Текст книги "Королева Бедлама"

Да, он шел один, однако собственное стремление к цели составило ему отличную компанию.

Предвечерние тени легли на Манхэттен, расписав лесистые холмы темно-зеленым и золотым.

Уставший, но по-прежнему не растерявший решимости, Мэтью одолел последнюю четверть мили по извилистой лесной дороге и наконец разглядел за деревьями невысокий каменный забор имения Деконти. Кованые ворота преграждали путь к дому, которого было не видно за густой листвой. Мэтью повел Сьюви с дороги в лес. Какое счастье, что она пробежала каких-то полмили и остановилась поесть яблок в саду! И что после столь грубого обращения – шлепка по крупу – все же милостиво согласилась принять наездника.

Что ж, пора кое с кем поквитаться.

Мэтью тихо сказал: «Тпру, девочка!» – и натянул поводья. Затем спешился и повел лошадь вглубь леса, где ее никто не заметит с дороги. Там он накрепко привязал ее к дереву, угостил яблочком из седельной сумки и двинулся дальше.

Ворота лучше обойти стороной, решил он. Все равно они наверняка заперты; надо поискать другой способ пробраться в имение. Мэтью пошел вдоль стены, памятуя, что дом стоит вдали от дороги и окружен садом с тюльпанами – детищем и гордостью миссис Деконти.

Спустя несколько минут он перелез через стену, помяв свой лучший сюртук, и спрыгнул в тщательно подстриженные кусты. Присев на корточки, Мэтью подумал, что если владения мистера Хадсона Грейтхауса охраняет какой-нибудь мастиф или волкодав, то измятым сюртуком не отделаешься… Впрочем, никакого звериного рыка или лая не последовало, никто не примчался отгрызать ему голову, поэтому Мэтью встал и – тихонько, крадучись – пошел по зеленому раю, где бабочки порхали средь цветочных морей и гравийная дорожка вела к каменному колодцу. Поразительно ухоженное имение, подумал Мэтью, а потом заметил на холме четырех пасущихся овец. Ах вот почему трава такая невысокая!

Поднявшись мимо овец еще выше, Мэтью увидел, что отходившая от основной дороги тропинка ведет к дому, стоявшему в окружении громадных дубов. Дальняя сторона дома, насколько он помнил, выходила на реку. Сам двухэтажный особняк – судя по стенам из темно-коричневого и бежевого камня и кровле из серого сланца – явно был построен зажиточным хозяином каменоломни. Крышу венчал коричневый купол с медным флюгером в виде петуха. Входная дверь представляла собой глыбу из толстой цельной доски чайного цвета, а дверной молоток был размером с кулак того верзилы-разбойника.

Мэтью вспомнил, что за домом есть амбар и каретный двор, а вдоль реки имеется еще один сад, где в минувшем году проходил торжественный прием. На ту сторону выходили также высокие стеклянные двери кабинета мистера Деконти, где он пространно рассказывал всем желающим о различных сортах древесины. Оный зал просвещения и стал теперь предметом интереса Мэтью. Обходя дом, он услышал отдаленный металлический лязг: кто-то открыл ворота.

Так, надо торопиться. Мэтью быстро миновал коновязь в тени заросшего зеленым мхом дуба и сделал себе мысленную заметку: если впредь ему предстоят подобные вылазки, надо обзавестись обувью покрепче. Каблуки и подошвы его нынешних ботинок стерлись почти до дыр.

Внизу, у подножия довольно высокого холма, мерцала речная гладь, за которой расстилался бескрайний лес. Мэтью обнаружил те самые двойные двери кабинета. Они были закрыты, да. Но не заперты на замок. Медные ручки легко поддались. Вход оказался задернут тяжелыми бордовыми портьерами, сквозь которые ничего было не разглядеть. Мэтью оставалось лишь надеяться, что в кабинете никого нет. Он раздвинул портьеры, вошел в пустую комнату и тихонько затворил за собой двери.

Внутри, вдоль обшитых темным деревом стен, стояли книжные шкафы, письменный стол с перьями и чернильницей, подле – стул и еще два стула в сторонке. На спинке одного из них висела в кожаных ножнах шпага с белой костяной рукоятью, металлической гардой и навершием без намека на резьбу или иные украшения. Оружие для дела, а не для пустых угроз, подумал Мэтью. На крючке в дальнем конце комнаты, рядом с закрытой дверью, висел мужской плащ.

Тут из-за двери раздались голоса, и Мэтью счел разумным спрятаться за шторы и стоять там настолько тихо, насколько позволят рассудок и нервы.

– …Даже досадно, право, – сказал приглушенный мужской голос. – Он так легко с ним расстался! – Тут дверь открыли, и голос зазвучал отчетливо: – Практически сам указал, куда его спрятал.

– Это как же? – спросила женщина, вошедшая в кабинет следом за мужчиной.

Мэтью не сумел сдержать легкой улыбки. Похоже, миссис Герральд и сама не поспеет в гостиницу к семи часам.

– Дотронулся до кармана сюртука, – ответил разбойник, чей голос теперь звучал совсем не по-разбойничьи. Скорее, так мог говорить английский аристократ. – Снаружи, вот так. – Он изобразил упомянутое движение. – А стоило мне взять конверт в руки, как он тут же выдал, что именно лежит внутри. Начисто лишился самообладания.

У Мэтью едва не вырвалось: «Это лучше, чем лишиться коленной чашечки», однако в последний миг сделал выбор в пользу более эффектного выхода. Он распахнул шторы, шагнул вперед, и… тут почти одномоментно случилось две вещи.

Миссис Герральд, снявшая к тому времени шляпку-амазонку, испуганно вскрикнула. А предполагаемый бандит – такой же высоченный, даром что без разбойничьего костюма, – с нечеловеческой скоростью метнулся к шпаге. Зашипели ножны, выплевывая стальной клинок, дугой мелькнуло по стенам отраженное от металла солнце, и почти сразу Мэтью почувствовал у себя на горле – в том самом месте, где ощущалось биение жизни, – острие тридцатидюймовой шпаги.

Он окаменел. Человек со шпагой тоже превратился в статую, равно как и миссис Герральд, однако острие клинка не дрогнуло ни на волосок.

– Сдаюсь! – выдавил Мэтью, медленно поднимая руки.

– Господи! – прогремел хозяин дома так, что задрожали стекла в дверях. – Вы с ума сошли? Я едва не проткнул вам шею!

– Сердечно благодарю вас за промедление. – Мэтью хотел сглотнуть слюну, но понял, что это не сулит ничего хорошего его кадыку. – У меня письмо для мистера Хадсона Грейтхауса.

– Письмо? Да вы…

– Мистер Грейтхаус, – тихо произнесла миссис Герральд. – Пожалуйста, уберите клинок от горла нашего посыльного.

Она была еще бледна, однако в глаза уже вернулся озорной огонек: что бы там ни рассказывал ей Грейтхаус, она раскусила трюк Мэтью.

Хозяин дома опустил шпагу, однако не спешил прятать ее в ножны. Мэтью принял это за комплимент. На суровом и морщинистом лице Грейтхауса с крючковатым носом застыло недоуменное и растерянное выражение, каковое порой искажает лица пассажиров, сходящих с борта корабля на твердую землю после полугодового путешествия по морю.

– Позволите вручить вам конверт? – спросил Мэтью.

– Да я уже его взял! – прорычал Грейтхаус.

– Да, сэр, но… нет, сэр. То была подделка. – Мэтью скинул сюртук, сунул руку за спину под жилет и вытащил из-за пояса бриджей требуемый конверт. – Прошу меня извинить, он слегка влажный от пота.

Грейтхаус повертел конверт в руках и увидел нетронутую сургучную печать с оттиснутой буквой «Г».

– Не может быть! Я своими руками взломал печать, когда выудил конверт у него из кармана!

– Верно, сэр, печать вы взломали. Оттенок красного у этого сургуча на пару тонов светлее, чем у того, которым пользуются в конторе мирового судьи Пауэрса, куда я заглянул, прежде чем отправиться в путь. Но я рассудил, что это не имеет большого значения. Полагаю, миссис Герральд, что вы покупаете конверты там же, где ратуша, – то есть в канцелярской лавке мистера Эллери на Куин-стрит. А даже если нет, конверты практически одного размера. – Он перевел взгляд с миссис Герральд на Хадсона Грейтхауса и обратно. – Разумеется, подделать оригинальную печать я не мог, – сказал Мэтью, смакуя их молчание. – Поэтому мне пришлось слегка отвлечь мистера Грейтхауса, когда он изучал конверт, – не позволить ему рассмотреть печать как следует. Впрочем, даже если бы он увидел, что там нет буквы «Г», и выразил бы свое недовольство, этим бы он сразу выдал ваш замысел – еще прежде, чем якобы разглядел подписи важных лиц на совершенно чистом листе.

– Неужели? – Глаза миссис Герральд вспыхнули: она явно получала большое удовольствие от происходящего.

– Да, мадам. Пусть он и сделал шесть шагов назад, дабы я не увидел чистого листа, я уже и без того знал, что он чист.

Когда «разбойник» увидел «подписи» и похвастался «друзьями-каллиграфами из Бостона», Мэтью стало так смешно, что ему пришлось прикрыть ладонью ехидную улыбку. Это ж каким каллиграфом надо быть, чтобы подделать несуществующую подпись!

– А как вы поняли, что я не настоящий разбойник? – спросил Грейтхаус. – Откуда вы знали, что я не пробью вам башку, обнаружив в конверте чистый лист?

Мэтью пожал плечами:

– Я этого не знал. Но вы уже отобрали у меня кошелек и часы – с чего бы вам яриться из-за каких-то документов?

Миссис Герральд кивнула:

– Стало быть, вы подготовились заранее – нашли конверт и запечатали его сургучом. Умно! Затем направили вора по ложному следу, дотронувшись до кармана. Тоже умно! А мистеру Грейтхаусу, конечно, следовало разгадать ваш приемчик, он ведь стар как мир. Скажете нам еще что-нибудь?

– Да, мадам. Я сразу понял, что вы скоро прибудете в имение. Мистер Грейтхаус бросил смятый конверт на дорогу – то был сигнал для вас на тот случай, если я забреду слишком далеко в поисках лошади и разминусь с вами.

– Верно. Все верно. Но у нас осталось одно важное дело, молодой человек. Мистер Грейтхаус, будьте так добры, откройте доставленный вам конверт.

Он взломал печать и открыл конверт. В уголках его рта заиграла улыбка.

– А! Смотрю, дополнения к договору подоспели.

Он поднял официальный документ, написанный широким размашистым почерком и заверенный полудюжиной жирных подписей.

– Да, они пришли за два часа до нашей встречи с мистером Корбеттом, – сказала миссис Герральд, по-прежнему обращаясь к Грейтхаусу. – Я, к сожалению, не успела сообщить вам, что нашему посыльному будет поручено доставить в целости и сохранности настоящий – и весьма ценный – документ.

Мэтью опустил взгляд на дубовые половицы, вдруг ощутив во рту кисловатый привкус пирога с треской из «Золотого компаса».

– Что ж, подпишу его прямо сейчас.

Миссис Герральд взяла пергамент, села за стол, макнула перо в чернильницу и поставила внизу страницы свою величавую подпись.

– Так дом ваш?.. – спросил Мэтью.

– Да. Осталось несколько вопросов о земельных владениях, но все они будут улажены, как только этот документ доберется до Лондона. – Она улыбнулась. – На почту я его отнесу сама.

– Ну, ты меня разделал, юнец! – взревел Грейтхаус и отвесил Мэтью такой могучий шлепок по спине, что тот едва не вылетел кувырком в сад. Он широко улыбался, – казалось, его квадратные белоснежные зубы были вытесаны на этой самой каменоломне. – Молодчина!

Через некоторое время Мэтью наконец отдышался и обрел дар речи:

– Простите, миссис Герральд, но… ваш план заключался в том, чтобы меня подстерегли на дороге и отобрали конверт. Позвольте узнать, с какой целью?

Пару мгновений она молчала, складывая пергамент, а затем подняла глаза, в которых Мэтью увидел одобрение совсем иного рода… Прямо-таки уважение.

– Ваше прошлое мне известно – Натаниел Пауэрс все мне рассказал. Я также знаю, что двигало вами в Фаунт-Ройале, и ваше стремление к успеху для меня не секрет. Однако я не знала, как вы справляетесь с неудачами. – Она встала напротив и посмотрела ему в глаза. – Как сотрудник бюро «Герральд», вы, разумеется, будете всеми силами стремиться к победе. Однако порой вам придется терпеть поражение – ничего не поделаешь, такова природа вещей и правда жизни. Что же вы станете делать, когда найдете лошадь, – поворотите назад или двинетесь вперед? Вот что мне важно было узнать. Добро пожаловать в бюро! – Миссис Герральд протянула ему руку.

Мэтью осознал, что стоит на важном распутье и должен как следует обдумать свои дальнейшие действия. Одно дело, если бы ему и дальше пришлось иметь дело с ряжеными разбойниками. Но ведь совершенно ясно, что давешнее происшествие на дороге – пустяк и служба ему предстоит крайне опасная. Впрочем, это шанс найти применение своему уму и чутью, продвинуться в том, ради чего судья Вудворд вызволил его из приюта, добиться успеха в этом беспутном и мятежном мире… Разве не стоит хотя бы попытаться?

Стоит, решил он, хотя на самом деле знал это уже тогда, когда выезжал на почтовый тракт.

Конечно стоит.

Он пожал руку миссис Герральд и тут же получил очередной хлопок по спине от Хадсона Грейтхауса. Еще одно такое поздравление, подумал Мэтью, и поздравлять станет некого.

– Вы остаетесь на ужин, – объявила миссис Герральд. – Мистер Грейтхаус приготовит свое знаменитое ирландское рагу с говядиной, тушенной в эле. Сдается, ваша лошадь привязана где-то неподалеку, так что предлагаю вам привести ее сюда, поставить в стойло и задать ей корм. Ключи от ворот висят на крючке рядом с входной дверью. – Она махнула рукой. – Ну, ступайте!

Грозовые тучи все росли и толстели по мере того, как сгущались сумерки, и наконец озорные летние ливни сменились настоящим затяжным дождем. В столовой дома миссис Герральд горели свечи, а дождь все хлестал в окна. Мэтью сидел за лакированным столом орехового дерева. До него понемногу доходило, что рагу Грейтхауса знаменито не столько говядиной, сколько элем, который наливали в котел целыми кувшинами. Мэтью не стал налегать на еду, миссис Герральд съела и того меньше, зато мистер Грейтхаус запил свой тушеный эль еще кружечкой эля и при этом ничуть не опьянел – разве что говорил теперь громче, вознамерившись, как видно, заполнить своим голосом весь дом.

Никто не сказал ему этого прямо, однако Мэтью, прислушиваясь к беседе миссис Герральд и Грейтхауса – о состоянии города, новом губернаторе, главном констебле и прочих подобных вещах, – пришел к выводу, что их связывают не только профессиональные отношения. Она – не просто его начальница. Не то чтобы тут имеет место личная связь, скорее… Какое бы слово выбрать? Духовные устремления? Общая цель? Безусловно, они друг друга уважают, это совершенно ясно по их ответам и используемым оборотам речи, но есть еще что-то сверх уважения. Мэтью подумалось, что Грейтхаус – правая рука миссис Герральд, а может, и второй человек во всем бюро. В любом случае она очень внимательно его слушала, он отвечал ей тем же, и профессиональная любезность тут была ни при чем, скорее – глубокое единение родственных душ.

Пока Грейтхаус хлебал эль и рассказывал о том, как они с миссис Герральд пытаются выбрать помещение для будущей конторы – подходящие места нашлись на Стоун-стрит и Нью-стрит, – Мэтью внимательно разглядывал его и гадал, чем он живет, какова его история. Закатанные до локтей рукава белой сорочки, густые седые волосы, заплетенные в косичку и перевязанные черной лентой… Грейтхаус вполне мог сойти за директора школы, излагающего законы геометрии. Однако слышалось в его голосе что-то военное; уверенность и безотлагательность, необходимые для командования войсками. Габариты его и поразительная ловкость также свидетельствовали об активном образе жизни, как и рваный шрам на левой брови и прекрасное владение шпагой. И еще одна примета говорила в пользу того, что Грейтхаус привык орудовать клинком: правое его предплечье было толще и мускулистее левого.

Он производил впечатление человека, который хочет казаться грубее и неотесаннее, чем есть, решил Мэтью. Порой Грейтхаус уже тянулся за салфеткой, но вовремя себя одергивал, а в пылу разговора, забывшись, все же отирал рот. Человек с прекрасным воспитанием и манерами зачем-то играл роль простака. Мэтью пришло в голову, что он вырос в богатой аристократической семье, но по какой-то причине чувствовал себя уютнее при свечах попроще. Он, кажется, был немного моложе миссис Герральд – Мэтью дал бы ему лет сорок пять или чуть более.

Уж что-что, а вести беседу он умел.

– Вы знали, – сказал он, – что мы находимся недалеко от того самого места, где остров получил свое название? Первые поселенцы привезли индейцам несколько бочек бренди, и те устроили ритуальный пир, превратившийся в попойку. Когда поселенцы спросили аборигенов, как называется сей остров, те с ходу придумали название: Манахактантенк. На их наречии это означало «остров, где все напились». – Грейтхаус поднял в воздух кружку. – За Манахактантенк! – возгласил он и залпом допил эль.

Ближе к концу ужина, когда на улице стояла полная темнота, а дождь по-прежнему барабанил в окна, миссис Герральд сказала:

– Мэтью, я хочу узнать ваше мнение по одному вопросу. Я на минутку отлучусь.

Она встала – оба джентльмена тоже, разумеется, поднялись – и ненадолго вышла из комнаты. А вернулась, к вящему удивлению Мэтью, с предметом до боли ему знакомым.

Она вновь села и положила перед собой номер – один из первых экземпляров, скверно напечатанный и смазанный, но все же читаемый, – газеты «Клоп».

– Меня очень заинтересовало это издание. Хотела спросить, не знаете ли вы имя печатника.

– Знаю. Его зовут Мармадьюк Григсби. К слову, я помогал ему с набором и печатью.

– Да вы, я смотрю, прямо мастер на все руки, – сказал Грейтхаус, принимаясь за очередную порцию знаменитого рагу.

– Нет, я просто решил помочь другу. А в чем дело?

– Мне надо знать, сколько экземпляров он может напечатать и когда выйдет следующий номер. Вы в курсе?

– Кажется, у этого номера тираж был триста экземпляров. – О да, многострадальные мышцы его плеча запомнили каждую из шестисот страниц, ведь для печати каждой стороны ему приходилось давить на рычаг изо всех сил и удерживать пресс в таком состоянии целых пятнадцать секунд. – Мистер Григсби собирался напечатать следующий номер в течение нескольких дней, если получится.

– Хотя мы еще находимся в поисках помещения, я думаю попросить вашего друга напечатать заметку о нас. Ничего эдакого. Просто упомянуть, что скоро состоится открытие бюро «Герральд» и что наша специализация – поиск… – она помедлила, – того, что пропало. И поиск ответов на щекотливые вопросы.

– Хотел бы я увидеть реакцию людей на такую заметку! – воскликнул Грейтхаус, громадной ручищей прижимая к уголкам губ салфетку. – Фермер Джонс желает узнать, почему его дочь Лови приходит к ужину с сеном в волосах.

– Надо же с чего-то начинать, – пожав плечами, ответила миссис Герральд. – Верно? – Этот вопрос был адресован Мэтью.

– Верно, – кивнул он, – но я в самом деле удивлен, что вы выбрали для открытия конторы это место и это время. Понимаю, через Нью-Йорк проходит немало ценных грузов и здесь останавливаются пассажиры с ценным багажом. Однако Нью-Йорк – далеко не Лондон. Могу вас заверить, что здешней судебной системе пока удается держать преступный мир в узде. – Он поймал себя на том, что вторит главному констеблю Лиллехорну. – Почему Нью-Йорк?

Миссис Герральд посмотрела ему прямо в глаза. Мэтью стало немного не по себе: в ровном свете десятка свечей она излучала почти сверхъестественные для женщины безмятежность и целеустремленность. Интересно, окружение королевы Анны ощущает на себе такие же волны хладнокровной решимости, какие исходят сейчас от Кэтрин Герральд? Мэтью даже пришлось немного отпрянуть, словно его ткнули кулаком в грудь.

– Ну, вы сами напросились. – Грейтхаус встал. – Хотите вина?

– Нет, спасибо.

– А я себе плесну, пожалуй. Вы разговаривайте, не ждите меня.

Он потопал в чулан, находившийся в дальней части дома.

Не сводя глаз с Мэтью, миссис Герральд произнесла:

– Мэтью, Нью-Йорк – наш город.

– Да, мадам, мы в нем живем.

– Нет, я не в том смысле. Это город, который нам нужен. Я слежу за всеми колониями. Городов здесь немало – в Массачусетсе, Пенсильвании, в Виргинии и Каролине. Я ознакомилась со множеством донесений, приходящих из Нового Света в Старый. Данные переписей. Портовые журналы. Документы о кредитах и платежах, над которыми так трясутся все королевские счетоводы. У меня есть друзья как в верхах, так и в низах, Мэтью, и все они говорят то, что ясно и так: Нью-Йорк – наш город.

– Простите, мадам, но я не вполне слежу за ходом вашей мысли.

– Будущее здесь, – терпеливо ответила миссис Герральд. – В Нью-Йорке. Прошу понять меня правильно, Бостон, несомненно, тоже станет великим городом, равно как и Филадельфия. Даже, вероятно, Нью-Рошелл и Оринджберг. Но я смотрю на Нью-Йорк и вижу город, которому не будет равных на всем побережье. Бостон растет не по дням, а по часам, это правда, однако климат там более суровый и всем до сих пор заправляют пуритане. Филадельфия вполне может стать международным портом, но тамошнее Свободное торговое общество уже двадцать лет как обанкротилось и никакой ясности до сих пор нет. Голландцы создали в Нью-Йорке организованную систему международной торговли, и мы, англичане, ее переняли. Мне кажется, голландцы были даже рады избавиться от колонии. Они по-прежнему могут вести здесь дела и зарабатывать деньги, а не тратить их на содержание колонии.

– Понимаю, – сказал Мэтью, хотя сам все еще ждал пояснений.

И миссис Герральд их предоставила:

– Нью-Йорк станет деловым центром всех английских колоний. Да, сейчас тут смотреть особо не на что, хотя город, несомненно, обладает своим… шармом. Но я убеждена, что через десять, двадцать или тридцать лет… рано или поздно – этот город сможет тягаться с самим Лондоном.

– Тягаться с Лондоном! – Мэтью едва не прыснул со смеху, но все же сумел удержаться. – Согласен, потенциал у нас есть, но Нью-Йорку еще очень далеко до Лондона. Половину улиц до сих пор не замостили!

– Я не утверждаю, что это произойдет в ближайшее время. Лондон был основан на заре времен, если верить балладам, что распевают на Голден-лейн. Однако час Нью-Йорка когда-нибудь настанет, помяните мое слово. Люди будут сколачивать и терять здесь целые состояния, даром что под ногами грязь.

Мэтью задумчиво кивнул.

– Мне отрадно слышать, что вы так верите в будущее города. Значит, потому вы и решили открыть здесь контору?

– Не только поэтому. Если мне путем нехитрых изысканий удалось прийти к такому выводу, значит найдутся и другие.

– Другие?

Миссис Герральд на мгновение замолчала. Она взяла вилку и медленно помешала варево в своей миске, как бы нащупывая метрштоком дно болота.

– Уверяю тебя, Мэтью, преступный мир не только Англии, но и всей Европы уже давно поглядывает в эту сторону и чует: здесь есть чем поживиться. Похитители, фальшивомонетчики, грабители, наемные убийцы – все любители легкой и противозаконной наживы рано или поздно потянутся сюда, я даже могу тебе назвать их поименно. Но меня беспокоят не сами эти мелкие злоумышленники, а главари процветающего подполья. Те, кто всем верховодит. Очень могущественные и очень опасные люди, которые в этот самый момент сидят за столом, точно как мы, только ножи они занесли над картой Нового Света и аппетит у них зверский.

Она перестала мешать рагу и вновь посмотрела Мэтью в глаза:

– Вот ты говоришь, что преступный мир пока удается держать в узде. Но то день сегодняшний. А сколько впереди дней завтрашних? Если мы не успеем подготовиться к будущему заранее, Мэтью, его у нас отнимут те, кто успел. – Она приподняла брови. – От тебя наверняка не ушел тот факт, что в Нью-Йорке присутствует определенный элемент… положим, зла? Этот «Масочник», как его назвал мистер Григсби. В Бостоне и Филадельфии тоже есть несколько нераскрытых убийств, и вряд ли они когда-нибудь будут раскрыты. О да, Мэтью, зло уже проникло в Новый Свет. И оно будет процветать, если его не сдержит мощная и хорошо организованная система охраны порядка. А такой системы здесь пока нет.

Грейтхаус вернулся за стол с полным до краев бокалом вина:

– Неужто я пропустил всю проповедь?

– Успел как раз на «аминь», – ответила миссис Герральд. – Надеюсь, я не слишком напугала нашего юного сотрудника.

– Да, бывали и такие, кто после твоих речей давал деру. – Грейтхаус уселся за стол. – Ну, что скажешь, Мэтью? Ты в игре?

Пришло время задать бестактный вопрос, обойтись без которого было никак нельзя.

– Сколько мне будут платить?

– А! – усмехнулся Грейтхаус и поднял свой бокал. – Вот это я понимаю! Правильный настрой.

– Мы это еще обсудим, – ответила миссис Герральд. – В любом случае столько вы еще нигде и никогда не получали. Заработок ваш будет расти по мере того, как вы будете получать новый опыт и обучаться.

– Обучаться? Чему?

– А вот и подвох, – вставил Грейтхаус.

– Сейчас вы младший сотрудник бюро, но когда-нибудь, со временем, станете полноправным, – последовал ответ. – Не волнуйтесь, никаких непосильных задач перед вами ставить не будут, обещаю.

Мэтью слегка насторожился – что еще за обучение? – но решил, что речь, вероятно, об освоении новых языков и развитии логики и дедукции путем чтения соответствующей литературы. Грейтхаус, впрочем, увидел его замешательство и сказал:

– Знаешь, как говорят лондонские портовые грузчики? «Из-за мелких грузов не гоношись. А грузы все мелкие, какой ни возьми».

– Полагаю, грузы бывают разные, одни поменьше, другие побольше, но в общем и целом мне близка эта философия, – с легкой улыбкой сказала миссис Герральд. – Вы нам нужны, Мэтью. И оплата труда, и сам труд будут достойные, не сомневайтесь. Вероятно, вам также придется много путешествовать и не понаслышке узнать о превратностях жизни и изворотливости криминального ума. Я вас напугала?

– Нет, мадам, – решительно и быстро ответил Мэтью. – Ни в коей мере.

– Это я и хотела услышать. – Она выглянула в окно и увидела сверкнувшую над городом молнию. – Не следует вам в столь поздний час и в такую погоду пускаться в путь. Если согласитесь остаться, вам приготовят спальню на первом этаже. Встанете на рассвете и поедете.

Мэтью рассудил, что так будет разумнее всего, и поблагодарил миссис Герральд за гостеприимство. Вечер на этом не закончился: Грейтхаус принес шахматы, расставил их на доске и предложил Мэтью поиграть, потягивая при этом уже второй бокал вина. Впрочем, несмотря на количество выпитого спиртного, он оказался отнюдь не беззащитной жертвой и успел доставить Мэтью немало неприятностей своими конями, прежде чем тот разгромил его армию ферзем и слоном.

После второй партии – в которой Мэтью с самого начала принялся хладнокровно рубить его фигуры направо и налево, пока не загнал несчастного короля в угол, точно крысу, – Грейтхаус зевнул и потянулся, хрустя косточками. Затем он пожелал всем спокойной ночи и отправился спать к себе – в каретный двор.

Миссис Герральд ушла отдыхать еще в начале второй партии, поэтому Мэтью спустился в небольшую, но удобную спаленку на первом этаже, разоблачился и накинул приготовленную для него ночную сорочку. Затем умылся над тазом, почистил зубы щеткой и мятным зубным порошком, задул свечу и лег в постель. Над Манхэттеном по-прежнему гремел гром и полыхали молнии.

Ему предстояло многое обдумать. Спокойно и обстоятельно. Минуты три Мэтью размышлял о застольной «проповеди» миссис Герральд, однако вскоре усталость его сморила, и мысли исчезли так же быстро и окончательно, как пламя погасшей свечи.

Посему очнулся он с некоторой растерянностью и разбитостью. Кто-то тянул его за рукав и светил ему фонарем в лицо. Дождь все еще барабанил в окна. Мэтью сел, щурясь на яркий свет, – казалось, будто в глаза светило полуденное солнце.

– Вставай и одевайся, – скомандовал стоявший у кровати Хадсон Грейтхаус деловитым и по-воскресному трезвым голосом. – Обучение начинается прямо сейчас.