Текст книги "Ассистенты"

МИКАЭЛА

Ненавижу лежать на мокром после секса. Мысль о том, что влага, оставленная двумя телами, просачивается сквозь простынь и наматрасник, отвратительна, особенно если это происходит в номере отеля. Даже в люксе «Четырех сезонов», где никогда не узнаешь, кто оставил до тебя на кровати свою ДНК.

Рэндалл Блум выходит из ванной комнаты и надевает брюки.

– Может, задержимся еще немного? – мечтательно спрашиваю я.

Мы никогда не остаемся больше чем на полчаса – это максимум, но я должна заставить его считать, что он мне интересен. Я раскинулась на кровати, простыня стратегически прикрывает мою грудь, оставив обнаженным только левый сосок.

Рэндалл берет рубашку.

– Мне нужно возвращаться в офис.

Смотрю на его бледную лысину. Сквозь кожу с обесцвеченными пятнами и парой веснушек проглядывают капилляры. В этот момент я понимаю: Рэндалл похож на свой пенис.

– Как ты думаешь, стоит мне покрасить волосы в темно-рыжий цвет?

– Конечно, – говорит он, застегивая рубашку.

Его вообще не интересует, какого цвета у меня волосы и как меня зовут. Все, что волнует Рэндалла, – мгновенная эрекция. Но к его могучему возбуждению моя ослепительная внешность не имеет никакого отношения. У него встает только по одной причине: моя БК, или, говоря языком дилетантов, Бритая Киска. Мужчинам нравится легкий доступ и чистое рабочее пространство, не говоря уже о факторе порно, что само собой разумеется. Моя БК – секрет моего успеха. Каждой девушке нужно иметь такую же, мне стоит написать об этом книгу.

– Может, я их немного подрежу и сделаю стрижку «боб», – добавляю я.

Рэндалл не собирался снова со мной спать. Предполагалась недолгая беседа за ленчем. Но разве он может концентрироваться на деле, когда кровь отливает от головы и скапливается в головке маленького члена? Хотя, нужно отдать ему должное, не такой уж он и маленький. Шесть дюймов – размер не гигантский, но больше среднего.

– Ага, – бурчит Рэндалл. Он не слушает меня – слишком сильно чувство вины. Ведь дома у него жена и ребенок. Богатая жена. Но первобытные инстинкты иногда берут верх. Куда же деваться мужчине ? – Кое-что меня беспокоит, – говорит он бесстрастно, садясь на край кровати и надевая носки.

Дело плохо! Я знаю, что он собирается сказать. «Ты растеряла талант. Ты уже немолода. Нам нужно сокращать наши убытки». Надо действовать быстро. Прежде чем он успевает открыть рот, я сажусь и стягиваю простыню до талии.

– Все в порядке?

Рэндалл оборачивается и смотрит на меня. Это его первая ошибка. Он возбуждается, когда видит вблизи мои идеальные, формой напоминающие слезу, груди.

– Не совсем.

– Ты постоянно думаешь о работе, тебе нужно больше отдыхать, – мурлычу я, старательно подражая страстной Лорен Бэколл. Он снова отворачивается и надевает туфли. Я не позволю ему сказать это сейчас. – Может, нам уехать куда-нибудь, например, на остров Каталина. Остановиться в маленьком пансионе. – Кладу руку ему на бедро. – Или поехать вдоль побережья в Монтеррей?

Рэндалл понимает, что я что-то говорю, но мысли его очень далеко.

– Что?

Придвигаюсь к нему сзади и начинаю растирать плечи.

– Дорогой, ты так загружен.

И тогда он произносит:

– Мы больше не будем с тобой работать. Это не моя идея, а решение агентства. Они планируют развиваться в другом направлении, хотят представлять интересы занятых актрис.

Выпрыгиваю из постели и встаю против него.

– Знаю, меня не приглашали сниматься в течение нескольких недель…

– Шестнадцать месяцев. – Рэндалл обращается к моему пупку. Он боится смотреть на БК, и усилие, с которым он себя сдерживает, смертельно для него.

– Я занята на этой дурацкой работе. Мне трудно находить время для прослушиваний, – мурлычу я.

– Это не моя проблема, – холодно отрезает Рэндалл. Он пытается завязать шнурки, но я мешаю ему.

– Хорошо, я буду чаще ходить на пробы, завяжу с работой.

– Больше проб – значит, больше отказов. – Рэндалл украдкой взглядывает на БК. Он слаб, как и все мужчины.

– Я уверена, все не так уж плохо. Посмотри, ведь с «Друзьями» почти получилось.

– Это было сто лет назад. Вытираю воображаемый пот со лба.

– Тебе не кажется, что здесь жарко?

– Послушай, ты красивая девушка с прекрасным телом. Может, пора уже отказаться от мечтаний, остепениться и выйти замуж? Иногда приходится смириться с тем, что в жизни возможно не все. Но люди и после этого живут в свое удовольствие. Просто нужно направить освободившуюся энергию на что-то другое. Мой тебе совет: не уходи с работы.

– Мне нравится, когда ты так на меня смотришь, – шепчу я.

– Микаэла… – начинает он, но я беру его руку и трогаю себя между ног.

– Посмотри, что ты со мной делаешь.

– Мне действительно нужно идти, – вздыхает Рэндалл.

– Ты меня так заводишь! – Я прижимаюсь к нему грудью и нежно целую в шею. – Ты уверен, что тебе действительно нужно идти?

– Уверен, – говорит он. Его руки бездействуют, но я чувствую, что он возбужден. Трусь бедрами о его колени, и вот, не в силах сдерживаться, он уже зарывается лицом в мою грудь. – Но пожалуй, могу немного задержаться.

– Я так рада, – шепчу я, лаская языком его ухо, и решаюсь нанести удар. – Дай мне еще немного времени. Я уверена, что смогу получить роль.

– Хорошо, – говорит он, задыхаясь и стягивая с себя одежду.

Я облегченно вздыхаю, опускаясь на кровать. Не так просто добиться своего! Спасибо, Господи, что он мужчина! Пенис – лучший друг актрисы!

* * *

Я ужасно голодна. После секса у меня всегда просыпается аппетит. Достаю из сумки баночку арахиса «Плантерс». Я придерживаюсь низкоуглеводной вегетарианской диеты, но питаюсь только орехами. Хотя и разными сортами. Сегодня арахисом, завтра кешью, потом грецкими, фисташками и австралийскими орехами. Можно сказать, сижу на ореховой диете. Кладу в рот горсть арахиса и начинаю медленно жевать. В еде очень важно не спешить, потому что это вредит пищеварительной системе. Одним глотком выпиваю полбутылки «Эвиан». Я все еще голодна, но теперь мне нельзя есть семь часов. Делаю глубокий вдох и усилием воли пытаюсь остановить голодные спазмы. Еда – сплошной контроль. А я всегда себя контролирую.

Мне предстоит обед с отцом. Каждый месяц он приезжает в Лос-Анджелес, чтобы посмотреть, как я живу, дать мне денег и попытаться уговорить вернуться с ним в Нью-Йорк. Мать никогда не сопровождает его. Мы не очень ладим друг с другом – одна из причин, почему я живу отдельно, хотя она и не знает об этом.

Отец любит поесть, и это заметно. Он невысокий жизнерадостный человек с толстой талией и аккуратной седой бородкой. Мы всегда обедаем в дорогих модных ресторанах – «Кэмпанайл», «Патина» или «Крастачеан» – такие места часто посещает Виктория. Верю, что когда-нибудь добьюсь настоящего успеха и смогу позволить себе заказывать орехи в лучших ресторанах города. Мы легко смешиваемся с другими завсегдатаями, потому что соответствуем вековому клише: успешный голливудский продюсер и его любовница-старлетка. Наши встречи всегда проходят одинаково. Во-первых, мы обсуждаем мою худобу. «Ты выглядишь как выживший узник лагеря смерти», – любит повторять отец. И мне приходится доказывать ему, что я нормально питаюсь, поглощая огромное количество еды: например, жареную телячью отбивную со сливками и яблочный пирог с мороженым на десерт. (И обязательно много жидкости, чтобы потом легче было очистить желудок.) Затем мы обсуждаем мою мать и все благотворительные мероприятия, на которые она таскает отца. Он ненавидит ее друзей. Говорит мне, что если ему еще раз придется обедать с Херманом и Митци Шварц, он положит этому конец. Он не понимает, как я могла бросить его одного с этой сумасшедшей женщиной.

Потом отец рассказывает о своей практике. Он пластический хирург и надеется скоро оставить работу и поселиться в Аспене. Мать не любит Аспен – ненавидит холод, поэтому он планирует жить там один. И каждый раз оживляется при мысли о жизни без матери в превосходных апартаментах комфортабельного кондоминиума в горах Колорадо.

К концу нашей встречи отец неизбежно задает наболевший вопрос:

– Когда ты собираешься покончить с актерством, Дорогая?

– Ты имеешь в виду мою актерскую карьеру? – стиснув зубы, улыбаюсь я.

– Разве можно назвать карьерой восемь предложений за десять лет? Будь ты бизнесменом, давно бы уже обанкротилась.

Опускаю глаза и перебираю на коленях салфетку. Пора делать шелковые накладки на ногти.

– Почему ты не хочешь вернуться домой и остепениться? – спрашивает он и понижает голос: – Ты ведь не молодеешь и знаешь это.

– Спасибо, папа, – морщусь я.

– Но это правда. Недавно мы с твоей матерью вспомнили о твоем возрасте и ужаснулись. – Нервно оглядываюсь, не слышит ли кто-нибудь его слов. – Но потом поняли, насколько стары сами, и вот это уже был настоящий шок.

– Я не хочу возвращаться в Нью-Йорк.

– Почему?

– Здесь гораздо больше возможностей. В прошлый вторник у меня состоялось очень многообещающее прослушивание.

– Мне больно видеть, как ты выбиваешься из сил. Если вернешься, я куплю тебе квартиру, буду оплачивать все твои счета. Тебе не придется работать ассистентом.

– Меня устраивает работа на Викторию Раш, – обманываю я. Беру блестящую десертную ложку и смотрю на свое отражение.

Отец хотел еще что-то сказать, но передумал и широко улыбнулся, меняя тему:

– Угадай, кого я встретил в «Бергдорф»? Округляю глаза:

– Неужели Эрни Финклынтейна?

– Как ты догадалась?

– Да ты вспоминаешь его каждый приезд.

– Хорошо бы вам встретиться с ним, Сильви.

– Тише! – прерываю его. – Теперь меня зовут Микаэла! Сколько можно об этом говорить?

– Мы с матерью ненавидим твой сценический псевдоним и не понимаем, что плохого в имени Сильви. Оно вполне устраивало твою бабушку и должно подходить тебе, – ворчит отец.

У меня начинают гореть щеки. Какое счастье, что никто этого не слышит.

– Маленький Эрни Финкльштейн. Помню, как он приходил на твои дни рождения и следовал за тобой повсюду, как щенок. Но знаешь, он давно уже не маленький. По меньшей мере пять футов шесть дюймов, а может, даже пять и семь. Густые волосы. Жаль, что ты его не видела. Он был одет в лучший костюм, какой я когда-либо видел, и покупал еще пять. Парень всегда имел великолепный вкус, это передалось ему от Эрни-старшего, ведь у того ателье в Швейном квартале. Но ты, конечно, знаешь это. Хорошие люди эти Финкльштейны!

Я уверена, Эрни все еще необходимо хирургическое вмешательство, чтобы удалить букву «Л» со лба. Он ходил за мной не только в дни моего рождения, но и в школе, в церкви и по всему району. Сейчас для такого поведения придумали термин: домогательство.

– Папа, давай сменим тему!

– Ты знаешь, сколько Эрни заработали прошлом году?

– Меня это не волнует.

– Десять миллионов! – хлопает отец в ладоши.

– И что?

Он основал Интернет-компанию, одну из немногих, которым удалось выстоять. И кстати, работающую легитимно, в отличие от мошенников из «Эн-Рон» или ужасной Марты Стюарт! Нет, только не Эрни! Он честный миллионер, очень одинокий и все еще тоскующий по той малышке, которую раньше звали Сильви Киршбаум.

– Все это здорово, – вздыхаю я, – но Эрни Финкльштейн работает не для меня. И никогда к этому не стремился.

– Я уже говорил тебе, что недавно он купил пент-хаус на Пятой авеню? – спрашивает отец. Мне хочется спрятаться от него под стол. – Но сейчас самое интересное: он приезжает сюда по делам, и я дал ему твой телефон.

– Папа! Зачем? Я не хочу с ним встречаться.

– Чего стоит простой обед?

– Я очень занята. У меня работа, уроки актерского мастерства и прослушивания. Я не смогу найти время.

– Нужно найти, – настаивает отец.

– Папа…

– Сделай это для меня, дорогая. Надеюсь, ты будешь приятно удивлена.

Он не собирается сдаваться. Пытается выдать меня замуж с тех пор, как я окончила среднюю школу.

– Ладно, хорошо.

Отец наклоняется и целует меня в щеку.

– Думаю, ты получишь удовольствие.

– Это всего лишь обед. Один раз. И ничего больше.

Он жестом прерывает меня.

– Не устанавливай себе ограничений. Может, пока он будет здесь, ты захочешь встретиться с ним еще раз.

– Не думаю, – отворачиваюсь я.

Отец не обращает на это внимания и довольно усмехается. Наверное, уже планирует свадебную церемонию в отеле «Уолдррф-Астория».

КЕЙША

Ненавижу входить в пустой темный дом, и не потому, что мне страшно. Просто очень хочется, чтобы кто-то спросил, как прошел мой день, или обнял меня, как в сериале «Шоу Косби», пусть даже всем известно, что такого не бывает в жизни. Марта снова вернулась в домик для гостей, а я все время провожу здесь. Только автоответчик приветствует меня, но и тот не слишком дружелюбен. Сколько себя помню, я одинока в этом доме. Раньше он принадлежал отцу, теперь же все здесь мое. Как обычно, на автоответчике светится красный ноль. Что ж, и я рада тебя видеть. Кладу сверху конверт со счетом, но красный свет все равно пытается пробиться сквозь бумагу.

И только теперь я замечаю, что это за конверт. Это не простой счет, а бумаги из Внутренней налоговой службы. И присылают их не первый раз. Они занимаются моим делом уже полгода: утверждают, что я должна погасить задолженность, оставшуюся за отцом. И хотя его нет в живых, ответственность лежит на наследниках. В счете стоит немалая сумма: со всеми штрафами и процентами они хотят получить сто тысяч долларов. Но у меня нет таких денег. И не так Много знакомых, которые располагают подобными суммами. Это, должно быть, ошибка. А если и нет, почему я должна им верить? Отец не может защитить себя. У него наверняка имелась серьезная причина, чтобы так поступать. Это было их дело, и я не собираюсь вмешиваться.

Дом совсем не изменился с тех пор, как здесь жил отец. В нем царит атмосфера музыки шестидесятых годов, думаю, Ленни Кравиц наверняка оценил бы ее. Никогда не чувствовала необходимости менять что-либо. И сейчас не хочу. Иногда я воображаю, что отец и мама по-прежнему дома. Я привыкла думать, что если оставить все как есть, они могут вернуться.

Иду на кухню и беру банку кока-колы. Мне следует пить диетическую, но я никак не могу привыкнуть к отвратительному послевкусию. Открываю шкафы в поисках чего-нибудь съедобного. Недавно я купила много рисовых кексов, сухих соленых крендельков и поп-корна без масла. Но не в настроении есть все это. Достаю из мусорной корзины банку с арахисовым маслом и лезу в нее пальцем. Обещаю, всего один раз, и окончательно ее выброшу. Но масло такое мягкое и вкусное, что я не могу остановиться. И все же мне чего-то не хватает. Беру бутылку шоколадного сиропа «Херши» и выжимаю его прямо в банку. Снова пробую, и мое лицо озаряет улыбка. Ну вот, теперь это можно назвать приятной едой. С банкой в руках направляюсь в маленькую комнату, где в углу стоит черное пианино отца. Оранжевая пепельница по-прежнему на крышке, а рядом видны пятна, образовавшиеся в течение многих лет от бокалов виски со льдом. Ящик под сиденьем забит изжеванными карандашами и нотами с набросками отца. Достаю последний папин альбом и ставлю его на проигрыватель. Ложусь на кушетку и смотрю в потолок, а звуки квартета заполняют комнату. Я помню наизусть каждую запись. Совсем не сложно представить, что мне шесть лет и папа сидит в комнате рядом со мной и сочиняет милые песни. Мне запрещали беспокоить его, когда он работал. Но стоило услышать, что он играет, и музыка притягивала меня, как манит медведя мед, самый вкусный из тех, что он пробовал в жизни. Я часто застывала в дверях, очарованная звуками музыки и запахом его сигары, и смотрела, как дымок образовывал нимб вокруг головы отца. Он резко обрывал игру и, не оборачиваясь, говорил глубоким баритоном: «Я чувствую в комнате маленькую девочку». Застигнутая врасплох, я задыхалась и застывала, как статуя. А отец подвигался и хлопал ладонью рядом с собой. Я шла на цыпочках через комнату и садилась. Папа снова начинал играть, а я завороженно смотрела, как его длинные тонкие пальцы исполняли на клавишах изящный танец. Мои ноги не доставали до пола и раскачивались в такт мелодии. Я смотрела на профиль отца: плоский широкий нос, полные губы, короткие ухоженные усы и круглый подбородок. Когда ему нравилось звучание музыки, он брал карандаш и записывал. А потом, перед тем как взять из пепельницы дымящуюся сигару, подмигивал мне.

– Кейша?

– Я здесь, Марта, – говорю я, когда Марта входит в заднюю дверь.

Она уже сняла грязно-розовый рабочий халат и переоделась в шорты и футболку.

– Ужин почти готов, – сообщает она.

– Отлично, – отвечаю я и делаю еще глоток колы. Марта смотрит на банку арахисового масла и кривится:

– Это тебе не на пользу.

– Вся моя любимая еда не идет мне на пользу. Марта качает головой, берет банку и уносит на кухню. Она замечает, что пол давно не мыт, и я чувствую, что приближается очередной ее приступ наведения чистоты. В этот момент раздается звонок в дверь. Марта возвращается в комнату и удивленно смотрит на меня. К нам никто не приходит, даже продавцы всякой ерунды, которые стучатся в каждый дом.

– Кто это может быть, как думаешь? – спрашивает она.

– Ш-ш-ш, тихо.

Это, видимо, тот мужчина, который звонил мне: высокий, с пресным лицом и в дешевом костюме, который плохо на нем сидит. Он выглядит примитивно, как запеченная картошка без сыра и сливочного соуса. Мужчина снова звонит в дверь и теребит галстук. Через несколько секунд он достает из кармана пиджака визитную карточку и кладет ее на крыльцо. Я вижу, как он идет по улице, садится в «камри» и уезжает.

– Кейша, что происходит? – удивляется Марта.

– Ничего, – говорю я. – Кто-то пытается продать мне какую-то ненужную ерунду.

Марту удовлетворяет мой ответ, она возвращается в комнату и выключает музыку.

– Пойдем, тебе нужно поесть чего-нибудь теплого.

Упоминание о теплой еде вызывает многочисленные спазмы в желудке, и я немедленно забываю о человеке из Внутренней налоговой службы.

РЕЙЧЕЛ

Ура! Я стою у дома Виктории Раш. Честно говоря, я здесь уже второй раз. Впервые приезжала сюда прошлой ночью вместе с Дэном, чтобы разведать дорогу: я даже засекла время и замерила расстояние от нашей квартиры. Я так счастлива, что сама Виктория Раш будет рассматривать мою кандидатуру! И ведь я знаю мельчайшие подробности ее жизни, потому что выписываю журнал «Пипл». Думаю, если вам неизвестна Виктория Раш, значит, последние двадцать три года вы просидели отшельником в пещере. Первый сериал с ее участием был снят в семидесятые годы и назывался просто «Виктория». Этот проект длился десять лет и был отмечен большим количеством премий «Эмми». В восьмидесятые она играла главную роль в «Блу Белл» и тоже получила несколько «Эмми». «Мидлайф» – ее третье шоу – нельзя назвать успешным. Такие проекты именуют «незрелой продукцией», а критики считают его полным провалом, что впервые происходит с Викторией. Это фильм о группе разведенных людей, которые живут в одном многоэтажном доме. Он чем-то напоминает сериал «Друзья», но героям около пятидесяти. Сначала рейтинг был неплохой, однако через несколько серий «Мидлайф» оказался в беде с заглавной буквы «Б».

Виктория Раш дважды побывала замужем до того как встретила Лорна Хендерсона – мужа номер три, на двадцать лет моложе ее. Их отношения – классическая голливудская любовная история. Ему был двадцать один год, он работал в отеле, в один роковой вечер открыл дверцу ее «ягуара» – и вспышка! Репортеры хлынули в Каламазу – родной город Лорна в Мичигане. Они раскапывали байки о его постоянных проблемах с работой, сомнительном романе с учительницей истории в тринадцатилетнем возрасте и шестимесячном заключении за неоднократное управление автомобилем в состоянии алкогольного или наркотического опьянения.

Но любовь выстояла под напором «желтой прессы». Я помню репортаж о свадьбе Виктории и Лорна, опубликованный в журнале «Ин стайл». Церемония обошлась почти в миллион долларов, была организована модным дизайнером Колином как-его-там и проходила в шикарном отеле «Беверли-Хиллз». Под шелковыми тентами знаменитые кинозвезды вместе с бледными родственниками Лорна из Каламазу потягивали шампанское. «Пипл» посвятил этому событию несколько глянцевых страниц с фотографиями. Тогда мне казалось, что я стала участницей этого праздника.

А теперь посмотрите: я стою на улице, где расположен ее особняк. Маленькое ничтожество из городка Шугарленд в Техасе скоро окажется в доме самой Виктории Раш. Иногда в жизни происходят непостижимые вещи, в это трудно поверить, но это так.

С дороги дом Виктории почти не виден. Снаружи участок ограждает высокая кирпичная стена, а за ней растет несколько огромных деревьев. Следуя инструкциям Микаэлы, оставляю машину в конце улицы. Очевидно, Виктория не хочет, чтобы машины прислуги портили внешний вид ее дома, и я не буду с этим спорить.

Расправляю новый темно-синий пиджак и с удовольствием смотрю на брюки, которые очень удачно с ним сочетаются. Пара абсолютно новых лодочек на низком каблуке от Кеннета Коула завершает ансамбль. Вернувшись сегодня утром домой с занятий по писательскому мастерству и собираясь переодеться для интервью, я обнаружила все это богатство на кровати. Рядом лежала записка:

Р!

Теперь у тебя есть что надеть. Постарайся не испачкать и не снимай ярлыки. Завтра мне нужно будет вернуть одежду. Никто не узнает.

С любовью, Дэн.

P.S. Туфли я купил.

Поворачиваю зеркало заднего вида, чтобы взглянуть на себя, раздается треск, и оно остается у меня в руке. Но даже это не может меня расстроить, ведь скоро я увижу Викторию Раш! Держу зеркало над головой и проверяю прическу. Может, Дэн и прав, так выглядит лучше. Моя мама обычно говорила: «Плохие волосы, значит, плохой человек». Или мне кажется, что она так говорила. Когда она пьяна, она лишь бормочет. А трезвой она не бывает.

Еще раз делаю глубокий вдох, поправляю волосы и через пассажирское сиденье выбираюсь из машины. У въезда в поместье на металлическом столбе закреплена квадратная коробка сигнализации. Нажимаю на кнопку и отпрыгиваю, услышав громкий голос:

– Да?

– У меня назначена встреча с Микаэлой! – кричу в микрофон, почти прижимаясь к нему ртом.

– Подходи к служебному входу, – произносит голос, и сразу же раздается громкий звонок. Потом сами по себе начинают открываться ворота. Я вхожу и попадаю в атмосферу, наполненную прекрасными запахами. Площадка перед домом Виктории – уменьшенная копия ботанического сада Лос-Анджелеса. Повсюду розы, тюльпаны и множество других цветов, названий которых я даже не знаю.

Моему взгляду открывается огромный трехэтажный особняк с четырьмя колоннами, как в Белом доме, и у меня перехватывает дыхание. Не успеваю нажать на кнопку у служебного входа, как дверь открывается, и я вижу светловолосую девушку в больших красных очках и утепленной куртке.

– Рейчел?

– Да.

На голове у нее черные наушники, провод от которых тянется к устройству типа пейджера, закрепленному на поясе.

– Привет, я Микаэла. Иди за мной, – говорит она и уходит по засыпанной гравием дорожке, которая ведет вокруг дома на задний двор. Мы проходим теннисный корт, очень симпатичный пруд и еще один модный китайский пруд с золотыми рыбками. Крепко сжимаю губы, чтобы не разинуть рот. Наконец Микаэла приводит меня в гостевой дом. Теперь понятно, почему она одета в теплую куртку. Температура внутри напоминает мне о рядах с замороженными продуктами в магазине «Ральф». Руки сразу покрываются мурашками. И если бы я случайно не знала, кто хозяин дома, сейчас все могло бы проясниться: Виктория Раш и Лорн Хендерсон смотрят на меня с двух огромных портретов, висящих на стене.

Улыбаюсь, несмотря на нервную дрожь. Да что там – меня просто колотит! Ладони потеют так сильно, что это видно невооруженным глазом. Последний раз я испытывала подобные ощущения, когда мама заставила меня спеть «Глубоко в сердце Техаса» на конкурсе «Маленькая мисс Хьюстон».

– Присаживайся, – улыбается Микаэла, и я замечаю, что у нее такие коричневые зубы, будто она много лет жует табак. Стараюсь не пялиться на нее, а ведь она была бы очень хорошенькой, если бы избавилась от очков и пользовалась отбеливающей зубной пастой.

Она замечает, что мне холодно.

– Лорн хочет, чтобы температура в доме постоянно держалась на уровне пятнадцати с половиной градусов.

– Он здесь? – оглядываю я комнату.

– Нет, но нам приходится следить за температурой на тот случай, если он вдруг войдет.

Пот уже начинает капать с рук. Когда Микаэла не смотрит на меня, вытираю их о брюки и тут вспоминаю просьбу Дэна не пачкать одежду. Молюсь о том, чтобы от пота не осталось пятен.

– Как ты видишь, здесь у нас основной пост, – объясняет Микаэла – сама серьезность, как Сиповиц – огромный парень, похожий на медведя, из сериала «Полиция Нью-Йорка». – Я ассистент Виктории и отвечаю за ежедневную деятельность «Холи-Понд продакшнс». – Продолжаю улыбаться и снова вытираю руки. – Это очень важная работа. Ты, наверное, понимаешь, что я получила много резюме, но именно твое привлекло мое внимание.

– Правда? – удивленно спрашиваю я.

Микаэла вчитывается в мое резюме. Через несколько секунд я начинаю нервничать. А что, если там нет ничего, что может заинтересовать ее? Вдруг она перепутала меня с кем-то, чей опыт гораздо лучше? Паника! Паника!

– Ты работала в «Старбакс» и, вероятно, привыкла обслуживать сложных клиентов, – наконец говорит Микаэла.

Какое облегчение!

– Да, конечно, в основном посетители очень требовательны, особенно когда им забывают принести первую чашку кофе.

– Виктория и Лорн крайне требовательны, – мягко улыбается она.

Я ожидала этого, ведь, в конце концов, они очень известные люди. У них нет времени на мелочи.

– Эта должность предполагает работу в доме и выполнение всех пожеланий хозяев. Нас здесь трое, и мы стараемся, чтобы им было комфортно.

– Трое?

– У Виктории два ассистента, и у Лорна есть личный ассистент – Кортни.

– У Лорна есть ассистент? Для чего? – удивляюсь я.

– Лорн ведь тоже снимается в «Мидлайф» и, гм, ведет активную жизнь.

– О!

– Как ты понимаешь, работа крайне разнообразна. И поверь мне, каждый день приносит новые испытания. Как личный ассистент Виктории ты должна постоянно быть в пределах досягаемости, всегда!

Твои обязанности: заказывать ей ленч, помогать разбирать гардероб или паковать вещи перед поездкой. Что бы она ни пожелала, ты выполняешь. – Микаэла делает глоток воды и берет толстый блокнот, состоящий из трех частей, скрепленных белыми кольцами. – Это Книга правил. Здесь вся информация о Лорне и Виктории, которая может тебе понадобиться: личные и медицинские данные, отношение к религии, информация о бывших супругах, увлечениях и так далее. Вот карты, которые отражают самый быстрый путь в любую часть дома, диаграммы с расположением всего необходимого и список кодов сигнализации, сейфовых комбинаций, а также номера пейджеров, мобильных и домашних телефонов всех тех, кто на них работает: адвокатов, бухгалтеров, пресс-агентов, массажистов, парикмахеров, маникюрш, стилистов, гадалок на таро и многих других. Книга правил постоянно меняется и обновляется.

Я таращусь на огромную книгу, которая далее больше, чем справочник в «Старбакс». А я-то считала его огромным. Понимаете, очень сложно определить, чем различаются кофейные зерна. Особенно когда пытаешься описать разницу между сортом «Эфиопия лекемпти» и «Эфиопия сидамо». Единственная книга толще справочника «Старбакс», которую я видела в жизни, – это полное собрание сочинений Вильяма Шекспира.

– Необходимо, чтобы каждый ассистент знал содержание Книги наизусть, – говорит Микаэла. Вздыхаю в надежде, что сумею справиться с задачей. Она улыбается: – А теперь расскажи немного о себе.

Меня убивают ее грязные зубы. Может, она не знает, что «Крэст» выпускает отбеливающие полоски? Тем не менее мне удается расслабиться, и я чувствую, что мои ладони наконец-то перестали потеть.

– Я из города Шугарленд в Техасе… Раздается телефонный звонок, и Микаэла нажимает кнопку на пейджере у талии.

– Да? – Она сразу начинает тереть виски. – Скажи ей, что «Лирджет» может долететь до Нью-Йорка за четыре с половиной часа, это самое быстрое, и то только при условии сильного попутного ветра, – говорит она.

Скрещиваю ноги, потом снова ставлю их ровно и чувствую: ладони снова вспотели. Осторожно вытираю их о брюки. Надеюсь, Микаэла не заметит. Мне нужно излучать уверенность, а не потеть, как школьница на первом уроке гимнастики. Микаэла снимает очки, и я замечаю, что у нее очень красивые глаза. Может, ей стоит принять участие в программе «Возможности пластической хирургии»? И почему-то ее лицо мне кажется знакомым, но я не могу вспомнить, где ее видела.

– Я обзвонила все компании на Западном побережье, совершающие чартерные рейсы. «Конкорд» больше не летает. Да, Кортни, я уверена!

Смотрю в окно на человека, который чистит бассейн: распыляет в воду белый порошок, а потом берет большой сачок и достает листья. Он выглядит спокойным, и я ему завидую. Надеюсь, когда-нибудь тоже буду так себя чувствовать.

– Отлично! – Микаэла заканчивает разговор, глубоко вздыхает и снова надевает очки. – Извини, о чем мы говорили?

– Я из Техаса, приехала сюда год назад в надежде…

Телефон снова звонит.

– Извини, – говорит она, а мне становится неудобно сидеть. – Скажи, пусть примет снотворное. А когда проснется, будет уже на месте. Ее отвезут прямо в «Рейнбоу рум» для выступления, а потом она сразу полетит домой, – объясняет Микаэла.

Знаменитый ресторан «Рейнбоу рум»? Я почти забыла о певческой карьере Виктории, но, может, и к лучшему. Мне неприятно упоминать об этом, но она не может взять ни одной ноты… благослови ее Господь. Микаэла поворачивается ко мне спиной и шепчет:

– Сколько ксанакса она уже выпила сегодня? – Ждет ответа. – Выясни и перезвони мне! – Она отключается и тянется за тайленолом. – Извини, Кортни помогает работать с Викторией, пока мы не найдем кого-то. Видишь, здесь бывают очень беспокойные времена.

– Да, – соглашаюсь я, стараясь, чтобы Микаэла поняла: я готова к этой работе. – Конечно, вижу.

– А как ты справляешься с напряжением? – интересуется она. Но телефон опять звонит, и она кричит: – Что ? – Но тон быстро меняется. – Да, Виктория, – говорит она спокойно и мягко.

Выпрямляю спину. На другом конце линии Виктория Раш!

– Да, четыре с половиной часа с попутным ветром. Правильно. – Она внимательно слушает. – Конечно, я сказала им, кто вы! – Руки Микаэлы трясутся, когда она закуривает. Ничего удивительного, что у нее коричневый налет на зубах. Она, наверное, и кофе много пьет. – Яне уверена, что Ф-15 разрешено брать на борт гражданских лиц. Но немедленно свяжусь с военно-воздушными силами. – Она заканчивает разговор, записывает большими буквами «Военно-воздушные силы» и дважды подчеркивает эти слова.