Текст книги "Драконья гавань"

Драконы уже казались темными контурами на фоне мерцающей воды, когда Тимара с Рапскалем к ночи их нагнали. Они рассыпались по длинной и широкой илистой косе, которая, изгибаясь, уходила в реку. Отмель была сравнительно новой, и деревьев на ней пока не росло. Вдоль ее хребта пробивались только редкие кусты и пучки травы. Но дров для костра хватало с избытком – к берегу прибило огромное бревно, за которое зацепился целый ворох мелкого плавника. Сойдет.

Девушка сильно толкнулась, и нос их лодки вылетел на топкий берег. Рапскаль бросил весло, прыгнул за борт, схватил фалинь и вытащил суденышко еще дальше на отмель. Тимара со стоном отложила собственное весло и с трудом разогнулась. От постоянной гребли она стала сильнее и выносливее, однако к концу каждого дня все равно сильно уставала, и мышцы ее ныли.

А Рапскалю непривычно длинный переход, похоже, был нипочем.

– Пора разводить костер, – бодро объявил он. – И обсыхать. Хорошо бы охотники принесли мяса. Рыба мне осточертела.

– Да, мясо пришлось бы кстати, – согласилась Тимара. – И костер тоже.

Остальные хранители тоже вытаскивали лодки и устало выбирались на берег.

– Будем надеяться, – отозвался Рапскаль и, не обернувшись, исчез в темноте.

Тимара вздохнула, глядя ему вслед. Его неизменная жизнерадостность и бодрость духа утомляли ее почти так же сильно, как и поддерживали. С досадой вздохнув, она принялась раскладывать по местам снаряжение, раскиданное Рапскалем по дну лодки. Перепаковав свои вещи так, чтобы одеяло и посуда оказались сверху, она отправилась вслед за товарищем. Костер сложили с подветренной стороны бревна, так что оно и горело само, и защищало огонь, и отражало жар. Язычки пламени уже начали расцветать. Рапскаль изрядно наловчился разводить костры и никогда не уставал от этой работы. Кисет со всем необходимым неизменно висел у него на шее. Бесконечная мелкая морось шипела, соприкасаясь с огнем.

– Устала? – донесся из темноты слева негромкий голос Татса.

– Еще как, – отозвалась она. – Это путешествие вообще когда-нибудь закончится? Я уже забыла, как это – ночевать в одном месте больше пары ночей подряд.

– Это еще не самое худшее. А вот как только мы доберемся туда, куда стремятся драконы, нам придется поворачивать и возвращаться обратно, вниз по реке.

Тимара на миг застыла.

– Ты бросишь свою драконицу? – тихонько прошептала она.

Девушка так до сих пор и не помирилась с Синтарой и вспоминала о ней с горечью. Тимара заботилась о драконице, как и прежде, чистила шкуру и добывала для нее еду, но разговаривали они мало. И тем разительнее воспринимались эти перемены, когда Тимара видела, с какой нежностью относятся друг к другу некоторые драконы и хранители. Татс с Фенте были очень близки. Во всяком случае, так казалось Тимаре.

Татс накрыл ладонями ее плечи и легонько сжал:

– Не знаю. Думаю, это много от чего зависит. Иногда мне кажется, что я ей нужен, что она даже привязана ко мне. А иногда… ну…

Хоть Тимара и вывернулась из его рук, ее тело отметило, насколько приятным оказалось это теплое прикосновение для ноющих мышц. Татс отступил на шаг, уловив ее недовольство. А сознание девушки жарким приливом затопили образы Грефта и Джерд, прильнувших друг к другу. На мгновение она задумалась, не стоит ли повернуться к Татсу, и даже отважилась вообразить, как гладит руками его теплую обнаженную спину. Но тут же вздрогнула, представив, как его ладони скользят по ее чешуйчатой коже. Все равно что ласкать теплую ящерицу, высмеяла она себя и крепко сжала губы, чтобы не закричать от такой несправедливости. Может, Грефт с Джерд и не отказывают себе в запретном, но, должно быть, это стало возможным лишь потому, что отверженными были они оба. Их не смущали чужие отметины Дождевых чащоб. С Татсом этот номер не пройдет. Он из татуированных и родился не здесь. У него кожа гладкая, как у дамочки из Удачного, он не изуродован ни наростами, ни чешуей. В отличие от Тимары.

– Долгий выдался день, – нарушил молчание Татс.

Его осторожный тон как бы прощупывал, не рассердилась ли она на его вольность. Тимара проглотила свой гнев на судьбу.

– Да, долгий, – ровным голосом подтвердила она. – А у меня до сих пор ноют раны, оставленные Меркором. Хорошо бы погреться у огня и съесть что-нибудь теплое.

И словно в ответ на ее слова, пламя вдруг охватило ворох плавника. Отсветы озарили ее друзей, собравшихся вокруг костра. Тоненькая Сильве стояла рядом с узкоплечим Харрикином. Они смеялись, поскольку долговязый Варкен скакал как безумный, пытаясь стряхнуть дождь искр с буйной шевелюры и поношенной рубахи.

По обыкновению неразлучные Бокстер и Кейз маячили в темноте двумя приземистыми силуэтами. Лектер пробрался мимо них, и отблеск костра ясно выхватил из мрака шипы, пробивающиеся вдоль его хребта. Ему стоило бы прорезать дырки в рубахе, чтобы та не стесняла гребень. Это зрелище почему-то придало Тимаре уверенности.

«Вот мои друзья», – подумала девушка с улыбкой.

Они носили на себе те же отметины, что и она. Затем она заметила среди них сидящую боком Джерд. Та расположилась на куске плавника, а Грефт стоял у нее за спиной, могучий и заботливый. На глазах у Тимары Джерд откинулась назад, прислонившись затылком к бедру Грефта, и что-то ему сказала. Юноша, склонившись ниже, ответил, и на какой-то миг они слились воедино, в общий силуэт, отгородившийся от прочего мира.

Тимару кольнула ревность. И не потому, что ей нравился Грефт, ей просто хотелось того же, что они взяли сами. Джерд громко засмеялась, и плечи Грефта задрожали, вторя ее веселью. Остальные либо не обратили внимания, либо признали их близость. Неужели лишь она одна еще негодует и смущается при виде их демонстративных выходок?

Не задумываясь она направилась к костру вслед за Татсом.

– Что ты думаешь о Джерд и Грефте? – спросила Тимара и сама поразилась тому, что произнесла это вслух.

Она тотчас же пожалела о сказанном, когда Татс оглянулся в явном изумлении.

– О Джерд и Грефте? – переспросил он.

– Они спят вместе. Занимаются любовью. – За откровенностью ее слов звенел гнев. – Она уединяется с Грефтом при каждой возможности.

– Пока что, – небрежно отмахнулся Татс, как будто отвечая на совершенно другой вопрос. – Джерд пойдет с кем угодно. Грефт довольно скоро это поймет. Или, может, знает и так, но его это не волнует. Вполне допускаю, он просто берет, что дают, а тем временем прикидывает, как бы заполучить кое-что получше.

Последнюю фразу он сопроводил многозначительным взглядом, который смутил и встревожил Тимару. Ее мысли скакали, словно блохи, с одного его слова на другое. На что он намекает? Девушка попыталась развеять неожиданное напряжение.

– Джерд пойдет с кем угодно? Даже с тобой? – засмеялась она, поддразнивая старого друга, но улыбка застыла у нее на губах, когда тот ссутулился и отвел взгляд.

– Со мной? Вполне возможно, – произнес он грубовато. – А что здесь такого немыслимого?

Тимаре вдруг вспомнилась ночь, когда Татс ушел от костра, возмущенный словами Грефта, и вскоре после того Джерд тоже поднялась с места и исчезла. А на следующий день эти двое гребли в одной лодке и еще несколько дней после того… Неожиданное осознание оглушило Тимару. Татс расстилал свое одеяло рядом с Джерд, сидел с ней бок о бок за ужином. Как она сразу не догадалась, что это означает? Ревность вспыхнула в ней, но прежде, чем это пламя успело опалить ей сердце, его сковал и раздробил лед. Какая же она дура! Конечно, так все и было; должно быть, с первой же ночи после того, как они покинули Трехог. Джерд, Грефт, Татс – все они отбросили правила. И только глупая, упрямая Тимара притворялась, будто бы они все еще действуют.

– И со мной! – объявил Рапскаль, вынырнув из темноты, чтобы дополнить их разговор непрошеным замечанием.

– Что – с тобой? – невольно переспросил Татс.

Рапскаль посмотрел на него так, словно тот сморозил глупость:

– Джерд со мной тоже ходила. Еще до тебя. Только ей не понравилось, как я это делаю. Она сказала, тут нет ничего забавного, а когда я засмеялся из-за того, как грязно все вышло, она заявила: это, мол, доказывает, что я еще мальчишка, а не мужчина. «С тобой – больше никогда!» – пообещала она мне после того раза. А я ответил, что мне плевать. Правду, между прочим. К чему иметь дело с человеком, который все так серьезно воспринимает? Мне кажется, с кем-нибудь вроде тебя, Тимара, вышло бы куда веселее. Ты понимаешь шутки. То есть сама посуди… Мы ладим. Ты никогда не обижаешься просто из-за того, что у парня есть чувство юмора.

– Заткнись, Рапскаль! – рявкнула Тимара, опровергнув его слова.

Она рванулась в темноту, оставив обоих парней глазеть ей вслед. За ее спиной Татс обругал Рапскаля, а тот возразил, что ни в чем не виноват. Рапскаль? Даже Рапскаль? Горячие слезы брызнули из глаз, оставляя соленые дорожки на слегка чешуйчатых щеках. Лицо горело. Румянец? Она до сих пор краснеет от смущения – или уже от гнева?

Она была просто слепа. Слепа, глупа и доверчива, словно ребенок. Как же это унизительно! Она еще воображала, что раз уж она втайне мечтает о Татсе, то и он отвечает ей тем же. Тимара знала, что самой природой обречена на жизнь, лишенную человеческих страстей. Неужели она надеялась, будто он станет себя ограничивать только из-за того, что никогда не сможет заполучить ее? Тупица.

А Рапскаль? Тимару вдруг взяла такая злость, что она едва не задохнулась. Как Джерд могла обойтись так с простодушным, непритязательным Рапскалем? Каким-то образом то, на что она его подбила, замарало паренька в глазах Тимары. Его неукротимая жизнерадостность и безграничное дружелюбие вдруг предстали в новом свете. Тимара вспомнила, как он спал рядом с ней все эти ночи, порой греясь об ее спину. Она-то считала это просто ребяческой привязанностью. У нее вырвался возглас негодования. Что ему снилось в такие ночи? Что думали остальные об их близости? Неужели воображали, будто они с Рапскалем по ночам сплетались телами, как Джерд с Грефтом?

Неужели и Татс так о ней думал?

Тимару захлестнула новая волна гнева. Она оглянулась на костер и поняла, что, несмотря на промокшую одежду и пустой желудок, этим вечером ни за что не сядет там вместе с товарищами. И не позволит Рапскалю спать рядом с ней. Она развернулась и направилась к лодке за одеялом, чтобы переночевать сегодня рядом с Синтарой. И вовсе не потому, что ее все еще заботила глупая драконица, – просто даже ее равнодушие куда лучше лицемерия этих так называемых друзей. Драконица, по крайней мере, не скрывает, что не испытывает к Тимаре никаких чувств.

За время ее отсутствия Смоляной успел подойти к берегу и встать рядом с лодками. Глаза баркаса с сочувствием наблюдали, как девушка сердито выдернула из заплечного мешка одеяло и достала запас вяленого мяса. Этим вечером ей не хотелось ни с кем разделять трапезу. Впрочем, искушение горячей пищей едва не подточило ее решимость. Она покосилась на баркас и задумалась, не позволит ли ей Лефтрин подняться на борт, чтобы погреться на камбузе и выпить кружку горячего чая? Она подошла чуть ближе, разглядывая корабль. Капитан поддерживал на судне строгую дисциплину. Никто из хранителей не поднимался на борт без отдельного приглашения. Может, Элис согласится ее позвать? С последнего происшествия им не выпадало случая поговорить.

Обдумывая эту мысль, Тимара заметила, как какой-то человек перелез через фальшборт и принялся неуклюже спускаться по трапу на берег. Он был тощим и двигался не так, как знакомые ей матросы. Человек споткнулся, сходя с трапа, и негромко выругался. И тут девушка узнала его.

– Седрик? – удивленно воскликнула она. – Я слышала, ты очень болен. Не ожидала тебя увидеть. Тебе уже лучше?

Глупый вопрос, тут же спохватилась она про себя. Седрик выглядел ужасно, исхудавшим и потрепанным. Нарядная одежда висела на нем мешком, и, судя по запаху, он давно не мылся.

Он приблизился к Тимаре, шаркая ногами, от изящной походки, какую она запомнила, не осталось и следа. Похоже, случайная встреча вызвала у него раздражение.

– Лучше? – тем не менее ответил он. – Нет, Тимара, мне пока не лучше. Но вероятно, скоро станет.

Голос его звучал сипло, словно в горле пересохло. Она задумалась, уж не пьян ли он, но тут же упрекнула себя за подобную мысль. Он просто очень болен, вот и все.

Когда Седрик отвернулся, даже не попрощавшись, Тимара заметила, что он тащит тяжелый деревянный ящик. Вот из-за чего он так неловко спускался по трапу. Он шел, кренясь на один бок, словно ноша была для него слишком тяжелой. Тимара едва не кинулась за ним вдогонку, чтобы предложить свою помощь, но вовремя остановилась. Конечно же, любой мужчина почувствует себя униженным, если она заметит, насколько он ослабел. Лучше оставить его в покое, и пусть справляется сам.

Тимара отправилась искать среди драконов Синтару. Скатанное одеяло било ее по спине. Сделав три шага, она скинула его и взяла в охапку. Ссадина на руке затянулась коркой и быстро подживала, но длинная царапина вдоль спины, казалось, не зарастала вовсе. По большей части чешуя неплохо защитила ее от зубов Меркора, но здесь не выдержала. Первой заметила рану Сильве, когда заставила Тимару снять рубашку, чтобы перевязать ей руку.

– Что это? – спросила девочка.

– Ты о чем? – уточнила Тимара, все еще дрожа.

– Об этом, – пояснила Сильве и тронула ее кожу между лопатками. Прикосновение отдалось болью, как будто она ткнула пальцем в гнойник. – Выглядит так, будто ты порезалась и рана закрылась. Когда это произошло?

– Понятия не имею.

– Надо промыть, – решила Сильве.

Не дожидаясь возражений, девочка содрала с раны корку. Теплая жидкость потекла по спине Тимары, и она оглянулась через плечо, ожидая увидеть на лице Сильве омерзение. Но та без малейшего недовольства вычистила гной, промыла рану чистой водой и перевязала. Порез должен был начать заживать. Однако вместо этого он гноился, распухал, ныл и иногда по утрам сочился влагой. Тимаре нечем было обработать рану, и она не испытывала желания вверять свое ящеричье тело чьим-либо заботам. Все заживет, упрямо повторяла она себе. На ней всегда все заживало. Просто на этот раз дольше. И болит сильнее обычного.

Охотникам сегодня не повезло. Тимара не учуяла мяса, только жарящуюся на костре речную рыбу. Когда-то девушка очень ее любила, почитая редким лакомством. Но сейчас, даже отчаянно проголодавшись, решила обойтись вяленым мясом.

Драконы тоже были разочарованы. Несколько крупных самцов, сердито плюясь, бродили по топкой отмели. Ранкулос топтался по мелководью, словно надеялся найти там еще какую-то пищу. В сытые вечера драконы часто собирались вокруг костра вместе с хранителями. Они тоже наслаждались теплом. Но этим вечером звери остались голодны и держались поодаль.

Тимаре было бы трудно найти Синтару в темноте, если бы она полагалась только на зрение. Но ей требовалось всего лишь нащупать нежеланную связь, протянувшуюся от нее к королеве. Драконица расположилась на выдающемся в реку выступе косы и глядела туда, откуда они пришли.

И она была не одна. Приблизившись, Тимара различила голос Элис.

– И ты послала ее прямо туда, – мягко выговаривала та Синтаре, – намеренно, без предупреждения. Конечно, она расстроилась. Я тоже не хотела бы внезапно наткнуться на подобную сцену. А у нее ранимая душа, Синтара. Мне кажется, тебе стоило бы больше считаться с ее чувствами.

– Едва ли она может позволить себе оставаться «ранимой», – язвительно ответила драконица.

Тимара остановилась, прислушиваясь, не скажут ли о ней еще чего-нибудь, и угрюмо подумала, что скоро из нее выйдет вполне умелый соглядатай.

– Она и без того сильна и вынослива, – решительно возразила Элис. – Но если ее душа ожесточится, лучше она от этого не станет. Только черствее. И на мой взгляд, будет жаль, если с ней случится такое.

– Будет жаль еще больше, если она навсегда останется такой, как сейчас: безропотной, связанной правилами, которые придумала не она, вечно обрывающей себя на полуслове. Среди драконов и Старших все знали, что каждая самка – королева, вольная выбирать сама и следовать собственным желаниям. Вот чему должна научиться Тимара, если намерена и дальше мне служить.

– Служить тебе? Вот как ты себе это представляешь? Ты считаешь ее своей прислугой?

Многое изменилось, поняла Тимара, с тех пор, когда каждое слово Элис, обращенное к Синтаре, имело форму цветистого комплимента. Теперь же она, похоже, разговаривала с драконицей просто как женщина с женщиной. Интересно, это она сама так изменилась? Или же Синтара, вполне уверенная в их преданности, перестала растрачивать на хранительниц свои чары? Тимара улыбнулась, услышав, как Элис ее защищает, однако мгновением позже та поплатилась за нахальство.

– Разумеется, она служит мне. Или, по крайней мере, у нее есть для этого задатки, если ее дух обретет королевское величие. Какой мне прок от служанки, раболепствующей перед другими людьми? Как она сможет потребовать лучшего для меня, если вечно им уступает? Прежде, Элис, мне казалось, что ты тоже сможешь мне служить. Но в последнее время ты разочаровываешь меня еще сильнее, чем Тимара. И я не вижу, чтобы ты пыталась измениться. Возможно, ты уже слишком стара и не способна на это.

Обиду можно выразить и молчанием. Тимара вдруг поняла это, поскольку расслышала боль Элис, и та выдернула ее из темноты. Она не стала притворяться, будто не слышала их разговора, а сразу бросилась на защиту старшей женщины.

– Да с чего бы нам вдруг захотелось служить такому надменному, неблагодарному созданию, как ты! – выпалила Тимара, встав между ними.

– А, добрый вечер, мелкая проныра. Как тебе понравилось прятаться в темноте, подслушивая нас?

Враждебность так и рвалась из груди драконицы. Синтара буквально светилась от гнева. Ее окружило серебристо-голубое мерцание, исходящее из разросшейся бахромы у нее на шее. От света драконицы по платью Элис побежала металлическая рябь. Зрелище было захватывающе прекрасным: рыжеволосая женщина в искристо-медном наряде напротив серебристо-голубой драконицы. Они напоминали сцену из старинной сказки или с гобелена, и не будь Тимара так рассержена на Синтару, эта красота совершенно сразила бы девушку. Драконица ощутила ее восторг и принялась красоваться, расправляя крылья и встряхивая ими так, чтобы стало заметно их свечение. Переливчатые крылья сделались крупнее, чем помнилось Тимаре.

– Я с каждым днем становлюсь все сильнее и прекраснее, – подтвердила драконица, без усилий читая ее мысли. – И пусть те, кто твердил, будто мне никогда не взлететь, подавятся собственными словами. Только Тинталья может соперничать со мной по красоте и силе, но настанет день, когда равных мне не будет. И я не стыжусь говорить об этом вслух. Я знаю, кто я. Так зачем мне терпеть общество робкой жертвы, которая ноет и хнычет от жалости к себе, но не смеет бросить вызов проявившему интерес самцу?

– Бросить вызов самцу… – Ледяной голос Элис оттаял от замешательства.

– Разумеется, – высмеяла драконица ее непонимание. – Он красуется перед тобой. Он достаточно силен и здоров. Он ходит за тобой по пятам. Он льстит тебе и признает твой ум. И ты не скроешь от меня, что заметила его влечение к тебе и находишь его привлекательным. Но прежде чем ты получишь его, ты должна бросить ему вызов. Вам, конечно, недоступен брачный полет, битва в воздухе, когда он пытается тобой овладеть, а ты ускользаешь, испытывая силу его крыльев. Но издавна известны и другие способы, какими самцы Старших некогда могли проявить себя. Брось ему вызов.

– Я не из Старших, – возразила Элис.

Тимара отметила про себя, что женщина не стала оспаривать прочие утверждения Синтары. Кто же этот поклонник, которого Синтара полагает достойным Элис? Седрик, вдруг поняла девушка. Красивый мужчина из Удачного, который, похоже, состоит в ее распоряжении. Не из-за Элис ли он сегодня спустился на берег? Может, надеялся на встречу с ней? Тимару пробрала сладостная дрожь, неприятно ее поразившая. Да что с ней творится? Она сурово запретила себе представлять, как они будут прижиматься друг к другу, подобно Джерд с Грефтом.

– К тому же я замужняя женщина, – добавила Элис таким тоном, как будто объявляя собственный приговор.

– Зачем ты привязываешь себя к самцу, которого не желаешь? – спросила драконица с искренним недоумением. – Зачем подчиняешься правилам, которые лишь приводят тебя в отчаяние? Что ты с этого получаешь?

– Я держу слово, – веско проговорила Элис. – И храню честь. Мы с Гестом заключили сделку. Мы честь по чести обещали хранить верность друг другу. Теперь я жалею об этом. Честно говоря, я даже не представляла, от чего отказываюсь. Ради свитков, уютного дома и вкусной еды я отреклась от себя. Это была скверная сделка, но мы оба обязаны ее соблюдать. Поэтому, когда наш поход завершится, я оставлю Лефтрина, драконов и дни, когда ощущала себя живой, в прошлом. Я вернусь домой и сделаю все от меня зависящее, чтобы родить мужу наследника, как и обещала. И если ты считаешь меня жертвой, хнычущей в лапах хищника, – что ж, возможно, так оно и есть. Но может быть, чтобы держать свое слово, когда все до единой косточки в теле вопиют о желании его нарушить, тоже нужна сила, просто совсем иная.

Синтара презрительно фыркнула:

– Ты же не веришь, что он сам держит слово.

– У меня нет доказательств, что он его преступил.

– Неправда. Ты сама доказательство, что он что-то преступил. Ты же раздавлена, – безжалостно заключила драконица.

– Возможно. Но я до сих пор держала свое слово и не роняла чести.

Голос Элис дрожал все сильнее. Договорив последние слова, она спрятала лицо в ладонях и на миг, задохнувшись, умолкла. А затем горестные, страдающие рыдания вырвались из-за ее рук. Тимара шагнула к ней и нерешительно погладила женщину по плечу. Она никогда еще не пыталась никого утешать.

– Я понимаю, – проговорила она тихо. – Ты избрала единственный достойный путь. Но он трудно тебе дается. И еще труднее, когда другие считают тебя последней дурой, потому что ты держишь слово.

Элис подняла залитое слезами лицо. Поддавшись порыву, Тимара обняла ее.

– Спасибо, – с трудом выговорила Элис. – Спасибо, что не считаешь меня глупой.

Снова пошел дождь, уже сильнее. Лефтрин натянул на уши вязаную шапку, вглядываясь в мокрую темень. День выдался долгим, и единственное, чего ему действительно хотелось, – сесть за стол на камбузе с кружкой горячего чая и миской густой похлебки и чтобы рыжая женщина улыбалась его шуткам и говорила «пожалуйста» и «большое спасибо» в ответ на любезности его команды. Не так уж многого, как ему казалось, он просил от жизни. Пока он спускался на берег и шлепал по грязи, нарисованные глаза Смоляного с сочувствием следили за ним. Корабль знал, что за дело предстоит капитану и насколько оно ему не нравится.

Как раз в духе этого подонка Джесса было назначить Лефтрину встречу в темноте под дождем. Вот уже несколько дней они в молчании обменивались угрюмыми взглядами. Лефтрин благополучно избегал разговоров с охотником, не оставаясь с ним наедине. Однако этим вечером, когда капитан уже собирался устроиться близ теплой печки на камбузе, он обнаружил записку на дне своей кофейной кружки.

Он постарался ненавязчиво ускользнуть от собравшейся команды. Никто вроде бы не обратил внимания на его уход. Лефтрин тихо шагал сквозь темноту, обогнув костер хранителей. Порыв ветра донес до него смех и запах жареной рыбы, и пламя взметнулось выше. Капитан вовсе не желал, чтобы этим вечером кто-то увидел его на берегу.

Ветер, проливной дождь и темнота скрывали его по дороге к серебряному дракону. Именно там, как он понял, назначил ему встречу Джесс. «Жди меня у Серебряного, или тайне конец». Вот и все, что говорилось в записке, но капитан не мог пропустить мимо ушей подобную угрозу. Дракон придерживал что-то передними лапами и отрывал от добычи куски мяса. На миг Лефтрина охватила безумная надежда, что зверь поедает Джесса. Еще пара шагов, и он разглядел у жертвы четыре копыта. Охотник принес Серебряному мяса, чтобы занять его, пока они беседуют. И это сработало. Капитан увидел, как дракон отрывает от туши ногу. Здоровье бедолаги изрядно поправилось с тех пор, как Лефтрин увидел его в первый раз, но он все равно оставался меньше и слабее товарищей. Хвост у Серебряного зажил, но паразиты, похоже, цеплялись к нему куда чаще, чем к остальным. Дракон почуял подошедшего человека и оглянулся на него, дожевывая копытастую ногу.

– Добрый вечер, капитан, – приветствовал Лефтрина Джесс, выйдя из-за драконьего плеча. – Отличный вечерок для прогулки.

– Я здесь. Чего ты хочешь?

– Не так уж многого. Просто немного содействия, вот и все. Я увидел сегодня отличную возможность и решил, что нам стоит ею воспользоваться.

– Возможность?

– Именно.

Джесс потрепал дракона по плечу. Серебряный заворчал на охотника, но все его внимание по-прежнему оставалось поглощено мясом.

– Он ворчит, но уже привык ко мне. Я подкармливал его лишним мясцом, как только выпадала возможность. Теперь он ничуть меня не опасается, – сообщил охотник и распахнул куртку, предъявив топор, два длинных ножа и один короткий, аккуратно убранные в специальные карманы на жилете, а затем чуть кивнул в сторону дракона. – Приступим?

– Ты спятил, – тихо проговорил Лефтрин.

– Вовсе нет, – улыбнулся охотник. – Как только он покончит с оленем, его начнет клонить ко сну. Я с самого начала рассчитывал на подобную возможность и как следует подготовился. Я распорол оленю брюхо и туго набил валерианой и маком, прежде чем угощать Серебряного. Думаю, дозы хватит, чтобы свалить с ног дракона. Скоро мы узнаем наверняка.

Охотник плотнее запахнул куртку от ветра и дождя и ухмыльнулся Лефтрину.

– Я этого делать не буду. Нам такое с рук не сойдет, да и вообще – я этого делать не буду.

– Еще как сойдет. Я уже все продумал. Дракон уснет, а мы позаботимся о том, чтобы сон оказался вечным. Затем за час-другой мы тихонько отрежем самые ценные части. Перетащим на борт «Смоляного» и отчалим вниз по реке. Сегодня же ночью.

– А хранители и остальные драконы?

– В такой ветер и дождь? Они ничего не заметят, пока мы не уйдем, а затем окажется, что все их лодки пробиты. Сомневаюсь, что они еще когда-нибудь объявятся.

– Но что мы скажем людям в Трехоге?

– Мы там даже не остановимся. Быстро, как ветер, пройдем вниз по течению, а затем вдоль побережья до Калсиды. И там ты заживешь со своей дамочкой как король. Я же видел, как ты на нее смотришь. В этом раскладе ты, по крайней мере, ее получишь.

– О чем это ты?

– О том, что в случае отказа ты потеряешь все. Я расскажу драконам и хранителям, как ты уничтожил кокон, чтобы добавить своему драгоценному баркасу диводрева. Твоя команда явно с тобой в сговоре. Они-то ведь знают, как мало на самом деле трудятся, чтобы судно двигалось вперед. Сомневаюсь, что драконы скажут тебе спасибо, узнав, как ты прикончил одного из них ради собственной выгоды. Мне казалось, они подобного не одобряют. И твоя рыжая красотка, вероятно, заподозрит, что ты вовсе не так благороден, как ей казалось. Даже лжив. Коварен, если я правильно поверну дело. Так что, как видишь, ты можешь вместе со мной забить одного безмозглого, никому не нужного, чахлого дракончика, чтобы вместе со своей дамочкой и командой отправиться навстречу сытой и беззаботной жизни в Калсиде. Или можешь заупрямиться, и я разоблачу тебя и отниму все, что ты имел или надеялся заполучить. – Охотник улыбнулся, вглядываясь в пелену дождя, и добавил: – Когда все на тебя ополчатся, не удивлюсь, если и твой корабль, и дама достанутся мне. Я потратил немало вечеров, чтобы снискать доверие и дружбу хранителей, пока ты впустую тратил время, ухаживая за своей ветреницей. И я подозреваю, что найду союзника в лице того щеголя из Удачного. Или ты и дальше будешь притворяться, будто все вы чисты и невинны?

Дракон наклонил голову и сомкнул пасть на грудной клетке оленя. Кости треснули, как прутики. Он принялся жевать, перемалывая остатки туши. Лефтрин шагнул к Серебряному, собираясь вмешаться. Тот зарычал на него, не выпуская мяса из пасти. Лефтрин побледнел и отшатнулся назад – больше от вони, чем от испуга.

– Увы, он тебе не доверяет, – ехидно посочувствовал Джесс. – Не думаю, что он позволит себя спасти. Проклятая тупая ящерица. Похоже, мы договорились, кэп. Как только он заснет, приступаем к разделке. А я пока что позабочусь о лодках.

Чтобы вывести Лефтрина из себя, хватило бы одной самонадеянности этого негодяя, даже если бы тот не угрожал всем его мечтам. Когда охотник проходил мимо капитана, тот развернулся и бросился на врага. Он выбьет из него дух и скормит дракону.

«Бедный Джесс. Должно быть, он чем-то раздразнил туповатую зверюгу. Элис, нельзя же винить дракона за то, что он дракон».

Но Джесс развернулся ему навстречу, сверкнув белыми зубами в радостном оскале, с блестящим клинком в руке.

Синтара оторопело взирала на двух человечьих самок. И что же это значит – то, как они цепляются друг за друга и вместе льют слезы? Это не было ни охотой, ни дракой, ни брачными играми – вообще ни одним из видов осмысленного общения, известных ей. Драконице захотелось, чтобы они немедленно прекратили.

– Кто-нибудь из вас принес мне еду? – требовательно спросила она.

Тимара отстранилась от Элис и утерла мокрое лицо рукавом:

– Сегодня я не смогла пойти в лес. Но охотники, кажется, наловили рыбы.

– Я уже съела то, что Карсон назвал «моей долей». Ничтожно мало.

– Наверное, я могла бы пойти и…

– Тише! – прикрикнула на нее Синтара.

Она что-то услышала, далекий шум, похожий на рев ураганного ветра. Еще она почуяла страдание и гнев серебряного дракона. Как обычно, его мысли были нечетки, но что-то его встревожило.

– В чем дело? – рявкнула она ему и заодно всем остальным.

Теперь звук сделался громче, и даже люди расслышали его.

Тимара повернула голову и вскрикнула. Элис вцепилась в нее, озираясь в поисках источника шума. Рев приближался, однако драконица не замечала, чтобы усилился ветер или дождь. Звук делался все громче, в нем слышался какой-то скрежет, смешанный с треском и щелчками.

Это река! Она разлилась! – проревел у нее в мыслях Меркор, и вместе с предостережением в сознание Синтары хлынули древние воспоминания.

– Летим! Надо подняться над водой! – протрубила она, забыв на миг, что является драконом лишь наполовину и прикована к земле.

Темнота не могла полностью скрыть опасность. Синтара посмотрела вверх по течению и увидела белое кружево на сером гребне и опрокидывающиеся с него стволы вырванных с корнем деревьев.

– Бежим к лесу! – прокричала Тимара, но только драконица сумела расслышать в грохоте воды ее тонкий голосок.