Текст книги "Персонаж. Искусство создания образа на экране, в книге и на сцене"

4. Ведут к главному герою

Чтобы создать напряженное ожидание, автор может окутать главного героя тайной – никакой предыстории, никаких друзей, никаких признаний. В результате читатель/зритель сгорает от любопытства – он заинтригован невысказанными мыслями и желаниями персонажа и пытается разгадать его подлинные чувства и планы. С ответами на эти вопросы о внутреннем мире персонажа автор не спешит. И тогда читателю/зрителю ничего не остается, как обратиться в поисках разгадок к другим персонажам (в первую очередь к «подложкам»).

Компаньон может понимать главного героя лишь частично или, если на то пошло, понимать совершенно превратно, но в любом случае при каждом его взаимодействии с героем читатель/зритель так или иначе уточняет складывающийся у него образ центрального персонажа – «это, судя по всему, верно, это неверно, а это еще предстоит выяснить».

Мудрый компаньон дает нам возможность проникнуть в душу героя. Если, например, центральный персонаж являет собой чрезмерно загадочную натуру, или переживает такое, что не снилось даже тем, кто, казалось бы, все в этой жизни повидал, или если он святой, гений, безумец вроде капитана Ахава – вот тогда зрителю/читателю может пригодиться Измаил, который проведет их сквозь бурлящую пучину одержимости или, если брать кого-нибудь более современного, доктор Мелфи, которая разберется в том хаосе, который бушует в душе Тони Сопрано.

5. Истолковывают откровение главного героя

Даже самое грандиозное прозрение главный герой может переживать тихо, незаметно, тайно. Вызванные им перемены могут не найти выхода и не проявиться внешне, и лишь компаньон, который знает его насквозь, может уловить необычное в его поступках и истолковать проблески озарения. В этом случае персонаж-подложка становится Джесси Пинкманом при Уолтере Уайте.

6. Истолковывают проявления сложной натуры героя

Если не брать откровения, многогранным персонажам зачастую требуется даже не один компаньон, чтобы подвести читателя/зрителя к полному пониманию того, что творится в душе у главного героя.

Возьмем сериал «Наследники» (Succession). Не только четко мыслящий Кендалл Рой, но и трое его родственников-интриганов – Коннор, Шивон и Роман, а также Каролина, Фрэнк и остальные сотрудники, правдами и неправдами удерживающиеся в компании, – помогают нам что-то выхватить взглядом в потемках души безжалостного Логана Роя.

7. Служат привязкой главного героя к действительности

Сложный главный герой часто кажется нам экстраординарным – он настолько необычен, что его образ принимает несколько архетипичную окраску, он воплощает в себе воина, целителя, трикстера, творца, чародея и так далее. Чем сильнее перекос в символизм в свойствах характера героя, тем больше он рискует утратить убедительность в глазах читателя/зрителя. Улететь в символизм почти сразу же рискуют главные герои шекспировских трагедий, романов Хемингуэя и вселенной DC.

Ремнем безопасности для них служит приземленный компаньон – Горацио для Гамлета, Ансельмо для Роберта Джордана, Лоис Лейн для Кларка Кента. Поскольку компаньоны – типичные представители своего общества, они, с одной стороны, работают привязкой к действительности, а с другой – подчеркивают неповторимость героя. Собственно, весь ансамбль персонажей истории может выступать огромной «подложкой», которая придает главному герою вес и убедительность. (Подробнее об этом в главе 17.)

POV-персонаж

POV – точка зрения (point of view). Обычно мы смотрим на происходящее глазами главного героя. Но не всегда. У Артура Конан Дойля в рассказах о Шерлоке Холмсе POV-персонажем выступает доктор Ватсон, повествующий от первого лица, при этом главным героем и фокальным персонажем выступает Холмс. Точно так же связаны между собой Ник Каррауэй и Джей Гэтсби в «Великом Гэтсби» Фитцджеральда.

Крупные роли второго плана

С точки зрения главного героя, крупные персонажи второго плана либо помогают ему, либо мешают. Какие-то склоняют ход событий в положительную сторону, какие-то в отрицательную. Они либо способствуют его делам, либо препятствуют – либо продвигая его к объекту вожделения, либо отдаляя от него. Главенствуют среди таких ролей антагонистические персонажи, которые непосредственно противостоят главному герою в его борьбе за возвращение равновесия в мир.

В экшен-жанрах – от приключенческой литературы до детективов и ужасов – мы называем таких персонажей злодеями. Их диапазон варьируется от абсолютных чудовищ до сложных антигероев. В шести движимых персонажами жанрах (см. главу 14) главный герой нередко обнаруживает злейшего врага в своем собственном лице.

Крупные вспомогательные роли

Крупный вспомогательный персонаж как будто бы живет своей жизнью, за пределами поля зрения читателя/зрителя. Он не переворачивает ход событий, и они его тоже не меняют. Это сложившаяся личность, обладающая некоторой свободой, поэтому независимо от исхода истории, он сам себе цель и задача, и другим быть не может. Любая его функция исполняется по мере того, как он проходит сквозь историю.

Примеры. Мисс Флайт из «Холодного дома» Чарльза Диккенса – милая, но выжившая из ума старушка, помешанная на судебных тяжбах. Одна из таких долгих тяжб погубила ее семью, и с тех пор мисс Флайт целыми днями сидит в зале суда и слушает чужие дела – иногда трагические, иногда комические. Окружающим ее реплики часто кажутся бредом, однако впоследствии в них открывается символический смысл. Дома у нее живет в клетках целая стая птиц, которых она планирует выпустить на волю в Судный день.

Персонаж может выполнять любую из вышеперечисленных основных функций или все в совокупности. Однако если он вызовет чрезмерный интерес или выйдет за рамки своего предназначения в ансамбле, то, устроив такой бунт на корабле, он грозит потопить в результате весь сюжет.

В частности, в фильме «Боец» (The Fighter) главный герой Микки Уорд (Марк Уолберг) выглядит довольно бледно на фоне Дики Эклунда (Кристиан Бейл), которому в результате достается едва ли не вся слава.

Персонажи второго круга

Сводя персонаж к какой-то одной грани (жизнерадостный/меланхоличный) или даже к одной черте (всегда жизнерадостный) и заодно сокращая ему «выходы на сцену», вполне можно спрессовать объемное человеческое создание в роль из среднего круга. Однако в любом человеке могут возникать конфликты любого уровня. Поэтому ни одного персонажа, даже самого проходного и эпизодического, нельзя представлять себе в одной-единственной плоскости. Какой уровень вывести на первый план, должно зависеть от вашей задачи. Допустим, особенности экспозиции требуют сделать повара кофейни сплетником, но если заодно уделить немного внимания его внутреннему, частному и личному «я», его болтовня приобретет более интересные обертоны.

Роли второго плана

Во втором круге персонажи второго плана тоже подливают масла в огонь или вставляют палки в колеса, но чтобы интересовать нас не только в сценах, где они непосредственно участвуют, им не хватает личного магнетизма. Зрителю безразлично, что делают Клавдий и Лаэрт, когда нет Гамлета; как проводит свои дни Майло Миндербиндер без Джона Йоссариана в «Уловке-22» (Catch-22) или что чувствует Ида Сешнс в «Китайском квартале», когда не разговаривает по телефону с Гиттесом.

Вспомогательные роли второго круга

Главное преимущество вспомогательной роли второго круга – предсказуемость поведения. Архетипы (прародительница), типажи (недотепа), шаблонные персонажи (фитнес-тренер) не дают сеттингу оторваться от реальности. Единственная внешняя характеристика таких персонажей может варьироваться от сцены к сцене: по телефону и в ресторане скандалист будет скандалить по-разному, но от скандала не удержится. Если удержится, значит, либо это другой персонаж, либо у него появилась новая грань.

Персонажи третьего круга

Более мелкие персонажи вращаются дальше от главного героя, как правило, появляясь лишь раз за все повествование и почти всегда играя вспомогательную роль. В редких случаях даже самая мелкая роль может оказаться в центре внимания (перекошенное от страха лицо в фильме ужасов), но обычно они остаются плоскими и безымянными (водитель автобуса). Мелкие персонажи могут добавлять что-то к повествованию – примерно как ведущий новостей, бубнящий на телеэкране в дальнем углу комнаты, но в основном это не более чем необходимая по сюжету декорация – как тела погибших на поле боя.

В этот далекий круг входит и массовка – социальная составляющая сеттинга. Как толпа, заполняющая трибуны стадиона, она представляет собой плотное скопление людей – гущу общества, сквозь которую предстоит пробираться главным героям.

Рассказчики

Рассказчик дает читателю и зрителю представление о физическом и социальном сеттинге истории, событиях из прошлого персонажей, а также о свойствах и чертах их наблюдаемого поведения. Рассказчики бывают разными – это зависит, от какого лица ведется повествование, в каком формате и насколько этот рассказчик надежен.

Начнем с трех возможных ракурсов повествования:

1. Рассказчик от первого лица – персонаж, который вещает со страниц книги, со сцены или за кадром непосредственно для подслушивающего и подсматривающего читателя/зрителя.

2. Рассказчик от второго лица обращается к зрителю/читателю так, словно тот лично участвует в событиях. Вместо «я/мы» или «он/она/они» в ходу у автора местоимение «ты/вы» – как в «Идиот, посмотри, что ты наделал!» «Ты» превращает читателя в главного героя, который полон дум и внутреннего напряжения.

3. Рассказчик от третьего лица не персонаж, а, скорее, голос знания и осведомленности, который автор приспосабливает к тому, чтобы рисовать картину происходящего. Этот разум находится за рамками событий, поэтому ни его благополучие, ни его будущее читателя/зрителя не интересует.

Эти три типа рассказчиков могут обитать и в литературе, и на сцене, и в кино. Они могут владеть, а могут и не владеть относящейся к делу информацией, и ту, которой владеют, могут излагать правдиво, а могут и лгать. Поэтому в глазах зрителя/читателя они могут быть, а могут и не быть стопроцентно надежными. Однако в любом случае такая надежность должна соответствовать авторскому замыслу.

Надежный рассказчик

На сцене. Рассказчики от первого лица – такие, как Том Уингфилд в «Стеклянном зверинце» Теннесси Уильямса, – сообщают нам факты, хотя нередко их воспоминания заволакивает эмоциональный туман. Рассказ от второго лица будто вытаскивает зрителя на сцену и приглашает к участию и импровизации. Повествующие от третьего лица – например, Помощник режиссера в пьесе Торнтона Уайлдера «Наш городок» или Рассказчик в «Войне и мире», поставленной на сцене Эрвином Пискатором, – обычно мудры и надежны.

В литературе. В книгах, написанных от первого лица, рассказчиком обычно выступает тихий эмпатичный персонаж, наблюдающий со стороны за неугомонными двуличными авантюристами, – как в романах «Великий Гэтсби», «Возвращение в Брайтсхед», «Вся королевская рать» и тому подобных. Вещать во втором лице на протяжении всей длинной книги крайне трудно (известное исключение – «Яркие огни, большой город» Джея Макинерни), поэтому такое встречается редко. Зато надежных и всезнающих рассказчиков от третьего лица мы видим в романах со времен их появления как жанра – один из характерных образцов, созданных уже в XXI веке, – «Поправки» Джонатана Франзена.

На экране. Рассказчики от первого лица в таких фильмах, как «Энни Холл» (Annie Hall) и «Мементо» (Memento) преподносят нам истину так, как они ее понимают. В эксперименте со вторым лицом в фильме «Леди в озере» (Lady in the Lake), глазами которого смотрит в результате и зритель, становится камера, и эта субъективная точка зрения сохраняется до самых финальных титров. Надежный закадровый рассказчик от третьего лица в фильме «И твою маму тоже» (Y Tu Mama Tambien) знает все и обо всех.

Ненадежный рассказчик

Когда один персонаж врет другому, и мы явно видим обман, мы обогащаем свой жизненный опыт. Но какой цели служит ненадежная картина событий, возникающая, когда нас намеренно обманывает рассказчик, как Роджер «Болтун» Кинт (Кевин Спейси) в «Подозрительных лицах» (The Usual Suspects)? Зачем автору морочить нам голову по поводу вымышленных фактов? Причин две: чтобы усилить правдоподобие и подогреть любопытство.

Усилить правдоподобие

Одномерные роли, олицетворяющие чистые идеи – такие как Мудрость, Невинность, Добро, Зло и тому подобные, – хороши только в фэнтези и аллегориях. Безупречные персонажи выглядят искусственными – настоящим людям, в отличие от них, свойственно набивать шишки и ошибаться. Они заблуждаются насчет окружающего их мира и отрицают скрытую внутри них истину по крайней мере по двум причинам: во-первых, в силу свойственной всем нам склонности искажать и неправильно понимать факты, оправдывать неудачи или пытаться искать им рациональное объяснение, а также получать преимущество за счет уловок и лжи. Во-вторых, хотя обычно отрыв памяти от реальности характерен для людей, потерявших рассудок, мы понимаем, что полностью доверять своей памяти не может даже самый здравый ум. А значит, в реалистическом произведении несовершенный рассказчик отражает существующую действительность и в результате кажется нам более убедительным.

Но помимо этого у ненадежности рассказчиков от первого лица есть и другая, более важная причина, которая заключается в том, что рано или поздно им приходится заговорить о себе, и сделать это правдиво оказывается очень трудно. Как уже упоминалось, любая реплика в диалоге, начинающаяся с «я», – это всегда в той или иной степени ложь. Для нашего сознания неприкрытая правда – это что-то из области невозможного, и броня самозащиты смягчает удар. Поэтому все заявления о себе – своекорыстная легенда, которая тем не менее, как ни парадоксально, углубляет веру читателя/зрителя в персонажа.

Подогреть любопытство

Когда врет рассказчик от первого лица, врет и персонаж. Например, в романе Иэна Бэнкса «Осиная фабрика» рассказчик то и дело сообщает нам, что в детстве на него напала собака, в результате чего он был кастрирован. Однако в развязке Фрэнк узнает, что нападение было выдумкой – враньем, которым наряду с мужскими гормонами его пичкал отец с тех пор, когда Фрэнк был совсем маленьким, чтобы это помнить. И вот теперь, достигнув половой зрелости, он признается, что вообще-то он девочка и всегда ею был. Читательское любопытство вспыхивает как костер – читатель уже не просто удивлен, он потрясен.

Когда врет рассказчик от третьего лица, врет автор. Ненадежность у повествующего в третьем лице кажется заведомо провальной тактикой. Автор выбирает взгляд от третьего лица, чтобы читатель проникся доверием к вымышленным фактам, и когда рассказывающий в третьем лице искажает картину, читатель либо возмущенно захлопывает книгу, либо проявляет еще больший интерес. Некоторые авторы с первых же строк сообщают нам, что доверять им можно не больше, чем персонажам. Курт Воннегут, например, в «Бойне номер пять» с удовольствием подчеркивает свою ненадежность, вынуждая нас гадать, где истина, где ложь, и применимы ли эти понятия к данному повествованию в принципе. У читателя/зрителя, который примет этот авторский подход, любопытство по поводу надежности автора умножает напряжение.

Ошибочные толкования и предубеждения довольно легко выразить и вербально, и визуально. Достаточно лишь немного исказить точку зрения, и любой из этих режимов репрезентации окажется ненадежным. Поэтому два самых субъективных вида искусства в области повествований – это кино и литература.

На экране

Ненадежный рассказчик от первого лица. Главный герой может стать ненадежным из-за аберраций памяти («Как я встретил вашу маму»/How I Met Your Mother), нехватки знаний («Форрест Гамп»/Forrest Gump) или прямого обмана («Подозрительные лица»). В многосезонном сериале «Любовники» (The Affair) главные герои видят одни и те же события по-разному – каждый со своей очень личной точки зрения. В фильме «Расёмон» (Rashomon) четыре персонажа представляют четыре кардинально отличающиеся версии рокового происшествия. В «Человеке, который лжет» (The Man Who Lies) один и тот же персонаж пересказывает историю того, что с ним происходило на войне, в семи разных вариантах, в зависимости от того, с кем разговаривает и чего добивается от собеседника.

Ненадежное повествование от второго лица. На экране такую попытку еще не предпринимали, однако, возможно, мы дождемся ее в виртуальной реальности.

Ненадежный рассказчик от третьего лица. У сценариста/режиссера/монтажера имеется масса способов исказить предысторию – ложный флешбэк («Кабинет доктора Калигари»/The Cabinet of Dr. Caligari), обманчивая реальность («Игры разума»/A Beautiful Mind) или поддельная история («Бесславные ублюдки»).

В литературе

Ненадежный рассказчик от первого лица. В книгах ненадежность часто служит признаком помутнения рассудка повествователя, как, например, у безымянного рассказчика в «Сердце-обличителе» Эдгара По или у Вождя Бромдена в «Пролетая над гнездом кукушки» Кена Кизи. То же самое относится к главным героям, грешащим незнанием или незрелостью, как Холден Колфилд из книги «Над пропастью во ржи». Когда рассказчик намеренно обманывает читателя, ненадежность становится тактическим приемом, как в «Убийстве Роджера Экройда» Агаты Кристи. В триллере «Ты» Кэролайн Кепнес рассказчик от первого лица Джо вспоминает свой роман с Гиневрой, которую он любил без памяти… пока не прикончил. У Йена Пирса в «Персте указующем» четыре персонажа, один из которых помешанный, излагают одну и ту же историю каждый со своей, предвзятой, точки зрения, отдаляя момент, когда у читателя сложится четкое представление о том, что же все-таки случилось.

Ненадежное повествование от второго лица. В «Отходной молитве» Стюарта О’Нэна «читатель в роли главного героя» медленно сходит с ума.

Ненадежный рассказчик от третьего лица. В романе Тони Моррисон «Домой» повествование ведется попеременно главным героем (в первом лице) и автором – от предположительно всеведущего третьего лица. Однако эти чередующиеся голоса часто противоречат друг другу. Поскольку память главного героя отравлена войной и насилием на расовой почве, факты от него ускользают, но затем то же самое начинает происходить и с рассказчицей, когда она осознает, что никто не может ничего знать наверняка.

На сцене

Театр – самое объективное повествовательное искусство. Вот уже двадцать пять столетий зритель воспринимает сцену как подмостки, на которые выходят персонажи, не подозревающие о том, что за ними наблюдают из зала, и потому он видит их такими, какие они есть. При такой незыблемой надежности повествования от третьего лица от драматурга и режиссера требуется изрядная доля воображения, чтобы побудить зрителя увидеть происходящее через восприятие ненадежного рассказчика от первого, второго или третьего лица.

Ненадежный рассказчик от первого лица. В «Танцах во время Луназы» нестыковки между детскими воспоминаниями вещающего со сцены рассказчика и жизнью пяти его старших сестер помогают нам осознать, что версий прошлого существует ровно столько, сколько воспоминаний о нем.

Ненадежное повествование от второго лица. В пьесе «Отец» Флориана Зеллера сама сцена являет собой разум человека, страдающего слабоумием. Зритель, оказываясь таким образом в голове главного героя, ощущает его отчаянное стремление удержать действительность под контролем. Персонаж, которого нам сначала представляют как дочь героя, чуть позже появляется в исполнении другого актера и для нас внезапно оказывается таким же незнакомцем, как и для отца. Два события, произошедшие вроде бы подряд, на самом деле, как мы постепенно осознаём, отстоят друг от друга на десять лет. Чем сильнее запутывается в своем сознании герой, тем сильнее запутывается и зритель, пока наконец не увязает в хаосе, на своем собственном опыте узнавая, каково это, когда разум рассыпается на части.

Ненадежный рассказчик от третьего лица. В романе Марка Хэддона «Загадочное ночное убийство собаки» аутичный подросток Кристофер рассказывает от первого лица на редкость фантасмагорическую историю. Чтобы передать особенности восприятия главного героя на сцене, в лондонской постановке использовали дым, зеркала и резкие, бьющие по ушам шумы, давая зрителю возможность прочувствовать пугающую ненадежность аутичного мира.