Текст книги "Уитни Хьюстон. История великой певицы глазами ее близкой подруги"

Ниппи любила эту кошку, и я тоже, но за неделю эти блохи меня достали. Однажды, когда Нип сидела с Мисти, я почувствовала, как одна из блошек укусила меня за руку, а несколько других заползли на рубашку.

– Я больше не могу этого выносить! Мы должны что-то сделать с этим сейчас. Это уже слишком! Выбирай: я или эта кошка!

Она спокойно посмотрела на меня и сказала:

– Тогда пакуй свои шмотки.

Она обожала Мисти. Мы отвезли ее к ветеринару, где выяснили, что она – на самом деле он, и переименовали котенка в Миста Блю.

Вскоре после передачи Мерва Гриффина позвонил Клайв и сказал, что Джермейн Джексон хочет сделать запись с Уитни. Клайв показал ему запись выступления Уитни, и Джермейн сказал, что «хочет с ней поработать». Ниппи была в восторге от перспективы коллаборации с Джексоном. Насколько я поняла, первоначально продюсером первого альбома Уитни был Дик РуДольф (муж и соавтор Минни Рипертон до ее смерти в 1979 году), но сделка сорвалась, поэтому место продюсера занял Джермейн.

Когда Уитни поделилась со мной новостями, я была обескуражена – Джермейн Джексон никогда не продюсировал никого столь же перспективного, как Уитни, – но что я вообще в этом понимала? Он был Джексоном, а она – новичком. В Arista считали, что дают толчок ее карьере, когда знакомят с известным артистом, поэтому отправили самолетом в Лос-Анджелес и запланировали несколько дуэтов.

Она уехала на полторы недели, которые показались мне вечностью. Я была одна, если не считать Миста Блю, который сидел со мной на диване по ночам и тоже ждал телефонного звонка. Я сразу поняла, что происходит нечто большее, чем просто совместная запись треков. Всякий раз, когда мы с Нип созванивались, она не говорила ни слова о себе или своей карьере – только «Джи» то, «Джи» это. Она почти ничего не спрашивала у меня о домашних делах, а когда спрашивала, то очень коротко, и мы снова возвращались к разговору о Джи. Пару раз Уитни звонила из студии, чтобы продемонстрировать отрывки их записи, но все, на чем я могла сосредоточиться, это смех и шепот на заднем плане.

Мне не хотелось звонить ей, хотя у меня были номера телефонов студии и ее номера в отеле. Я не хотела ее разбудить или чему-нибудь помешать. Пару раз я звонила примерно в то время, когда, по моим расчетам, она должна была завтракать и собираться, но она говорила, что уже уходит и позвонит, когда будет на месте, – и я ждала еще несколько часов.

Уитни подчеркивала, что всегда будет рядом, что нуждается во мне, и я верила, что она действительно так думает, что мы обе это чувствуем. В тот момент мне казалось, что она от меня ускользает.

Я лежала на полу нашей гостиной в темноте, позволяя слезам течь по щекам. Одна.

Вернувшись домой, Уитни сказала, что голос у Джермейна намного лучше, чем у его брата Майкла. Она продемонстрировала мне три песни: Nobody Loves Me Like You Do, If You Say My Eyes Are Beautiful и Don’t Look Any Further. Они были классными, но голос Джермейна не шел ни в какое сравнение с голосом Ниппи, особенно на моей любимой Don’t Look Any Further. Уитни была где-то впереди, как реактивный самолет у самого конца взлетной полосы, а Джермейн плелся в хвосте. «Девочка моя, будешь продолжать так петь – у тебя лопнут голосовые связки», – сказал ей на это Джермейн и решил не включать этот дуэт в свой альбом. Don’t Look Any Further была перезаписана с участием Сиды Гаррет и Денниса Эдвардса из The Temptations.

Через неделю или две после ее поездки в Лос-Анджелес мы с Нип поехали в Arista, чтобы встретиться с руководителями отделов и сотрудниками. Мы обсудили все вопросы, и когда всплыло имя Джермейна, представитель лейбла отвел меня в сторонку и сказал, что тот хотел бы встретиться с руководителями отделов. «Размечтался», – подумала я. Недавно было объявлено о долгожданном туре Victory Tour Джексонов 1984 года. Видимо, Джермейну показалось, что у него есть какая-то власть и влияние.

Дома мы с Нип, даже несмотря на новообразованную дистанцию, все еще болтали до предрассветного часа, и иногда я засыпала в ее постели. Но она никогда не спала в моей комнате и даже самым поздним вечером делала над собой усилие и шаркала к себе. Мне было обидно, что она ничего мне не рассказала. Ну, то есть, это же Джексон! Это же грандиозно! Почему вдруг у нас появились друг от друга секреты? Я-то думала, главное для нас – это честность. Без романтических отношений я еще могла прожить, но наблюдать за тем, как между нами вырастает стена, было выше моих сил.

После концерта в Sweetwater Уитни переоделась в уличную одежду и уже обувала туфли, когда в гримерку вошла знакомая Сисси. Пока она говорила, Нип бросила на меня взгляд, давая понять, что хочет поскорее уйти.

– О, так вы двое, значит, можете общаться без разговоров? – спросила женщина.

Мы с Уитни обменялись виноватыми взглядами.

– Это хорошо, – сказала она. – С вами все будет в порядке, девчонки. Только будьте осторожны с МБМ: мужчины, брак и марихуана.

Мы с Уитни расхохотались и поблагодарили ее за совет.

В то время это казалось забавным, но теперь первая «М» вдруг стала настоящей проблемой. Пока мы хранили верность друг другу, все было хорошо. Но когда она решила не рассказывать мне о своих отношениях с Джермейном, я почувствовала, что у нас не настоящая дружба, а какая-то фальшивка. К тому же меня волновало, что я не могу заставить ее выйти из дома и пойти куда-нибудь, кроме клуба, потому что она предпочитала сидеть взаперти и ждать телефонного звонка. Она словно забыла о себе, о музыке и обо мне. Я попыталась представить себя на ее месте, но не смогла. Раньше она говорила, что мы команда, но теперь это было не так.

Я понимала, что мне нелегко, но не отдавала себе отчета, насколько. Однажды днем, когда Уитни везла нас куда-то по шоссе, я задала ей вопрос и в ответ столкнулась с полной тишиной. Вдруг, не раздумывая, я замахнулась правой рукой. Уитни подняла локоть, защищаясь, но моя рука все равно ударила ее по плечу, заставив машину слегка вильнуть.

«Ты с ума сошла», – сказала я себе. И вслух:

– Мне очень жаль. Останови машину, я пойду домой пешком.

Уитни спросила, уверена ли я в этом, и припарковалась возле заправочной станции. Я вышла, и она постояла в нерешительности, пока я жестом не показала, чтоб она ехала. Уитни такое не оценила и состроила соответствующую гримасу. Но мне и без того было очень плохо. Меня потрясло, насколько легко я потеряла контроль над собой. Я хотела побыть одна.

То, что я сделала, было не только неправильно, но и опасно. Мы ехали по трехполосному шоссе, прямо посередине, но, к счастью, рядом с нами никого не было. Наш дом находился примерно в миле оттуда, так что у меня оставалось тридцать минут, чтобы пройтись и подумать. Я никогда раньше так не делала. Даже на баскетбольной площадке не набрасывалась на соперников за нечестный ход.

Дома я поняла, что должна объясниться. Должна рассказать, что я чувствовала, пока она была в Лос-Анджелесе. И как ужасно отстраненно она вела себя с тех пор, как вернулась домой.

Войдя в комнату Уитни, я села рядом с ней на кровать и извинилась. Затем сказала, что поняла: она спит с Джермейном, и мне нужно справиться, смириться с этим, несмотря на боль. И затем задала ей прямые вопросы: в каких облаках она все время витает и что случилось в Лос-Анджелесе? Она спокойно рассказала о своей первой встрече с Джермейном. Он говорил, будто одержим ее красотой и очарован ее голосом. С помощью общего приятеля им удалось трижды улизнуть из отеля.

Когда она закончила, я не могла вымолвить ни слова; эмоции отражались от стен, как эхо. Она не говорила мне ничего такого, о чем я и так не подозревала, но тот факт, что она предпочла ничего мне не говорить и заставила клещами тащить из нее признание… Это было больно. До этого момента Уитни посвящала меня во все свои планы и мечты. Но теперь она стала другой. Весь ее энтузиазм по поводу карьеры вытеснила одержимость Джи.

Я убежала в свою комнату и стала швырять вещи в стены и переворачивать мебель: кровать, комод – все, что попадалось под руку. Остановилась, только когда так устала, что больше не могла двинуться с места. В комнате царил хаос. Я подняла глаза и увидела, что в дверях стоит Уитни. Наши взгляды встретились, и она тихо сказала: «А теперь убери за собой». Я вдруг поняла, что засыпаю.

Конечно, я понимала, что в какой-то момент мы будем встречаться с другими людьми, но эта история с Джермейном причиняла мне адскую боль. Нужно было найти способ двигаться дальше. Перед сном я дала себе слово найти свою собственную любовь и приключения.

На следующей неделе позвонил Джермейн и заговорил со мной своим низким мягким Джексон-голосом.

– Могу я поговорить с Уитни? – сказал он.

– Привет, Джермейн, – ответила я. – Погоди.

Его «могу я поговорить с Уитни?» звучало чуть более сердечно, чем «я хочу поговорить с дочерью» Сисси, но от обоих приветствий меня бросало в дрожь. Когда Уитни с Джи заговорили, я услышала, как у нее поменялся голос – стал доверительным, с модуляциями, которые когда-то были зарезервированы только для меня. Но не стала подслушивать. Я бы чувствовала себя слишком жалкой.

К этому времени Уитни рассказала мне еще кое-что: по словам Джермейна, он был несчастлив в браке с Хейзел Горди, планировал развестись и вскоре должен был стать холостяком. «Так вот что он тебе наплел!» – вскипела я. Этот пацан Джексон использовал талант Уитни, чтобы куда-то пробиться, и одновременно морочил ей голову и обманывал жену. Я попыталась объяснить, что она отвлеклась от своей карьеры – и все из-за какого-то парня, который не умел ни петь, ни продюсировать, ни держать свой пенис в штанах. Я подумала, что ей нужно увидеть эту ситуацию с другого ракурса и понять, как сильно она на нее (и на меня) повлияла. Но Уитни была влюблена, и разговаривать с ней было бесполезно.

Единственное, что ей в нем не нравилось, это его волосы. Джи носил гладко зачесанное назад афро. Я никогда не видела ничего подобного. «На ощупь они твердые как камень!» – говорила Уитни.

Джексоны уже отказались от своих фирменных афро в пользу расслабленных кудрей. Когда Нип спросила, каким средством для укладки он пользуется, он ответил, что берет что-то у брата, Майкла. «Тогда прекрати брать у Майкла всякое барахло», – ответила она.

Я решила, что буду храбриться, и, когда Джермейн позвонил в следующий раз, я была сама любезность:

– Привет, Джермейн. Как твои дела? Она здесь.

Я передала трубку Нип, но он попросил вернуть ее мне.

– Я люблю твою подругу, – сказал он.

– Вот как? – ответила я. – Ну, это мы еще посмотрим, – и отдала трубку Нип.

Несколько месяцев спустя они исполнили Nobody Loves Me Like You Do из популярной мыльной оперы As the World Turns. У Уитни был тяжеловатый макияж, но она все равно была очень красива, а коротко стриженные волосы подчеркивали черты ее лица. Зрители, вероятно, думали, что взгляды, которые она бросала на Джермейна, были частью интерпретации песни. И действительно, Уитни прославилась своей непревзойденной способностью наполнять песни чувствами, но я знала этот взгляд, и она совсем не играла. Джермейн пытался казаться невозмутимым, но истинные чувства Уитни – как и ее голос – превозмогли его мастерство. Я нашла некоторое утешение в том, что она его перепела. А потом начали снимать клип, и, господи помоги, мне пришлось терпеть этот процесс на съемочной площадке, наблюдая дубль за дублем, пока все не будет готово.

Я не собиралась никуда уходить, но было ясно, что мне нужно защитить свои чувства. С того самого разговора о нашем разрыве я полагала, что за ней будут все время ухлестывать парни; возможно, она даже выйдет замуж и родит детей – я могла это себе представить, – но я не ожидала, что наблюдать за всем этим окажется тяжелее тонны кирпичей. Я попыталась сосредоточиться на себе, решила встретиться с подругами по баскетболу и колледжу и начать проводить больше времени с семьей.

Где-то между концом 1984-го и серединой 1985-го, когда Уитни была в рекламном туре с Джином Харви, мы с Марти и его другом Робертом пошли танцевать в Paradise Garage в Нью-Йорке. Прямо перед клубом мы приняли по таблетке мескалина – я это сделала впервые. Оказавшись внутри, я почувствовала, что глохну от музыки, а мое сердце подстраивается под ритм. Брат наклонился сказать, что собирается на танцпол, и прямо на моих глазах они с другом распались на кусочки, как будто кто-то сказал: «Телепортируй меня, Скотти». Я села на ступеньки клуба в полной растерянности, чувствуя себя так, будто несусь по туннелю на полной скорости. И вдруг я услышала, как кто-то сказал:

– Робин? Робин Кроуфорд?

Это была Фло, разыгрывающая баскетбольной команды Нью-Йоркской Летней лиги и знакомая моей подруги Валери.

– Робин, – вздохнула она. – Ты в дерьмо, да?

Я сказала Фло, что пришла со своим братом – но он развалился на кусочки.

– А как он выглядит? – спросила она.

– Как я.

Не очень полезная информация, согласитесь. Однако Фло пообещала, что останется со мной, пока мы не найдем его. Она повела меня в патио на крыше подышать свежим воздухом, и мне стало лучше. Я понятия не имею, как долго мы там пробыли, но Мартин нашел меня только к рассвету.

Вернувшись домой, я насыпала корм Миста Блю – и он так громко захрустел, будто в его миске был микрофон. Я легла в постель и взмолилась: «Господи, помоги мне пройти через это – и я больше никогда не буду принимать таблетки».

Джексоны вернулись в Мэдисон-Сквер-Гарден летом 1984 года. Когда Джермейн приехал в Нью-Йорк, то сказал Уитни, что позвонит ей после репетиции и подарит пригласительные. Даже я была взволнована. Пусть больше всего мне нравился Майкл, в детстве я обожала всех Джексонов – включая Тито, – и теперь у моей подруги была с ними связь! Мы собирались увидеть Джексонов вблизи!

Время шло. Джермейн не позвонил, и мы так и не попали на их концерт. После этого они все реже и реже стали говорить по телефону, а потом и вовсе прекратили. Уитни не знала, что сказать, я тоже. Я попыталась ее успокоить – мол, она просто выбрала не того Джексона. В конце концов, у большинства девушек на стенах висел именно Майкл, а не Джермейн. Черт возьми, даже она призналась, что в детстве собиралась выйти замуж за Майкла, когда вырастет.

– Ты совсем спятила, Робин! – рассмеялась она.

Но я не шутила.

В следующие выходные Уитни решила в одиночку поехать на Антигуа. Я была дома, когда позвонил Джермейн.

– Можно поговорить с Уитни?

– Ее нет дома, – ответила я.

– Вот как? – сказал он. – Она оставила свой номер телефона?

– Ага. Но тебе его попросила не давать.

После того как между ними все было кончено, Уитни стала посылать мне смешанные сигналы. Особенно когда у меня что-то намечалось. Чтобы претендовать на полный рабочий день в авиакомпании, мне нужно было поработать в разных местах. Однажды меня перевели на погрузку-разгрузку багажа и толкание тележек к самолету и от него к лентам выдачи багажа.

В один из вечеров, после того как экипаж разгрузил самолет и я вернулась домой, супервайзер сказал, что со мной хочет поговорить капитан. Это был симпатичный, можно даже сказать, очаровательный мужчина с кожей цвета какао, лет тридцати пяти. Он сказал, что живет в Гринсборо, штат Северная Каролина, а на выходные остановился в отеле недалеко от аэропорта Ньюарка. И пригласил зайти перекусить или что-то в этом роде. Хм, подумала я. Может быть, все сложится, а может, и нет. Я записала его номер и сказала, что позвоню. Вспомнив о Джермейне, я решила, что если встречусь с ним, то первым делом спрошу: «Ты женат?»

Весь следующий день Ниппи была дома. Я сказала, что после смены, возможно, зайду в отель повидаться с пилотом, с которым мы познакомились на работе. Она быстро ответила: «Хорошо», и я вышла за дверь. Оказавшись в отеле, я позвонила ему из вестибюля спросить, в каком номере он остановился. У меня не было причин чего-то бояться, особенно после того, как я дала понять, что мои знакомые знают, где я нахожусь. К тому же в этом отеле остановились все члены экипажа. Как бы то ни было, оказалось, что он женат и у него двое детей. Я сказала, что такое не в моих правилах, и он отнесся к этому с пониманием. Я поспешила выбраться из отеля, предложила ему прокатиться, и все закончилось ужином. Звякнув Ниппи из ресторана, я предупредила ее, что мы можем заскочить домой. Ее это не смутило, так мы и сделали.

Но когда я зашла на кухню захватить что-нибудь выпить и позвала Ниппи, она вошла с отвратительным настроением, которое заполнило комнату «до краев». Едва взглянула на пилота, сухо поздоровалась, пренебрежительно махнула рукой и вернулась в свою комнату. Мы с ним ошеломленно посмотрели друг на друга.

Когда мы ушли, он спросил, почему у меня такая грубая соседка по комнате. Я рассмеялась и сказала, что она, должно быть, просто устала.

Мы вернулись в отель, и он пригласил меня посмотреть фильм. «Я не против остаться еще на час, но после мне придется уйти». Когда я собралась уходить, он попросил меня об одном поцелуе. Я согласилась, но, прежде чем закрыть за собой дверь, сказала, что ему стоит больше ценить свою жену и семью.

Вернувшись домой, я спросила Уитни:

– Что это было? Он решил, что ты грубиянка.

Она ответила, что ей все равно, что он о ней подумал. Затем сделала паузу, извинилась и продолжила:

– Мне просто не хотелось, чтобы он здесь находился.

По крайней мере, это было честно – а пилота я больше никогда не видела.

Глава седьмая. Ты даришь любовь

Уитни стала популярной в музыкальной среде еще до записи своего первого альбома. В 1983 году ее попросили записать сингл Hold Me с Тедди Пендерграссом. Тедди был солистом Harold Melvin & The Blue Notes, чья песня 1975 года Wake Up Everybody была ключевым релизом Philadelphia International Records, CBS-лейбла Кеннета Гэмбла и Леона Хаффа, который поддерживал Клайв Дэвис. После этого Пендерграсс стал самостоятельным артистом, выпустив ряд платиновых альбомов. У него был мощный универсальный баритон, а мелодии варьировались от сложных популярных баллад до более интроспективных песен вроде You Can’t Hide from Yourself.

В 1984 году альбом Пендерграсса Love Language ознаменовал его возвращение к музыке после почти смертельной автомобильной аварии двумя годами ранее, из-за которой у него парализовало позвоночник. Но он все еще умел петь, так что Уитни оставалось лишь немного ему помочь. Hold me в конечном итоге войдет в ее первый альбом. Наконец пришло время Уитни записывать соло.

Первым, кто предложил Уитни оригинальную мелодию, был Кашиф Салим, продюсер хита Эвелин Champagne, R&B-хита номер один Кинга Love Come Down и его же I’m in Love. Впервые мы встретились с Кашифом, когда Клайв привел его в Sweetwater, и ужасно удивились. Судя по имени – Кашиф Салим – и музыке, которую он делал, мы ожидали увидеть самого фанкового человека на планете, а перед нами предстал совершенно обыкновенный парень – вылитый Майкл Джонс, как его и назвали при рождении.

Кроткая внешность Кашифа была для нас такой же неожиданностью, как цвет кожи Кенни Джи. Мы с Уитни выходили из лифта на девятом этаже здания Arista и направлялись в офис Клайва, когда его дверь открылась, и он вышел с молодым человеком около пяти футов восьми дюймов[3]3
  Примерно 176 см.


[Закрыть] ростом. Клайв обнял Уитни и представил нас Кенни Джи. Когда они с Клайвом возобновили разговор, направляясь к лифтам, Уитни прошептала: «Ничего себе! Кенни белый?!» Обложка его альбома G Force – это инвертированное изображение, как негатив, на котором у Кенни Джи афро, темные очки и поло с поднятым воротником, так что мы понятия об этом не имели. Кстати, Кашиф продюсировал большинство песен на его прорывном альбоме.

В Sweetwater Кашиф пригласил гостей в свой новый дом в Стэмфорде, штат Коннектикут, дом раньше принадлежал Джеки Робинсону и его жене Рэйчел. Кашиф сказал, что миссис Робинсон приедет в субботу, так что Ниппи приняла его приглашение погулять с ними и познакомиться с черной элитой.

Как и было обещано, в тот день нас представили миссис Рэйчел Робинсон, красивой светлокожей миниатюрной женщине. Волосы у нее были с проседью и собраны в пучок. Я видела ее фотографии с Джеки и их детьми в журналах, но теперь, когда она стояла прямо передо мной, я едва смогла выдавить из себя приветствие, как тут же потеряла дар речи. Все, о чем я могла думать, – это ее муж и то, сколько трудностей им пришлось преодолеть, чтобы остаться вместе. А теперь он ушел.

Когда я пришла в себя, Кашиф рассказывал о своем участии в благотворительной организации Рэйчел, а Уитни внимательно смотрела и слушала. У него никогда не было семьи, только приемная в Нью-Йорке. В детстве с ним обращались довольно жестко, лишь каким-то чудом он открыл для себя музыку и научился играть на разных инструментах. Его последняя приемная мать обеспечила ему стабильность, но в церкви он все равно получал по рукам, если осмеливался играть на пианино что-то, кроме гимнов. Она умерла, когда ему было пятнадцать, оставив его на произвол судьбы, пока B. T. Express, авторы хита Do It (’Til You’re Satisfied), не пригласили его присоединиться к ним в туре. С тех пор он только и делал, что сочинял музыку.

Он был адептом новых технологий и обожал Minimoog, синтезатор, который подарил Шифу его фирменный звук. Уитни называла его «профессором» из-за сосредоточенного выражения лица, когда он работал за микшерным пультом, и из-за привычки поднимать указательным пальцем очки, которые постоянно сползали с носа.

Кашиф написал новую песню под названием Are You The Woman и попросил Клайва записать ее в дуэте с Уитни, но ему сказали, что ей она не подходит. Думаю, Шиф отправил эту песню во время интрижки с Джермейном, поэтому ему пришлось оставить ее для собственной пластинки. А еще он как бы невзначай попросил Уитни исполнить бэк-вокал на нескольких треках, которые готовил для своего второго альбома, и она согласилась.

– Эй, профессор, ну как? Неплохо? – кричала Уитни из будки. – Профессор, что делаем теперь?

Его студия была интимным и удобным местом. Иногда я усаживалась за пульт рядом с ним (он часто подпрыгивал, танцевал и двигался под музыку), а иногда – в кресло чуть в сторонке, и глаз не отводила от Нип. Мне было важно убедиться в том, что ей хорошо и она наслаждается процессом.

Кашиф был техно-гиком, обожал экспериментировать с клавишными, барабанами и электроникой, смешивая вокал и звуки. На этом альбоме Уитни исполнила бэк-вокал на Ooh Love, I’ve Been Missing You и Send Me Your Love.

Атмосфера в Стэмфорде была отличная. Мы остались на один уик-энд, а затем вернулись на следующий. Кашиф предложил чувствовать себя как дома, что мы и сделали. Его шеф-повар готовил здоровые коктейли и кормил нас овощами, орехами, рыбой, стейками – всем, чего мы хотели.

Уитни была в ударе, прикалывалась, импровизировала и добавляла свою магию к каждой вокальной линии, тегу, припеву или звуковому эффекту. Ее подход к бэк-вокалу был таким же скрупулезным, как к исполнению главной партии. Я сидела и смотрела, как она входит в кабину звукозаписи, поет, выходит послушать, возвращается и снова выходит, чтобы послушать еще раз. «Что ты слышишь?» – спрашивала она. Или: «Ну как?»

Она делала паузу, обдумывая его ответ, а затем говорила: «Я подойду послушать». Уитни точно знала, в какой именно момент все получилось. Ей не нужно было чье-то одобрение. Она просто чувствовала, когда все складывается так, как ей хочется. Даже я могла это услышать, если прислушивалась – а я всегда прислушивалась.

– Думаешь, мне стоит брать с него за это деньги? – сказала она, закончив запись бэк-вокала для Fifty Ways во время нашей второй поездки в дом Кашифа.

Она начала чувствовать себя так, будто он ею пользовался. Несколько раз во время сеанса я могла сказать по выражению ее глаз, что она уже закончила, но он все подталкивал ее добавить нюансов то здесь, то там. До этого момента Нип спокойно относилась к его просьбам. А теперь было понятно, что она считает, что песня уже готова. Мишель, «младшая сестра» Ниппи, которая, к слову сказать, была ростом пять футов одиннадцать дюймов, в тот раз поехала с нами. И она тоже заметила, что Уитни все больше и больше волнуется. По дороге домой Нип говорила, что выложилась по полной на этих записях и заслуживает материальной компенсации.

Я чувствовала, что должен быть какой-то выход, и решила, что моя работа – его найти. Клайв знал, что Уитни пишется с Кашифом в Коннектикуте, поэтому мы договорились, что я позвоню в Arista и поговорю с кем-нибудь из юристов, с тем, кто сможет направить меня в нужное русло. Мне предстояло многому научиться, но в тот момент я ехала обратно в Джерси, слушая, как Нип иронично рассказывала о том, что Кашиф что-то там нахимичил с ее вокалом: «Профессор пытается схитрить!» Мы с Мишель хохотали до упаду. Но потом Уитни сказала абсолютно серьезно:

– То же самое они проделали со Sweet Inspirations. У Atlantic есть куча треков с их бэк-вокалом, и они постоянно используют их в сэмплах по радио. Мне заплатят!

В следующий раз мы увидели Кашифа в студии на Манхэттене, где он познакомил нас с сочинительницей песен Ла Форрест Коуп. Лала была талантливой и веселой, с прекрасным характером. Мы втроем отлично спелись. Она сразу села за рояль, взяла несколько аккордов и затянула:

 
I found out what I’ve been missing
Always on the run…
 

Уитни облокотилась на рояль и расплылась в улыбке, давая понять, что ей нравится текст. «Е-е! Точно!» – воскликнула она. Лала с легкостью доиграла и сделала цепляющий заключительный аккорд. Вдохновившись, Уитни прошла прямо в кабинку, села за микрофон и запела.

После запуска You Give Good Love колумнистка Энн Ландерс написала, что оплакивает тот день, когда поп-музыка сделала уклон в сторону секса. Позже в интервью Уитни указала, что Ландерс, должно быть, не вслушивалась в текст. Я с ней согласна. Речь в песне идет о способности дарить самую чистую любовь. О готовности полностью раскрыться.

Я думала, что проблема с Кашифом и бэк-вокалом решится сама собой после звонка в Arista. Но однажды после разговора с матерью Уитни попросила меня сказать Кашифу, что она хочет убрать свой вокал из его песен и имя из титров. Я так и сделала.

– Как так? – сказал он с удивлением. – Он же великолепен!

Мы несколько раз обсудили возможность убрать ее имя, пока Уитни не сказала:

– Дай мне поговорить с ним, – и, взяв трубку, заявила, что хочет, чтобы он вообще убрал ее вокал.

Кашиф пообещал так и сделать.

Несколько месяцев спустя, после выхода Send Me Your Love, я позвонила в Arista и попросила копию. Уитни сидела в кресле, положив ноги на пуфик, а я растянулась на полу перед стереосистемой. Мы прослушали весь трек, и Уитни сказала:

– Он меня не убрал.

Кашиф действительно заменил ее вокал в середине песни Baby Don’t Break Your Baby’s Heart голосом Лалы. Но на других песнях он просто убрал ее вокал на второй план. И использовал ее вздохи для барабанного звука на Oh Love. Она на протяжении всего этого альбома поднимает эти песни на новый уровень и расставляет акценты в нужных местах. Особенно это касается песни I’ve Been Missin’ You, где он наложил сверху другую певицу по имени Лилло Томас. Вы не найдете ее имени в титрах, но Уитни Хьюстон задала этому треку тон, стала его изюминкой.

И я понимаю, почему он ее не убрал: просто не смог. Она была великолепна.

Джерри Гриффит из Arista нашел еще одну песню для Уитни, на этот раз написанную Джорджем Меррилом и Шеннон Рубикам, под названием How Will I Know. Джанет Джексон не взяла ее в свой альбом Control, и в игру вступил Нарада Майкл Уолден, который был продюсером альбома Ареты Франклин Who’s Zoomin’ Who?. Нараде позвонил Джерри и попросил его поработать с Уитни. Нарада внес пару изменений в песню, записал ее в Калифорнии и полетел в Нью-Йорк, чтобы встретиться с Уитни. Она записала ее с одного дубля. С того момента все называли ее «Дубль-Хьюстон».

Вот как это произошло: многослойная, жирная инструментальная дорожка ревела в динамиках, а Нип стояла в будке звукозаписи за диспетчерской. Надев наушники, она, как обычно, сделала глоток чая с медом, встала перед микрофоном и приготовилась. Нарада и инженер сидели за пультом управления, а я то усаживалась, то вставала рядом, чтобы мне было видно Уит, а ей – меня.

Первым всегда записывали бэк-вокал, потом его удваивали, а иногда и утраивали, только после этого переходили к главной партии и импровизациям. Мы никогда не уходили без копии записи. Если она еще не была готова, я оставалась и ждала, пока не получала грубую смесь трека с наложением лучших вокальных фраз. Иногда она звонила и говорила: «Обязательно возьмите в итоговую запись эту импровизацию» – или настаивала на определенной, которая особенно хорошо работала. Иногда, если ей казалось, что они взяли не самый лучший дубль какой-то реплики или даже слова, она звонила на студию. Но чаще всего Уитни просто позволяла звукорежиссерам делать свою работу.

Впервые слушая демо, она становилась непривычно тихой, съедала парочку лакрично-медовых леденцов от кашля и принималась изучать текст. Если она его чувствовала – то сразу включалась в работу. То, что у нее в конечном итоге выходило, каждый раз звучало свежо и оригинально. Звукорежиссер и авторы песни вроде Нарады поверить не могли, что их мечта действительно исполнялась. У нее был своего рода набор «фокусов» – определенная манера произнести слово так, чтобы оно уместилось в предложении и одновременно встраивалось в общий посыл песни. Она знала, когда нужно облегчить фразу, а когда, наоборот, добавить ей смысла. «Я знаю все эти трюки», – говорила она.

Вскоре после этого Уитни включила мои услуги в свою зарплатную ведомость. «Завтра я не выйду на работу», – сказала я своему начальнику в Piedmont с широкой улыбкой на лице.

Когда мы попытались определить, в чем заключается моя работа, Уитни сказала: «Я бы хотела быть в двух местах одновременно, но не могу. Умом я понимаю, что нужно делать. Но мне нужно, чтобы снаружи, в реальном мире ты мне с этим помогла». Я поняла, что она имеет в виду.

Если она не хотела с вами работать или встречаться – вам было ни за что не пройти через меня. Я была готова к этой роли – идти вперед, задавать неловкие вопросы, делать все, чтобы облегчить Уитни жизнь. Она знала, что я всегда забочусь о ее интересах. Я разбирала всю корреспонденцию от Arista, обрабатывала запросы на выступления и принимала звонки от агентов, авторов песен, артистов, телевизионных продюсеров, известных личностей – ото всех. Любой, кто хотел поговорить или поработать с Уитни, сначала встречался со мной.