Текст книги "Перстень принцессы"

Глава 9. Где же Пэг!

После полудня. Уайтхолл. Сады

Пробежка по садовым дорожкам, цветочным клумбам и совсем недавно освободившимся от снега газонам, не входила в планы Роланда. Но как убедить в этом противную мелкую тварь, сбежавшую с поводка, который всучила ему юная кокетка – мисс Суррей? Порой же его удивляло до остолбенения то, с какой лёгкостью сёстры лорда Суррея забывали, что в обязанности секретаря их старшего брата не входила беготня за сбежавшим щенком. Но нет же! Кроме выгула их любимицы в саду, сёстры Суррей возложили на Роланда ещё и ответственность за чистку китайских зонтиков от солнца, безнадёжно испорченных противным щенком. А ко всему прочему с молчаливого согласия лорда Суррея в обязанности Роланда вошли бесконечные гонки по королевскому дворцу в поисках адресатов глупых девичьих записочек, которые те умудрялись настрочить по дюжине на день. Причём каждая из трёх сестёр!

Но что значат мечты, желания или, наоборот, отсутствие таковых у молодого человека, всё достояние которого – это славное и некогда громкое имя, унаследованное им от почившего отца – Роланд II Джордж Генри Фицгиббс виконт Лауделл и прочая и прочая! Для лорда Суррея он был просто Лауделлом, а для сестёр Суррей – всего лишь Роландом. Причём самая младшая из них – мисс Кэтти, звала его не иначе как Роули! Мисс Кэтти слыла любительницей давать уменьшительные прозвища всем, с кем была лично знакома. Отчего-то все они были похожи на клички комнатных собачек, хотя и ласковые, и звучали до того приторно и слащаво, что всякий раз вызывали зубовный скрежет.

– Пэг! Идём домой, Пэг! – устало и давно уже без энтузиазма виконт звал собачку, заглядывая в кусты и за маленькие оградки, окружавшие укромные уголки для встреч наедине.

– Пэгги! – грозно выкрикнул он, но и эта попытка дозваться до непослушного питомца не возымела никакого действия. Маленькая бестия не соизволила даже тявкнуть в ответ.

Роланд уже собрался вернуться во дворец, придумывая на ходу оправдательную речь с намёком на то, что бедняжка Пэг могла стать жертвой похищения или заблудилась в близлежащем парке. Но его слух уловил тихое поскуливание. Уставший от долгих поисков, он даже не почувствовал радости от того, что пропажа наконец-то нашлась. Уж лучше бы сбежала с концами!

Нехотя обойдя вокруг ограды одного из боскетов, виконт заметил копошившуюся в корнях высокой сосны левретку. Подкравшись к ней как можно тише, он прыгнул к ней, схватил на руки и прижал к себе. Забыв об осторожности, он не заметил того, что лапы и даже мордочка мелкой пакостницы были измазаны в грязи после того, как она самозабвенно раскапывала кроличью нору с энергией настоящего охотника.

Раскрыв было рот, чтобы отругать непослушную любимицу мисс Кэтти Суррей, Роланд огляделся. Из-за кустов ежевики, с трёх сторон окружавших старую сосну, доносился странный шорох. Не отпуская из левой ладони острую мордочку левретки, правой рукой Роланд крепче прижал брыкающееся тельце и лапы к своей груди и поднялся на ноги. Осторожно, чтобы не наступить ненароком на сухую ветку и не споткнуться о выступавшие из-под земли корни сосны, он шаг за шагом пятился в направлении дорожки.

– Это провал, Кейтеринг! Полный провал. Послы Людовика уже здесь. И более того, их приняли! И как и следовало ожидать, наш славный король ухватился за возможность выторговать для себя лучшие условия в союзе с французским королём.

– Я сожалею, барон. То, что здесь происходит, идёт вразрез с нашими ожиданиями. Всё было бы иначе, если бы первыми посла приняли советники Карла, а не он сам!

– Если бы, если бы!

Недовольные возгласы раздражённого до крайней степени человека вызвали панический страх левретки, и она отчаянно взбрыкнула всеми четырьмя лапами. Едва удерживающему её на руках Роланду тоже сделалось не по себе. Прежде всего, ему было неприятно то, что он, как какой-нибудь шпион, подслушивал чей-то разговор. Но ещё хуже было то, что по повышенным тонам голосов он сумел уловить, что беседа происходила далеко не в дружеском ключе.

– Я постараюсь внести коррективы в наши планы, господин барон, – пообещал второй человек, и Роланд собрался было отойти как можно дальше от этого места, но вдруг он замер от неожиданной боли в руке. С перепуга или из вредности левретка вонзила острые зубки в его запястье и успела прокусить плотную ткань верхнего камзола.

– Мелкая чертовка! – простонал виконт, помянув про себя недобрыми словами и всех собак на свете, и всех их владелиц, и особенно же свою несчастную судьбу, уготовившую ему мученическую смерть от укусов левретки. И всё же здравый ум и проворство не подвели, и, шепча негромкие проклятия, он успел скрыться за стволом дерева за мгновение до того, как собеседники вышли из-за кустов ежевики и не спеша направились в сторону дворца.

– Сделайте всё, чтобы Хайд получил то письмо. И не забудьте, это должно быть заслугой его шпионов! Хорошо будет, если эта мнимая победа потешит его самолюбие, – со злорадным смешком произнёс первый мужчина.

– Всенепременно, господин барон! Болваны, которые служат Хайду, и не заметят, что это подделка и вовсе не они выкрали письмо у французского курьера, а мы подбросили его им в руки.

– Но не обольщайтесь, Кейтеринг! Может быть этот трюк и сработает с лорд-канцлером. Но Карл серьёзно настроен на то, чтобы устроить брак своей сестры с Филиппом Анжуйским. Будь у него с десяток сестёр, так он бы всех выдал замуж за французских принцев и герцогов! Увы, он слишком хорошо помнит, чем обязан Нидерландам и нам, а обязанности и долги угнетают, знаете ли! Я всегда говорил, что это плохой фундамент для союза. Но кто меня послушал? А вот теперь, пожалуйте, мы пожнём плоды глухоты!

Эти произнесённые с особенной горечью слова, задели душу Роланда за живое. Ох, как же был прав этот господин, кто бы он ни был, в том, что касалось обязанности и долга! Семья Роланда, по вине его почтенного батюшки – прежнего виконта Лауделла, погрязла в долгах. Дела обернулись настолько скверно, что без помощи старого лорда Суррея не только всё состояние и титул Лауделлов были бы навсегда потеряны, но и будущее наследника – юного виконта Лауделла – оказалось погребённым под бременем отцовских долгов и утраченной репутации. Лорд Суррей проявил настоящее великодушие, взяв Роланда на службу к своему сыну и выплатив долги старого виконта. Таким образом, после смерти отца у юноши остались его имя, титул, и к тому же свобода, что немаловажно, если иметь ясную голову на плечах. Реставрация Стюартов пришлась как нельзя кстати, так как после возвращения королевского двора из эмиграции в Англию потекли тысячи дворян, которые были вынуждены покинуть страну по тем или иным причинам. При дворе Карла появилось множество вакансий и возможностей для молодых и энергичных дворян. Роланд, как и все, мечтал о месте в королевской гвардии, но претендовать на красный форменный мундир он мог лишь по достижении им положенного возраста и при наличии достатка и необходимых рекомендаций. Всё это напрямую зависело от лорда Суррея. Будет ли сын и наследник покойного благодетеля их семьи столь же снисходителен к юноше, которому лично он ничем не был обязан, кроме клятвы, связывавшей их отцов? Вот и выходило, что, не успев ещё совершить ничего толкового в своей жизни и даже не проиграв ни одного пенни в споре или за карточным столом, Роланд был связан также, как и его отец, долгом. Впрочем, с годами виконт всё меньше вспоминал об истории про непомерно высокую ставку в той роковой игре, которая привела Лауделла-старшего к разорению. Но выводы, сделанные всего лишь на основании размышлений, никого не убедили бы. Долг чести – вот что было по-настоящему важно в глазах общества, для которого неоспоримой ценностью было всего одно слово дворянина, не только обладавшего звучным именем и старинным титулом, но и положением в Тайном Совете короля Англии. Таким дворянином являлся лорд Суррей, к тому же возглавляющий личную охрану Карла. Его слово против слова виконта – к этому не прислушались бы даже мыши на чердаке полуразрушенного семейного дома!

– Не забудьте, Кейтеринг, это должно произойти сегодня же! И да! Слух о письме непременно должен достичь ушей принцессы. Позаботьтесь об этом, – голос барона звучал глуше из-за громкого шороха гравия у них под ногами, но Роланд сумел разобрать эти слова также, как и тихий смешок Кейтеринга.

– Да! Представляю, с каким лицом Хайд заявит королю о том, что он совершил дурацкую оплошность, доверившись обещаниям Мазарини, не выяснив заранее всех деталей.

– Я бы так не спешил, – оборвал его барон. – На всякий случай я пошлю инструкции нашему человеку в Сен-Жермене. Он и его люди должны быть готовы начать действовать. Если здесь нас всё-таки постигнет неудача.

– Как? Вы предполагаете, что понадобится вмешательство во Франции? Но дело может и не зайти настолько далеко!

– Может и не зайти. Но будет лучше, если мы окажемся готовыми заранее, – суровый тон барона свёл на нет веселье в настроении Кейтеринга, тот перестал смеяться и слушал молча.

Собеседники удалились от того места, где стоял Роланд, настолько далеко, что шорох гравия совершенно заглушал их разговор. До слуха виконта долетели только обрывки слов: не то «потрясение», не то «взрыв». Это прозвучало устрашающе, напомнив ему о том недалёком времени, когда он вместе с молодым лордом Сурреем служил добровольцем в войне с испанскими Нидерландами. Но всё-таки, что такого ужасного могли сделать эти двое? А главное, зачем и кому они желали насолить так сильно? Понимая, что это каким-то образом касалось помолвки Генриетты и французского принца, Роланд всё равно не видел причин для того, чтобы тотчас же бежать к кому бы то ни было, не разобравшись до конца. Раздумья отвлекли его от собственных дел, и вот же! Ему снова пришлось броситься бежать вдогонку за вырвавшейся из рук собачкой!

– Глупое создание! Немедленно вернись! – кричал Роланд, забыв о всякой осторожности.

Он мчался в погоне за левреткой, которая решила свернуть в противоположную сторону и теперь неслась ко дворцу во весь опор по той же самой аллее, по которой шёл подозрительный барон и его собеседник.

Поймать Пэг удалось только после того, как она выскочила на огромную лужайку перед дворцом. Забыв на какое-то время о подслушанном разговоре, Роланд подхватил собачку на руки, и хотел уже бежать прочь, но едва не сбил с ног пожилого господина весьма представительного вида.

– Я прошу прощения, сэр! – почтительно извинился Роланд и крепче стиснул брыкающуюся в его руках собачку

– Чудесная порода, – улыбнулся в ответ пожилой господин, и в его холодных, серого цвета глазах мелькнул интерес к левретке. – Лёгкая и проворная. И к тому же обладает выносливостью для погони на долгой дистанции. И завидным чутьём!

– Да, сэр! А ещё она любительница рыть носом землю всюду где ни попадя, – разговорился с незнакомцем Роланд, и вдруг почувствовал, как мурашки пробежали у него по спине от взгляда его случайного собеседника, такого пристального, словно тот пытался прочесть его мысли.

– Да. Копаются, где не следует, – повторил пожилой господин с особенным значением в голосе. – А это не вы там бегали за ней в глубине сада? Там, где боскеты с беседками?

– Нет! – Роланд помотал головой и тут же вспыхнул от возопившей в его душе совести, возопившей от столь очевидной лжи, а барон, а это был именно он, не спеша повернулся к нему спиной и зашагал прочь.

– Доброго дня, сударь! – обронил он уже на ходу, и почему-то в этой миролюбивой фразе Роланду послышалась угроза.

– Идём, бестолковое ты животное! – буркнул он на ухо Пэгги, притихшей у него на руках, и отправился ко входу в вестибюль для доставщиков и прислуги. О том, чтобы появиться в парадных залах дворца в камзоле, покрытом разводами грязи, в безнадёжно истёртых на коленях панталонах и в башмаках с налипшими на них травинками и сосновыми иголками, – и думать нечего! И к тому же ему вовсе не хотелось снова столкнуться с тем странным господином, которого злила перспектива счастливого брака принцессы Генриетты с герцогом Анжуйским. Что-то не просто подозрительное было в том разговоре, о нет! От одного воспоминания о взгляде барона Роланда бросало в холодный пот. На самом деле в глубине души ему попросту хотелось сбежать. Да хоть до самого Дувра, к морю! А ещё лучше, на север! Пусть там и ждёт разорённое родовое поместье, от которого в лучшем случае осталась лишь центральная часть старого здания, да каминные трубы на развалинах флигелей, сожжённых во время гражданской войны, но не зря же говорят: свой дом – это крепость, за стенами родного дома можно спрятаться от дворцовых интриг. Как будто бы. Или обманываться в этом, коли уж на то пошло.

Глава 10. Ох уж эта Пэг!

После полудня. Уайтхолл. Комната мисс Суррей и гостиная Генриетты

– Пэгги, малышка моя! А ну-ка, беги сюда! Ко мне, Пэг!

Звонкий девичий голосок раздался в унисон с радостным тявканьем собачки. Та неистово виляла длинным, похожим на крысиный, хвостиком и просилась на руки к хозяйке.

– Ах, боже мой! Да что же это такое? Мистер Роули!

Неожиданно от умильных сюсюканий очаровательная особа перешла к грозной отповеди в адрес виконта, и вот уже вместо нежных ноток в её голосе зазвенел металл.

– Мистер Роули! Подойдите-ка сюда! – хозяйка измазанного от ушей и до кончика хвоста милого создания строгим голосом подозвала к себе нерадивого выгульщика собак.

Тот не спешил выйти из-за двери в надежде, что вот-вот появится одна из подруг мисс Суррей и отвлечёт её разговорами о каких-нибудь пустяках.

– Роули! Я жду!

– Мисс Кэтти, – не выдержав, молодой человек вошёл в комнату и, слегка смущённый, поклонился.

– Так-так, виконт! Я всё знаю, – заявила мисс Суррей, отгоняя от себя левретку. – Вы снова отпустили мисс Пэгги выкапывать мышиные норки на клумбах! Да? И куда же вы смотрите, когда выгуливаете её? И почему, скажите на милость, каждый раз после прогулки с вами наша бедная мисс Пэгги похожа… Похожа…

К полной неожиданности для себя юноша услышал всхлипы. Он потянулся за платочком и с виноватым видом вложил его в протянутую к нему ручку мисс Суррей:

– Теперь она похожа на поросёнка, – подсказал он, вызвав не то громкий всхлип, не то внезапный смех. – Мне очень жаль, мисс Кэтти. Пэгги сорвалась с поводка. Она побежала прочь. Я насилу догнал её. Уже в саду. Возле большой сосны. Да. Неудачно вышло.

Рассказывая о своих злоключениях, Роланд вспомнил и о странном разговоре, случайно подслушанном им в глубине сада. Это расстроило его гораздо больше, отчего на лице отразились отчаяние и страх. Приняв это состояние молодого человека на собственный счёт, добрая мисс Кэтти отняла мокрый платочек от глаз и всхлипнула напоследок. Урок был усвоен. Уже совсем успокоившись от охватившего её приступа гнева, она предложила перемирие:

– Ну же, Роули! Не стоит так расстраиваться из-за пустяка. Но лапки мисс Пэгги вам придётся помыть. Я не могу держать такую грязнулю на руках. И уж тем более я могу позволить себе принести её в покои принцессы Генриетты!

Она легонько подтолкнула поскуливающую собачку назад к Лауделлу.

– Поторопитесь! Я приглашена на полдник к её высочеству. Я хочу представить там мою мисс Пэгги! А вдруг она понравится её высочеству? И она возьмёт меня в свою свиту, когда поедет во Францию!

– Это вряд ли, – не своим голосом отозвался Лауделл, взяв присмиревшую собачку под мышку.

– Как это?! – вспыхнула мисс Кэтти, готовая расплакаться вновь, и на этот раз она не станет поддаваться на пустые уговоры этого грубияна вот ещё! Пусть приучается к женским слезам!

– Да вот так, мисс Суррей, – к её досаде Роланд даже не обратил внимания на влагу, навернувшуюся в блестящих зелёных глазах девушки. – Кое-кому очень не хочется, чтобы свадьба её высочества состоялась. То есть… – заметив пристальный интерес к своим словам, Роланд осмелел и выложил всё, прежде чем успел подумать о последствиях, точнее, о девичьем любопытстве.

– Так что же? – спросила мисс Суррей, выслушав всё до конца и при этом ни разу не прерывая рассказа виконта.

– Есть люди, которые хотят расстроить эту помолвку во что бы то ни стало, – подытожил Лауделл.

– Ха! Удивили! Вот прямо так и расстроить? – недоверчиво шмыгнула носом мисс Кэтти, и Роланд вернул ей платок, уже мокрый от слёз.

– Но я бы и не стал вам всё это пересказывать, не будь всё так серьёзно, – сказал он в своё оправдание. – Нет, это же вообще не моё дело. Подумаешь, свадьбу отменят! Просто эти господа хотят расстроить её высочество, а вот это как-то нехорошо. И к тому же какое может быть дело каким-то голландцам до принцессы и её свадьбы!

– Что? Какие голландцы? – прочистив носик, мисс Суррей точным броском отправила скомканный платок в корзинку для мусора.

– Такие! Этот барон – он голландец и есть. Его-то я видел. А вот как выглядит второй и кто он, то вот этого я не знаю, – молодой человек потёр затылок. – Вроде говорил он, как англичанин. Но может быть он и шотландец. Но я точно могу сказать, что он не джентльмен!

– Ох, так вы и это успели выяснить, – хмыкнула мисс Кэтти и повернулась к двери. – Помойте лапки мисс Пэгги и принесите её ко мне в гостиную её высочества, – распорядилась она, уже стоя на пороге. – И, конечно же, сами переоденьтесь. Право же, Роули! Вот вы – виконт, а похожи на бродягу или разбойника с большой дороги. Кто бы рассуждал о других, джентльмены они или нет!

Проглотив обиду насчёт собственного джентльменского достоинства, виконт Лауделл поплёлся прочь из комнат, которые занимали сёстры Суррей, неся под мышкой брыкающуюся Пэгги. Его обида быстро сошла на нет, стоило ему задуматься о чистом платье, в которое нужно было переодеться. Вот уж действительно катастрофа! Ведь в запасе у него имелся всего один камзол, парадный и вовсе не рассчитанный на то, чтобы носиться в нём с собачкой на руках. Даже страх перед неизвестным голландским бароном и тот отступил перед этой ужасной проблемой. Впрочем, успокаивал он себя тем, что это была уже не его проблема, а мисс Кэтти. Если уж ей так хочется поехать во Францию в свите её высочества, то пусть сама позаботится о том, чтобы и помолвка принцессы с герцогом сохранилась, и их свадьба состоялась.

***

В гостиной принцессы в это же самое время готовили небольшой приём с угощениями для молодёжи, рассчитывая в первую очередь на аппетиты юных фрейлин. На приземистых столиках, расставленных полукругом в центре гостиной, стояли вазочки с булочками и корзинки с пирогами, неглубокие блюдца с кремами, взбитыми до практически воздушного состояния, и даже небольшие чашечки с густым сиропом, в котором плавали кусочки засахаренных фруктов. На каждом столике красовались высокие графинчики с напитками. В основном это была лимонная вода, подслащенная мёдом и густым грушевым или ягодным сиропом. На отдельном столике, который возвышался напротив венецианского окна, выходящего в сад, был сооружен постамент с трехъярусным тортом, выглядевшим, скорее, как белоснежная гора сливочного крема, совсем непохожая на десерт.

Из приглашённых гостей в гостиную уже явились дамы, фрейлины, а также представленные ко двору незамужние девицы из почтенных дворянских семейств. Каждая из них лелеяла надежду получить для себя место в свите Генриетты. После объявления о помолвке шансы многих дочерей из родовитых, но обедневших семей на обеспеченную жизнь при дворе в качестве фрейлины сестры короля Англии упали до нуля. Лишь несколько самых счастливых из них могли надеяться быть назначенными в свиту принцессы и остаться с ней после её замужества в качестве придворных дам, последовав за ней во Францию. Поэтому в свете объявленных на всю последующую неделю торжеств в честь помолвки принцессы и прибытия французских послов, обсуждения в покоях Генриетты были на редкость бурными и шумными, хотя и не лишёнными обычного легкомыслия и весёлых шуточек.

Мисс Кэтти, как и обе её сестры, также рассчитывала получить место фрейлины в свите Генриетты при английском дворе. И если обе её старшие сестры уже были помолвлены с уважаемыми господами из свиты короля Карла, то сама мисс Кэтти пока ещё оставалась девицей на выданье. Перспектива выйти замуж за старика, скучного и обрюзгшего, какими казались ей английские дворяне, вовсе не радовала её. А вот шанс попасть в свите принцессы Генриетты ко двору французского короля, слухи о котором не переставали наводнять лондонские гостиные, казался ей очень заманчивым. Даже пожилой и потрёпанный жизнью старикан, будь он французским придворным, казался девушке в разы привлекательнее, чем англичанин. И к тому же лично у мисс Кэтти были все преимущества перед соискательницами места фрейлины в свите Генриетты. Она была из числа тех немногих девушек, которые воспитывались в католическом монастыре во Франции, а если точнее, то в аббатстве святой Женевьевы в Руане. Невысокого роста, русоволосая и зеленоглазая мисс Кэтти Суррей прекрасно изъяснялась по-французски и даже знала немного испанский язык. Кроме того, она получила неплохие познания в литературе и искусстве, благодаря личным усилиям матушки Жозефины – аббатисы монастыря, женщины просвещённой и мудрой. Матушка Жозефина была несклонна видеть своих воспитанниц в роли послушных горлиц, для которых уготована жизнь в провинциальной глуши или прозябание в монастыре. Приглашённый по её настоянию отец Марсан учил девушек латыни, изящному письму и азам испанского языка. А одна из послушниц, которая незадолго до того была принята в аббатство, обучала воспитанниц светскому обхождению, правилам придворного этикета и танцам. Конечно же, о последнем, как о преподаваемой дисциплине, предпочиталось не говорить за пределами обители, чтобы не привлекать внимания родственников воспитанниц, а тем более суровых отцов церкви, которые непременно запретили бы излишне легкомысленные занятия. По прошествии нескольких лет скромная воспитанница аббатства Святой Женевьевы мисс Суррей получила прекрасное образование и была подготовлена к блистательной роли придворной дамы. Вот только английский двор не устраивал её, так как по рассказам подруг в монастыре, а впоследствии и самой Генриетты, он значительно уступал двору короля Франции. И ведь недаром Людовика уже тогда называли Королём-Солнце! В воображении мисс Суррей рисовался образ блистательного во всех отношениях молодого человека, высокого и божественно красивого. Мечты о том, чтобы яркой звездой взлететь на небосклоне двора этого лучезарного короля казались ей недостижимыми ровно до того момента, когда его величество король Карл объявил о помолвке Генриетты и Филиппа.

Так что теперь мисс Суррей вошла в гостиную принцессы с печальным лицом, всецело погружённая в тяжёлые думы о том, что рассказал ей Лауделл. Может быть в глазах виконта всё это и было всего-навсего мелкими кознями каких-то дворян, недовольных жизнью при новом короле. Но для мисс Кэтти с её планами и радужными мечтами увидеть себя при французском дворе эти интриги грозили обернуться настоящей катастрофой. И вот она с сожалением размышляла о том, что бестолковый Роули даже не удосужился узнать имена злопыхателей, которые намеревались сорвать свадьбу принцессы. Да и вообще, если подумать, то он толком ничего и не узнал! Только пожаловался на бедняжку мисс Пэгги и что-то ещё рассказал о втором заговорщике, который «не джентльмен».

– О чём это вы так сильно задумались, мисс Суррей?

Вопрос прозвучал столь внезапно, что она вздрогнула. Или ей только показалось, что обращались именно к ней? Но прежде, чем подумать об этом, мисс Кэтти вскочила с низенькой банкетки и поспешно присела в реверансе.

– Ой, я прошу прощения, Ваше высочество! Я так задумалась, что не услышала, как вы изволили войти. Простите меня!

– Так о чём же вы так глубоко задумались, мисс Суррей? – поначалу Генриетте и не было никакого дела до мыслей одной из её фрейлин, но мисс Кэтти сама заговорила об этом, пробудив её любопытство. К тому же, со слов миссис Уэссекс, мисс Катрин Суррей была из числа воспитанниц католического аббатства в Руане и претендовала на место фрейлины в свите будущей герцогини Анжуйской. Словом, стоило присмотреться поближе, а может быть и подружиться с ней.

– Дело в том, Ваше высочество, – Кэтти открыла рот, но тут же осеклась. А что, собственно, она могла сообщить принцессе, кроме пустых подозрений, известных ей со слов бестолкового секретаря её брата?

– Так в чём же, мисс Суррей? – ещё больше заинтригованная Генриетта вопросительно подняла брови.

– Мне кажется, Ваше высочество, что вам нужно кое-о-чём узнать, – шепнула мисс Кэтти. – Но сначала я должна расспросить кое-кого.

– Кое о чём, кое-кого, – передразнила этот таинственный тон Генриетта и улыбнулась. – Ну вот, теперь моё любопытство на пределе. Так что, мисс Суррей, уж постарайтесь не затягивать с рассказом!

– Это большой секрет, Ваше высочество! – шепнула та.

– Разумеется! – отозвалась принцесса и отошла к столику у окна, чтобы полюбоваться на красовавшийся там огромный торт.