как бы он ни звучал в их языках. Мы не занимаемся здесь этим вопросом. Это не суд справедливости.

– Тогда что же это?

– Вы бы назвали это советом безопасности либо комитетом бдительности. Суть не в словах; моя единственная цель – исследовать вашу расу и выяснить, не представляете ли вы угрозы для нас. Если представляете, я немедленно от вас избавлюсь. Единственный надежный способ предотвратить смертельную опасность – это уничтожить ее в зародыше. То, что мы узнали о землянах, заставляет предполагать, что когда-нибудь вы сможете угрожать безопасности Трех Галактик. Теперь рассмотрим факты.

– Но вы сказали, что необходимы по крайней мере три образца. Пещерный человек вам не подошел.

– У нас есть три образца, вы двое и римлянин. Однако факты могут быть установлены и по одному образцу. Использование трех – давняя традиция, осторожная привычка все проверять и перепроверять. Я не способен обеспечить справедливость, но я хочу убедиться, что не допускаю ошибки.

Я собирался сказать, что он ошибается, хоть ему и миллион лет от роду. Но голос зазвучал вновь:

– Я продолжаю исследование. Клиффорд Рассел, это твои показания?

Зазвучал мой голос – это снова был надиктованный отчет, но теперь совершенно полный. Сочные эпитеты, пристрастные комментарии – вплоть до запинок.

Я послушал некоторое время, поднял руку:

– Верно, это мои слова.

Запись остановилась.

– Подтверждаешь ли ты сказанное?

– Хм… да.

– Желаешь ли ты что-либо добавить, убрать или изменить?

Я задумался. Кроме нескольких пассажей, которые я вставил позднее, отчет был последовательным.

– Нет. Я подтверждаю сказанное.

– А это тоже твой голос?

На этот раз я замешкался. Звучала та бесконечная запись, которую я делал для профессора Джо, насчет… ну, насчет всего на свете. Земная история, народы, обычаи, виды деятельности. До меня вдруг дошло, почему профессор носил тот же значок, что и Мамми. Как это называется?.. «Подсадная утка». Старый добрый никчемный профессор Джо был стукачом.

Мне стало противно.

– Дайте еще послушать.

Они не возражали. На самом деле я не слушал, а пытался вспомнить, что еще я наговорил, какие мои слова используют против человеческой расы. Крестовые походы? Рабство? Газовые камеры в Дахау? Сколько же я разболтал?

Запись все звучала. Ну, это надолго, будем стоять, пока не врастем в пол.

– Это мой голос.

– Ты подтверждаешь и это? Или хочешь что-то исправить, пересмотреть или дополнить?

Я осторожно спросил:

– Можно переделать все целиком?

– Как хочешь.

Я хотел было сказать, что запись никуда не годится, что ее нужно стереть и переписать. Но сотрут ли они? Или сохранят обе и сравнят? Я не погнушался бы и соврать; добродетельный девиз «говори правду, и будь что будет» неуместен, когда твоя семья, друзья и вся раса поставлены на карту.

А вдруг они поймают меня на лжи?

«Мамми велела говорить правду и не бояться».

«Но она не на нашей стороне!»

«Ну конечно на нашей».

Пора было отвечать. Я до того растерялся, что не мог собраться с мыслями. Профессору Джо я старался говорить правду… Что ж, возможно, кое-что я затушевал, не распространялся о всяких газетных ужасах. Но в сущности, говорил как было.