Текст книги "Время для звезд"

Я глубоко вздохнул и попытался замедлить сердцебиение – вот так же пытаешься успокоиться перед решающим штрафным ударом. Болтовня на экране продолжалась – представляли знаменитостей, объясняли правила конкурса, невероятно слащавые молодожены, глядя в камеру, рассказывали друг другу, почему они пользуются только мылом «Звездный путь». Наверное, сам я, продавая мыло, выражался убедительнее.

Наконец-то… На сцену парадным шагом вышли пять девушек, каждая держала над головой большой транспарант. Ведущий с благоговением провозгласил: «А теперь… теперь… победитель конкурса рекламных лозунгов мыла „Звездный путь“… получает приз… бесплатное путешествие НА ЛУНУ!»

У меня перехватило дыхание.

Девушки запели: «Мне нравится мыло „Звездный путь“, потому что…» и далее, одна за другой переворачивая транспаранты: «…это… чистота… звездного… неба!»

Я судорожно ворошил картотеку. Кажется, это мой лозунг… но нет уверенности… Немудрено, среди пяти-то тысяч… Наконец нашел – и вновь сверился с экраном.

Папа! Мама!

Я выиграл!

Я ВЫИГРАЛ!

Глава 3

– Погоди, Кип, – буркнул папа. – Держи себя в руках.

– Ах, милый… – сказала мама.

Я услышал ведущего: «…Представить вам счастливого победителя, миссис Ксению Донахью, из Грейт-Фолс, штат Монтана… Миссис Донахью!»

Под звуки фанфар просеменила маленькая пухленькая женщина. Я перечитал слова лозунга. Они совпадали с написанными на моей карточке.

– Пап, что случилось? Это же мой лозунг!

– Дослушай.

– Обманули!

– Не ори. Дослушай.

– Как мы уже объясняли, в случае поступления одинаковых лозунгов выигрывает отправленный раньше. Если они отправлены одновременно, выигрывает тот, который раньше прибыл в жюри. Выигравший лозунг был прислан одиннадцатью конкурсантами. Все они получат призы. Сегодня вместе с нами в студии шестеро победителей. Они выиграли путешествие на Луну, экскурсию на космическую станцию, полет вокруг Земли на реактивном самолете, путешествие в Антарктиду…

Проиграл из-за штемпеля. Почтового штемпеля!

– К сожалению, мы не могли пригласить сегодня всех победителей. Но для остальных приготовили сюрприз. – Ведущий взглянул на часы. – Прямо в эту минуту в десятках домов по всей стране… прямо в эту секунду… раздается стук в двери счастливчиков, любителей мыла «Звездный путь»…

Раздался стук. В нашу дверь.

Меня не держали ноги. Дверь открыл папа. На пороге стояли трое мужчин с огромным деревянным ящиком, и курьер «Вестерн юнион» пел гимн «Звездного пути». Кто-то из них спросил:

– Здесь живет Клиффорд Рассел?

– Да, – ответил папа.

– Распишитесь за доставку.

– Что это?

– Не знаем. Все, что здесь написано, – «верх». Куда ставить?

Папа протянул мне квитанцию, я кое-как расписался.

– Нельзя ли внести в гостиную? – спросил папа.

Они внесли и удалились, а я притащил молоток и клещи. Ящик был похож на гроб, и захотелось им воспользоваться.

Я снял крышку. Мамины половики густо усеяла упаковочная стружка. Наконец мы добрались до подарка.

Это был скафандр.

Так себе скафандр, теперь таких уже не делают. Устаревшая и списанная модель, компания «Звездный путь» закупила ее оптом – для поощрительных призов с десятого по сотый. Но все же настоящий скафандр, изготовленный фирмой «Гудъер», с воздушным кондиционированием от «Йорка» и дополнительным оборудованием от «Дженерал электрик». В ящике также нашлись инструкция по эксплуатации и гарантийный талон, из которых следовало, что скафандр более восьмисот часов прослужил на Второй орбитальной станции.

Мне стало чуть легче. Это не подделка, не игрушка. Скафандр побывал в космосе, и я там побываю! Я освою его и пройдусь в нем по Луне!

– Может, снесем в сарай? – предложил папа.

Мама сказала:

– Некуда торопиться, дорогой. Клиффорд, не хочешь ли примерить его?

Конечно я хотел примерить. С папой мы поладили на том, что отволокли в сарай ящик со стружками, а когда вернулись, в гостиной уже торчали репортер и фотограф из «Горна» – в газете раньше меня узнали о выигрыше. Я счел это нечестным.

Им приспичило меня сфотографировать. Я не артачился.

Влезть в скафандр оказалось ужасно трудно – гораздо труднее, чем, к примеру, одеться в поезде на верхней полке. Тут встрял фотограф:

– Погоди, парень. Я видел на базе «Уилбур Райт», как их надевают. Хочешь совет?

– А? Нет. То есть да, подскажите.

– Нужно проскользнуть внутрь, как эскимос забирается в свой каяк. Потом просовываешь правую руку вот сюда…

Дело пошло на лад. Я отстегнул грудную часть и уселся в скафандр – правда, все равно чуть не вывихнул плечо. Для подгонки размеров имелись лямки, но мы не стали с ними возиться. Фотограф запихнул меня в скафандр, вернул клапаны на место, помог мне встать на ноги и опустил лицевой щиток гермошлема.

Баллоны с воздухом к скафандру не прилагались, и, пока фотограф делал свои три снимка, мне пришлось дышать содержимым. Тут-то я и убедился, что скафандр хорошо послужил, – пахло в нем грязными носками. Сняв шлем, я с облегчением отдышался.

И все же мне понравилось в скафандре. Чувствуешь себя астронавтом.

Посетители ушли, и мы отправились спать, оставив скафандр на полу в гостиной.

За полночь я на цыпочках прокрался туда и снова примерил его.

Поутру, перед тем как уйти на работу, перетащил его в сарай.

Мистер Чартон проявил деликатность; он сказал только, что хотел бы взглянуть на скафандр, когда у меня будет свободное время.

Все уже всё знали – моя фотография была на первой полосе «Горна», между репортажем о Международном заезде на холм Пайкс-Пик и колонкой «Происшествия». Статья была написана ироническим слогом, но я не обиделся. Во-первых, я никогда не верил всерьез, что выиграю, а во-вторых, у меня самый настоящий космический скафандр – завидуйте, одноклассники.

В тот же вечер пришла заказная бандероль от компании «Звездный путь». В ней была накладная на костюм высотный компенсирующий, один экземпляр, серийный номер такой-то, списан ВВС США тогда-то, и письмо. Оно начиналось с поздравлений и благодарностей, но в последних абзацах содержалось кое-что интересное:

Компания «Звездный путь» в полной мере отдает себе отчет, что Ваш приз, возможно, не является для Вас предметом первой необходимости. Поэтому в соответствии с параграфом 4а Правил компания предлагает выкупить его у Вас за пятьсот долларов ($500.00) наличными. В случае Вашего согласия Вам надлежит вернуть костюм высотный компенсирующий в Специальный отдел оборудования корпорации «Гудъер», г. Акрон, штат Огайо, не позднее 15 сентября сего года.

Компания «Звездный путь» надеется, что Вы удовлетворены своим участием в Большом конкурсе в той же мере, в какой Ваше участие доставило удовольствие нам. Рассчитываем также, что Вы не расстанетесь с Вашим призом вплоть до съемки юбилейной программы «Звездный путь» на Вашей местной телестудии. В случае участия в телепередаче вам гарантирован гонорар в размере пятидесяти долларов. С Вами свяжется сотрудник Вашей телестудии. Ждем Вас в гости.

Наилучшие пожелания от компании, производящей мыло «Звездный путь» – чистоту звездного неба!

– Пожалуй, надо согласиться, – сказал я.

Папа пожал плечами:

– Не вижу ничего плохого. Телевизор не оставляет шрамов на коже.

– Это верно. Легкие деньги. Наверное, и в самом деле лучше вернуть скафандр…

Я колебался. Мне бы радоваться, деньги – это деньги, а скафандр мне нужен как свинье волынка. Но радости не было, хотя пять сотен долларов в руках я сроду не держал.

– Сынок, я не верю утверждениям, начинающимся со слов «наверное» и в «самом деле…» Ты сам не знаешь, чего хочешь.

– Пятисот долларов почти хватит на семестр.

– Это не важно. Реши, что тебе нужно, и действуй. Никогда не уговаривай себя делать то, что тебе претит. Подумай над этим.

Он сказал «спокойной ночи» и удалился.

Я счел, что сжигать еще не перейденные мосты глупо. До середины сентября скафандр все-таки мой, а там – разберемся. Может, к тому времени он мне надоест.

Нет, не надоел. Скафандр – это чудо техники, маленький космический дом. Хромированный шлем доходил до плеч; корпус был сделан из кремнийорганики, асбеста и стеклоткани. Все жесткое, кроме сочленений, изготовленных из того же прочного материала, но сохраняющих постоянный объем. Сгибаешь ногу, и сильфонное компенсирующее устройство увеличивает объем над коленной чашечкой настолько же, насколько он уменьшился под коленным сгибом. Без этого было бы невозможно двигаться – в вакууме давление внутри скафандра, которое может достигать нескольких тонн, превратило бы его в статую. Компенсаторы давления были покрыты дюралевой броней, даже над суставами пальцев располагались дюралевые пластинки.

В комплект входил стекловолоконный пояс с креплениями для инструментов. Лямки помогали подогнать рост и вес. За плечами имелись крепления для отсутствующих кислородных баллонов. И великое множество карманов на молниях, внутренних и наружных, для батарей и всего прочего.

Шлем с верхом торсовой части откидывался назад, две передние герметичные застежки-молнии давали доступ внутрь. Задраенный скафандр невозможно открыть, пока внутреннее давление превышает наружное.

И шлем, и грудная часть были усеяны датчиками и переключателями. Шлем был огромен. И немудрено – в него были встроены резервуар для питьевой воды, шесть медицинских контейнеров с каждой стороны, плоские рычажки, нажимаемые подбородком, – справа для переключения режимов рации, слева – для регулирования подачи воздуха. А еще автоматический поляризатор лицевого щитка, микрофоны, головные телефоны, рация, смонтированная в области затылка, и приборная панель, выгнутая дугой над теменем. Приборная индикация выводилась зеркально и в реальном виде представала отражением на удобном расстоянии в четырнадцать дюймов от глаз астронавта.

На шлеме, над иллюминатором, крепились сдвоенные фары. Еще выше, на макушке – две антенны, одна для обычной радиосвязи, другая – остронаправленная СВЧ. При работе с ней надо было поворачиваться лицом к принимающей станции. Рупорная антенна СВЧ была бронирована, за исключением излучающего конца.

По моим словам может показаться, что скафандр набит, как дамская сумочка, но на самом деле все очень компактно; голова ни за что не задевает. Смотришь вверх – видишь в зеркальце приборную панель, наклоняешь голову – нажимаешь подбородком рычажки, поворачиваешь налево и направо – получаешь воду и медикаменты. Изнутри шлем покрыт губчатой резиной для защиты головы от ударов.

Скафандр был как дорогой автомобиль, шлем – как швейцарские часы!

Но кое-чего не хватало: кислородных баллонов, устройств связи (за исключением штатных антенн), радиомаяка и аварийного радарного отражателя. Внутренние и наружные карманы были пусты, к поясу не крепились инструменты. Прочтя спецификацию, я понял: перед списанием со скафандра содрали все, что только можно…

И я решил, что просто обязан довести его до ума.

Сначала отдраил его с «Клороксом», чтобы избавиться от запаха носков. Потом принялся отлаживать систему снабжения кислородом.

Хорошо, что прислали инструкцию, – бóльшая часть того, что я раньше знал о скафандрах, оказалась выдумкой.

Человек потребляет в сутки около трех фунтов воздуха – имеется в виду масса, а не фунты на квадратный дюйм. Казалось бы, это немного и можно взять хоть месячный запас, благо в космосе масса лишена веса, а на Луне те же три фунта будут весить всего полфунта. Что ж, так и делают водолазы, а еще астронавты на космических станциях и кораблях. Они пропускают выдыхаемый воздух через раствор щелочи, чтобы удалить углекислый газ, и снова дышат этим же воздухом. Но со скафандром так не получится.

Даже в наши дни люди рассуждают о «космическом холоде». Но в открытом космосе – вакуум, а если бы вакуум был холодным, как бы работал термос? Вакуум – это ничто, у него нет температуры. Просто он хороший теплоизолятор.

Три четверти съеденной нами за один присест пищи превращается в тепло – огромное количество калорий, достаточно, чтобы растопить больше пятидесяти фунтов льда. Трудно поверить? Но когда у вас в камине ревет огонь, вы почему-то раздеваетесь, то есть охлаждаете свое тело. Даже зимой в комнате градусов на тридцать прохладнее, чем у вас под мышкой[2]2
  То есть приблизительно двадцать градусов по Цельсию.


[Закрыть]. Крутя ручку термостата на камине, вы тем самым выбираете наиболее комфортный режим охлаждения. Тело, как и мотор автомобиля, нельзя перегревать. Оно вырабатывает столько тепла, что приходится избавляться от излишка.

Конечно, если делать это слишком быстро – например, на ледяном ветру, – то можно замерзнуть. Но в скафандре задача противоположная – не свариться заживо. Ведь кругом вакуум, а в нем избавляться от тепла трудно.

Какая-то часть тепла излучается, но этого недостаточно. Добавляют калорий и солнечные лучи – вот почему космические корабли отполированы до зеркального блеска.

Как же быть?

Носить с собой пятидесятифунтовые бруски льда невозможно. Приходится избавляться от тепла так же, как на Земле, путем конвекции и испарения – тело обдувает ветерком, пот сохнет и охлаждает. Когда-нибудь появятся скафандры с замкнутой системой охлаждения, но пока приходится выпускать тепло из скафандра вместе с потом и углекислотой – и жертвовать на это часть кислорода.

Есть и другие проблемы. В атмосферное давление – пятнадцать фунтов на квадратный дюйм – входит три фунта давления кислорода. Для дыхания хватает и половины, однако кто, кроме индейца с вершин Анд, способен неплохо себя чувствовать при давлении кислорода меньше двух фунтов? Девять десятых фунта – это предел. Примерно такое давление на вершине Эвереста, и оно едва закачивает кислород в кровь.

Большинство людей при столь низком давлении будет страдать от гипоксии, так что в скафандре должно быть два фунта кислорода на квадратный дюйм. К нему подмешивают инертный газ, потому что чистый кислород может вызвать жжение в горле, опьянение и даже сильные судороги. Нельзя использовать азот (который с воздухом мы вдыхаем всю жизнь), потому что при резком понижении давления он закипит в крови и вы получите кессонную болезнь. Поэтому применяется гелий. От него голос становится писклявым, но кого это волнует?

Итак, вы можете умереть от нехватки кислорода, отравиться избытком кислорода, загнуться от азота, задохнуться углекислым газом или получить от него кислотное отравление, умереть от лихорадки, вызванной обезвоживанием. Закончив читать инструкцию, я диву дался: ладно – в скафандре, но как человек вообще ухитряется жить?

Но вот он передо мной – скафандр, который защищал человека от беспощадного космоса сотни часов.

Объясню, как ему это удавалось. К спине крепятся стальные баллоны с «воздухом» (кислородно-гелиевой смесью) под давлением сто пятьдесят атмосфер, или более двух тысяч фунтов на квадратный дюйм. Оттуда воздух выходит через редуктор уже под давлением в сто пятьдесят фунтов на дюйм, потом через другой редуктор давление доводится до трех-пяти фунтов, два из которых приходится на кислород. Шею охватывает резиново-силиконовый воротник с крошечными дырочками. Таким образом, давление на корпус уменьшается, а движение воздуха ускоряется; от этого испарение и охлаждение идет лучше и снижается вероятность кессонной болезни. На каждом запястье и лодыжке – выпускные клапаны, они стравливают не только газ, но и водяной пар – иначе вы окажетесь по щиколотку в собственным поту.

Баллон громоздок, весит фунтов шестьдесят. И даже при таком огромном давлении в нем не больше пяти фунтов воздуха. Так что запаса хватает на несколько часов – какой уж там месяц.

Мой скафандр был рассчитан на восемь часов. Но зато с гарантией – если, конечно, все работает как надо. Можно продлить срок, от перегрева человек сразу не умрет, при избытке углекислоты еще подышит. Но если выйдет кислород, вы скончаетесь примерно через семь минут. Так что возвращаемся к началу – чтобы жить, надо дышать.

Чтобы точно знать, что кислород поступает в достатке (а носом этого не учуешь), на ухо нужно прикрепить маленький фотоэлемент, контролирующий цвет крови. Чем краснее кровь, тем больше в ней кислорода. Элемент связан с гальванометром. Если его стрелка вышла за черту, начинайте молиться.

В выходной я снял со скафандра патрубки и поехал в Спрингфилд. В магазине подержанных инструментов мне посчастливилось купить два старых тридцатидюймовых газовых баллона для сварки. К неудовольствию продавцов, я заставил их проверить баллоны на давление. Вернувшись на автобусе с покупками, высадился у гаража Принга. Там мне закачали в баллоны воздух под давлением пятьдесят атмосфер.

В аэропорту Спрингфилда можно было заправиться под более высоким давлением и кислородом, и гелием, но пока мне это не требовалось.

Придя домой, я загерметизировал пустой скафандр и накачал его велосипедным насосом до двух абсолютных атмосфер, или одной рабочей. Это дало мне четырехкратную испытательную нагрузку. Затем я принялся за баллоны. Они должны были блестеть как зеркало, чтобы не нагреваться от Солнца. Так что я и скоблил, и тер, и скреб, и шлифовал, и полировал – готовил их к никелированию.

К утру мой скафандр (к тому времени он уже получил имя, я назвал его «Оскар, механический человек»[3]3
  Механический человек по имени Оскар – герой комиксов, публиковавшихся в США в начале 1940-х гг.


[Закрыть]) обмяк, как воздушный шарик.

Вот же беда! Ведь этот древний скафандр должен держать не простой воздух, а смесь кислорода с гелием. Молекулы гелия настолько малы и подвижны, что просачиваются сквозь обычную резину, – а я хотел, чтобы скафандр был пригоден не только для маскарада, но и для работы в космосе. Старые сальники не держали; мелких утечек была тьма-тьмущая.

Новые резиново-силиконовые прокладки, особый клей, специальную ткань пришлось заказать аж в самой компании «Гудъер» – в нашем городке таких вещей не сыщешь. Я написал письмо, объяснил, что мне нужно и зачем, – и с меня даже денег не взяли. Еще и прислали мимеографированные инструкции.

Пришлось здорово попотеть. Однако настал день, когда я накачал Оскара чистым гелием при двух абсолютных атмосферах.

Даже через неделю он оставался тугим, как шестислойная шина.

И тогда я влез в Оскара по-настоящему. До этого надевал его без шлема и носил в мастерской, учился держать инструменты в перчатках, подгонял размеры. Это было похоже на то, как обкатываешь новые коньки. Через некоторое время я почти не замечал его – однажды даже к ужину в нем явился. Папа промолчал, а у мамы выдержка была как у полномочного посла; я спохватился, только когда потянулся за салфеткой.

И вот я выпустил гелий, наполнил баллоны воздухом и приладил их. Потом опустил шлем и застегнул замки.

Тихо шуршал воздух в шлеме, запрашивающий клапан в такт дыханию регулировал его поступление; замедлять или ускорять его работу я мог движениями подбородка. Наблюдая за шкалами приборов в зеркале, попробовал поднять давление и довел его до двадцати абсолютных фунтов. Таким образом, избыточное давление дошло до пяти фунтов – максимальное приближение к условиям космоса, которое можно получить на Земле.

Я почувствовал, как скафандр раздулся, его сочленения стали плотнее и крепче. Зафиксировав эту разницу в пять фунтов, я попробовал пройтись.

И чуть не свалился. Хорошо, что ухватился за верстак.

Полностью экипированный, с баллонами за спиной, я весил в два с лишним раза больше, чем без скафандра. Кроме того, хотя сочленения имели компенсаторы объема, под давлением они не очень-то сгибались. Суньте ноги в тяжелые болотные сапоги, наденьте пальто, натяните боксерские перчатки, нахлобучьте на голову ведро, потом попросите кого-нибудь взвалить два мешка цемента вам на плечи, и вы поймете, как чувствуешь себя в скафандре при силе тяжести 1 g.

Однако минут за десять я притерпелся, а через полчаса чувствовал себя так, будто всю жизнь провел в скафандре. Вес распределялся равномерно и не слишком давил. Я знал, что на Луне он будет еще меньше. Чтобы справляться с сочленениями, следовало просто прикладывать чуть больше усилий. Научиться плавать было сложнее.

День выдался погожий: я вышел на улицу и глянул на солнце. Поляризатор умерял блеск, и на светило можно было смотреть. В прочих направлениях свет не поляризовался, видимость была хорошей.

В скафандре было не жарко. Воздух, охлажденный путем полуадиабатического расширения (так гласила инструкция), овевал голову, обтекал весь скафандр и выходил через выпускные клапаны, унося тепло. В инструкции утверждалось, что нагревательные элементы используются редко, так как обычно проблемой является охлаждение. Однако я решил достать сухого льда и протестировать термостат и нагреватель.

Я опробовал все, что мог придумать. По окраине нашего городка протекает ручей, а за ним лежит выгон. Шлепая через ручей, я оступился и рухнул – плохо, когда не видишь, куда ставишь ноги. Свалившись, я некоторое время лежал, почти весь под водой. Я не промок, не замерз, не нагрелся, и дышать было легко, хотя вода плескалась над шлемом.

Я с трудом выбрался на берег и снова упал, ударившись шлемом о камень. Никаких повреждений, Оскар был приспособлен к таким случаям. Я встал на колени, поднялся и пересек выгон, спотыкаясь на кочках, но не падая. На пути попался стог сена, и я зарылся в него.

Прохладный свежий воздух… Не волнуюсь, не потею.

Я снял скафандр через три часа.

Как и в высотных костюмах летчиков, в нем были специальные туалетные приспособления, но я еще не настроил их, поэтому снял скафандр прежде, чем кончился воздух.

Расправляя скафандр на специальной вешалке, которую сам соорудил, я похлопал его по наплечнику и сказал:

– Ну что ж, Оскар, ты молодец. Мы с тобой партнеры. Подожди, еще попутешествуем.

И плевал я на пятьсот долларов!

Пока Оскар проходил проверку давлением, я копался в его электрической и электронной оснастке. Я не стал возиться с отражателем и маяком; первая конструкция была такой простой, что и ребенок справится, а вторая – чертовски дорогой. Но мне нужна была радиосвязь в том диапазоне, что используется для работы в космосе (антенны действовали только на этих частотах). Проще было собрать обычную рацию и прикрепить ее к поясу – но этим я обманул бы сам себя, имея неверную частоту и устройство, которое может не выдержать вакуума. Перепады давления, температуры и влажности запросто выводят из строя электронные устройства, поэтому передатчик должен находиться в шлеме.

В инструкции приводились схемы, и я занялся делом. Слуховые и модуляционные контуры особой проблемы не представляли – всего лишь транзисторные, на батарейках, которые я и сам легко мог сделать достаточно миниатюрными. Но вот УКВ-блок…

Это было нечто вроде двухголового теленка: сдвоенная рация, у каждой половины свой передатчик и свой приемник; волна в один сантиметр для рупорной антенны и на три октавы ниже – восемь сантиметров – для штыревой, в точном гармоническом соответствии, так что обе частоты мог стабилизировать один и тот же кварц. В результате получался более сильный сигнал при ненаправленной передаче и лучшая направленность при переходе на рупор; кроме того, при смене антенны переключалась только часть схемы, а не вся. Схема была проста – на бумаге.

Но высокочастотная электроника – не фунт изюма; здесь требуется тщательность. Малейшая неточность может вывести из строя выходное сопротивление и сбить математически рассчитанный резонанс.

И все же я попытался что-то сделать. Синтетические кристаллы дешево продаются в магазинах списанной техники, некоторые транзисторы и другие компоненты я выдрал из собственных приборов. И проклятая штука в конце концов заработала. Правда, она никак не лезла в шлем.

Что ж, будем считать это моральной победой – ничего лучше я еще не делал своими руками.

В конце концов я купил готовое устройство – у той же фирмы, где раньше приобретал кварцы. Так же как и скафандр, для которого она выпускалась, рация была устаревшей и досталась мне по бросовой цене. Но к тому времени я готов был душу прозакладывать – так хотелось, чтобы скафандр действовал.

Мою задачу сильно затрудняло то, что все электронное оборудование должно быть абсолютно безотказным; в космосе вы не заскочите на ближайшую станцию техобслуживания, если что-то сломается. Либо все работает безупречно, либо вас вносят в списки погибших. Поэтому на шлеме было две фары – вторая включалась, если отказывала первая. Даже индикация приборной панели дублировалась. Я не стал экономить – восстановил все продублированные схемы и убедился, что их автоматическое переключение работает надежно.

Мистер Чартон заставил меня оснастить Оскара фармакологией точно по инструкции: мальтоза, декстроза, белковые таблетки, витамины, декседрин, драмамин, аспирин, антибиотики, антигистамины, кодеин. Все это поможет выжить почти в любой критической ситуации. Еще он попросил доктора Кеннеди выписать рецепты, чтобы я мог купить медикаменты, не нарушая закона.

Таким образом, я привел Оскара в отличную форму – в такой же он пребывал когда-то на Второй орбитальной станции. И это оказалось даже интереснее, чем когда я помогал Джейку Биксби переделывать его консервную банку на колесах в консервную банку с форсированным двигателем.

Однако лето подходило к концу, и из мира грез пора было выныривать. Я все еще не знал, в какой университет мне поступать, да и поступать ли вообще. Деньги у меня подкопились, но их все равно было маловато. Пришлось потратиться на обертки и почтовые расходы; впрочем, они с лихвой окупились пятнадцатиминутным появлением на телеэкране. С самого марта я ни гроша не потратил на девчонок – было не до них. Починка Оскара обошлась на удивление дешево, хоть и пришлось попотеть и поработать отверткой. Семь долларов из каждых десяти заработанных оседали в корзинке.

Но этого было мало.

Я мрачно подумывал, что придется-таки продать Оскара, чтобы оплатить первый семестр. Но как быть со вторым? Джо Храбрец, герой Америки, всегда приходит в кампус с пятьюдесятью центами и золотым сердцем, а после серии подвигов становится членом студенческого общества «Череп и кости» и обладателем кругленькой суммы в банке. Но какой из меня Джо Храбрец? Что толку поступать, если после Рождества придется бросить? Может быть, умнее отложить это дело на год и познакомиться с кайлом и лопатой?

А есть ли у меня выбор? Единственный вуз, в который я наверняка могу поступить, – это университет штата. Но там некстати разразился скандал, поувольняли профессоров и попахивает потерей лицензии. Ну не смешно ли – вкалывать несколько лет ради бесполезного диплома, выданного опорочившим себя университетом?

Впрочем, этот университет и до скандала считался второсортным.

Ренесселеровский политехнический и Калифорнийский технологический отшили меня в один и тот же день. Первый прислал стандартный отказ, а второй – письмо с вежливым объяснением, что этот вуз не в состоянии принять всех абитуриентов.

Мало того, раздражали всякие мелочи. Единственным утешением после того телешоу служили пятьдесят баксов. Человек в скафандре посреди студии и так выглядит по-дурацки, а ведущий вдобавок пытался веселить зрителей, стуча в стекло шлема и спрашивая, там ли я еще. Очень смешно. Он спросил, что я собираюсь делать со скафандром, а вместо моего ответа пустил в эфир запись с какой-то чушью про космических пиратов и летающие тарелки. Половина жителей городка поверила, что голос – мой.

На это можно было бы и наплевать, если бы снова не появился Туз Квиггл. Он где-то пропадал все лето, может, тянул срок, но на следующий день после шоу уселся напротив стойки с газировкой, уставился на меня и спросил громким драматическим шепотом:

– Слушай, это не ты ли, часом, знаменитый космический пират и телезвезда?

– Что будешь пить?

– Надо же! А можно автограф? В жизни не видал живого космического пирата!

– Заказывай, Туз. Или освободи место.

– Шоколадный солодовый, коммодор, – только без мыла.

Туз «шутил» всякий раз, как появлялся в магазине. Лето было страшно жаркое, и вскипеть было легче легкого. В пятницу накануне Дня труда у нас сломался кондиционер, слесарь не пришел, и я провел за починкой три жутких часа. В результате испортил свои лучшие штаны и умылся пóтом.

Я отстаивал последние часы за стойкой и мечтал о ванне, когда Туз ввалился в магазин, развязно меня приветствуя:

– Кого я вижу! Это же Капитан Комета[4]4
  Герой комиксов, популярных в начале 1950-х.


[Закрыть], Гроза Звездных Путей! Где же ваш бластер, Капитан? И вы не боитесь, что император Галактики оставит вас после уроков за беготню без штанов? Гы! Гы! Гы!

Девчонки возле стойки захихикали.

– Отвали, Туз, – устало сказал я. – Жарко сегодня.

– Так вот почему ты не надел резиновые подштанники!

Девчонки снова захихикали.

Туз самодовольно ухмыльнулся и продолжил:

– Слушай, малец, раз уж обзавелся клоунским балахоном, почему не носишь его на работе? Представь рекламу в «Горне»: «Есть скафандр – готов путешествовать!» Гы! Гы! Гы! Или можешь подрабатывать пугалом на огороде.

Девчонки заржали. Я досчитал до десяти, потом еще раз – по-испански, потом – по-латыни и резко проговорил:

– Так чего тебе, Туз?

– Как обычно. И шевелись – у меня свидание на Марсе.

Мистер Чартон вышел из-за своего прилавка, присел за столик и попросил холодный лимонный коктейль. Конечно, я обслужил его первым. Это остановило поток остроумия и, возможно, спасло Квигглу жизнь.

Вскоре мы с боссом остались одни. Он тихо произнес:

– Кип, почтительное отношение к живым существам не обязывает нас уважать очевидные ошибки природы.

– Сэр?

– Можешь больше не обслуживать Туза. Мне не нравится, как он себя ведет.

– А, не расстраивайтесь. Он безобидный.

– Так уж и безобидный? Знать бы, насколько тормозят развитие цивилизации гогочущие болваны, безмозглые идиоты… Иди домой, завтра тебе рано вставать.

Семья Джейка Биксби пригласила меня провести День труда на лесном озере. Я и рад бы – хотелось не только спастись от жары, но и обсудить мои проблемы с Джейком. Однако я ответил:

– Что вы, мистер Чартон. Я не могу оставить вас без помощника.

– В праздники посетителей мало, можно вообще не торговать газировкой. Отдыхай на здоровье. Этим летом ты хорошо потрудился, Кип.

Я дал себя уговорить, но остался до самого закрытия и даже подмел в магазине. Потом потащился домой, напряженно размышляя.

Вечеринка закончилась, пора убирать игрушки. И деревенскому дурачку понятно, что скафандр мне ни к чему. Не то чтобы меня задевали шуточки Туза… но скафандр действительно не нужен – а вот деньги нужны. Даже если и Стенфордский университет, и Массачусетский технологический институт, и Университет Карнеги отклонят мои документы, в этом семестре я все равно начну учиться. Университет штата плох – но и я далеко не гений. Вдобавок я уже понял, что от студента зависит больше, чем от учебного заведения.

Мама уже легла спать, папа читал. Я поздоровался и пошел в сарай, чтобы снять с Оскара мое оборудование, упаковать его в ящик, написать адрес, а утром позвонить в службу экспресс-доставки. Его уже не будет, когда я вернусь с лесного озера. Легко и просто.