Текст книги "Тысяча орков"

7
БРЕМЯ КОРОЛЕЙ

Заранее узнав от Реджиса, в чем состояла суть повести о странствиях двух дворфов из Твердыни Фелбарр, Бренор намеренно не стал приглашать Тибблдорфа Пуэнта на встречу с ними, ибо предвидел, что берсерк, вероятнее всего, тотчас же кинется в горы, чтобы отомстить за гибель павших сородичей из Фелбарра. А потому Никвиллих и Тред пересказывали свое путешествие в основном слушателям, которые не были дворфами: Дзирту, Кэтти-бри, Вульфгару и Реджису.

– Замечательный исход, – поздравил обоих дворфов Бренор, едва закончился рассказ. – Эмерус Боевой Венец может вами гордиться.

Услышав похвалу из уст самого короля дворфов, и Тред, и Никвиллих слегка надулись от важности.

– А ты что думаешь? – обратился Бренор к Дагнаббиту.

Молодой дворф долго обдумывал вопрос короля и ответил так:

– Я соберу отряд воинов вместе с «веселыми мясниками» и вернусь на север, к реке Сарбрин. Если мы найдем тех орков, что отправились в набег, то разобьем их и вернемся обратно. Если нет, то возьмем курс на юг, вдоль по течению реки, и встретимся с вами в Мифрил Халле.

Бренор одобрительно кивал, пока Дагнаббит излагал свои мысли – услышанное, вплоть до последнего слова, соответствовало ожиданиям короля. Дагнаббит был хорошим дворфом, а потому его слова и поступки были вполне ожидаемы.

– Мне бы хотелось вновь повстречать проклятых убийц, – вставил слово Тред.

Его слова заставили Никвиллиха забеспокоиться: он явно испытывал иные чувства.

– Забыл, что у тебя поранена нога? – напомнил он,

– Ба, да жрецы Бренора исцелили меня своими теплыми руками, – стоял на своем Тред, и для того, чтобы подтвердить свои слова, дворф встал и принялся прыгать и скакать. Действительно, если не считать нескольких гримас боли, он выглядел вполне готовым к тому, чтобы отправиться в путь.

Некоторое время Бренор внимательно рассматривал обоих дворфов.

– Ну что ж, мы не можем позволить, чтобы убили вас обоих, иначе ваш рассказ никогда не достигает ушей Эмеруса Боевого Венца. А значит, быть по сему: ты, Тред, отправишься выслеживать орков, а ты, Никвиллих, вместе с остальными вернешься в Мифрил Халл.

– Ваши речи, о король Бренор, звучат так, точно вы лично отправляетесь выслеживать орков, – заметил Дагнаббит, чем вызвал сердитый взгляд Бренора.

Бренору были известны чаяния тех, кто его окружал – прежде всего, чаяния Дагнаббита, поклявшегося, что лично будет обеспечивать безопасность короля. Он знал, что для него, короля Мифрил Халла, наиболее подобающим было бы направиться прямо на юг, и вместе с собственной армией вернуться туда, где он сможет громить шайки бесчинствующих орков и великанов. Таковы были ожидания свиты, однако при одной лишь мысли о возвращении в Мифрил Халл все переворачивалось внутри у Бренора.

С мольбою посмотрел он на Дзирта, и темный эльф ответил ему легким, понимающим кивком.

– А ты, эльф, как думаешь? – спросил Бренор.

– Мне выследить орков было бы гораздо легче, чем Пуэнту с его дикими головорезами, – ответил Дзирт. – И гораздо легче, чем присутствующему среди нас достопочтенному Дагнаббиту, хотя я отнюдь не намерен подвергать сомнению его мастерство в выслеживании орков.

– Тогда пойдем вместе, – предложил Дагнаббит.

Его голос слегка дрогнул, что доказывало: дворф осознавал возможные последствия, и они его отнюдь не радовали.

– Я пойду, – согласился Дзирт, – но только вместе с друзьями. С теми, кому я привык доверять более всего. С теми, кому лучше всего известно, как следует отвечать на каждое мое движение.

По очереди, кивками он указал на Кэтти-бри, Вульфгара и Реджиса, после чего на мгновение замер, повернулся лицом к Бренору… и кивнул. Улыбка украсила лицо короля дворфов.

– Нет-нет-нет, – тотчас же откликнулся Дагнаббит, – ты не посмеешь завести моего короля в эти дикие места.

– Полагаю, мой друг, что решение остается за Бренором – а не за вами и не за мной, – ответил Дзирт. Он благодарно улыбнулся Бренору в ответ и обратился к королю с вопросом:

– Последняя погоня?

– Кто сказал, что она будет последней? – проворчал Бренор.

Друзья рассмеялись, сначала тихо, а потом в голос, когда Дагнаббит топнул тяжелым башмаком и воскликнул:

– Это говорю я, Дагнаббит!

– Ба, ты же и сам можешь отправиться в путь вместе с нами, глупый ты дворф! И ты тоже, – добавил король, взглянув на мрачно кивавшего Треда.

– Вам нужно взять с собой бойцов! – стоял на своем Дагнаббит.

– Пуэнта и его ребят, – сказал Бренор.

– Нет! – горячо воскликнул Дагнаббит.

– Но ты же только что сказал…

– …прежде чем понял, что вы тоже отправитесь в путь.

Бренор успокаивающе всплеснул руками.

– Хорошо, тогда это будет не Пуэнт, – сказал он, поняв причину беспокойства юного главнокомандующего. В Мифрил Халле поговаривали, что Пуэнт способен подраться даже со скалой, и прежде чем выиграть бой, поранится сам и поранит остальных. – Собирай войско. Возьми двадцать лучших, выбор за тобой.

– Двадцать пять, – встрял Дагнаббит.

– Хорошо, только пусть собираются побыстрее, – обратился Бренор к Дагнаббиту и прочим. – Я намерен сегодня же отправиться в путь. Раздавим орков и великанов!

Дворф оглядел друзей и заметил, что Вульфгар улыбался не столь широко, как Дзирт, Кэтти-бри, и даже не столь широко, как Реджис. Бренор кивнул, чтобы выразить свое понимание приемному сыну, а ныне – отцу и мужу и позволить ему самому решать, отправляться в путь или же остаться.

Вульфгар выставил подбородок, кивнул и зашагал прочь.

– Не может быть, чтобы я додумался до того, что ты задумал! – сказал Язвий Мак-Сом.

То был самый крепкий на вид обитатель Мирабара, низкорослый и мощный дворф, склочный нрав и нелегкая судьба которого всегда явственно читались на его красной, обветренной физиономии. Будучи одноглазым, он так и не удосужился вставить себе новое глазное яблоко, попросту прикрыв глазницу повязкой. Половина черной бороды у него была вырвана, а правая половина лица представляла собою сплошной шрам.

– Ну, я-то задумал то, что задумал, – ответил ему Торгар Молотобоец. – И никак не могу додуматься, чего ты выдумал о том, что задумал я!

– Ну, я-то додумался до того, что ты задумал уходить! – напрямик заявил Язвий, и к его словам тотчас же прислушались остальные дворфы в подземной таверне, на самом глубоком из подземных ярусов города. – Не знаю, что тебе сказал маркграф, приятель, но я уверен, что совсем не такие слова сказал бы тебе твой дедушка, если бы сейчас мог что-нибудь тебе сказать!

Торгар вскинул руки, точно отмахиваясь от чужих слов и взглядов.

Вернее, попытался отмахнуться, ибо к нему приблизилось несколько других дворфов, окружая кольцом, и многие из них задавали один и тот же вопрос:

– Уж не собираешься ли ты покинуть Мирабар, Торгар?

Торгар запустил руку в шевелюру.

– Да нет же, дурни вы проклятые! – ответил он, впрочем, довольно неубедительно. – Отец отца отца отца моего отца провел здесь целую жизнь!

Несмотря на столь страстный ответ, даже сам Торгар уловил в собственных словах некоторую неуверенность, что навело его на мысль: уж и вправду, не задумал ли он покинуть Мирабар? Не иначе, он попросту сдурел, точь-в-точь как тот демон, что вселился в Эластула… но не было ли у него скрытой мысли, скрытого чувства, что настало время положить конец существованию династии Молотобойцев в Мирабаре?

Вновь и вновь дергал он себя за густую прядь, пока не выкрикнул «Ба!» прямо в лица тех, кто окружил его.

Торгар встал с такой яростью, что у него за спиной со стуком упало кресло, и потопал прочь, схватив со стойки бутыль с элем, не забыв на ходу швырнуть монету потрясенному хозяину таверны.

В темной пещере, где ютились постройки Первого Спуска – самого верхнего яруса подземного города Мирабара – Торгар огляделся, заметив линии отслоений и отметки, нанесенные рабочими на камни, с которыми он сроднился настолько, что считал их частью самого себя и собственного наследия.

– Глупец Эластул, – бормотал он вполголоса под нос. – Вы все глупцы, не видите, что король Бренор и его ребята могут стать друзьями.

И он удалился, не зная, что последние слова подслушали другие дворфы, среди которых был и Язвий, что столпились гурьбой у раскрытого окошка таверны.

– Он это всерьез, – заметил один из дворфов.

– А я думаю, что он собрался уходить, – сказал другой.

– Ба, да что вы знаете, кроме того, что вы пьете! – прикрикнул на них Язвий. – Конечно, если вы только знаете, что пьете.

– Уж я-то знаю! – прокричал какой-то дворф напротив. – А потому мне ясно стало: того, что пью, налили мало!

Эти слова вызвали взрыв смеха и радостные крики по углам таверны.

Но Язвий Мак-Сом лишь усмехнулся в ответ на хохот, продолжая смотреть в окно, хотя давно скрылся из виду его старинный приятель и товарищ по оружию Торгар.

Хоть Язвий и оправдывал Торгара, старый дворф не мог не согласиться со всеобщим мнением: Торгар всерьез задумал покинуть Мирабар. Прибытие короля Бренора и ребят из Мифрил Халла наделило доселе безликого врага лицом, которое Торгару и многим другим дворфам пришлось по душе. Возможно, то было лицо соперника – но отнюдь не врага. То, как Эластул и другие правители, большинство из которых были людьми, отнеслись к Бренору и тем из мирабарских дворфов, кто пришел послушать рассказы короля или купить товары из Долины Ледяного Ветра, не пришлось по нраву ни Торгару, ни многим другим дворфам.

Впервые с тех пор, как произошло недоразумение, Язвий Мак-Сом всерьез задумался о недавних событиях и о том, каковы окажутся их последствия.

И ему отнюдь не нравились неожиданные умозаключения, к которым он пришел.

– Разве не странно чувствовать вину? – игриво спросила Делли Керти, когда Вульфгар вернулся в походный фургон, к жене и дочери Кэлси.

– Вину? – недоверчиво спросил варвар. – Или ответственность?

– Вину, – ответила Делли, не колеблясь ни на миг.

– Обзаводясь семьей, я принял на себя ответственность эту семью защищать.

– Неужели ты думаешь, что что-либо случится с Кэлси и со мной, когда нас охраняют две сотни дружелюбно настроенных дворфов? Не одних и не в глуши ты нас оставляешь, Вульфгар. Мы будем под защитой. Это ты отправляешься навстречу опасности!

– Пусть так, но все равно я нарушаю свой долг…

– О, только не начинай снова! – перебила его Делли, и так громко, что несколько дворфов поблизости прислушались к спору. – Поступай так, как должно. Ты живешь так, как следует…

– Вы прошли вместе со мной долгий путь…

– И я жила той жизнью, какую выбрала сама. Я тебя отпускать ни на миг не хочу, но знаю, что если ты не прислушаешься к голосу сердца и будешь проводить со мной и Кэлси целые дни, то я неминуемо потеряю тебя. Возвращайся в Мифрил Халл, любимый, если так подсказывает тебе твое сердце, но если нет – то отправляйся в путь вместе с Бренором и остальными.

– А что если я погибну в пути, вдали от вас?

Не из страха был задан этот вопрос, ибо Вульфгар не боялся погибнуть в пути. Он был странником, воином, и, покуда верил в то, что следует истинной, предопределенной судьбою дорогой, был готов встретиться со всем, что бы ни уготовила жизнь.

Разумеется, он не погибнет в пути без боя!

– Я постоянно думаю об этом, – призналась Делли, – ибо чувствую: тебе следует отправляться в путь. А если в дороге ты погибнешь, то знаю: Кэлси будет гордиться отцом. Я едва не пустилась на маленькие хитрости, чтобы удержать тебя, но подобные уловки не для тебя. Я способна понять это по чертам твоего лица: ты еще шире улыбаешься под ударами неистового ветра. К чему бы ни вела тебя судьба, и я, и Кэлси способны примириться с этим, покуда ты, Вульфгар, сын Бренора, следуешь путем своего сердца.

Сказав это, она опустилась на колени перед сидящим Вульфгаром, положив руки ему на плечи:

– Прошу тебя, когда встретишь орков – нанеси каждому из них достойный удар. За меня..

Вульфгар улыбнулся, взглянув в глаза жены, что светились от радости, и была та радость гораздо сильней, чем веселье молодости, переполнявшее взор Делли в те дни, когда она прислуживала в таверне Арумна, в Лускане. Странствия, свежий воздух, дух приключений, общий ребенок неким образом повлияли на жену, и день ото дня Делли хорошела и становилась все более и более целостной, здоровой натурой.

Вульфгар прижал ее к себе и обнял. Мысли его вернулись в те далекие дни, когда Робийярд оставил его посреди Лускана, предоставив выбирать из двух возможностей: отправиться на юг, в безопасность, к Делли. и Кэлси, или же на север, чтобы помочь друзьям в их опасном предприятии. Услышав речи Делли и ту искренность, что переполняла ее, ту любовь и восхищение, которыми дышали ее слова, Вульфгар как никогда обрадовался выбору пути на север и как никогда он был уверен в себе.

Он испытывал огромную любовь к женщине, с которой связал себя узами супружества.

– Я нанесу за тебя два достойных удара каждому орку, – ответил Вульфгар и наклонился, чтобы поцеловать жену.

– Не-а, – возразила Делли, игриво отпрянув от мужа. – И от первого удара орк полетит вверх тормашками.

Более она не шевелилась, и губы Вульфгара слились с ее губами в долгом поцелуе, за которым последуют более страстные ласки, поцелуе, поначалу нежном, но затем становящемся все более и более страстным. Варвар встал в полный рост и с легкостью поднял грациозную Делли, собираясь увести жену за собой в уединенный уголок их крытого фургона.

И тогда проснулась и заплакала Кэлси.

Вульфгару и Делли оставалось лишь рассмеяться.

Тибблдорф Пуэнт скакал кругами, бормоча себе под нос, недвусмысленно выражая обиду и разочарование, и пиная каждый камень, который только попадался ему на пути – даже те, которые были слишком велики для пинка. Но выносливый дворф не показывал боли, даже если чувствовал ее, лишь внезапный злобный вскрик, что прерывал проклятия, льющиеся непрестанным потоком, да чересчур высокие прыжки то там, то здесь – вот и все, что случалось после исключительно сильных пинков об особенно стойкие камни.

Наконец, описав, исторгая проклятия, несколько кругов вокруг короля Бренора, Пуэнт подпрыгнул и остановился, подбоченившись:

– Ты отправляешься на бой, вот там-то – настоящее место для меня и моих ребят!

– Мы всего лишь собираемся вернуть долг малой шайке орков да паре великанов, – уточнил Бренор. – Невеликое сражение, а станет и того меньше, если поблизости окажутся Пуэнт и его ребята.

– Но ведь это – наше дело.

– И делаете вы его чересчур хорошо! – вскрикнул Бренор.

Глаза Пуэнта расширились от удивления:

– А?

– Проклятый глупец! – отчитывал Бренор подданного. – Разве ты не понимаешь, что для меня это – последний раз! Как только мы вернемся в Мифрил Халл, я вновь стану королем, а эти обязанности – такая скучища!

– О чем ты? Ты же лучший король…

Но Бренор перебил Пуэнта взмахом руки, скорчив гримасу отвращения:

– Вести переговоры с послами-обманщиками, чинно держаться с приятными и глупыми лордами да еще более приятными и глупыми леди… Неужели ты думаешь, что мне в ближайшем столетии удастся как следует поразмяться моим боевым топором? Не раньше, чем к нам в двери постучится еще одна армия из проклятых дроу! Так что сейчас у меня осталась одна только, последняя возможность, а ты собираешься вместе со своей бандой головорезов лишить меня последней радости! А я-то думал, что ты мне – друг…

Эти слова заставили Пуэнта взглянуть на положение в том свете, который ранее он и вообразить себе не мог.

– Я тебе друг, о король Бренор, – сурово ответил Пуэнт со столь мрачным видом, какого никогда прежде ни Бренор, ни кто-либо еще из дворфов давно у него не замечали. – Я вернусь в Мифрил Халл вместе со своими ребятами и подготовлю место к твоему возвращению.

Пуэнт прервался и заговорщицки подмигнул Бренору – вернее, дворф рассчитывал, что у него получится заговорщицкое подмигивание, однако же вышло очень похоже на судорожный спазм.

– И я надеюсь, что вы вернетесь нескоро, – продолжал Пуэнт, проявив тем самым большее понимание, чем рассчитывал Бренор. – Возможно, на фелбаррских парней напала небольшая шайка, но может статься, что вам попадется несколько шаек, пока вы будете выслеживать ту самую, и еще больше попадется, когда вы повернете обратно. Доброй битвы тебе, о король Бренор. И да появятся на твоей секире не одна тысяча зарубок прежде, чем ты вновь увидишь свои сияющие чертоги!

Под радостные выкрики и барабанную дробь, под клятвенные обещания смерти оркам и вечной дружбы Мифрил Халлу и Твердыне Фелбарр, Бренор отправился в северные горы вместе со своими друзьями, вместе с Дагнаббитом, Тредом и двадцатью пятью крепкими воинами. Дворфы не были кровожадной расой, но они умели сполна воспользоваться любой возможностью воевать против гоблинообразных и великорослых созданий, своих наиболее ненавистных врагов.

Что же до друзей, то все они (и даже Реджис!), как один, чувствовали прилив сил и воодушевление перед предстоящим странствием, так что в то замечательное утро, когда отряд отправился в путь, расстроились лишь те, кого не взяли с собой.

Для темного эльфа то было и возвращение к прежним дням, и путешествие навстречу будущему, возрождение былого братства, благодаря которому так обогатилась в последнее время его жизнь. Он вновь шагал по холмистой земле, и товарищи его знали и друг друга, и то место, которое отпущено каждому в этом мире. Воистину, то был многообещающий день!

И не предвидел Дзирт До'Урден того, что он отправился навстречу наичернейшему дню в своей жизни.

Часть Вторая
Не будите спящего великана

Смерть не пугает меня… Я знал о ней, я примирился со смертью… со своей собственной гибелью. Смерть не пугает меня, и она не страшила меня ранее, с того самого дня, как я вышел из Мензоберранзана на поверхность. Лишь теперь я окончательно осознал это – благодаря необычному другу по имени Бренор Боевой Топор.

Отнюдь не бахвальство заставляет мои уста исторгать подобные речи, не потребность в показной храбрости, и не чувство собственного превосходства над прочими. Всего лишь очевидный факт: смерть не пугает меня.

Я не хочу умирать, и убежден, что стану яростно сражаться при любой попытке меня убить. Я не стану безрассудно вторгаться во вражеский лагерь, не имея ни малейших шансов на победу (хотя мои друзья зачастую упрекают меня именно в этом, и даже столь очевидный факт, что мы все еще живы, не защищает меня от их укоров). О нет, я надеюсь, что мне суждено прожить несколько столетий. Я надеюсь жить вечно, сопровождаемый друзьями на каждом шагу бесконечного путешествия.

Так откуда же подобное бесстрашие? Я вполне осознаю, что тот путь, которым я отправился, который я избрал, полон опасностей и что, возможно, когда-нибудь – может статься, вскоре – я или мои друзья падем в битве. И хотя меня повергает в уныние возможность оказаться поверженным (хотя в еще большее уныние меня повергло бы зрелище гибели или увечий, причиненных моим дорогим друзьям), ни я, ни они не сойдем с выбранного пути.

И теперь я понимаю, почему. И теперь, благодаря Бренору, я осознал, отчего меня не страшит смерть.

Прежде я полагал, что обязан бесстрашием вере в некое высшее существо, в божество, в иную жизнь, что благодаря подобным верованиям я лелеял надежду. Однако верования довольно просты и отчасти основываются на молитвах и слепой вере, а не на подлинном знании о том, что придает мужества, ведет истинным путем и позволяет идти шаг за шагом по опасному пути, ощущая в душе глубочайший покой.

Смерть не пугает, ибо мне известно: я – часть чего-то, часть верований, что превыше, чем тело и душа, вместе взятые.

Когда я расспрашивал Бренора о том пути, которым он решил идти и который уводил от Мифрил Халла, то задал простой вопрос: «Что станет делать народ Мифрил Халла, если ты погибнешь в пути?»

И он мне дал еще более простой и очевидный ответ: «Тогда народу будет намного легче, нежели если бы я прятался в своем замке».

Таковы все дворфы, иного они от своих правителей и не ждут. Даже те из них, кто склонен к чрезмерному беспокойству за властителя, наподобие рьяного телохранителя Пуэнта, в самой глубине души понимают, что, доведись им вынудить Бренора остаться в убежище – они совершили бы подлинное убийство короля Мифрил Халла. Бренор осознавал, что власть в Мифрил Халле, Теократия, которая, по сути, есть разновидность простейшей демократии, намного важнее, чем любой из дворфов, восседающих на престоле, кем бы они ни были. Но Бренор знал: те короли, что правили до него, и те, что придут после, умирали и будут умирать в битве, умирать скоропостижно, изумляя подданных внезапной кончиной правителя. Однако кажущейся неизбежности гибели противопоставлена вера в то, что Мифрил Халл восстанет из пепла погребального костра. Когда темные эльфы пошли войной на Мифрил Халл, точно армии прежних времен, что грозили твердыне дворфов, то, подобно королю, гордо и смело, во главе защитников встал Бренор. И не кто иной, как Бренор Боевой Топор, а не прочие воины, действовавшие по его поручению, сразил саму Мать Бэнр, нанеся тем самым славнейшую памятную зарубку на свой грозный боевой топор.

Таков был удел короля дворфов, ибо королю дворфов надлежало помнить: королевство превыше короля, клан – больше короля, а справедливые законы, по которым живет клан, превыше, чем смертная юдоль и короля, и любого из его подданных.

И если бы Бренор не верил этому, если бы он не мог хладнокровно, без страха за собственную жизнь, взирать в глаза врагам, то он оказался бы вовсе недостоин называться правителем. Правитель, что скрывается при малейшей угрозе, – не правитель. Правитель, что полагает, будто он бесценен и незаменим, – глупец.

Но поскольку я не правитель, то каким образом сей урок соотносится с моим путем? Ибо в глубине сердца мне известно: я следую путем правды, путем благих намерений (пусть даже порой благие намерения и заводят меня не туда, куда следует), путем, который полагаю честным. Уверен, что мой путь – праведный (по крайней мере, для меня), и ежели в глубине души меня станут терзать сомнения, то следует пойти иным путем.

Немало испытаний ожидает на пути. Нередко попадаются враги и препятствия, но порой мешают и душевные терзания. В отчаянии я вернулся в Мензоберранзан, чтобы сдаться на милость темных эльфов и чтобы те не причинили вреда друзьям, и роковая ошибка едва не стоила жизни той женщине, что дороже мне всего на свете. Я видел, как покидал нас Вульфгар в смятении и усталости и как страшился он того, что никогда более не вернется, встретившись с опасностью.

Однако я знал: следовало позволить ему уйти, вопреки зловещим предчувствиям.

Порою сложно следовать прежним курсом, нелегко сохранять убежденность в том, что на перекрестке дорог выбран верный путь. Я боюсь, что меня вечно будет преследовать видение умирающей Эллифейн, однако, оглядываясь назад, осознаю, что вряд ли смог бы поступить иначе. Даже теперь, зная о губительных последствиях, которые возымели мои действия в тот судьбоносный день, полстолетия тому назад, я уверен в том, что и вновь поступил бы так же, как подсказали сердце и совесть. Ибо ни у меня, ни у любого из нас не остается иного выбора. Внутренний проводник-совесть – лучшая путеводная нить, даже если путеводной нитью могут неверно воспользоваться глупцы.

И я буду следовать за ней, хотя ныне мне ведома вся глубина ран, что наносит подобный путь.

Ибо пока я уверен, что следую истинным путем, то и сраженный ударом, я паду, зная: хотя бы на миг я пробыл частью чего-то большего, чем просто Дзирт До'Урден.

Я – часть истинного миропорядка.

Никогда о большем не мог и мечтать ни один дроу, ни один человек или дворф.

Смерть не пугает меня.

Дзирт До'Урден

8
НА ВОЛОСКЕ ОТ БЕДЫ

– Заблудились! – проревел русобородый дворф.

Он едва не наступал на длинную бороду, что мела по земле. Чуть выше широченных плеч едва виднелась шея, лицо же изобиловало чрезмерностями: длинный и широкий нос, широкий рот с громадными зубами, что зиял под соломенно-желтыми усами, серые, дикие глаза в широких глазницах, казалось, глядели еще более дико, едва оживился и без того оживленный дворф. Хотя тяжелая

чешуйчатая кольчуга лежала возле сложенного спального мешка, дворф оставил на голове громадный шлем, окованный металлом и украшенный острыми оленьими рогами о десяти отростках.

– Да как мы могли потеряться, ты, клятый глупец! – бушевал он. – Ты что же, по птичьему пению шел?

Второй дворф, старший брат, лишь пожал плечами и испустил долгое, жалобное «о-о..].

Дворф посмотрел под ноги, обутые не в излюбленные дворфами тяжелые башмаки, а в сандалии, и пинком отправил ближайший камень в кусты.

– Ты говорил, что сможешь довести меня до места! – продолжал бушевать Айвен Валуноплечий. – Сократить путь? Ну что же, вот и сократили проклятый путь, пришли, нечего сказать! Добрались мы поближе к Мифрил Халлу?! Нет! Но зато хоть куда-то пришли, тут ты прав, дурень безмозглый, быстро добрались, нечего сказать!

Взбесившийся дворф, слова которого не возымели на брата ни малейшего воздействия, встал в полный рост, напялил на себя, точно вериги, потрепанную в битвах чешуйную кольчугу, и поправил перевязь с малыми арбалетными стрелами, что опоясывала его грудь слева направо.

– Тик-тик-тик, бум! – в сотый раз предупредил брат, показывая пальцем на стрелы, в каждую из которых был встроен небольшой сосуд с маслом, взрывающимся при попадании.

В ответ разъяренный Айвен ухватился за арбалет, контуры которого в точности повторяли столь излюбленное темными эльфами Подземья оружие, и направил его на Пайкела.

– Вот сейчас будет тебе «бум», дурень ты безмозглый!

Глаза Пайкела закатились, и он поспешно прошептал заклинание. Не успел Айвен сказать брату, чтобы тот развеял чары, как по вытянутой руке русобородого дворфа хлестанула тонкая ветка, обвилась вокруг запястья и выпрямилась, заставив Айвена привстать на цыпочки.

– Нет, не стоит играть в эти игры. Только не сейчас, – предупредил Айвен.

– Нет бум, – твердо произнес Пайкел и погрозил пальцем с отцовской укоризной.

Конечно, выглядел он при этом, как и всегда, совершенно нелепо: длинная зеленая борода расчесана надвое, а концы заведены за большие уши и переплетены с волосами, что спускались до самой середины спины. Он носил длинные зеленые одежды в заплатах, подпоясывался толстой веревкой, а просторные рукава скрывали руки, едва стоило их опустить.

Айвен издал тихий смешок – один из тех смешков, что обыкновенно предвещали Пайкелу скорую встречу с братским кулаком.

Но Пайкел не обратил на это ни малейшего внимания и удалился на край небольшой стоянки, где кипел над костром котел с похлебкой из кореньев. Братья, оставив Храм Парящего Духа и согласившись на предложение Кэддерли присутствовать от его имени и от имени его супруги Даники на официальной коронации короля Бренора Боевого Топора, провели более недели в горах, что над городком Каррадун. Несколько лет намекали Айвен и Пайкел о том, что желали взглянуть на Мифрил Халл – еще с тех пор, как в поисках пропавшего друга посетили Храм Парящего Духа Дзйрт До'Урден и Кэтти-бри. Казалось, что в преддерии коронации Бренора с установлением спокойствия в горах Снежные Хлопья настал подходящий момент.

Едва братья начали путь в горах Снежные Хлопья, как Пайкел, думавший и действовавший, как истинный друид, сообщил брату, что способен сократить часть долгого пути. Ведь Пайкел мог разговаривать с животными, хотя казалось, что в действительности он не способен разговаривать ни с кем, за исключением Айвена, который понимал каждый нечленораздельный звук, что издавал брат. Пайкел мог предсказывать погоду с высокой степенью точности, и в его широком рукаве был припрятан еще один козырь: перемещение на расстояние, доступное друидам, которые, используя взаимосвязь деревьев, могли войти в одно дерево, а выйти из другого, что находилось на много миль вдали.

Именно к этому искусству и прибегали Айвен и Пайкел, хотя путешествие сопровождалось горестными сетованиями Айвена, считавшего такой способ перемещения крайне неестественным. Они добрались до чащи незнакомого, темного леса. Поначалу Айвен посчитал, что они добрались до Шилмисты, земли лесных эльфов в низовьях гор Снежные Хлопья, близ Каррадуна, но проскитавшись в темной чаще целый день, и Айвен, и Пайкел пришли к заключению, что в здешних местах царила атмосфера, вовсе не похожая на ту, что царила в чудесных землях, где правила Эльберет и ее танцующие сородичи. Густой лес, где бы он ни был и чем бы ни являлся, оказался более темным и зловещим, чем любой из солнечных лесов Шилмисты. И даже дуновения ветра были гораздо злее, как если бы братья пришли дальше, на север.

– Ты не собираешься меня отпустить? – подал голос пойманный деревом в ловушку Айвен, который так и не выбрался из пут.

– Не-а.

Айвен слегка рассмеялся, приблизил свободную руку к той, которую удерживала ветка, и подхватил выпущенный арбалет. Движения дворфа были быстры, он поднес оружие прямо к лицу и зацепил тетиву верхними зубами, после чего принялся ее натягивать, пока не раздался щелчок, возвестивший о готовности, затем вцепился зубами в курок и вытянул из нагрудной перевязи свободной рукой одну из стрелок.

– У-у-у-у! – взвыл Пайкел, заметив приготовления брата. Друид подхватил небольшой ствол сухого дерева, что лежал близ костра, наскоро произнес заклинание, прозвучавшее как «ша-ла-ла», и бросился в бой на брата.

Хладнокровно, продуманно Айвен поместил тяжелую короткую стрелу с прямоугольным наконечником на ложе арбалета, затем направил оружие на ту ветку, что удерживала его. Однако заметив, что Пайкел находился чересчур близко, русобородый дворф направил оружие на брата, что бежал вперед, точно то было в порядке вещей, и выстрелил.

Стрела плашмя ударилась о заколдованную дубину, застряла у комля и взорвалась. Бегущего Пайкела остановила ослепительная, сотрясающая воздух вспышка, и оглушенный дворф замер на месте, с правой стороны от волос и бороды исходил дым, а правая рука, хоть и была по-прежнему занесена в воздухе, сжимала не заколдованное оружие, а почерневшую головешку.

– У-у-у! – провыл друид.

– Да, и твое дерево окажется следующим, – пообещал Айвен, вновь закусив арбалет, пока его рука шарила в поисках очередной стрелы.

Пайкел нанес брату летящий удар, но по-настоящему летящими удары друида стали тогда, когда сцепившиеся братья упали, взлетели, подброшенные крепкой ветвью, и, конечно же, снова повалились на землю.

Так и продолжался их поединок: братья маятником раскачивались вверх-вниз, Пайкел вцепился в арбалет и в напряженную руку Айвена, в то время как Айвен бил Пайкела кулаком, хотя вцепились они друг в друга слишком крепко и Айвен не смог повредить друиду. Все это время несгибаемая ветка их выдерживала, и казалось, что монотонная канитель дворфов и полеты «ту-да-обратно-и-кругом» стали лишь более ритмичными.