Текст книги "Время для звезд"

– Ты с ним еще познакомишься, – добавила Чибис, глянув на часы. – Кип, нам лучше закрепиться. Сейчас сядем… а на пассажиров инопланетянину плевать.

Мы снова втиснулись в угол, вцепились друг в друга и замерли в ожидании. Вскоре корабль тряхнуло, пол встал дыбом. Затихло. Я почувствовал необыкновенную легкость. Чибис подобрала под себя ноги и встала:

– Ну вот и Луна.

Глава 5

Когда я был маленьким, мы играли в первую высадку на Луну. Потом романтические бредни уступили место трезвым поискам способа достичь лунной поверхности. Но мне и в голову не могло прийти, что я прилечу на Луну в камере без окон, как мышь в обувной коробке.

Только мой вес подтверждал, что я на Луне. Увеличение веса можно смоделировать с помощью центрифуги. Но уменьшить его – совсем другое дело. Все, что доступно на Земле, – несколько секунд полета с трамплина, затяжной прыжок с парашютом, «горка» на самолете.

А если уменьшение гравитации все длится и длится, то вы где угодно, только не на Земле. На Марсе я оказаться не мог; значит – Луна.

Здесь я должен весить чуть больше двадцати пяти фунтов. Примерно на столько я себя и чувствовал – мог бы пройтись по лужайке, не примяв травы.

Несколько минут я просто наслаждался этим и, забыв о Лиловом и о наших бедах, с удовольствием вальсировал по комнате, слегка подпрыгивал, ударялся головой о потолок и ощущал, как медленно-медленно-медленно опускаюсь на пол. Чибис уселась, пожала плечами и снизошла до покровительственной улыбки. Лунный старожил! А ведь пробыла тут всего лишь на две недели дольше моего.

У низкой гравитации немало минусов. Почти нет сцепления с опорой, ноги разъезжаются. Пришлось на собственной шкуре испытать то, что я раньше знал только умом: вес уменьшается, но масса и инерция остаются. Чтобы сменить направление, даже при ходьбе, надо крениться, как на мотогонках, но, если нет трения (а у моих носков на гладком полу его не было), ноги выскальзывают из-под тела.

Падать при одной шестой g не больно, но Чибис хихикала. Я уселся и сказал:

– Смейся, смейся, интеллектуалка. Хорошо тебе, в кроссовках-то.

– Извини. Ты так забавно парил и хватался за воздух – точно в замедленном кино.

– Очень забавно, не сомневаюсь.

– Я же извинилась. Слушай, возьми мои кроссовки.

Я смерил глазами наши ноги и хмыкнул:

– Спасибо, конечно!

– Ну… можешь распороть задники или еще что-нибудь придумать. Мне и босиком нормально. Мне всегда нормально. А где твоя обувь, Кип?

– Да рядышком, четверть миллиона миль отсюда – если только мы вышли на нужной остановке.

– А-а-а… Ну, здесь она тебе не особенно нужна.

– Ага. – Я покусал губу, обдумывая это «здесь» и больше не интересуясь играми с гравитацией. – Чибис? Что будем делать?

– Ты о чем?

– О нем.

– Да ничего. Что мы можем?

– Ну а чем тогда заняться?

– Спи.

– Что-о?!

– Спи… «Невинный сон, сон, сматывающий клубок забот»[5]5
  У. Шекспир. Макбет (перевод А. Радловой).


[Закрыть]. «О нежный сон! Природы исцелитель!»[6]6
  Э. Юнг. Ночные мысли (перевод Д. Смирнова-Садовского).


[Закрыть] «Дай бог здоровья тому, кто придумал сон: ведь это плащ, который прикрывает все человеческие помыслы»[7]7
  М. Сервантес. Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский (перевод Н. Любимова).


[Закрыть].

– Хватит выпендриваться! Говори толком!

– Я и говорю толком. Сейчас мы беспомощны, как золотые рыбки в аквариуме. Просто хотим выжить. А первый принцип выживания – не застревать на том, что от тебя не зависит, и сосредоточиться на том, что можно сделать. Я хочу есть и пить, неважно себя чувствую, очень устала… и все, что могу в этой ситуации, – лечь спать. Так что, если окажешь любезность и помолчишь, я именно этим и займусь.

– Намек понял. Не надо на меня рычать.

– Извини. Когда устаю, я становлюсь злой как собака. И папа говорит, что до завтрака ко мне подходить опасно. – Она свернулась калачиком и подложила растрепанную тряпичную куклу под щеку. – Спокойной ночи, Кип.

– Спокойной ночи, Чибис.

Тут мне кое-что еще пришло в голову, я заикнулся было… и увидел, что она уже спит. Ее дыхание стихло, лицо разгладилось и больше не казалось настороженным и чересчур серьезным. Верхняя губа оттопырилась совершенно по-детски, и девочка стала похожа на чумазого херувима. На щеках остались полоски высохших слез. А ведь я не заметил, когда она плакала.

Кип, сказал я себе, ты влезаешь в скверную историю; это намного хуже, чем притащить домой брошенного щенка или котенка.

Я обязан позаботиться о ней… или погибнуть в попытке.

Может, так и получится. В смысле, погибнуть. Я и о себе-то никогда не мог позаботиться как следует.

Я зевнул, потом еще раз. У креветки ума побольше, чем у меня. Я измотался, как никогда, хотел есть и пить, и вообще мне было паршиво. Уже собрался побарабанить в дверную панель и вызвать Толстого или Тощего. Но… разбужу Чибис, да и Лиловый сочтет это сопротивлением.

Я вспомнил, как дома часто дремал на ковре в гостиной. Оказалось, что и здесь на жестком полу можно очень удобно устроиться; одна шестая земного притяжения – это матрас лучше всякого поролона. Взбалмошной принцессе из сказки Андерсена было бы не на что пожаловаться.

Заснул я мигом.

Снилась мне невероятнейшая космическая опера. Кишели драконы, прекрасные девы с Арктура, рыцари в сверкающих скафандрах; действие перемещалось из дворца короля Артура на дно Мертвого моря Барсума[8]8
  Барсумом называется Марс в марсианской эпопее Эдгара Райса Берроуза.


[Закрыть].

И все бы ничего, вот только у герольда-распорядителя было лицо лилового пришельца и голос Туза Квиггла. Он высовывался из экрана и шевелил червеобразными ресничками.

– Победит ли Беовульф дракона? Вернется ли Тристан к Изольде? Найдет ли Чибис свою куклу? Включайте наш канал завтра вечером, а пока просыпайтесь и бегите в ближайшую аптеку, чтобы купить наждачную бумагу «Звездный путь», лучшее средство для чистки рыцарских доспехов. Подъем!

Он высунул щупальце из экрана и схватил меня за плечо.

Я проснулся.

– Подъем! – трясла меня за плечо Чибис. – Пожалуйста, проснись, Кип.

– Отстань!..

– У тебя был кошмар.

– Принцесса с Арктура в беде! И я никогда не узнаю, чем все кончилось. Зачем ты меня разбудила? Сама же сказала, что нужно выспаться!

– Ты продрых несколько часов – а сейчас, похоже, мы можем кое-что сделать!

– Позавтракать?

Мою шпильку она пропустила мимо ушей.

– Сбежать!

Я резко сел, вернее, взлетел и опустился обратно.

– Ого! Как?

– Точно не знаю. Но мне кажется, они ушли и оставили нас одних. Если так, другого шанса не будет.

– А с чего ты взяла, что они ушли?

– Прислушайся. Хорошенько прислушайся.

Я подчинился. И услышал свое сердце, дыхание Чибис, а потом и ее сердце. Такой тишины я и в пещерах не встречал.

Я вынул перочинный ножик, сжал его зубами, чтобы звук передавался по костям, и приставил к стене. Ничего. Я прослушал пол и другие стены. Опять ничего. На борту царила тишина – ни дрожи, ни стуков, ни тех вибраций, которые нельзя услышать, а можно только почувствовать.

– Похоже, ты права.

– Прекратилась циркуляция воздуха.

Я повел носом:

– У нас кончается воздух?

– Пока нет. Но и не поступает – он выходил из крошечных отверстий вон там, наверху. Ты бы не заметил, а я почувствовала перемену.

Я напряженно размышлял.

– Все-таки не понимаю, что это нам дает. Мы заперты.

– Может, и нет.

Я ковырнул стену лезвием. Она не из металла, и на пластик не похоже. Нож не берет. Может, граф Монте-Кристо и провертел бы в ней дырочку, но ему некуда было торопиться.

– Почему ты так думаешь?

– Каждый раз, когда они открывали и закрывали дверную панель, слышался щелчок. Так вот, когда тебя вытаскивали, я приклеила жвачку на стыке панели и стены, повыше, чтобы не заметили.

– У тебя есть жвачка?

– Да. Помогает, когда нет ни глотка воды. Я…

– Еще есть? – живо спросил я.

Было не до свежести дыхания, просто ни разу в жизни так не мучила жажда.

Чибис расстроилась:

– Ой, бедный Кип! У меня ничего не осталось, это старая жвачка. Я ее приклеивала к пряжке ремня и жевала, когда особенно хотелось пить. – Она помялась. – Но возьми, раз нужно. Пожалуйста.

– Ну спасибо, Чибис. Спасибо большое. Как-нибудь обойдусь.

Она оскорбилась:

– Уверяю вас, мистер Рассел, что не страдаю никакими заразными заболеваниями. Я всего лишь хотела…

– Да-да, – поспешно сказал я. – Совершенно в этом уверен. Но…

– Я учитываю, что мы находимся в экстремальной ситуации. И это гигиеничнее поцелуев – хотя, полагаю, тебе еще не приходилось целоваться!

– В последнее время не приходилось, – попытался я сменить тему. – Но все, чего я хочу, – это глоток чистой холодной воды. Или грязной теплой воды… К тому же ты прилепила свою жвачку на дверную панель. Чего ты хотела добиться?

– Так я же говорила о щелчке. Папа считает, если стоишь перед дилеммой, полезно изменить любую из переменных, а потом снова приступить к решению задачи. Я попыталась внести изменения с помощью жвачки.

– Ну?

– Когда тебя притащили обратно и закрыли дверь, щелчка не было.

– Что? Ты знала, что перехитрила замок, уже несколько часов знала – и не сказала мне?

– Именно так.

– Ну, я тебя выпорю!

– Не советую, – сказала она ледяным тоном. – Я кусаюсь.

Я поверил. Кусается. И царапается. И еще что-нибудь вытворяет. Я сменил тему:

– Чибис, почему ты не сказала?

– Боялась, что рванешь наружу.

– Ха! Конечно, я бы попробовал.

– То-то и оно. А я решила, что лучше не дергать дверь… пока он на корабле.

Точно гений. По сравнению со мной.

– Я тебя понял. Ладно, давай попробуем открыть.

Я осмотрел панель. Жвачка была на месте, так высоко, как девочка могла достать. Панель, расплющив резинку, заклинила замок. Но никакого просвета я не увидел.

Я подцепил панель кончиком большого лезвия. Вроде отошла на осьмушку дюйма – и в этот момент лезвие сломалось.

Я вернул нож в карман.

– Еще идеи?

– Может, попробуем сдвинуть руками?

– Ладно. – Я вытер потные ладони о рубашку. – Сильно не давим – нужно, чтобы было трение.

Панель отодвинулась вправо почти на дюйм – и больше ни с места. Но от потолка до пола протянулась щель толщиной с волос.

Обломок лезвия тоже сломался, а щель не стала шире.

– Вот же черт! – пискнула Чибис.

– Рано сдаваться. – Я отступил для разбега и ринулся к двери.

Ноги заскользили, я потерял равновесие и проделал медленный кульбит. На этот раз Чибис не засмеялась.

Я поднялся, отошел к дальней стене, уперся ногой и попробовал оттолкнуться, как пловец в бассейне.

Мне удалось долететь до двери и ударить, не особенно сильно. Я почувствовал, что она слегка прогнулась, но тотчас восстановила форму.

– Стой, Кип, – сказала Чибис. – Снимай носки. Я подтолкну сзади, мои кроссовки не скользят.

Она была права. На Луне, если нет резиновых подметок, лучше ходить босиком. Мы отошли к дальней стене, Чибис встала позади меня и положила руки мне на бедра. «Раз… два… три… Пошел!» Мы рванули с элегантностью бегемота.

Я ссадил плечо. Но панель выскочила из направляющей, открыв пространство дюйма в четыре.

На косяке я оставил кусок собственной шкуры, порвал рубашку. Ругался про себя по-черному… но щель расширялась. Как только удалось протиснуть голову, я распластался на полу и выглянул. В поле зрения никого не было – и это уже что-то значило, если учесть, как мы шумели. Лишь бы только враги не решили сыграть с нами в кошки-мышки. Но вряд ли они до этого опустятся. Особенно Лиловый.

Чибис хотела пролезть мимо меня, но я оттащил ее:

– Куда, хулиганка! Я пойду.

Еще пара рывков, и я пролезу. Я раскрыл маленькое лезвие и протянул нож Чибис:

– Со щитом или на щите, солдат.

– Лучше оставь себе.

– Мне он не нужен. Смерть о Двух Кулаках – так именуют меня в темных переулках. – Я отчаянно куражился, но зачем Чибис об этом знать? – «Кип без страха и упрека», спасаем девиц, дешево, оптовые скидки.

Я протиснулся на карачках, встал и огляделся.

– Вылезай, – тихонько сказал я.

Она полезла, но вдруг попятилась. Появилась вновь, сжимая замурзанную куклу.

– Чуть не забыла Мадам Помпадур, – сказала она взволнованно.

Я даже не улыбнулся. Но она вскинулась:

– Ну и что! Она мне нужна, не могу без нее заснуть. Это невротический комплекс, но папа говорит, что я его перерасту.

– Да ясно, ясно.

– Оставь покровительственный тон! Это не фетишизм, даже не первобытный анимизм, а просто условный рефлекс. Я давно знаю, что это всего лишь кукла; я давно поняла свою горькую ошибку… много лет назад.

– Послушай, Чибис, – сказал я серьезно, – мне все равно, как ты засыпаешь. Сам я бью себя молотком по голове. Прекрати. Ты в этих кораблях разбираешься?

Она огляделась.

– Думаю, мы в корабле, который меня преследовал. Но он такой же, как тот, который я вела.

– Отлично. Пошли в отсек управления.

– А?

– Ту консервную банку ты пилотировала. А эту сможешь?

– Н-наверное… Да, смогу.

– Пошли. – Я повернулся в ту сторону, куда меня тащили.

– Но тогда у меня была Мамми, она мне подсказывала! Давай ее найдем.

Я остановился.

– Ты поднять корабль сможешь?

– Да…

– Вот и подними его в воздух, то есть в космос, – и поищем Мамми. Если она на борту – найдем. Если нет… значит, нет.

– Ну… ладно. Логично, хотя мне это и не нравится. – Она шагала вслед за мной. – Кип, какое ускорение ты выдерживаешь?

– Понятия не имею. А что?

– Эти штуки могут летать намного быстрее, чем я пробовала. Зря постеснялась.

– Зря ты полетела в Нью-Джерси.

– Но я хотела найти папу!

– Ну, это понятно. Но лучше бы рванула на Лунную базу и подняла Космический корпус. Это не игрушки; нужна помощь. Где мы, как ты считаешь?

– Должно быть, он вернул нас на свою базу. Я скажу точно, когда сориентируюсь по небу.

– Ладно. Если сможешь определить, где Лунная база, направимся туда. Если нет – на всех парах двинем в Нью-Джерси.

Дверь отсека управления была заперта, и я никак не мог сообразить, чем ее открыть. Чибис сделала то, что, по ее словам, должно было помочь, – засунула мизинец в дырку, куда мой палец не пролез бы, и сообщила, что заперто на замок. Тогда я огляделся.

И нашел металлический прут, висевший в коридоре, длиной около пяти футов, заостренный на одном конце, с четырьмя рукоятками вроде медных кастетов на другом. Черт ее знает, что за штука, может, это у монстров такой пожарный топор, но крушить с его помощью было одно удовольствие.

Через три минуты от двери одни щепки остались. Мы вошли.

Сначала у меня побежали мурашки по всему телу, потому что именно здесь Лиловый меня обрабатывал. Я взял себя в руки, но решил, что при встрече засажу эту железяку прямо в его мерзкие буркалы. В первый раз я по-настоящему осмотрел помещение. В центре было что-то вроде гнезда, окруженного устройством, смахивающим то ли на сильно навороченную кофеварку, то ли на велосипед для осьминога. Хорошо, что Чибис знает, на какие кнопки нажимать.

– А где внешний обзор?

– Вот. – Чибис проскользнула мимо меня и ткнула пальцем в какое-то отверстие.

Потолок был полусферический, как в планетарии. Когда зажглись огни, я понял, что это и есть планетарий. Аж дух захватило.

Вдруг оказалось, что мы стоим не на полу, а на платформе, висящей в пространстве, на высоте примерно тридцать футов. Надо мной светились на черном небосводе тысячи звезд, а прямо в лицо смотрела огромная, как десяток полных лун, зеленая, милая и прекрасная Земля.

Чибис тронула меня за локоть:

– Очнись, Кип.

– Чибис, – спросил я с придыханием, – неужели в твоей душе нет ни капли поэзии?

– Конечно есть. Навалом. Только времени нет. Я знаю, где мы, Кип, – отсюда я и стартовала. Их база. Видишь скалы с длинными резкими тенями? Часть из них – замаскированные корабли. Вон там, левее, высокий пик с седловиной, а еще левее, почти точно на запад, в сорока милях отсюда, станция Томбо. Еще через двести миль – Лунная база, а за ней – Луна-Сити.

– Долго добираться?

– Двести… почти двести пятьдесят миль? Мне не приходилось летать местными рейсами, но думаю, что несколько минут.

– Стартуем! Они могут вернуться в любой момент.

– Да, Кип. – Она забралась в это воронье гнездо и склонилась над пультом.

Затем выпрямилась. Ее лицо было белым, худым и совсем детским.

– Кип… никуда мы не полетим. Извини.

Я взвыл:

– Что! Что стряслось? Ты забыла, как управлять?

– Нет. Здесь нет «мозга».

– Чего нет?

– «Мозга». Маленькой черной штуковины размером с грецкий орех, которая вставляется вот сюда. – Она показала куда. – В тот раз мы убежали, потому что Мамми сумела его украсть. Нас заперли в пустом корабле, как нас с тобой сейчас. Но там был «мозг». – Чибис выглядела уныло и потерянно. – Я должна была догадаться, что пираты не оставят такую важную вещь в отсеке управления. Может, и догадывалась… но не хотела этого признавать. Прости.

– Нет, Чибис, мы так легко не сдадимся. Можно сварганить что-нибудь, что подойдет к этой розетке?

– Вроде как соединить проводки зажигания у автомобиля? – Она покачала головой. – Это не так просто, Кип. Если поставить в автомобиль деревянную модель аккумулятора, разве поедешь? Я точно не знаю, что делает эта штука, я и «мозгом»-то ее назвала, потому что она такая сложная.

– Но… – Я заткнулся.

Если дикарю с острова Борнео дать новехонькую машину, совершенно целую, только без свечей, далеко он уедет? Внутренний голос подсказывает, что не очень.

– Чибис, какие еще есть идеи? Пусть даже бредовые? Если нет – покажи хотя бы входной шлюз. Я возьму вот это, – я потряс своей железной дубинкой, – и буду валить всех, кто сунется.

– Я не знаю, что делать, – вздохнула она. – Надо найти Мамми. Если она тут, то что-нибудь подскажет.

– Хорошо… но покажи наконец входной шлюз. Потом ищи ее, я покараулю.

Во мне вскипал безрассудный гнев отчаяния. Раз уж нам не суждено отсюда выбраться – а похоже на то, – надо по крайней мере рассчитаться. Я хотел объяснить Лиловому, что обращаться так жестоко с людьми – себе дороже. И был совершенно уверен: перед тем как под его взглядом оцепенеет мой хребет, я успею врезать. Размозжу отвратительную башку.

Если не буду смотреть в глаза.

Чибис медленно произнесла:

– Есть… еще одна возможность…

– Какая?

– Н-не хочется предлагать. Вдруг подумаешь, что я решила выбраться на твоем горбу.

– Не глупи. Если что-то придумала, выкладывай.

– Ну… в сорока милях отсюда станция Томбо. Если мой скафандр здесь, на корабле…

Я воспрянул, как Боуи при обороне Аламо. Может, в этой игре назначат добавочное время.

– Мы дойдем!

Чибис покачала головой:

– Нет, Кип. Поэтому-то я и не хотела об этом говорить. Я смогу дойти… если найдем мой скафандр. А ты в него не влезешь, хоть пополам сложись.

– Сдался мне твой скафандр, – буркнул я.

– Кип, Кип! Это же Луна, забыл? Воздуха нет.

– Что я тебе, идиот? Но если где-то здесь лежит твой скафандр, то, может быть, рядышком валяется и мой. И…

– У тебя есть скафандр? – не поверила она.

Не стоит, пожалуй, пересказывать сумбурный разговор, который за этим последовал. Но мало-помалу до Чибис дошло: не будь у меня скафандра, двенадцать часов назад и в четверти миллиона миль отсюда я просто не смог бы связаться с ней на космической частоте.

– Давай кончать с этим безобразием. Хотя погоди: сначала покажи шлюз, а потом ищи наши скафандры.

– Ладно.

Девочка отвела меня к входному шлюзу. Это был отсек, сильно напоминавший тот, в котором нас держали, но меньше и со второй дверью, рассчитанной на большое давление. Она оказалась незапертой, и мы осторожно открыли ее. Внутри было пусто. Внешняя дверь была закрыта, иначе мы бы не справились с внутренней.

– Будь у Лилового хоть капля осторожности, – язвительно заметил я, – он бы оставил внешнюю дверь открытой, пусть мы и сидели взаперти. Тогда… Погоди секунду… Внутренняя дверь фиксируется, когда она открыта?

– Не знаю.

– Давай посмотрим.

Она удерживалась обычной задвижкой. На тот случай, если задвижка убирается какой-нибудь кнопкой снаружи, я заклинил ее ножиком.

– Больше шлюзов нет?

– На том корабле не было, а они очень похожи.

– Будем начеку. Через этот шлюз до нас уже никто не доберется. Даже старине Лиловому без шлюза не обойтись.

– А вдруг он все-таки откроет внешнюю дверь? – нервно спросила Чибис. – Тогда мы лопнем, как воздушные шарики.

Я ухмыльнулся:

– Ну и кто здесь гений? Конечно лопнем… если он откроет. Только как он откроет, если на нее давит двадцать – двадцать пять тонн? Сама мне недавно сказала, что это Луна. Снаружи пустота, не забыла?

– Фу ты… – сконфузилась Чибис.

Мы отправились на поиски. Я с удовольствием взламывал двери – все равно Лиловый не питал ко мне симпатий. Вначале мы нашли вонючий закуток, где ютились Толстый и Тощий. Вот же растяпы, даже дверь не заперли.

По комнатке я многое о них понял: это свиньи, с такими же отвратительными привычками, как их нравы. Видно, что они не случайные пленники, – все устроено для землян. Эти негодяи расположились здесь надолго. Мы увидели два пустых контейнера для скафандров, десятки банок с консервами, приобретенных на распродаже армейского имущества, а главное, там была питьевая вода и нечто вроде умывальника. Нашлись и два полных баллона с кислородно-гелиевой смесью – вот их я не отдам ни за ладан, ни за чистое золото, если, конечно, мы обнаружим скафандры!

Я напился, открыл консервы для Чибис; жестянка была с ключом, и мы избежали участи «Троих в лодке» с их банкой ананасов. Велев девчонке подкрепиться, я продолжил обыск; железяка была в этом деле отличным подспорьем. С того момента, как нашлись баллоны с воздухом, меня сжигало желание поскорее добраться до наших скафандров и смыться.

Я вскрыл с десяток дверей быстрее, чем Морж и Плотник вскрывали устриц, и нашел кучу всякой всячины. В том числе и каюты, по всей видимости предназначенные для черверотых. Я не тратил времени на их осмотр – этим, бог даст, займется Космический корпус, – а лишь проверял, нет ли скафандров.

И нашел их! В каюте рядом с нашим узилищем.

Я был так рад Оскару, что чуть не расцеловал его. Заорал: «Привет, приятель! Mirabile visu!»[9]9
  Счастлив тебя видеть! (лат.)


[Закрыть] – и побежал искать Чибис. Ноги разъезжались, но было не до этого.

Чибис подняла голову, когда я ворвался в каюту.

– Уже собиралась искать тебя.

– Нашел! Нашел!

– Мамми? – с готовностью вырвалось у нее.

– Что? Нет! Скафандры – и твой, и мой! Пошли!

– А-а-а… – Вид у нее был разочарованный, и меня это задело. – Хорошо, конечно… только сначала надо найти Мамми.

У меня опустились руки. Появился самомалейший шанс избежать чего-то более страшного, чем смерть, и это не риторическая фигура, – а Чибис приспичило искать свое пучеглазое чудовище. Будь это человек, даже незнакомый, пусть бы у него даже изо рта дурно пахло, я бы его не бросил. Собаку или кошку тоже попытался бы выручить… скрепя сердце.

Но что мне лупоглазый монстр? Все, что он для меня сделал, – это втянул в историю, которая скопом заткнула за пояс мои прежние передряги.

Я подумал, не оглушить ли Чибис и не засунуть ли в скафандр. Но вслух сказал:

– Спятила? Мы уходим. Сейчас же!

– Мы не можем уйти без нее!

– Ты точно свихнулась. Мы даже не знаем, здесь ли она… но, если даже найдем, не сможем взять ее с собой.

– Сможем!

– Как? Это Луна, забыла? Воздуха нет. У тебя есть скафандр для нее?

– Нет… – Она чуть опешила. Но ненадолго. Вдруг резко встала, даже подпрыгнула ненарочно, и заявила: – Ты как хочешь, а я пойду ее искать. На! – И сунула мне банку.

Эх, скрутить бы ее! Но мне с детства внушали, что с женщиной драться не следует, как бы она этого ни заслуживала. Пока я метался между доводами разума и издержками воспитания, Чибис улизнула вместе с моим шансом на спасение. Я только беспомощно застонал.

Но тут запахло чем-то фантастически вкусным. Ведь у меня в руках была банка с консервами. То есть с тушеной подметкой в сером соусе, но запах… Амброзия!

Половину слопала Чибис; я доедал, рассматривая ее находки. Моток нейлонового шнура с радостью положил к баллонам; у Оскара на поясе есть футов пятьдесят бельевой веревки, но запас карман не тянет. Так… геологический молоток, пригодится. Две батарейки – это для фар.

Из прочего какой-никакой интерес представляли разве что изданный пресс-службой правительства «Предварительный селенологический отчет», рекламный проспект урановых рудников и просроченные водительские права штата Юта на имя Тимоти Джонсона – с фотографии смотрела подлая физиономия Толстого. Буклет я бы почитал на досуге, но нельзя себе позволить лишнего багажа.

Из мебели в комнате были две кровати, повторяющие контуры тела и щедро выстланные мягким. Я смекнул, что Тощий и Толстый спасались на них от перегрузок.

Подобрав остатки соуса пальцем, я напился, вымыл руки, не жалея воды (пусть эта парочка сдохнет от жажды!), собрал добычу и двинулся к каюте со скафандрами.

Там я увидел Чибис. Она держала наш импровизированный лом и вся светилась от счастья.

– Нашла ее!

– Где?

– Пойдем! Не могу открыть, сил не хватает.

Я положил барахло возле скафандров и пошел за ней. Она остановилась у дальних дверей, до которых я, с моим вандализмом, еще не добрался.

– Здесь!

Я глянул, прислушался.

– Откуда знаешь?

– Знаю! Открывай!

Я пожал плечами и пустил в дело железяку. Панель с шумом отскочила.

Скорчившись, посреди комнаты на полу сидело существо.

Не поручусь, что именно его я видел вчера на пастбище. Смеркалось, обстановка была совсем другая, да и долго разглядывать мне не дали. Но Чибис не сомневалась. С радостным визгом она бросилась вперед, и друзья покатились по полу, как играющие котята.

Чибис все вопила, более или менее по-английски. Мамми тоже что-то лопотала. Я не удивился бы, услышав от нее английскую речь, ведь и Лиловый изъяснялся по-нашему, да и Чибис упоминала, что Мамми ей о чем-то рассказывала. Но сейчас не понимал ни словечка.

Вам приходилось слышать пересмешника? Он то высвистывает мелодию, то радостно шлет Господу свою птичью хвалу. Бесконечно разнообразные трели пересмешника – вот на что была похожа речь Мамми.

В конце концов они угомонились, и Чибис сказала:

– Мамми, я так счастлива!

Существо что-то пропело. Чибис ответила:

– Ой, какая я невежа! Мамми, это Кип, мой лучший друг.

Мамми пропела мне… и я понял.

Она сказала:

Очень рада познакомиться с тобой, Кип.

Мамми говорила не словами. Но так ясно, словно по-английски. Это не было полушутливым самообманом, вроде моих разговоров с Оскаром или Чибисовых – с Мадам Помпадур. Общаясь с Оскаром, я говорю за обоих; это просто мое сознание разговаривает с подсознанием, или что-то вроде того. Но тут было совсем по-другому.

Мамми пела, а я все понимал.

Это было удивительно, но я не испытывал недоверия. Когда глядишь на радугу, не думаешь о законах оптики. Просто видишь ее в небе.

Нужно быть идиотом, чтобы не понять, когда Мамми говорит именно с тобой. Если она обращалась только к Чибис, я слышал птичий щебет; но когда реплика предназначалась мне, я понимал все.

Называйте это телепатией, хотя в Университете Дьюка под этим словом вроде бы подразумевают нечто другое. Я не читал ее мыслей. И не думаю, что она читала мои. Мы просто разговаривали.

Но хоть и был изумлен, я не забывал о приличиях. Когда мама знакомила меня с кем-нибудь из своих старших подруг, ощущение было схожим с нынешним. Так что я поклонился и сказал:

– Мы счастливы, что нашли вас, Мамми.

Это была чистая, голая правда. Я понял, понял без всяких объяснений, что заставляло Чибис упрямо искать ее, невзирая на риск вновь попасть в плен. То качество, что и делало существо Мамми, мамочкой.

У Чибис имелась привычка приклеивать хлесткие прозвища, и не всегда к месту. Но в данном случае не поспоришь. Мамми была Мамми, потому что именно Мамми она и была. От нее исходило счастье, тепло и безопасность. Примерно как если с ободранной коленкой и в слезах придешь домой, а мама поцелует ссадину, намажет ее тиомерсалом, и все пройдет. Таковы некоторые медсестры, учителя… и не все мамы, к сожалению.

Но Мамми все это излучала так сильно, что я даже перестал беспокоиться насчет черверотых. Она с нами, а значит, мы спасены. Разумом я понимал, что Мамми так же уязвима, как и мы, – у меня на глазах ее сбили с ног. Она была меньше и слабее меня, не могла вести корабль, как Чибис. Но это не имело значения.

Хотелось усесться ей на колени. Но она была так мала, да и коленей у нее не было, – зато я с радостью усадил бы ее на собственные.

Я чаще говорю об отце, но это не значит, что мать не так важна. Папа активен, мама пассивна; папа говорит, мама молчит. Но умри она – и зачахнет папа, как выкорчеванное дерево. Она – основа нашего мира.

Мамми действовала на меня как мама, только к маме-то я привык. А теперь, далеко от дома, получил родительскую поддержку – неожиданно и в нужную минуту.

Чибис торжествовала:

– Теперь мы можем идти, Кип. Пойдем скорее!

А куда, детки? – пропела Мамми.

– На станцию Томбо, там помогут.

Мамми печально моргнула. Глаза у нее были огромные, как у лемура, с мягким и сочувственным взглядом, но она не относилась к приматам. Она вообще была не нашим, не земным существом… Чудесные глаза и нежный, беззащитный рот, из которого лилась музыка. Она была даже меньше Чибис, с совсем маленькими шестипалыми ручками. Каждый палец мог противостоять остальным – как наш большой палец. Ее тело трудно описать, оно все время меняло форму, но ей как раз такое и подходило.

На ней не было одежды, но это не ощущалось; ее покрывал мех, мягкий, гладкий, красиво лоснящийся, как у шиншиллы. Сперва я и украшений не заметил, но потом углядел блестящий треугольник с двойной спиралью в каждом углу. Уж не знаю, каким образом он держался на Мамми.

Я не сразу рассмотрел все подробности. А затем поймал ее печальный взгляд – и мое счастье рухнуло.

Она заговорила, и стало ясно, что чудес не предвидится.

Как же мы поведем корабль? В этот раз меня стерегли очень тщательно.

Чибис с готовностью изложила наш план; тем временем я стоял ни жив ни мертв и в желудке росла льдина. Задача, ради которой я был готов подчинить девчонку силой, оказалась неразрешимой. Оставить Мамми я не мог, Чибис тоже… а у нас только два скафандра.

Да и подошел бы Мамми наш скафандр… как змее роликовые коньки.

Мамми деликатно сообщила, что ее собственное приспособление для пребывания в вакууме разрушено. Впредь я не буду дословно переводить ее пение, да и запомнилось мне далеко не все.

Тут началась борьба. И выглядело это весьма и весьма странно. Мамми была нежной и любящей, разумной и непоколебимой, а мелкая хулиганка Чибис в слезах, как капризный младенец, выкрикивала свои доводы. Я же неприкаянно стоял рядом и не смел вмешаться.

Когда Мамми уяснила ситуацию, она немедленно пришла к неизбежному выводу. Раз ей никак не выбраться (даже в собственном скафандре она бы столько не прошла), то идти должны мы с Чибис – и сейчас же. Если спасемся, то наш долг – донести до человечества, насколько опасны Лиловый с компанией. И тогда Мамми, вероятно, тоже останется в живых… что было бы приятно, но не обязательно.

Чибис решительно, наотрез, категорически отказалась выслушивать любые планы, предполагающие оставить Мамми на корабле. Если не может идти Мамми, то и она с места не сдвинется.