Текст книги "Золотой шут"

Ужасное откровение. Словно я обнаружил, что фундамент Оленьего замка пошел трещинами и твердыня Видящих рушится прямо у меня на глазах. Лишь недавно я сумел оценить все, что сделал Чейд для Кетриккен. В сложную сеть политических интриг, опутывающую отношения в замке, попался и я, и теперь мне ужасно хотелось разобраться во всех ее хитросплетениях. Когда я был мальчишкой, Чейд объяснял мне происходящее в замке, и я принимал его слова на веру. Теперь я смотрел на мир глазами взрослого, и меня поражал лабиринт, в котором нам приходилось блуждать.

Поражал и завораживал. Происходящее напоминало игру в камни, где ставки были огромны. Перемещались фишки, возникали и разрывались союзы, власть переходила от одной группировки к другой – иногда в течение нескольких часов. Глубина познаний Чейда впечатляла, он виртуозно помогал Кетриккен балансировать на тонкой грани, играя на верности аристократии. Я не мог уследить за деталями, но понимал, что все в этой сложнейшей игре взаимосвязано.

С тех пор как я возвратился в Олений замок, меня не переставало удивлять, как мой уже немолодой наставник умудряется удерживать столько деталей и сведений в голове. Но ведь рано или поздно настанет день, когда все рухнет. Политические интриги давались Чейду много труднее, чем раньше. Само существование дневников – массивных переплетенных томов, сделанных в джамелийском стиле, указывало на то, что он больше не доверяет своей памяти. Всего их было шесть – одинаковых томов, с обложками красного, синего, зеленого, желтого, пурпурного и золотого цветов, по одному на каждое из Шести Герцогств. Как он определял, в каком из них следует искать нужные сведения, оставалось выше моего понимания.

В седьмом дневнике, с белым переплетом и оленем Видящих на обложке, Чейд записывал свои ежедневные наблюдения. Именно к нему он обращался чаще всего, листая страницы в поисках сплетен, обрывков разговора или доклада шпиона. И хотя Чейд хранил заветную книгу в потайном месте, все записи он делал своим личным шифром. Он не предлагал мне почитать свои дневники, а я никогда не просил, поскольку не сомневался, что они содержат множество тайн, о которых мне лучше не знать. К тому же шпионы, наводнявшие Шесть Герцогств, могли чувствовать себя в полной безопасности – невозможно разболтать тайну, которая тебе неизвестна. И все же тревога Чейда из-за слабеющей памяти не объясняла его поведения.

– В последнее время тебе пришлось несладко, и я за тебя тревожился. Но зачем обременять себя еще и попытками овладеть Силой?

Его руки сжались в кулаки.

– Причина в том, что я прочитал. И в твоих историях о чудесах Силы. В текстах говорится, что человек, владеющий этой магией, способен излечить свое тело и продлить жизнь. Сколько лет было твоей спутнице, Кеттл? Двести или триста? А она легко пережила зиму в горах. Ты рассказал мне, что исцелил своего волка, во всяком случае на некоторое время. Если я сумею открыть себя твоей Силе, ты можешь попытаться помочь мне. Или, если ты откажешься – а я готов к этому, – я и сам справлюсь.

Словно пытаясь доказать свою решимость, Чейд схватил чашку и одним глотком осушил ее. Он вновь поперхнулся и раскашлялся, на губах остались следы темной жидкости. Схватив стакан, он жадно запил настой вином.

– Кажется, ты не спешишь предложить мне свою помощь, – с горечью проворчал он, вытирая рот тыльной стороной ладони.

Я тяжело вздохнул.

– Чейд, я едва овладел основами мастерства, чтобы учить принца. Как я могу предложить тебе помощь в обучении магии, которую сам плохо понимаю? А что, если я…

– Это всегда было твоей главной слабостью, Фитц. Всю жизнь. Излишняя осторожность. Недостаток честолюбия. Шрюду нравилось. Он никогда тебя не боялся – а во мне чувствовал соперника.

Я с ужасом смотрел на него, а Чейд продолжал, не замечая боли, которую мне причиняет:

– Я и не ждал твоего одобрения. Впрочем, мне оно не требуется. Я буду исследовать подходы к магии Силы самостоятельно. Ну а когда сумею приоткрыть дверь, тогда посмотрим, что ты скажешь о своем старом наставнике. Думаю, я смогу тебя удивить, Фитц. Мне кажется, во мне живет Сила, что она всегда во мне была. Помнишь, ты говорил о музыке Олуха? Я ее слышу. Так мне кажется. На грани восприятия, когда засыпаю. Я обладаю Силой.

Он умолк, ожидая ответа, но я так и не нашел что ему сказать. Во мне билась одна-единственная мысль: я никогда не страдал от недостатка честолюбия, просто мои устремления не совпадали с целями, которые Чейд передо мной ставил. Молчание становилось невыносимым. Наконец Чейд его нарушил, полностью сменив тему разговора, что сделало неловкость еще более заметной.

– Ладно, я вижу, тебе нечего мне сказать. Что ж… – Он вымученно улыбнулся и спросил: – Как дела у твоего мальчика?

Я встал.

– Не лучшим образом. Полагаю, что ему – как и его названому отцу – не хватает честолюбия. Спокойной ночи, Чейд.

И я спустился в свою комнатку, где провел остаток ночи. Однако я не спал. Просто не осмеливался. В последнее время я избегал ложиться в постель, позволяя себе отдыхать лишь тогда, когда силы полностью меня оставляли. И вовсе не потому, что мне требовалось ночное время для изучения свитков о Силе. Стоило мне закрыть глаза, как я попадал в осаду. Каждую ночь я воздвигал стены вокруг своего разума, и почти всякий раз Неттл их штурмовала. Ее сила и упорство выводили меня из равновесия и огорчали. Я не хотел, чтобы моя дочь применяла Силу.

Я не имел возможности забрать ее в Олений замок и обучать владению Силой и тревожился за нее – ведь Неттл отправлялась в свои путешествия самостоятельно. Я знал, что стоит мне пустить ее за мою защитную стену – и она начнет пробовать свою Силу с еще большим рвением. До тех пор пока она не понимает, что использует магию Силы, и считает, что всего лишь пытается найти незнакомца, с которым вместе путешествует по снам, ей ничего не грозит.

Пусть считает меня существом из другого мира и остается в неведении, – быть может, тогда мне удастся уберечь ее от опасностей мира реального. Пусть уж лучше огорчается, что ее попытки оказываются тщетны. Если я потянусь к ней навстречу хотя бы раз, даже для того, чтобы оттолкнуть, Неттл сумеет понять, кто я такой и где нахожусь. Ее защита – неведение. Возможно, после множества неудач она сдастся. Кто знает, вдруг она найдет себе другое увлечение – красивого юношу из деревни по соседству или какое-нибудь занятие. Мне оставалось только надеяться. За всеми этими размышлениями мне никак не удавалось отдохнуть…

И это была далеко не единственная моя неудача. От попыток побеседовать с Недом наедине толку было не больше, чем от встреч с Олухом, которые устраивал Чейд. Нед окончательно потерял голову. В течение трех недель я почти все свободные вечера проводил в «Заколотой свинье», надеясь серьезно с ним поговорить. Гулявшие по залу сквозняки и водянистое пиво не слишком улучшали мое настроение. Часто я ждал напрасно. А если Нед приходил, его всегда сопровождала Сванья, прелестная девушка с темными волосами и огромными глазами, стройная и гибкая, словно ветка ивы.

Однако в ней чувствовалась сила. И она любила поговорить, редко давая мне возможность вставить слово, – а уж о том, чтобы я мог пообщаться с Недом с глазу на глаз, и речи быть не могло. Он сидел рядом со Сваньей, купаясь в ее одобрении, любуясь красотой, а она рассказывала мне о себе и родителях, о своих планах на будущее. Я узнал, как она относится к Неду, Баккипу и к жизни. Мне стало очевидно, что ее мать устала от своеволия дочери и счастлива, что та встречается с молодым человеком, имеющим некоторые перспективы.

Отец девушки по-прежнему не слишком жаловал Неда, но Сванья рассчитывала, что сумеет его переубедить. Или не сумеет. Если он не согласится с тем, что она сама должна выбирать жениха, что ж, тогда отцу не будет места в ее жизни. Впечатляющее заявление для независимой юной женщины, бросающей вызов любым трудностям. Вот только я сам был отцом и не слишком одобрял выбор Неда. Впрочем, Сванья не нуждалась в моем одобрении. Я обнаружил, что мне нравится ее характер, однако равнодушное отношение к отцовским чувствам не радовало.

Наконец настал вечер, когда Нед пришел в таверну один, но разговор не доставил мне никакого удовольствия. Мой мальчик пребывал в мрачном настроении из-за отсутствия Сваньи и с горечью жаловался, что отец заставляет ее сидеть по вечерам дома. Когда я попытался поговорить о его ученичестве, он лишь повторил свои прежние слова. Его не устраивает отношение мастера. Гиндаст считает его болваном и всячески высмеивает перед другими учениками. Ему поручают самую скучную работу и не дают возможности себя проявить. Но я попросил Неда привести хотя бы один пример и укрепился в своем мнении, что Гиндаст достойный, хотя и требовательный наставник.

Жалобы Неда не убедили меня, что его обижают понапрасну. У меня создалось совсем другое впечатление. Мой мальчик по уши влюбился в Сванью и может думать только о ней. Большинство его повторяющихся ошибок и утренние опоздания вызваны влюбленностью. Я не сомневался: если бы Сваньи не существовало, Нед был бы более внимательным и терпеливым.

Строгий отец мог бы запретить ему встречаться с девушкой. Я этого не сделал. Порой мне кажется, это воспоминания о собственной юности сделали меня мягкосердечным. А иногда меня охватывают сомнения: возможно, я боялся, что Нед нарушит мой запрет, и лишь поэтому ничего не предпринимал.

Изредка я навещал Джинну, но только в тех случаях, если видел рядом пони и тележку, указывающие, что ее племянница дома. Мне хотелось охладить нашу бурную страсть, хотя меня отчаянно влекло в уютное тепло ее постели. Я старался, чтобы мои визиты были короткими, ссылаясь на срочные поручения своего хозяина. В первый раз Джинна без колебаний приняла мои объяснения. Во второй поинтересовалась, когда у меня будет свободный день. И хотя мы разговаривали в присутствии племянницы, я прочитал в ее глазах прямой вопрос. Я уклонился от ответа, стал рассказывать о капризах хозяина, который не разрешает мне распоряжаться своим временем. Получилось, что я жалуюсь, и Джинна сочувственно кивнула.

Во время моего третьего визита племянницы дома не было. Она отправилась помочь подруге, которой предстояли трудные роды. Джинна рассказала мне об этом после теплых объятий и долгого поцелуя. Рядом с ее страстью моя решимость таяла, точно соль под дождем. Джинна без дальнейших разговоров заперла дверь на задвижку, взяла меня за руку и повела в спальню.

– Подожди немного, – предупредила она у порога, и я остановился. – А теперь входи, – позвала она.

Я сразу же заметил, что амулет прикрыт толстым шарфом. Джинна глубоко вздохнула, как проголодавшийся человек перед плотной трапезой, и я вдруг понял, что вижу лишь ее грудь, вздымающуюся под корсажем платья. Я сказал себе, что совершаю глупую ошибку, но ничего не мог с собой поделать и совершил ее. Несколько раз. Когда мы утолили страсть и Джинна задремала, прижавшись к моему плечу, я добавил к списку своих глупостей еще одну.

– Джинна, – тихо спросил я, – как ты думаешь, правильно ли мы поступаем?

– Мудро мы поступаем или нет, какое это имеет значение? – сонно ответила она. – Мы никому не причиняем вреда.

Она не рассчитывала услышать ответ, но я серьезно произнес:

– Нет, имеет. И боюсь, что мы причиняем вред.

Она тяжело вздохнула и села, убрав с лица спутанные локоны. А потом близоруко посмотрела на меня:

– Том, зачем ты все усложняешь? Мы оба взрослые люди, никто из нас не связан клятвами верности другим людям, и я уже говорила, что не могу забеременеть. Почему мы не можем доставить друг другу удовольствие, когда у нас появляется возможность?

– Мне наши отношения не кажутся простыми и честными, – попытался объяснить я ей. – Я поступаю вопреки тому, что говорил Неду: занимаюсь любовью с женщиной, с которой не связан клятвой верности. Если бы он поведал мне сегодня, что делал со Сваньей то, что делали мы, я бы сурово его отругал, а сам…

– Том, – прервала меня Джинна, – мы создаем правила для наших детей для того, чтобы защитить их от сурового мира. Когда мы вырастаем, нам хорошо известны все опасности и мы сами выбираем, рисковать или нет. У нас с тобой нет детей. Никто из нас не пытается обманывать партнера. Чего ты боишься, Том?

– Я… я испытываю ужас, пытаясь представить, что обо мне подумает Нед, когда узнает о наших отношениях. И мне не нравится его обманывать. – Я отвернулся и добавил: – И еще мне кажется, что это больше чем просто риск, на который готовы идти взрослые ради получения удовольствия.

– Понятно. Ну, возможно, со временем… – предположила она, однако в ее голосе слышалась обида.

И тогда я понял, что она обманывала себя. Что мне следовало ответить? Не знаю. Я принял трусливое решение.

– Быть может, так и будет, – пробормотал я, сам не веря в собственные слова.

Мы еще некоторое время провели в постели, а потом устроились возле камина и выпили по чашке чаю. Когда я сказал, что мне пора уходить, и принялся неловко объяснять, что не знаю, когда сумею вновь ее навестить, Джинна отвернулась и тихо сказала:

– Приходи, когда захочешь, Том Баджерлок.

И поцеловала меня на прощание. Когда дверь за мной закрылась, я взглянул на яркие звезды холодной зимней ночи и вздохнул. Мне предстоял долгий путь в замок, а мое сердце переполняло чувство вины. Я не клялся Джинне в любви, но все равно обманывал ее. Ведь я знал, что мои чувства к ней никогда не изменятся. А еще я прекрасно понимал, что ноги не раз приведут меня к ее домику, хотя я мог предложить ей лишь вожделение и дружбу. Я себя презирал, а мысль о том, что Нед догадывается о наших отношениях с Джинной, мучила меня. Плохой пример для моего мальчика, и путь до Оленьего замка показался мне в ту ночь особенно долгим и холодным.

IX
Ставка на камень

По мере того как человек овладевает Силой, привлекательность этого вида магии для него возрастает. Хороший наставник должен внимательно следить за своими учениками, неизменно проявляя строгость. Слишком много талантливых учеников навсегда унес поток Силы. Первым признаком излишнего увлечения является раздражение, которое проявляет ученик, когда ему поручают обычную работу. Когда такой ученик погружается в Силу, он часто черпает значительно больше энергии, чем необходимо, и делает это исключительно ради удовольствия обладания Силой. Он начинает проводить слишком много времени в потоке Силы. Наставник обязан не спускать глаз с таких учеников и сурово наказывать за подобное поведение. Лучше проявить излишнюю жесткость раньше, чем возносить тщетные проклятия к небесам, когда твой ученик превратится в пускающего слюни идиота, отказывающегося принимать воду и пищу.

«Обязанности наставника в мастерстве владения Силой». Перевод Трикни

Однообразные зимние дни сменяли друг друга, подобно приливам у подножия Оленьего замка. Приближался праздник Зимнего Солнцестояния, возвещающего о наступлении самой долгой ночи, – дальше день будет увеличиваться, забирая у ночи минутки. Когда-то я ждал праздника с нетерпением, но сейчас у меня было слишком много дел, и далеко не все удавалось выполнять как следует. По утрам я занимался с принцем. Днем играл роль слуги лорда Голдена. Шут был вынужден нанять двух лакеев, которые следили за состоянием его гардероба и приносили в его покои завтраки, обеды и ужины.

Однако мне приходилось сопровождать лорда Голдена, когда он отправлялся на прогулки или званые обеды. Все привыкли видеть меня рядом с ним, и я находился подле него, хотя щиколотка уже давно не доставляла ему неприятностей. Иногда это оказывалось полезным. Лорд Голден часто заводил разговоры с придворными, интересовался их мнением относительно торговли с Внешними островами или распределения прав на беспошлинный ввоз товаров. Так мне удавалось узнавать о настроениях среди аристократов и докладывать обо всем Чейду.

Лорд Голден проявил интерес к Дару, часто задавая вопросы об этом необычном виде магии. Откровенная злоба, с которой придворные отвечали ему, поразила даже меня. Ненависть к Одаренным укоренилась у них на подсознательном уровне. Когда лорд Голден спрашивал, какой вред может причинить такая магия, ему отвечали, что Одаренные способны на все, начиная от совокупления с животными для овладения их языком до наведения порчи на стада и домашнюю птицу соседей. Одаренные якобы превращаются в животных, чтобы добраться до тех, кого они хотят соблазнить или даже изнасиловать и убить.

Кое-кто возмущался терпимостью королевы к Звериной магии, сожалея о прежних временах, когда закон позволял казнить Одаренных. Из этих разговоров я узнал о ненависти к людям Древней Крови гораздо больше, чем когда я сам беседовал с другими слугами. И много больше, чем мне бы хотелось знать.

Вечерами, когда у меня выдавалось несколько свободных часов, я пытался разбираться в свитках о Силе. Однако чаще всего я бросал свои занятия и отправлялся в город, и вовсе не для того, чтобы навестить своего мальчика.

Изредка я мельком видел Неда, когда он выходил из дома Джинны на свидания со Сваньей. Наши разговоры теперь ограничивались короткими приветствиями и его пустыми обещаниями прийти домой пораньше, чтобы мы могли спокойно провести вечер. Довольно часто я замечал у него на лице задумчивое выражение, когда он смотрел на нас с Джинной, а еще чаще я сам облегченно вздыхал, когда он возвращался домой лишь поздно вечером.

Возникла опасность, что такая жизнь станет для меня если не привычной, то предсказуемой. Несмотря на решимость держаться настороже и быть готовым к нападению Полукровок, их пассивность притупляла мою бдительность. Я даже начал надеяться, что Лодвайн умер от ран. Возможно, его соратники разбежались и угрозы больше нет. После неожиданного нападения на дороге в замок прошло довольно много времени, и мне становилось все труднее соблюдать осторожность. Еще немного – и я вообще расслаблюсь и забуду о ней. Периодически Чейд требовал от меня отчета, но мне было нечего ему рассказать. Получалось, что Полукровки о нас забыли.

Я продолжал регулярно шпионить за Сивилом Брезингой, но мои подозрения не находили подтверждения. Он вел себя как мелкий аристократ, приехавший ко двору, для того чтобы завести необходимые связи. Я не нашел в конюшне следов его кошки. Он часто выезжал на прогулки в сопровождении конюха, но в тех нескольких случаях, когда я за ними следил, Сивил вел себя самым обычным образом. Несколько раз я тщательно обыскивал его комнату, но обнаружил лишь короткую записку от матери, в которой говорилось, что с ней все в порядке и что Сивилу лучше оставаться при дворе, поскольку «нас ужасно радует твоя дружба с принцем Дьютифулом». Тут она не ошиблась, отношения принца и Сивила становились все более прочными, хотя я постоянно просил Дьютифула соблюдать осторожность. Мы с Чейдом не раз обсуждали Сивила Брезингу. Нам обоим не нравилось, что принц с ним дружит, но мы не знали, как люди Древней Крови отнесутся к тому, что эти отношения будут пресечены.

Между тем Одаренные больше не пытались связаться с нами – ни Полукровки, ни представители Древней Крови. Их продолжающееся молчание вызывало страх.

– Мы выполнили свою часть сделки, – однажды ворчливо заметил Чейд. – С тех пор как принц вернулся домой, в Бакке не состоялось ни одной казни. Быть может, они ничего другого и не хотели. Что касается деятельности Полукровок, мы ничем не можем помочь людям Древней Крови до тех пор, пока они не попросят у нас защиты. И хотя сейчас все спокойно, мне кажется, это затишье перед бурей. Будь осторожен, мой мальчик, смотри в оба.

Чейд был прав: публичные казни прекратились. Королева Кетриккен издала указ, в соответствии с которым в Бакке запрещалось устраивать казни без королевского декрета, кроме того, все они должны были происходить только на территории замка. До сих пор никто не обратился к ней с подобными требованиями. Бумажная волокита охлаждает пыл даже у тех, кто жаждет мести.

Время шло, и, хотя никаких новостей о Полукровках не поступало, я не испытывал облегчения. Мне казалось, что за мной продолжают наблюдать. Даже если Полукровки перестанут нас беспокоить, многие представители Древней Крови знают, что принц Одаренный. В их распоряжении осталось прекрасное средство воздействия на корону. Я с подозрением посматривал на необычных животных и был рад, что маленький хорек Джилли патрулирует замок.

Наконец наступил вечер, который вновь заставил меня насторожиться. Я отправился в город. Когда я постучался в дверь Джинны, ее племянница сказала, что она пошла отнести амулеты крестьянину, чьи овцы заболели чесоткой. Я не особенно верил, что амулеты могут помочь против этой болезни, но решил оставить сомнения при себе и попросил передать Джинне, что я приходил. Потом я спросил о Неде, девушка скорчила мрачную гримасу и ответила, что я найду его в «Заколотой свинье» с «девицей Хартшорнов». Меня уязвило ее неодобрительное отношение к подружке моего сына. Направляясь в таверну, я размышлял о том, какие шаги мне следует предпринять. Страстное ухаживание Неда не укладывалось в рамки приличий. Впрочем, я прекрасно понимал, что он не станет меня слушать, если я попрошу его вести себе скромнее.

Но когда я вошел в «Заколотую свинью», где, как всегда, гуляли сквозняки, Неда и Сваньи там не оказалось. Интересно, где они могут быть, подумал я, но сразу же забыл о них, увидев Лорел, которая в полном одиночестве сидела за грязным столом. Я нахмурился, вспомнив слова Чейда о надежном воине, который должен повсюду ее сопровождать. К Лорел подошел мальчик, чтобы вновь наполнить ее кружку пивом. Судя по движениям Охотницы, эта кружка была далеко не первой.

Я заказал пива и принялся разглядывать посетителей таверны. В углу устроились двое мужчин и женщина, которые, как мне показалось, наблюдали за Лорел. Но довольно скоро парочка поднялась на ноги, распрощалась со своим соседом и покинула таверну. Оставшийся мужчина подозвал служанку. Судя по всему, он рассчитывал получить от нее кое-что побольше, чем кружку пива. Его нахальное поведение развеяло мои подозрения.

Я пересек зал и поставил свою кружку на стол, за которым сидела Лорел. Она удивленно посмотрела на меня, смутилась и отвернулась, когда я уселся рядом.

– Не самое подходящее место для Охотницы королевы, – негромко сказал я, выразительно посмотрев на грязный стол. – А где твой ученик?

Я пару раз видел ее телохранителя. Он произвел на меня впечатление человека, с которым лучше не связываться. А вот его интеллект, особенно сейчас, вызывал у меня большие сомнения.

– По-моему, не слишком разумно заходить в таверну в городе без него, – добавил я.

– Разумно? А где твой телохранитель? Тебе грозит более серьезная опасность, – с горечью возразила Лорел.

Я заметил, что у нее покраснели глаза, но от выпивки или слез – не знал.

– Возможно, я больше привык к такой жизни, – тихо ответил я.

– Что ж, не стану спорить. Я слишком мало о тебе знаю. Но я не собираюсь привыкать к постоянным угрозам. И не намерена всю жизнь провести в страхе. – Лорел выглядела усталой, в уголках рта и возле глаз появились морщинки, которых раньше не было.

Да, она жила в постоянном страхе, хотя и не хотела в этом признаваться.

– Тебе вновь угрожали? – спросил я.

Она улыбнулась, оскалив зубы.

– Зачем? Разве одного раза не достаточно?

– Что произошло?

Лорел покачала головой и допила оставшееся пиво. Я знаком попросил мальчишку долить наши кружки. Немного помолчав, Охотница ответила:

– Первое предупреждение я даже не восприняла как угрозу. Веточка лавра, привязанная бечевкой к щеколде на конюшне, где стоит моя лошадь. – Потом она неохотно добавила: – И еще перо. Разрезанное в четырех местах и обгоревшее.

– Перо?

Лорел долго молчала, прежде чем решилась ответить.

– Один из близких мне людей связан с гусем.

На мгновение мое сердце замерло – и вновь отчаянно забилось.

– Значит, они дали нам понять, что имеют доступ в замок, – задумчиво проговорил я.

Она молча кивнула, пока мальчик наполнял наши кружки из тяжелого кувшина. Лорел сразу же потянула кружку к себе, и немного пива выплеснулось через край ей на руку. Охотница уже была слегка пьяна.

– Они о чем-то просили? Или просто показали, что могут до тебя добраться?

– Да, попросили. И довольно внятно.

– Как?

– Маленький свиток, оставленный возле щеток, которыми я чищу лошадь. Все в конюшне знают, что я сама ухаживаю за Белым Капюшоном. В записке говорилось, что если у меня хватит ума, то я сделаю так, чтобы твоя черная лошадь и Малта лорда Голдена оказались ночью в дальнем загоне.

Мне внезапно стало холодно.

– Но ты, конечно, ничего не сделала?

– Конечно. Более того, я попросила надежного конюха присмотреть ночью за вашими лошадьми.

– Значит, это произошло совсем недавно?

– О да. – Подбородок у Лорел дрогнул, и она кивнула.

– Ты рассказала королеве?

– Нет, я никому не рассказала.

– Почему? Как мы можем тебя защитить, если не знаем, что тебе угрожают?

Лорел вновь ответила не сразу.

– Я не хотела, чтобы они подумали, будто могут использовать меня против королевы. Если уж они утянут меня на дно, пусть я буду одна. Я должна сама о себе заботиться, а не прятаться за юбки королевы, понапрасну ее пугая.

Мужественное решение. И глупое. Однако я не стал делиться с Лорел своими мыслями.

– И что произошло дальше?

– С вашими лошадьми? Ничего. Но на следующее утро моя была мертва.

Некоторое время я не мог говорить. Ее лошадка была послушной и доброй, гордостью Лорел. Охотница не выдержала и выпалила:

– Я знаю, о чем ты думаешь. – Лорел перешла на злой свистящий шепот. – «Она не обладает Даром. Лошадь для нее – всего лишь животное, на котором она ездит». Это неправда. Я вырастила мою лошадку, она попала ко мне еще жеребенком и стала моим другом. Необязательно разделять разум, чтобы любить.

– Вовсе я так не думаю, – сердито возразил я. – Среди моих друзей немало животных, хотя Дар не связывает меня с ними. Любой, кто видел тебя рядом с твоей лошадкой, сразу понимал, что она тебя обожает. – Я покачал головой. – Ты защитила наших лошадей и потеряла свою.

Сомневаюсь, что Лорел меня слышала. Ее взгляд упирался в выщербленный стол, когда она сказала:

– Она… она умирала медленно. Они дали ей что-то съесть. Потом эта гадость застряла у нее в горле и стала распухать. Мне кажется… нет, я уверена… они сделали это в насмешку – ведь я родилась в семье Древней Крови, но лишена Дара. Будь мы связаны, я бы успела прийти к ней на помощь. Когда я нашла ее, она лежала на полу конюшни, а ее грудь была забрызгана слюной и кровью… она умирала медленно, и меня не оказалось рядом, чтобы облегчить ей смерть и попрощаться.

Потрясение от мысли, что Одаренный способен на такую жестокость, накатило на меня ледяной волной. Я не мог поверить, что человек, в чьих жилах течет Древняя Кровь, способен на такую лютую злобу. Они плюнули мне в душу. Неужели отвратительные слухи об Одаренных хотя бы отчасти правда?

Лорел всхлипнула и повернула ко мне невидящий взгляд, она пыталась скрыть мучительную боль. Я обнял ее, и она прижалась к моей груди.

– Мне очень жаль, Лорел, – шептал я. – Очень жаль.

Она лишь молча всхлипывала в моих объятиях, но ее лицо оставалось сухим.

Похоже, Полукровки нажили себе страшного врага. Если, конечно, прежде они не убьют Лорел. Я слегка повернулся. Опыт давно научил меня садиться спиной к стене, и у меня была возможность наблюдать за всей таверной. Однако я не увидел никаких подозрительных личностей, которые следили бы за Лорел или за мной.

Но зато я заметил Джинну. Наверное, она отправилась в таверну, когда племянница сказала ей, что я заходил. Она так и осталась стоять у двери. На мгновение наши взгляды встретились. Джинна с изумлением смотрела на женщину, которую я обнимал. Я умоляюще посмотрел на нее, но лицо Джинны превратилось в холодную маску. Потом она молча развернулась на каблуках и вышла из таверны. Ее выпрямленная спина сказала мне больше, чем любые гневные слова.

Сердце сжалось у меня в груди. Я не сделал ничего плохого, но то, с какой поспешностью ушла Джинна, показывало, что она ужасно обиделась. Однако я не мог оставить Лорел и выскочить за Джинной на улицу, чтобы все объяснить, даже если бы и хотел. Поэтому я остался молча сидеть на месте, пока Лорел не взяла себя в руки. Она выпрямилась и почти оттолкнула меня, а потом схватила кружку и залпом ее осушила. Мое пиво оставалось практически нетронутым.

– Я поступила глупо, – неожиданно заявила Лорел. – Пришла сюда, потому что слышала, будто здесь собираются Одаренные. Я надеялась, что кто-нибудь из них подойдет ко мне и я его прикончу. На самом деле они легко со мной справились бы. Я не умею убивать.

Я смотрел ей в глаза, и мне вдруг стало не по себе. Похоже, Лорел начала задумываться о том, как следует убивать людей.

– Ты должна предоставить это грязное дело тем, кто…

– Им не следовало трогать мою лошадь, – мрачно прервала меня Лорел, и я понял, что она не станет слушать мои возражения.

– Пойдем домой, – предложил я.

Она угрюмо кивнула, и мы ушли из таверны. Холодные улицы озарял лишь тусклый свет, сочащийся из окон. Скоро дома остались позади, и мы зашагали по темной дороге, ведущей к замку.

– Что ты собираешься делать? – не удержался я от вопроса. – Уедешь из Оленьего замка?

– Куда? Вернуться домой к семье? Вот уж нет. – Она вздохнула. – И все же ты прав. Я не могу оставаться здесь. Каким будет их следующий шаг? Что может быть хуже убийства моей лошади?

Мы оба знали несколько ответов на этот вопрос. Остаток пути мы молчали. Однако я не ощущал в Лорел гнева, только настороженность. Ее глаза всматривались в темноту, она реагировала на малейший шорох. Я тоже старался быть внимательным. Наконец я нарушил молчание и спросил:

– Это правда, что Одаренные собираются в «Заколотой свинье»?

Лорел пожала плечами.

– Так говорят. Впрочем, подобные слухи ходят и о других тавернах. «Корыто для Дара». Наверняка ты слышал эту фразу и раньше.

Я не слышал, но ничего не сказал. Возможно, в оскорбительных словах содержится толика правды. Есть ли в городе таверна, где собираются Одаренные? Кто знает? И что я там обнаружу?

Как только мы миновали ворота замка, я заметил спешащего нам навстречу «ученика» Охотницы. На лице у него застыло озабоченное выражение. Но, увидев меня, он злобно ощерился. Лорел вздохнула и отпустила мой локоть. Нетвердой походкой она направилась к «ученику», и он схватил ее за плечи. Несмотря на тихие слова, с которыми обратилась к нему Лорел, он бросил на меня подозрительный взгляд.