Текст книги "Слепое Озеро"

– Отцу Тесс вы звонили?

Маргерит резко помрачнела.

– Нет, но, видимо, придется. Надеюсь, он не озвереет. Рэй… – Она осеклась. – Извините, это мои проблемы.

Если честно, то да.

Маргерит отошла с телефоном в дальний угол при– емной.

Даже не желая того, Крис все-таки услышал часть разговора. И то, что он услышал, многое ему сказало. Начала она подчеркнуто спокойно, описала случившееся, однако по мере разговора ее тон становился все более и более защищающимся.

– В клинике. Я… – Пауза. – Нет. Нет. – Пауза. – Ни к чему, Рэй. Нет! Ты делаешь из мухи слона. – Долгая пауза. – Неправда. Ты и сам знаешь, что это неправда.

Она дала отбой, не прощаясь, и некоторое время постояла, приходя в себя. Потом направилась к Крису через приемную сквозь ряды стандартных больничных стульев – губы плотно сжаты, прическа растрепана, одежда в пятнах крови. Тем не менее осанка демонстративно гордая, словно в знак того, что сказанное ей Рэем Скаттером она решительно отвергает.

– Простите, – сказала Маргерит, – не могли бы вы пойти и завести машину? Я схожу за Тесс. Думаю, после всего ей лучше быть дома.

Опять вежливая ложь, но ясно, что она просит его поторопиться. Он молча кивнул.

Дорожку от клиники до парковки насквозь продувал холодный ветер. Дойдя наконец до крошечной машины Маргерит, Крис с удовольствием уселся внутрь и включил мотор. Из вентиляционных отверстий потек теплый воздух. Улица была пустынна. Звезды сияли так же ярко, а у самого горизонта на юге он заметил огни самолета. Где-то еще летали авиалайнеры. Где-то жизнь шла своим че– редом.

Минут через десять из клиники вышли Маргерит с Тесс, но не успели они дойти до машины, как на парковку, ревя мотором, влетел другой автомобиль. Машина Рэя Скаттера. На лице Маргерит, когда ее бывший муж выскочил из машины и широким, агрессивным шагом зашагал к ней, выразилось явное беспокойство.

Крис убедился, что пассажирская дверь не заперта. Лучше бы они успели. Рэй Скаттер был сейчас похож на бешеного быка. Маргерит еще не дошла до машины, а Рэй уже оказался рядом и схватил ее за плечо.

Маргерит не отвела взгляда, но подтолкнула Тесс чуть назад, себе за спину, чтобы защитить. Раненую руку Тесс прятала под курткой. Слов Рэя Крис за повизгиванием работающего мотора разобрать не мог. До него доносились лишь отдельные взрыкивания.

Пора проявить немного смелости. Чего Крис терпеть не мог. Именно эти слова он постоянно слышал про свою книгу, во всяком случае до самоубийства Галлиано. «Как это смело с вашей стороны – написать такое!» Ничего, кроме проблем, смелость ему никогда не приносила.

Крис вылез из машины и открыл для Тесс заднюю дверь. Рэй вытаращил глаза.

– Это еще на хрен кто такой?

– Меня зовут Крис Кармоди.

– Он помог довезти сюда Тесс, – поспешно добавила Маргерит.

– А сейчас ей нужно домой, – сказал Крис. Тесс уже успела юркнуть на заднее сиденье, очень быстро, даже несмотря на то что ей мешала перевязанная рука.

– Совершенно очевидно, – объявил Скаттер, уставившись прямо на Криса прищуренными глазами, – что оставаться дома ей небезопасно.

– Рэй, – вмешалась Маргерит, – в соглашении написано…

– Соглашение было составлено еще до блокады, и связаться с упомянутыми в нем консультантами у меня сейчас нет возможности. – Рэй с удивительной точностью умудрился передать тон разъяренного быка, визгливый и властный одновременно. – И я никоим образом не могу доверить тебе свою дочь после того, что произошло.

– Это несчастный случай! Так бывает.

– Так бывает, когда дети остаются без присмотра. Чем ты в это время занималась – следила за своим сраным Субъектом?

Маргерит замялась.

– Это случилось, когда Тесс уже легла спать, – ответил за нее Крис. И незаметно показал глазами Маргерит, чтобы та садилась в машину.

– Ты ж тот самый писака?.. Тебе откуда знать?

– Я при этом присутствовал.

Маргерит наконец уловила намек и села в машину. Когда хлопнула дверь, лицо Рэя Скаттера выразило разочарование, которое тут же сменилось удвоенным гневом.

– Я забираю мою дочь с собой!

– Боюсь, что нет, сэр, – возразил ему Крис. – Во всяком случае, не сегодня.

Не отводя глаз от Рэя, он прошел к водительской двери и сел за руль. Тесс на заднем сиденье начала негромко всхлипывать. Рэй, нагнувшись к водительскому стеклу, что-то орал. Крис включил передачу и отъехал, но Скаттер успел отвесить пинка в задний бампер.

Маргерит принялась успокаивать дочь. Крис аккуратно выехал с парковки, стараясь, чтобы на льду не занесло. Рэй мог бы тоже прыгнуть в машину и последовать за ними, однако не стал: Крис видел в зеркало заднего вида, что он попросту застыл на месте в бессильной ярости.

– Он терпеть не может, когда его застают в таком виде, – сказала Маргерит. – Я должна попросить у вас прощения. Вы только что нажили себе врага.

Без всякого сомнения. Крис неплохо понимал эту алхимию: на публике человек просто душка, а за закрытыми дверями превращается в чудовище. Жестокость как высшая степень интимности. Мужчины не слишком-то любят, когда их застают за интимным актом.

– И я снова должна вас поблагодарить, – добавила она. – Простите, что все так вышло.

– Вы не виноваты.

– Если вы отправитесь искать другую квартиру, я не обижусь.

– В подвале все-таки теплее, чем в спортзале. Если вы не возражаете, конечно.

Тесс шмыгнула носом и закашлялась. Маргерит помогла ей высморкаться.

– Не могу избавиться от мысли, – сказала она, – что было бы, окажись рана серьезнее. Если бы нам понадобилась настоящая хирургия? Я уже так устала от этой блокады.

Крис въехал на дорожку у домика.

– Думаю, мы ее как-нибудь переживем, – сказал он.

Тем более что у Маргерит уже был опыт.

Тесс, совсем обессилевшая, уснула на материнской кровати. В доме было холодно, сквозь разбитое окно в спальне девочки лились потоки холодного воздуха, обогреватель не справлялся. Крис пошарил по подвалу и нашел там заляпанный краской кусок плотного пластика и большую фанерку. Он приклеил пластик изолентой к пустой раме в спальне Тесс, а потом для верности приколотил сверху фанерку.

Когда он спустился, Маргерит была на кухне.

– Чашечку кофе перед сном? – спросила она.

– Не откажусь.

Она налила ему свежесваренный кофе и капнула в чашку бренди. Крис посмотрел на часы. Уже за полночь. Сна ни в одном глазу.

– Я вас, наверное, утомила своими извинениями.

– У меня была младшая сестра, – напомнил ей Крис. – Девочки – они такие. Я привык.

– Ваша сестра… Как вы говорили – Порша?

– Мы звали ее Порри.

– Вы с ней часто видитесь? Я имею в виду – виделись до осады.

– Порри давно умерла.

– Ох, простите.

– Вот теперь вам действительно пора прекратить извиняться.

– Но я… Да.

– Как по-вашему, от Рэя теперь стоит ожидать серьезных неприятностей?

– Не сомневаюсь, – пожала она плечами. – Рэй сделает все, что в его силах.

– Понимаю, что это не мое дело. И все-таки если вы думаете, что завтра он заявится сюда с дробовиком, то лучше бы меня тоже предупредить.

– Да нет, конечно, ничего подобного. Рэй, он просто… ну, как вам объяснить? Он любит во всем быть правым. Терпеть не может, когда с ним не соглашаются. С готовностью кидается в любую схватку, но ненавидит проигрывать – а проигрывает он большую часть жизни. Ему не нравится соглашение о совместной опеке над Тесс – он бы никогда его не подписал, если бы адвокат не убедил его, что лучшего он все равно не добьется, – и он постоянно угрожает, что будет со мной судиться, чтобы забрать Тесс. Случившееся сегодня он будет считать очередным доказательством, что я как мать никуда не гожусь. Очередным оружием против меня.

– В случившемся сегодня вашей вины нет.

– Рэю неважно, что именно случилось. Он уже убедил себя, что я либо виновата непосредственно, либо как минимум совершила преступный недосмотр.

– Сколько лет вы были замужем?

– Девять.

– И он всегда был склонен к насилию?

– Не к физическому. То есть не в прямом смысле. Он мог замахнуться, но никогда бы не ударил. Это не в его стиле. Зато он постоянно давал понять, что мне не доверяет, и откровенно не одобрял мое поведение. Звонил каждые пятнадцать минут – где я, и что делаю, и когда буду дома, и постарайся не опаздывать. Я его не устраивала, и при этом он хотел, чтобы я все свое внимание уделяла ему одному. Сначала я думала, что это просто такая странность, недостаток характера, что он его пере– растет.

– У вас есть друзья, семья?

– Мои родители очень мягкосердечны. Они мирились с Рэем до тех пор, пока не стало ясно: ему вовсе не нужно, чтобы они с ним мирились. Он не хотел, чтобы я с ними встречалась, не хотел, чтобы я встречалась с друзьями. Мол, нас только двое, и больше никто к нам лезть не должен.

– Ровно та самая разновидность брака, которую следует окончить как можно раньше, – заметил Крис.

– Не уверена, что Рэй считает наш брак оконченным.

– Такие ситуации иногда бывают довольно опасными – в физическом смысле.

– Знаю, – согласилась Маргерит. – Я всякое слышала. Только Рэй до физического насилия никогда не опус– тится.

Крис мог бы возразить, но не стал.

– Как там Тесс, быстро заснула?

– Она выглядела совсем сонной. Бедняжка, ее все это очень утомило.

– Как по-вашему, почему она разбила стекло?

Маргерит поднесла к губам чашку и сделала длинный глоток, внимательно изучая поверхность стола.

– Честное слово, не знаю. У Тесс и раньше были проблемы. Она не любит отражающие поверхности: зеркала и все такое. Наверное, увидела что-то неприятное.

Настолько, чтобы разбить стекло рукой?.. Впрочем, Маргерит эта тема, очевидно, была не особо приятна, и он не стал настаивать. На ее долю сегодня и так немало вы– пало.

– Интересно, как там Субъект. – Крис решил переменить тему. – Неспящие в Лангуста-Сити.

– Я ведь так ничего и не выключила? – Она встала со стула. – Хотите посмотреть?

Он прошел вслед за хозяйкой в кабинет. Мимо комнаты, где спала Тесс, они прокрались на цыпочках.

В кабинете все было точно так же, как и до ухода: горел свет, сияли экраны интерфейсов, на стене двигалось следующее за Субъектом видео. Увидев изображение, Маргерит громко вздохнула.

На том клочке UMa47/E, где сейчас находился Субъект, наступило утро. С балкона Субъект ушел и уже успел добраться до улицы на уровне земли. Дувший ночью ветер покрыл все поверхности вокруг слоем тонкой белой пыли, ее текстура была отчетливо видна в косых лучах восходящего солнца.

Приблизившись к каменной арке раз в пять выше его ростом, Субъект шагнул сквозь нее навстречу восходу.

– Куда он идет? – спросил Крис.

– Не знаю, – ответила Маргерит. – Похоже, он покидает город.

Тринадцать

– Звонил Чарли Гроган, – сказала Сью Сэмпел. – Потом Дайджит Гил, Джули Соок и еще двое глав департаментов. Ах да, в десять у вас встреча с Ари Вейнгартом, в одиннадцать – с Шульгиным, и еще…

– Отправь расписание мне на компьютер, – перебил ее Рэй. – Срочные сообщения – тоже. Если будут звонки – пока не соединяй.

Он исчез в своем святая святых, плотно закрыв за собой дверь.

Да здравствует тишина, подумала Сью. Это куда лучше, чем голос Рэя Скаттера.

Сью, зная его пунктуальность, оставила на столе чашку с горячим кофе. Это хорошо, подумал Рэй. Вот только день ему предстоял нелегкий. С того момента, как на прошлой неделе Субъект отправился в паломничество, комитеты находились в состоянии, близком к истерике. Даже астрозоологи разделились на два лагеря: одни хотели продолжать исследования в Лангуста-Сити и выбрать с этой целью нового, более типичного в своих поступках Субъекта; другие (и Маргерит в их числе) были убеждены, что поведение Субъекта представляет существенный интерес и за ним следует наблюдать вплоть до логической развязки. Представители департаментов технологии и артефактов приходили в ужас от одной мысли о том, что придется покинуть город, зато астрогеологи и климатологи могли лишь приветствовать путешествие по пустыням и горам. Отделы перегрызлись между собой, будто свора собак, а разрешить конфликт в отсутствие научного руководства Слепого Озера и связи с Вашингтоном не было ни малейшей возможности.

В конечном итоге все они со своими проблемами придут к Рэю. Однако он не собирался выносить вердикт без всеобъемлющих консультаций, поскольку рано или поздно ему придется обосновывать свое решение перед руководством. И он хотел, чтобы обоснование это было пуленепробиваемым. Чтобы он при необходимости мог сослаться на конкретные имена и документы, и пусть отдельные горячие головы говорят сейчас, дескать, он уклоняется от ответственности – такие слухи до Рэя тоже доходили. Всем было ясно сказано – представить докладные записки с обоснованием своей позиции.

И все-таки день лучше начинать с положительных эмоций. Рэй расстелил на столе бумажную салфетку и открыл нижний ящик стола ключом, который носил с собой.

С самого начала карантина Рэй хранил запас «Динь-Донов» в запертом ящике стола. Да, он любил сопроводить утренний кофе пирожными, особенно «Динь-Донами», и вполне мог обойтись без остроумных комментариев по этому поводу, всей этой ерунды насчет Е 343 и «плохих калорий». Ему нравилось, как разрывается хрусткая обертка; нравился запах сахара и крахмала; нравилось клейкое тесто и то, как горячий кофе смывает с языка чуть химическое послевкусие.

К сожалению, «Динь-Доны» не входили в ассортимент продуктов, еженедельно доставляемых черным грузовиком. Рэю хватило сообразительности сразу же скупить весь запас в супермаркете и в магазинчике вестибюля «Хаббл-Плазы». У него оказалось две коробки, однако надолго их не хватило. Последние шесть «Динь-Донов» на все осажденное Слепое Озеро, насколько было известно Рэю, находились сейчас в нижнем ящике его письменного стола. Когда они закончатся, все, можно сосать лапу. Естественно, он как-нибудь переживет. Но как же обидно попасть в такую ситуацию из-за бюрократической херни, из-за бесконечного и бессловесного каран– тина.

Он вынул из ящика «Динь-Дон». Минус один: остается пять, как раз одна рабочая неделя.

Однако в тени ящика виднелось лишь четыре «Динь-Дона».

Четыре. Он пересчитал еще раз. Четыре. Он пошарил по ящику рукой. Четыре.

Должно быть пять. Он что, обсчитался?

Невозможно. Он каждый вечер записывал остаток в дневнике.

Какое-то время Рэй сидел неподвижно, переваривая неприятную информацию, подыскивая на нее достойный и уверенный ответ. Потом нажал кнопку селектора и попросил Сью Сэмпел зайти.

– Сью, – начал он, когда она остановилась на пороге, – у тебя есть ключ от моего стола?

– От вашего стола? – На лице Сью изобразилось неподдельное – или умело подделанное? – удивление. – Конечно нет.

– Когда я занял этот кабинет, техник сказал, что ключ будет только у меня одного.

– Вы его потеряли? У техников должен быть универсальный ключ. Или они могут поменять замок…

– Я ничего не терял! – Звук его голоса заставил Сью отшатнуться. – Вот мой ключ! Но у меня кое-что украли.

– Кое-что украли? Что же именно?

– Какая разница, что именно! К счастью, ничего особенно важного. Существенно здесь то, что кто-то копался в моем столе, не поставив меня в известность. Даже ты, казалось бы, могла догадаться!

Взгляд Сью упал на стол. Рэй запоздало осознал, что сегодняшний неоткрытый «Динь-Дон» так и лежит там рядом с чашкой кофе. Она посмотрела на пирожное, потом на Рэя, на лице у нее изобразилось что-то вроде «вы, конечно же, шутите?». Рэй почувствовал, что краснеет.

– Может быть, спросить у уборщиков? – предложила Сью.

Главное, чтобы она сейчас поскорее ушла.

– Ладно, на самом деле, наверное, ничего страшного… Зря я вообще завел этот разговор.

– Или у секьюрити? К вам как раз сегодня Шульгин приходит.

Она что, прячет улыбку? Она над ним смеется?

– Спасибо, – выдавил он через силу.

– Могу я еще чем-нибудь вам помочь?

– Нет. – Проваливай уже на хрен. – Закрой дверь, пожалуйста.

Сью аккуратно прикрыла за собой дверь. Рэй прямо-таки видел, как беззвучный смех тянется за ней ярко-алой ленточкой.

Рэй считал себя реалистом. Он отдавал себе отчет в том, что некоторые его поступки могли быть объявлены сексистскими, если бы кому-то потребовалось его очернить (а имя его врагам было легион). Но он вовсе не ненавидел женщин. Как раз наоборот: он всегда давал им шанс продемонстрировать, что ненавидеть их не за что. Проблема не в том, что он ненавидит женщин, а в том, что они его постоянно разочаровывают. Взять хотя бы Маргерит. (Опять Маргерит, все время Маргерит, Марге– рит…)

Ари Вейнгарт явился в десять с целой кипой предложений по поднятию духа находящихся в осаде. Кейти Лейн из его отдела предложила делать выпуски видео с новостями и объявлениями – фактически запустить телевидение Слепого Озера, – и готова сама их вести. «По-моему, мысль неплохая, – сказал Ари. – Кейти умна и фотогенична. А еще я предлагаю организовать коллекцию записей, которые люди успели загрузить на домашние серверы до блокады и начать их транслировать. Это будет телевидение строго по программе, совсем как в двадцатом веке, но и оно может пойти на пользу. По крайней мере, людям снова будет что обсудить в обеденный пере– рыв».

Хорошо, годится. Дальше Ари предложил начать серию дебатов и публичных лекций в клубе по субботам. И это годится. Ари хочет превратить осадное положение во что-то вроде затянувшегося церковного праздника. Пусть себе, думал Рэй. Пусть развлекает недовольных заключенных цирковыми представлениями. Однако уж очень вся эта борьба за поднятие духа утомительна… Когда Ари наконец покинул кабинет, прихватив с собой свою вечную улыбку, сразу полегчало.

Рэй еще раз пересчитал «Динь-Доны».

Конечно, в стол к нему легко могла залезть та же Сью. Никаких следов взлома на замке не обнаружилось; наверное, он просто забыл запереть ящик, и Сью воспользовалась его невнимательностью. Сью часто оставалась на работе дольше Рэя, особенно когда была его очередь заботиться о Тесс; в отличие от Маргерит он неохотно оставлял дочь одну дома после школы. Сью – основной подозреваемый, решил Рэй, хотя и уборщики тоже не сказать чтобы чисты от подозрений.

С мужчинами вообще легче, чем с женщинами. На мужчину стоит рявкнуть погромче, и он уже весь внимание. Женщины хитрее, думал Рэй, внешне они послушны, но всегда готовы предать. Свою лояльность они обставляют множеством условий, а потом без труда о ней забывают. (Взять хотя бы Маргерит…)

По крайней мере, Тесс вырастет не такой.

Ровно в одиннадцать появился Дима Шульгин, одетый в элегантный серый костюм, и отвлек его от тяжких мыслей, хотя новости он принес довольно мрачные. Шульгин где-то научился совершенно китайской непроницаемости, и, пока он перечислял настроения, которые сейчас преобладали среди служащих и приходящих работников, его бледное лицо ничего не выражало.

– До сих пор они довольно спокойно переносили осаду – в первую очередь благодаря несчастью, которое случилось с мистером Крафтом, когда он попытался прорваться сквозь ворота, – заявил Шульгин. – По большому счету нам тут скорее повезло. Люди подчинились, поскольку были напуганы. Теперь недовольство растет. Всевозможных обслуживающих работников раз в пять, как вам известно, больше, чем научного и административного персонала. Многие требуют возможности участвовать в принятии решений, и уже неоднократно раздавались предложения отключить Око и посмотреть, что из этого выйдет.

– Пустая болтовня, – отмахнулся Рэй.

– Пока – да, болтовня. Но на длинной дистанции, если карантин затянется…

– Нам нужно продемонстрировать, что мы делаем что-то позитивное.

– Имитировать бурную деятельность не помешает, – кивнул Шульгин, иронию за его акцентом никогда было не расслышать.

– Знаете, – сказал вдруг Рэй, – мой стол взломали.

– Ваш стол? – Брови Шульгина поползли вверх, словно две гусеницы. – Взломали? Хулиганство, воровство?

Рэй махнул рукой в, как ему показалось, великодушном жесте.

– Ничего особенного, больше похоже на офисный розыгрыш, но это навело меня на мысль. Не устроить ли нам расследование?

– Расследование взлома вашего стола?

– Да нет же, ради бога! Расследование причин осады.

– Причин осады? И как их расследовать? Все улики – по другую сторону забора.

– Необязательно.

– Объясните, будьте добры.

– Существует теория, что мы в карантине, поскольку что-то случилось в Кроссбэнке, что-то опасное, связанное с их БЭК-кольцами; следовательно, оно может повториться здесь.

– Да, именно поэтому сейчас постепенно набирает силу движение, ратующее за отключение наших собственных процессоров, однако…

– Забудьте на минуту про БЭК-кольца. Давайте подумаем о Кроссбэнке. Если там начались проблемы, неужели мы бы о них не узнали?

Шульгин задумался. Потер пальцем кончик носа.

– Возможно, узнали бы, возможно, нет. Когда закрылись ворота, все руководство было в Канкуне. Им бы первым сообщили.

– Верно, – сказал Рэй, пытаясь мягко подтолкнуть собеседника к очевидному выводу, – и эти сообщения оказались бы на их личных серверах еще до того, как начался карантин.

– Все достаточно срочное сразу ушло бы непосредственно к ним…

– Но на серверах в Слепом Озере остались бы копии, разве нет?

– Хм… надо полагать. Разве что кто-нибудь сразу все стер. Однако мы все равно не можем взломать личные серверы руководства.

– Не можем?

Шульгин пожал плечами:

– Я бы сказал, что нет.

– В обычных обстоятельствах мне бы даже мысль такая в голову не пришла. Но обстоятельства у нас далеко не обычные.

– Взломать серверы, прочитать почту… Интересно.

– И если обнаружится что-нибудь важное, об этом можно будет объявить на общем собрании.

– Если обнаружится. Помимо голосовых сообщений от жен и любовниц. Мне что теперь, поговорить со своими людьми, выяснить у них, сложно ли взломать сер– веры?

– Да, Дима, – подтвердил Рэй. – Поговорите.

Чем больше он об этом думал, тем больше идея ему нравилась. На обед он ушел почти счастливым.

Впрочем, настроению Рэя было свойственно часто меняться, так что в конце дня он покинул «Плазу» не в лучшем расположении духа. «Динь-Дон». Сью, вероятно, все разболтала подружкам во время обеда. Каждый день какое-нибудь новое унижение. Да, он любит «Динь-Доны» на завтрак, и что здесь такого смешного, в чем тут странность?.. Какие все-таки уроды вокруг, горько думал Рэй.

Он аккуратно вел машину сквозь налетавший порывами жесткий снег, надеясь, что на главной улице удастся поймать «зеленую волну». Безуспешно.

Вокруг одни уроды, а теоретики в области экзокультур, легковесные слепые оптимисты, такие как Маргерит, совершенно выпускают из виду это обстоятельство. Одного полного уродов мира им недостаточно. Им подавай еще. Целую вселенную всевозможных уродов. Розовый сверкающий органический космос, волшебное зеркало, из которого ухмыляется радостная уродская физио– номия.

Сумерки опустились на машину, словно занавес. Насколько чище был бы мир, думал Рэй, если бы состоял из газа и пыли, ну и отдельных сияющих звезд – холодных и безупречных, подобно снегу, окутавшему высотки Слепого Озера. Истинный урок, который им преподал Лангуста-Сити, заключался в неполиткорректном, никем не произнесенном вслух, но очевидном факте, что (так называемый) разум есть не что иное, как концентрированная иррациональность, поведенческий комплекс, созданный ДНК, чтобы производить еще больше ДНК. Пока вся вселенная не окажется пожранной и обращенной в экскре– менты.

Ко мне это тоже относится, думал Рэй. Не стоит закрывать глаза на горькую правду. Все, что он любит (дочь), или думал, что любит (Маргерит), представляло собой всего лишь его собственное место в мироустройстве, осмысленном не больше, чем ночные кровотечения аборигенов UMa47/E. Взять хотя бы Маргерит: не более чем набор неисправных генетических программ, мать, в которой материнского лишь инстинкт обладания; ходячая матка, почему-то требующая равенства перед законом. Как часто он продолжает о ней вспоминать! Любые унижения, достающиеся на долю Рэя, лишь следствия ее нена– висти.

Гаражная дверь начала подниматься, почувствовав сенсорами приближение автомобиля. Рэй остановил машину под ярким светом потолочной лампы.

Он думал о том, что будет, если освободиться от биологических императивов и увидеть мир таким, какой он есть. Нашим глазам он покажется ужасным, бесцветным и безжалостным; только наши глаза тоже лгут, они такие же рабы ДНК, как и наше сердце, и наш мозг. Быть может, БЭК-кольца именно этим и сделались: нечеловеческими глазами, показывающими правду, которую никто не готов принять.

Рэй крикнул «Привет!», как только вошел в дом. Тесс, вернувшаяся к нему на этой неделе, сидела в гостиной, в кресле рядом с искусственной елкой, согнувшись над домашним заданием, словно трудолюбивый гном. «Здравствуй», – сказала она, не поднимая головы. Рэй застыл, пораженный своей любовью к дочери. Она писала на экране планшета, который переводил ее детские каракули во что-то разборчивое.

Он снял пальто и галоши, задернул шторы – за ними была лишь снежная мгла.

– Ты уже звонила своей биологической матери?

В соглашении, которое он после долгих переговоров с посредниками подписал с Маргерит, значилось, что Тесс каждый день должна звонить отсутствующему в данный момент родителю. Тесс удивленно подняла глаза:

– Биологической матери?

Он что, это вслух сказал?

– Своей маме.

– Я уже позвонила.

– Она сказала что-нибудь, что тебя обеспокоило? Сразу обращайся ко мне, если у тебя с мамой возникнут проб– лемы.

Тесс неуверенно пожала плечами.

– А тот человек был с ней, когда ты звонила? Тот, который живет в подвале?

Тесс опять пожала плечами.

– Покажи мне руку.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять: в проблемах, которые у Тесс возникли в Кроссбэнке, виновата Маргерит, пусть даже бракоразводный судья ни хрена не понял. Маргерит постоянно игнорировала Тесс, и девочка предприняла несколько отчаянных попыток привлечь ее внимание.

Неохотно, пряча глаза от стыда, Тесс протянула ему ладонь. Швы сняли на прошлой неделе. Шрамы тоже со временем исчезнут, сказал доктор, но пока вид был еще тот: розовая новая кожа, а вокруг – сердитые дырочки от иглы. Рэй уже сделал несколько фотографий на случай, если их понадобится предъявить в суде. Он держал маленькую ладошку в своих ладонях и всматривался, нет ли инфекции, не поселилась ли там чужая жизнь, чтобы питаться плотью его дочери.

– Что сегодня на ужин? – спросила Тесс.

– Курица, – ответил Рэй и пошел на кухню, чтобы ей не мешать. Курица в морозильнике. Субъект извлек из низкотемпературного хранилища разделанную плоть нелетающей птицы и стал ее термически обрабатывать в посуде, содержащей отжатое из растений масло. Теперь – чеснок с базиликом, соль и перец. От запаха у него рот наполнился слюной. Тесс, которую тоже привлек аромат, прибрела в кухню и стала смотреть, как он го– товит.

– Тебя не беспокоит, что завтра ты возвращаешься к маме?

К биологической матери. К половине твоей шкатулки с генами. Меньшей половине, подумал Рэй.

– Нет, – сказала Тесс и вдруг спросила чуть ли не с дерзостью: – Почему ты меня всегда об этом спрашиваешь?

– Разве я всегда спрашиваю?

– Да! Часто.

– Часто – это ведь не всегда, правда?

– Да, только…

– Я просто хочу, чтобы с тобой все было в порядке, Тесс.

– Знаю. – Сраженная его правотой, она повернулась, чтобы уйти.

– Тебе же здесь хорошо?

– Здесь нормально.

– Потому что с мамой заранее никогда не знаешь, правда? Если с ней что-нибудь случится, Тесс, ты всегда будешь жить здесь.

Тесс сощурилась.

– А что случится с мамой?

– Заранее никогда не знаешь.

Четырнадцать

До того как Субъект покинул город, его жизнь представляла собой непрерывный цикл из сна, работы и обеденных конклавов. Все это пугающе напоминало Маргерит индуистские идеи: кальпы, священный цикл, вечное возвращение.

Теперь все переменилось.

Цикл тоже превратился в нечто иное: в историю. В рассказ, думала Маргерит, у которого есть начало и конец. Именно поэтому было столь важно, чтобы Око оставалось сфокусированным на Субъекте, что бы там ни полагали отдельные циники. «Субъект перестал быть характерным», – говорили они. Так именно поэтому он и был теперь столь интересен. Субъект сделался индивидом, чем-то большим, чем просто сумма его функций в обществе аборигенов. Совершенно очевидным образом это означало некий кризис в жизни Субъекта, и Маргерит даже допускать не желала, что они не увидят, чем он разрешится.

Пусть даже смертью Субъекта, если до того дойдет. А дойти вполне могло.

С самого начала у нее появилась идея записывать одиссею Субъекта: не с аналитической точки зрения, но как то, во что все превратилось – как историю. Разумеется, не с целью публикации. Она нарушит сразу все протоколы объективности, поскольку все в этой истории будет пропитано как осознанным, так и неосознанным антропоцентризмом. Записывать просто для себя… и еще потому, что Субъект того заслуживает. В конце концов, он жил своей жизнью, а они вторглись в нее непрошеными наблюдателями. В ее записках, которых никто не увидит, к нему вернется утраченное достоинство.

Маргерит начала делать записи в синей школьной тетрадке. Тесс уже спала (она вернулась от отца, с которым провела невеселое Рождество, два дня назад), а Крис был внизу – наводил беспорядок в кухне или копался в ее библиотеке. Ей выпала редкая минута, момент священной тишины. Самое время, чтобы попрактиковать черную магию эмпатии, время самой себе признаться, что судьба этого существа, такого непонятного и при этом знакомого до мельчайших подробностей, ей небезраз– лична.

Последние дни, которые Субъект провел в городе (записывала Маргерит), были неспокойными.

Хотя он по-прежнему проводил положенное время у станка, его обеденные конклавы стали короче и более поверхностны. Он медленнее спускался по лестнице в обеденный колодец и там в неярком вечернем свете брал себе меньше обычного количества овощей. Зато проводил больше времени, соскабливая плесневую поросль с влажных стен колодца, и потом слизывал ее с когтей на руках. Сократилась и его социальная активность. Колодцы были полны едоков, однако Субъект теперь держался лицом к каменной стене, его сигнальные движения (волнообразное поведение ресничек, жесты головой) также свелись к минимуму.

Нарушился и сон Субъекта, что, в свою очередь, обеспокоило крошечные создания, пившие по ночам кровь из его сосков. Какое место занимают эти живущие в стенах животные в культуре и экологии Субъекта, установить так толком и не удалось. То ли паразиты, то ли, учитывая спокойное к ним отношение, симбионты или даже стадия репродуктивного цикла. Возможно, питаясь, они стимулировали важные иммунные реакции – во всяком случае, такая теория тоже имелась. Однако незадолго до своего ухода спящий Субъект, похоже, стал им неприятен. Они пробовали его на вкус, отбегали в сторону, потом возвращались, чтобы попробовать еще раз – с тем же результатом. Сам Субъект тем временем тоже сделался неспокоен и несколько раз за ночь поворачивался, что прежде было ему несвойственно.