Текст книги "Круглосуточный книжный мистера Пенумбры"

Радужный значок возле станции, указывающий дорогу к кампусу «Гугла», подвыцвел на солнце Кремниевой долины. По рекомендации бледной стрелки я иду извилистой тропинкой, обрамленной эвкалиптами и стойками для великов. На финише вижу далеко простирающиеся газоны и низкие здания, между деревьев мелькают фирменные цвета: красный, зеленый, желтый, синий.

Сейчас о «Гугле» говорят, что он олицетворяет саму Америку: до сих пор круче всех, но дела неизбежно и безвозвратно идут на спад. И «Гугл», и Америка – сверхдержавы с безграничными ресурсами, но у обеих имеются стремительно развивающиеся соперники, которые рано или поздно их затмят. Конкурент Америки – Китай. А у «Гугла» – «Фейсбук». (Это по слухам из тематических блогов – не верьте безоговорочно. Там еще писали, что в следующем году взлетит стартап «МанкиМани».) Но есть разница: осознавая неизбежное, Америка заказывает у военных подрядчиков авианосцы. А «Гугл» платит гениальным программистам, чтобы те делали что хотят.

Кэт встречает меня на синем пункте охраны, запрашивает и получает гостевой бейдж – мое имя и место работы отпечатаны красными буквами – и ведет меня в свои владения. Мы пересекаем широкую парковку, черная крыша которой запекается на солнце. Машин тут нет; зато она забита белыми транспортными контейнерами на коротких подпорках.

– Это фрагменты Биг-Бокса, – сообщает Кэт.

К дальнему концу парковки, рыча и фырча, подъезжает фура. На ярком красно-зелено-синем прицепе стоит очередной белый контейнер.

– Это как блоки лего, – продолжает она, – только в каждом дисковое пространство, до фига дискового пространства, ЦП и все остальное, и туда проведены вода, электричество и интернет. Их нам собирают во Вьетнаме, а затем доставляют куда угодно. Но везде они подключаются автоматически. И все вместе – Биг-Бокс.

– А что он делает?

– Все, – отвечает Кэт. – Все в «Гугле» работает в Биг-Боксе. – Очень смуглой рукой она показывает на контейнер с громадными зелеными буквами WWW. – Там копия интернета. В YT все видео с «Ютьюба». В MX вся твоя почта. Вся почта всех.

Стеллажи Пенумбры больше не кажутся такими уж высокими.

Широкая пешеходная дорожка петляет по основному кампусу. Для велосипедистов проложен свой трек, и гугловцы проносятся мимо на гоночных велах из углеволокна и фиксах с аккумуляторами. Еще нам попалась пара старичков на рикамбентах и высокий чувак с синими дредами на моноцикле.

– Я зарезервировала слот на сканере на полпервого, – сообщает Кэт. – Пойдем сначала пообедаем?

На горизонте показывается гугловская столовка – широкий и невысокий белый шатер, как будто разбитый для садового приема. Брезент над входами поднят, и из отверстий торчат короткие очереди гугловцев.

Кэт останавливается и щурится. Она считает.

– Сюда, – наконец решает она и тащит меня в самую левую очередь. – Я нормально рассчитываю стратегию по очередям. Хотя тут непросто…

– Потому что в «Гугле» все правильно рассчитывают стратегию, – подсказываю я.

– Точно. И некоторые блефуют. Например, он. – Кэт тычет локтем в парня, оказавшегося в очереди перед нами. Высокий блондин, похожий на серфера.

– Привет, я Финн. – Он протягивает мне мощную длиннопалую руку. – Первый раз в «Гугле»? – Он говорит «Гю-угл», с паузой посередине.

Все так, мой друг откуда-то из Европы. Я поддерживаю светский разговор:

– Как тут кормят?

– Ой, чудесно. У нас известный шеф-повар… – (Пауза. Мысль.) – Кэт, ему же в другую очередь.

– Точно. Вечно я забываю, – спохватывается Кэт и объясняет: – У всех индивидуальный рацион. Витамины, природные стимуляторы.

Финн энергично кивает:

– Я экспериментирую с калием, сейчас съедаю по одиннадцать бананов в день. Биохакинг!

Его губы расходятся широкой улыбкой. Так, и в салате с кускусом были стимуляторы?

– Прости, – угрюмо говорит Кэт. – Очередь для посетителей вон там.

Она показывает на другой край газона, и я вынужден оставить ее с этим евробиохакером и серфером.

И вот я жду у таблички «Внешние зависимости» с тремя чуваками в штанах хаки и голубых рубашках, с телефонами в кожаных чехлах. А все гугловцы в обтягивающих джинсах и ярких футболках толпятся по ту сторону лужайки.

Кэт уже разговаривает с кем-то другим – со стройным смуглым парнишкой, который пристроился в очередь за ней. Одет он как скейтер, на основании чего я подозреваю, что у него докторская степень по искусственному интеллекту. Я ощущаю где-то за глазами укол ланцета ревности, но я к нему готов: я знал, что этого стоит ожидать в хрустальном замке, где Кэт знает всех и все знают ее. Я жду, когда боль пройдет, и напоминаю себе, что она меня сюда привела. В подобных ситуациях это главный козырь: да, все тут умные, все крутые, все здоровы и привлекательны – но она привела тебя. Вот твой значок на груди, твоя медаль.

Опустив взгляд, я замечаю, что написано на моем гостевом бейдже:

ИМЯ: Клэй Дженнон

КОМПАНИЯ: Круглосуточный книжный магазин мистера Пенумбры

ПО ПРИГЛАШЕНИЮ Кэт Потенте

Я снимаю его и закрепляю повыше.

Еда, как и обещали, великолепна. Я дважды зачерпываю салат с чечевицей, беру здоровый розовый ломоть рыбы, семь толстеньких зеленых полосок спаржи и одну печеньку повышенной хрустящести с шоколадной крошкой.

Кэт подзывает меня к столику у периметра павильона, где бриз шуршит белым брезентом. По бумажной скатерти с голубой сеткой пляшут слайсы света. В «Гугле» обедают на миллиметровке.

– Это Радж, – говорит Кэт, махая вилкой с чечевичным салатом (на вид точно такой же, как мой) в сторону скейтера с ученой степенью. – Мы с ним вместе учились.

Кэт изучала символьные системы в Стэнфорде. Они все тут ходили в Стэнфорд? Там всем автоматом предлагают работу в «Гугле»?

Заговорив, Радж сразу кажется на десять лет старше. Выражается он коротко и ясно:

– А ты чем занимаешься?

Я-то надеялся, что здесь этот вопрос запрещен, а вместо него используется какой-нибудь причудливый гугловый эквивалент типа «Какое у тебя любимое простое число?». Я тычу пальцем в свой бейдж и признаю, что мой работодатель – полная противоположность «Гугла».

– А, книжки. – Радж делает паузу, чтобы прожевать. А потом включает заезженный трек: – Да, старые книги – это для нас целая проблема. Как и любая старая информация. Мы ее называем СИ. СИ – старая информация. Ты в курсе, что девяносто пять процентов интернета созданы в последние пять лет? Но что касается всей информации, накопленной человечеством, отношение противоположное – почти всё, что знают и когда-либо знали почти все, – это СИ.

Радж не моргает и, возможно, даже не дышит.

– И где же она, а? Где вся СИ? Во-первых, в старых книгах. – Радж снимает колпачок с тонкого маркера (откуда он его достал?) и принимается рисовать на скатерти-миллиметровке. – А еще у людей в голове – там много всякой традиционной информации, ее мы называем ТИ. СИ и ТИ. – Он рисует пересекающиеся кружочки, подписывая аббревиатуры. – Представь, если бы мы могли сделать все эти СИ/TИ доступными для всех и всегда. В интернете, в твоем телефоне. И тогда больше не останется вопросов без ответов.

Я спрашиваю, что ему подсыпают в еду.

– Витамин D, омега-три, ферментированные чайные листья, – отвечает Радж, не отрываясь от рисунка. Он ставит точку сбоку от кружочков, расплющивая перо, и по миллиметровке растекается черная клякса. – Вот это у нас сейчас в Биг-Боксе, – он показывает на точку, – и ты вдумайся, насколько оно ценно. А если бы мы могли добавить все это, – он обводит рукой кружочки СИ/ТИ, точно генерал армии завоевателей, – вот тогда было бы дело.

– Радж уже давно в «Гугле», – поясняет Кэт, когда мы уходим из столовой; на выходе я сцапал еще одну печеньку и грызу ее по пути. – Он готовится к IPO и уже несколько лет ПМ.

Одни акронимы! Но этот я вроде бы знаю. Хотя и удивлен.

– Что, в «Гугле» есть премьер-министр?

– Ха, нет. Продукт-менеджеры. Комитет. Раньше там было два человека, потом четыре, сейчас уже больше. Шестьдесят четыре. Они управляют компанией. Одобряют новые проекты, назначают инженеров, распределяют ресурсы.

– То есть высшее руководство.

– Нет, в том и дело. Это лотерея. Если вытянут твое имя, становишься ПМом на год. Могут выбрать любого. Раджа, Финна, меня. Перца.

– Перца?

– Это наш шеф-повар.

Ух ты. Такой эгалитаризм – это даже за пределами демократии.

– Как суд присяжных, – соображаю я.

– Но тебя могут выбрать, только когда проработаешь год, – говорит Кэт. – И если у тебя какой-то суперархиважный проект, можно отказаться. Но все к этому относятся очень серьезно.

Я спрашиваю, выбирали ли уже ее.

Кэт качает головой:

– Пока нет. Но я хотела бы. Шансов, конечно, немного. На тридцать тысяч сотрудников всего шестьдесят четыре ПМа. Вот и посчитай. Но их число постоянно растет. Поговаривают, что скоро сделают еще больше.

– А если бы и страной править так же… – прикидываю я.

– Да, Радж за это же топит! – смеется Кэт. – Планирует этим заняться, как только найдет все СИ и ТИ. – Кэт качает головой; она над ним немного стебется. – Уже разработал поправку к Конституции. Если кто и может это сделать… – Кэт снова поджимает губы. – Наверняка это будет не Радж.

Она опять смеется, и я тоже смеюсь. Да, для американских умеренных консерваторов Радж – это несколько чересчур.

– Тогда кто же? – спрашиваю я.

– Может, я. – Кэт выпячивает грудь.

Может, и ты.

Вот мы проходим мимо владений Кэт – отдела визуализации данных. Кластер модульных домов примостился на пригорке вокруг небольшого амфитеатра, от которого каменная лестница ведет вниз, к батарее огромных экранов. Мы смотрим туда. На ступеньках амфитеатра сидит пара инженеров с ноутбуками на коленях и смотрит на экран, где прыгает несколько пузырей, соединенных волнистыми линиями. Каждые несколько секунд пузыри застывают, а линии выпрямляются, как встающие дыбом волосы. Затем экран мигает сплошным красным. Одна из инженеров ругается себе под нос и наклоняется к своему ноутбуку.

Кэт пожимает плечами:

– Рабочий момент.

– А что они делают?

– Я точно не знаю. Наверное, что-то внутреннее. Бо́льшая часть того, что мы делаем, – это что-то внутреннее. – Кэт вздыхает. – «Гугл» такой большой, что сам себе аудитория. Я в основном делаю визуализации для других инженеров, рекламщиков или ПМов… – Она смолкает. – Честно говоря, я хотела бы сделать то, что увидят все!

Кэт смеется, – похоже, ей стало легче, когда она призналась в этом вслух.

Мы проходим через рощицу высоких кипарисов на самом краю кампуса – дорожка под ней испятнана золотом – и оказываемся у низкого кирпичного здания без опознавательных знаков, кроме налепленной скотчем на дверь из темного стекла бумажки, где от руки написано:

КНИЖНЫЙ СКАНЕР

Обстановка внутри напоминает лазарет. Тут темно и жарковато. Мощные прожекторы освещают операционный стол, окруженный длинными многосуставчатыми металлическими манипуляторами. Легкие жжет, как от хлорки. А вокруг стола на металлических тележках лежат книги – стопки, горы. Большие и маленькие, бестселлеры и старье, достойное и Пенумбры. Я замечаю Дэшила Хэммета.

Управляет сканером высокий гугловец по имени Джед. У него пушистая коричневая борода и идеально треугольный нос. Он похож на греческого философа. Может, это потому, что он в сандалиях.

– Привет, добро пожаловать. – Улыбаясь, он пожимает руку Кэт, потом мне. – Рад гостям из визуализации данных. А ты… – Он смотрит на меня, подняв брови.

– Я не из «Гугла», – признаюсь я. – Я работаю в букинистическом магазине.

– Как круто, – говорит Джед. Но потом мрачнеет. – Хотя прости.

– За что?

– Ну, что вытесняем вас с рынка, – говорит он весьма безучастно.

– Кого?

– Книжные… магазины?

Точно. Я-то не привык считать себя участником книжного бизнеса. Магазин Пенумбры какой-то совсем уникальный. Но… я все же продаю книги. И запустил рекламную кампанию в «Гугле», чтобы привлечь покупателей книг. До меня вдруг доходит: да, я продаю книги!

– Ну, когда мы все отсканируем, – продолжает Джед, – и всем будут доступны дешевые читалки… книжные магазины станут уже никому не нужны, так?

– Значит, вот ваша бизнес-модель? – Я киваю на сканер. – Продавать электронные книги?

– Бизнес-модели у нас как бы и нет. – Джед пожимает плечами. – Зачем нам? Реклама приносит столько бабла, что больше и не надо. – Он поворачивается к Кэт. – Ты согласна? Даже если это даст, скажем, пять… миллионов… баксов? – (Он как будто не уверен, производит ли впечатление эта цифра. Если что – да, производит.) – Никто и не заметит. Там, – он машет длинной рукой в общем направлении центра кампуса, – столько капает каждые минут двадцать.

Какой облом. Если бы я заработал пять миллионов долларов на продаже книг, я бы хотел, чтобы меня носили в паланкине, сделанном из первого тиража «Хроник драконьей песни».

– Да, примерно, – кивает Кэт, – но это и хорошо. Это дает нам свободу. Мы можем сосредоточиться на долгосрочной перспективе. Инвестировать в подобные проекты. – Она шагает к яркому столу сканера с длинными металлическими манипуляторами. Ее широко распахнутые глаза сияют в его свете. – Ты только посмотри.

– Короче, прошу прощения, – тихонько говорит Джед.

– Переживем, – отвечаю я. – Люди до сих пор любят запах книг.

К тому же не только книжный сканер Джеда финансируется со стороны. У Пенумбры тоже есть покровитель.

Я достаю и отдаю Джеду книгу учета:

– Вот наш пациент.

Джед помещает ее под прожекторы.

– Какая красивая, – говорит он, проводя длинными пальцами по тиснению на обложке. – Что это?

– Просто личный дневник. – После паузы я добавляю: – Очень личный.

Джед аккуратно открывает книгу Пенумбры и закрепляет переднюю и заднюю обложку металлической рамкой. Не повредив корешок. Затем размещает раму на столе и фиксирует четырьмя скобами. Щелк-щелк. Он проверяет, не шатается ли конструкция, но рама и пассажир надежно закреплены. Книга учета зафиксирована, как летчик-испытатель или манекен для краш-тестов.

Потом Джед отгоняет нас от сканера:

– Встаньте за черту. – (На полу нарисована желтая линия.) – Манипуляторы острые.

Его длинные пальцы стучат где-то за рядом плоских экранов. Сканер урчит, как у вас в животе, потом предостерегающе звякает и принимается за работу. Стробирующий свет прожекторов создает ощущение покадровой съемки. И кадр за кадром паучьи руки сканера опускаются, хватают страницы за уголки, переворачивают. Зрелище завораживает. Впервые вижу такую скорость и аккуратность. Руки сканера гладят, ласкают, расправляют страницы. Эта штука любит книги.

При каждой вспышке света две огромные камеры над столом поворачиваются и синхронно фотографируют. Я бочком приближаюсь к Джеду – оттуда видно, как на мониторах складываются в стопку готовые страницы. Пара камер имитирует глаза, они выдают 3D-картинку, а компьютер Джеда снимает слова прямо со светло-серых страниц. Какой-то экзорцизм.

Я возвращаюсь к Кэт. Она застыла на желтой линии, всем телом подалась к сканеру. Я боюсь, что она получит в глаз.

– Как круто, – выдыхает она.

И правда. Но мне вдруг становится жаль нашу книгу учета – этот вихрь света и металла в считаные минуты вырвал из нее все тайны. Давным-давно книги были высшим достижением цивилизации. Но уже нет.

Позднее, около восьми, мы сидим у Кэт дома, в ее каюте космического корабля, за белой приборной панелью ее стола. Она у меня на коленях, наклонилась к своему «Макбуку» и объясняет мне процесс оптического распознавания символов: как компьютер преображает чернильные изгибы и графитовые черточки в понятные ему символы типа К и Э и T.

– Задача нетривиальная, – говорит она. – Книга большая.

И у моего предшественника почерк был почти такой же ужасный, как и у меня. Но у Кэт есть план.

– Возможно, мой компьютер будет это обрабатывать всю ночь, – говорит она. – Но нам же не терпится, так?

Она печатает на скорости 10 варп[11]11
   Варп – единица измерения скорости в вымышленной вселенной «Звездного пути» Джина Родденберри, связан с искривлением пространства. 1 варп равняется скорости света и растет экспоненциально.


[Закрыть], задает длиннющие команды, которых я даже не понимаю. Да, нам однозначно не терпится.

– Мы поручим сотням машин делать это одновременно. Используем «Хадуп»[12]12
   Apache Hadoop – проект фонда Apache Software Foundation, пакет программ с открытым исходным кодом для обработки больших массивов данных и распределенного решения крупных задач.


[Закрыть].

– «Хадуп».

– Все его используют. «Гугл», «Фейсбук», АНБ. Это софт, который разбивает большие задачи на множество крошечных, раздает куче компов, и они решают их одновременно.

Хадуп! Звучит круто. Кэт Потенте, у нас с тобой будет сын, и мы назовем его Хадупом. Он будет великим воином, королем!

Она тянется вперед, ладонями опирается на стол.

– Какая круть. – Кэт пристально смотрит на распускающуюся на экране диаграмму: прозрачный цветок с мерцающим центром и десятками – нет, сотнями лепестков. Он быстро растет: ромашка, одуванчик, гигантский подсолнух. – Сейчас тысяча компьютеров делает то, что хочу я. И мой ум не только здесь, – она постукивает себя по голове, – но и вовне. Восхитительное ощущение.

Кэт ерзает у меня на коленях, и все запахи резко становятся ярче. Ее свежевымытые волосы прямо у меня перед лицом. Мочки ее ушей слегка торчат, розовые и округлые, а спина крепкая – спасибо гугловому скалодрому. Я провожу пальцами по ее лопаткам, по выступам лямок лифчика. Кэт опять ерзает, покачивается. Я задираю ее футболку, и сплющенные буквы отражаются в экране монитора: BAM!

Через некоторое время ноутбук Кэт легонько дзынькает. Она отлипает от меня, вскакивает с кровати и вновь забирается на черный стул за белым столом. Пальцами ног цепляется за край стула, изогнув спину, и похожа на горгулью. На прекрасную горгулью в форме обнаженной девушки.

– Получилось, – сообщает Кэт. Она оборачивается ко мне: лицо красное, темные волосы всклокочены. На лице ухмылка. – Получилось!

Далеко за полночь, я снова в магазине. Настоящая книга учета уже благополучно стоит на полке. А подделка в сумке. Все прошло строго по плану. Я бодр, чувствую себя хорошо, готов продолжить работу над своей визуализацией. Я скачиваю отсканированные данные из Биг-Бокса; на скоростях сети попецнет это занимает меньше минуты. И все мельчайшие подробности, которые кто-либо когда-либо нацарапал в этой книге, заливаются в мой ноутбук в безупречном качестве.

Теперь, компьютер, пришло время подчиниться моему приказу.

Сразу никогда гладко не бывает. Я заливаю сырой текст в свою программу – и моим прототипом как будто завладел Джексон Поллок: повсюду мазки данных, розовые, зеленые и желтые пятна ядовитых оттенков, как в игровых автоматах.

Первым делом я меняю цветовую гамму. Давайте земляные тона, пожалуйста.

К тому же у меня тут слишком много данных. А я хочу видеть, лишь кто что брал. Аналитике Кэт хватило ума отметить тэгами имена, названия и время, а моя программа знает, как их отображать. Я вывожу данные на экран и вижу нечто знакомое: россыпь мерцающих лампочек на полках, каждый клиент своим цветом. Только эти посетители ходили сюда много лет назад.

Зрелище не особо впечатляет – просто гирлянда ползает по Суперстарам. Потом меня осеняет, я соединяю точки, и вот передо мной уже не россыпь, а несколько созвездий. Каждый клиент оставляет свой след – по полкам движется пьяный зигзаг. Самое малое созвездие цвета красной глины – крошечная буква Z, всего четыре точки. Самое сложное, цвета темного мха, огибает весь магазин большим зазубренным овалом.

Ну такое. Я с трекпада запускаю вращение – мой 3D-магазин крутится вокруг своих осей. Я встаю, чтобы размяться, огибаю стол. Беру Дэшила Хэммета – к нему никто не притронулся с тех пор, как я сюда устроился. И это печально. Нет, серьезно: все несутся к полкам с какой-то белибердой, а «Мальтийский сокол» собирает пыль? Это не просто печально. Это глупо. Пора мне поискать другую работу. Этот магазин сведет меня с ума.

Я возвращаюсь к столу. Магазин еще крутится-вертится каруселью… и вдруг я вижу нечто странное. Один раз за круг темно-мшистое созвездие на миг обретает четкость, складываясь в картинку, на которой… Да быть такого не может. Я хлопаю по трекпаду, останавливая вращение, немного отматываю назад. Мшистое изображение обретает фокус. Другие созвездия тоже вписываются в картинку. Элемент из темного мха самый объемный, но и остальные прочерчивают линию подбородка или дугу глаза. Когда модель выравнивается, как если бы я смотрел на него из двери – примерно оттуда, где сижу, – созвездия оживают. Они образуют лицо.

Это Пенумбра.

Звякает колокольчик, входит он, и за ним тянется длинный шлейф тумана. А я не знаю, что сказать, словно язык проглотил. Передо мной сразу два Пенумбры: безмолвный проволочный каркас на экране ноутбука и старик в дверном проеме, на лице которого постепенно проступает улыбка.

– Доброе утро, мальчик мой. – Голос его весел. – Произошло ли ночью что-нибудь примечательное?

На миг я всерьез подумываю закрыть ноут и больше никогда не поднимать эту тему. Но все же нет: мне слишком любопытно. Не могу же я и дальше сидеть за столом, пока вокруг меня паутиной сплетается вся эта чертовщина. (У многих на работе творится черт знает что, я в курсе, да, но в моем случае это может быть что-то реально сверхъестественное.)

– Что тут у тебя? – спрашивает он. – Начал делать нам сайт?

Я поворачиваю ноутбук к нему:

– Не совсем.

Пенумбра с легкой улыбкой наклоняется к экрану, придерживая очки под нужным углом. Лицо у него вытягивается.

– Основатель, – тихо говорит он. И поворачивается ко мне. – Ты решил загадку. – Пенумбра хлопает себя по лбу, лицо расплывается в эйфорической улыбке. – Уже решил! Видишь его? Вот он, прямо на экране!

Видишь его? А это разве не… Ой. Пенумбра наклоняется поближе, и я понимаю, что допустил распространенную ошибку: для меня все старики на одно лицо. У человека на экране нос такой же, но губы – крохотной дугой. А у Пенумбры они плоские, но широкие, готовые расплыться в ухмылке.

– Как ты это сделал? – допытывается он. Пенумбра так горд, будто я его внук и только что выбил хоум-ран или нашел лекарство от рака. – Покажи свои записи! Ты использовал метод Эйлера? Или инверсию Брито? В этом нет ничего постыдного, сразу значительно сокращает неразбериху…

– Мистер Пенумбра, – торжествующе говорю я, – я отсканировал старый архив… – Тут до меня доходит, что я прокололся. Запинаясь, я признаюсь: – Я его взял. На время. С возвратом.

Пенумбра щурится.

– Да я знаю, мальчик мой, – беззлобно сообщает он. Пауза. – От твоего симулякра сильно разило кофе.

Вон оно что. Ну тогда ладно.

– В общем, я взял архив, мы его отсканировали… – (Его лицо меняется, теперь в нем страх, словно я не нашел лекарство от рака, а может, заболел им.) – В «Гугле» есть специальная машина, очень быстрая, и «Хадуп», он… ну, там тысяча компьютеров, и опа! – Я для наглядности щелкаю пальцами. По-моему, Пенумбра не понимает, о чем речь. – Короче, мы подтянули оттуда данные. Автоматом.

В микромышцах Пенумбры начинается тремор. Глядя на него так близко, я вспоминаю, что он очень стар.

– «Гугл», – выдыхает он, за чем следует длинная пауза. – Как любопытно. – Пенумбра распрямляется. У него очень странное лицо, эмоциональный эквивалент «Ошибки 404: страница не найдена». – Придется об этом доложить, – говорит он по большей части самому себе.

Стоп, кому доложить? В полицию? О хищении в особо крупном?

– Мистер Пенумбра, а нельзя было? Я не понимаю…

– Ну еще бы, – говорит он резко и пронзительно смотрит на меня. – Ну конечно. Ты ведь сжульничал… Можно так сказать? И следовательно, не постигаешь, чего добился.

Я смотрю в стол. Да, так сказать можно.

Когда я снова поднимаю глаза на Пенумбру, он уже смягчился.

– Но все же… ты это сделал. – Повернувшись, он уходит к Суперстарам. – Как любопытно.

– А кто это? – внезапно спрашиваю я. – Чье это лицо?

– Это Основатель, – говорит Пенумбра; его длинная рука скользит по одной из полок. – Тот, кто скрывается, выжидая. Годами смущая умы новичков. Годами! А ты вычислил его за сколько? Всего за месяц?

Не совсем.

– За день.

Пенумбра делает резкий вдох. Глаза снова вспыхивают, широко раскрываются и отражают свет окон, сияя электрическим синим светом, – такого я еще не видел.

– Невероятно! – ахает Пенумбра. И вдыхает еще глубже. Он потрясен, он в восторге; по-моему, он слегка спятил. – Но мне надо работать, – говорит Пенумбра. – Надо продумать планы. Иди домой, мальчик мой.

– Но…

– Иди домой. Осознаёшь ты это или нет, ты сегодня сделал нечто важное.

Пенумбра отворачивается и уходит в темную глубь пыльных полок, что-то бормоча себе под нос. Сунув ноутбук в сумку, я выскальзываю за дверь. Колокольчик звенит еле слышно. Обернувшись, я бросаю взгляд в окно, но Пенумбра скрылся за изгибами золотых букв на витрине.