Текст книги "Князь Света"

– Сэм… ты… не может быть!

– Тогда зови меня иначе: Калкин ли, Сиддхартха, Татхагата или Махасаматман, Бич, Будда или Майтрея. Все равно это я, Сэм. Я пришел поклониться тебе и заключить сделку.

– Какую же это?

– Люди смогли ужиться с Небесами, но Ниррити – другое дело. Яма и Кубера буквально напичкали город своим оружием. Мы можем укрепить его и противостоять даже массированным атакам. Если Небеса объединят свои силы с нашими, Ниррити найдет здесь, у Хайпура, свой конец. И мы пойдем на это, если Небеса санкционируют акселеризм и религиозную веротерпимость и положат конец господству Хозяев Кармы.

– Не много ли, Сэм…

– Первые два пункта касаются того, что уже и так существует; это просто даст им право спокойно существовать и в дальнейшем. Третье же все равно произойдет, нравится тебе это или нет, так что я даю тебе шанс выступить в роли благодетеля.

– Я подумаю…

– Минуту-другую. Я подожду. Ну а если ты скажешь нет, мы уйдем из города и позволим Ренфрю его захватить, осквернить Храм. После того, как он возьмет еще несколько городов, тебе все равно придется с ним столкнуться. Нас, однако, уже не будет рядом. Мы подождем, чем все это кончится. Если после всей этой передряги ты еще останешься у власти, не тебе уже будет решать о тех принципах, о которых я упомянул. Ну а нет – так мы сможем тогда осилить Черного и остановить его зомби. В любом случае мы добьемся своих целей. Но путь, который я тебе предлагаю, для тебя явно приемлемей.

– Хорошо! Я немедленно разворачиваю свои силы. Бок о бок пойдем мы в последнюю битву, Калкин. Ниррити умрет у Хайпура! Пусть кто-нибудь останется здесь на связи, чтобы мы не теряли контакта.

– Я размещу здесь свою ставку.

– А теперь развяжи жреца и приведи его сюда. Он сподобится получить несколько божественных повелений и, чуть погодя, лицезреть теофанию.

– Да, Брахма.

– Погоди, Сэм! После битвы, если мы останемся живы, я хотела бы поговорить с тобой – о взаимном поклонении.

– Ты хочешь стать буддистом?

– Нет, снова женщиной…

– Каждому событию нужно подобающее место и время, а сейчас у нас нет ни того, ни другого.

– Когда придет время и найдется место, тогда там я и буду.

– Сейчас пришлю твоего жреца. Не отключайся.

Теперь, после падения Лананды, Ниррити совершал службу среди ее руин, моля о победе над остальными городами. Его сержанты перешли на медленный, монотонный ритм, и зомби как один пали на колени. Ниррити молился, пока капельки пота не покрыли его лицо, словно маска из стекла и света, и не начал стекать пот под его доспехи-протезы, дарующие ему силу многих. Тогда поднял он лицо свое к небу, взглянул на Мост Богов и произнес:

– Аминь.

После чего резко повернулся и зашагал к Хайпуру, и вся его армия двинулась за ним по пятам.

Когда подошел Ниррити к Хайпуру, его там ожидали боги.

Ополченцы из Килбара ждали его рядом с войсками Хайпура.

Дожидались его и полубоги, герои, знать.

И ждали брамины высокого ранга, ждали многие последователи Махасаматмана. Последние прибыли сюда во имя Божественной Эстетики.

Посмотрел Ниррити через заминированные поля, раскинувшиеся вокруг города, и увидел четырех всадников, ожидавших у ворот, четырех локапал, за спинами которых развевались штандарты Небес.

Он опустил забрало и повернулся к Ольвеггу.

– Ты был прав. Интересно, там ли Ганеша?

– Скоро узнаем.

И Ниррити продолжил свой путь.

В этот день осталось поле битвы за Князем Света. Так и не вступили полчища Ниррити в Хайпур. Ганеша пал от клинка Ольвегга, когда пытался нанести предательский удар в спину Брахме, который сошелся в поединке с Ниррити на склоне холма. Пал тогда и Ольвегг, зажимая руками рану в животе, и начал медленно отползать к валуну.

Брахма и Черный замерли лицом к лицу, и голова Ганеши прокатилась между ними и заскакала вниз по склону.

– Это он рассказал мне о Килбаре, – сказал Ниррити.

– Он хотел, чтобы там все и решилось, – сказал Брахма, – и склонял меня к этому. Теперь ясно, почему.

И они сошлись в схватке, и бились доспехи Ниррити за него с силою многих.

Яма пришпорил своего коня, торопясь к холму, как вдруг на него налетел вихрь дыли и песка. Он заслонил глаза полою своего плаща, и вокруг него зазвенел смех.

– Где же твой смертельный взгляд, а, Яма-Дхарма?

– Ракшас! – прорычал тот.

– Да. Это я, Тарака!

И вдруг на Яму обратился поток воды, под напором которой споткнулся и упал на спину его конь.

В тот же миг был уже Яма на ногах и сжимал в руке свой клинок, а пылающий смерч уплотнился перед ним в человекообразную фигуру.

– Я отмыл тебя от этой непереносимой гадости, бог смерти. Теперь ничто не спасет тебя от моей руки!

Яма, подняв клинок, ринулся вперед.

Он рубанул своего серого противника, и клинок наискось прошел через все его туловище от плеча к бедру, но ни крови, ни каких-либо признаков раны не появилось на теле ракшаса.

– Ты не можешь ранить меня, как ранил бы человека, о Смерть! Но погляди, что могу сделать с тобой я!

И Тарака вспрыгнул на него, накрепко прижав ему руки к туловищу, пригнул к земле. Взвился фонтан искр.

Вдалеке уперся Брахма коленом в хребет Ниррити и потянул изо всех сил назад его голову, пытаясь превозмочь силу черных доспехов. Тогда-то и спрыгнул Бог Индра со спины своего ящера и поднял на Брахму свой меч, Громоваджру. И услышал, как хрустнула шея Ниррити.

– Тебя спасает только твой плащ! – вскричал Тарака, продолжая бороться с Ямой, и в этот миг взглянул он в глаза Смерти…

Стремительно слабел Тарака, но не стал ждать Яма и сразу, как только смог, отбросил его в сторону.

Он вскочил и бросился к Брахме, даже не успев подобрать свой меч. Там, на холме, раз за разом отбивал Брахма удары Громоваджры, и кровь ключом била из обрубка его левой руки, ручейками стекала из ран на голове и груди. Ниррити стальной хваткой впился ему в лодыжку.

Громко закричал Яма, выхватывая на бегу свой кинжал.

Индра отступил назад, туда, где его не мог достать клинок Брахмы, и оглянулся на него.

– Кинжал против Громоваджры, да, Красный? – спросил он.

– Да, – выдохнул Яма и нанес удар правой рукой, перебросив кинжал в левую для настоящего удара.

Лезвие вошло Индре в предплечье.

Индра выронил Громоваджру и ударил Яму в челюсть. Яма упал, но падая, успел дернуть соперника за ногу и повалить его рядом с собой на землю.

И тут полностью овладел им его Облик, и под взглядом его побелел и как-то пожух Громовержец, как трава осенью. Когда обрушился на спину Смерти Тарака, Индра был уже мертв. Попытался было Яма освободиться от хватки ракшаса, но словно ледяная гора пригвоздила его плечи к земле.

Лежащий рядом с Ниррити Брахма оторвал клок от своей пропитанной демоническим репеллентом одежды и бросил его правой рукой; стараясь, чтобы упал он поближе к Яме.

Отшатнулся Тарака, и, оглянувшись, уставился на него Яма. В этот миг подскочил в воздух лежавший на земле меч Индры и устремился прямо Яме в грудь.

Обеими руками схватил бог смерти лезвие Громоваджры, когда оставались тому до его сердца лишь считанные дюймы. Но продолжало смертоносное оружие надвигаться, и потекла на землю кровь из разрезаемых им ладоней Ямы.

Обратил Брахма на Владыку Адова Колодезя свой смертный взгляд, взгляд, который черпал теперь жизнь и из него самого.

Острие коснулось Ямы.

Он, поворачиваясь боком, ринулся в сторону, и вспороло оно ему кожу от ключицы до плеча.

Копьями стали тогда глаза его, и потерял ракшас человеческий облик, обратившись в дым. Голова Брахмы упала ему на грудь.

И сумел возопить еще Тарака, завидев, что скачет к нему на белом коне Сиддхартха, а воздух вокруг него потрескивает и пахнет озоном:

– Нет, Бич! Умерь свою силу! Моя смерть принадлежит Яме…

– Глупый демон! – отклинулся Сэм. – Не надо было…

Но Тараки уже не было.

Яма, упав рядом с Брахмой на колени, затягивал жгут вокруг, того, что осталось у павшего бога от левой руки.

– Кали! – звал он. – Не умирай! Ответь мне, Кали!

Брахма судрожно втянул воздух, глаза его на миг приоткрылись, но тут же закрылись вновь.

– Слишком поздно, – пробормотал Ниррити. Он повернул голову и посмотрел на Яму.

– Или, скорее, как раз вовремя. Ведь ты же Азраил, не так ли? Ангел Смерти…

Яма ударил его ладонью по лицу, и полоса крови из его руки осталась на лице у Черного.

– «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное, – сказал Ниррити. – Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».

Яма еще раз ударил его.

– «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят…»

– «И блаженны миротворцы, – перебил Яма, – ибо они будут наречены сынами Божьими». Где ты найдешь здесь место для себя, Черный? Чей сын ты, что сотворил все это?

Ниррити улыбнулся и сказал:

– «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное».

– Ты безумец, – сказал Яма, – и поэтому я не буду лишать тебя жизни. Подыхай сам, когда придет твое время. Его уже недолго ждать.

И, подняв с земли Брахму, он направился с ним на руках в сторону города.

– «Блаженны вы, когда будут поносить вас, – продолжал Ниррити, – и гнать и всячески неправедно злословить за Меня…»

– Воды? – спросил Сэм, доставая флягу и приподнимая голову Ниррити.

Ниррити взглянул на него, облизнул губы и слабо кивнул. Сэм влил ему в рот немного воды.

– Кто ты? – спросил умирающий.

– Сэм.

– Ты? Ты вновь восстал?

– Это не в счет, – промолвил Сэм. – Я тут, в общем-то, ни при чем.

Слезы наполнили глаза Черного.

– Значит, победа будет за тобой, – выдавил он из себя. – Не могу понять, как Он допустил такое…

– Это лишь один из миров, Ренфрю. Кто знает, что происходит на других? И к тому же это отнюдь не та борьба, в которой я хотел бы победить, ты же знаешь. Мне жаль тебя и жаль, как все сложилось. Я согласен со всем, что ты сказал Яме, согласны с этим и все последователи того, кого они называли Буддой. Я уже и не припомню, был ли им я сам, или же это был кто-то иной. Но теперь я ухожу от него. Я опять стану человеком, и пусть люди сохраняют того Будду, который есть у них в сердце. Каким бы ни был источник, послание было чистым, верь мне. Только поэтому оно обрело корни и разрослось.

Ренфрю сделал еще один глоток.

– «Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые», – сказал он. – Воля превыше моей положила, чтобы умер я на руках у Будды, положила миру сему такой путь… Даруй мне свое благословение, Гаутама, ибо я умираю…

Сэм опустил голову.

– Ветер мчит на юг и вновь возвращается на север. Весь мир – круговращение, и следует ветер его круговороту. Все реки текут в море, и однако, море не переполняется. К истоку рек возвращаются вновь их воды. То, что было, это то, что будет; то, что свершено, будет свершено. Нет воспоминаний о бывшем, и не будет воспоминаний о том, что будет с теми, кто придет позже…

И он накрыл Черного своим белым плащом, ибо тот был мертв…

Яна Ольвегга принесли в город на носилках. Сэм сразу же послал за Куберой и Нарадой, чтобы они встречали его в Палате Кармы, ибо ясно было, что в нынешнем своем теле Ольвеггу долго не протянуть.

Когда они вошли в Палату, Кубера споткнулся о мертвое тело, лежавшее чуть ли, не на пороге.

– Кто это? – спросил он.

– Один из Хозяев.

Тела еще троих служителей желтого колеса лежали в коридоре, ведущем к центральным передатчикам. Все трое были вооружены.

Еще одного обнаружили уже у самых машин. Выпад неведомого клинка пришелся точно в центр желтого круга у него на груди, отчего он стал похож на использованную мишень. Из открытого рта так и не успел вырваться предсмертный вопль.

– Уж не горожан ли рук это дело? – спросил Нарада. – С каждым годом к Хозяевам относились все хуже и хуже. Должно быть в горячке битвы…

– Нет, – возразил Кубера, приподняв покрытую пятнами крови простыню, прикрывавшую лежавшее на операционном столе тело. Поглядев на него, он вновь расправил полотнище.

– Нет, это не горожане.

– Кто же тогда?

Он вновь посмотрел на стол.

– Это Брахма, – объяснил он.

– О!

– Кто-то, вероятно, заявил Яме, что не даст ему использовать машины для переноса.

– Ну а где тогда Яма?

– Понятия не имею. Но мы должны поспешать, если собираемся обслужить Ольвегга.

– Да. Вперед!

Высокий юноша явился во Дворец Камы и спросил Господина Куберу. На плече у него ослепительно сверкало копье, когда он нетерпеливыми шагами мерил в ожидании комнату.

Кубера вошел, смерил взглядом копье, юношу и сказал всего одно короткое слово.

– Да, это Так, – ответил копейщик. – Новое копье, новый Так. Больше нет надобности в обезьяне, и я вновь стал человеком. Я скоро уйду… и я пришел попрощаться – с тобой и Ратри…

– Куда ты направляешься, Так?

– Я хочу повидать остальной мир, Кубера, пока тебе не удалось замеханизировать всю его магию.

– Этот день всегда маячит где-то за горизонтом, Так. Оставайся здесь подольше…

– Нет, Кубера. Благодарю тебя, но капитан Ольвегг подгоняет со сборами. Мы отправляемся вместе.

– А куда вы собираетесь направиться?

– На восток, на запад… кто знает? Куда глаза глядят… Скажи-ка, Кубера, а кому теперь принадлежит громовая колесница?

– Исходно она, конечно, принадлежала Шиве. Но Шивы больше нет. Какое-то время ею пользовался Брахма…

– Но нет больше и Брахмы. Впервые обходятся без него Небеса – где правит, сохраняя, Вишну. Итак…

– Ее построил Яма. Если она принадлежит кому-то, то, наверно, ему…

– А ему она не нужна, – подытожил Так. – Так что я думаю, мы с Ольвеггом можем воспользоваться ею для нашего путешествия.

– А почему ты думаешь, что она ему не нужна? Ведь никто не видел Яму за все три дня, прошедшие после битвы…

– Привет, Ратри, – перебил Так, завидя вошедшую в комнату богиню Ночи. – «Храни же нас от волка и волчицы, храни от вора нас, о Ночь, и дай же нам продлиться».

Он поклонился, и она коснулась рукой его чела.

И он взглянул ей в лицо, и на один ослепительный миг богиня переполнила обширное пространство – и в глубину, и в вышину. Сияние ее развеяло мрак…

– Мне пора идти, – сказал он. – Спасибо, спасибо тебе – за благословение.

Он быстро повернулся и вышел из комнаты.

– Подожди! – крикнул Кубера. – Ты говорил о Яме. Где он?

– Ищи его в таверне Трехголовой Огнеквочки, – бросил через плечо Так, – если тебе это нужно. Может, было бы лучше подождать, пока он сам не станет тебя искать.

И Так ушел.

Подходя к Дворцу Камы, Сэм увидел, как по лестнице оттуда сбегает Так.

– Доброго тебе утра, Так! – окликнул он юношу, но тот не отвечал, пока чуть ли не наткнулся прямо на Сэма. Тогда он резко остановился и прикрыл рукой глаза, будто от солнечного света.

– Сэр! Доброе утро.

– Куда ты так спешишь? Невтерпеж испробовать свое новое тело?

Так хмыкнул.

– Да, Князь Сиддхартха. У меня рандеву с приключением.

– Слышал об этом. Вчера вечером я беседовал с Ольвеггом… Желаю тебе в путешествии удачи.

– Я хотел сказать тебе, – промолвил Так, – что я был уверен в твоей победе. Я знал, что ты отыщешь решение.

– Это не было, как ты говоришь, Решение, нет, просто решеньице, так себе, ничего особенного, Так. И небольшое сражение. Все можно было провернуть и без меня.

– Я имею в виду, – уточнил Так, – все сразу. Ты участвовал буквально во всем, что к этому привело. Ты должен был быть там.

– Полагаю, что так… да, я и в самом деле так считаю… Всегда что-то притягивало меня к тому дереву, в которое готовилась ударить молния.

– Судьба, сэр.

– Боюсь, что скорее случайно прорезавшаяся социальная совесть и счастливый дар ошибаться.

– Что ты собираешься делать теперь, Князь?

– Не знаю, Так. Я еще не решил.

– Может, составишь компанию мне и Ольвеггу? Постранствуешь по свету вместе с нами? Поищешь приключений?

– Спасибо, нет. Я устал. Быть может, я испрошу себе старую твою работу и стану Сэмом от Архивов.

Так хмыкнул еще раз.

– Сомневаюсь. Я еще увижу тебя, Князь. Так что – до свидания.

– До свидания… Что-то…

– Что?

– Ничего. На какой-то миг ты напомнил мне об одном человеке, которого я когда-то знал. Пустое. Удачи!

Он хлопнул его по плечу и пошел дальше.

Так поспешил прочь.

Хозяин сказал Кубере, что и вправду у него остановился подходящий под описание постоялец, он снял заднюю комнату на втором этаже, но вряд ли захочет он кого-либо видеть.

Кубера поднялся на второй этаж.

На стук в дверь никто не ответил, и Кубера попытался ее открыть.

Изнутри дверь была заперта на засов, и он начал в нее колотить.

На это наконец раздался голос Ямы:

– Кто там?

– Кубера.

– Уходи.

– Нет. Открой, я не уйду отсюда, пока ты не откроешь.

– Ну хорошо, погоди минуту.

И Яма отодвинул засов; дверь приоткрылась внутрь на несколько дюймов.

– Алкоголем от тебя не пахнет, наверно, ты подцепил девку, – заявил Кубера.

– Нет, – сказал Яма, глядя на него. – Что тебе нужно?

– Выяснить, что тут не в порядке. Помочь, если смогу.

– Не можешь, Кубера.

– Почем ты знаешь? Я тоже, как и ты, недурной ремесленник, – иного типа, конечно.

Яма поразмыслил и, отступив в сторону, распахнул дверь.

– Заходи, – сказал он.

На полу перед грудой всякой всячины сидела совсем юная девушка. Еще почти ребенок, она крепко прижимала к себе коричневого с белыми пятнами щенка и смотрела на Куберу широко раскрытыми испуганными глазами, пока он не улыбнулся и не сделал успокаивающий жест.

– Кубера, – сказал Яма.

– Ку-бра, – сказала девушка.

– Это моя дочь, – сказал Яма. – Ее зовут Мурга.

– Я никогда не знал, что у тебя есть дочь.

– Она отстает в развитии. Мозговая травма…

– Врожденная или в результате переноса? – спросил Кубера.

– Результат переноса.

– Ясно.

– Она моя дочь, – повторил Яма. – Мурга.

– Да, – сказал Кубера.

Яма встал на колени рядом с ней и поднял с пола кубик.

– Кубик, – сказал он.

– Кубик, – сказала девушка. Он взял ложку.

– Ложка, – сказал он.

– Ложка, – сказала девушка. Он поднял мяч и показал его ей.

– Мяч, – сказал он.

– Мяч, – сказала она.

Он опять взял кубик и показал его ей.

– Мяч, – повторила она.

Яма выронил кубик.

– Помоги мне, Кубера, – сказал он.

– Помогу, Яма. Если есть какой-то способ, мы отыщем его.

Он уселся рядом с ними и поднял руки вверх.

Ложка тут же ожила, одушевленная ложкавостью, мяч исполнился мячности, кубик – кубиковости, и девочка рассмеялась. Даже щенок, казалось, внимательно изучал предметы.

– Локапалы непобедимы, – сказал Кубера, а девочка подняла кубик и долго-долго разглядывала его, прежде чем назвать.

Как известно, Владыка Варуна вернулся после Хайпура в Небесный Град. Примерно тогда же начала отмирать система небесного чинопродвижения. Властителей Кармы сменили Смотрители Переноса, а функции их отделены были от Храмов. Заново изобретен был велосипед. Возведено семь буддистских святынь. Во дворце Ниррити разместились художественная галерея и Павильон Камы. Продолжал ежегодно праздноваться Фестиваль в Алундиле, и не было равных его танцорам. Не исчезла и пурпурная роща, о которой с любовью заботились правоверные.

Кубера остался с Ратри в Хайпуре, Так с Ольвеггом отправились в громовой колеснице странствовать в поисках неведомой судьбы по свету. На Небесах правил Вишну.

Те, кто молился семерым риши, возносили им благодарности за велосипед и за своевременную аватару Будды, за Майтрею, что означает Князь Света; звали его так то ли за то, что мог он разбрасывать молнии, то ли за то, что старался он этого не делать. Другие продолжали звать его Махасаматман и утверждали, что он бог. Он, однако, по-прежнему предпочитал опускать громкие Маха – и – атман и продолжал звать себя просто Сэмом. Никогда не провозглашал он себя богом. С другой стороны, и не отказывался, конечно, от этого. В сложившихся условиях ни то, ни другое не сулило ему никакой выгоды. К тому же и не оставался он среди людей достаточно долго, чтобы дать пищу сложным теологическим хитросплетениям. О днях же его ухода рассказывают несколько противоречивых историй.

Одна деталь присутствует во всех этих легендах: однажды в сумерках, когда скакал он на лошади вдоль реки, слетела к нему невесть откуда большая красная птица, и был хвост ее втрое длиннее остального тела.

И еще до рассвета покинул он Хайпур, и больше его никто никогда не видел.

И вот утверждают одни, что чистым совпадением было появление птицы и его отбытие и ничем они не связаны. И ушел он в поисках покоя, даруемого шафранной рясой, ибо исполнил уже все, ради чего возвращался в мир, и успел устать от шума и молвы, сопутствовавших его победе. Быть может, птица просто напомнила ему о преходящести всего яркого и блестящего. А может и нет, если он уже принял тогда свое решение.

Другие говорят, что не надел он более рясы, а птица была посланником Сил Превыше Жизни, призвавшим его вернуться назад к покою нирваны, вновь познать Великий Покой, нескончаемое блаженство, услышать песни, которые поют звезды на берегу великого океана. Они говорят, что перешел он через Мост Богов. Они говорят, что он не вернется.

Другие говорят, что стал он новой личностью и до сих пор странствует среди рода людского, оберегая и помогая ему в дни смуты, оберегая простой люд от угнетения пришедших к власти.

Некоторые утверждают, что и вправду была птица посланцем, но не из другого мира, а все из этого же, и что послание несла она не ему, а обладателю Громоваджры, Богу Индре, который, как известно, посмотрел в глаза Смерти. Никто никогда не видывал до тех пор подобных птиц, хотя, как стало теперь известно, обитают их сородичи на восточном континенте, там, где вел Индра войны с ведьмами. Если была в пламенеющей головке птицы искорка разума, могла она принести из далекой страны послание о помощи. А надо вспомнить, что Леди Парвати, которая была когда-то Сэму то ли женой, то ли матерью, сестрой или дочерью, а может – всеми ими сразу, ускользнула туда с Небес, когда взглянули на них призрачные кошки Канибуррхи, чтобы жить среди тамошних колдуний, считала она которых своей родней. Если принесла птица такую весть, то не сомневаются сказители этой истории, что тут же отправился он на восточный континент, чтобы оберечь ее от любой грозящей ей напасти.

Таковы четыре версии истории о Сэме и Красной Птице, Которая Возвестила Его Уход, – как рассказывают ее моралисты, мистики, социальные реформаторы и романтики. Каждый может, осмелюсь я добавить, выбрать из них подходящую себе версию. Единственное, о чем действительно он должен помнить, – это достоверный факт, что на западном континенте подобные птицы не обнаружены, хотя они, по-видимому, достаточно многочисленны на восточном.

Примерно через полгода покинул Хайпур и Яма-Дхарма. Ничего особенного не известно о его уходе, и большинство считает это вполне достаточной информацией. Свою дочь Мургу он оставил на попечение Ратри и Кубере, и она выросла в женщину поразительной красоты. Возможно, он отправился на восток и может быть даже переправился через море. Ибо бытует где-то в чужих краях легенда о том, как выступил Некто в Красном против объединенной мощи Семи Князей Комлата в краю ведьм. Но достоверно знаем мы об этом не больше, чем об истинном конце Князя Света.

Но взгляни вокруг себя…

Всегда, везде и всюду – Смерть и Свет, они растут и убывают, спешат и ждут; они внутри и снаружи Грезы Безымянного, каковая – мир; и выжигают они в сансаре слова, чтобы создать, быть может, нечто дивно прекрасное.

А пока облаченные в шафранные рясы монахи продолжают медитировать о пути света; и каждый день ходит девушка по имени Мурга в Храм, чтобы положить перед темным силуэтом внутри святилища то единственное подношение, которое он согласен принять, – цветы.