Текст книги "Миссия Икара"

Человек справа от Азрака оставался для Макдоналда загадкой. Вглядываясь в его лицо, он продолжал ломать голову. Ах ты черт! Кто же это! Приблизительно одних лет с Иосифом. А среди тех, кто удерживает заложников в американском посольстве, людей старше тридцати практически нет. Почему? Потому что так пожелал Бахрейн. Горячая голова на плечах, не обремененная мозгами, фанатичная преданность фундаментализму – такими манипулировать проще всего.

И тут Макдоналду бросилось в глаза то, на что он должен был бы обратить внимание в первую очередь: все трое были в арестантской одежде. Сбежавшие из тюрьмы заключенные? Вот это уже совсем непонятно. Не с этими ли беглецами намеревалась встретиться Калейла? Если так, дело представляется еще более запутанным.

Макдоналд уже давно выяснил, что Калейла работает в Каире на неприятеля. Эту информацию подтвердили в Бахрейне. Не зря он обрабатывал ее! Постоянно твердил, мол, у фирмы свои интересы в Омане, а он опасается ехать туда и мечтает найти кого-либо, согласного составить ему компанию.

Проглотила наживку эта сучка. Приняла его предложение. Сказала только, что может вылететь из Каира лишь в определенный день. Назвала рейс. Собственно, из Каира в Маскат ежедневно всего один рейс. Он позвонил в Бахрейн. Последовал приказ – соглашаться. И следить за Калейлой. Он так и сделал. Она вела себя как обычно. Не похоже было, чтобы собиралась с кем-то встретиться. Он не заметил ничего подозрительного. Никто ее не разыскивал. Никакой обеспокоенности во взгляде, никому не посылала сигналов глазами. Вот только в суматохе, которая поднялась из-за какого-то происшествия на таможне аэропорта в Маскате, он потерял ее из виду. Черт! Она исчезла. Просто взяла и испарилась из здания аэропорта, а когда он нашел ее, она была одна и смотрела на него с негодованием за то, что оставил ее. Был ли у нее контакт с кем-либо, передала ли она инструкции противнику? И если передала, имеет ли это отношение к бежавшим из тюрьмы и направляющимся сейчас в сторону Маската?

То, что связь между этими событиями имеется, сомнения не вызывает. Но как все это понять?

Едва троица удалилась на достаточное расстояние, обливающийся потом Энтони Макдоналд не без труда поднялся в полный рост, бормоча проклятия.

Сознавая, что от его действий в ближайшие несколько часов зависит многое, он принял решение: загадку, которую представляет собой Калейла, придется срочно разгадывать. А все необходимые ответы в посольстве. И если он не сумеет ответить на возникшие вопросы, если выяснится, что Калейла причастна к какому-либо заговору, а он не сумеет обезвредить ее, вполне вероятно, что Бахрейн потребует устранить его самого. Махди не терпит поражения.

Получается, ему необходимо попасть в посольство. Срочно. И чего бы это ни стоило.

Военно-транспортный самолет «Локхид С-130», известный под названием «геркулес», с опознавательными знаками Израиля летел на высоте 9450 метров над пустыней Саудовской Аравии к востоку от эль-Убайла. Его маршрут начался в Хевроне, затем отклонился к югу. Пролегая через пустыню Негев, примыкающую к заливу Акаба и Красному морю, далее он углубился на юг. В районе Хамданы самолет взял курс на северо-северо-восток, ориентируясь по сигналам радиолокаторов аэропортов Мекки и Кельят-Биша. Затем он продолжил полет на восток в направлении на эль-Хурма и далее над пустыней Руб-эль-Хали в южной части Аравийского полуострова. Дозаправка произошла в воздухе над Красным морем к западу от Джидды. Ее выполнял суданский самолет-заправщик. Эту процедуру самолет проделает на обратном пути. Только на его борту уже не будет пяти пассажиров.

Они сидели в грузовом отсеке. Пятерка солдат в топорно сшитом гражданском платье. Все – добровольцы из мало кому известного элитного подразделения «Масада», специализирующегося на особо сложных заданиях: затруднение действий противника, мероприятия по спасению заложников, диверсии, подрывная деятельность и заказные убийства. Не старше тридцати двух лет, они бегло владели ивритом, идишем, арабским и английским. Загорелые, в отличной физической форме, они умели подчиняться строжайшей дисциплине, которая требовала от них мгновенной реакции на молниеносно меняющиеся приказы. У них был самый высокий интеллектуальный коэффициент и стопроцентная готовность к экстремальным ситуациям. Смеяться они тоже умели, но и в искусстве ненавидеть врага весьма преуспели.

Расположившись на скамьях вдоль борта самолета, они, чуть подавшись вперед, с отсутствующим выражением на лицах, то и дело перебирали пальцами стропы парашюта за спиной. Тихо переговаривались друг с другом, хотя точнее будет сказать, что беседовали лишь четверо. Пятый все время молчал. По внешнему виду неприметный. Ему можно было дать двадцать пять – тридцать лет. Волосы и брови, выгоревшие под безжалостным солнцем почти до белизны, большие темно-карие глаза, высокие скулы, характерный семитский нос, тонкие, плотно сжатые губы. Не старше и не моложе других членов команды, он определенно был главным среди них – об этом говорило выражение его лица.

Приказ о переброске группы в Оман исходил от высших чиновников Министерства обороны Израиля. Шансы на успех были минимальными, вероятность смертельного исхода огромна, но среди двухсот тридцати шести заложников, удерживаемых в стенах американского посольства в Маскате, находился местный агент МОССАДа, разведывательной службы Израиля, а это было главное. Если агент будет раскрыт, его немедленно отправят в одну из так называемых медицинских клиник, принадлежащих в равной степени как дружественной, так и неприятельской сторонам, где внутривенные препараты окажутся куда эффективнее любой из пыток. Всяческие секреты могут быть выведаны, в том числе и те, что способны нанести значительный урон Израилю и привести к прекращению деятельности МОССАДа на Ближнем Востоке.

Перед группой «Масад» поставили задачу вызволить агента, если это возможно, если нет – уничтожить его.

Во главе группы «Масад» поставили Иакова, сына агента.

Цель ясна? Задача поставлена? Выполняйте…

– Джентльмены. – Спокойный, вежливый голос, говорящий на иврите, раздавшийся из динамиков, привлек внимание пассажиров. – Мы начинаем снижение. Цель будет достигнута через шесть минут тридцать четыре секунды, в случае, если встречный ветер не помешает нам. Если ветер против нас, время полета увеличится до шести минут сорока восьми секунд, а возможно, и до пятидесяти пяти секунд. Но кто, собственно, считает?

Четверо рассмеялись, Иаков лишь моргнул. Его взгляд был устремлен в никуда.

Пилот по-прежнему продолжал на иврите:

– Мы совершим круг почета над целью на высоте 2440 метров, так что если вам необходимо сделать кое-какие приготовления, скажем, собраться морально и физически, в то же время не забывая о том, что на горбу у каждого из вас весьма объемистые вещмешки, сделайте это сейчас. Лично я воздержался бы от прогулки на высоте 2440 метров над землей, но я – это я, и к тому же голова на плечах у меня есть.

Иаков улыбнулся. У других членов отряда разглагольствования пилота вызвали новый взрыв смеха. Голос не унимался.

– Люк перед вами распахнет на высоте 2600 метров наш брат Джонатан Леви. Он, как и все уважающие себя портье, ожидает от каждого из вас за свои услуги щедрых чаевых. Долговые расписки не принимаются. Мигающий красный фонарик известит вас о том, что пришло время покинуть наш роскошный летающий отель. Не забывайте, что служащие на автомобильной стоянке могут отказать вам в праве подогнать тачку. Но, если, паче чаяния, такое желание у вас все же возникнет, вспомните о том, что личность всегда выше обстоятельств. Те, кто сейчас внизу, не обделены здравым смыслом, чего не скажешь о пожелавших остаться неизвестными туристах, находящихся на борту данного воздушно-десантного судна.

Реплика вызвала очередной взрыв хохота. Иаков кашлянул. Пилот после небольшой паузы заговорил снова, однако теперь голос его звучал серьезно:

– Благословенная земля Израиля, да будет процветать она во веки веков благодаря мужеству своих сыновей и дочерей. И да пребудет Господь Всемогущий с вами, друзья мои. А теперь – выметайтесь.

Один за другим раскрывались парашюты в ночном небе над пустыней, один за другим пять бойцов диверсионно-десантного отряда «Масада» приземлились в радиусе 150 метров от горящего среди песков янтарного костерка.

Чтобы связаться друг с другом в случае необходимости, у каждого из бойцов имелось миниатюрное переговорное устройство.

В том месте, где они коснулись земли, каждый вырыл яму и закопал в нее парашют вместе с малой саперной лопаткой.

Затем все собрались у сигнального огня, вскоре погашенного за ненадобностью. Единственным источником света стал фонарь в руках офицера МОССАДа.

– Ну-ка, посмотрим на вас. – Он скользнул лучом по каждому из бойцов. – Неплохо. Выглядите точь-в-точь как портовые бродяги.

– Таковы были ваши инструкции, если мне не изменяет память, – заметил Иаков.

– Они не всегда выполняются, – отозвался моссадовец. – Вы, должно быть…

– У нас нет имен, – оборвал его Иаков.

– Упрек принят, – кивнул офицер МОССАДа. – По правде говоря, мне известно лишь ваше, что, как я полагаю, вполне объяснимо.

– Забудьте его.

– Как мне следует называть вас?

– Запоминайте! Справа налево – Оранжевый, Серый, Черный и Красный.

– Для меня большая честь познакомиться с вами, – сказал моссадовец, переводя луч фонарика с лица одного бойца на другого. – А кто, позвольте узнать, вы?

– Синий, – бросил Иаков.

– Ах ну да. Разумеется, цвет флага…

– Ошибаетесь. Синий – цвет самой жаркой части пламени, и это все, что вам полагается знать.

– Синий может быть и цветом самого холодного льда, если угодно. Но это так, к слову, молодой человек! Мой автомобиль в нескольких сотнях метров к северу отсюда. Вам придется совершить небольшую прогулку на своих двоих после столь великолепного планирующего спуска.

– Я готов. – Серый шагнул вперед. – Терпеть не могу эти прыжки. Одному богу известно, как можно покалечиться, если понимаете, о чем я.

Автомобиль оказался «Лендровером» японского производства. Не слишком комфортабельный, изрядно потрепанный и заляпанный грязью… Как раз такой, какой не привлечет внимания на дорогах любой арабской страны, где превышение скорости для водителей понятие более чем абстрактное, а столкновения – обычное дело.

Через час с небольшим впереди, в нескольких километрах от города, был замечен сигнальный огонь.

– Похоже, предупреждают о чем-то, – сказал моссадовец Иакову, сидевшему рядом с водителем на переднем сиденье. – Это мне не нравится. На пути к Маскату не предполагалось никаких остановок. Неужели султан расставил патрули? Приготовьте оружие, молодые люди. Неизвестно, что нас ждет.

– А что нас может ожидать? – ощетинился Иаков, выхватывая пистолет из кобуры. – Мы действовали в обстановке строжайшей секретности. О наших действиях неизвестно ни одной живой душе. Моя собственная жена считает, что я на маневрах в пустыне Негев!

– В любой, даже самой засекреченной, системе не исключена утечка информации. Иногда неприятелю удается кое-что раскопать. Проинструктируйте своих друзей, Синий. Думаю, придется стрелять…

Иаков отдал приказ. Бойцы прильнули к окнам, держа оружие наготове. Однако тревога оказалась ложной.

– Это Бен-Ами! – Моссадовец нажал на тормоза, и машина, подпрыгнув пару раз на разбитой дороге, резко остановилась. – Откройте дверцу!

Небольшого роста худощавый тип в джинсах, в белой хлопчатобумажной рубашке навыпуск и готре залез внутрь, вынуждая Иакова потесниться.

– Поехали, – сказал он. – Только медленно. Здесь патрулей нет. Если и остановят, то минут через десять, не раньше. Фонарь есть?

Водитель наклонился, достал из-под сиденья фонарь, протянул ему. Включив его, Бен-Ами обвел взглядом сидящих на заднем сиденье.

– Отлично! – сказал он и кивнул, довольный осмотром. – Настоящие бродяги… Если нас остановят, переходите на арабский и несите всякий вздор про свои любовные похождения. Усвоили?

– Аминь! – произнесли Серый, Черный и Красный. Оранжевый ударился в рассуждения.

– Талмуд говорит, что ложь – это грех, – заявил он. – Дайте мне красотку, тогда еще посмотрю!

– Заткнись! – оборвал его Иаков, даже не улыбнувшись.

– Что заставило вас приехать сюда? – спросил офицер МОССАДа.

– Безрассудство! – ответил Бен-Ами. – Один из наших людей в Вашингтоне связался с нами спустя час, как вы покинули Хеврон. Его информация касается американца. Конгрессмена, ни больше ни меньше. Он здесь. Внедрился в ряды террористов, действует под прикрытием… Можете себе представить?

– Если это не деза, – произнес водитель, сжимая руль, – то все слухи о некомпетентности американских спецслужб, что мне доводилось слышать, истинная правда. Ведь если его схватят, разразится грандиозный скандал. Едва ли американцы пойдут на такой риск…

– Уже пошли. Он здесь.

– Где конкретно?

– Этой информацией мы пока не располагаем.

– А какое отношение к нему имеем мы? – спросил Иаков. – Какой-то придурок, пусть и американец. Кто он такой?

– Большая шишка, коллега, как ни жаль вас разочаровывать, – отозвался Бен-Ами. – И мы обязаны оказать ему необходимую помощь.

– С чего это? – Иаков покачал головой. – Хотелось бы знать почему.

– А потому, что Вашингтон, во-первых, понимает, какому риску он себя подвергает, во-вторых, отдает себе отчет о катастрофических последствиях этой акции в случае его провала. Поэтому и отгородился от него. Конгрессмен действует сам по себе. И если его заграбастают, к правительству он обратиться не сможет, поскольку его не признают, то есть не вправе признать. Он здесь в качестве частного лица.

– Не совсем, – сказал Иаков. – Если американцы не в состоянии помочь ему, почему это должны делать мы?

– Потому что ему никогда не позволили бы сюда приехать, не будь кто-то наверху уверен в том, что он способен на экстраординарные действия.

– Но все-таки почему этим должны заниматься мы? У нас своей работы хватает. Каким образом выбор пал на нас?

– Вероятно, мы можем сделать то, на что не способны другие.

– Но ведь это сулит большие неприятности! Я бы даже сказал, политическую катастрофу! – воскликнул водитель. – Вашингтон заваривает кашу, а расхлебывать ее оставляет нам. О чем думает проарабское лобби в Госдепе США? Вы только представьте! Он терпит поражение, мы оказываемся неспособными вытащить его, и вот, пожалуйста, во всем виноваты евреи. Еще одного Христа распяли, условно говоря.

– Позвольте! – прервал его Бен-Ами. – Вашингтон не сваливает это дело на нас, поскольку ни одной живой душе неизвестно, что мы в курсе. Мы не засветимся даже в том случае, если наши усилия увенчаются успехом. Мы всего-навсего предоставляем кое-какие услуги, когда в этом возникает необходимость.

– Вы так и не ответили мне! – Иаков начал терять терпение. – Почему именно мы?

– Объяснил как нельзя лучше. Только вы, молодой человек, не слушали меня, ваша голова, похоже, забита не тем. Я сказал, мы делаем то, что делаем, потому что способны кое-что сделать. Хотя гарантий не даем. Не забывайте о двухстах тридцати шести несчастных, которых держат в заложниках. Уж их-то страдания должны быть вам понятны, ибо наш народ страдал, как ни один другой! Среди заложников ваш отец, человек, представляющий для Израиля немалую ценность. Если у этого конгрессмена есть какой-либо шанс освободить заложников, мы просто обязаны сделать все от нас зависящее, чтобы помочь ему, независимо от того, увенчаются наши действия успехом или нет. Для начала мы должны найти его.

– Да кто он такой, в конце концов? – спросил водитель. – Американцы, они что, держат в тайне его имя и фамилию?

– Да нет, отчего же! Его фамилия Кендрик… – Автомобиль резко дернулся, Бен-Ами оборвал фразу на полуслове. Реакция моссадовца оказалась настолько бурной, что машина едва не развернулась поперек дороги.

– Эван Кендрик? – переспросил он.

Справившись с потрясением, он взял себя в руки. Машина пошла ровнее, однако у него в глазах по-прежнему плескалось изумление.

– Да, – сказал Бен-Ами.

– С ума сойти! «Группа Кендрика»…

– Что еще за группа? – Иаков бросил на моссадовца удивленный взгляд.

– Фирма, которую он в свое время открыл здесь.

– Его досье вышлют из Вашингтона сегодня вечером, – добавил Бен-Ами. – У нас оно будет утром.

– Вам оно ни к чему, – заметил моссадовец. – Кстати сказать, у нас имеется досье на него, столь же внушительное, как и Моисеевы скрижали. И еще есть Эммануил Вайнграсс. Хотя было бы лучше, если б мы его не знали.

– Я не улавливаю связи…

– Не сейчас, Бен-Ами. На установление связи уйдет несколько часов и немереное количество вина. Вот такой этот Вайнграсс!

– А если короче?

– Короче не значит яснее. Определенно могу сказать одно: если Кендрик здесь, значит, его возвращение имеет непосредственное отношение к событиям четырехлетней давности – взрыву, унесшему жизни более чем семидесяти мужчин, женщин, детей. Все они были как бы его семьей. Надо знать Кендрика, чтобы понять это.

– Вы знакомы с ним? – Бен-Ами подался вперед. – Вы в самом деле знаете его?

– Не скажу, что очень хорошо, но достаточно, чтобы его понимать. Тот, кто знает Кендрика лучше чем кто бы то ни было, – это Эммануил Вайнграсс, питающий к нему отцовские чувства, собутыльник, исповедник, советчик, гений, лучший друг.

– Человек, которого вы совершенно очевидно не одобряете, – вмешался Иаков, сверля взглядом моссадовца.

– Это еще мягко сказано! – кивнул тот. – Но отрицать его значение не имею права. Хотел бы, но не могу…

– Этот Вайнграсс представляет интерес для МОССАДа? – спросил Бен-Ами.

Моссадовец явно смутился. Интуитивно понизив голос, ответил:

– Мы использовали его в Париже. – Он проглотил комок в горле. – Вайнграсс вращается в самых разных кругах, знаком с огромным количеством людей. В общем, как ни неприятно это признавать, он был нам весьма полезен. С его помощью нам удалось выследить террориста, взорвавшего кошерный ресторан на улице Дю Бак. Проблему мы, разумеется, решили сами, но какой-то кретин посвятил его во все дела. Глупо, крайне глупо! Он, этот пройдоха, сумел извлечь из имеющихся у него сведений выгоду. – Моссадовец покачал головой, крепче сжал руль. – Позвонил нам в Тель-Авив, сообщил информацию, предоставил, короче, данные, позволившие предотвратить еще пять взрывов.

– Спас столько человеческих жизней, – задумчиво произнес Иаков, – а вы тем не менее им недовольны.

– Знали бы вы, что он за человек! Трудно принимать всерьез семидесятидевятилетнего бонвивана, разгуливающего по Елисейским Полям в компании одной, а то и двух юных моделей, которых он одевает в самых дорогих бутиках на выручку от компании Кендрика.

– А вам-то какое дело? – удивился Бен-Ами.

– А нам он присылает счета за обеды и ужины в дорогущем ресторане «Серебряная башня»! Три тысячи, четыре тысячи шекелей – это как, по-вашему? Но оплачиваем, так как время от времени он снабжает нас ценной информацией. Как-то раз он оказался свидетелем события, когда мы, так сказать, взяли ситуацию под контроль. Забыть об этом он не дает, ибо напоминание приходит каждый раз, когда регулярные выплаты задерживаются.

– Похоже, он имеет на это право, – пожал плечами Бен-Ами. – Как агенту МОССАДа, действующему на территории другой страны, вы просто обязаны предоставлять ему прикрытие.

– Мы попали в безвыходное положение, вот и все. И это еще только цветочки.

– Прошу прощения? – не понял Иаков.

– Если кто и способен найти Эвана Кендрика в Омане, так это Эммануил Вайнграсс. Как только доберемся до Маската, позвоню из штаб-квартиры в Париж. Будь неладен этот Вайнграсс!

– Сожалею, – сообщил оператор коммутатора отеля «Пон-Руайяль» в Париже. – Мсье Вайнграсс уехал на несколько дней. Однако он оставил номер телефона в Монте-Карло…

– Очень жаль, – таковы были слова оператора «Эрмитажа» в Монте-Карло, – но мсье Вайнграсс отправился ужинать в «Отель де Пари», что напротив казино.

– Вы не могли бы дать его номер?

– Ну конечно! – с энтузиазмом проговорила дама. – Мсье Вайнграсс такой замечательный человек. Сегодня после чая он одарил нас всех цветами! Изумительный человек. Вот его номер…

– Сожалею, – ответил сладкий голос оператора в «Отель де Пари». – Мсье Вайнграсс оставил сообщение, что вечер, по крайней мере ближайшие пару часов, он проведет за игорным столиком под номером одиннадцать в казино. Он просил передать, что все, кому он понадобится, должны обращаться к Арману. Номер…

– Крайне жаль, – сказал Арман, доверенное лицо Вайнграсса в «Казино де Пари» в Монте-Карло, – но великолепному мсье Вайнграссу и его прекрасной даме сегодня не сопутствовала удача, поэтому он отправился в пляжное казино, заведение, конечно, не слишком высокого класса, но крупье там вполне сведущие. Французы, разумеется, не итальянцы. Спросите Луиджи. Он хоть и полуграмотный, этот уроженец Крита, но обожает мсье Вайнграсса и найдет его для вас. И, пожалуйста, передайте мсье Вайнграссу мои наилучшие пожелания и еще скажите, что я с нетерпением жду его здесь, когда фортуна будет к нему благосклонна. Вот номер…

– Ну разумеется! – воскликнул некий Луиджи, не скрывая своей радости. – Мой лучший друг! Синьор Вайнграсс, мой израильский брат… Он говорит на лучшем итальянском, словно это его родной язык. Он прямо перед моими глазами!

– Попросите, пожалуйста, его к телефону. Будьте так любезны.

– Синьор, он очень занят. Дама синьора Вайнграсса вот-вот выиграет огромные деньжищи! Фортуну, синьор, спугивать нельзя.

– Скажи этому ублюдку, чтобы взял трубку немедленно, иначе его израильская задница окажется в кипящем ослином молоке.

– Синьор…

– Делай как велят. Скажи ему, что на проводе МОССАД.

– Псих! – Луиджи положил трубку рядом с телефонным аппаратом и не спеша направился к игральному столу.

Эммануил Вайнграсс, пожилой джентльмен с нафибренными самым тщательным образом усами, орлиным носом, который говорил о том, что среди его предков имеются аристократы, с зачесанными назад пышными седыми волосами, венчавшими его отлично вылепленную голову, стоял возле игрального стола среди беспорядочно циркулирующих по казино увлеченных процессом быстрого спускания денег людей.

Созерцатель, скорее заинтересованный игроками, нежели игрой.

Благодаря наряду – канареечно-желтому пиджаку и галстуку-бабочке в красную клетку – его нельзя было не заметить, и он знал, что в толпе по меньшей мере один человек наблюдает за ним.

На первый взгляд это был неуемный, моложавый старик, желающий быть в центре внимания щеголь, обожающий все яркое. Те, кто был с ним знаком, знали и другое. Живые зеленые глаза – время не смогло погасить его горящий детской непосредственностью взгляд – выдавали в нем искателя приключений, не утратившего интерес к жизни.

Он постоянно искал все новые увлечения, которыми хотел бы заняться, места, где мечтал бы побывать.

Весьма эксцентричный чудак, эти слова готовы были сорваться с языка, но никому и в голову не приходило, насколько эксцентричным он мог быть. Это был артист и деловой человек, одновременно простой и сложный.

Он всегда был самим собой и, к своей чести, сумел воспользоваться уникальным даром, позволяющим ему быть постоянно в игре, какой бы бессмысленной она ни казалась. И которая – увы! – в скором времени должна была для него закончиться. Желательно, конечно, чтобы это произошло во сне.

Однако оставалось еще немало радостей в жизни, какие ему хотелось испытать, пока позволяло быстро истекающее время. Но он был реалистом. В его возрасте – ему вот-вот должно было стукнуть восемьдесят – уже многое раздражало, внушало опасения.

Он взглянул на роскошную девицу рядом с ним за столом. Такая чувственная и такая безмозглая! Ну хорошо! Она согреет ему постель, возможно, он поиграет с ее грудями, а после заснет Меа maxima culpa.[33]33
  Моя вина, моя величайшая вина (лат.) – формула покаяния и исповеди, принятая с XI века в религиозном обряде католиков.


[Закрыть] О чем, собственно, он думал?

– Синьор, – прошептал ему на ухо Луиджи. – Вас к телефону. Звонит человек, на мой взгляд, совершенно недостойный уважения.

– Странная ремарка, Луиджи. Вот что я тебе скажу!

– Он отозвался о вас непочтительно, дорогой вы мой друг и самый желанный гость. Если хотите, я поговорю с ним в оскорбительном тоне и слова найду обидные. Поверьте, он того заслуживает.

– Не все меня любят так, как ты, Луиджи. Ну и что такого он сказал?

– Я бы не осмелился повторить сказанное им при уважаемом крупье…

– Он назвался?

– Да. Сказал, что его зовут Маскад. Ей-богу, синьор какой-то ненормальный.

– Все они такие, – буркнул Вайнграсс и поспешил к телефону.