Текст книги "Темное путешествие"

Ну что ж – драться так драться. Я как раз отдохнул, накопил силы – хуже было бы, если бы он перехватил меня набегу...

Я воинственно зарычал и бросился на противника, причем метил зубами прямо в шею. Однако ему достаточно было повести одним плечом – и я уже валялся на земле. В ту же секунду я почувствовал у себя на горле его зубы – к счастью, они не сжимались. Мой дремавший разум на мгновение проснулся, и в памяти у меня промелькнул абзац из учебника о субординации среди волков. Там говорилось, что побежденный должен подставить победителю свою глотку – и тот больше не имеет права нападать. Я замер без движения. Хотя, с другой стороны, что еще я мог сделать? Оставалось надеяться, что этот волк учился по тому же учебнику, что и я.

Я продолжал лежать без движения, в то время как противник сдавливал клыками мою шею. Не знаю, сколько это продолжалось, но наконец сжатие прекратилось и я увидел прямо перед собой остроносую морду. Снова послышалось рычание, напоминавшее человеческую речь: «Джеймс...»

И вдруг этот волк стал вести себя как-то совершенно не по-волчьему. Сначала он несколько раз поднялся на задние лапы, а передние при этом старался поднять высоко вверх. Затем начал кататься по земле и выбрасывать лапы в разные стороны. И тут я догадался, в чем дело. Постепенно он становился все больше и больше похож на человека, более того – хорошо мне знакомого человека...

Тогда я тоже попробовал рычать и одновременно произносить слова. «Дядя Джордж!» – попытался прорычать я. Не уверен, что у меня получилось; тем не менее он улыбнулся и кивнул мне.

– Вижу, вижу – пришла пора преподать тебе несколько уроков, – сказал дядя. – Что ж, начнем с одного из быстрых способов перевоплощения обратно.

Я послушно кивнул головой... то есть мордой. Все-таки хорошо, когда в семье есть хоть один специалист этого дела.

Глава 7

Едва я закончил перевоплощаться обратно, как сразу же почувствовал, насколько сильно замерз и устал.

– Пошли, – сказал дядя Джордж и взял меня за руку. – У меня есть телега недалеко отсюда. Доедем до усадьбы.

Мы двинулись, петляя между деревьями.

– Может, у тебя найдется какое-нибудь одеяло, – с трудом проговорил я, чувствуя, что зубы у меня начинают стучать. – Что-то мне нездоровится.

– Понимаю, понимаю, мой мальчик. Конечно, я взял для тебя теплые вещи.

Я с трудом дышал, поэтому мог идти, только опираясь на дядю Джорджа. Ноги мои насквозь промокли от росы. Затем тяжелое дыхание сменилось неудержимой зевотой – я зевал и зевал и не мог остановиться.

– Нехватка кислорода, – пояснил дядя. – Тебе нужен свежий воздух. Возможно, дело в том, что я слишком поторопился, когда мы меняли облик. Хотя и без спешки эта процедура не из приятных.

– А сам-то ты не устал? – выдохнул я.

– Мне-то что, я ведь умею этим управлять.

– Придется тебе и меня поучить.

– Всему свое время, – ответил он.

Наконец мы добрались до телеги. При виде нас смирная коричневая лошадь скосила глаз и всхрапнула. Теперь нам предстояло одеться. С трудом держась на ногах, я облачился в рубашку и брюки, которые захватил для меня дядя Джордж. Его огромный синий плащ болтался на мне, как на вешалке.

Когда оба мы были одеты, дядя Джордж подал мне руку, чтобы подсадить в телегу. Думаю, сам бы я сейчас с этим не справился.

– Ты знал, что я здесь... – промычал я, устраиваясь поудобнее в телеге и укрываясь плащом.

– Угу, – буркнул он и тихонько натянул поводья. Мы поехали, и больше у меня уже не было сил задавать вопросы. Мысли путались и ускользали – сколько ни старался, я не мог перевести их в слова. Оставалось только думать. Я думал, думал, пока не начал куда-то улетать... Потом я уснул.

И мне приснился сон – какие-то странные и непонятные обрывки. Кстати, у меня есть один приятель, который работает кассиром в банке. Так вот, он рассказывал мне, что, когда только начал работать там, его преследовали так называемые «сны кассира» – ему все время снилось, как он стоит за стойкой и отсчитывает деньги. Думаю, нечто похожее происходит со всеми, кто занимается каким-либо монотонным трудом. Но мой сон был куда более необычный, потому что выражение «видеть сон» подошло бы к нему не в полной мере. Во сне я снова стал волком, снова рыскал по лесам, но, сами понимаете, в темноте я мало что мог увидеть, поэтому я невольно ощущал во сне все запахи, слышал все звуки. Если у меня и мелькало что-нибудь перед глазами, то прямо под самым носом – трава, корни деревьев, камни или просто голая земля. И вдруг я почуял какой-то знакомый запах – я даже еще не знал точно, кто это, но я уже гнался за ним... Я несся так стремительно, что уже не различал мелькавших мимо меня деревьев. Запах становился все сильнее. Теперь я знал, кому он принадлежит. Я выбежал на какую-то полянку и там, за деревом, я увидел ее. Это была моя мать...

И тут я понял, что лежу в телеге, услышал мерный топот лошадиных копыт. Я уже не спал, но и нельзя сказать, чтобы до конца проснулся. Не знаю, как долго я пробыл в таком полусне. Затем я почувствовал, что уже больше не мерзну. Когда я открыл глаза, уже вовсю светило солнце. По его расположению я понял, что проспал не меньше двух часов.

Теперь мы ехали не по ухабистой лесной тропинке, а по более ровной дороге. Деревья поредели и сменились кустарником. Судя по всему, мы забрались на какую-то возвышенность, потому что, оглянувшись назад, я увидел раскинувшийся внизу лесной массив. Он был похож на ярко-зеленое море, по которому, словно дрейфующие острова, лениво плыли темные тени облаков. Я снова повернулся вперед и увидел, что мы подъезжаем к большому белокаменному особняку с черепичной крышей. Как и положено, дом располагался на горе и был окружен высокой крепостной стеной. Дорога вела прямо к парадным воротам. Ворота эти были закрыты.

– Ну вот, мы почти дома, – сказал дядя Джордж, даже не оглянувшись на меня. – Пить хочешь?

Я тут же понял, что хочу, но не успел ответить, как дядя уже подал мне бутылку с водой. Отхлебнув несколько приличных глотков, я закрыл пробку и отдал бутыль.

– Спасибо, – выдохнул я и стал с любопытством оглядывать место прибытия. Когда мы подъехали чуть ближе, я услышал какой-то низкий бубнящий звук, похожий на гул множества голосов.

Я перевернулся в более удобное положение и немного обследовал свое тело. Удивительно – больше у меня нигде ничего не ныло и не тянуло. Пока я спал, все боли исчезли. Усталость тоже как рукой сняло – я даже не верил, что могу чувствовать себя настолько хорошо.

Когда мы наконец-то подъехали к воротам, дядя Джордж помахал двум вооруженным охранникам, и они впустили нас внутрь.

– Доброе утро, – сказал он. – Есть добрые новости?

– Нет, – ответил тот, что стоял слева. – Но и дурных вроде как тоже.

– Прекрасно.

Сразу за воротами я увидел военный лагерь. Судя по всему, когда-то на этом месте была мирная зеленая лужайка. Теперь же траву на ней немилосердно вытоптали. Кругом сновали люди, которые чистили оружие, натирали до блеска шлемы, приводили в порядок нагрудные щитки и налокотники. Тут и там дымили походные кухни, распространяя густые ароматы бульона и чая. Справа – обедали, слева – обучались рукопашному бою.

– Что, ожидается какое-то нападение? – спросил я.

– И да, и нет, – как всегда уклончиво ответил дядя.

Еще во время редких приездов дяди Джорджа к нам я заметил, что он не отличается многословием. Если он и говорил что-то, то никогда нельзя было понять, что именно он хочет сказать. И все же я знал, что в случае необходимости дядя Джордж может выразить свои мысли предельно ясно. Значит, сейчас был просто не тот случай.

Мы свернули на какую-то узкую дорожку, которая привела нас на задворки усадьбы. Дядя остановил телегу у конюшни, слез, после чего передал ее на попечение конюха, который тут же вышел нам навстречу. Спрыгнув с телеги, я бодро зашагал следом за ним по украшенной флагами вязовой аллее, которая вела к задней стороне усадьбы.

– Есть хочешь? – спросил дядя, как только мы вошли в дом.

Я кивнул. На самом деле я не просто хотел есть – я прямо умирал с голода.

– Я тоже, – сказал он. – Пойдем, покажу тебе комнату, где ты сможешь умыться и привести себя в порядок, пока кухарка соберет нам поесть. Встретимся вон там, за большим столом, – добавил он, указывая через раскрытую дверь куда-то направо. – И поторопись.

Комната, в которую он меня привел, была ничуть не больше той, что я занимал у себя дома, зато выглядела гораздо опрятней. Я распахнул ставни, с удовольствием вдохнул свежий воздух и полюбовался видом из окна, который состоял из нескольких могучих деревьев и пары дворовых построек Затем я наполнил водой таз, снял рубашку и начал мыться. Потом я решил, что помыться мне лучше всего полностью, и скинул с себя все остальное. Я извел на себя несколько тазиков воды и добрую пригоршню шампуня, после чего как следует растерся полотенцем. Затем открыл платяной шкаф, о котором говорил мне дядя, и стал подыскивать себе одежду.

Напоследок я тщательно причесал волосы, вычистил ногти и прополоскал рот. Только после этого я отправился в небольшую комнату, расположенную за кухней.

Еще издали я услышал знакомые голоса. Один из них принадлежал моей тете, Мерил, а другой...

– Барри! – воскликнул я сразу же, как зашел. Он поднялся из-за стола и слегка улыбнулся мне:

– Слышал, что с тобой приключилось.

Я кивнул.

– Выглядишь вполне сносно, – добавил он.

– Ты тоже, – сказал я, на что Барри ответил кривой усмешкой.

Обняв для приличия тетю Мерил – высокую темноволосую даму с чуть заметным шрамом над левой бровью, – я уселся за стол и стал накладывать себе на тарелку еду. Затем по очереди оглядел присутствующих.

Барри положил вилку и сказал:

– Я прибыл сюда еще вчера. Когда я увидел, что попал в разрушенный город, то сразу понял, что Бекки ошиблась и перепутала сигналы. Было ужасно темно, поэтому я не сразу сориентировался. Но потом все-таки сообразил, что нахожусь абсолютно в другом конце города. Пришлось два часа топать пешком до места, где спрятан транскомп.

– Ну и?.. – не выдержал я. – Не было там...

Барри покачал головой.

– Не было ни Тома, ни каких-либо следов его пребывания, – ответил он. – Я посветил себе спичками, когда спустился в бункер, – там везде был свежий нетронутый слой пыли. На земле следов я тоже не обнаружил – кроме своих собственных. В общем, похоже, что в последнее время в этих местах никто не появлялся. Ну, тогда я настроил транскомп и перебросился сюда, чтобы сообщить, что тебя следует искать где-то здесь.

Дядя Джордж кивнул:

– Мне лично все стало ясно. Нетрудно было догадаться, что после перемещения ты окажешься примерно на том же расстоянии от нас, что Барри – от транскомпа в том центре, куда забросила его Бекки.

– Понятно, – спокойно произнес я. – Значит, папа не был в мертвой зоне. Но тогда, выходит, он должен быть здесь? Так он здесь – или нет?

Дядя Джордж отвернулся. На несколько секунд повисло молчание, а потом тетя Мерил отрицательно покачала головой.

– Боюсь, придется тебя огорчить, – промолвила она. – К нам он тоже не перемещался.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил я. – Мы же рассчитали единственно возможные варианты. Либо та зона – либо эта.

– Видишь ли... нет, – пробормотал Барри. – Первоначальное положение стрелки оказалось верным.

Я нахмурился:

– Не понимаю. Даже если это и так, мы же заблокированы от черных зон. Невозможно перейти туда через наши машины.

Он посмотрел на тетю Мерил.

– На самом деле это не совсем так, – мягко возразила она. – С помощью определенной настройки возможно. Дело в том, что существуют пиратские установки.

– Пиратские транскомпы? – переспросил я. – Впервые о таком слышу.

– У тебя еда стынет, – вставил дядя Джордж.

– Я не хочу есть.

– Хочешь, хочешь, – сказал он. – Ешь, а мы пока разъясним тебе немного, что к чему.

Я начал есть, и голод тут же захватил надо мной власть. Теперь меня было уже не остановить.

– Твой отец переместился в третью черную зону, – начала рассказ тетя Мерил. – Раньше это была белая зона, но несколько лет назад «черным» удалось подчинить ее себе.

Я кивнул, продолжая жевать. Разумеется, я знал об этом.

– Но они захватили ее не полностью, – продолжала тетя. – Возникло движение сопротивления, появились партизанские отряды. У них есть свои собственные транскомпы, и мы поддерживаем с ними связь. С первых дней завоевания белые зоны, как могут, помогают им.

– Папа тоже об этом знал? – спросил я.

– Да. Он долгое время поддерживал связь с одним из таких отрядов. Скорее всего «черным» в конце концов удалось перехватить его сигнал. Они уже многие годы охотятся за частотами белых центров. Кстати, у них тоже есть свои пиратские станции – почти во всех белых зонах. Но этого им мало. Ведь доступ к самой станции – а значит, и к делам центра – открывает новые возможности для их подрывной деятельности.

– Вы просто убили меня этой новостью, – сказал я.

– «Черные» очень долго пытались вычислить ваш код, – продолжала тетя, – и это им все-таки удалось. Судя по всему, произошло вот что: кто-то переместился к вам на станцию, и Том вступил с ним в схватку, а потом сбежал на одну из пиратских установок...

– Так, значит, если вы знаете частоту этой установки, мы сможем переместиться туда и освободить его?

– Не все так просто, – ответила тетя. – Как только Том перебросился туда и рассказал, в чем дело, они неминуемо должны были засекретиться и изменить сигналы. Судя по всему, они так и сделали, потому что, сколько мы ни пытались пробиться к ним по старому коду, у нас ничего не получилось.

– Но это может означать и то, что все они погибли, а установка просто взорвана! – выкрикнул я. – Наверное, «черные» сначала вышли на партизанский код, а потом путем перехвата поймали сигнал отца. После этого они заслали в нашу зону лазутчика – чтобы разобрался с отцом, – а сами напали на партизан и уничтожили их...

– Да нет же, – успокоил меня дядя Джордж. – По частоте можно определить лишь общее направление, а не сам источник сигнала. «Черные» могут и не знать их точный код – они ведь только перехватывают, а не перемещаются. Все, что в их силах, – это перехватить спектр поступающих сигналов. В конце концов, не только ваша станция подверглась...

– Постойте-постойте, – перебил я его, откладывая в сторону вилку. – Если я правильно понял, то это нечто вроде войны?

– Пожалуй, – кивнула тетя. – Подпольная борьба велась с первых дней завоевания, и все это время белые зоны поддерживали повстанцев. Но настоящий конфликт разгорелся только сейчас.

– А что, собственно, такое произошло?

– Просто повстанцы последнее время заметно окрепли, – пояснила она. – Им удалось захватить довольно большие территории, включая крупные промышленные города. Стало ясно, что, если так пойдет дальше, они обязательно добьются своего. Разумеется, «черные» в первой зоне всполошились и бросились спешно уничтожать все связи повстанцев с «белыми». Кроме того, нам теперь самим приходится думать, как бы они на нас не напали.

Некоторое время я молча вглядывался в лицо Барри.

– Ты знал это? – спросил я.

– Ну, знал, – ответил он.

– И почему же, интересно, ты не сказал об этом мне?

– Меня просили не говорить.

– Кто просил?

– Родители. И твой отец тоже.

– А почему они запрещали тебе об этом говорить?

– Не знаю.

Я снова посмотрел на тетю Мерил.

– Ну так почему же? – спросил я. – Почему вы вообще все от меня скрываете?

– Давай-ка доедай, – велел дядя Джордж.

– Нет, я хочу знать почему!

– Я сказал: доедай, – повторил он. – Потом поговорим.

Я еще раз обвел всех настороженным взглядом и понял, что по крайней мере сейчас мне от них ничего не добиться. И я снова взял в руки вилку...

Глава 8

Нет, похоже, мне суждено до конца дней своих жить среди тайн, которые так и останутся нераскрытыми. В принципе к такому положению вещей я привык с детства – как и другие дети в подобных семьях. Не спорю, это вполне логично. Мы же ходим в школу, заводим себе друзей в тех городах, где базируемся, то есть общаемся с людьми точно так же, как и все остальные. И если бы я в раннем возрасте узнал обо всех делах нашей семьи, я мог бы по глупости проболтаться – и поставил бы своих родственников в неудобное положение. Поэтому, когда я был маленький, мне особо ничего не рассказывали – хотя я и догадывался, что вокруг меня происходит что-то необыкновенное. Дети всегда чувствуют это, даже если не понимают. Вот тогда у меня и началась эта «секретная» паранойя.

Всю жизнь мне доверяли что-либо только в случае крайней необходимости. Как я уже говорил, в детстве меня это нисколько не удивляло, хотя иногда я все же задавался вопросом – а так ли строго подходят к этому в других семьях? Помню, как родители часто обрывали разговор, если в комнате появлялся я, и украдкой шептали друг другу: «Потом» или: «Подожди – вот он уйдет». Согласитесь, это любого разозлит – если с ним обращаться, как с какой-то бесчувственной куклой.

И вот теперь опять!

Я все понимаю. Случилось что-то действительно из ряда вон выходящее, если даже лужайку перед домом Кендаллов отдали под военный лагерь. Но раз уж мне все равно рассказали про повстанцев в черной зоне, про то, что папа сейчас у них, – почему бы не открыть карты до конца?

Завтрак закончился в полном молчании. Я ждал, что, может быть, кто-нибудь соизволит хотя бы объяснить мне причину такого поведения. Однако никто не произнес ни слова, пока все не закончили есть, и тогда дядя Джордж сказал:

– Далеко не забредай.

– Хорошо, – согласился я. – Но почему?

– Просто не надо – и все.

– Ладно, погуляю где-нибудь за домом.

Он кивнул.

Я хлопнул задней дверью и вышел на аллею. Мне хотелось побыть одному – я так и заявил Барри, когда он порывался пойти вместе со мной. Через некоторое время я вышел к небольшому ручью, уселся на тенистом берегу и принялся швырять в воду камешки.

Это уже даже больше, чем привычка, – все от меня скрывать. Вот родители Барри, например, рассказали ему про войну в третьей зоне, а мой отец не только не посвятил меня, но еще и Барри велел молчать. О чем это говорит? Просто родители Барри доверяют ему, а мой отец мне – нет. Но ведь если ты хочешь узнать, можно ли доверять какому-то человеку, нужно же сначала доверить ему хоть что-нибудь и посмотреть!.. Я бросил следующий камешек с особенным жаром – так, что он ударился о какой-то выступ среди ручья и рикошетом отскочил на другой берег.

Вообще-то я терпеть не могу всякие мрачные раздумья по поводу собственной неполноценности. Охота была тратить время на такую чушь! Конечно, раньше меня иногда посещали подобные мысли, но я всегда старался их отогнать, так как понимал, что скрытность родителей полностью оправдана. Только все они словно сговорились относиться ко мне как к недоумку. Барри, значит, можно все знать – мне ничего. Бекки с мамой тоже вечно о чем-то шептались – и боялись, как бы я не услышал. Дейву тоже – уж в этом я не сомневаюсь – известно побольше моего...

Не знаю, сколько часов я просидел на берегу этого дурацкого ручья – и никто не пришел за мной, никто даже не окликнул. Иногда я вставал и переходил на другое место, потому что в том кончались камушки. Небо все больше зарастало тучами. Ну давай же, полей меня – мысленно подзадоривал я. Однако дождь так и не пошел. Зато вполне ощутимо понизилась температура воздуха и поднялся ветер.

Я посидел еще немного и вдруг, потянувшись за очередным камушком, заметил на другом берегу ручья какое-то странное белое пятно. Приглядевшись, я понял, что это всего лишь облачко тумана, которое, словно легкий занавес, повисло между двух стволов. Надо же, я и не заметил, как оно появилось. И почему-то только одно облачко – в других местах воздух был совершенно прозрачен. Странно... Может, там какой-нибудь болотистый участок? Но тогда почему эту дымку до сих пор не разогнало ветром?

На всякий случай я швырнул прямо в середину тумана камушек – никаких изменений.

В конце концов я устал бороться с собственным любопытством и отправился искать место, где можно перейти ручей. Ниже по течению я увидел несколько торчащих над водой валунов и по ним благополучно перешел на другую сторону. Затем вернулся по берегу немного назад и сразу же увидел ту самую дымку. Туман как туман. Ничего особенного. Наверное, уж совсем у меня дела плохи, если я начал бродить по кустам и разглядывать облачка тумана.

Тем не менее я подошел поближе.

Я бы не сказал, что это было болото. Никаких посторонних запахов я тоже не уловил. Сам туман был густой и белый. Я протянул в него руку и сразу ощутил холод. Впрочем, руку я видел. Я слегка подвигал пальцами – туман и не думал расходиться. Когда я уже собрался убрать руку обратно, мне вдруг показалось, что я слышу чье-то отдаленное пение. Я застыл на месте, пытаясь определить, откуда оно доносится – если оно действительно есть, а не плод моего воображения.

Пение стихло. Я сделал шаг назад и опустил руку, как вдруг снова услышал тот же голос.

Ну и дела. Теперь я не сомневался, что из тумана действительно доносятся какие-то звуки – откуда-то из самой его гущи и, видимо, издалека. Странно было другое – эти звуки казались мне удивительно знакомыми. Впрочем, чему тут удивляться? Просто я забыл, в какой зоне я нахожусь. Здесь же может произойти все, что угодно. Наверняка это какое-нибудь местное магическое явление. Главное теперь – определить, хорошее это явление, плохое или просто никакое. Вдруг это ловушка, которая, как только войдешь внутрь, сразу захлопнется? А может, наоборот, – что-нибудь ужасно полезное и интересное?

И почему такой до боли знакомый голос? Это больше всего разжигало мое любопытство – и я решился снова протянуть в туман руку.

Пение сразу же зазвучало более отчетливо – и вдруг я узнал его...

– Бекки! – радостно вскричал я и рванулся на голос. – Бекки! Это ты? Где ты?

Я вошел в этот сумрак, который справа и слева казался молочно-белым, а впереди сгущался в какую-то грязно-серую тьму. Казалось, тьма тянется невероятно далеко, за пределы поместья. Я не различал в ней ни силуэтов деревьев, ни границы между землей и небом. Сделав еще один шаг, я снова позвал Бекки. Теперь и мой собственный голос звучал странно – словно бы я говорил в подушку.

– Эй, Джим! – раздался где-то недалеко голос Бекки. – Это ты, Джим?

– Да, – отозвался я. – Что ты там делаешь?

– А ты где?

– Просто я гулял за домом дяди Джорджа и тети Мерил и зашел в туман, – объяснил я. – И вдруг услышал твой голос.

– Дальше не ходи, – сказала Бекки. – Только разговаривай.

– Про что разговаривать?

– Да про что угодно. Это совершенно неважно. Я тут заблудилась. Искала тебя – и заблудилась... Ну вот, кажется, удалось подойти чуть поближе.

– Так-так, по-моему, тоже ты теперь ближе.

– Давай говори что-нибудь, а я попробую выйти на голос.

Я начал, не задумываясь, выбалтывать все, что было у меня на уме, – просто чтобы ей было слышно. Наверняка Бекки и не слушала, что я там несу, так как она снова принялась петь. Я даже сам себя толком не слушал – было бы странно, если бы я всего этого не знал.

Ее пение становилось все громче, и вскоре я уже не сомневался, что сестренка где-то рядом. Я стал изо всех сил вглядываться в сумрак и в конце концов слева от себя увидел какой-то смутный силуэт. Я вытянул обе руки и крикнул:

– Бекки! Сюда!

Она сделала еще один шаг – и через секунду я уже держал ее руки в своих.

– Ну вот, а теперь иди обратно тем же путем, что пришел сюда.

Мне хватило пары шагов, чтобы оказаться в том месте, где я стоял до этого, – то есть перед стеной тумана. Бекки вышла следом за мной и тут же бросилась мне на шею. Я обнял ее, и туман немедленно стал рассеиваться.

– Прости, – прошептала она. – Прости меня.

– Ты насчет чего? – спросил я.

– Я же все перепутала и отправила вас с Барри не туда, куда надо. Я еще недостаточно хорошо научилась...

– Да уж ладно тебе, – успокоил я ее. – Главное, все получилось. Теперь мы оба здесь, у Кендаллов. Самое худшее позади.

– А ты... ты менял облик? – спросила Бекки.

– Ну да.

– Наверное, плохо было?

Впервые за все время я задумался над этим вопросом.

– Скорее это было... ну, что ли, несколько неожиданно, – ответил я. – Нет, я бы не сказал, что это было совсем уж плохо. Знаешь, мне бы все равно пришлось рано или поздно пройти через это. И потом, дядя Джордж говорит, что научит меня управлять превращением. Думаю, мне стоит пожить здесь в свой студенческий год и обучиться всем тонкостям.

– Я так боялась, что с тобой что-нибудь случится!

Я покачал головой:

– Да нет же, со мной ничего такого не случилось. Только вот ни одному из нас не удалось найти папу.

– Я знаю. Он в черной зоне, – сказала Бекки. – Тот тип, с которым он дрался, хотел действительно проникнуть в нашу зону, но Тому удалось его подстрелить – слегка подстрелить, – после чего сам он сразу переместился. Затем «черный» сломал нашу установку и...

– Продолжай, продолжай! – не вытерпел я. – Только откуда ты все это знаешь?

– Уборщики, – ответила она. – Они появились вскоре после того, как вы отбыли.

– Но ведь они уже... – начал я и в ту же секунду понял, что она хочет сказать.

– Тот человек, видимо, и был «черным» агентом, – продолжала она. – Это его кровь ты тогда учуял. Вероятно, у него есть сообщники в городе, которые в курсе всех наших дел, – они-то и научили его, что надо сказать, чтобы скрыться незамеченным. У них было продумано все до мелочей.

– Почему ты так решила? И почему ты так уверена, что те, другие, – настоящие?

– А я их узнала. Я как раз смотрела в окно, и тут они подъехали на своей обычной машине. Вспомни – мы же не видели, какая была машина у первых уборщиков, да и голос того, что разговаривал с нами через дверь, я тоже никогда не слышала. Кстати, тем, вторым, я тоже поведала твою легенду о некой реконструкции. А еще я вспомнила, что ты тогда говорил про кровь. Поэтому, когда они уехали, я включила везде свет и обошла помещение. Так вот, на заднем крыльце я обнаружила несколько засохших пятен крови – и на стоянке тоже.

– А почему ты думаешь, что он переместился к нам через транскомп – и напал на папу?

– Не знаю, – сказала Бекки. – Но могу поклясться, что это связано с войной в черной зоне. Обстановка там сейчас накалилась, и «черные» пытаются создать беспорядки в других зонах, чтобы «белые» не могли помогать партизанам.

Все время, пока мы говорили, я держал Бекки в объятиях, но тут я резко отстранил ее и посмотрел ей в глаза. Я ведь не говорил ей об этом – даже когда нес всякую околесицу, подавая голос из тумана. Я говорил о чем угодно – о том, что мне никто не доверяет, что все все от меня скрывают, – но ни словом не обмолвился о партизанах. Так, значит, она тоже знала! Знала и молчала!

Я стиснул зубы с такой силой, что они скрипнули.

– Джим, да что с тобой?

– Все, все до одного знали – кроме меня! – выкрикнул я. – Даже ты! Что же это получается? Значит, тебе он рассказывает, а мне – нет?

– Ничего мне Том не рассказывал! – в тон мне проорала Бекки. – Я сама обо всем узнала! Сперва он даже не знал, что я знаю!

– Что значит – сперва? – спросил я. Она осеклась и посмотрела на меня немного испуганно.

– Просто потом я призналась ему, что знаю. Вот то и значит.

– Ну и что же он? Что он тебе сказал? – спросил я.

– Сказал, чтобы никому не рассказывала.

– И все?

– Угу.

– Ладно, ладно, – проворчал я. – Не умеешь врать – не берись.

– Ну, может быть, он не совсем так выразился, – опустила глаза Бекки, – но по смыслу было то же самое.

– Бекки, – сурово произнес я. – Скажи мне точно, что именно он тебе сказал.

Она отстранилась от меня.

– Послушай, я не хочу больше говорить об этом, – пробормотала сестренка. – И вообще, я упомянула про эту войну только потому, что ты проболтался о ней, когда разговаривал сам с собой в тумане. А теперь хватит об этом. Ладно?

– Нет, не ладно, – не унимался я. – Я хочу знать. Мне надоело чувствовать себя изгоем в своей семье. Какое он имеет право мне не доверять?

– Ну хорошо, я дословно передам тебе, что сказал Том. Да, он действительно не говорил мне: «Держи язык за зубами». Он просто сказал: «Не рассказывай Джиму».

Бекки отвернулась.

– Правда он так сказал?

– Правда.

– Но почему?! Если он доверяет мне, почему не хочет, чтобы я тоже обо всем этом знал?

– Этого я тебе не могу сказать.

– Почему?

– Он взял с меня слово.

Я вздохнул, после чего изо всех сил шлепнул ладонью по стволу дерева. И вдруг все мои прежние домыслы как-то сами собой выстроились в стройную картину.

– Послушай, а это как-то связано с тем, что там происходит сейчас?

– Да, – ответила Бекки.

– В таком случае, – сказал я, – все клятвы отступают на второй план. Он в опасности – и ему нужна помощь. Когда он брал с тебя обещание, он же не рассчитывал, что дело так обернется. А теперь ситуация изменилась. Я должен знать все, иначе я не смогу ему помочь...

Бекки глубоко задумалась. Лицо ее поочередно отразило несколько стадий сомнения, и только после этого она заговорила снова.

– Знаешь, почему он не хотел тебе ничего говорить? – спросила она. – Потому что на самом деле Агата жива.

Агата... Так зовут мою мать.