Текст книги "Судьба Шута"

Когда ты ощущаешь себя никому не нужным, дни тянутся бесконечно. Я почти не оставался наедине с Чейдом и принцем. У меня не было такой возможности на переполненном людьми маленьком корабле, поэтому приходилось довольствоваться Силой. Я старался не входить в контакт с Чейдом, рассчитывая, что со временем его способности восстановятся. Принц передал мне, что Чейду ничего не известно о Черном Человеке с острова Аслевджал.

Пиоттр загрузил матроса, который пел балладу, работой, поэтому поговорить с ним мне не удалось. Изолированный от Чейда и принца, отвергнутый Олухом, я чувствовал себя одиноким, и мне никак не удавалось найти в своей душе умиротворение. Мое сердце норовило погрузиться в воспоминания о прошлом, о моем простом романе с Молли и дружбе с Шутом. Ночной Волк часто навещал меня в воспоминаниях, поскольку я постоянно видел Уэба вместе с его птицей и Сивила в сопровождении кота. Я потерял всех близких времен своей молодости, и в моем сердце не осталось желания искать новых привязанностей. Что же до Неттл и приглашения Баррича «возвращаться домой»… Мое сердце рвалось им навстречу, но я знал, что хочу вернуться не в место, которое мог бы назвать домом, а назад во времени, а этого не могут дать мне ни Эда, ни Эль.

Когда наш корабль вошел в крошечную гавань на побережье маленького острова и Пиоттр закричал от радости, увидев свой дом, я ощутил зависть.

Я стоял возле борта, когда подошел Уэб и развеял мою меланхолию.

– Я попросил Свифта помочь Олуху надеть башмаки, – сказал Уэб. – Бедняга будет рад вновь очутиться на твердой земле, хотя и не признается в этом. Он больше не страдает от морской болезни. Его слабость вызвана простудой и больными легкими. Ну и тоской по дому.

– Я знаю. Но на корабле я ничего не мог с этим поделать. Надеюсь, мы найдем ему удобное жилье и вкусную пищу, чтобы он отдохнул и набрался сил. Это самое верное средство от серьезных недугов.

Уэб кивнул, и мы продолжали молча стоять рядом, пока корабль подходил к берегу. На мысу виднелась одинокая фигурка девушки, ее красновато-коричневую юбку развевал ветер. Овцы и козы пощипывали траву на каменистом пастбище вокруг нее. В глубине острова я заметил дым над крышами домов, теснившихся на склонах холма. Корабль направлялся к единственному причалу в бухте. Я не заметил никаких признаков города. Девушка на мысу подняла руки и трижды развела их в разные стороны. Сначала я принял ее жест за приветствие, но потом понял, что это сигнал для жителей острова, поскольку довольно скоро на берегу начали собираться люди. Некоторые вышли на пристань. Дети бегали по пляжу и возбужденно кричали.

Матросы, показав немалую сноровку, ловко подвели корабль к причалу. На берегу поймали канаты, и уже через несколько мгновений паруса были спущены и убраны. Пиоттр удивил меня, коротко поблагодарив матросов клана кабана, управлявших кораблем. И я вновь напомнил себе, что мы имеем дело с двумя кланами, а не с одним. Очевидно, Пиоттр и команда считают, что им оказана серьезная услуга; возможно, теперь Пиоттр в долгу у клана кабана.

Я еще больше утвердился в своих предположениях, когда мы покидали корабль. Первым на берег сошел Пиоттр, который тут же низко поклонился встречавшим нас женщинам. Здесь были и мужчины, но они стояли в задних рядах и подошли поздороваться только после того, как старшие женщины клана тепло приветствовали Пиоттра. Я заметил, что мужчин в расцвете сил тут не много и все они щеголяют многочисленными шрамами. Среди встречающих было и несколько стариков, а также стайка мальчишек не намного старше десяти лет. Я нахмурился и попытался передать свои мысли Чейду:

Либо их мужчины считают недостойным встречать нас, либо они где-то скрываются.

Ответная мысль донеслась до меня едва слышно, подобно завитку дыма:

Или их перебили во время войны красных кораблей. Некоторые кланы понесли очень серьезные потери.

Я чувствовал, как приходится напрягаться Чейду, чтобы поддерживать контакт, и не стал его больше мучить. К тому же сейчас у него хватало других забот. Тревогу и разочарование принца я уловил скорее посредством Дара, нежели Силы. Гадать, что его терзает, мне не пришлось: среди встречающих не было Эллианы.

Не обращай внимания, – посоветовал я. – Мы слишком мало знаем об их обычаях, чтобы делать какие-то выводы из-за ее отсутствия. Не следует считать это знаком пренебрежения.

Не обращать внимания? Мне все равно. Речь идет о союзе, Фитц, а не о какой-то девчонке и ее интригах.

Но резкость тона выдала его с головой. Я вздохнул. Ему всего пятнадцать. Оставалось лишь возблагодарить Эду, что мне больше никогда не придется быть пятнадцатилетним.

Должно быть, Пиоттр дал какие-то разъяснения Чейду относительно их обычаев, поскольку вся наша группа осталась стоять на палубе до тех пор, пока молодая женщина, которой было лишь немногим больше двадцати лет, чистым и громким голосом не обратилась к нам и не пригласила сына клана оленя из рода Видящих и его спутников сойти с корабля.

– Мы ждали сигнала, – негромко сказал Уэб. – Свифт помог собраться Олуху. Пойдем?

Я кивнул и спросил, словно у меня было на то право:

– А что показала Рииск? Она видела где-нибудь вооруженных людей?

Уэб натянуто улыбнулся.

– Неужели вы думаете, что я бы не сказал, если бы она что-то увидела? Ведь моя жизнь подвергается такой же опасности, как и ваша. Нет, она не заметила ничего особенного. Тихое поселение, вокруг все спокойно. А за холмами раскинулась плодородная долина.

Мы сошли на берег в почтительном удалении от нашего принца. Хозяева приветствовали его во владениях матери Эллианы Блэкуотер. Слова приветствия были простыми, и в их простоте я услышал ритуал. Разрешив нам ступить на землю острова, женщина подтверждала свое право владения островом и утверждала свою власть над всеми людьми, вошедшими в Уислингтон.

Несмотря на это, я с удивлением обнаружил, что к членам клана кабана, которые сошли на берег вслед за нами, хозяйка обратилась с теми же словами. Когда они отвечали на приветствие, я услышал то, что не сумел уловить прежде: принимая приглашение, каждый из мужчин брал на себя ответственность за поведение всех остальных своих собратьев по клану. Наказание за нарушение правил гостеприимства не формулировалось. Через мгновение до меня дошло, что означает этот ритуал. Народу, живущему морскими набегами, требуются способы обеспечения безопасности собственных домов на время отсутствия воинов. Я предположил, что здесь действует некое древнее соглашение между женщинами разных кланов; интересно, какое наказание ждет мужчин у себя дома, если они нарушат этот своеобразный кодекс чести.

Покончив с приветствиями, женщина дома нарвала повела принца и его людей за собой. Сразу же за ним следовала его стража, затем Уэб, Свифт, Олух и я. Мальчик шел впереди, а мы с Уэбом поддерживали Олуха. За нами шагали матросы клана кабана, которые болтали о пиве и женщинах. Конечно, они не упускали возможности посмеяться над нашей четверкой. Рииск парила высоко в голубом небе. Береговая галька хрустела под нашими сапогами, но вскоре мы вышли на хорошо утоптанную дорогу.

Я ожидал, что Уислингтон окажется более крупным городом и будет ближе расположен к морю. Когда нас догнали нетерпеливые матросы клана кабана, Уэб завел с одним из них беседу. Матросу не терпелось присоединиться к своим товарищам, к тому же ему не хотелось, чтобы его видели в компании с полоумным. Его ответы были вежливыми, поскольку Уэб у всех вызывал уважение, но короткими. Моряк объяснил, что гавань здесь очень удобная, но не без изъянов. Течение слабое и не мешает судоходству, однако порой начинает дуть ветер такой холодный, что может «содрать с человека кожу». Но Уислингтон построили в низине, сразу за следующим холмом, так что ветра не тревожат горожан.

Все так и оказалось. Дорога переваливала через холмы и спускалась в долину, где стоял со всех сторон защищенный от ветра Уислингтон. Мы сразу почувствовали, что стало заметно теплее. Город явно строился не как попало, а с умом. Материнский дом, построенный из дерева и камня, доминировал над остальными строениями. На фронтоне красовался огромный нарисованный нарвал, за домом был разбит сад, напомнивший мне Женский сад в замке Баккип. Материнский дом стоял в центре города, и улицы опоясывали его концентрическими кольцами, большинство рынков и лавок располагалось поблизости от дороги, ведущей к морю. Мы успели разглядеть весь город еще до того, как подошли к нему.

Принц со свитой давно скрылся из глаз, но Риддл, который слегка запыхался от быстрой ходьбы, вернулся за нами.

– Я покажу, где вы будете жить, – пояснил он.

– Разве нас собираются поселить не в одном доме с принцем? – с тревогой спросил я.

– Всех гостей поселят в материнском доме вместе с менестрелем и остальными. Но для воинов из других кланов имеется отдельный дом. Воинам не разрешено проводить ночи в материнском доме. Стража принца будет жить отдельно от него. Нам это не понравилось, но Чейд сказал капитану Лонгвику, что спорить не следует. Олуху предоставлен отдельный домик. Принц приказал, чтобы ты устраивался вместе с ним. – Риддл слегка смутился. Понизив голос, словно извиняясь, он добавил: – Я позабочусь, чтобы твой сундучок и вещи Олуха побыстрее доставили на берег.

– Спасибо.

Я мог бы и не спрашивать. Конечно, Олуха не захотели принимать в материнском доме. Оставалось утешаться тем, что нас поселили отдельно от стражников. Тем не менее делить с Олухом положение изгнанника становилось для меня все более трудно. Хотя интриги двора Видящих никогда не вызывали у меня радости, всякий раз, оказываясь слишком далеко от Дьютифула и Чейда, я испытывал тревогу. Я знал, что здесь нам грозит опасность, но больше всего меня беспокоили те неприятности, о которых ничего не известно. Я хотел слышать все, что слышал Чейд, знать все подробности переговоров. И все же Чейд не мог потребовать, чтобы нас поселили поближе к принцу, не говоря уже о том, что кому-то следовало находиться рядом с Олухом. Я был самым подходящим кандидатом на эту роль. Все выглядело разумно, что не мешало мне испытывать жгучее разочарование.

Хозяева не хотели нас оскорбить. В хижине с единственной комнатой было чисто, хотя пахла она как жилье, которым давно не пользовались. Очевидно, она пустовала несколько месяцев, однако нам приготовили дрова и посуду. В хижине также имелись стол, стулья и кровать с двумя одеялами. Из единственного окна внутрь проникал солнечный свет. Мне приходилось жить и в куда менее уютных местах.

Олух почти ничего не говорил, пока мы устраивали его на постели. Он тяжело дышал после долгой прогулки, на щеках выступил болезненный румянец, он ужасно устал. Я снял с него башмаки и накрыл одеялом. Я подозревал, что даже летом ночи здесь холодные, – хватит ли двух одеял, чтобы он не мерз?

– Вам нужна какая-нибудь помощь? – спросил меня Уэб.

Свифт стоял на пороге и смотрел в сторону материнского дома, расположенного через две улицы от нас.

– Пожалуй, нет, но мне на некоторое время понадобится Свифт. – Меня не удивило смятение, с которым мальчишка на меня посмотрел. Однако ему не удалось ослабить мою решимость. Я вытащил монеты из кошелька. – Сходи на рынок. Я не знаю, что ты сможешь там найти. Постарайся купить нам поесть и веди себя предельно вежливо. Мясо и овощи для супа. Свежий хлеб, если найдешь. Фрукты. Сыр, рыбу. Все, что можно купить на эти деньги.

На его лице отразились противоречивые чувства: он немного побаивался, но ему ужасно хотелось осмотреть город. Я вложил монету в его ладонь. Будем надеяться, что местные жители согласятся взять деньги Шести Герцогств.

– А потом возвращайся на корабль, – продолжал я. Свифт поморщился. – Риддл обещал позаботиться о наших вещах, но я хочу, чтобы ты принес постели. Нужно приготовить кровати для нас с тобой, а также потребуются дополнительные одеяла для Олуха.

– Но я должен жить вместе с принцем, Уэбом и всеми… – Он разочарованно смолк, когда я покачал головой.

– Ты мне понадобишься здесь, Свифт.

Мальчишка посмотрел на Уэба, словно искал у него поддержки. Лицо мастера Дара оставалось невозмутимым.

– Вы уверены, что я больше ничем не смогу вам помочь? – вновь спросил он.

– Честно говоря, – помявшись от неловкости, признался я, – если вы не против, я бы с радостью воспользовался вашей помощью позже. Конечно, в том случае, если вы не потребуетесь принцу.

– Договорились. Спасибо, что попросили.

Последние слова он произнес искренне, они не были данью вежливости. Прошло несколько мгновений, пока я осмысливал ответ Уэба. Он хвалил меня за то, что я наконец сумел его о чем-то попросить. Когда я посмотрел ему в глаза, то понял, какой долгой получилась пауза, но его лицо, как и всегда, оставалось спокойным. И вновь у меня появилось ощущение, что он подкрадывается ко мне, но не как охотник, выслеживающий дичь, а как человек, который пытается приручить пугливое животное.

– Благодарю, – наконец сумел вымолвить я.

– Пожалуй, я схожу вместе со Свифтом на рынок, поскольку меня также одолевает любопытство. Обещаю, что мы не станем попусту терять время. Как вы думаете, Олух захочет отведать сладких пирожков? Возможно, мы найдем пекарню.

– Да. – Голос Олуха дрожал, но меня порадовало, что он хоть к чему-то проявил интерес. – И сыр, – с надеждой добавил он.

– Что ж, постарайтесь прежде всего отыскать пирожки и сыр, – согласился я.

Я с улыбкой повернулся к Олуху, но он отказался встречаться со мной взглядом. Он до сих пор не простил меня за то, что я заставил его подняться на корабль. Я знал, что мне по меньшей мере еще дважды придется заставлять Олуха всходить на палубу: для возвращения в Зилиг, а потом на корабль, который отплывет в Аслевджал. О возвращении домой я пока думать не мог – оно казалось безнадежно далеким.

Уэб и Свифт ушли, мальчик что-то возбужденно говорил, Уэб с удовольствием отвечал. По правде говоря, я испытал облегчение, что мастер Дара вызвался пойти с ним вместе. В незнакомом городе мальчику не стоит разгуливать одному. Тем не менее, глядя им вслед, я почувствовал себя брошенным.

Чтобы быстрее забыть о жалости к собственной персоне, я стал вспоминать дорогих мне людей. С тех пор как мы покинули Баккип, я старался не думать о том, что могло произойти с Недом или Шутом за время моего отсутствия. Нед – разумный юноша. Я должен верить в него. А Шут много лет прекрасно обходился и без моей помощи, и ему удавалось не только заботиться о себе, но и вмешиваться в жизнь других людей. И все же мне было горько знать, что он сейчас вспоминает обо мне с обидой и злостью. Я поймал себя на том, что разглядываю серебристые отпечатки его пальцев на моем запястье. Я не чувствовал Шута, но все же убрал обе руки за спину. Интересно, что он сказал Барричу и виделись ли они вообще…

От этих раздумий не было решительно никакого проку, но вынужденное безделье угнетало меня еще больше. Олух наблюдал за мной, пока я бесцельно бродил по маленькому домику. Я предложил ему ковшик холодной воды из бочки, но он отказался. Я напился сам и обнаружил, что местная вода имеет сладковатый привкус затхлости. Наверное, она из пруда, подумал я и стал разводить огонь в очаге на случай, если Уэб и Свифт принесут сырое мясо.

Время тянулось медленно. Пришел Риддл с несколькими матросами, которые принесли с корабля наши сундучки. Я достал лекарственные травы, налил в тяжелый котелок воды и повесил его над огнем. Мне хотелось хоть чем-нибудь себя занять. Я смешал траву так, чтобы получился успокаивающий напиток: ромашка, сладкий укроп и корни малины. Олух подозрительно наблюдал за мной, когда я заливал смесь горячей водой, но я не предложил ему первую чашку. Поставив стул возле окошка, я сел и принялся наблюдать за пасущимися на зеленых склонах овцами. Потягивая горячий чай, я пытался вновь почувствовать отрадное умиротворение, которое раньше находил в одиночестве и тишине.

Когда я предложил Олуху вторую чашку, он не стал отказываться. Возможно, он успокоился и поверил, что его не собираются отравить, когда увидел, как я сам пил отвар. Вернулись Уэб и Свифт с множеством покупок, щеки мальчика раскраснелись от прогулки на свежем воздухе. Олух осторожно сел, чтобы поглядеть на то, что они принесли.

– А вы купили пирог с земляникой и желтый сыр? – с надеждой спросил он.

– К сожалению, нет, но взгляни, что нам удалось найти, – предложил Уэб, раскладывая покупки на столе. – Копченая красная рыба, соленая и сладкая. Маленькие булочки с семечками. А вот корзинка с ягодами для тебя. Мне никогда не доводилось видеть ничего похожего. Женщина назвала их мышиными ягодами, поскольку мыши охотно запасают их на зиму. Ягоды кисленькие, но мы купили козий сыр – вместе получится вкусно. Эти смешные желтые корешки нужно жарить на углях, а потом очистить кожуру и посыпать солью. Ну и наконец, главное лакомство – они немного остыли, но пахнут превосходно.

«Главным лакомством» оказались пирожки размером с мужской кулак. Уэб принес их в мешке, сплетенном из травы и водорослей. Пока он раскладывал пирожки на столе, я уловил рыбный запах. Оказалось, что начинка сделана из крупно порубленной белой рыбы с густым соусом. Меня порадовало, когда Олух поспешно соскочил с кровати и подошел к столу. Он торопливо съел пирожок, остановившись лишь один раз, когда у него начался приступ кашля. Однако второй он жевал уже медленнее, запивая травяным чаем, – мне пришлось налить ему еще чашку. Потом он так сильно раскашлялся, что я даже испугался, но приступ прошел, Олух слезящимися глазами посмотрел на меня и сказал дрожащим голосом:

– Я так устал.

И не успел он с помощью Свифта улечься в постель, как тут же заснул.

Свифт оживил нашу трапезу, увлеченно рассказывая о путешествии в город. Мы ели, слушая рассуждения мальчика, я все больше молчал. Он оказался наблюдательным и толковым. Почти все торговцы, стоило им увидеть деньги, начинали вести себя дружелюбно. Наверное, тут помогла и природная любознательность Уэба. Одна женщина даже рассказала ему, что утренний отлив – самое подходящее время для сбора в полосе прибоя маленьких сладких моллюсков. Упомянув об этом, Уэб принялся рассказывать, как в ранней юности он вместе с матерью собирал моллюсков, а потом перешел к другим историям из своего детства. Свифт и я слушали его затаив дыхание.

Потом мы выпили по чашке чая, и, когда я уже начал думать, что день все же удался, появился Риддл.

– Лорд Чейд послал меня сказать, что вам следует явиться в материнский дом, – заявил он с порога.

– Тогда вам не стоит терять время, – с неохотой сказал я Уэбу и Свифту.

– И ты тоже должен идти, – заявил Риддл. – Я останусь с придурком принца.

Я бросил на него мрачный взгляд.

– Олух, – негромко проговорил я. – Его зовут Олух.

Я впервые сделал Риддлу выговор. Он лишь посмотрел на меня, но я не смог понять, обиделся он или нет.

– Олух, – не стал спорить Риддл. – Я останусь с Олухом. Ты же знаешь, я никого не хотел обидеть, Том Баджерлок, – добавил он с некоторым раздражением.

– Я знаю. Но Олух обижается.

– Ах вот оно что? – Риддл посмотрел на спящего, словно для него было новостью, что Олух может испытывать какие-то чувства.

Я смягчился и сказал:

– На столе осталась еда, а в котелке горячая вода, если захочешь чаю.

Он кивнул, и я почувствовал, что мир восстановлен. Я сменил рубашку и пригладил волосы. Потом причесал Свифта, хотя он был от этой идеи вовсе не в восторге. Оказалось, что он совсем не следит за своими волосами.

– Тебе нужно расчесывать волосы каждое утро, – сказал я. – Не сомневаюсь, что отец тебе не раз объяснял: не следует разгуливать по улицам, точно косматый горный пони.

Мальчишка бросил на меня быстрый взгляд и удивленно воскликнул:

– Да, в точности так он и говорит!

Пришлось срочно изобретать правдоподобное объяснение:

– Так часто говорят в Бакке. Ну, посмотрим, как ты теперь выглядишь. Ладно, сойдет. Кстати, тебе не помешает почаще мыться, но сейчас у нас нет времени. Пошли.

Я немного пожалел Риддла, которому пришлось остаться со спящим Олухом.

X
Нарческа

Таков их брачный обычай. Брак связывает супругов до тех пор, пока того желает женщина. Именно женщина выбирает мужчину, хотя мужчина может ухаживать за женщиной, которая ему нравится, совершая в ее честь воинские подвиги и преподнося дары. Если женщина с Внешних островов принимает ухаживания мужчины, это вовсе не означает, что она намерена вступить с ним в брак, а значит лишь, что она согласна разделить с ним ложе. Их любовные игры могут продолжаться неделю, год или всю жизнь. Решение принимает женщина. Все находящееся под крышей дома принадлежит женщине, как и все плоды земли, отходящие к ее материнскому дому. Дети являются собственностью клана, обычно их воспитывают братья и дяди матери, а не отец. Пока мужчина живет на ее земле или в ее материнском доме, приказы ему отдает женщина. Путешественники никак не могут взять в толк, почему мужчина добровольно соглашается на такое подчиненное положение, но для обитателей Внешних островов наши обычаи кажутся столь же непонятными. Иногда они спрашивают: «Почему ваши женщины добровольно покидают дома своей семьи и становятся служанками в доме мужчины?»

Федврен, «Рассказ о путешествии по варварским землям»

Материнский дом клана нарвала одновременно был крепостью и жилищем. Не вызывало сомнений, что это самое старое строение в Уислингтоне. Массивная стена, окружавшая дом и сад, была первой линией обороны. Если захватчикам удавалось преодолеть стену, защитники могли отступить в дом. На его каменных стенах виднелись следы огня, – очевидно, дом выдержал несколько пожаров. Стены первого этажа были абсолютно глухими, на втором имелись лишь узкие бойницы, и только третий мог похвастать настоящими окнами, которые закрывались массивными ставнями, способными защитить обитателей дома от стрел.

И все же дом не являлся замком в нашем понимании. Здесь нельзя было разместить овец и дать убежище другим обитателям Уислингтона. Да и отсутствие помещений для хранения запасов продовольствия не позволяло выдерживать долгую осаду – еще одно существенное различие между обитателями Внешних островов и народами Шести Герцогств.

Двое молодых мужчин в цветах клана нарвала пропустили нас в ворота. Внутри дорожка была выложена гравием и битыми ракушками, они искрились у нас под ногами. В широко распахнутую дверь материнского дома, украшенную костью нарвала, могли без труда пройти сразу три человека. Внутри было темно, и лишь тусклый свет факелов освещал нам путь. Мне вдруг показалось, что я оказался в пещере.

Войдя в дом, мы остановились, чтобы глаза привыкли к сумраку, и нас окутали запахи человеческого жилья. Ароматы еды, копченого мяса, разлитого вина, выделанных шкур и множества людей – домашний запах покоя и семейного очага.

Мы очутились в большом зале, пространство которого делили на части лишь колонны. Мне в глаза бросились три очага, на которых готовили пищу. Каменный пол был усыпан свежим тростником. Вдоль стен шли полки и скамьи, довольно широкие, и, если судить по лежащим на них шкурам, днем здесь сидели, а ночью они превращались в постели. На полках лежала еда и какие-то вещи. Освещался зал главным образом огнем очагов, хотя на колоннах имелись канделябры со свечами, но они давали совсем мало света. В дальнем левом углу широкая лестница уходила в темноту. Другого доступа на верхние этажи я не заметил. Что ж, разумно. Даже если атакующие завладеют первым этажом, обороняющимся нужно будет защищать лишь одну лестницу. Враг дорого заплатит за захват верхней части материнского дома.

Между тем в зале собралось немало народу. Здесь были люди всех возрастов, которые, казалось, чего-то с нетерпением ждут. Мы явно опоздали. В конце длинного зала перед самым большим очагом стоял принц Дьютифул. Рядом с ним я увидел Чейда и Одаренных, сопровождавших принца, а чуть дальше в три ряда выстроилась его стража. Представители клана нарвала расступились, чтобы дать нам пройти и занять свои места. Уэб и Свифт встали рядом с менестрелем Коклом и Сивилом. Я пристроился к передней шеренге стражников.

Эллиана так и не появилась. С противоположной стороны очага, напротив принца, стояли хозяева дома. Большинство опять составляли женщины. Среди островитян был лишь один взрослый мужчина – Пиоттр. Я насчитал трех стариков, четырех мальчиков – ровесников нарчески – и еще шесть или семь ребятишек, цепляющихся за материнские юбки. Неужели война красных кораблей произвела такое опустошение в клане нарвала?

Присутствовали здесь и воины клана кабана, но они стояли плотной группой чуть в стороне – скорее наблюдатели, чем участники предстоящей церемонии. Остальные, судя по украшениям и татуировкам, представляли клан нарвала. Редкими исключениями являлись мужчины, стоявшие рядом с женщинами, – вероятно, это были их мужья или сожители. Я заметил среди них Медведей, Выдр и даже одного Орла.

Все женщины без исключения были одеты в свои лучшие наряды. Их украшали самоцветы, золото и серебро, изящные безделушки из ракушек и перьев. Многие тщательно уложили волосы, чтобы казаться выше ростом. Если в Оленьем замке женщины придерживались определенного стиля в одежде, то здесь наблюдалось широкое разнообразие. Неизменной частью нарядов оставались лишь цвета и эмблема клана нарвала.

Те, что образовали первый круг, решил я, – это дальние родственники нарчески, а группа у очага – ее семья. Мужчин там почти не было. Все женщины клана нарвала были напряжены. Я почти ощущал тревогу, наполнявшую зал. Интересно, кто из них мать нарчески и кого мы ждем?

Наступила полная тишина. Затем четверо мужчин клана нарвала спустились по лестнице с маленькой морщинистой женщиной на руках. Она сидела в кресле, сделанном из ивовых прутьев и застеленном мягкой медвежьей шкурой. Ее редкие седые волосы были собраны в пучок на макушке. Глаза показались мне очень черными и блестящими. Она была одета в красное платье, расшитое маленькими костяными пуговицами с резным изображением нарвала. Мужчины поставили ее кресло на массивный стол, где она и осталась сидеть, оглядывая всех собравшихся в ее доме. С едва слышным вздохом старая женщина расправила плечи и облизнула розовым языком поблекшие губы. На высохших ногах подрагивали меховые тапочки.

– Хорошо! Я вижу, все собрались! – заявила она.

Она произнесла эти слова на языке Внешних островов – слишком громко, как все тугие на ухо старики. И мне показалось, что она не испытывает той тревогой, которая переполняла женщин ее клана.

Великая Мать клана наклонилась вперед, и ее шишковатые пальцы вцепились в изогнутые подлокотники кресла.

– Что ж, пусть он выйдет вперед. Тот, кто ищет расположения нашей Эллианы, нарчески клана нарвала. Где тот дерзкий воин, что ищет материнского дозволения возлечь с нашей дочерью?

Я не сомневался, что Дьютифул ожидал услышать совсем другие слова. Он отчаянно покраснел и выступил вперед. Затем принц поклонился старухе, как принято у воинов, и на чистом языке Внешних островов ответил:

– Я стою перед матерями клана нарвала и прошу разрешения объединить свой род с вашим.

Некоторое время она смотрела на него, а потом перевела хмурый взгляд на одного из молодых людей, который нес ее кресло.

– Что делает здесь раб из Шести Герцогств? Его привезли нам в подарок? И поэтому он пытается так ужасно говорить на нашем языке? Отрежьте ему язык, если он сделает это еще раз!

Наступила тишина, которую нарушил дикий хохот в задней части зала. Впрочем, смех тут же стих. Однако Дьютифул сумел сохранить хладнокровие, и ему хватило ума не вступать в объяснения с распалившийся Матерью клана. Женщина из окружения нарчески подошла к Матери, привстала на цыпочки и начала что-то шептать ей на ухо. Старуха раздраженно отмахнулась от нее.

– Прекрати свое шипение и плевки, Алмата! Забыла, что ли, – я ничего не слышу, когда ты так лепечешь! Где Пиоттр? – Она посмотрела по сторонам, словно искала потерянный башмак, увидела Пиоттра и нахмурилась. – Да вот же он! Ты ведь знаешь, что лучше всего я слышу, когда говорит он. Что он там делает? Иди сюда, наглый мошенник, и объясни, что все это значит!

Было бы забавно наблюдать, как старуха командует суровым воином, если бы не тревога на его лице. Он подошел к Матери, быстро опустился на одно колено и встал. Она подняла похожую на высохший корень руку и положила ему на плечо.

– Что все это значит? – нетерпеливо повторила она.

– Эртр, – спокойно сказал он. Вероятно, его низкий голос лучше доходил до старых ушей, чем пронзительный шепот женщины. – Речь идет об Эртр. Помнишь?

– Эртр… – И ее глаза неожиданно наполнились слезами. Она оглядела зал. – И Косси? Маленькая Косси тоже? Значит, она уже здесь? Наконец вернулась домой?

– Нет, – коротко ответил Пиоттр. – Их здесь нет. Вот о чем речь. Помнишь? Сегодня утром мы говорили об этом в саду. Помнишь? – И он ободряюще кивнул ей.

Она посмотрела ему в лицо и медленно начала кивать, но потом покачала головой.

– Нет! – воскликнула она. – Я не помню. Бурачок прекратил цветение, сливы будут кислыми в этом году. Я помню, как мы про них говорили. Но… нет. Пиоттр, а это важно?

– Да, Великая Мать. Это очень важно.

На ее лице появилось озабоченное выражение, а потом она рассердилась.

– Важно, важно! «Важно», – говорит мужчина, но что он понимает? – Ее старый голос, надтреснутый и пронзительный, был полон насмешки и презрения. Высохшая рука ударила по коленям. – Постель и кровь – вот все, что их интересует, только это они считают важным. А что им известно о стрижке овец и уходе за садом, что они знают о том, сколько бочек рыбы необходимо засолить на зиму и сколько нужно натопить жира? Важно? Ну, если то, о чем ты говоришь, важно, пусть этим займется Эртр. Теперь она Мать, а мне нужен покой. – Она сняла руку с плеча Пиоттра и ухватилась за ручки кресла. – Я так устала! – жалобно проговорила она.

– Да, Великая Мать. Да, это так. И ты сможешь отдохнуть, а я позабочусь о том, чтобы все шло как должно. Обещаю. – И как только он замолчал, из темноты на лестнице вышла Эллиана и быстро спустилась к нам.

Казалось, ее ноги в легких туфельках едва касаются ступеней. Половина ее волос была собрана в пучок при помощи заколок, украшенных звездочками; остальная часть рассыпалась по плечам. Следовавшие за ней две женщины остановились, охваченные ужасом, и принялись перешептываться. Наверное, ее готовили к выходу, но она вырвалась и ринулась вниз, услышав рассерженные голоса.

Я узнал Эллиану по манере держаться. Люди расступались перед нарческой. За прошедшее с нашей последней встречи время она, как и Дьютифул, изменилась, в ней не осталось ничего от ребенка, она превратилась в юную женщину. Пока Эллиана шла, я заметил, как сильно поражены мужчины Шести Герцогств. Платье закрывало ее спину и плечи, но открывало высокую грудь, горделиво выставленную напоказ. Быть может, она нарумянила соски, чтобы они стали такими розовыми? Я ощутил возбуждение. Через мгновение я поднял стены и укорил Дьютифула: