Текст книги "Диалог. На пороге последней войны"

Не будем равнодушными
В клубе наших друзей

8 марта в нашей газете уже сообщалось о том, что в городе Иваново открылся клуб читателей «Советской России». На 6 апреля было назначено очередное его заседание. И так уж случилось, что заранее намеченная повестка дня была сразу нарушена. Первый же выступавший в дискуссии Иван Петрович Горбачев – секретарь областного комитета защиты мира, Герой Советского Союза – обратился к самой свежей публикации газеты – откровенному письму московского рабочего Р. Рахимова, помещенному как раз в номере за пятницу.

– Я готовился упрекать вашу газету, – сказал он, – а кстати, и другие печатные органы, что они в последнее время почему-то ослабили борьбу с бесхозяйственностью, поостыли в критике нашей недисциплинированности. Но вот это откровенное письмо вроде бы вас извиняет. Мне кажется, рабочий поднял исключительно важные вопросы о не изжитом еще формализме в партийной работе, в борьбе за организованность и порядок на производстве да, если хотите, и в жизни. За каждой строкой чувствуется неравнодушие, совестливость. И о недостатках Рахимов говорит весьма распространенных, по-моему, на многих наших стройках, на заводах и фабриках. Вот почему хотелось бы пожать ему руку.

Мне представляются особенно ценными в письме размышления о роли критики, об отношении к ней, об участии рабочего в решении вопросов производства, – подчеркивает работница объединения «Ивановомебель» Тамара Николаевна Дубова, – Убеждена, что коллектив, в котором нет правильного отношения к критике, не может быть прочным. Там же, где каждый болеет за общее дело, где товарищеская критика поощряется, – дела всегда идут успешнее.

На словах у нас все вроде бы за порядок, за дисциплину, а на деле? – спрашивает инженер-электрик Валерий Борисович Фоминский. – У нас, к примеру, на профсоюзных конференциях из года в год поднимаются вопросы об острой нехватке жилья, о том, что его не строят, а имеющийся жилищный фонд не ремонтируют. Выступает рабочий, верно, говорит, наболело это не у одного него. Сидящие в зале поддерживают. Но не успеет он уйти с трибуны, как уже звучит «ответ» на критику из уст кого-нибудь из руководителей, чаще всего заместителя директора по быту: «А что вы сами делаете для поддержки хорошего состояния жилья? Снег сколотить с крыши не можете…» И пошел разносить оратора в пух и прах. Только что выступивший чувствует себя уже нс правым, а виноватым в глазах окружающих. Хорошо, если еще демагогом или кляузником не назовут. А то и припомнят тут же, в зале, где и в чем допустил промашку и какие у тебя самого недостатки. Вот товарищи, только что его поддерживавшие, и думают: «А надо ли лезть с выступлениями? Не лучше ли промолчать?»

…Спор шел острый, заинтересованный. И нс только о самой публикации, гораздо шире ставился вопрос о жизненных позициях каждого из нас. В адрес редакции были высказаны и критические замечания. Участники клуба предложили много новых тем для выступлений газеты.

Л. Гладышева, Г. Орловский.

(Наши спец. корр.). Иваново

Моя статья не оставил без внимания и псковского журналиста и писателя, последнего, как оказалось, Лауреата Ленинской премии, Ивана Васильева. Который, пишет в своей книге «ЗЕМЛЯКИ. ПИСЬМА ИЗ ДЕРЕВНИ». Издательство «Правда», 1985.

Глава 4. Управляющий и работник. стр. 415

«Дело» в русском языке чрезвычайно многозначно.

У нас речь – о занятии, о деятельности, о том, чему посвящаешь жизнь. Дело всего народа – строительство нового общества. Коммунистического. Оно же – и для каждого в отдельности, но каждый волен выбирать себе занятие, частицу общего дела. Он кладет свой кирпич в возводимое народом здание. В прочности кирпича – прочность здания.

В этой абсолютной истине – в надежности части надежность целого – суть отношений дела и человека. Кирпич не подгонишь по своей мерке, он объективная данность и не может быть ни уже, ни короче: по силам – поднимай и клади, не по силам откажись, поднимут другие и положат на определенное место. Выбрать кирпич – значит выбрать себя. Не свое, непосильное дело сделает тебя только помехой на общей стройке.

В процессе дела возрастают силы, и тогда берешься за новый, более тяжелый, более сложный кирпич, но цель перед тобой та же: прочное здание. Стоит о ней забыть, потерять из виду – тотчас заместит ее свое «я»: мне надоело, меня не замечают, я потеряюсь в толпе… Выплывет эгоизм и, как ржа, начнет разъедать душу. Первым делом эгоизм убьет идею. Лишился идеи – загубил дело.

Идея и эгоизм – это полярные начала личности. Сфера их действия, почва произрастания – дело. Возьмем конкретный пример. Плотник треста «Мосстрой – 27», коммунист Р. Рахимов пишет в газету письмо («Советская Россия» 6.04.84 г.), в котором рассказывает, как он, возмущенный беспорядками на строительных площадках, выступил, на партийном собрании критикой и что вслед за этим последовало. Ситуация в данном случае сложилась несколько отличная от примитивной расправы за критику. Плотник Рахимов прошел хорошую школу гражданственности на заводе. Он работал в литейном цехе Уфимского моторостроительного завода. Сборочный конвейер лихорадило. Положение было критическое, и, казалось, выходя из него нет. И вот Рахимов, поговорив с товарищами, выступает с предложением: наведем порядок каждый на своем рабочем месте. Рабочие попросили дирекцию прекратить чехарду с начальниками цехов, которые менялись беспрерывно, а с остальным справимся, мол, сами. И действительно справились: завод перестало лихорадить. А всего-то: каждый добросовестно, с высшей мерой ответственности за общее дело стал класть свой «кирпич».

Имея такой опыт, убежденный, что без осознания каждым работником своей роли никакие организационные и технические нововведения результата не дадут, Рахимов повторяет его и здесь, в строительном тресте. Тут-то он и столкнулся с дружным противодействием управляющих, которым вовсе не хотелось расставаться с душевным комфортом, ибо трест слыл на хорошем счету. Весьма характерен ответ рабочему секретаря партбюро Серегиной: «Думай, как жить дальше. Надо в корне менять себя». Как бы уточняя Серегину, советует главный инженер Закачурин: «Живи, брат, легче. Не принимай все беды к сердцу».

Никакой расправы, как видим, нет. Здесь пытаются гражданина обратить в мещанскую веру: «Живи легче». И это говорят те, кому общество поручило управлять, кого поставило руководить делом! Похоже, дело для них – всего лишь средство достижения собственного положения. Они вовсе не претендуют быть личностями, их цель – вкусно есть, сладко пить и душевно не волноваться. А посему всем беспокойным совет: «Надо в корне менять себя». То есть по их образу и подобию.

Вот вам и результат: эгоизм убил высокую идею, свел ее к элементарному «лишь бы мне тепло и сыто». Эгоизм не пассивен, он бурно размножается, используя в борьбе со своим противником – гражданственностью – все средства: от проповеди до приказа.

Наводит на размышления в данном случае и позиция рабочих. Сначала, как пишет автор письма, они дружно «жали мне руку: молодец, Рахимов!» Но стоило администрации завертеть проверочную карусель, то есть создать видимость реагирования на критику, как искушенные в подобных «мерах» рабочие стали говорить Рахимову: «Брось ты свою затею, ничего не выйдет. Тут бюрократию годами разводили…»

Коммунист Рахимов приходит к удивительно точному выводу, свидетельствующему о его высокой гражданской зрелости пассивность, питает беспринципность, а беспринципность, в свою очередь, порождает пассивность. Симбиоз этот возможен на почве, возделанной эгоизмом и безыдейностью.

Велико достижение – воспитание такого рабочего, как Рахимов, но и беда немалая порождение таких управляющих, как Серегина и Закачурин.

В обыденной, повседневной работе вроде бы никакой! идеи и нет. Действительно, пастух пасет стадо, строитель ставит ферму, электрик тянет «высоковольтку», слесарь монтирует доильную установку – все для того, чтобы иметь молоко. Обычная работа – жизненная необходимость. Какие бы идеи ни исповедовал делать надо, если хочешь жить. Так на поверхности выглядит всякая работа. Суть ее постигается размышлением: хорошая работа укрепление общего здания социализма, плохая – ущерб социальному идеалу. Работа без размышления, без осознания общей цели это то, чего хотел бы наш идейный противник. Вытеснить мысль обыкновенной материальной выгодой, житейским расчетом – кит, на котором стоит эксплуататорское общество. Общество свободы и равенства на такой идее построить невозможно. Поэтому всякому, кому общество поручило управлять делом, вменяется в непреложную обязанность воспитан у работников сознательности, критического мышления, понимания своей роли творца. Организация дела и развитие мысли — двуединая задача, две стороны одной медали, которые нельзя разъять без ущерба идее.

Но в природе самой должности управляющего заложено стремление показать свое дело в лучшем виде, чем оно есть – набить себе цену. Стремление – и, в общем-то, свойственное многим людям, но у человека, управляющего делом, оно обязательно приобретает социальное значение, ибо имеет результатом ущерб общенародному делу. Приукрасить – равнозначно повредить.

Однако дело этим не закончилось. Администрация управления попыталась опровергнуть статью. И собрав некоторых подчиненных, двинулась в редакцию газеты Советская Россия.

«Опровержение»

Продолжение разговора о партийной принципиальности, начатого в откровенном письме московского строителя

Р. Рахимова

Редакционный кабинет едва вместил добрую дюжину вошедших. Но в разговоре непременно желали участвовать сразу все. И чтоб – вместе!.. Еще утром 6 апреля в отделе партийного и советского строительства раздался телефонный звонок. Напористый голос заявил:

– Мы возмущены клеветой на наш коллектив в сегодняшнем номере газеты… Да, я не представилась: Серегина Маргарита Борисовна, секретарь партийной организации двести третьего строительного управления треста «Мосстрой-27».

Речь шла об откровенном письме плотника Рахимова, помешенном в полосе «Полемика. Диалоги. Мнения». Он ведь из того самого СУ-203 и есть. Между тем Маргарита Борисовна настаивала:

Выедем к вам с опровержением. Через газету же надо и смыть пятно позора!..

И вот они пришли. Секретарь парторганизации инженер по труду и зарплате М. Б. Серегина, председатель профсоюзного комитета рабочий А. Н. Паркин, секретарь комсомольской организации сварщик А. М. Степанов, начальник отдела кадров В. С. Карпова, инженер по технике безопасности С. С. Калинин, мастер А. Е. Абрамов, бригадир комплексной бригады В. И. Рябчиков, монтажники Н. М. Тимирзянов, Б. Н. Савонькин, А. К. Хакыев, сварщик И. В. Шеленков. Позднее (прошу обратить внимание!) прибыл и начальник СУ-203 А. А. Хечумов. Пригласили мы и автора откровенного письма, взбудоражившего стройку, плотника Родиона Рахимова.

Прибывшие строители с предельной четкостью сформулировали свою задачу: «Во что бы то ни стало добиться опровержения и вывести на чистую воду автора, незаслуженно опорочившего коллектив». С чем же конкретно они не согласны?

– Со всей статьей. От первой до последней строки, – отрезала Маргарита Борисовна.

Впрочем, кто-то предложил «пройтись с карандашом по строчкам и отмести выдвинутые в них обвинения». Первой слово взяла В. С. Карпова: Вот посмотрите, что здесь написано: «…дисциплина по-прежнему хромает на обе ноги. Никак не можем избавиться от многочисленных нарушений». Это про нас-то? Лучшее в тресте управление?!

– А разве с нарушениями покончено?

В. С. Карпова: За весь прошлый год в управлении из-за прогулов потеряно лишь 165 человеко—дней…

Только – то!

– А сколько человек у вас работает?

– 156.

– То есть больше смены не работал весь коллектив?

– Так получается. Но надо учесть: в 1982 году у нас зарегистрировано целодневных прогулов свыше трехсот. Видите, какое снижение! Большущая же работа проведена по укреплению дисциплины! В других-то управлениях показатели куда хуже. Почему тогда именно нас критиковать?

Странноватая логика для начальника отдела кадров… Особенно если знаешь: главная тревога автора письма как раз и была продиктована тем обстоятельством, что нарушения дисциплины продолжаются в коллективе, который считается по всем статьям передовым в своем тресте. Об этом черным по белому сказано в газете. Обращаясь к принципиальным требованиям декабрьскою (1983 года) и февральскою (1984 года) Пленумов ЦК КПСС, мы не можем не осознать необходимости активнее развивать позитивные процессы, использовать глубинные резервы, не допускать какой бы то ни было расслабленности. Хорошо, конечно, что число прогулов сократилось вдвое, но ведь они еще не изжиты. И нынче только за первый квартал потеряно (по официальной статистике) более двух десятков человеко-дней. А почему, собственно? До каких же пор сам трудовой коллектив намерен мириться с разболтанностью, необязательностью кого бы то ни было? Вот о чем впору подумать…

В конце концов, наши гости, пусть и не без оговорок, признают обоснованность такой постановки вопроса. Теперь другой довод.

М. Б. Серегина: Зачем Рахимов стройку изобразил как сплошной набор неувязок, просчетов, когда мы работаем с таким напряжением? Стараемся изо всех сил.

Секретаря партийной организации энергично поддержали монтажник Н. М. Тимирзянов, бригадир В. И. Рябчиков… Люди уважаемые, известные в коллективе своей взыскательностью. Удивляло только; неужели они-то не видят очевидных промахов в организации производства? Выслушав новые аргументы, спрашиваем у монтажника и бригадира: на сколько процентов они в состоянии увеличить производительность труда, если устранить перебои с поставками материалов, простои техники, «зазоры» в работе смежников и т. д.

Н. М. Тимирзянов: Процентов на сто. Нет, пожалуй, на сто пятьдесят, не менее!

– Мы, верно, вас поняли: могли бы увеличить производительность труда в два с половиной раза. Не многовато ли?

Н. М. Тимирзянов: Думаю, в самый раз. Разумеется, если работать с напряжением, сколько сил хватит. Только кто же такие условия создаст?

В. И. Рябчиков: Мне вспоминается один случай. В Толстопальцеве работали, на базе. С материалами плохо было. Я – к начальнику управления, а он: «Машины ушли на уборочную, некому возить вам что надо». Направился к руководству треста, требую свое. Бригада чуть ли не простаивает. Не помогло. Но не отступаюсь, ловлю начальника главка… Результат: дали нам все, что полагается. Так знаете, мы за две недели заработали по 315 рублей! Не каждый месяц по стольку выходит… Я к чему веду. Может, и не вдвое (тогда, в Толстопальцеве, мы, признаться, и субботы прихватили, раззадорились…), но производительность резко поднять можно. Да об этом мы на каждом партийном собрании говорим, ставим вопросы снабжения остро. Ответственно заявляю, как член партбюро. Не отмалчиваемся мы вовсе.

…Как тут ни крути, а опять, выходит, прав Рахимов. Он и писал о разрыве слова и дела, о формализме и подлинной деловитости, о неумении довести до конца самые благие намерения. Зашел об этом разговор и на нашей встрече. Маргарита Борисовна обижалась… Ее дружно защищали от критики.

В. С. Карпова: Прямо скажу, товарищи, после того, как секретарем избрали Маргариту Борисовну, все мы почувствовали отрадные перемены. Прежде-то, чего греха таить, партийные собрания по полгода не собирались. Сейчас иначе…

А. Н. Паркин: Верно. И профсоюзному комитету она помогает, интересуется нами. Не то, что раньше…

Видимо, нет смысла приводить все изложенные аргументы, суть их, в общем-то, сводилась к одному: «до» Маргариты Борисовны порядка было меньше, сейчас же партийную организацию на стройке «почувствовали». Приятно такое слышать. Честное слово! Но и недоумение росло: отчего, же собеседники довольствовались столь малым? Почему первые успехи, начавшееся оживление в партийной работе породили уже что-то вроде удовлетворения, если не благодушия? В то же время понятнее, как бы выпуклее стала озабоченность рабочего Рахимова, его неприятие откровенного благодушия иных своих товарищей при обилии массы назревших, но не решаемых вопросов. В организации труда. В борьбе за экономию, за воспитание у каждого чувства хозяина стройки. Страны. В ведении партийной работы. В налаживании человеческих отношений, наконец! Чтоб они всегда были не только добрыми, а и взыскательными, принципиальными. По самому большому счету!

В середине разговора к нам присоединился начальник 203-го строительного управления А. А. Хечумов и буквально с порога провозгласил:

– Я извиняюсь за опоздание. Сознаюсь также: статью Рахимова прочитать, пока не успел. Однако знаю точно: все в ней неверно!

После такого утверждения не вдруг найдешься, что вымолвить. Как же так: не читал, а отвергает. Потом-то выяснится – не случайно вырвалось голословное утверждение у начальника управления. Но пока… Пока, похоже, сама ершистая аудитория была огорошена. Особенно если учесть, что до сих пор ни одного из доводов автора газетного выступления всерьез поколебать не удалось. Вот и послышались полупризнания, полу призывы к начальнику проявлять осторожность.

Насчет снабжения-то в газете подмечено как надо…

И с дисциплиной далеко до ажура…

А. А. Хечумов: Кто ж спорит о недостатках в материально-техническом обеспечении? Только сие не от нас зависит. В управлении нет своего отдела снабжения. Что дадут, тем и работаем.

Н. М. Тимирзянов: Я вот о чем подумал. Нужная же, товарищи, появилась статья. Только лучше, если бы ее подписали, например, начальник управления, секретарь партийной организации. Вот была бы авторитетная критика, к которой наверняка бы прислушались. А то нехорошо получилось.

Б. Н. Савонькин: Или бригадир Рябчиков подписал бы. Он-то заслужил, тридцать лет отдал стройке. Попасть в бригаду к нему – уже честь великая.

Право, час от часу не легче! Это что же: в устах начальства критика – действенный инструмент для устранения недостатков, а та же самая критика из-под пера рядового рабочего – «клеймо позора» на коллектив?

В. И. Рябчиков: Полагаю, лучше-то всего было бы так. Пришел бы ты, Родион, в партбюро или к руководству. Посоветовался, как быть, если тебя что-то беспокоит, не устраивает. Глядишь, и найдем выход из твоих мук. Зачем же выставлять родной коллектив в таком неприглядном виде на весь белый свет?

А. А. Хечумов: Не бюрократы ведь мы, что смогли – сделали бы!

При всем усердии по части «опровержения» статьи, проявляемом в продолжавшейся дискуссии, крепло у нас чувство искренней симпатии и к бригадиру, и к его товарищам. За неуемность, заинтересованность в общем деле, в чести коллектива. И все-таки их претензии к автору удивляли. Ведь он же прямо, честно заявил с газетной страницы о том, что в открытую, на партийном собрании делился своими сомнениями, болью. Больше того, выяснились и дополнительные обстоятельства.

А. М. Степанов: Подходил Рахимов ко мне, как к секретарю комсомольской организации, только я отсоветовал поднимать шум.

А. Н. Паркин; Я тоже говорил: ничего ты не добьешься, зачем людей баламутить, вносить разлад?

То есть о готовящемся письме, о намерении послать его в газету была осведомлена масса работников управления: рядовых, руководителей. И Хечумов, безусловно, знал, что отвергает… Для чего же понадобилось сейчас-то такое, мягко говоря, лукавство? Дескать, зашел бы, посоветовался…

Непростая дискуссия набирала остроту. Должно быть, почувствовав неразумность отрицания очевидных фактов, наши собеседники переместили русло разговора в иную плоскость, в сферу нравственную. Весь огонь теперь сосредоточили на личности автора. Имел или не имел он вообще моральное право выступать в газете. Вопрос, как, вероятно, всякий поймет, для редакции принципиально важный – исключительно ценен голос рабочего класса, мнение каждого трудового человека. «Прислушиваться к слову, идущему из рабочей среды, с переднего края социалистического строительства, держать совет с людьми труда, – как подчеркивает товарищ К. У. Черненко, – это и сегодня должно быть первейшей обязанностью, глубокой внутренней потребностью каждого коммуниста-руководителя». И уж ни в коем случае не хотелось бы предоставлять страницы тем, кто пытается воспользоваться ими из каких-либо недобросовестных побуждений. Так «имел ли право» Рахимов писать в газету?

В. И. Рябчиков: Рахимов, по-моему, проявил элементарную нескромность. Уж больно он себя выставляет этаким воителем, хотя сам-то не без греха. Любит только свое плотницкое дело, а попробуй его заставить, что другое выполнять – напросишься.

М. Б. Серегина: Он у нас даже не ударник коммунистического труда. Прямо скажу: в общественном плане инертный…

Секретарь партийной организации почему-то особенно старалась очернить автора письма в газету. И хотя, кроме отказа стать общественным инспектором по технике безопасности, случившейся однажды отлучки в конце смены (с кем-то не с тем ее согласовал) да «неуживчивости», никаких таких предосудительных поступков обнаружить не удалось, она упорно сгущала краски. Озадачили мы ее простеньким вопросом:

– Почему вы, Маргарита Борисовна, этому «ленивому», «безынициативному», «недостойному» парню дали рекомендацию в партию?

М. Б. Серегина: Если б знала, что он писательством займется, не сделала бы этого.

Потом еще добавила в адрес рекомендованного несколько резких, ничем не подкрепленных характеристик. [i] * (смотри сноску)

Столь яростная защита чести – нет, не коллектива – мундира, столь неприкрытый, обнаженный зажим критики пришлись не по душе многим. Во всяком случае, в момент «срыва» секретаря все потупили глаза.

Все это не помешало усиливать нажим. У нас спрашивали: скажите честно – похожи ли мы на «пассивный коллектив», в чем нас обвиняет Рахимов. Признайтесь, не прав же он хоть в этом!

Действительно, они не были похожи на «пассивный коллектив». Только ведь и в откровенном письме рабочего вопрос ставился несколько иначе – о «коллективной пассивности». Новых примеров тому было приведено предостаточно и во время самой дискуссии.

А. А. Хечумов: Вы упрекаете сейчас нас за то, что после завершения строительства нового Дворца культуры в Брежневском районе мы тут же приступили к его капитальному ремонту и реконструкции. Но ведь не сами же по себе. Для того и отпущено свыше 150 тысяч рублей. Нет, не мы виноваты – проектировщики… Они просчитались…

Вот те на! Только уяснили: негоже торопиться с победными реляциями, если наперед знаешь, что недоделано. И опять старый мотив. Конечно же, за тот дворец в первую голову должны нести ответственность проектировщики, если они что-то не так сделали. Но вы то, дорогие товарищи, знали же: доделывать, переделывать придется и все равно изо всех сил спешили отрапортовать о завершении стройки. Что это: принципиальность или самая заурядная беспринципность? Активность хозяйской, гражданской позиции или коллективная пассивность?

Нет, не могли мы пойти на уступки в том, что касается положений и выводов письма, личности самого автора. Тем-более сообща установили: не такой уж он созерцатель. Сам Хечумов вспомнил, как они вместе с Рахимовым ездили по вечерам на занятия в университет рабкоров города Москвы. Нынешний начальник управления еще и стихи свои ему читал. Кто-то добавил штришок из недавней комсомольской жизни молодого коммуниста. Кто-то припомнил: нечасто Рахимов выступал на партийных собраниях, но смело, по существу ставил вопросы… что касается дельных критических замечаний в адрес автора, то к ним, разумеется, Родиону Рахимову нужно прислушаться, извлечь уроки. С этим и сам он согласился.

Еще раз хочется подчеркнуть: непростая дискуссия эта в редакции состоялась в апреле. Острый, колючий обмен мнениями по публикации у нас велся, что называется, но горячим следам. Понятно, совестливые люди обостренно восприняли нелицеприятную критику. Представлялось целесообразным дать им возможность и время поразмыслить над сутью происшедшего, полнее осознать и свою личную ответственность за стройку, за партийную работу, за качество человеческих отношений.

Однако, как оказалось, успокоиться и трезво, реально взглянуть на промахи в коллективе сумели не все. Недавно руководителей управления приглашали в Главмосстрой, в Московский горком партии, где рекомендовали сделать самые серьезные выводы из критики в газете. А та же М. Б. Серегина продолжала твердить несостоятельные доводы, приводимые в редакции.

Вчера поступил ответ в газету, одобренный и утвержденный собранием партийно-хозяйственного актива. В нем сообщается, что лишь «отдельные факты, изложенные в статье, имели место». А какие «места не имели»? Слишком уж много слов здесь затрачено на показ достижений… а главное – в ответе не содержится деловых предложений по преодолению вскрытых недостатков. Не получила пока принципиальной оценки и позиция неуважительного отношения к критике, занятая некоторыми руководителями. Поэтому и решено было еще раз вернуться к этой истории. Не на такой же ограниченный результат рассчитывала газета. И сам автор, рабочий человек, вынесший на ее страницы свою боль.

Ю. НИКОЛАЕВ,

редактор «Советской России»

по отделу партийного и советского строительства

Советская Россия от 20мая 1984 года

По этому поводу откликнулся и Иван Васильев в своей книге.