Текст книги "Страж"

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Через несколько минут наш самолет начнет снижение, – послышался голос пилота из динамиков в салоне самолета. – Бортпроводники, пожалуйста, приготовьтесь к посадке.

Эзра Метцгер открыл серебряную таблеточницу, взял из нее еще одну капсулу успокоительного средства, проглотил и запил остатками минеральной воды «Эвиан». «До сих пор все шло гладко, – успокаивал он себя. – Теперь нужно только сохранить спокойствие час-другой, не дольше».

– Пожалуйста, застегните ремень безопасности, – сказала стюардесса, протянув руку за пустым пластиковым стаканчиком.

Эзра отдал ей стаканчик, а в следующую секунду услышал, как она говорит точно такие же слова молодой женщине, которая на протяжении всего полета шмыгала носом у него за спиной. Похоже, к этой девице все относились с какой-то особенной предупредительностью и участием. «Интересно, почему? – думал Эзра. – Может быть, это телезвезда, пережившая какой-то публичный крах?» Эзра в поп-культуре совершенно не разбирался. Не потому, что был для этого уже стар – ему было едва за тридцать. На протяжении последних трех лет он, можно сказать, дневал и ночевал в Иерусалимском институте, но даже когда жил в Нью-Йорке, предпочитал посещать лекции в Купер-Хьюит,[5]5
  Музей прикладного искусства в Нью-Йорке.


[Закрыть] а не смотреть телевизор или ходить в кино.

Самолет снижался. Эзра закрыл глаза и попытался расслабиться. Он понимал, что в зоне таможенного контроля должен вести себя легко и непринужденно, его не должны смутить никакие задержки, вопросы или просьбы. Он мысленно напоминал себе о том, что должен смотреть таможенному инспектору прямо в глаза, не отворачиваться, не чесать нос, не потирать подбородок, словом, не делать ничего такого, что могло бы выдать его нервозность и волнение. А если ему и в самом деле так жутко не повезет и его чемоданы станут досматривать или ему станут задавать слишком много вопросов, он должен будет реагировать на это равнодушно и беззаботно. «Весь секрет в том, – повторял он про себя в сотый раз, – чтобы притвориться, будто мне совершенно нечего скрывать, что я – самый обычный американский гражданин, радующийся возвращению домой после длительного пребывания за границей». Хотя трудно было представить что-либо более далекое от истины.

Как только самолет приземлился и подъехал к терминалу, девушке, сидевшей позади Эзры, снова было оказано особое внимание. Она оказалась очень недурна собой. Шатенка, едва за двадцать. Пока Эзра вместе со всеми остальными пассажирами первого класса ждали, девушку первой выпустили из самолета и проводили вниз по трапу. Эзре ее лицо знакомым не показалось, и он спросил о ней хорошо одетую женщину, стоявшую в проходе между креслами рядом с ним.

– Я ее имени не знаю, – ответила женщина, – но что-то такое читала в «Геральд трибьюн». Она из хорошей семьи, проводила с мужем медовый месяц в Италии. Ее муж погиб. Катастрофа. То ли на яхте, то ли на катере разбился. Где-то около Неаполя.

Эзра задумался, но вдруг заметил, что женщина смотрит на него: похоже, она ждала какой-то реакции.

– Это очень печально, – дежурно выговорил Эзра и мысленно приказал себе: «Сосредоточься, Эзра, сосредоточься».

– Да, еще бы, – отозвалась женщина и отодвинулась в сторону ровно настолько, насколько позволял узкий проход.

Люди, стоящие впереди, начали медленно продвигаться к выходу из самолета. Эзра вынул из ящика над креслом картонный тубус и взял его под мышку.

«Веди себя непринужденно».

– Благодарим вас за полет на самолете компании «Алиталия», – проговорила с сильным акцентом стюардесса.

Эзра вышел из самолета и пошел по переходной трубе. Постепенно он смешался с толпой пассажиров из второго салона и направился, согласно указателям, в зону иммиграционного и паспортного контроля.

– Иностранец? – спросила женщина в синей форме и, прикоснувшись к рукаву Эзры, указала ему на выстроившуюся очередь справа.

Эзра резко отдернул руку. Женщина удивилась.

– Вы – иностранец, прибыли с визитом в эту страну? – спросила женщина медленно, членораздельно.

– Нет, простите, – ответил Эзра. – Я американец.

– О, в таком случае вам налево.

Эзра почтительно кивнул и пошел в сторону очередей, выстроившихся слева, но ему казалось, что служащая аэропорта сверлит глазами его спину. Нужно было взять себя в руки. Он понимал, почему служащая ошиблась: он был смуглым, с резкими чертами лица, одежда на нем была иностранного производства, даже стрижка, пожалуй, выглядела не совсем по-американски. Когда Эзра путешествовал по миру, его часто принимали то за испанца, то за грека, то за представителя любой другой национальности. Он провел рукой по подбородку и почувствовал, что за время долгого полета выросла щетина. Надо было побриться в туалете самолета…

Инспектор службы паспортного контроля оказался пожилым мужчиной в очках с тонкой металлической оправой. Он молча изучал паспорт Эзры. Несколько секунд он лениво переворачивал страницы вперед и назад.

– Когда вы в последний раз были в Соединенных Штатах, мистер Метцгер?

– Около трех лет назад.

– Вы работали за границей?

– Да, в Израиле.

– Какого рода деятельностью вы занимались?

– Я был научным сотрудником в Институте Фельдштейна.

Отчасти так оно и было, а Эзра решил по возможности как можно меньше уклоняться от правды.

Инспектор, сдвинув на нос бифокальные очки, пытливо смотрел в лицо Эзры. Похоже, он ждал более подробных сведений.

– Это научно-исследовательский институт. Там применяют современную аппаратуру для датирования и анализа археологических находок.

– В той части мира, наверное, полным-полно таких находок, – кивнул инспектор.

– Да-да, конечно, – с готовностью согласился Эзра.

– Вот почему вы там так много путешествовали из страны в страну. – Инспектор опустил глаза и снова перелистал странички паспорта. – Египет, Саудовская Аравия, Кувейт, Ливан…

– Да, именно поэтому. Порой мне приходилось работать в поле. В смысле на раскопках.

Инспектор замолчал. Эзра немного встревожился. Может быть, он уже успел сказать что-то лишнее? Он старался воздерживаться от разговоров о самом главном, но при этом был готов сколько угодно разглагольствовать на любые другие темы. Картонный тубус стоял на полу. Эзра осторожно прислонил его к ноге.

Инспектор взял печать и поставил штамп на последней страничке изрядно потрепанного паспорта Эзры. Эзра облегченно вздохнул.

– С возвращением, – сказал инспектор. – Добро пожаловать. – Он протянул Эзре паспорт. – Выдача багажа и таможня – прямо вперед.

Эзра отошел от стойки инспектора, думая: «Одну преграду я преодолел, осталась еще одна». Вдруг он услышал голос инспектора:

– Мистер Метцгер?

Эзра остановился и обернулся. Сердце у него ушло в пятки.

– Если в дальнейшем планируете так же много путешествовать, может, вам стоит оформить новый паспорт. Дубликат. Ваш паспорт не в лучшем виде.

– Непременно. Так и сделаю, – улыбнулся Эзра.

Развернувшись, он продолжил путь к зоне выдачи багажа.

Его чемоданы одними из первых появились на ленте конвейера – преимущества пассажира первого класса. Эзра покатил чемоданы к зоне таможенного досмотра. По пути он быстро обвел взглядом стоявших около стоек таможенников. Какой из них выглядел наименее настороженно? К какому выстроилась самая большая очередь из людей, которым не терпится поскорее оказаться по ту сторону?

Эзра выбрал полную инспекторшу. Ему показалось, что ей гораздо интереснее перешучиваться с коллегами, чем заглядывать в чемоданы и сумки, плывущие по ленте перед ней. Когда подошла его очередь, Эзра улыбнулся таможеннице и непринужденно протянул ей бланк декларации, который заполнил еще на борту самолета.

– Ну и долго же я летел, – сказал он, потянулся и огляделся по сторонам.

Таможенница улыбнулась в ответ и взглянула на декларацию.

– Вы прибыли рейсом «Алиталия» из Рима?

– Да.

– Пересадка?

– Прошу прощения?

– Вы в Рим прибыли откуда-то еще?

– Да. Я вылетел из Тель-Авива.

– Рейсом какой авиакомпании?

– «Эль Ал».

Зачем она задавала все эти вопросы? Эзра этого вовсе не ожидал. И почему она вдруг решила так серьезно сосредоточиться на своей работе? Вторая инспекторша, с которой она обменивалась шутками, тоже неожиданно посерьезнела и взялась за дело.

– Вы кому-нибудь поручали заботу о вашем багаже?

– Никому, кроме авиаперевозчиков.

– Никто не упаковывал чемоданы вместо вас?

– Нет, я сам укладывал все вещи.

– Пожалуйста, положите чемодан на столик и откройте. – Таможенница, похоже, ждала, на какой из чемоданов упадет взгляд Эзры. – Вот этот.

Эзра положил чемодан на столик и расстегнул молнию. Боже, он совершил неправильный выбор. Его все-таки будут досматривать. «Спокойствие, спокойствие, – твердил он себе. – Даже если они это найдут, они не поймут, что это такое».

Таможенница откинула крышку чемодана и принялась просматривать содержимое. Черные хлопчатобумажные водолазки, брюки с накладными карманами цвета хаки (точно так же он был одет сейчас), носки, нижнее белье, пара книг, которые он не решился посылать почтой и взял с собой. Остальные книги, несколько сотен, он отправил пароходом.

Таможенница постучала кончиком пальца по кожаному несессеру.

– Будьте любезны, откройте.

Эзра вытащил несессер из чемодана, открыл и положил на стол перед таможенницей. Она стала перебирать содержимое. Зубная паста, зубная нить, бритвенный станок, бутылочки с аспирином. Только отшелушивающий скраб «Десерт Мираж» привлек ее внимание.

– Вы этим пользуетесь? – спросила она.

– Порой приходилось работать под открытым небом, кожа очень пачкалась, – ответил Эзра. – Так хорошо, как этот скраб, мне ни одно средство не помогало.

Таможенница открутила крышку на баночке. Эзра всеми силами постарался сделать вид, будто это его ни капельки не тревожит. Но сердце у него бешено забилось, ладони стали влажными. «Только не вздумай вытирать руки, – сказал он себе. – Стой и терпи».

Баночка была наполнена кремообразной пастой цвета ржавчины. Таможенница понюхала ее.

– Фу, – поморщилась она, отодвинув баночку со скрабом. – И вы этим лицо мазали?

– Да, – кивнул Эзра. – Потом, когда смоешь, эффект просто потрясающий.

Таможенница закрутила крышечку.

– Нет уж, я лучше по-прежнему будут пользоваться скрабом «Нокзема». – Убрав баночку в несессер, таможенница указала на картонный тубус. – Что у вас там?

– Картинки на папирусе. Сувениры. Я их купил в магазине. В аэропорту, в Израиле. – Он порылся в кармане. – У меня есть чек. Они не представляют никакой ценности.

– Снимите, пожалуйста, крышку с тубуса.

Эзра выполнил требование таможенницы. Она посмотрела в тубус, как в телескоп.

«Интересно, что она может там увидеть?» – гадал Эзра.

– А кто это, с собачьей головой?

– Похоже, вы смотрите на Анубиса, – отозвался Эзра. – Это бог мертвых. На самом деле у него голова шакала.

Господи, о чем он только думал? Зачем ему понадобилось ее поправлять?

Таможенница закрыла тубус пластиковой крышкой и положила его на стол рядом с чемоданом. Затем она поставила штамп внизу бланка декларации.

– Спасибо, – сказала она. – Стоянка наземного транспорта – по коридору налево.

Эзра собрал чемоданы, зажал тубус под мышкой и вышел из зоны таможенного досмотра. Он чувствовал, что черная водолазка прилипла к спине, так он вспотел. Но ему приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы не пуститься в пляс от радости.

Оказавшись в зоне прибытия, он сразу увидел своего дядю Мори в голубой ветровке. Мори держал в руках написанный от руки плакат с фамилией Эзры – «МЕТЦГЕР».

Эзра, нагруженный чемоданами, кивнул Мори. Тот поспешил помочь ему. Они поставили чемоданы на пол и обнялись.

Мори сделал шаг назад и смерил Эзру взглядом с ног до головы.

– Ты похудел, – констатировал он.

– Ты тоже.

Это было неправдой. Дядя Мори не только не сбросил ни фунта, но выглядел на все свои шестьдесят пять, пожалуй, даже чуточку старше.

– А зачем тебе понадобился этот плакат? Ты думал, я тебя не узнаю?

– Я думал, что я не узнаю тебя.

Мори был готов взять самый тяжелый чемодан, но Эзра остановил его.

– Возьми вот этот. – Он протянул дяде ручку маленького чемоданчика на колесах.

Мори пошел медленно, вперевалку. Он был всего на год старше своего брата, отца Эзры, но выглядел намного старше. Жизнь обращалась с Мори сурово, а он, как сам любил говаривать, сурово обращался с жизнью. В то время как его брат Сэм во всем преуспевал и уже к тридцати годам сколотил состояние, Мори порхал с одной работы на другую, от женщины к женщине, нигде не задерживаясь надолго, ни к чему не относясь всерьез. В итоге он стал работать на Сэма и его семейство, сменив множество должностей: от мальчика на побегушках до няньки. Сегодня он работал шофером.

Черный «линкольн» стоял на VIP-парковке, и это сразу напомнило Эзре о том, что он вновь попал в сферу влияния своего отца. Мори открыл заднюю дверцу.

– Ты не хочешь, чтобы я сел впереди?

– У меня тут столько своего навалено. Садись давай.

Эзра сел на заднее сиденье. На самом деле Мори любил, чтобы было именно так. Мори втиснулся на переднее сиденье, сдвинул в сторону стопку номеров «Daily Racing»[6]6
  Специализированное издание, где публикуется информация о конских скачках.


[Закрыть] и вывел машину из автомобильного хаоса, воцарившегося вблизи аэропорта.

По пути до города Эзра спросил, где проводят вечер его отец и мачеха Кимберли. Он надеялся, что они отбыли на виллу в Палм-Бич.

– Они дома. У них сегодня званый ужин.

Эзре стало тоскливо.

– Кто в гостях?

Мори знал, что перечень гостей у Эзры восторга не вызовет.

– Мэр, – ответил он неохотно. – И еще парочка больших шишек.

– Мы не можем подъехать с черного входа?

Мори взглянул на отражение Эзры в зеркале заднего вида. «Столько времени прошло, – подумал он, – а ничего не изменилось».

– Можно попробовать, но они ждут тебя. Хотят увидеть.

Эзра всегда боялся этого возвращения домой, именно поэтому он и не возвращался столько лет. Последние слова, которыми они обменялись с отцом, были очень грубыми. А теперь, что еще хуже, ему пришлось покинуть Израиль при особых обстоятельствах. Эзра не знал, все ли известно его родственникам о том, что там произошло. Всей истории он не рассказывал никому, но прекрасно знал, что у его отца всегда и везде могли отыскаться свои источники информации. И если Метцгер-старший пока чего-то не знал, то мог узнать в самое ближайшее время.

Потом они с Мори говорили о более нейтральных вещах: о бейсбольной команде «Мете», о том, что происходило в городе, о домоправительнице Гертруде, о поварихе Трине. Когда они подъехали к дому, Мори повел машину по кольцевой подъездной дорожке и остановил у парадного входа.

– Чемоданы можешь оставить в багажнике, – сказал он. – Я пошлю их наверх в грузовом лифте.

– Спасибо, – отозвался Эзра. – Завтра увидимся?

– Только попробуй со мной не повидаться!

Эзра взял картонный тубус. Швейцар был новый, он не узнал Эзру, но зато узнал «линкольн» и Мори, выгружающего чемоданы.

– Я поднимусь в пентхаус, – на всякий случай сообщил швейцару Эзра. – Меня зовут Эзра, я сын мистера Метцгера.

– Позвонить мистеру Метцгеру? – спросил швейцар.

– Нет-нет, не нужно. Он знает, что я приехал.

Потом Эзра поздоровался с лифтером. Этот был знакомый, один из давних работников. Эзра вышел из кабины лифта на верхнем этаже и оказался в просторном мраморном фойе обширных фамильных апартаментов. Хорошо, что он знал, что на ужин приглашен мэр, не то присутствие полицейского повергло бы его в шок. Полисмен сидел в кресле в стиле французского ампира рядом со скульптурой балерины Родена и читал глянцевый журнал.

– Кто вы такой? – осведомился полисмен.

– Я здесь живу, – ответил Эзра и задумался, так ли это.

– Хорошо. Если так, входите.

– Чрезвычайно вам признателен, – сказал Эзра.

Из гостиной доносились звон бокалов и голоса, но Эзра подумал, что если будет ступать тихонько, то все же сумеет незамеченным пробраться по коридорам к своим бывшим комнатам.

– Эзра!

Вот тебе и пробрался незамеченным! Или швейцар все-таки позвонил и сказал про его приезд?

Его мачеха, все ее девяносто восемь фунтов, вышла из гостиной. Черное с серебром платье в обтяжку, трехдюймовые «шпильки», бриллиантово-изумрудное ожерелье (наверняка недавний подарок щедрого отца Эзры).

– Добро пожаловать домой, – проговорила Кимберли и коснулась ладонями (такими же холодными, как бриллианты) щек Эзры. Старательно разыгранная сцена родственных чувств. – Сколько лет, сколько зим.

– Да, – кивнул Эзра. – Немало.

На самом деле он бы и еще повременил.

– Как ты долетел?

– Прекрасно. Просто отлично, спасибо.

– Отец просто умирает, так хочет поскорее тебя увидеть. Ты ведь зайдешь хотя бы поздороваться, правда?

– Конечно. Только душ приму.

– Хорошо. Приходи. Сегодня у нас в гостях мэр.

Эзра знал: Кимберли всю жизнь мечтала о том времени, когда сможет произносить подобные фразы. Когда она подцепила его отца, ее мечта сбылась. Теперь, будучи всего на несколько лет старше своего пасынка, она имела полное право вести себя вот так – напыщенно и властно. До тех пор, конечно, пока старик был ею доволен.

Эзра направился по коридору к своим комнатам, держа под мышкой тубус.

– Эзра, если бы ты мог надеть блейзер и свежую белую сорочку, было бы просто супер. Галстук можно не повязывать – сегодня у нас все запросто.

«Если блейзер и сорочка – это называется „запросто“, – с тоской подумал Эзра, – то страшно представить, как нужно будет наряжаться для торжественных приемов!» Но он кивнул на ходу, не оборачиваясь. Его комнаты находились в другом конце пентхауса, и он перевел дух только тогда, когда закрыл за собой дверь и щелкнул предохранителем замка.

Он прижался спиной к двери, крепко держа свой драгоценный груз. «Я дома, наконец-то», – подумал Эзра. Теперь он мог по-настоящему взяться за работу.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

После того как Бет быстро приняла душ и ушла на вечеринку в галерею, Картер лежал в кровати и лениво смотрел выпуск местных новостей. Серьезная авария пассажирского автобуса. Бродвейская премьера. Новобрачная, возвратившаяся на Лонг-Айленд из свадебного путешествия, закончившегося какой-то трагедией. Потом Картер проголодался и встал подкрепиться.

В холодильнике его ждала обычная еда: дюжина аккуратно завязанных целлофановых пакетиков со свежими фруктами и овощами, упаковка йогуртов «Данон» (с разными добавками), упаковка из шести бутылочек минеральной воды «Сан-Пелегрино». Большую часть продуктов покупала Бет, а она не признавала ничего нездорового. Только полезная органическая пища. Картер очень старался следовать этой программе питания, но как только случалось так, что Бет за ним не следила, он допускал серьезные отклонения от рациона. И Бет об этом знала.

Через пятнадцать минут Картер уплетал гамбургер с жареной картошкой на Шестой авеню. Насытиться сейчас он мог только жиром и белками. Бет была в галерее, поэтому особой причины возвращаться домой после сытного ужина не было. Вечер выдался ясный и прохладный, но Картеру не терпелось поработать с небольшими окаменелостями, переданными в дар университету. Он должен был их идентифицировать. Окаменелости дожидались ученого в лаборатории, которая располагалась в цокольном этаже здания биологического факультета. Он делил ее с несколькими другими сотрудниками кафедры.

Вход в здание был открыт, но это ничуть не удивило Картера. Его удивило то, что в факультетской лаборатории горел свет. Как правило, по вечерам он мог работать в полном одиночестве. Услышав доносящуюся из динамиков портативного музыкального центра песню Эминема,[7]7
  Эминем – Маршалл Брюс Мэтерс, псевдоним Eminem, известный американский рэппер, обладатель премий «Грэмми» и «Оскар».


[Закрыть] Картер догадался, кто в столь поздний час трудится в лаборатории.

Он тихо вошел и пару секунд стоял и смотрел на Митчелла. Тот сидел на табурете, низко склонившись над исследуемым материалом, и негромко подпевал. Митчелл был ассистентом, и этот год был для него, что называется, пан или пропал. Или он получал постоянную должность в университете – или нет. На самом деле Картер знал, что шансы у Митчелла невелики. Его работы были недостаточно хороши, его статьи не печатали, а в общении с людьми он отличался способностью, образно выражаясь, «гладить против шерсти». Но Митчелл не отказывался от сверхурочной работы. Хватался за любую возможность в последних попытках сделать себе имя и репутацию. Картеру было искренне жаль его.

– Ты сегодня засиделся, – сказал Картер.

Ассистент подпрыгнул на табурете.

– Ох, я и не слышал, как ты вошел, – ответил Митчелл и поправил съехавшие очки. Длинные черные волосы, всегда такие сальные, что казалось, жира в них хватит на смазку для двигателя, упали ему на лоб. Почему-то он выглядел еще более нервным, чем обычно. – Я думал, ты семинар ведешь по средам.

– Это было в прошлом семестре.

– Почему же ты не дома, со своей красавицей женой?

– Моя красавица жена сегодня вечером работает, – ответил Картер и повесил куртку на крючок двери. – Вот я и решил тоже немного потрудиться.

Митчелл уставился на лежавший перед ним образец, явно не зная, что сказать.

– Над чем работаешь? – поинтересовался Картер, но, подойдя ближе, сам увидел, что лежит на столе перед Митчеллом. И это его совсем не обрадовало.

Ассистент вскрыл пергаминный пакет и рассматривал под лампой с шарнирным штативом один из ископаемых объектов, переданных в дар университету.

– Не смог удержаться, – признался Митчелл, жалобно улыбнувшись. – Подумал: рассмотрю что-нибудь – время тебе сэкономлю.

Картер промолчал.

– Ну, вот это, например, – сделав глубокий вдох, проговорил Митчелл, – похоже на фрагмент кости нижней челюсти. Думаю, челюсть принадлежала смилодону, но я не совсем уверен. А ты как думаешь?

Картер не знал, что сказать. На самом деле Митчелл серьезно нарушил правила лабораторного этикета, не говоря уже о профессиональной этике, и если бы Картер захотел, он мог бы устроить ассистенту большие неприятности. Митчелл, без сомнения, это тоже понимал и от волнения жутко вспотел. Картер протянул руку и выключил музыкальный центр.

– Это первый образец, который ты открыл? – спросил Картер.

– Да-да, конечно. Понимаешь, я работал над кое-чем другим, а потом вдруг краем глаза заметил эти пакеты и… Ты же знаешь, как это бывает, сам палеонтолог. Руки зачесались, можно сказать.

– Да, – сухо проговорил Картер, – я знаю, как это бывает.

Еще он знал, как можно впасть в такое отчаяние и так страстно жаждать возможности совершить рывок, из-за которого получишь вожделенную постоянную работу. Но все это не могло служить оправданием.

– Думаю, будет лучше, если ты позволишь мне провести первичную работу с этими материалами. В конце концов, именно мне за это платят деньги.

– Конечно. Нет проблем, – кивнул Митчелл и выключил лампу.

– Если понадобится помощь, я дам тебе знать.

– Здорово. Договорились, – сказал Митчелл, убрал образец в пакет и протянул Картеру.

Картер отвернулся и направился в свой угол лаборатории. Как неприятно. И хотя он уже решил для себя, что никому ничего не скажет об этом происшествии, ни на факультете, ни за его пределами, Митчелл вдруг проговорил:

– Хм, Картер…

– Да?

– Извини, если я что-то нарушил. Это останется между нами, ладно?

– Да, – кивнул Картер.

Он был почти уверен, что ассистент облегченно вздохнул.

– Картер?

– Да?

– Можно еще вопрос?

Картер уже начал сомневаться, что вообще сможет поработать, пока Митчелл в лаборатории.

– Не возражаешь, если я снова включу музыку? Она помогает мне сосредоточиться.

– Включай, не возражаю, – ответил Картер. «Пусть уж лучше центр орет, чем разговаривать с Митчеллом», – подумал он.

В галерее «Рейли» на Восточной пятьдесят седьмой улице посетители медленно прохаживались по главному салону. Несколько европейцев (двое с дворянскими титулами), два азиатских магната и кучка плутократов всех мастей. Бет держала на прицеле человека, который сам по себе богачом не являлся. Это был куратор из Музея Гетти[8]8
  Самый крупный художественный музей в Калифорнии. Основан нефтяным магнатом Дж. Полом Гетти.


[Закрыть] в Лос-Анджелесе.

Конечно, остальные тоже могли решить что-то приобрести, это знать заранее невозможно, но представитель Музея Гетти, имевшего солидный годовой бюджет, просто обязан был этот бюджет на что-то тратить. При этом произведения искусства, на которых специализировалась галерея «Рейли», как раз были из разряда тех, которые предпочитал покупать «Гетти». Хотя в данный момент в галерее было выставлено несколько неплохих полотен, написанных маслом (в частности, одна картина Сальватора Розы), большая часть работ представляла собой рисунки старых мастеров, в том числе – несколько рисунков Тициана. Понять, насколько эти работы уникальны и ценны, мог только настоящий коллекционер.

– Что вы можете сказать об этом? – спросил моложавый мужчина, кивком указав на один из этюдов Тициана, на котором была изображена голова мужчины с закрытыми глазами, повязанная полотном, словно перед погребением.

Бет повернулась к мужчине. Круглое, простоватое лицо; светлые волосы, стриженные «ежиком». Так мог бы выглядеть один из парней, сбежавших из Силиконовой Долины и не растративших ни цента из заработанных денег. Несколько таких «экземпляров» еще сохранилось в природе.

– Это поздний Тициан.

– Он ведь итальянец, да?

– Да, верно. – Бет заметила, как заблестели от гордости глаза ее собеседника. – Он жил неподалеку от Венеции.

– А этот человек на картине… он мертвый?

– Нет, он молится. Это император Карл Пятый. Он заказал Тициану картину «Страшный суд». Художник сделал императора и членов его семьи персонажами картины. Это один из этюдов, выполненных им.

– Неплохая вещь, – кивнул мужчина со стрижкой «ежиком». – Сколько стоит?

Бет могла бы и сразу ответить, но все же открыла блокнот в кожаной обложке и сделала вид, что сверяется с записями.

– Начальная цена – двести пятьдесят тысяч долларов.