Текст книги "Дело об убийстве в Подмосковье"

Следователь прислушался к моим словам не сразу. Продолжая прочесывать округу до обеда, его бездарные псы ничего так и не обнаружили. После обеда я уснул, а вечером ко мне вновь приехал следователь Мальцев и рассказал, что все оставшиеся части тела обнаружили в пруду. Теперь они занимаются установлением личности убитого. Вот так!

Хикматов рассказывал все это мне, эмоционально жестикулируя и соблюдая при этом все правила интонации. Хоть на минуту отвлечься от его рассказа было выше моих сил. Я ни разу не перебил Якуба, оставляя все вопросы до окончания повествования.

– Эту информацию, ты получил вчера вечером. А что же сегодня утром? Есть какие-то новости?

– Есть, брат. Убитый – некто Бобров, житель соседнего дачного поселка с прозаическим названием «Автомобилист». Как тебе такое?

– Ну, я не слишком-то уж и удивлен, Яш. Если бы убитый был местным, то его односельчане быстро заметили бы исчезновение своего человека.

– Может быть, ты и не удивлен, но, согласись, это наводит на определенные мысли, брат.

– Например?

– Ответь мне, что этот солидных лет мужчина делал ночью в нашей деревне? Уж явно не на дискотеку приехал.

– С чего ты вообще взял, что он был тут именно ночью?

– Согласен, доказательств этого пока нет. Но разделывать человека, точно это свиной окорок, днем – идея не из лучших. Человеку, который оказывается в Акулово в первый или второй раз в жизни, объяснить ночной визит убитого не представляется возможным. Но! Я тут живу уже с неделю, поэтому кое-что знаю… Я прекрасно знаю, что в местном доме культуры с вечера и до поздней ночи мужики регулярно играют в карты. Понимаешь, к чему я клоню?

– Это же прекрасно! – как-то неуместно воскликнул я. – Ну, то есть я имел в виду, что это многое объясняет…

– Интересно! И что же? – Якуб смотрел на меня с улыбкой, сделав в это время сильный затяг.

– Убитый являлся членом карточного клуба. Вот что!

– Отлично! Серьезно тебе говорю, Денис – тебя-то мне здесь и не хватало…

– Ну, так что насчет этого клуба? Ты же по любому что-то уже разнюхал, я же знаю твою любовь к сплетням и слухам!

– Сплетни и слухи – мощнейшие источники достоверных фактов. Я выяснил, что в доме культуры в карты играет обычно шесть человек. К тому же, только у этих шестерых завсегдатаев есть ключи от клуба. А наш многоуважаемый хозяин дома, господин Тихорецкий, и по сей день является заядлым картежником. Он лично участвовал в игре позавчера.

– Значит, он знает, кто убийца?

– Конечно, нет, Денис! Более легкого развития событий и представить сложно! Он ушел из клуба самым первым, так как в тот вечер у него сильно болело сердце. Я еще не спал, он вернулся домой около половины двенадцатого, выпил валерьянки и тотчас же лег в кровать. Я не спал допоздна, занимался этими чертовыми отчетами и планами…

– Может быть, Тихорецкий и есть убийца?

Хикматов звонко захохотал, громко хлопнув в ладоши – так выглядел искрений смех главного учредителя нашей фермы. Я понял, что у него есть весомые аргументы, опровергающие причастность нашего арендодателя к смерти мужчины из соседнего дачного поселка.

– Чушь! Не смеши мои пятки, Ден! Я уснул приблизительно в половину третьего ночи. Тихорецкий никуда не выходил, я бы это услышал, так как дверь его спальни сильно скрипит при малейшей манипуляции над ней. К тому же, я проснулся затем в четыре утра: из-за съеденной вечером ужасно соленой скумбрии я сильно хотел пить. Перед тем как опять лечь я проверил старика, так как переживал за его сердце. Семеныч храпел как трактор, брат!

– Ну, хорошо! Если Тихорецкий не виновен, то остается кто-то из четырех…

– Андрей Семенович – ценнейший актив в наших руках. Он даже не додумался, что убитый – член карточного клуба, так как на тот момент еще никто не знал личности жертвы. Поэтому мои расспросы касательно участников игры, состоявшейся в тот роковой вечер, казались ему довольно безобидными. – Глаза Хикматова опустились на лежащий на столе исписанный лист бумаги. – Позавчера вечером в клубе было не привычные шесть, а семь человек: товарищ Михаил Бобров, убитый; Борис Ямпольский, являющийся владельцем магазина в соседнем селе; Тряпко, разнорабочий; Инесса Павловна Новикова, бывшая учительница городской школы, вышедшая на заслуженный покой; Иван Трофимович Пиратов, старик лет семидесяти; Шурик, местный выпивоха; ну и наш дражайший Андрей Семенович Тихорецкий. Вот каков расклад, дорогой друг!

– Н-да! Ну и загадка, ей-богу!

– Причем довольно-таки непростая, согласись.

– Надеюсь, вмешиваться в это не будем? – я внимательно посмотрел на Якуба.

– Боюсь, что не вмешаться в данном случае – непростительный грех, который будет мучить меня до конца жизни! – лицо моего собеседника приняло суровый вид, брови его практически соединились, складки на лбу стали похожи на горную долину, а тонкие губы плотно сомкнулись, придавая образу Хикматова толику сумасшествия.

– Ну, твоя правда. Значит, будем помогать ментам?

– Боже упаси, Ден! – лоб Якуба разгладился, а суровость исчезла с его и без того мужественного лица. – Если и поделимся с ними какой-то информацией, то только для того, чтобы пустить их по ложному следу, дабы убийца был уверен, что след его безнадежно потерян.

– Всё бы ничего, но строительство, маркетинговая стратегия и прочие хлопоты… Как быть со всем этим? – я спросил это с грустью в голосе.

– Брось это! – Якуб махнул рукой в сторону стола. – Строительство полностью завершится только через пару недель, а маркетинговые исследования подождут. К тому же, я ведь не собираюсь днями и ночами напролет заниматься нашим скромным расследованием, хоть это и единственное развлечение в здешних местах. Поиск разгадки – всего лишь игра, в которую я буду играть, когда мне захочется или когда необходимо будет вмешаться! – он сжал правую руку в кулак, его мускулистая рука вся напряглась, а сам Якуб стал похож на разъяренного пса, сорвавшегося с цепи.

3

После плотного обеда, с заботой приготовленного Андреем Семеновичем, мы с Хикматовым улеглись на наши лежбища. Я задремал и на добрые полчаса выпал из действительности. Разбудил меня мой компаньон, толкнувший меня в плечо.

– Добрый обед! Я дико извиняюсь, что разбудил тебя. Я просто хотел предупредить, что минут через сорок-пятьдесят приедет Марк. Встреть его, пожалуйста, наш соучредитель хочет посмотреть на то, как ведется строительство. И о нашем расследовании ему ни слова! Будь добр, предупреди Торбова, чтобы он не нахамил нашему арендодателю, как он любит! – Хикматов рассмеялся.

– А ты? – несколько растерявшись, спросил я. – Далеко собрался?

– Я хочу сходить к Тряпко: у меня сломался ремешок на часах, а он, я слышал, занимается мелкими ремонтными работами.

– Гхм… Ну, ремешок, так ремешок. Бывай, брат! – еще не до конца проснувшись, проводил его я своим затуманенным взглядом.

Теперь уснуть я не мог, сколько не пытался, поэтому резко поднялся с дивана и поплелся на просторное крыльцо – выкурить сигарету. Тут же, сидя на ступеньке с облупившейся краской, курил свои дешевые сигареты суровый Тихорецкий.

– Спасибо за обед, еще раз. Я уверен, вы можете дать фору любому шеф-повару! – прикуривая, начал я.

– Хо-хо… Сынок, слишком долго я живу один, чтобы не уметь готовить, – взгляд нашего хозяина был устремлен куда-то в сторону.

– Вы, что же, всю жизнь прожили в одиночку?

– Не думаю, что тебе это будет интересно слушать. Жизнь моя – ничто…

Надо признаться, я был дико заинтригован, поэтому не смог удержаться от пламенного возражения.

– Почему же? Мы живем тут с вами, поэтому хотелось бы знать, что вы за фрукт, – улыбнулся я.

– Да рассказывать-то, в принципе, и нечего… – пожал плечами старикан. – Как бы это объяснить, сынок… Короче говоря, когда мне стукнуло двадцать лет, и я собирался поступать в аграрный институт, мама умерла от тифа. Отец тогда сильно горевал, что сказалось на его здоровье. Я не мог оставить больного отца, поэтому остался тут, в деревне, и устроился трактористом в нашем колхозе.

Тихорецкий сделал пару затяжек не произнося ни слова. Кажется, он думал о том, стоит ли рассказывать мне это все.

– Платили мало, – Семеныч решил продолжить, – но на еду хватало. Знаю, сейчас принято ругать наше советское правительство, но этого я делать не буду: государство было на защите наших деревень, не то что сейчас. Всё поросло бурьяном, поля даже не обрабатываются, ничего не делается! Хорошо, хоть вы есть! Земля за даром не пропадет…

– Я думаю, мы обосновались здесь надолго, поэтому о земле не переживайте. Кто знает, может, мы захотим расширить свои владения и возделывать еще больше земель. Разумеется, если всё будет хорошо с прибылью, а заказы будут только увеличиваться, – тихим голосом успокаивал я старика.

– Надеюсь… – Тихорецкий опять отвернулся и смотрел куда-то вдаль. – Так вот, как-то вечером ко мне пришел Пиратов. Ну, может, ты уже знаешь его, хотя вряд ли, ты ведь тут всего ничего. Короче, живет он через дом от меня. Этот старый пройдоха тогда предложил мне одно дело – грабануть бабку-спекулянтку, что торговала хрусталем в Мокром, соседнем поселке. Ну, молодой и глупый, я согласился. Кто ж знал, что её муж – влиятельный человек в местной администрации… Н-да… Непростительный просчет… – мужчина цокнул. – В конечном счете, нам дали по три года в колонии общего режима. Я знал, что отец не доживет до того дня, когда я откинусь. Так оно и случилось – незадолго до моего выхода на волю Тихорецкий-старший умер от сердечной недостаточности… – глаза старика вмиг стали мокрыми.

– Извините, если я как-то задел вас, Андрей Семенович… – неуклюже сказал я.

– Брось, сынок. Я плачу не от горя, а от радости, что отец не мучился так долго… Н-да… – глаза рассказчика вновь стали ясно-голубыми. – Так вот, откинувшись с зоны, я уже не смог жить, как прежде. Я начал пить, что вполне естественно: контролировать меня было некому. В дни протрезвлений я в истерике бежал на могилу родителей и скулил там, точно жалкая сука. Обещал не пить, обещал жениться… – старик провел рукой по опять накрывшимся слезами глазам. – Но возвращаясь оттуда, я опять начинал пить, пуская жизнь свою под откос.

В воздухе повисла немая пауза. Я ничего не говорил, а Тихорецкий перебирал в памяти дни давно угасшей молодости.

– И вот, сынок… – резко продолжил старик. – Мне уже шестьдесят три – я не был ни разу женат, отсидел за воровство еще раз. Единственная радость и повод для гордости – бросил пить запоями уже как лет двадцать. Теперь пару рюмок могу только пропустить, не больше! Конечно, здоровье ведь уже не то, сынок… – он взглянул на меня, глаза его покраснели, а по лицу пробежала судорожная улыбка.

Это был совсем не тот человек, которого я сегодня увидел за завтраком. О его суровости и властности напоминала лишь наколка и могучее тело. Лицо хозяина была полно искренности, я даже несколько растерялся.

– Я рассказал тебе это не просто так, мой юный друг! Не хочу, чтобы кто-нибудь, даже злейший враг, прожил моей жизнью… Вы с Якубом – хорошие люди, не теряйте время напрасно. Ты, я вижу, очень надежный человек, не знающий, как предавать. Хикматов – очень грамотный парень, у него большое будущее, сынок. Я благодарен Богу за таких квартирантов, вы вернули меня к жизни… – слова искренней благодарности я слышал от деда в этот момент в первый и последний раз.

– Я надеюсь, мы проживем счастливую жизнь, Андрей Семенович, да и ваша жизнь еще впереди! После шестидесяти жизнь только начинается! – пошутил я, разряжая обстановку.

Наконец, к дому подъехала уже знакомая мне пятнашка. Марк, не изменяющий привычкам и одетый в спортивный костюм, вышел из автомобиля и помахал мне. Мы с дедом подошли к нему, и я представил их друг другу. Тихорецкий вернулся в дом, а я с Торбовым как учредители пошли проверить ход строительства.

Проходя через ветхий мост, я невольно обратил внимание на истоптанную тут и там землю – признаки вчерашних поисков. Не слишком сообразительный Торбов шел позади меня, рассказывая какую-то очередную шутку и куря айкос. Марк – это сила и ничего кроме силы, ум – не по его части. Будучи его близким другом, я прекрасно понимал, что Торбов, ни черта не смыслящий в бизнесе и экономике в целом, не способен был оценить рентабельность проекта Хикматова. Следовательно, это Якуб надоумил его вложиться в наше дело. Сказать честно, в глубине души мне казалось, что Хикматов рано или поздно обдурит нашего не слишком смышленого друга при распределении будущей прибыли, хоть я и не хотел в это верить.

Строительство шло своим чередом в строгом соответствии утвержденным планам. Я искренне удивился темпам, так как фундаменты всех четырех хозяйственных помещений были уже установлены, а строительство дома-офиса было уже завершено на тридцать процентов. Старший бригадир отрапортовал обо всем, как в армии.

Вообще, не удивительно, что все строительные работы велись с таким завидным и столь усердным рвением: после пандемии коронавируса, сильно повлиявшей на экономику России, многие строительные компании оказались на пороге банкротства, поэтому хватались сейчас обеими руками за любые заказы, точно за спасательные круги, прилично уступая в цене, дабы не дать взяться за дело проклятым конкурентам. Таков закон рыночной экономики – покупатель голосует рублем, как известно.

Убедившись, что всё в порядке, мы с моим соучредителем отправились в дом. Крепкий чай Марку, рюмочка Андрею Семеновичу, чашка крепкого кофе мне – так наша компания села за стол. Свежие баранки, деревенские пряники, вафли и простенькие конфеты прекрасно дополняли эту картину деревенской мечты. Торбов, не прекращая, о чем-то спорил с Тихорецким. Этого у автомеханика было не отнять – спорит он всегда. Но здесь вся полемика была разбавлена смехом и шутками. Так что нашему хозяину этот парень тоже понравился.

– Ну, где же Якуб? – нетерпеливо выпалил Торбов, когда мы сели покурить на крыльце.

– Он пошел к какому-то мужику починить ремешок от часов. Ляпко… Или как его там – сказал я, обращаясь к деду.

– Тряпко, молодой человек… Тряпко… Он тут мастер на все руки. Но что-то и впрямь Якуб долго у него уже торчит. Не случилось ли чего…

– Вон он, этот гад! – неожиданный и громкий смех Марка заставил меня вздрогнуть. Он подскочил и подошел к калитке, в которую уже заходил наш шеф (как его называл порой сам Торбов).

– А… Марк, приветствую, брат! – парни пожали друг другу руки и направились к нам.

Мы вчетвером курили на крыльце деревенского дома, вдыхая свежий воздух. «Воздух свободы» – иначе его не назовешь. Подумать только, что в девяноста километрах от нас эта ненавистная Москва, которая заковывает свободных людей в кандалы панелек и многоэтажек. Серые бетонные джунгли столицы искалечили много судеб, но никто и не думает уезжать оттуда, наоборот, все тянутся в Москву бесконечным караваном трудовых мигрантов из регионов. Это убивает нашу страну: людей в небольших населенных пунктах становится все меньше и меньше, умирают деревни, сёла и даже целые города. От этого всем нам четверым становилось невыносимо больно, ведь рано или поздно столичный мыльный экономический пузырь лопнет, и что тогда?

Начинало вечереть, солнце пряталось за горизонт. Его прощальные тусклые лучи нежно обнимали крыши домов, грунтовую дорогу, бескрайние серпуховские поля и берега того самого жуткого пруда, где буквально вчера нашли жестоко расчлененный труп мужчины.

Марк собирался в дорогу. Мы напрасно уговаривали его остаться на ночь: он говорил, что еще не уладил до конца вопросы в Москве, а приехал он только чтобы увидеться с нами и лично убедиться, что всё в порядке. Как я выяснил позже, Якуб созванивается с ним каждый день, но Марк все равно захотел приехать и устроить своего рода проверку.

– Давай, брат! Ждем тебя уже на ПМЖ! – с доброй улыбкой сказал Хикматов.

– Давайте, мужики! Не скучайте! Андрея Семеновича не обижайте, пожалуйста.

– Он сам кого угодно обидит! – весело прокричал старичок, тряхнув кулаком напоследок.

Проводив Торбова, Тихорецкий отправился на вечерний чай к Пиратову, а мы с Якубом вернулись в нашу комнату. Я сгорал от любопытства и хотел разузнать, где же пробыл весь день мой друг. Он, разумеется, мог наплести что угодно, но я прекрасно понимал, что Хикматов – человек, который без весомого повода даже с дивана не поднимется, не говоря уж о ремешке для часов, которые он носит не часто. Очевидно, он вынюхивал подробности дела. Это я и хотел услышать из его уст, улегшись на диван и устремив свой пытливый взгляд в его сторону.

– Я так понимаю, ты от меня не отстанешь, брат! – сев вполоборота на массивный стул возле дубового стола. – Что ж, логично. Я знаю, что твой мозг уже перебрал тысячу возможных моих ответов, Ден… Я с тобой сейчас поделюсь моими наблюдениями, а ты поможешь мне сделать выводы из всего этого.

Он глубоко вздохнул и, наверняка, перебирая в памяти все детали того, как он провел последние шесть часов своей жизни, устремил свой взгляд на красный ковер на стене.

– Этот Тряпко – пренеприятнейший тип, скажу я тебе. Да, во всяких мелких ремонтных работах он работяга что надо. Починил мне ремешок на часах и взял всего триста рублей, а ведь в Москве за ремонт просили шестьсот, а то и семьсот. Там очень тонкое крепление, и Тряпко справился с ним. Но суть не в этом! Короче, он любит выпить, что, в принципе, неудивительно: в деревне больше нечего делать, кроме как хлестать с мужиками водку да играть в карты. Он был в тот роковой вечер в клубе и ушел вскоре после Тихорецкого, так как играл с ним в паре. Когда я поинтересовался, не могу ли я вступить в клуб, он покачал головой и сказал, мол, там и так шесть-семь человек, а для игры в бур-козла хватает и четверых. Бобров, как я выяснил, участвовал в карточных баталиях редко. А если и играл, то только в паре с Инессой Павловной, которая тоже заядлым картежником не являлась, хотя и играла весьма сносно… – Хикматов многозначительно взглянул на меня, видимо, ожидая вопроса.

– Ты думаешь, что я хочу что-то спросить у тебя?

– Нет… Просто это вся информация, которую мне удалось вытянуть из этого тощего, словно тростинка, мужика лет тридцати. Не находишь это странным?

– Это неудивительно: ты человек новый, ничего о тебе неизвестно, строишь какую-то ферму тут… К тому же, не забывай, ты – москвич, человек с Большой земли для них… – задрав вверх палец, проговорил я.

– Нет, москвичей они, наоборот, не любят. Так что разломать барьер недоверия будет очень сложно, если вообще не невозможно! – резко встав со стула, Хикматов принялся шагать взад-вперед по комнате. – Нет… Тряпко что-то скрывает, это очевидно, брат.

– Может, так-то оно так, но этого у него не выудить, хотя… – по моему лицу пробежала зловещая улыбка, – мы можем напоить этого товарища, ведь он не сильно старше нас, так что найдем, о чем поговорить!

– Отличная идея, Ден! Но это мы сможем провернуть только завтра вечером: днем у нас дела.

– Я еще не до конца посвящен в то, какие нас завтра ждут дела…

– Об этом завтра. Так вот, после Тряпко я отправился в магазин к Ямпольскому. Разумеется, за прилавком всегда он сам. Алкоголь он не продает, что позволяет ему закрываться в семь часов, оберегая себя от выходок всякой алкашни близлежащих сел. Хотя, я думаю, из-за отсутствия алкоголя в товарном ассортименте прибыль сильно хромает. Но я опять отвлекаюсь… А! У него в магазине я купил колбасы и сосисок, хотя главной причиной моего визита были далеко не гастрономические предпочтения нашего хозяина, конечно. Начав как бы невзначай разговор об убитом, Ямпольский, этот старый лис-еврей, начал уводить меня от этой темы, повторяя, дескать, «это не твое и не мое дело». Но все же мне удалось кое-что выяснить у него … – интригующе произнес мой друг.

– Слушай, Хикматов, не томи, а!

– Даже и не думал тебя томить, Ден. Я не могу задавать много вопросов, потому как я не старая бабка семидесяти-восьмидесяти лет, которой везде нужно сунуть свой нос. Любой мой неосторожный и непродуманный вопрос может раскрыть меня, и тогда бы он непременно понял, что я тут вынюхиваю. Короче говоря, я выяснил только то, что Ямпольский играет в паре с Шуриком.

– Хорошо. Но теперь вопрос – с кем же в паре играет Пиратов?

– Вот в этом и загвоздка: я не понимаю, почему он не играл в тот вечер. Надо узнать, какую роль он там выполняет. Просто я реально не понимаю, каким там боком этот семидесятилетний старикан… – садясь на свой диван, медленно проговорил Якуб.

– Давай так: наш дед всегда играет в паре с Тряпко, Ямпольский – с Шуриком, эта учительница на пенсии – с Бобровым, который убит. При всем при этом, последняя парочка играет не всегда, так как заядлыми картежниками не является…

– Не думаю, что кто-то соврал мне! – прервал мои мысли вслух Хикматов. – А значит, старик Пиратов выступает в роли судьи во время их карточных баталий, ведь если Бобров с Инессой не играют, то за столом все равно есть четыре человека. А в бур-козла пара на пару играют именно вчетвером. Убитый с его напарницей, когда играли, подменивали проигравшую пару. Всё сходится, Ден!

– Но это не наталкивает лично меня ни на какие мысли, которые могли бы привести к установлению личности убийцы.

– Пока что да… Но зато мы знаем, кто с кем играет, поэтому если убийца действовал не в одиночку, то в два счета установим личность его сообщника. Сдается мне, что убийца – один из шестерых…

– Из пятерых, Яш! Андрея Семеновича нужно вычеркнуть из списка подозреваемых… Ты же сам сказал, что он спал ночью.

– У нас нет точной информации касательно времени убийства, так что рисковать я не могу. Следовательно, я, как человек, который подходит к выполнению любой работы с полной ответственностью, не могу позволить себе вычеркнуть нашего хозяина из этого списка. Ведь согласись, преступные наклонности у него есть, дважды отсидел, да и к тому же, мы ничего о нем не знаем, Ден!

– Ты, может быть, и нет! А я лично ручаюсь за него – он не убийца, брат! Не убийца! – громко рявкнул я и услышал звук открывшейся двери, что извещал о том, что Тихорецкий вернулся домой.

4

Тихое и неторопливое подмосковное утро, вдали от шумных городских дорог, покорило меня с первого дня. Моя первая ночь в Акулово прошла до того безмятежно, до того легко… Признаться честно, так крепко и так сладко я не спал с детства.

– А, я вижу, ты уже проснулся, Ден! Доброе утро, нам пора собираться…

– Что?.. Куда?.. – не понимая до конца, чего от меня хотят, я сильно сомкнул глаза, напрягши уши.

– Как куда, Ден? К Пиратову, конечно!

– Но зачем? – я был совсем недоволен ответом моего друга.

– Сегодня они с дедом отправились по ягоды, а у нас появился отличный шанс обыскать дом этого Пиратова, чтобы сразу вычеркнуть его из списка подозреваемых или, наоборот. Короче говоря, сам всё понимаешь. Ну, ты со мной?

– Господи, ты же хочешь ворваться в чужой дом… Это незаконное проникновение на частную собственность, Якуб. Ты в своем уме, брат?

– Я в полном порядке, Денис! – нервно заявил Хикматов. – Так ты можешь рассуждать где угодно, но не в деревне! Мы, как добропорядочные соседи, решили проверить, всё ли в порядке в пустом доме, где якобы услышали странный шум…

– Какой шум? Боже, ничего не понимаю!

– Одевайся же! – властным тоном крикнул Якуб, что я невольно подчинился и быстро нацепил шорты с футболкой.

Я умылся, почистил зубы и в спешке выбежал из дома, последовав за Хикматовым. Он ловко, точно ирбис, перепрыгивал через кусты картофеля, дабы не задеть их и не оставить следов. Одним ловким движением он оказался на тропинке, ведущей прямо к входу в дом. Махнув рукой, Якуб дал мне понять, чтобы я проделал этот путь ровно так же, как проделал его он несколькими мгновениями ранее. Надо признаться, со своей задачей, я считаю, справился просто замечательно, пусть даже не так ловко, как мой проворный нарушитель утреннего покоя.

– Что мы ищем, Яш? – не скрывая интереса, спросил я, когда мы заходили в не слишком приветливый дом нашего соседа.

Но Хикматов, казалось, и не слышал моего вопроса. Лицо его резко сделалось тревожным, точно он что-то увидел вдалеке. Я шел позади моего спутника, поэтому не мог видеть того, что видел он. Но что-то подсказывало мне, что Якуб недоволен.

Осторожно мы ступали по крутой скрипучей лестнице, пытаясь шуметь как можно меньше. Вообще, я не очень понимал причину нашего столь тихого передвижения: в доме-то ведь все равно никого нет, раз Пиратов ушел по ягоды с нашим хозяином. Причину я узнал чуть позже, когда мы, успешно миновав коридор, открыли дверь и вошли на кухню.

Кто-то насвистывал какую-то мелодию в соседней комнате. Хикматов знаком показал мне, спрятаться под массивный стол, а сам он встал за дверь, что вела в комнату, откуда доносился свист. Я заметил, что Якуб всматривался в щель между дверью и стеной – это открывало ему прекрасный обзор на то, чем занимался опередивший нас посетитель.

Свист затих, послышались шаги, звук которых стремительно приближался. Сидя под столом, я увидел только мужские ноги, спешно выводившие своего хозяина из дома нашего соседа.

Шаги стихли, дверь захлопнулась, и Якуб покинул свое укрытие, что-то бубня себе под нос.

– Выходи, брат! Я думаю, Пиратова можно вычеркивать из списка подозреваемых. Это, в принципе, было очевидно сразу, но я хотел убедиться в этом. Это заняло бы у нас приличное время, но Ямпольский значительно облегчил нам задачу.

– Значит, это был Ямпольский?

– Да, Ден. Это был не кто иной, как владелец магазинчика господин Ямпольский. Ох уж этот хитрый лис! – мой друг прищурился, произнося эти слова.

– Но как ты догадался, что в доме кто-то есть?

– По обуви, брат!

– Точно! Как же я сам не понял! Вся обувь Пиратова – сандалии. Сланцы у крыльца должны были меня насторожить…

– Но, вообще-то, я знал, что в доме кто-то есть еще до того момента, как взглянул на крыльцо.

– Гхм… – я задумался, перебирая в памяти утренние события. – Но я ничего не могу вспомнить, брат…

– И не вспомнишь! – Хикматов искренне рассмеялся и хлопнул в ладоши. – Я видел Ямпольского в окно, как он шел по дороге, озираясь по сторонам.

– Это нечестно, Яш! – я тоже рассмеялся. – А я тут начал придумывать невесть что. Но что ты увидел такого, что полностью сняло все подозрения с Пиратова?

– Во-первых, сам старик, уже в достаточно почтенном возрасте, вряд ли бы смог хладнокровно расчленить тело несчастного Боброва: для этого нужна большая физическая сила. Это первое, что поселило у меня в душе сомнение. Ну а во-вторых, Ямпольский вышел не с пустыми руками…

– Я, конечно же, не видел ничего, кроме его, так сказать, «могучих» ног. Что же он вынес?

– Наш «скромный» владелец магазинчика вынес из дома Пиратова топор мясника, что является прекрасным инструментом для того, чтобы пустить полицию по ложному следу. Я пока что не очень понимаю, с какой целью Ямпольский взял этот предмет, но, думаю, что скоро он окажется в руках наших правоохранителей, а сам еврей получит какое-то, одному ему только известное преимущество. Пока что я очень смутно понимаю это всё, нужно ждать…

– А не значит ли, что Ямпольский, наоборот, помогает следствию? Ведь нельзя сбрасывать со счетов старичка. Быть может, этот лавочник видел, как Пиратов расчленяет тело Боброва этим самым топором. И теперь он, что вполне логично, взял его, дабы отнести в участок.

– Слушай, Ден, – сурово взглянул на меня Хикматов, – я, разумеется, не берусь утверждать, что Ямпольский – убийца. Просто, на мой взгляд, дальнейшие действия нашего еврейчика – подкинуть топор Пиратова в то место, где его и обнаружит этот бестолковый следователь.

– Тогда нужно подождать, Якуб. Все равно, я не понимаю, что нам делать с этим фактом…

– Я пока что тоже, брат. А теперь нам нужно скорее вернуться домой: скоро старики вернутся с тихой охоты. Заодно и позавтракать нужно!

Сильно озадаченные, мы возвращались в наше временное пристанище.

Войдя на кухню и предварительно вымыв руки, Хикматов бросился к плите и начал хлопотать над нашим завтраком. Я же сел за стол, вытащил пепельницу и закурил свой золотой «Мальборо». К слову, Якуб не переносил этих сигарет по непонятным мне причинам. Только моя сигарета догорела, «шеф» положил передо мной тарелку нежнейшего омлета с насыщенным молочным бульоном.

Трапеза наша проходила в полной тишине. Когда Хикматов принялся мыть посуду, в дом вошел Тихорецкий и поставил на стол целую корзину лесной земляники. Запах мгновенно захватил всё пространство.

– А… Вы уже проснулись! Сейчас я почищу земляничку, и выпьем с вами вкуснейшего чаю, ребята! Вы завтракали уже?

– Да, Андрей Семенович! Кстати, на вашу долю тоже я омлет оставил… – вежливо сказал Якуб.

– О! Это отлично! Как раз проголодался в поле…

Старик принялся за завтрак, заботливо приготовленный нашим сыщиком. Пока хозяин ел, мы принялись чистить ягоды, загодя заварив чай.

– Знаете, что-то мы разговорились с Пиратом насчет убийства Боброва… – немного неуверенно начал наш арендодатель, помешивая ложечкой свой густой черный чай.

– Интересно, что же придумали постаревшие Холмс и Ватсон в поле? – засмеявшись, Хикматов всем своим видом показывал своё равнодушие, хотя я прекрасно понимал, что это делалось лишь для отвода глаз.

– Хо-хо-хо, сынок… Ты бы поосторожней шутил с рецидивистом! – седые брови Тихорецкого и выражение его лица в целом, говорили об искренней радости находиться за одним столом с нами.

– Нет, лично мне интересно послушать новые подробности этого туманного дела! – вступая в противостояние Якубу, я отлично создавал контраст с моим «шефом».

– Мы долго думали, что за чертовщина произошла. Короче говоря, я вспомнил – в тот роковой вечер я заметил у окна, прямо у входа в Дом культуры, скомканный черный мусорный мешок, которого там никогда не было. Мы еще шутили, мол, откуда он взялся. Но как-то все сказали, мол, ничего не знаем и так все это и осталось. Естественно, если мы бы заранее знали о том, что случится, докопались бы до правды…

– То есть мешок, в котором, вероятнее всего, тащили тело Боброва, был заранее приготовлен в тот вечер?

– Получается, что так… Мы с Пиратом задержались после сбора ягод, потому что решили сегодня же с утра зайти в наш Дом культуры, проверить на месте ли мешок. Так вот, ребята. Мешка на месте уже не было… – лицо Андрея Семеновича было точно у человека, рассказывающегося какую-то легенду или миф. – Значит, тот черный мешок, в котором обнаружили тело как раз из Дома культуры!

– Ясно, – Хикматов продолжал разговор вальяжным тоном. – Наш следователь знает об этом?

– Нет, Яш… Пока что не знает, но мы с Пиратовым хотим сказать ему об этом.