Текст книги "Нам, живущим. Реквием"

– Бернард, познакомься с Перри.

Посетитель на секунду будто бы вздрогнул, потом взял себя в руки, сделал едва заметный поклон и пробормотал:

– Чем могу?

Перри поприветствовал его таким же едва уловимым движением.

Бернард повернулся к Диане:

– Танцор?

Диана отрицательно покачала головой.

– Ладно. Давай начинать. У меня много совершенно новых идей, и скажу тебе, детка, они просто клевые. Погляди на это. – Он вытащил из своего пояса свиток, затем сбросил пояс на диван. – Вот эта вещь для начала. Она историческая, понимаешь? Я армейский авиатор, а ты полевая медсестра. Первую половину мы работаем в костюмах, и там в основном экшен, а в финале мы сбрасываем костюмы, и это будет символичная часть. И все под «Боевых птиц» Радецкого в моей собственной аранжировке.

Они погрузились в обсуждение технических тонкостей, которые Перри совершенно не мог понять. Он подошел к воспроизводящему устройству, выбрал запись и вставил наушники. Битых два часа ему удавалось мрачно притворяться, будто он занят учебой. Наконец он осознал, что проиграл запись по инженерным материалам и процессам уже три раза, но ничегошеньки из нее не запомнил. Резким движением он выключил машину, повернулся и принялся наблюдать за репетицией. Грацию и красоту Бернарда просто невозможно было не замечать. Широкие плечи, узкие бедра, движения, как у черной пантеры. Его тело было с ног до головы бронзово-золотым, а профиль вполне послужил бы изображением для греческой монеты. За исключением некоторой манерности его поз в моменты отдыха, Перри не мог найти логических причин считать этого человека женственным, несмотря на род его занятий. В этот момент они как раз репетировали сцену, где Диана взмывала в воздух, а Бернард ловил ее в своем собственном вращении. Бернард, похоже, был недоволен.

– Нет, красотка, не так. Ты сбиваешься с ритма. Вот смотри: тата-тата, тата-тата, тррррам, пам-пам. – Он жестами показывал, как нужно делать. – Теперь попробуй.

Включилась музыка, Диана закружилась и сделала долгий, парящий подскок. Бернард поймал ее в повороте, закружил и поставил на пол.

– Так лучше. Еще раз. – И он нежно прикоснулся к ее плечу.

Перри ощутил, как мышцы челюстей сжимаются в каменные бугры и в его ноздри проник едкий запах. Диана снова закружилась, выпрыгнула и была поймана в воздухе, словно бабочка в сачок.

– Браво! Браво! – воскликнул Бернард. – Вот так! – Не отпуская Диану, он горячо поцеловал ее в губы и затем прижал к себе.

Перри вскочил на ноги и направился к ним:

– А ну поставь ее!

Бернард посмотрел на него удивленно и с некоторым раздражением:

– Как вы сказали?

– Поставь ее! – Перри грубо схватил его за руку. – Спектакль окончен. Поставь ее.

– Вы понимаете, что ведете себя оскорбительно?

Диана освободилась от объятий и встала между ними:

– Перри, прошу тебя! Бернард, не обращай внимания. Перри, пожалуйста, иди и присядь.

– Минуточку, Диана. – Бернард сделал шаг навстречу Перри. – Ваши слова требуют объяснений. Почему вы вели себя оскорбительно?

– Оскорбительно! Брр! – Перри рассмеялся коротко и жестко.

– Считаю, он ведет себя неразумно. Идем, Диана. – И Бернард положил руку ей на плечо.

Шмяк! Левый кулак Перри встретился с челюстью Бернарда, и тот мешком свалился на пол. Он с трудом поднялся на колени, ощупал челюсть пальцами и теперь смотрел на Перри с выражением абсолютного удивления.

– Вставай и защищайся.

Удивление Бернарда только усилилось. Не двигаясь с места, он произнес:

– Диана, встань позади меня. Он опасен.

Диана вместо этого освободилась от парализовавшего ее шока и набросилась на Перри с укорами:

– Перестань, Перри! Довольно! О господи, только посмотри, что ты успел натворить!

– Диана, отойди от него. Нам нужно отсюда убираться.

Она обернулась, все еще удерживая Перри:

– Нет, мне он не причинит вреда. Ты уходи. Улетай. Прямо сейчас.

– Я не могу оставить тебя наедине с ним.

– Уходи же. Я в полной безопасности. Лети.

Наконец Перри заговорил:

– Делай, как она просит. Я не сделаю ей больно, идиот. Но ты вали отсюда, или я тебя на ленточки порежу.

Бернард попятился в сторону двери, поспешно схватив по дороге свой ремень. В тот момент, когда дверь уже открылась, Диана остановила его:

– Бернард!

– Что?

– Ты ведь ничего не сделаешь?

– Ничего не сделаю? Мне придется об этом сообщить. – Он выскользнул через дверь и закрыл ее.

Диана расплакалась. Перри пристально смотрел на нее:

– Что он имел в виду?

Всхлипывая, Диана сбивчиво объяснила:

– Он сообщит, что ты нарушил основное правило поведения. Они придут и заберут тебя, и тебя будут обследовать, чтобы решить, что с тобой сделать. – Она снова расплакалась. – О Перри, зачем ты его ударил? О дорогой, мы были так счастливы!

– Что нам делать теперь?

– Ничего не сделаешь.

– Думаешь, я буду вот так сидеть и ждать, что этот сосунок пришлет за мной полицию из-за жалкого оскорбления действием? Слушай, можно взять «Облако»?

Она встревоженно повернулась к нему:

– Перри! Ты ведь не собираешься сбежать?

– Почему нет? Я уже буду далеко, когда они сюда доберутся. Когда все успокоится, я с тобой свяжусь.

– Перри, даже не думай. Ты не сможешь прятаться. Тебя возьмут в тот же момент, как ты попытаешься воспользоваться своим счетом. Это невозможно и только все усложнит.

Замерцал огонек видеофона. Диана машинально приняла вызов. На экране возникла добродушная женщина с уверенными чиновничьими манерами.

– Служба общественной безопасности в Траки. Вы Диана 160-398-400-48А?

Диана кивнула, от расстройства не в силах заговорить.

– Присутствует ли гражданин по имени Перри?

И снова кивок.

– Дайте мне с ним поговорить, пожалуйста. Перри вызывающе вступил в поле зрения камеры.

– Вы Перри?

– Я.

– Бернард 593-045-823-56G сообщил нам, что сегодня вы пережили серьезный атавизм, связанный с актом антисоциального насилия. Вы припоминаете что-нибудь в таком роде?

– Да.

– Как сейчас ваше самочувствие? Испытываете желание нарушить обычаи?

– Я в порядке.

– Это хорошо. Оперативники скоро будут у вас. Сможете ли вы поехать с ними сегодня?

– Мне придется, не так ли?

– Просто так будет лучше. Быстрые расследования всегда дают лучшие результаты.

– Буду ждать их здесь. И поеду.

Женщина улыбнулась:

– Весьма разумно. Скоро у вас будет все в порядке. Ну что ж, в таком случае отбой. – Изображение погасло.

Следующие полчаса в комнате царила мрачная тишина. Диана не решалась заговорить, а Перри был занят собственными неприятными мыслями. Наконец зажегся сигнал двери, которого каждый из них ждал пусть и с тревожным, но нетерпением. Диана впустила двух приятных подтянутых молодых ребят. Один из них сказал:

– Вы Диана? А вы, должно быть, Перри. Мы из службы общественной безопасности в Траки. Я Билл, а это Лесли. Как я понимаю, мы можем оказать вам услугу?

Перри криво улыбнулся:

– Можете это называть и так.

Второй молодой человек обеспокоенно сделал шаг вперед:

– Как себя чувствуешь, приятель? Требуется ли немедленная помощь? – И он посмотрел на своего партнера.

– Травмы нет, – сказал тот, – равно как и серьезных повреждений. Давай-ка проверим твой пульс. Хм, слегка высоковат, но ничего страшного.

Перри высвободил запястье:

– Завязывайте уже. Я в порядке.

– Отлично. Не люблю пичкать седативными до предварительного осмотра. Такой пульс не повредит. Вещи все собрали? Поехали.

Диана накидывала свою тунику.

– Вы тоже с нами, сестра? Хорошо.

Вскоре после этого Перри одного провели в кабинет управления по гражданским делам в Траки. Его поприветствовал хозяин кабинета, седовласый темнокожий мужчина средних лет.

Он пролистал подшивку бумаг и передал Перри лист:

– Это резюме донесения на вас. Взгляните.

Перри кинул взгляд на текст и вернул документ. Чиновник выжидающе смотрел на него:

– Правдиво ли описание?

– А я должен отвечать на вопросы? Разве мне не полагается встреча с адвокатом?

– О, безусловно, если вы этого желаете. Но если государству изначально известны точные факты, неприятных задержек и ошибок происходит меньше.

– Ну что ж, я не отрицаю. Что касается общих фактов, это донесение верно.

– Тогда хорошо, и мы можем пропустить предварительное расследование. Считайте, что задержаны до окончания обследования и вынесения решения. Скажем, до завтра, вас устроит?

– Боже правый, а вы, как я посмотрю, очень спешите. Когда я смогу увидеть своего адвоката?

– Если вы возражаете, нет нужды проводить расследование так скоро. Кто ваш адвокат? Я его вызову.

– Я никого не знаю.

– В таком случае я кого-нибудь назначу. – Он нажал кнопку, и Перри выпроводили.

В последующие два часа его поселили в комнате (веселенькой, чистой и достаточно удобной), выдали ему для ознакомления карту особых обычаев, взвесили, измерили, сфотографировали, взяли кровь на анализ, флюороскопировали, проверили уровень метаболизма и сделали еще десяток клинических тестов. Когда он наконец вернулся в свою комнату, утомленный и совершенно запутавшийся, то сел и попытался привести мысли в порядок.

Засиял огонек двери, и вошел дежурный. Он широко улыбнулся и заявил:

– Обслуживание.

– Обслуживание, – отозвался Перри. – Вы чего хотите?

– Принес ваше меню. Отмечайте то, что желаете съесть. Будете питаться здесь или в столовой?

– Думаю, что здесь. Скажите, а что это за заведение – отель, тюрьма или больница?

– Это Центр задержания. А что, были какие-то проблемы? Вам что-то требуется?

– Благодарю, у меня все есть. Могу я связаться с кем-либо по телевиду? Мне нужно передать сообщение.

– Конечно, панель телевида там, у окна.

– Спасибо.

Дежурный ушел, и Перри попытался вызвать Диану. Ответа не было. Он попытался еще раз, а затем прервал вызов, чтобы открыть дверь, поскольку огонек зажегся снова, предупредив, что кто-то желает войти. Диана стояла на пороге. Когда она наконец выпустила его из объятий, он увидел, что она пришла не одна. Ее спутник, худощавый интеллектуал лет тридцати пяти, сердечно поприветствовал Перри. Диана представила их друг другу:

– Перри, это магистр Джозеф. Он твой представитель защиты, будет тебе помогать.

– Что ж, молодой человек, если считать, что Диана рассказывает объективную правду, ваш случай будет одним из самых странных в моей практике.

Всего за несколько минут магистр Джозеф успокоил Перри и вытянул из него основные сведения о событии, в результате которого тот оказался в своем нынешнем положении. Затем магистр расспросил его о последних неделях его жизни в двадцать первом веке и выслушал невероятную историю возрождения. Разговор перешел к жизни Перри в двадцатом столетии. Магистр Джозеф проявлял совершенно неистощимое любопытство относительно социальных обычаев того периода, убеждений которых придерживались мужчины, и выяснял мнение Перри относительно нравов обоих периодов. Пока они беседовали, прибыл обед, и Перри пришел в смятение оттого, что не мог пригласить гостей к столу. Джозеф ответил, что все возможно, если есть желание, и проинструктировал дежурного. После обеда беседа продолжилась. Перри спросил его, каковы его шансы. Джозеф обдумал вопрос.

– Что ж, вы, несомненно, нарушаете основной обычай, – рассуждал Джозеф. – Суд определенно признает это обстоятельство.

– И каково наказание?

– Наказание? – Брови Джозефа приподнялись. – Наказания нет. У вас наблюдаются серьезные психологические блоки, и вас попросят пройти лечение.

– Какое лечение?

– Не имею понятия. То, которое назначат лечащие психиатры.

– Психиатры? Какого черта? Вы считаете меня сумасшедшим?

– Нет, но думаю, что вы остро нуждаетесь в психиатрической переориентации.

– Что может адвокат знать о психиатрии?

– Я не адвокат. Я психиатр.

– Тогда почему вас назначили моим представителем защиты?

– Адвокаты не работают на частных лиц. Те, что работают в суде, являются техническими ассистентами судопроизводства. Я организую вам встречу с таким человеком, если желаете, но, скорее всего, он не особенно вам поможет. Адвокат, по всей вероятности, сочтет любое отклонение от норм поведения совершенно неприемлемым, каким оно, собственно, и является. – Он улыбнулся. – Мой вам совет: не беспокойтесь и как следует выспитесь. Я вам выпишу седативное. Нет-нет, Диана, тебе лучше на ночь не оставаться. Я хочу, чтобы он отдыхал.

Джозеф поднялся, подошел к окну и принялся изучать вечернее небо. Он неотрывно смотрел на звезды, пока Перри и Диана прощались на ночь.

Глава седьмая

Вскоре после завтрака комиссия из пяти психиатров подвергла Перри длительным расспросам. Джозеф присутствовал и помогал процессу. Перри казалось, что вопросы к делу не относятся. В какой-то момент один из присутствующих втянул его в оживленное обсуждение влияния изобретения летательных аппаратов на проблему логистики во время войны. По какой-то неизвестной причине все остальные врачи с интересом следили за этой дискуссией. Еще один принялся выяснять детали обычаев или норм, соблюдаемых курсантами военно-морских училищ, и того, до какой степени личная жизнь курсанта отличается от личной жизни учащегося гражданской академии. К наступлению ланча все они, похоже, остались довольны, и собрание окончилось.

Судебное разбирательство, назначенное на четырнадцать ноль-ноль, прошло совершенно непримечательно. По совету представителя защиты Перри признал факты жалобы и запросил разбирательство без присяжных. Судья, ведущий допрос, ответил положительно и зачитал выводы психиатрической комиссии. Затем обратился к Перри:

– Молодой человек, согласно выводам комиссии, вас с практической точки зрения можно считать совершенно незнакомым с нашими обычаями в области социальной коррекции. Если говорить понятным вам языком, вас признали виновным, и я собираюсь вынести приговор. Опять же, говоря понятным вам языком, вас диагностировали и признали нездоровым, так что я собираюсь выписать вам лекарство. Если вы того не желаете, то вольны не принимать лекарство, однако я надеюсь, что вы все же пройдете лечение. Выводы комиссии хоть и страшноваты, но обнадеживают, и, по моему мнению, вы полностью излечитесь.

– С вашего позволения.

– С моего чего? Ах да, конечно. Прошу.

– Какая есть альтернатива лечению?

– Альтернативой является Ковентри – вас доставят к воротам резервации для индивидуумов, противящихся принятым нормам сосуществования, а ваш кредит будет конвертирован в любое движимое и недвижимое имущество по вашему выбору. Или же, если предпочитаете такой вариант, вы можете эмигрировать в любую страну, которая согласится вас принять.

– Что будет, если я выберу Ковентри?

– Вы войдете в ворота. Дальнейшее не является заботой государства.

– Как долго я должен оставаться в резервации?

Судья пожал плечами и не ответил.

– Я пройду лечение. Просто мне было любопытно узнать о вариантах.

– Очень хорошо. Из отчета я вижу, что от вас можно ожидать определенных моральных реакций, классифицируемых как аристократические. Признаете ли вы мою власть над вами?

– Да, ваша честь.

– Я попрошу вас дать мне обещание. Вы вольны этого не делать, если не желаете. Я хочу, чтобы вы пообещали воздерживаться от любого насилия по отношению к любому человеку, включая и вас самого, по любым причинам, пока не будете признаны излечившимся или пока не придете ко мне и не заберете обратно данное мне слово. Обещаете?

– Звучит справедливо. Я обещаю.

– Хорошо. Я хочу выпустить вас на поруки человеку, который сам не нуждается в лечении. Кто ваш ближайший друг?

Перри пришел в замешательство:

– Боюсь, у меня нет друзей.

Пока он это произносил, Диана вышла вперед. Судья улыбнулся:

– Она ваш ближайший друг? – (Оба, Диана и Перри, кивнули.) – Что ж, очень хорошо, вы должны понимать, что она отвечает передо мной за то, чтобы инструкции и решения суда выполнялись. – Он повернулся к Диане. – Отвезите его в государственный коррекционный госпиталь в Тахо. Главный секретарь вас проинструктирует. Это все. До свидания и удачи.

В летательном аппарате Диана настроила приборы и повернулась к Перри, в глазах ее было нетерпение и беспокойство.

– Ну, дорогой, как ты себя чувствуешь?

Перри обдумал вопрос:

– Не знаю. Я готовился к неприятному исходу, но со мной обошлись очень достойно. С другой стороны, мне нужно куда-то от тебя уехать и подвергнуться лечению неопределенной продолжительности и непонятной природы. Это унизительно, и меня совсем не радует. Мне не нравится, что меня считают сумасшедшим, когда я точно знаю, что это не так.

Диана погладила его руку:

– Никто не считает тебя сумасшедшим, дорогой. Они полагают, ты страдаешь от злокачественных эмоциональных реакций, связанных с некорректным воспитанием. Теперь они попытаются переучить тебя, чтобы ты мог быть счастлив.

Он грубо вцепился в нее:

– Эти идиоты думают, что смогут отучить меня от любви к тебе, засыпав умными словами?

Прежде чем ответить, она нежно поцеловала его:

– Вовсе нет, дорогой. Ты будешь любить меня так же или даже больше, но ты будешь более счастливым, потому что твоя голова не будет забита ворохом ложных рефлексов и неверных представлений.

– Возможно, так и будет, но я этого не понимаю. Не понимаю, как можно изменить природу человека.

– Ты поймешь лучше через несколько дней. Расслабься и сейчас об этом не беспокойся. Иди ко мне, дай мне тебя обнять.

Она обвила его руками, качая его мускулистые живые плечи, словно младенца. Она разгладила морщины на его лбу и закрыла ему глаза. Наконец маленькие упрямые линии у его рта исчезли, и он задышал медленнее. Диана заподозрила, что Перри уснул, и сидела тихо. Под ними мелькали километры. Затем она легонько потрясла его за плечо:

– Перри. Перри, любимый. Пора садиться.

– Я не спал.

– Нет, но садиться все равно пора. Вот посмотри, та площадка слева. Посади «Облако» как можно ближе к зданиям, где сможешь найти место.

– Ладно.

В крыле администрации Диана проинструктировала Перри:

– Спроси магистра Гедрика и объясни, кто ты. Они скажут, что делать.

Их попросили подождать несколько минут.

Магистр Гедрик оказался совершенно неприметным маленьким человечком, худым, с редкими седыми волосами и птичьими манерами. Мелкими шажками он приблизился, протягивая руку:

– А, вот и вы. Мы вас ожидали. Добро пожаловать в Шангри-Ла.

– Шангри-Ла?

– Просто поэтическое выражение, старческая прихоть, это из одного образчика классической литературы, прочитанного мной в детстве. Вы, наверное, никогда о нем не слышали.

– Я его читал, – резко ответил Перри.

– О, вот как? Тогда вы оцените эту аллюзию. Возможно, тут не такое уж блаженство, как описывается в книге, но здесь очень красиво, очень красиво. – Магистр Гедрик весь светился, будто самолично возделывал местные сады. – И мы стараемся, чтобы это место производило тот же эффект, тот же эффект. Надеемся, надеемся. – Он склонил голову набок и посмотрел на них с живой добротой. – Позвольте, чего же мы ждем? Посетителей Шангри-Ла следует прежде всего накормить. Вы уже завтракали? Тогда, возможно, чай или ликер? Нет? А сигарету?

Перри взял из протянутой пачки одну. Она была уже прикурена, когда он ее вытащил. Он с некоторым удивлением рассматривал сигарету. Гедрик снова засветился:

– Умно, а? Для меня ее спроектировал один из наших гостей. Весьма умный человек, но чуть слишком увлеченный механическими устройствами. Спроектировал устройство, чтобы взорвать Землю. Не сработало, ну а теперь он больше ничего такого не хочет. Вместо этого проектирует интегральное оборудование. Очень изобретательный. Очень изобретательный. Никогда не понимал, как это устроено, однако работает отлично, работает отлично. Пойдемте же, вас ведь еще нужно поселить. Желаете жить в холостяцком здании? Нет – разумеется, нет. У нас есть шикарные апартаменты. Или, быть может, предпочитаете коттедж?

Перри не ответил, однако Диана робко предложила рассмотреть последний вариант.

– Да, понимаю. Идемте со мной.

И он быстро запрыгал вниз по лестнице, а затем в проход, в котором движущаяся лента доставила их к другой лестнице. Одолев подъем, они оказались в приятной и уютной гостиной, оборудованной всем необходимым, за исключением кухонных приборов. Отличное видовое окно смотрело на озеро Тахо. Никаких других зданий видно не было. Гедрик указал на тропинку, уходившую вправо вдоль берега.

– Основные здания в паре сотне метров в ту сторону. В хорошую погоду вам понравится ходить туда пешком. Теперь я вас ненадолго покидаю. Чувствуйте себя как дома. Как следует мы примемся за вас только завтра. – И он ускакал прочь.

Перри посмотрел ему вслед:

– Забавный малыш. Он что, какой-то прославленный швейцар?

– О небо, нет. Он главный психиатр и директор всего этого учреждения.

Перри присвистнул и сменил тему:

– Как скоро тебе нужно будет ехать?

– Что ты, мне не нужно уезжать. До вторника у меня нет эфиров.

– Хочешь сказать, они позволят тебе остаться здесь?

– Конечно же. Почему нет? Мне придется часто уезжать, поскольку здесь нет места для репетиций и для эфиров. Возможно, они попросят, чтобы я уехала на какое-то продолжительное время, однако я определенно останусь сегодня на ночь и на все другие ночи, если кто-нибудь об этом попросит. – Она опустила ресницы.

Перри прикоснулся пальцем к ее подбородку, приподнял ее лицо и поцеловал.

– Конечно же тебя попросят.

На следующее утро пришел Гедрик и спросил, можно ли ему войти и переговорить с Перри. Пока мужчины устраивались для более подробного знакомства, Диана объ явила, что собирается слетать за Капитаном Киддом. Беседа продолжалась несколько часов. Перри обнаружил, что его провоцируют говорить как можно больше и что ему очень легко это делать. Человечек странным образом обезоруживал Перри. Птичий щебет и мягкие подходы Гедрика сломали сдержанность молодого человека. И постепенно Перри начал говорить один, описывая происшедшие события. Гедрик выслушал все это с благожелательным вниманием, склонив голову набок; его взгляд горел и не упускал ничего. Когда он поднялся, чтобы уйти, Перри, слегка нервничая, поинтересовался, когда начнется лечение. Гедрик улыбался:

– Оно уже началось. Вы разве не заметили? – И он удалился, дав слово как можно скорее пригласить на беседу компетентного экономиста, о котором просил Перри.

Разговоры продолжились как с участием других людей, так и без оного. Гедрик частично передал дело Перри Ольге, крепкой и на вид простоватой блондинке, которая, казалось, была не на своем месте в штате психиатрического заведения. Ее грудь и бедра были самой природой предназначены для рождения детей, и она смотрела спокойным взглядом опытной матери. Но Диана заверила его, что Ольга не единожды ассистировала ее матери, выполняя сложные операции на головном мозге.

Ольга направляла Перри в более тщательном изучении современного мира, чем то, которое он прошел с помощью Дианы. Помимо технических и научных работ, Ольга отобрала для него множество литературных и драматических произведений и настаивала, чтобы он читал или смотрел их. Две женщины поладили, словно старинные подруги. Часто Ольга появлялась с книгой или записью для прослушивания, которую Перри следовало усвоить, а затем дамы отправлялись на продолжительную прогулку по холмам. Во время многочисленных отъездов Дианы Ольга часто обедала и ужинала вместе с Перри и проводила с ним вечера.

Ольга требовала, чтобы Перри много писал, – ее задания он шутливо называл домашней работой или своими экзаменами. Он получил целую серию упражнений, в которых ему предлагалось давать определения словам. В первых заданиях слова, которым требовалось дать определения, были сравнительно простыми: прогулка, дорога, яблоко, кошка. Перри начал выполнять упражнения, полный беспечной решимости доказать, что у него нет глюков. Однако задания вернулись к нему с указаниями на несоответствия и путаницу в определениях – и с просьбой формулировать определения более точно. Пристыженный, он потратил уйму времени, стараясь как можно точнее выразить словами, что он имел в виду. Со второй попытки он получил в ответ поздравления за тщательность определений, однако был еще и комментарий к определению слова «лошадь»: «Включает ли это определение лошадиные зубы, лошадиные силы, ставку на скачках, дареного коня? Пожалуйста, пересмотрите остальные ваши определения с учетом этого комментария». Перри мрачно засел за правку определений, которые считал невероятно точными. Он изобрел уловку – фразу, которую добавлял ко всем определениям: «…и многие другие значения, зависящие от контекста, личностей говорящего и слушающих или принятых идиом данного исторического периода». И наконец он сделал заявление, что слово определено адекватно, когда используется таким образом, что слушатель и говорящий понимают его одинаково. Он отослал работу в надежде, что вопрос улажен. На следующий день его отрезвили заданием определить следующее: «человеческая природа», «патриотизм», «справедливость», «любовь», «честь», «долг», «пространство», «материя», «религия», «Бог», «время», «общество», «правильный», «неправильный». Через три дня бесплодных попыток сделать что-нибудь с этими словами он отослал такое сообщение: «Насколько я могу судить, у этих слов нет каких-либо значений, поскольку я не способен придумать способ определить их таким образом, чтобы для говорящего они означали то же самое, что для слушателя». На это пришел загадочный ответ: «Оставь проблему, но не покидай ее. Можно ли спроектировать турбину без знаний о дифференциальном исчислении и энтропии?» Затем его попросили дать определения механики псевдогравитации для закона тяготения, основанного на обратных кубах вместо обратных квадратов. Его захватила красота логических выводов этой задачи, и он написал целую монографию по баллистике для такой среды. Затем его спросили, сможет ли он спроектировать прицел для орудия, стреляющего в описанных условиях. Эта просьба показалась ему идиотской, и он потребовал объяснений у Ольги:

– Ольга, что это за канитель? Какая для меня польза в проектировании бесполезного орудия?

Ольга одарила его долгой улыбкой:

– Я хотела бы пояснить тебе смысл, но не могу. Понимай ты смысл, в этой канители не было бы нужды. Но ты должен сам открыть его. Мы пытаемся помочь тебе открыть значения слов, которые ты не смог определить.

– Ох, попадись мне тот парень, что придумал эту шуточку!

Она взяла его руку и положила на свое плечо.

– Это была ты? Ольга, я считал тебя своим товарищем.

– Я твой товарищ, Перри, но часть моей работы в том, чтобы твое лечение было связано с предметами, которые ты понимаешь, и в оценке этого воздействия. Впрочем, я думаю, что мы можем пропустить один шаг на данном этапе. Очевидно, тебе совсем не хочется проектировать этот прицел. Но ведь ты смог бы его спроектировать?

– Безусловно. Пустяковое дело. Понимаешь… – И Перри пустился в пространные объяснения, связанные с артиллерией и баллистикой, широкими взмахами рук описывая, что случилось бы со снарядом, которому не повезло оказаться в ограничениях кубического торможения. – И все это, разумеется, в вакууме. Без эмпирических данных не стоит пытаться предсказывать поведение снаряда в газовой среде, существующей в этом же поле.

– Достаточно, Перри. Я не поняла и трети того, что ты сказал, но уверена, что ты мог бы спроектировать этот прицел. Допустим, мы такое орудие установим прямо вот тут. Ты сможешь попасть в парусник на той стороне озера?

– Конечно же нет.

– И почему нет?

– Ну как же, математические формулы, использованные при проектировании этого орудия, неприменимы к условиям, в которых оно стреляет. Чем более тщательно ты будешь прицеливаться, тем больше вероятность, что ты промахнешься.

– Это тебя наводит на какие-нибудь мысли, Перри?

– Навскидку нет.

– Ты помнишь слова, которым не дал определения. Разве не вещами, так названными, человек руководствуется в жизни?.. Честь, любовь, истина, справедливость, долг и так далее?

На его лице появилась тень зарождающегося понимания.

– Да-да, думаю, что так.

– Разве эти вещи не оказывают на человека такое же мощное влияние, как голод или сексуальные порывы?

– Да, это действительно так. Даже более мощное.

– Тогда они не могут не иметь смысла. Но как и с этим прицелом: если приписываемое этим словам значение не соотносится с миром, в котором ты действуешь, ты не сможешь использовать их в качестве руководства, чтобы попасть туда, куда тебе требуется. И все же без этого руководства сам человек становится столь же бессмысленным, как орудие, которое невозможно нацелить.

– Звучит очень убедительно, однако человек – не снаряд в стволе орудия, а истина и честь – не прицелы.

– Все верно. Давай здесь избавимся от этой аналогии, а то она доведет нас до абсурда. Тем не менее, я думаю, ты понимаешь, что сказанное мной верно, независимо от аналогии. Побуждают человека действовать очень сложные мотиваторы, обозначенные как долг, любовь, грех и так далее. Тебя самого они побуждают действовать, и при этом ты не способен определить, что имеешь в виду, пользуясь этими словами. Ты принял соответствующие понятия более-менее бессознательно и так мало знаешь о них, что не сможешь предсказать, приведут они тебя к желаемому результату или к катастрофе. Попытайся ты пилотировать самолет, имея столь же ограниченные представления о его приборах, ты наверняка разбил бы его. Здесь ты оказался потому, что вот так неумело пилотировал собственную жизнь и в результате разбил подбородок другого человека.

– Принимая все сказанное тобой (я пока не признаю, что был не прав, ударив того парня), как найти правильные значения этих слов, которые позволят мне вести себя сообразно этим значениям?

– А как ты научился проектировать прицелы, позволяющие попадать в цель?

– Так теория гравитации делает это с математической определенностью.

– Ты уверен? Мне вспоминается, что теорию гравитации в твое время как раз вывернули наизнанку и поставили вверх тормашками. Разве в результате все прицелы перестали действовать?

Он хлопнул себя по бедру:

– Богом клянусь, ты права. Внешняя баллистика развивалась исключительно эмпирически, методом проб и ошибок. Получив достаточно данных для анализа, мы изобретали соответствующие этим данным формулы. Мы никогда не пытались подгонять практику к теории. Если теория не соответствовала, мы выбрасывали ее и создавали новую. Но это работало. С этим подходом мы создавали машины, которые давали предсказания с волшебной точностью. – Перри на секунду задумался, и его лицо потемнело. – Но как применить этот подход к жизненным проблемам?

– Что ж, Перри, как мне известно, существует всего два способа выработать практичную теорию человеческих отношений, позволяющую нам счастливо сосуществовать. Первый и сложный путь – пытаться создать эмпирические принципы на основе того, что нам известно о реальном мире. Второй путь – Божественное откровение. Не стану утверждать, будто второй путь невозможен, но мы, современные люди, не привыкли ему доверять. Выводы образца две тысячи восемьдесят шестого года, сделанные первым способом, воплощены в действующем кодексе обычаев. Тот, кто следует этому кодексу, сможет жить в восемьдесят шестом году, почти не сталкиваясь с конфликтными ситуациями, независимо от того, считает ли он кодекс перечнем абсолютных истин или просто грубыми обобщениями. В этом кодексе воплощены со временные значения тех проблемных слов, которые ты не смог определить. У тебя эти слова имеют другой смысл, невысказанный, и, по моему мнению, твой смысл не только неточен, но и опасен, поскольку, думаю, сумей ты определить свой кодекс в конкретных и объективных терминах, ты обнаружил бы, что он не соответствует окружающему тебя реальному миру.