Текст книги "Наблюдатели"

14

Когда Ворнин понял, что влюблен в Кэтрин Мэйсон, это явилось для него серьезным потрясением. Чувство, которое он испытывал к этой женщине, было таким же сильным, как и чувство к Миртину и Глэйр.

Значит, это любовь.

Но возможно ли такое?

Имеет ли смысл?

Он, конечно, хотел вступить с ней в связь с самого начала. Но это было вовсе не одно и то же, что и любовь к ней. Ворнин был соблазнителем по своей натуре, такой была и его роль в сексуальной группе: хищник, агрессор, начинающий любовные утехи, воспламеняющий своим пылом остальных. Если временами он находил нужным выйти за пределы группы, ни Глэйр, ни Миртин не возражали. Да и почему они должны были возражать? Это не противоречило дирнанским обычаям. Но Ворнин никогда не рассматривал земных женщин как объект для приложения своих возможностей соблазнения. Как и всякий другой Наблюдатель, он относился к землянам как к чему-то неизмеримо далекому, почти нереальному.

Однако тело его было телом землянина, анатомически совершенным – во всяком случае, внешне. Оно исправно переваривало земную пищу, хотя некоторые продукты земной цивилизации не являлись удобоваримыми для дирнанцев, и их приходилось игнорировать, дабы избежать заболеваний – все же дирнанская сущность доминировала над инопланетной оболочкой. То же самое, как полагал Ворнин, относилось и к половым функциям этого синтетического организма. Во всяком случае, предаваясь любви на борту корабля, они делали это чисто по-дирнански, совершенно не пользуясь внешними половыми органами земного типа. Тем более, что каждый знал, что под оболочкой скрывается свое, родное, дирнанское, и за долгие годы они как бы перестали обращать внимание на внешность партнеров. Так как же можно было ожидать, что поддельное тело умеет испытывать подлинное желание к подлинной женщине-землянке???

А может, все дело в нем, в Ворнине, в его сущности? Может, его воспламеняет возможность обольщения как таковая? Раз под рукой нет дирнанцев…

Да, но возможно ли соблазнить земную женщину теми же методами, что и своих соплеменников?

Будет ли его нынешнее тело функционировать должным образом?

Сумеет ли он доставить ей наслаждение?

Получит ли удовольствие сам?

И какое оно будет?

Значит, это просто игра? Без всякого эмоционального содержания? Обольщение ради обольщения, стремление познать непознанные еще аспекты своего нынешнего состояния?

Нет, нет и нет. Каким-то совершенно непостижимым образом в их отношения вкрался нежеланный, неожиданный, волнующий эмоциональный элемент. Началось это где-то в начале второй недели его пребывания в доме, в тот самый день, когда Кэтрин посетила церковь культа Контакта, и он осознал, что ей известно его инопланетное происхождение. Собственно, ничего удивительного в этом не было – образованная женщина, медик. Но до того дня она не подавала виду, не задавала никаких вопросов – не пыталась воспользоваться своим знанием. Она просто знала, и он узнал о том, что она знает, и оба они переступили некий барьер, который разделял их прежде.

И все же Кэтрин оставалась равнодушной, продолжала спать в другой комнате. Хотя он чувствовал, что вид его обнаженного тела вызывает у нее вожделение. Понимал, что она желает его и одновременно боится своего собственного вожделения, сознательно обрекая себя на душевные и телесные муки.

В самый первый день, предложив Кэтрин разделить с ним ложе, он испытывал острую боль. И не только в израненном теле. Боль потери… Потери Глэйр и, возможно, Миртина. Он так хотел тепла, так хотел близости и участия… Она отказалась, но взяла его за руку, и это тоже оказалось приятным. Однако потом ему захотелось большего, но непостижимая земная женщина воздвигла между ними барьер.

Кроме всего прочего, им двигало простое любопытство. Прирожденному обольстителю с планеты Дирна захотелось узнать побольше о местных сексуальных обычаях, так как, несмотря на десятилетнее наблюдение, в знаниях его, как выяснилось, имели место колоссальные пробелы.

Ее супруг погиб. Муж. Она могла иметь только одного супруга в какое-то определенное время, всегда противоположного пола. Такая социально принятая сексуальная группа называлась у них «семьей». Теперь группа распалась, и Кэтрин стала «вдовой». Существуют ли обычаи, по которым вдовы должны блюсти целомудрие в течение определенного периода? Если да, то как долго? А может, все дело в ребенке? Может, при нем нельзя вступать в половую связь? Или же ей должны предшествовать какие-либо религиозные обряды?

К сожалению, ответов на эти вопросы Ворнин не знал. В глубине души он подозревал, что Кэтрин вольна отдаться ему в любой момент, когда ей заблагорассудится, но не может пока что заставить себя совершить это.

Он знал, что когда-то она принадлежала к общественной касте медицинских сестер, где молодым женщинам разрешалось лицезреть больных мужчин в любом виде, включая обнаженный. Поэтому он предположил, что ее реакция на его тело продиктована отнюдь не нарушением племенных табу.

Свое тело она от него прятала. Только однажды ему удалось увидеть обнаженную Кэтрин, да и то случайно – она принимала ванну, когда внезапно расплакался спящий ребенок, и метнулась по коридору в детскую, не накинув на влажное тело даже полотенца. Ворнин видел ее только мельком, в проеме своей открытой двери. Тело настоящей женщины весьма отличалось от тела Глэйр, которое было сконструировано по ее желанию в соответствии с максимальной сексуальной привлекательностью, как ее понимают в Северной Америке.

Кэтрин, зависящая только от собственной генетической наследственности, значительно уступала Глэйр в совершенстве форм. Она была выше, с длинными худыми ногами, плоскими ягодицами и маленькой грудью. Тело ее, казалось, было предназначено для работы, требующей быстроты и силы, а не для услады.

Однако Ворнин ничего против этого не имел. Критерии, на основании которых проектировала свое тело Глэйр, вовсе не были его критериями. Собственно, форма землян была настолько чуждой дирнанцам, что у них вообще не могло быть никаких критериев, и для Ворнина Кэтрин была столь же прекрасна, как и Глэйр. И даже более прекрасной, поскольку была подлинной, настоящей!

То есть, Ворнину хотелось, чтобы она не была столь стыдливой по отношению к своему телу, пришла в какой-нибудь из вечеров в его комнату абсолютно голой и отдалась ему.

Разумеется, это произошло. Но совсем не так, как он планировал. Без всяких уловок с его стороны, на которые он был такой мастак.

Сломанная нога срасталась быстро, и однажды, когда Кэтрин ушла спать, ему пришло в голову опробовать ее – рано или поздно ему придется подняться на ноги и самому отправиться на поиски спасателей, поскольку на сломанный коммуникатор надеяться нечего. Приняв такое решение, он отбросил одеяло и перекинул ноги по одну сторону кровати. Потом приподнялся. Ощутив внезапный приступ головокружения, глубоко вздохнул и вцепился руками в матрац, чтобы не упасть.

Затем осторожно спустил пятки на пол и некоторое время просидел неподвижно, мысленно представляя себе, как хрустнет сломанная нога при первой же попытке опереться на нее. А искусственное внешнее тело связывалось с дирнанской сущностью прочными нервными цепями, и он уже имел возможность убедиться в том, что при повреждении искусственной оболочки испытывает вполне реальную боль.

Может, подождать еще пару дней?

Нет.

Опираясь на столик возле кровати, Ворнин начал медленно выпрямляться. Спокойно, спокойно. Как там нога? Держит? Да!

Мгновением позже комната в бешеном вихре завертелась перед глазами. Тело, казалось, распалось на части. Ворнин громко вскрикнул и сделал отчаянный шаг вперед здоровой ногой, затем робкий, скользящий – больной. Он стоял посреди комнаты, держась за спинку кресла, испуганный, дрожащий. Ему казалось, что пол вот-вот развернется и поглотит его. Но нога выдержала!

– Что вы делаете?

В дверях стояла Кэтрин. На ней была только тонкая ночная сорочка, сквозь которую просвечивало тело. Лицо выражало крайнюю степень возмущения.

– Я… пробую ногу…

Попытавшись сделать шаг к кровати, он покачнулся, и Кэтрин бросилась к нему, чтобы поддержать. Силы оставили его, он навалился на нее всем телом, но ей удалось удержать его на ногах ровно столько, сколько им понадобилось, чтобы, спотыкаясь, сделать три шага и опрокинуться на кровать.

Вместе!

Он был обнажен, ее прикрывала только тонкая ткань короткой сорочки. Кэтрин оказалась сверху, она смеялась и тяжело дышала. Скорее случайно, чем по чьей-либо воле, губы их соприкоснулись и он почувствовал мгновенно вспыхнувший в ней жар, понял, что желанный момент наконец наступил.

Но как же все-таки заниматься любовью с землянкой? Где находятся ее центры возбуждения?

Ветеран тысяч любовных сражений волновался, как новичок в любви. Его руки скользили по ее телу.

Куда?

И что?

Локти, плечи, колени…

Она сорвала с себя сорочку, ее обнаженное тело обожгло его, прохладное, и оно не оставило этот порыв без ответа, разрешив самостоятельно давно тревожившую Ворнина проблему…

А потом она плакала и целовала его кожу на плечах…

И, только окончательно успокоившись, принялась выговаривать за то, что он встал с постели.

– Это еще опасно!

– Я испытывал ногу.

– Еще несколько недель…

– Вот в этом я не уверен. Кость уже срослась. У меня просто закружилась голова.

– Ты так быстро выздоровел?

– Да.

– Но сломанная нога…

– Человеческая, ты хотела сказать?

– А ты не…

– Нет.

– Скажи это!

– Я – не человек, Кэтрин.

– Я давно ждала…

– Я тоже. И если бы не попытался встать, ты не вошла бы и не подхватила бы меня, и мы бы не…

– Замолчи.

– Я рад, Кэтрин. И совсем не раскаиваюсь в том, что мы сделали.

– И я. Только… я боюсь, Ворнин.

– Чего?

– Не знаю. – Она взяла его руку и положила себе на грудь. – То, что мы… если ты не человек, то как же… Как же мы смогли?

– Те, кто сделал для меня тело, знали, что они делают.

– Твое тело… сделано?

– Мое внешнее тело сделано для маскировки. Внутри оно совершенно другое.

– Я пропала! Скажи мне…

– Позже, – мягко оборвал ее Ворнин. – У нас еще много времени впереди. Не сейчас.

– Я испытываю такое странное чувство… Будто переплыла реку и оказалась в неведомой земле…

– Тебе нравится это чувство?

– Думаю, что да.

– Тогда зачем беспокоиться?

Кэтрин рассмеялась и обняла его крепче.

– У тебя все еще кружится голова?

– Да, но уже по другой причине.

– А нога? С ней ничего ни случилось, пока ты стоял на ней?

– Ничего.

– А когда мы…

– Тоже ничего.

Впервые за много-много дней он почувствовал себя спокойно. Женщина, лежащая рядом, подарила ему неизведанное до сих пор наслаждение, помогла получить ответы на большинство вопросов в отношении тела, которым он располагал. Оно оказалось наделенным всеми необходимыми рефлексами, могло испытывать удовольствие, и это показалось ему самым замечательным свойством. А еще более замечательной оказалась новость, насколько страстной стала Кэтрин, стоило ей только позволить себе выказать свои чувства.

Они почти не спали в ту ночь, Ворнин постигал искусство любви землян, а его партнерша оказалась неплохой учительницей. Уже под утро, тесно прижавшись к нему разгоряченным телом, она сонно прошептала: «Я люблю тебя… люблю…»

Возможно, это тоже было частью ритуала. Интересно, он должен ответить теми же словами?

Немного подумав, Ворнин решил все же воздержаться. Как от существа с другой планеты, от него вовсе не требовалось четкого соблюдения местных ритуалов. И он мог бы показаться неискренним, если бы попытался. Удачливый обольститель, это он познал еще в юные годы, всегда должен быть искренним. Но только когда эта искренность ценится.

Все следующие ночи Кэтрин проводила в его постели, и ночи эти были по-настоящему жаркими. А днем заново учила его ходить. Даже раздобыла где-то для этой цели палку. Он же предпочитал опираться на ее руку.

Превозмогая головокружение, Ворнин день за днем укреплял мускулы и понемногу двигался все увереннее и увереннее. Он уже почти не хромал. Кэтрин дала ему халат – по-видимому, чтобы он пристойно выглядел перед ребенком. Сама она больше не связывала себя какими-либо ограничениями и расцветала с каждым днем. Он все чаще слышал от нее слова любви и воспринимал их поначалу довольно рассеянно, как часть какой-то ритуальной игры, но со временем обнаружил, что и сам непроизвольно пересек какую-то невидимую черту, и то, что было сначала забавой, переросло в эмоциональный союз. Осознание этого пришло к нему в тот момент, когда он задумался о перспективе скорого возвращения к своим. Но одновременно откуда-то изнутри поднялась острая боль – это означало потерять Кэтрин, а сама мысль о разлуке привела его в уныние. Ему не хотелось расставаться с ней.

Как же такое могло случиться?

Это было немыслимым. Биологически они не имели ничего общего, он лег в постель с ней, чтобы выяснить, возможно ли это вообще. Все эти физические проявления любви и перешептывания в ночи – неужели же они смогли создать эмоциональную связь между дирнанцем и землянкой. Найдется немало дирнанцев, которые расценят их отношения как извращение, будут возмущены и оскорблены.

Влюбиться? В землянку???

Ворнин чувствовал себя совершенно беспомощным перед этим неоспоримым фактом.

Договор, конечно, не запрещал половых связей между Наблюдателями и наблюдаемыми, ибо заключающие его даже не рассматривали возможность их возникновения. Поэтому Ворнина несколько утешала мысль, что ничего противозаконного он, собственно говоря, не совершил.

Вскоре ему придется оставить эту планету.

Но что же тогда будет с этой женщиной?

А с ним самим?

15

Спасательный отряд состоял из шести дирнанцев, разбитых на две группы по трое. Каждая группа составляла завершенную сексуальную ячейку, из двух особей женского пола и одной мужского в первом случае, и из двух особей мужского и одной женского – во втором. Они высадились в Нью-Мексико на второй день после взрыва и начали прочесывание штата в поисках экипажа погибшего корабля. Задача эта существенно облегчилась бы, располагай они сигналами коммуникаторов, но в данном случае им приходилось опираться только на теорию вероятности плюс один чрезвычайно искаженный сигнал. Компьютеры, взвесив все возможности, пришли к заключению, что все трое должны находиться где-то в центральной части штата: один – в окрестностях Альбукерка, другой – ближе к Санта-Фе, а третий – к западу от линии, соединяющей двух первых. Вероятностный район ведения поисков был рассчитан с ошибкой в плюс-минус тридцать километров, что, естественно, не вселяло в спасателей особой бодрости.

Группа Фарнилла имела перед другой некоторое преимущество – следуя с севера, они шли на неясный сигнал поврежденного коммуникатора, то есть имели хоть какую-то путеводную нить. Сигнал свидетельствовал о том, что один из дирнанцев определенно приземлился в нескольких километрах от Рио-Гранде, неподалеку от южной окраины Санта-Фе, и что он при этом выжил, так как коммуникатор нужно было перезаряжать при каждом выходе на связь.

Командный пункт дирнанцы устроили в мотеле на окраине Санта-Фе и, прежде всего, произвели наладку своих портативных детекторов в надежде очистить принимаемый сигнал от помех и проследить его происхождение, сузив спектр. Первые подсчеты показали, что пропавший Наблюдатель должен находиться в окрестностях поселка Кохити, но проверка опровергла это предположение, а радикальная коррекция вычислений поместила район нахождения Наблюдателя по ту сторону Рио-Гранде, поблизости от развалин поселка Пакос. Но поездка туда оказалась безрезультатной, а последовавшая за ней проверка выявила допущенную ошибку – сигнал поступал с западного берега реки.

Поиск продолжался.

Вторая группа, начинающая с Альбукерка, не располагала ничем, кроме заверений компьютеров. Приборы продолжали хранить молчание. Поэтому пришлось прибегнуть к другим методам – осторожным расспросам, изучению донесений полиции и военных, помещению в газетах хитроумно составленных объявлений. Но все было тщетно.

Эту группу возглавлял Сартак. Одна из его партнерш была намного старше его, другая – совсем молоденькая. Это была ее первая вахта в качестве Наблюдателя и первая в жизни сексуальная группа. Звали их Тув и Линор. Вид у Линор был весьма невинный, и это позволяло ей без особой боязни задавать любые вопросы. Именно ее Сартак откомандировал в отделение культа Контакта в Альбукерке, хотя, как и все дирнанцы, глубоко презирал циничную пустоту организации Фредерика Сторма. Но существовала определенная вероятность, что кто-либо из местных жителей, обнаружив раненого инопланетянина, предпочтет сообщить об этом служителям Культа, а не представителям властей. Такой возможностью пренебречь было нельзя.

Он занимался переналадкой одного из детекторов, когда раздался звонок.

– Я только что вышла из здания культа, – тяжело дыша, сообщила Линор.

– Им ничего не известно. Но… Сартак, мы должны срочно что-то предпринять!

– Что случилось?

– Краназойский шпион!

– Что?

– Он тоже был здесь. Назвался Дэвидом Бриджером. Толстый, противный! Тоже разыскивает спасшихся.

– Каким образом тебе удалось это узнать?

– Я подслушала. Не думаю, чтобы он меня заметил. Это шпион, Сартак! Я уверена!

Итак, противник. Только этого не хватало! И без него дела идут премерзко! Сартак скривился.

– Ты знаешь, где он остановился?

– В мотеле неподалеку от нашего. Название… я записала его…

– Быстрее!

Линор прочла название. Сартак сделал себе пометку.

– Досадно, но ничего не поделаешь. Отправляйся в его мотель и пусть он тебя подцепит. Придуривайся, как ты это обычно делаешь. Вряд ли он потащит тебя в постель, но даже если это произойдет – не противься. Выясни все, что ему известно. Он, возможно, уже располагает полезной для нас информацией.

– А что, если он меня рассекретит?

– Не бойся. У краназойцев чутье гораздо хуже, чем у нас. Да и с землянами он не настолько знаком, чтобы обнаружить обман.

– Но если все же…

– У тебя есть граната, Линор. Мы здесь действуем согласно договору, а он – нет. Поэтому, если появится реальная опасность, ты его убьешь.

– Мне? Убить его???

– Убить! – повторил Сартак умышленно резко. – Знаю, знаю, все мы здесь – цивилизованные существа. Но мы – спасатели, а он нам – помеха! Гранату в его жирный живот, и пусть он горит ярким пламенем. Понятно? Но учти – это можно сделать в самом крайнем случае.

– Ясно, – выдавила из себя наконец девушка.

16

Чарли не снимал дирнанский лазер с пояса даже ночью. Прикосновение холодного металла к коже придавало ему уверенность. Выпущенная поверх штанов рубаха не оттопыривалась, никому и в голову не могло прийти, что маленький Чарли Эстанция владеет смертоносным оружием, созданным на другой планете. Но чувство вины не покидало его ни на минуту. Он надеялся, что человек со звезд простит ему эту кражу, но полной уверенности в этом не было.

Самым худшим было то, что сейчас улизнуть из поселка было невозможно ввиду начавшихся плясок Огня. Все должны были быть на виду – община отбирала новых кандидатов, которых уводили в кива, чтобы прочесть над ними полузабытые молитвы, а затем они снова должны были появиться на улице, чтобы принять участие в танцах Огня. Шансы Чарли на посвящение были минимальными, поскольку он считался смутьяном, но если это все же произойдет, а его не найдут, то тогда начнутся по-настоящему серьезные неприятности.

Он не предупредил инопланетянина о начинающихся плясках – просто просчитался на один день. И теперь Миртин лежит в своей темной пещере и наверняка думает, что мальчишка-индеец, украв лазер, бросил его на произвол судьбы. Сожалеет, наверное, что был с ним настолько откровенным, казнит себя…

Чарли с жалким видом шатался по поселку, не теряя надежды незаметно удрать. Деревня была переполнена туристами. Повсюду сновали фотографы, толстые белые женщины и их изнывающие от скуки мужья. Они проникли бы даже в кива, если бы поселковый староста не поставил у входа несколько мускулистых парней.

Так прошли два дня. За это время Чарли успел несколько раз проверить лазер в действии: разрезал пополам толстое бревно, превратил в расплавленное месиво верхушку скалы около деревни и выкопал канаву метра в три длиной. При этом он несколько раз ошибался, неправильно прицелившись или накрыв слишком большую площадь, но довольно быстро овладел искусством обращения с дирнанским рассекателем. И почувствовал себя почти героем. Ему захотелось полететь на Дирну и поучиться в тамошней школе.

За два дня посвящения удостоились двое: Томас Агирра, большой остолоп, и Марк Гачупин, редкий дурак. Обычно за год выбирали только трех новых членов братства.

А что, если сейчас придут за ним? Не разразится ли он хохотом прямо посреди священного обряда? Или рассмеется еще раньше, как только его назовут индейским именем «Тсивайвонуи» – именем, которым он никогда не пользовался? Кое-кто из стариков пытался еще называть юношей только их индейскими именами, но молодежь упорно игнорировала это, откликаясь только на христианские.

Но никто, разумеется, за Чарли Эстанцией не пришел. Кому он нужен? Утром третьего дня выбрали Хосе Галвэна, и он понял, что, во-первых, оставлен в безопасности до следующего года и, во-вторых, может теперь бежать в пустыню, чтобы накормить Миртина, извиниться перед ним за опоздание и, может быть, вернуть лазер.

Только на полпути к пещере Чарли обнаружил, что за ним кто-то следит. Сначала он услышал за спиной шелест сухой травы. Это мог быть кто угодно, от зайца до дикой кошки. Еще через десять шагов ему показалось, что он услышал сдавленный кашель. Зайцы не кашляют. Чарли резко обернулся и увидел в десятке метров позади длинный тощий силуэт Марти Макино.

– Привет, – как ни в чем ни бывало, поздоровался Марти, выплюнув сигарету и тут же вставив в рот новую. – Куда это ты направляешься?

– Так, гуляю.

– В одиночку? Зимой?

– А какое тебе дело? – резко спросил Чарли, стараясь не выдать охватившего его страха.

Почему Марти следит за ним? А может, ему уже известно об обитателе пещеры? Если это так, то Миртину несдобровать!

– Возьми меня с собой, – невинно попросил Макино.

– Я просто гуляю…

– Хе-хе, парень, я давненько наблюдаю за тобой. Что-то ты начал гулять каждый вечер. Да все в одном направлении, и не с пустыми руками. Кстати, что это у тебя в пакете?

– Н-ничего.

– Да ну? Дай-ка я посмотрю.

И Марти сделал несколько шагов вперед. Чарли попятился, крепко вцепившись в завернутые лепешки.

– Оставь меня в покое, Марти.

– Я хочу знать, что происходит!

– Пожалуйста…

– Ты прячешь здесь кого-то, да? Может быть, сбежавшего преступника, за которого наверняка обещана награда? И вместо того, чтобы получить ее, ты носишь ему пищу! Неужели ты такой дурак, Чарли?

Он продолжал медленно приближаться, а мальчик – пятиться.

– О чем ты? – упрямо гнул свою линию Чарли. – Не понимаю…

Видимо, Макино надоело ломать комедию, и через секунду он уже возвышался над мальчиком, как скала, сжимая сильными пальцами его худое предплечье.

– Я слежу за тобой с той самой ночи, когда ты наткнулся на нас с Марией. Как только темнеет, ты берешь из тайника флягу и пакет и отправляешься в пустыню. Значит, там у тебя завелся друг. На этот раз ты возьмешь с собой меня, иначе вам обоим придется горько пожалеть о том, что вы вообще встретились!

– Марти…

– Ты возьмешь меня с собой!

– Отпусти…

Железные пальцы Макино еще сильнее сдавили руку мальчика. Чарли сморщился от боли, отчаянно рванулся…

– Стой!

Чарли и сам понимал, что не убежит далеко, и остановился, повернувшись лицом к догоняющему Макино.

Оставалось последнее средство…

– Что это за дрянь у тебя? – требовательно поинтересовался Марти, заметив нацеленное ему в грудь слабое подобие пистолета.

– Смертельный л-луч. – Голос мальчика дрожал. – Если я включу его, в твоем теле получится большая дырка!

– Ха-ха-ха!

– Я серьезно.

– Вот теперь я вижу, парень, что ты окончательно спятил, – грубо расхохотался Марти, однако остановился.

– Возвращайся в поселок. Или я убью тебя, честное слово!

Сердце Чарли учащенно билось. В это мгновение он поверил, что действительно может сжечь Макино. Какое это будет удовольствие! И не останется никаких следов!

– Бросай игрушку, парень, – с угрозой произнес Марти.

– Это не игрушка. Не веришь? Может, для начала прожечь дырку в твоей левой руке?

Взбешенный Марти напрягся для прыжка. Чарли отступил на шаг и включил лазер. В темноте ослепительно блеснул тонкий луч, и высохшее дерево в нескольких метрах от Макино исчезло, оставив после себя дымящуюся воронку в метр шириной.

– Игрушка, да? – яростно заорал Чарли. – Игрушка? Сейчас я отрежу тебе ноги!

– Что это, черт тебя… – крестился дрожащей рукой Марти.

– А ну-ка дуй отсюда!

Слепящий луч ударил в землю у самых ботинок Макино. Тот не стал дожидаться продолжения демонстрации. Позеленев лицом, он стремглав кинулся наутек. Чарли никогда не видел, чтобы кто-нибудь так быстро бегал. Все дальше и дальше, вниз по оврагу, вот он уже на той стороне, а вот уже возле подстанции…

Выкрикнув последнее проклятье, Чарли понял, что от напряжения едва держится на ногах, и на несколько секунд опустился на колени. Его била дрожь. Он знал, что был близок к убийству, и сейчас это его отнюдь не радовало.

Через несколько минут, больно прикусив губу, Чарли уже мчался к пещере. Он сознавал, насколько опасно инопланетянину оставаться на прежнем месте. Оправившись от испуга, Макино рано или поздно приведет к нему правительственных ищеек.

Но пещера оказалась пустой…

Миртин исчез. Исчез со всем, что у него было – скафандром, набором инструментов. Что же произошло? Он не мог просто так взять и уйти! Значит…

И тут Чарли увидел на полу записку.

Это было похоже на листок желтоватой бумаги – какое-то вещество вроде пластика. Тот, кто написал ее, или не вполне владел рукой, или просто не знал в достаточной мере английского:

«Чарли, мои друзья наконец-то нашли меня и забрали с собой. Жаль, что мы не успели с тобой попрощаться. Спасибо тебе за все. То, что ты у меня позаимствовал, я тебе дарю. Храни мой подарок, учись, но никому не показывай его. Обещаешь?

Старайся смотреть на мир широко открытыми глазами, познавай его и помни, что впереди тебя ждет замечательная жизнь. Нужно только стремиться и дерзать. Скоро люди достигнут звезд. Хочется думать, что ты будешь среди первопроходцев, и мы рано или поздно встретимся.

До встречи, дорогой. Миртин.»

Чарли осторожно сложил записку и спрятал под рубахой, рядом с лазером.

– Я рад, что твои друзья наконец-то нашли тебя, Миртин, – шепотом сказал он, обращаясь ко звездам, и упал на пол пещеры, горько плача.

Никогда больше Чарли Эстанция не будет плакать так, как сейчас…