Текст книги "Судьба убийцы"

Глава 8
Тинталья

Этот сон был как картина, только в ней все двигалось. Царил полумрак, словно поверх картины кто-то разлил полупрозрачную светло-серую или голубую краску. Прекрасные яркие ленты колыхались на ветру. Ветер то налетал, то затихал, и ленты то реяли, то опадали. Они были как сверкающие вымпелы или знамена: золотые, серебряные, алые, лазурные и изумрудные. Вдоль каждого вымпела шли красочные узоры: ромбы, глаза, спирали.

Во сне я без всяких усилий подплыла к ним ближе. Ни звука не раздавалось, ветер не чувствовался на лице. А потом это зрелище предстало мне иным: я увидела тупоносые змеиные головы с глазами огромными, как дыни. Помимо своего желания я все приближалась и приближалась к ним и наконец разглядела тонкую мерцающую сеть, и эти создания бились в ней, как пойманная рыба. Сеть была очень тонкая, почти прозрачная, и я каким-то образом поняла, что все эти создания влетели в сеть разом, их поймали и утопили.

Во сне я ощущала уверенность, что это случилось на самом деле и не однажды. Это повторялось снова и снова. Я не могла ничего поделать, не могла прекратить это, потому что все уже произошло. Но я знала, что это случится опять.

Дневник сновидений Би Видящей

На следующее утро чуть свет кто-то постучал в дверь наших покоев. Я скатился с постели и встал на ноги. Шут даже не шелохнулся. Как был, босиком, я прошлепал к двери, отбросил с лица волосы и открыл ее. За порогом стоял король Рэйн. Он отбросил капюшон, с его плаща на пол стекала вода, капли дождя сверкали на его жидкой бороде. Рэйн усмехнулся, сверкнув белыми зубами, которые так странно смотрелись на его покрытом мелкой чешуей лице.

– Фитц Чивэл! Я пришел, потому что хотел незамедлительно поделиться добрыми вестями. С другого берега реки прислали голубя. Смоляной только что прибыл туда.

– С другого берега?

Выпитый накануне бренди отозвался болезненным гулом в моей голове.

– Из Заречья. Баркасу легче пробраться туда, чем швартоваться здесь, и капитан Лефтрин предпочитает разгружаться там, а мы потом перевозим доставленное на пароме – небольшими партиями. Смоляной пришел с полным трюмом: он привез рабочих для фермы, дюжину коз, мешки зерна. Три дюжины цыплят. Мы надеемся, что козы приживутся лучше, чем овцы. С овцами у нас ничего не получилось, – кажется, зиму пережили только три. А цыплят мы на этот раз не будем выпускать из курятника. – Он чуть склонил голову к плечу и извинился: – Прости, что разбудил тебя так рано. Прежде чем корабль сможет взять пассажиров, на нем надо навести чистоту. Это займет день, возможно – два. В самом худшем случае – три. Но скоро вы сможете отправиться в путь.

– В самом деле прекрасные новости. – Я постарался выудить из своей гудящей головы хоть немного вежливости. – Ваше гостеприимство выше всяческих похвал, однако нам не терпится продолжить путешествие.

Он кивнул, с его головы на пол упали капли.

– Мне еще нужно известить других. Прости, но я вынужден покинуть тебя.

И Рэйн ушел, оставляя за собой влажный след в коридоре. Я попытался представить, как Дьютифул лично приходит к гостю, чтобы сообщить ему нечто подобное. Глядя вслед Рэйну, я на миг позавидовал тому, как непринужденно общаются торговцы драконов. Возможно, в прошлом я многое понимал неправильно. Возможно, будучи бастардом, я обладал куда большей свободой, чем принцы, вынужденные жить по правилам.

Когда я закрыл дверь, Шут подполз к краю постели:

– Что случилось?

– Король Рэйн принес новости. «Смоляной» причалил на другом берегу реки. Мы сможем отправиться в путь через день-два.

Шут свесил ноги с кровати, сел и ссутулился, подперев голову ладонями.

– Ты напоил меня, – с упреком сказал он.

Я так устал лгать…

– Мне нужно было многое выяснить, Шут. Так или иначе тебе пришлось бы рассказать мне.

Очень медленно и осторожно он оторвал голову от ладоней и поднял ее.

– Я очень зол на тебя, – сообщил он тихо. – Но мне следовало догадаться, что ты так поступишь. – И снова уронил голову на ладони. А потом невнятно пробормотал: – Спасибо тебе.

Он выбрался из кровати, двигаясь так, будто боялся, что его мозг может выплеснуться из черепа, и заговорил голосом Янтарь:

– Тимара просила меня найти время побеседовать с ней. Думаю, ей не терпится узнать побольше о Серебре у меня на пальцах и о том, как оно на меня действует. Пожалуй, сегодня я навещу ее. Ты не мог бы позвать Спарк, чтобы она помогла мне одеться?

– Конечно.

Но от меня не укрылось, что Шут не предложил мне отправиться с ним.

* * *

После обеда дождь прекратился, и я осмелился выйти на прогулку в сопровождении Ланта. Мне хотелось повидать башню с картой – План-башню, как ее тут называли. Впервые я побывал там много лет назад, когда случайно провалился в столп и попал в Кельсингру. Подробные карты, подаренные Чейдом и Кетриккен, пропали, когда на нас напал медведь. Я надеялся освежить воспоминания о них, взглянув на карту Элдерлингов. Но не успели мы уйти далеко, как где-то бешено затрубили драконы и раздались восторженные крики людей.

– Что это? – спросил Лант и тут же добавил: – Надо вернуться к остальным.

– Нет. Это приветственные крики. В город возвращается дракон, который долго отсутствовал. – Порыв ветра донес до меня имя. – Тинталья возвращается. И я бы хотел снова увидеть ее.

– Тинталья… – благоговейно прошептал он. Глаза его широко распахнулись. – Риддл рассказывал о ней. Драконья королева, она прилетела, чтобы помочь освободить Айсфира, а потом поднялась с ним в небо, чтобы спариться. Это она заставила Айсфира положить голову на камни очага в доме королевы Эллианы, тем самым выполнив обещание, которое Эллиана заставила дать Дьютифула.

– Так ты все это знаешь?

– Фитц, это знает каждый ребенок в Шести Герцогствах. Нед Счастливое Сердце поет об этом в своей песне о драконах. Там еще есть слова: «Синее сапфиров и ярче золота». А теперь я увижу ее своими глазами!

– Надеюсь, мы увидим ее! – сказал я громко, пытаясь перекричать трубный рев множества драконов.

Они взмыли в небо, то ли приветствуя королеву, то ли бросая ей вызов. Это было поразительное зрелище, в равной мере прекрасное и ужасающее. Драконы носились и кувыркались в воздухе, как стрижи перед грозой, – птички размером с дом. Они сверкали и искрились в пасмурном небе, словно не создания из плоти и крови, а ожившие груды самоцветов.

А потом в отдалении над лесом я увидел Тинталью. Она описала огромный круг и стала снижаться по спирали. Я не мог отвести от нее глаз. Сердце трепетало от восхищения, и я поймал себя на том, что помимо собственной воли широко улыбаюсь. С трудом я заставил себя на миг оторваться это этого зрелища, чтобы взглянуть на Ланта, и увидел, что он смотрит в небо, прижимая руки к сердцу, и весь светится.

– Драконьи чары, – прохрипел я, не в силах стереть улыбку со своего лица. – Будь осторожен, Лант, а то того и гляди запоешь!

– О, синее сапфиров и ярче золота! – произнес он напевно, и в голосе его звенела страсть. – Ни одна ода менестреля не в силах передать ее красоту! Золотом и серебром сверкает она, синева ее глубже цветом любых самоцветов. О Фитц, я смотрел бы и смотрел на нее вечно!

Я ничего не сказал. В Шести Герцогствах в эти дни уже ходили из уст в уста рассказы о драконьих чарах. На одних они вовсе не действуют, другим достаточно увидеть пролетевшего в отдалении дракона, чтобы пасть жертвой этого колдовства. Лант не услышит меня, что бы я ни сказал, но, вероятно, морок рассеется, как только драконица скроется из виду. Если бы я не держал постоянно свои стены высоко поднятыми, защищаясь от магии Кельсингры, то, наверное, сейчас так же забыл бы обо всем.

Вскоре стало понятно, что драконица намерена опуститься на площадь перед Гостеприимным домом. Лант поспешил туда, и я за ним. Но как ни торопились, когда мы подошли, драконица уже была на земле, и к ней на площадь стали стекаться Элдерлинги и младшие драконы. Лант рванулся было вперед, но я удержал его.

– Королева Малта и король Рэйн. И их сын. Они первыми должны приветствовать ее.

Так и произошло. Даже драконы Кельсингры почтительно держались на расстоянии, чего я совсем не ожидал. Тинталья сначала дважды тряхнула крыльями, словно желая убедиться, что каждая чешуйка на месте, а потом медленно и лениво их сложила, вызвав хор восхищенных вздохов. Появились королева Малта и король Рэйн, за ними шел Фрон. Я заметил, что Малта наскоро прихорошилась по такому случаю, а Рэйн надел чистую тунику и пригладил волосы. Фрон широко улыбался в благоговейном изумлении, однако Малта улыбалась более сдержанно; лицо ее было почти застывшим, когда она спустилась по ступеням и остановилась перед Тинтальей. Рядом с драконицей она казалась совсем крохотной, но я поймал себя на мысли, что вижу встречу двух королев, и не имеет значения, насколько одна из них крупнее другой.

Рэйн держался на полшага позади супруги, когда две царственные особы приветствовали друг друга. Тинталья внимательно оглядела Малту, выгнув шею дугой. В глазах драконицы кружились медленные вихри.

Не изменившись в лице, Малта холодно произнесла:

– Итак, ты вернулась в Кельсингру, Тинталья. На сей раз твое отсутствие было долгим.

– Правда? Ну, может быть, для тебя, – мелодично протрубила драконица, и поток ее мыслей изливался под эту музыку. – Не забывай: у драконов свой счет времени, мы не считаем дни, это только для вас, людей, имеет значение такая малость. Но да, я вернулась. Я прилетела, чтобы напиться. И чтобы за мной хорошо поухаживали.

И словно чтобы уколоть Малту в ответ на ее упрек, она, не обращая внимания на Рэйна, посмотрела на Фрона, который глазел на нее с обожанием. В драконьих глазах, похожих на водовороты, блеснула нежность. Она склонилась к мальчику и дохнула на него так, что его одежды затрепетали. Внезапно Тинталья вскинула голову и негодующе посмотрела вокруг:

– Он мой! Кто посмел вмешаться в него? Что за глупый дракон осмелился преображать того, кто принадлежит мне?

– Кто посмел спасти ему жизнь, ты хотела спросить? Кто посмел выправить его тело так, чтобы мальчику больше не нужно было выбирать, дышать ему или есть? Это ты хочешь узнать? – бросила Малта.

Тинталья резко обернулась к ней. Чешуя у нее на горле сверкнула разными цветами, на шее вздыбились несколько гребней. Я думал, что королева Малта попятится. Но она шагнула вперед, и на сей раз Рэйн двинулся рядом с ней, не отставая. К моему изумлению, гребень у Малты надо лбом полыхнул такими же красками. Малта остановилась, уперев руки в боки и вскинув голову. Разноцветная чешуя у нее на лице складывалась в тот же узор, что и у Тинтальи, только в миниатюре.

Огромные глаза драконицы сузились.

– Кто? – снова свирепо спросила она.

Мороз продрал меня по спине, дыхание перехватило. Никто не произнес ни слова. Дул ветер – холодил, ерошил волосы, заставлял носы краснеть.

– Я думал, ты обрадуешься, увидев меня живым. – Фрон вышел вперед и встал между родителями и драконицей. – Потому что, если бы не эти перемены, я бы умер.

Малта протянула было руку, чтобы оттащить сына назад, к безопасности, но Рэйн положил ладонь ей на запястье, медленно надавил, заставив опустить, а потом взял ее руку в свою. Он тихо сказал ей что-то, и я заметил, как на лице Малты промелькнуло мученическое выражение. Но она промолчала, позволив сыну стоять перед драконицей, преобразившей их всех.

Тинталья молчала. Признает ли она, что ей не все равно, будет этот мальчик жив или умрет. Но дракон есть дракон.

– Кто? – спросила она вновь.

Никто не ответил, и она толкнула Фрона мордой в грудь. Мальчик попятился, но устоял на ногах. Я понял, что с меня довольно.

– Не ходи за мной, – предупредил я Ланта, прежде чем сделать три шага, выйти из толпы и предстать перед драконицей.

Мои стены были подняты и крепки. Я возвысил голос:

– Тинталья! Я здесь.

Быстрее атакующей змеи она повернула голову ко мне и уставилась на меня. Я почти чувствовал, как давит на меня ее взгляд, когда драконица рассматривала меня.

Она сказала:

– И кто же ты, человек, посмевший произнести мое имя?

– Ты знаешь меня. – Я полностью владел своим голосом.

Фрон покосился на родителей, но остался стоять впереди, не спеша вернуться под их защиту.

Тинталья фыркнула. Повернулась всем телом, чтобы оказаться лицом к лицу со мной. Ее дыхание обдало меня запахом сырого мяса.

– Мало есть людей, которых я знаю, мелкий комар. Ты не из них.

– Нет, ты знаешь меня. Это было много лет назад. Ты искала черного дракона. Ты преследовала меня в снах. Ты хотела, чтобы Айсфира вызволили из заточения. Я – тот, кто сделал то, что тебе было не по силам. Это я расколол ледник, освободив Айсфира из ледяного плена и избавив его от истязаний Бледной Женщины. Так что ты отлично знаешь меня, драконица. И мою дочь Неттл тоже знаешь. И раз ты знаешь меня, ты в долгу передо мной!

Все вокруг ахнули, услышав мои слова. Краем глаза я увидел, как на ступенях дома появилась леди Янтарь и с ней Спарк и Пер. Я взмолился всем богам, чтобы она не стала вмешиваться и не подпустила детей туда, где их могла заметить драконица. Тинталья смотрела на меня, в глазах ее кружилось расплавленное золото и серебро, я чувствовал, как она пытается вломиться в мой разум. На мгновение я уступил ей, чтобы показать Неттл, в платье-бабочке, которое ей снилось. А потом вновь захлопнул врата разума накрепко, надеясь, что мои стены выстоят.

– Ах, она… – Тинталья выплюнула это, будто ругательство. – Нет, она не комарик. Скорее слепень, кусачий, жужжащий, кровососущий…

Никогда еще не видел, чтобы такое огромное создание давилось словами. Я вдруг ощутил огромную гордость за свою дочь. Неттл использовала Силу и способность вмешиваться в сны, чтобы дать отпор драконице ее же оружием. Неттл, которую никто никогда не учил магии Видящих, не только вынудила Тинталью поступить так, как ей требовалось, но и убедила эту королеву с несгибаемой волей заставить Айсфира положить голову на камни очага в доме Эллианы, чтобы Дьютифул выполнил данное невесте обещание. При этом Айсфир сломал стену в доме нарчески, зато принц смог взять ее в жены.

И драконица запомнила мою дочь! На миг меня охватило ликование. Неттл подошла к бессмертию так близко, как только дано человеку!

Тинталья приблизилась ко мне. Яркие краски танцевали на ее шкуре, как огонь на сухом дереве.

– Ты вмешался в преображение моих Элдерлингов. Ты оскорбил меня. И я ничего тебе не должна. Драконы никому ничего не должны.

Слова сорвались с моих губ, прежде чем я успел обдумать их:

– Драконы просто не желают возвращать свои долги.

Тинталья отпрянула, присела на задних лапах, запрокинула голову. Вихри в ее глазах бешено вращались, шкура переливалась, и я не столько увидел, сколько почувствовал, как попятились люди вокруг.

– Фитц! – хрипло взмолился Лант.

– Отойди назад! – прошептал я. – Держись подальше.

Сейчас я умру. А если выживу, то останусь навсегда изувеченным. Мне доводилось видеть, что делает драконья кислота с плотью и камнем. Я собрал свою волю и остался стоять. Если я побегу, если попытаюсь спрятаться за спинами других, они умрут вместе со мной.

В лицо мне ударил порыв ветра, и вдруг легко, словно ворона, на площадь между мной и гибелью опустился алый дракон, намного меньше Тинтальи. В следующее мгновение на плечо мне упало что-то тяжелое, и…

– Фитц, – каркнула Пеструха. – Привет, дурачок, – поздоровалась она.

Алая драконица складывала крылья так медленно и тщательно, будто это важнейшее дело, небрежность в котором недопустима. Я подумал, что Тинталья выплеснет на нее свою кислоту в отместку, что та вмешалась в ее расправу, но синяя королева уставилась на красную словно бы озадаченно.

– Хеби, – сообщила мне Пеструха. – Хеби, Хеби. – Ворона вдруг больно ущипнула меня за ухо. – Хеби! – настойчиво повторила она.

– Хеби, – повторил я, чтобы утихомирить ее. – Драконица генерала Рапскаля.

Услышав, что я признал это, птица сразу успокоилась.

– Хеби. Хорошо охотится. Много жратвы, – радостно сказала Пеструха.

Лант схватил меня за руку.

– Уходи, глупец, – прошипел он. – Красная драконица отвлекла ее, быстрее убирайся с глаз ее долой. Она хочет убить тебя.

Но я вывернулся из его хватки и остался стоять, где был. Маленькая красная драконица сидела лицом к лицу с огромной синей. Хеби медленно водила из стороны в сторону головой на змеиной шее. Шкура ее переливалась всеми мыслимыми оттенками красного. В ее позе, без сомнений, чувствовался вызов. Я почувствовал, что драконицы переговариваются, но не уловил ни капли смысла в низком рычании алой. Это было как сгустившийся воздух, как поток мыслей, которые я мог ощутить, но не мог понять.

Гребень и встопорщенная чешуя на шее Тинтальи улеглись: так опускается шерсть на затылке у собаки, которая передумала драться. Ее шея изогнулась более плавно, драконица подняла глаза, и я ощутил ее пронизывающий взгляд.

Тинталья заговорила так, чтобы ее слышали и понимали все, чтобы они уловили ее вопрос и обвинительный тон:

– Что ты знаешь о бледных и их Слугах?

Я набрал побольше воздуха и заговорил, произнося слова четко, стараясь, чтобы меня поняли все люди и драконы:

– Я знаю, что они похитили мою дочь. Я знаю, что они убили ее. Я знаю, что буду искать их, найду и убью так много, как только смогу, прежде чем убьют и меня. – Мое сердце пустилось вскачь. Я стиснул зубы и закончил: – Что еще мне нужно знать?

И Хеби, и Тинталья замерли, будто окаменели. Я снова ощутил, как они переговариваются. Интересно, другие драконы Кельсингры или кто-нибудь из Элдерлингов понимает, о чем речь? Сквозь толпу протиснулся генерал Рапскаль. На нем были простые кожаные штаны и рубаха, руки в грязи, словно его оторвали от какой-то работы.

– Хеби! – воскликнул он, увидев свою драконицу, и вдруг резко остановился.

Генерал оглядел собравшихся Элдерлингов и драконов, заметил меня и поспешил ко мне. Очутившись рядом, он достал из ножен клинок. Я потянулся за собственным ножом, но тут, к моему удивлению, меня оттолкнул Лант, встав между мной и Рапскалем. Не обращая на него внимания, Рапскаль крикнул мне:

– Хеби велела мне защищать тебя! Я пришел тебе на помощь!

Лант уставился на него с открытым ртом. Я и сам растерялся было, но потрясение тут же вытеснила злость, потому что в эту минуту к нам присоединился Пер.

– Назад! – пришлось рявкнуть на него, и он с готовностью отозвался:

– Да, господин! Я буду прикрывать вам спину!

Вообще-то, я имел в виду другое, но так он хотя бы убрался подальше от ножа Рапскаля.

– Я не понимаю, – сердито бросил я генералу, и тот покачал головой, показывая, что разделяет мое недоумение:

– Я тоже! Я ковырялся в поисках воспоминаний, когда Хеби велела мне срочно идти сюда. А потом вдруг исчезла из моей головы, будто ее убили! Я пришел в ужас, но вот я тут, чтоб исполнить ее волю. Я буду защищать тебя до последней капли крови.

– Хватит там болтать!

Тинталья не зарычала на нас, но сила мысли, которой сопровождались эти слова, была такова, что меня почти оглушило.

Хеби по-прежнему стояла между нами, оберегая меня, но защита из нее была невеликая: Тинталья возвышалась над ней как гора и могла бы запросто обрушить на меня поток кислоты через голову алой драконицы. Но она не стала этого делать, а склонила голову набок и сосредоточила на мне взгляд. Огромные глаза-водовороты уставились на меня, и я ощутил всю мощь ее присутствия. Драконьи чары обрушились с такой силой, что мои стены не смогли отразить их полностью.

– Я приняла решение. Я прощаю тебе все, что ты преобразил. Не буду тебя убивать.

Пока я переваривал эту добрую весть, а мои защитники поспешно прятали в ножны клинки, она наклонилась, приблизив свою огромную голову вплотную ко мне, и потянула носом:

– Мне незнаком дракон, которым ты отмечен. Возможно, когда-нибудь он ответит мне за твое самоуправство. Пока же можешь не бояться меня.

У меня голова шла кругом от переполнявшей меня благодарности и трепета перед ее величием. Мне пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы ответить громко и ясно:

– Я пытался помочь лишь тем, кто нуждался в моей помощи. Тем, кем драконы пренебрегли, и тем, кого начали преображать, но не направляли изменения как должно.

Драконица широко распахнула пасть, и я успел увидеть зубы длиннее мечей и сверкающие мешочки с ядом в ее глотке, желтые и красные. Она заговорила снова:

– Не испытывай моего терпения, человечишка. Скажи спасибо, что я не убью тебя.

Тут Хеби поднялась на задние лапы, став чуть выше, чем раньше. И снова я ощутил отзвуки неслышного разговора.

Тинталья усмехнулась презрительно, глядя на нее, – чуть приподняла губы, обнажив зубы. Но мне она сказала:

– Ты и тебе подобные могут вмешиваться в судьбу тех, на кого не заявил права ни один дракон. Я позволю вам это, ибо такие люди для меня ничего не значат. Меняй их, как тебе вздумается. Но мое оставь мне. Я дарую тебе это право в награду за прошлую службу. Но не думай, будто этим я возвращаю тебе долг.

К этому времени я почти забыл о Пеструхе у меня на плече. Не знал, что вороны умеют говорить шепотом, но она произнесла тихо и сипло:

– Будь мудр.

– Конечно нет! – поспешно воскликнул я. Пора загладить впечатление от необдуманных слов. Уже набрав воздуха, понял, что собрался сказать кое-что похуже, однако все равно проговорил: – Но у меня есть к тебе еще одна просьба.

И снова она выставила напоказ зубы и мешочки с ядом. Мои защитники сгрудились у меня за спиной, но не отступили. Я решил, что и это в нынешних обстоятельствах можно считать отвагой.

– Разве жизнь – недостаточно щедрый дар, блоха? – резко спросила драконица. – Чего еще ты от меня хочешь?

– Я прошу поделиться со мной знанием! Слуги Белых, когда пытались уничтожить Айсфира, на самом деле хотели положить конец всему драконьему роду. Я хочу знать, выступали ли они против драконов прежде, и если да, то почему. Я ищу любых знаний, которые помогут мне уничтожить Слуг. Хранят ли такие знания драконы?

Тинталья отдернула свою огромную голову. Повисло молчание. А потом раздался робкий, детский голосок:

– Она не помнит. Никто из нас не помнит. Только… я. Иногда.

– О Хеби! Ты заговорила! – с гордостью прошептал Рапскаль.

Тут Тинталья взревела, и, к моему ужасу, Хеби испуганно съежилась перед ней. Рапскаль снова обнажил нож и встал перед своей драконицей, грозя Тинталье клинком. Я в жизни не видел, чтобы кто-то вел себя так глупо и так отважно.

– Рапскаль, нет! – закричал кто-то из Элдерлингов, но тот и ухом не повел.

Однако если Тинталья и заметила самоубийственный поступок Рапскаля, то не обратила на него внимания. Она вновь уставилась только на меня. Ее рев перешел в глухое ворчание, которое я не столько слышал, сколько ощущал грудью. Слова, когда она заговорила, были полны гнева и обиды:

– Я должна это знать, но не знаю. Я полечу, чтобы выяснить. Не чтобы порадовать тебя, человек, но чтобы наконец вытрясти из Айсфира то, что он должен был рассказать нам давным-давно. Ни один дракон не может знать, что случилось, пока он был в коконе или морским змеем. А Айсфир лишь дразнит нас прошлым, которое нам неизвестно.

Она развернулась на лапах, не заботясь о том, что чуть не смела огромным хвостом людей и Элдерлингов, и им пришлось броситься врассыпную.

– Я иду пить. Мне нужно Серебро. Потом меня надо обиходить. Когда я напьюсь, все должно быть готово для чистки и полировки.

– Все будет! – крикнул ей вслед Фрон, пока Тинталья величественно топала прочь. Он обернулся к родителям, и сквозь чешую на его щеках отчетливо проступил румянец. – Она великолепна! – крикнул мальчик, и собравшиеся дружно рассмеялись, соглашаясь с ним.

Я был далек от ликования. Теперь, когда у меня появилось время осознать, насколько близко я подошел к гибели, у меня все внутри тряслось. А ради чего? Я так и не узнал ничего нового о Слугах. Да, у меня теперь есть позволение Тинтальи на исцеление Силой, и маги, которых когда-нибудь, возможно, пришлет Дьютифул, сумеют помочь людям. Да, у Дьютифула появился шанс заключить союз с теми, кто однажды, может быть, сумеет повлиять на драконов, чтобы они вели себя иначе.

Но главное, мне стало известно, что Айсфир жив. Оставалось надеяться, что Тинталья поделится со мной тем, что ей удастся выведать. Я предполагал, что драконы и Слуги когда-то долго враждовали. Могло ли быть так, чтобы Элдерлинги не знали об этом? Вряд ли. Однако мы не нашли никаких свидетельств этой вражды.

Или нашли? Бледная Женщина захватила Аслевджал. Поглощенный ледником город Элдерлингов стал ей неприступной твердыней, откуда она могла направлять ход войны между Внешними островами и Шестью Герцогствами. И там, в этой цитадели, пытала вмерзшего в лед дракона, стремясь уничтожить Айсфира и весь его род. Она всячески старалась разрушить город. Изображения были стерты или уничтожены, огромные библиотеки из камней памяти приведены в страшный беспорядок… Разве это не доказательство закоренелой ненависти? Разве она не старалась стереть с лица земли все следы того народа и его знаний и обычаев?

Я не надеялся, что драконы станут помогать мне в войне со Слугами. Если бы Айсфир имел желание отомстить, он бы уже давно попытался это сделать. Наверное, Айсфир нашел выход своей ярости, когда разрушил ледяной зал на Аслевджале и убил солдат Бледной Женщины. Он предоставил мне убить ее саму и каменного дракона, которого она создала вместе с Кебалом Робредом. Возможно, черный самец не такой горячий, как Тинталья. У многих животных самки сражаются ожесточеннее, чем самцы.

– Правда? – переспросил Пер, и я понял, что произнес последние слова вслух.

– Правда, – ответил за меня Лант, возможно вспомнив, как мачеха пыталась убить его.

На свободном участке площади перед нами Рапскаль ворковал с Хеби, будто с комнатной собачкой, а Малта, Рэйн и Фрон что-то обсуждали, да так оживленно, что чуть ли не ссорились. На меня вдруг накатило головокружение.

– Я бы хотел вернуться в комнаты, – тихо сказал я и не смог воспротивиться, когда Лант взял меня под локоть.

Меня вновь охватила слабость, как после исцеления Силой, хотя теперь трудно было понять, что ее вызвало. Когда я, обходя встречных, поднялся к двери, к нам присоединились Янтарь и Спарк. У дверей наших покоев Янтарь остановила остальных.

– Я поговорю с вами позже, – заявила она и жестом велела всем идти.

Лант усадил меня на стул за столом, я услышал, как он тихо прикрыл за собой дверь. Я уронил было голову на скрещенные руки, но тут раздался голос Шута:

– Ты заболел?

Я не поднял головы, но покачал ею:

– Слабость. Как будто долго работал Силой. Не знаю почему. – Не сдержавшись, я коротко рассмеялся. – Может, вчерашний бренди еще дает о себе знать.

Он мягко опустил руки мне на плечи и стал разминать мышцы.

– Тинталья источала мощные чары. Я не мог двинуться с места от ужаса перед яростью, которую она обрушила на тебя. Это было нечто невидимое, но я чувствовал ее. Я знал, что она вот-вот убьет тебя, и ничего не мог поделать. Но я ощущал тебя. Ты не дрогнул перед ней.

– Я держал стены поднятыми. Думал, мне не жить. Зато мы кое-что узнали. Айсфир жив.

Мне было приятно, что он массирует меня, но прикосновение его рук слишком живо напоминало о Молли. Я передернул плечами, и Шут, ни слова не говоря, отошел, взял стул и сел рядом.

– Ты и правда мог умереть сегодня, – сказал он и покачал головой. – Не знаю, что бы я тогда делал. Ты почти заставил ее убить тебя. Ты что, хочешь умереть?

– Да, – сказал я. И добавил: – Но не теперь. Сначала я уложу столько врагов, сколько смогу. Мне нужно оружие, Шут. А лучшее оружие убийцы – знание, много знаний. – Я вздохнул. – Известно ли Айсфиру что-нибудь полезное? Согласится ли он рассказать это Тинталье? А если да, то как мы узнаем об этом? Шут, я впервые иду на убийство настолько неподготовленным.

– Я тоже. Но я впервые иду что-то делать с такой решимостью.

Я сел чуть ровнее, поставив локоть на стол. Коснулся его руки в перчатке:

– Ты все еще сердишься на меня?

– Нет, – сказал он. И сразу же: – Да. Ты заставил меня думать о том, что я хотел бы забыть.

– Ты должен вспомнить это ради меня.

Шут отвернулся, чтобы я не видел его лица, но руку не отдернул. Я ждал.

– Спрашивай, – велел он хрипло.

Ну вот. Теперь мне придется мучить друга. О чем же спросить, что мне важнее всего знать?

– Есть ли в Клерресе кто-нибудь, кто мог бы помочь нам? Кто-нибудь, с кем можно тайно сговориться? Можно ли как-то передать ему, что мы идем?

Тишина. Неужели он и теперь уклонится от ответа? А ведь напоить его еще раз уже не получится.

– Нет, – выдавил наконец Шут. – Никак не передать. Прилкоп, возможно, еще жив. Они разлучили нас, когда перешли к пыткам. Думаю, с ним обращались примерно так же, как со мной. Если он жив, то наверняка по-прежнему сидит под замком. Я предполагаю, они сочли его слишком ценным, чтобы убивать, но могу и ошибаться.

– Я знаю, ты сомневаешься в тех, кто помог тебе сбежать. Но вы с Прилкопом отправили мне нескольких гонцов. Можно ли верить этим людям? Они все еще в Клерресе?

Шут покачал головой. Он по-прежнему отворачивался от меня.

– Это было возможно в первые годы после нашего возвращения в Клеррес. Когда мы уже были не в ладах с Четырьмя, но они еще не знали, что мы не доверяем им. Сначала мы отправили гонцов, чтобы предупредить тебя о том, что Четверо, возможно, хотят навредить тебе. В то время Четверо еще пытались склонить нас на свою сторону, заставить думать как они. Возможно, они и правда верили, будто сопоставители и наставители могут убедить нас, что мы ошибались. – Он криво улыбнулся. – Но все пошло не так. Думаю, они заслушивались нашими рассказами, ведь они почти ничего не знали о жизни за стенами Клерреса. И, узнавая от нас все больше о том, что происходит за пределами их мирка, некоторые начали сомневаться в том, чему их учили Слуги. Наверное, поначалу Четверо не понимали, какое влияние мы обрели в Клерресе.

– Сопоставители? Наставители?

Он с отвращением фыркнул:

– Красивые титулы. Сопоставители – это те, кто разбирает записи о снах, чтобы найти связи между ними. Наставители ищут людей или грядущие события, которые проще всего изменить к выгоде Четырех и их Слуг. Именно они изо всех сил пытались убедить нас с Прилкопом, что мы заблуждались. В последующие дни мы с ним много говорили об этом. Я всегда настаивал, что ты – избранный. Но потом Прилкоп спросил – и совершенно справедливо: «А как же новые сны?» На это у меня не было ответа. – Он сглотнул. – Никакого ответа.

И однажды ночью, на дружеских посиделках с вином, наши маленькие друзья по секрету сообщили нам, что есть ребенок-самородок, которого нужно отыскать и научиться направлять, пока он не направил мир по неверному пути. Им было известно, что Четверо хотят найти этого ребенка. Не все Четверо верили, что новый пророк – это Нежданный Сын, но одна из них верила. Симфэ. Всякий раз, когда мы встречались за обедом, она бросала мне вызов в споре. И доводы ее были таковы, что поколебали даже мою веру. День за днем Четверо требовали прочесывать записи о снах, чтобы отыскать этого ребенка. И «направлять» его. Я испугался, что они отыщут те же подсказки, которые много лет назад привели меня к тебе. Поэтому я послал еще гонцов, чтобы попросить тебя отыскать Нежданного Сына. Они ведь убедили меня, что это и есть Белый Пророк – самородок. И вот тут они были правы. Они узнали о существовании Би задолго до меня. А Двалия убедила их в том, что дитя, присутствие которого они ощущают, и есть Нежданный Сын.