Текст книги "Неандертальский параллакс. Гоминиды"

Глава 16

Теперь, когда Жасмель согласилась говорить от имени Адекора, он должен был отвести её на Окраину и показать место так называемого преступления. Однако Адекор попросил Жасмель подождать деци или около того, потому что у него было ещё одно дело в Центре.

Партнёршей Понтера была Класт; Адекор хранил о ней тёплые воспоминания и был безутешен, когда она умерла. Но у него была и его собственная партнёрша, и она, к счастью, пребывала в добром здравии. Адекор знал красавицу Лурт Фрадло так же давно, как и Понтера; у них с Лурт был сын Даб 148-го поколения. Однако, несмотря на давнее знакомство и партнёрство, Адекор всего несколько раз бывал у Лурт в химической лаборатории; ведь, в конце концов, когда Двое становятся Одним, это выходные дни и на работу никто не ходит. Повезло, что компаньон знал дорогу и отвёл Адекора куда надо.

Лаборатория Лурт была целиком построена из камня; хотя вероятность взрывов в химических лабораториях не слишком велика, правила безопасности предписывают строить такие здания из материалов, способных противостоять взрывам и огню.

Дверь в здание была открыта. Адекор вошёл.

– Здравый день, – сказала женщина, проделавшая, по мнению Адекора, отличную работу по сокрытию своего удивления при виде мужчины в этот период месяца.

– Здравый день, – ответил Адекор. – Я ищу Лурт Фрадло.

– Она дальше по этому коридору.

Адекор улыбнулся и пошёл в указанном направлении.

– Здравый день, – сказал он, просовывая голову в дверь лаборатории Лурт.

Лурт обернулась и расцвела в улыбке.

– Адекор! – воскликнула она, подбежала к нему и крепко обняла. – Какой приятный сюрприз!

Адекор не мог припомнить, виделся ли он когда-нибудь прежде с Лурт во время Последних Пяти. Она выглядела совершенно нормальной и рассудительной – как, кстати, и Жасмель. Возможно, мужские представления о Последних Пяти несколько раздуты…

– Привет, красавица. – Адекор снова сжал её в объятиях. – Как я рад тебя видеть.

Но Лурт хорошо знала своего мужа.

– Что-то случилось? – спросила она, выпуская его. – Рассказывай.

Адекор оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что они одни. Потом взял Лурт за руку и отвёл её на другой край комнаты, где стояла пара лабораторных кресел рядом с большим стендом с периодической таблицей; кроме них в лаборатории присутствовали лишь двое паукообразных роботов: один переливал жидкость из мензурки в мензурку, другой собирал какую-то конструкцию из колб и трубок. Адекор сел; Лурт расположилась в соседнем кресле.

– Меня обвинили в убийстве Понтера.

Глаза Лурт широко распахнулись.

– Понтер умер?

– Я не знаю. Он пропал вчера днём.

– Вчера вечером у нас был праздник свежевания, – отреагировала Лурт. – Я не слышала новостей.

Он рассказал ей всю историю. Она сочувствовала ему и ни разу не высказала сомнения в невиновности Адекора; на доверие Лурт Адекор всегда мог рассчитывать.

– Ты хочешь, чтобы я говорила за тебя? – спросила Лурт.

Адекор отвёл взгляд.

– Тут такое дело. Я уже попросил Жасмель.

Лурт кивнула.

– Дочь Понтера. Да, я думаю, это произведёт впечатление на арбитра.

– Я как раз про это и подумал. Надеюсь, ты не обидишься.

Она улыбнулась.

– Ну что ты. Но послушай, если я хоть чем-нибудь могу помочь…

– Да, есть одно дело. – Адекор вытащил из набедренного кармана маленький пузырёк. – Это образец воды, который я взял на месте исчезновения Понтера; там по полу было разлито несколько вёдер. Сможешь сделать анализ?

Лурт взяла пузырёк и посмотрела его на просвет.

– Конечно, – ответила она. – И если нужно будет что-то ещё, только попроси.

* * *

Адекор вернулся на Окраину вместе с дочерью Понтера Жасмель. Они поехали прямиком на никелевую шахту; Адекор хотел показать Жасмель место, где пропал её отец. Но когда они подошли к шахтному лифту, Жасмель вдруг заколебалась.

– В чём дело? – спросил Адекор.

– Я… у меня клаустрофобия.

Адекор в растерянности покачал головой.

– Да нет, не может быть. Понтер рассказывал, что когда ты была маленькой, то любила прятаться в кубиках для добалака. А не далее как декамесяц назад вы лазали в пещеру.

– Ну, хм-м… – Жасмель замолкла.

– О! – Адекор кивнул, догадавшись. – Ты мне не доверяешь, не так ли?

– Просто это как-то… ну, мой отец был последним, кто спускался с тобой в эту шахту. И не поднялся обратно.

Адекор вздохнул. Её можно было понять. Кто-то, какое-то частное лицо, должно было обвинить Адекора в убийстве; без этого разбирательство не могло начаться. Так что, если он избавится от Жасмель, Мегамег и Болбай, возможно, некому будет поддержать иск против него…

– Мы можем попросить кого-нибудь спуститься вместе с нами, – сказал Адекор.

Жасмель задумалась. Она тоже, должно быть, подумала о том, что всё, что она делает сейчас, приобретает особое значение. Да, она могла попросить кого-нибудь сопровождать их – кого-нибудь из знакомых, тех, кому она доверяла без вопросов. Но этого человека также могут вызвать на разбирательство, если дело дойдёт до трибунала. «Да, арбитр, я знаю, что Жасмель говорит от имени Адекора, но даже она слишком боится его, чтобы спуститься с ним вдвоём в шахту. И можно ли её винить, после того что он сделал с её отцом?»

В конце концов она заставила себя улыбнуться, и улыбка эта напомнила Адекору Понтера.

– Нет, – сказала она, – нет, зачем? Я просто нервничаю. – Она улыбнулась снова, более радостно. – В конце концов, сейчас ведь именно те дни месяца.

Однако, когда они приблизились к входу в лифт, перед ними возник какой-то особенно массивный мужчина.

– Стойте где стоите, учёный Халд, – приказал он.

Адекор был уверен, что никогда в жизни не видел этого человека.

– Да?

– Вы намереваетесь спуститься в свою лабораторию?

– Да, намереваюсь. А вы кто такой?

– Гаскдол Дат, – ответил мужчина. – Мой вклад – принуждение.

– Принуждение? К чему?

– К соблюдению условий судебного надзора. Я не могу пустить вас под землю.

– Судебного надзора? – удивилась Жасмель. – Что это такое?

– Это значит, – ответил Дат, – что передачи компаньона учёного Халда непрерывно просматриваются живым человеком в момент их получения в павильоне архива алиби – и так будет продолжаться десять деци в день, двадцать девять дней в месяц, пока его невиновность не будет доказана.

– Я не знал, что такое разрешено. – Адекор был потрясён.

– О, конечно, разрешено, – сказал Дат. – В тот момент, как Даклар Болбай подала на вас жалобу, арбитр приказал поместить вас под судебный надзор.

– Почему? – спросил Адекор, пытаясь совладать с поднимающимся гневом.

– Разве Болбай не пересылала вам документ, объясняющий это? – спросил Дат. – Если нет, это её упущение. В любом случае судебный надзор даст уверенность, что вы не попытаетесь покинуть данную юрисдикцию, сфальсифицировать потенциальные улики и так далее.

– Но я не пытаюсь делать ничего такого. Почему вы не пускаете меня в лабораторию?

Дат посмотрел на Адекора так, словно не поверил своим ушам.

– Почему? Потому что сигналы вашего компаньона оттуда не доходят; там невозможно осуществлять надзор.

– Пустая кость, – тихо выругался Адекор.

Жасмель скрестила руки на груди.

– Я Жасмель Кет, и я…

– Я знаю, кто вы, – ответил принудитель.

– Тогда вы, должно быть, знаете, что Понтер Боддет – мой отец.

Принудитель кивнул.

– Этот человек пытается его спасти. Вы обязаны пустить его в его лабораторию.

Дат потрясённо покачал головой.

– Этого человека обвиняют в убийстве вашего отца.

– Но вполне возможно, что он никого не убивал, – ответила Жасмель. – Мой отец, может быть, до сих пор жив. Единственный способ это узнать – повторить их эксперимент с квантовыми вычислениями.

– Я ничего не знаю о квантовых экспериментах, – ответил Дат.

– Почему меня это не удивляет? – съязвил Адекор.

– За словом в карман не лезете, а? – Дат оглядел Адекора с головы до ног. – В любом случае, мои инструкции просты. Не давать вам покидать Салдак или спускаться в шахту. А мне позвонили из архива алиби и сказали, что вы как раз это и собираетесь делать.

– Я должен попасть туда, – сказал Адекор.

– Простите. – Дат сложил массивные руки на массивной груди. – Там вы не только выйдете из-под надзора, но и можете попытаться избавиться от ещё не найденных улик.

Жасмель в самом деле унаследовала от отца его быстроту ума.

– Однако ничто не мешает мне спуститься туда, не так ли? – спросила она. – Я не под надзором.

Дат подумал.

– Нет. Полагаю, что нет.

– Хорошо, – сказала Жасмель, поворачиваясь к Адекору. – Скажи мне, что делать, чтобы вернуть отца назад.

Адекор покачал головой.

– Это не так просто. Оборудование очень сложное, и, поскольку мы всё конструировали под себя, многие штырьки даже не подписаны.

Жасмель была не на шутку расстроена. Она посмотрела на здоровяка-принудителя.

– А что, если вы спуститесь вниз вместе с нами? Вы увидите всё, что делает Адекор.

– Спуститься с вами? – Дат рассмеялся. – Вы хотите, чтобы я пошёл в место, откуда не доходят сигналы компаньона, да ещё и с человеком, который, возможно, ранее совершил в этом месте убийство? Не смешите шерсть у меня на спине.

– Вы должны пропустить его вниз, – сказала Жасмель.

Но Дат лишь покачал головой.

– Наоборот. Я должен не пускать его туда.

Адекор выпятил челюсть.

– Как? – спросил он.

– Э-э… прошу прощения? – ответил Дат.

– Как? Как вы собираетесь помешать мне спуститься в шахту?

– Любым способом, который потребуется, – ровно ответил Дат.

– Ну, хорошо. – Адекор замер на мгновение, словно обдумывая, действительно ли он собирается это сделать. – Ну, хорошо, – повторил он и решительно двинулся к входу в лифт.

– Стойте, – сказал Дат без какого-либо напряжения в голосе.

– Или что? – спросил Адекор, не оглядываясь. Он старался, чтобы его слова прозвучали бесстрашно, но его голос дрогнул, так что желаемого эффекта он не добился. – Разобьёте мне череп? – В этот момент мышцы шеи у него непроизвольно сжались, ожидая удара.

– Вряд ли, – ответил Дат. – Просто усыплю вас дротиком с транквилизатором.

Адекор остановился и повернулся.

– О, – промолвил он. Он никогда не пытался идти наперекор закону и не знал никого, кто бы это делал. Да, было бы логично обзавестись способами остановить человека, не причиняя ему вреда.

Жасмель встала между Адекором и метателем дротиков, который тем временем оказался у Дата в руке.

– Вам придётся сначала выстрелить в меня, – сказала она. – Он спустится вниз.

– Как пожелаете. Только должен вас предупредить – вы проснётесь с ужасной головной болью.

– Прошу вас! – воскликнула Жасмель. – Он пытается спасти моего отца – вы не понимаете?

В голосе Дата впервые послышалось что-то вроде сочувствия.

– Вы хватаетесь за дым. Я знаю, как вам тяжело, но вам придётся смириться с реальностью. – Он качнул метателем в сторону выхода из шахты. – Я сожалею, но ваш отец мёртв.

Глава 17

В генетической лаборатории Лаврентийского университета не было такого оборудования для извлечения деградировавшей ДНК из старых образцов, как в лаборатории Мэри в Йоркском. Однако в данном случае оно и не требовалось. Взять клетки у Понтера из ротовой полости и извлечь из них митохондриальную ДНК – эта рутинная операция была под силу любой генетической лаборатории мира.

Мэри ввела два праймера – коротких отрезка митохондриальной ДНК, соответствующих началу последовательности, которую она идентифицировала много лет назад в образце, взятом у германского неандертальца. Потом она добавила фермент – ДНК-полимеразу, запустив полимеразную цепную реакцию, в ходе которой интересующий её участок подвергнется амплификации – будет воспроизводить себя снова и снова, каждый раз вдвое увеличиваясь в объёме. Скоро у неё будут миллионы копий этого участка для анализа.

Как сказал Рубен Монтего, лаборатория в Лаврентийском много работала по заказу полицейской судмедэкспертизы, так что здесь был запас специальной ленты для герметизации ёмкостей. Эта лента использовалась для того, чтобы генетики могли без тени сомнения утверждать в суде, что содержимое ёмкости не могло быть фальсифицировано в то время, когда на неё никто не смотрел. Мэри запечатала контейнер с результатами продолжающейся полимеразной амплификации и расписалась на ленте.

Потом она воспользовалась лабораторным терминалом для того, чтобы проверить свою почту в Йоркском университете. За последние сутки почты пришло больше, чем за весь предшествующий месяц; многие письма были от экспертов по неандертальцам со всего мира, которые как-то прознали о том, что она в Садбери. Пришли письма из Вашингтонского, Мичиганского, Стэнфордского, Кембриджского университетов, из UCB[31]31
  University of California, Berkeley – Калифорнийский университет в Беркли. (Прим. перев.)


[Закрыть], Калифорнийского университета, университета Брауна, университета штата Нью-Йорк, из британского Музея естественной истории, французского Института четвертичной истории и геологии, её старых друзей из Rheinisches Landesmuseum и от многих других – и все спрашивали образцы неандертальской ДНК, в то же самое время отпуская по этому поводу шутки, поскольку, разумеется, такого попросту не могло было быть.

Она проигнорировала все эти письма, но посчитала необходимым написать своей аспирантке в Йоркском:

Дария,

Прошу прощения за свой поспешный отъезд, но я знаю, что вы со всем отлично справитесь. Уверена, что вы уже видели новости, и я могу сказать – да, есть реальный шанс, что этот человек действительно неандерталец. Я сейчас провожу тестирование его ДНК для окончательного подтверждения.

Я не знаю, когда смогу вернуться. Я задержусь здесь по меньшей мере ещё на несколько дней. Но я хочу вам сказать… вернее, предупредить… мне показалось, что, когда я ушла с работы в пятницу, меня пытался преследовать мужчина. Будьте осторожны. Если собираетесь работать допоздна, то пусть ваш друг приезжает и встречает вас, либо звоните в службу сопровождения, чтобы вас проводили до дома.

Будьте здоровы,

МНВ

Мэри перечитала письмо несколько раз, потом нажала «Отправить». На данный момент это было всё, что она могла сделать.

А потом долгое время просто сидела, тупо уставившись в экран.

Да провались оно.

Провались, провались, провались.

Она не могла выбросить это из головы – даже на пять минут. Похоже, не менее половины её сегодняшних мыслей было посвящено ужасным событиям… Боже мой, неужели это было только вчера? Казалось, прошло гораздо больше времени, хотя воспоминания о том, что он с ней сделал, были по-прежнему остры, как скальпель.

Если бы она была в Торонто, то могла бы поговорить об этом с матерью…

Но её мать – добрая католичка, и, обсуждая изнасилование, не избежать других неприятных тем. Мама беспокоилась бы о том, чтобы Мэри не забеременела, хотя ни за что не одобрила бы аборт – у Мэри был с ней горячий спор по поводу эдикта Иоанна Павла, предписавшего изнасилованным в Боснии монахиням родить в срок. Но сказать, что об этом нечего беспокоиться, потому что Мэри принимает противозачаточные таблетки, было бы ничуть не лучше. С точки зрения родителей Мэри, календарный метод был единственным приемлемым способом планирования семьи – Мэри считала подлинным чудом, что у них было всего четверо детей, а не целая дюжина.

Конечно, она могла бы поговорить об этом с братьями или сестрой. Вот только… вряд ли она смогла бы говорить о таком с мужчиной – любым мужчиной. Так что Билл и Джон исключались. А её единственная сестра, Кристина, уехала в Сакраменто, а это не такая вещь, которую захочешь обсуждать по телефону.

И всё же ей надо с кем-то поговорить. Поговорить с кем-то лично.

То есть с кем-то отсюда.

На лабораторном столе стоял рекламный календарь Лаврентийского университета. Мэри нашла в нём карту кампуса и отыскала на ней то, что ей было нужно. Она поднялась из-за стола. Пройдя по коридору к лестничному пролёту, Мэри перешла из 1-го Научного в Учебный корпус и прошла через то, что, как она узнала, местные студенты называют боулинговой аллеей, – длинный наземный стеклянный переход между Учебным и Главным корпусами. Переход был залит светом полуденного солнца; она прошла мимо киоска с пончиками «Тим Хортонс» и нескольких стендов, посвящённых студенческой деятельности. Наконец, на дальнем конце боулинговой аллеи она свернула налево, пошла мимо отделения связи, поднялась по лестнице, прошла мимо книжного магазина кампуса и последовала дальше по короткому коридору.

Посещение центра помощи жертвам изнасилований в Йоркском университете исключалось без вопросов; там работали в основном волонтёры, хотя предполагалось, что они будут поддерживать конфиденциальность, искушение рассказать кому-нибудь по секрету, что насилию подвергся кто-то из преподавательского состава, могло оказаться непреодолимым. К тому же её могли увидеть входящей туда или выходящей оттуда.

Но в Лаврентийском университете, при его скромных размерах, такой центр тоже был. Грустная истина состоит в том, что он нужен в каждом университете; она слышала, что такой есть даже в Университете Орала Робертса[32]32
  Христианский университет в штате Оклахома. (Прим. перев.)


[Закрыть]. Никто здесь не знал Мэри, её ещё не показывали по телевизору, хотя, несомненно, покажут, когда она будет представлять результаты анализа ДНК Понтера. Так что, если она хочет хоть какой-нибудь анонимности, стоит поторопиться.

Дверь была открыта. Мэри вошла в маленькую приёмную.

– Здравствуйте, – сказала молодая чернокожая женщина, сидящая за столом. Она встала и вышла из-за стола к Мэри. – Входите, входите.

Мэри понимала логику её действий. Вероятно, многие женщины доходили до порога, но потом бросались наутёк, не в силах рассказать кому-то о том, что с ними произошло.

Впрочем, женщина, похоже, сообразила, что, если Мэри и подверглась насилию, это произошло не только что. Одежда Мэри была в полном порядке, равно как причёска и макияж. К тому же сюда наверняка заходят не только жертвы – люди приходят поработать волонтёрами, провести исследование или просто воспользоваться ксероксом.

– Вам сделали больно? – спросила женщина.

Больно. Да, это правильный подход. Гораздо проще признать, что тебе сделали больно, чем произнести слово на букву «и».

Мэри кивнула.

– Я обязана спросить, – сказала женщина. У неё были большие карие глаза; ноздря проколота крошечным гвоздиком с блестящим камешком. – Это случилось сегодня?

Мэри покачала головой.

Какую-то долю секунды женщина выглядела… нет, «разочарованной» было неподходящим словом, подумала Мэри, но случай, несомненно, был бы более интересным, если бы это произошло только что, если бы надо было вскрывать комплект для сбора улик, если бы…

– Вчера, – сказала Мэри, впервые заговорив. – Вчера вечером.

– Это был… кто-то знакомый?

– Нет, – начала говорить Мэри… но потом задумалась. По сути, она не была уверена в ответе на этот вопрос. Насильник был в лыжной маске. Это мог быть кто угодно: студент из её группы, другой преподаватель, кто-то из технического персонала, какой-нибудь подонок из Дрифтвуда[33]33
  Чрезвычайно неблагополучный и бедный район Торонто, непосредственно примыкающий к кампусу Йоркского университета. (Прим. перев.)


[Закрыть]. Кто угодно. – Я не знаю. Он… на нём была маска.

– Я знаю, что он сделал вам больно, – сказала женщина, беря Мэри под руку и ведя в глубь офиса, – но он вас не ранил? Вам не нужен доктор? – Женщина сделала упреждающий жест. – Мы можем вызвать доктора-женщину.

Мэри снова покачала головой.

– Нет. У него был… – Её голос дрогнул, удивив её саму. Она начала сначала. – У него был нож, но он им не воспользовался.

– Животное, – сказала женщина.

Мэри кивнула в знак согласия.

Они вошли во внутренний офис, стены которого были выкрашены в мягкий розовый цвет. Здесь было два стула, но не было дивана – даже здесь, в этом убежище, его вид мог быть невыносим. Женщина указала Мэри на стул – простой стул с мягким сиденьем, а сама уселась на другой напротив неё, но тут же потянулась и мягко взяла Мэри за левую руку.

– Вы назовёте своё имя? – спросила она.

Мэри подумала о том, чтобы назваться вымышленным именем, или – ей не хотелось лгать приятной молодой особе, которая так старается ей помочь, – может быть, назваться вторым именем – Николь, тогда это не будет ложь, но всё равно поможет скрыть её личность. Но когда она открыла рот, то произнесла:

– Мэри. Мэри Воган.

– Мэри, меня зовут Кейша.

Мэри посмотрела на неё.

– Сколько вам лет? – спросила она.

– Девятнадцать, – ответила Кейша.

Так молода.

– И вы… вас…?

Кейша сжала губы и кивнула.

– Когда?

– Три года назад.

Мэри почувствовала, как её глаза удивлённо расширяются. Ей тогда было всего шестнадцать; это мог быть… Боже, её первый раз мог оказаться изнасилованием.

– Мне так жаль, – сказала она.

Кейша склонила голову в знак признательности.

– Мэри, я не стану говорить вам, что вы справитесь, но вы можете это пережить. И мы поможем вам это сделать.

Мэри закрыла глаза, глубоко вдохнула, медленно выдохнула. Она чувствовала, как Кейша мягко стискивает её руку, вливая в неё силы. Наконец Мэри снова заговорила:

– Я ненавижу его, – сказала она и открыла глаза. Лицо Кейши излучало заботу и готовность помочь. – И… тихо добавила Мэри, – я ненавижу себя за то, что позволила этому произойти.

Кейша кивнула и, не выпуская её левой руки, осторожно взяла её за правую.