Текст книги "Темное путешествие"

Глава 9

Так... Спокойно, Джим, спокойно.

Теперь я разрешаю себе думать о матери – еще недавно не разрешал. Мы с ней были очень привязаны друг к другу, поэтому думать о ней в прошедшем времени... Словом, это для меня невыносимая мука. Они с дядей Джорджем – брат и сестра, хотя и совершенно не похожи. Дядя Джордж маленького роста, плотный и русоволосый, мама же была высокой, стройной брюнеткой. Кроме того, дядя Джордж – оборотень, а мама – нет. Дядя Джордж – молчаливый и скрытный, а мама всегда была улыбчивой и открытой. У них в семье любили шутить, что мама забрала всю общительность, отпущенную на троих отпрысков – дядю Джорджа, Дэлу и ее саму. И при этом она вовсе не была какой-то пустышкой или неженкой. У себя в зоне мама занималась наукой и математикой, а также, как и все в их семье, очень любила природу и свежий воздух. Все отпуска она проводила в походах – лазая по скалам или плавая на каноэ. Еще она отлично стреляла из лука и была дважды чемпионкой среди женщин по стрельбе из пистолета... Должен признаться, что поначалу я страшно ревновал, когда она взяла к нам жить Бекки и между ними завязалась какая-то непонятная мне дружба.

Однажды, около года назад, мама отправилась в другую зону. Такие визиты для нас не редкость – мы всегда поддерживаем отношения между семьями. Но на этот раз ее отсутствие затянулось дольше обычного. Ее не было уже несколько месяцев. А отец все твердил: «Ничего страшного. Не волнуйтесь». Но я, конечно же, волновался – можно подумать, я не видел, как он сам переживает. И один раз, когда я снова спросил его про маму, он ответил:

– Произошел несчастный случай. Она больше не вернется.

Сколько я ни пытался выпытать у него подробности, он только отмахивался: «Я не хочу об этом говорить», или «Мне нечего больше сказать», или «Не будем об этом»... Да, если уж отец замкнется, то дяде Джорджу с его молчаливостью до него далеко!

Словом, что именно случилось с моей матерью, я так и не узнал – пришлось просто поверить в то, что ее больше нет. А кому, скажите, понадобилось бы меня обманывать?

Я посмотрел на Бекки – мою соперницу и одновременно соратницу, готовую делить со мной все радости и потери, – и меня захлестнуло целое море противоречивых мыслей и чувств.

– Не понимаю, – произнес я наконец. – Неужели вам было мало просто ничего не говорить мне? Решили еще и нарочно ввести меня в заблуждение... Почему, почему ты знала, а я нет?!

Бекки направилась к поваленному дереву. Я пошел за ней.

– Сначала Том пытался кормить меня теми же сказками, что и тебя, – промолвила она, – но я очень быстро раскусила, что это неправда, и сказала ему об этом. И вот тогда он попросил меня не говорить тебе.

– А он объяснил почему?

– Да. Он боялся, что ты вычислишь код и будешь пытаться ей помочь сам – а это бы только сорвало операцию. Том решил, что это единственный выход, чтобы быть спокойным и держать ситуацию под контролем. Ну, а если все получится – это был бы для тебя приятный сюрприз.

– А если нет – я бы уже и так знал худшее, да? Она что, с повстанцами?

– Да. Не думаю, что отцу все это очень нравится – так же, как и всем остальным, – но боюсь, что у него не было особого выбора. Она приняла это решение во время своей последней поездки.

– Почему?

– Собралась целая группа добровольцев – со всех белых зон. Большинство из них – специалисты по...

– По стрельбе?

– Да, и это тоже. Но не только. Ведь Агата вместе со своей сестрой долгое время жила в этой зоне по студенческому обмену. Она хорошо знает язык, ей там нравится, а ее сестра вообще вышла там замуж и осталась насовсем. И теперь...

– Ничего не понимаю, – перебил ее я. – Про Дэлу я, разумеется, знал, но я никак не думал, что это та самая зона... Она что – сама говорила тебе об этом, да?

– Так, между делом упоминала.

Бекки подошла к поваленному дереву и села. Только теперь я заметил, какой у нее усталый вид. Я опустился рядом с ней и принялся отламывать от ствола сучки, а затем кромсать их на все более мелкие кусочки.

– Понимаешь, дело не только в ее мастерстве стрелка, – продолжала Бекки. – Это как раз не самое главное.

– А что же тогда главное?

– Ну... то же самое, что и у меня. Понимаешь?

Да, кажется, я понял, но... Я даже не сразу нашелся, как об этом сказать. Впрочем, когда не знаешь, что сказать, лучше всего говорить прямо.

– Выходит, моя мать – ведьма? – спросил я. Бекки пожала плечами:

– Она никогда не любила это слово. Дело в том, что на языке древних религий оно имеет какое-то особое значение и предполагает особый статус. У нас его нет. Мы... мы просто умеем чувствовать и улавливать определенные сигналы – я уверена, именно поэтому она тогда вышла на меня. Ей нужен был кто-нибудь, чтобы передать свои знания.

– И как же тогда вас прикажешь называть?

– Да как хочешь, так и зови. В некоторых местах пользуются словом «чародейка»... Тому, конечно, все известно. Но вообще мы по обычаю сохраняем тайну. Особенно важно, чтобы «черные» не пронюхали, кто мы на самом деле. Тогда они быстро найдут способ от нас избавиться – как избавились от моей бабушки. Не любят они нас.

– Но почему?

– Потому что не понимают. И боятся. Ведь почти все мы на стороне «белых».

Мы помолчали немного, затем Бекки продолжила:

– В последнее время партизанам удалось освободить много городов. Люди там целиком перешли на их сторону. Сейчас у них две армии, и они снова готовятся к наступлению. Все надеются, что переломный момент достигнут и скоро судьба зоны будет окончательно решена...

– Мне уже приходилось слышать эти сведения, – перебил ее я. – Не далее как сегодня. Но, насколько я понял, никаким окончательным решением там даже и не пахнет. И именно поэтому здесь полная лужайка солдат. А честно тебе сказать – так мне кажется, – дела у них обстоят неважно. Похоже, «белые» собираются отправить им на подмогу еще одну группу.

– Ты прав, – ответила Бекки, – и не просто группу, а группу с особой миссией.

– Как я понимаю, это будет очень скоро.

Она кивнула.

– Да, уже скоро.

Я обломил последний сучок.

– И откуда только ты так много знаешь? – вырвалось у меня.

– Агата мне сообщает, – сказала Бекки, – когда мы с ней разговариваем. Кое-что я вижу, то есть чувствую, сама – в тот момент, когда оно происходит, а иногда и до этого.

– Так, значит, ты общаешься с мамой?!

– Угу. Иногда удавалось даже встретиться.

– Это все с помощью твоих свечек?

– Вроде того.

– А когда ты последний раз выходила с ней на связь?

– Сегодня ночью. Сначала я попыталась пробиться к ней, но она меня не пустила. Закрыла проход. Тогда я решила, что лучше перемещусь сюда. Но я уже была такая вымотанная, что начала плутать.

– А она... у нее все в порядке?

– Думаю, да. Правда, дела у них действительно неважные. Пока еще я не выяснила до конца, в чем загвоздка, но буду пытаться. Кажется, они должны что-то сделать, но они окружены...

– Они в опасности?

– Наверное.

– Что же нам делать?

– Пока не знаю. Нужно хорошенько все обдумать.

– А тебе не кажется, что следует пойти и рассказать все дяде Джорджу и тете Мерил?

– Нет, – сказала Бекки. – Они и без нас сообразят, что делать, когда придет время. А сейчас им все равно ничего не добиться. Выхода нет, полная блокада... – Она вдруг запнулась. – Блокада... Блокада... Блокировка! Ну да, конечно!

Она радостно вскинула взгляд и улыбнулась.

– И что? – спросил я.

– Блокировка! – воскликнула Бекки. – Мне кажется, именно в этом все дело! Но надо еще проверить.

– Ничего не понимаю...

– Потом поймешь, – перебила меня она. – Вот что, Джим. Мне нужна твоя помощь.

– Что я должен сделать?

– Сходить и принести мне поесть. Я ужасно голодна. И еще притащи какую-нибудь миску – только чистую.

– А почему ты не можешь пойти со мной в дом и поесть нормально?

– Ни за что! – заявила Бекки. – Тогда у нас ничего не получится. Они обязательно помешают нам – ведь они знают, кто я такая.

– Помешают? Чему же они помешают?

– Пока еще точно не знаю. Потом все объясню. Но, как бы там ни было, не говори никому, что я здесь.

Я посмотрел вверх на клочок пасмурного неба, неровно очерченный верхушками деревьев.

– Наверное, дождь пойдет, – заметил я.

– Ну, значит, я промокну, – вздохнула Бекки. – Так ты точно никому не скажешь?

– С какой это стати я стану кому-то говорить?

***

Дядя Джордж застал меня за поисками еды и миски. Когда он спросил меня, чем я занимаюсь, я вполне честно ему ответил:

– Вот ищу что-нибудь поесть.

– Ладно, когда поешь, зайди в библиотеку – нам надо потолковать, – сказал он.

Свершилось! Наконец-то он сподобился объяснить мне, что происходит. Может, хоть теперь мне удастся сложить из всех этих обрывков цельную картину.

– Пойдем лучше сейчас, – предложил я. – Перекусить я могу и попозже.

Он согласно кивнул, и мы отправились в библиотеку.

Скажу сразу: рано я радовался. Разговор наш был весьма далек от проблемы войны в черной зоне и судьбы моих родителей. Почему-то именно сейчас дядя Джордж решил преподать мне пространный урок оборотневедения.

Впрочем, надо отдать должное, урок был совершенно захватывающим. Я просто в рот ему смотрел все время, пока он объяснял и показывал. Я узнал, например, что настоящий оборотень умеет перевоплощаться тогда, когда ему это понадобится, и полная луна совершенно не нужна. Еще я узнал, что превратиться можно не только в волка, хотя это и самое простое. Хороший оборотень способен принять практически любой облик – разумеется, в рамках собственной массы и после определенной тренировки.

Слушать дядю Джорджа было так интересно, что я совершенно потерял счет времени и не заметил, как пролетела добрая пара часов. Наконец он закончил и добавил:

– Наверное, теперь уже и перекусывать ни к чему – и так обед скоро.

Какой же я кретин! Я сразу же вспомнил про Бекки, которая сидела там одна – голодная и холодная – и ждала, пока я принесу ей миску.

– Нет, я все-таки чуть-чуть перехвачу, – бросил я на ходу, пока шел к двери.

Дядя Джордж несколько странно взглянул на меня, а затем сказал:

– А я-то думал, ты захочешь задать мне еще какие-нибудь вопросы.

– А разве я получу на них ответ?

– Пока нет, – ответил он. Я пожал плечами:

– Ну вот, собственно, так я и думал.

– Потерпи еще немного, – вздохнул он, провожая меня глазами. – Пойми, есть причины, чтобы не говорить тебе.

Я кивнул:

– Не сомневаюсь. Ну что, я пошел?

Дядя Джордж открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом, очевидно, передумав, закрыл его и просто пожал плечами. Я повернулся и вышел из комнаты.

По дороге в кладовую я размышлял – а может, в последний момент он действительно чуть не сказал мне больше, чем собирался сначала? Наверное, жалеет меня... Да какая теперь разница? Самое главное я все равно уже знаю.

Однако надо торопиться. Я вбежал в кладовую, быстро отрезал для Бекки по куску хлеба и сыра, а потом еще захватил пару яблок. Завернув все это в льняную салфетку, взял с полки небольшую миску и уже собрался идти, как вдруг услышал доносящиеся со двора знакомые выкрики. Я спрятал еду и миску под рубашку и вышел из дома.

Барри я обнаружил за конюшней, где он облюбовал себе ровную площадку. Насколько я знаю, то, чем он занимался, называется «ката» – попросту говоря, разминка, во время которой он изо всех сил махал руками и ногами, перемежая все это криками «ки-я!». Должен признаться, довольно красивое зрелище.

Впрочем, мои мысли занимало сейчас совсем другое: говорить или не говорить ему про Бекки? С одной стороны, я не знал, что она там задумала и к чему это все приведет. С другой стороны, Барри был нам не чужой и с самого начала принимал во всем участие – то есть был готов помочь. Смущало меня лишь одно: вдруг он вобьет себе в голову, что его долг – рассказать про Бекки Кендаллам?

Почему я принял тогда именно такое решение?.. Потом я думал об этом. Может, я просто доверял ему? Или все дело в том, что мне пришлось пройти мимо него по пути к Бекки и он заинтересовался, куда я иду?

Глава 10

Пока мы с Барри шли к тому месту в лесу, я рассказал ему про Бекки и про то, что узнал.

– Мне было очень тебя жаль, – хотел извиниться Барри, – но Том попросил меня не говорить об этом. Понимаешь, он мой шеф...

– Понимаю, – сказал я.

– Он думал, что ты будешь крутить ручку до последнего, пока не выйдешь на их частоту. И тогда переместишься к ней и...

– Правильно он думал, – вставил я.

– ...и наломаешь там дров.

– И это тоже запросто, – согласился я.

– Но я рад, что ты теперь все знаешь.

Я молча кивнул. Мне было не по себе, потому что мы уже подходили к тому месту, где я оставил Бекки. Я очень быстро нашел поваленное дерево, однако там никого не было. Тогда я огляделся вокруг – Бекки как сквозь землю провалилась. И только спустя несколько секунд я сообразил, что некий предмет, который я поначалу принял за валун или пень, и был ею. Бекки сидела на корточках и не двигалась.

– Послушай, – окликнул я ее. – Ты уж меня прости, но раньше я просто не мог вырваться...

– Знаю – я все вычислила, – подняв голову, сказала она. – Давай мне еду и постарайся не наступить на мой рисунок. Привет, Барри.

Подойдя поближе, мы увидели, что Бекки окружила себя со всех сторон сложным узором из переплетенных линий, которые она нацарапала прямо на земле. Возле ее правой руки лежала какая-то сырая на вид палочка, а с левой стороны возвышалась кучка таких же сухих.

Барри остановился и стал с подозрением и опаской разглядывать все эти художества. Я аккуратно, стараясь не наступать, прошел между линиями и отдал Бекки все, что принес. Завтрак она взяла, а миску вернула со словами:

– Иди и вымой ее в ручье. Потом наполнишь на две трети водой и принесешь сюда.

Пока я ходил к ручью, где-то вдалеке несколько раз громыхнуло, но дождь все не начинался. Я вернулся к Бекки, которая еще продолжала есть, и осторожно, стараясь не расплескать на рисунок, поставил перед ней миску с водой. И тут мой желудок, – видимо, почувствовав близость еды, – властно дал о себе знать. Как же я забыл – сам-то я тоже не обедал. Эх, надо было брать больше!

Бекки протянула мне пустую салфетку и яблочные огрызки.

– Убери, пожалуйста, – попросила она.

– Хорошо, – сказал я. – А потом что?

– А потом жди, – ответила Бекки. – Вон там. – Она махнула рукой в сторону, где сидел в траве Барри.

Сначала я зашвырнул огрызки в кусты, а салфетку сложил и засунул в карман. Затем пристроился на корточках рядом с Барри, и мы стали ждать.

– Что она делает? – прошептал он.

– Похоже, просто пялится на миску с водой, – сказал я.

Это продолжалось довольно долго, но идиллию прервал раздавшийся со стороны дома звон колокольчика – звонили к обеду. Почти сразу же мы услышали, как позвали сначала меня, а потом Барри. Это был голос тети Мерил.

Барри тихонько выругался себе под нос и поднял на меня вопросительный взгляд.

– Нам время идти, – сказал я.

– Знаю, – ответил он. – Но они ведь могут отправиться нас искать?

– Давай подождем и тогда увидим.

Через несколько минут тетя позвала снова. И опять мы не подали никаких признаков жизни. Но уже вскоре Бекки скомандовала:

– Идите сюда.

Мы встали и осторожно прокрались к ней по лабиринту рисунков. Продолжая сидеть и даже не повернув головы в нашу сторону, Бекки сказала:

– Теперь я поняла, что произошло. Положение совершенно безвыходное...

– Что ты имеешь в виду? – спросил Барри, когда пауза начала перерастать в неловкое молчание.

– Страсти разгорелись вокруг главной установки – это нечто вроде электростанции, – пояснила Бекки. – Повстанцы находятся как раз рядом с нею, и если им удастся ее захватить – победа обеспечена. Тогда в их власти будет целая область. Но для этого надо вырваться из кольца «черных» сил, которые зажали их там и не выпускают. Обе стороны отлично сознают, насколько важен исход этой схватки. И обе ждут подкрепления. К кому подкрепление подоспеет раньше – тот и победит.

Снова послышался звон колокольчика. И снова выкрикнули наши имена. На этот раз голос тети Мерил звучал весьма раздраженно.

– А где находится армия подкрепления «черных»? – спросил я.

– Они уже в пути и везут с собой артиллерию.

– А где наши?

– Наши ждут – рассыпаны по всем белым зонам, – ответила Бекки, и я сразу вспомнил о военном лагере перед домом. – Но они не могут переместиться туда, чтобы помочь им. – Послышался новый раскат грома, на кусты и деревья с шумом налетел ветер. – Дело в том, что «черные» глушат все сигналы с их транскомпа, – продолжала Бекки, отвечая на мой вопросительный взгляд. – Они узнали частоты, на которых работает пиратская установка, и теперь блокируют их своей собственной машиной.

– Так, значит, «черные» победят – как только к ним подоспеет помощь... – вымолвил Барри.

– Если только никто не выведет из строя их приемник, – процедила сквозь зубы Бекки.

– Но мы же не можем никого туда послать, когда зона блокирована, – сказал я. – Получается замкнутый круг – прямо по Хеллеру. Ловушка-22.

– Я в состоянии нас перебросить, – тихо сказала Бекки. – Так же, как переместилась сюда.

– Но ведь, кажется, этот путь мама тоже заблокировала, – возразил я.

– Нет, она заблокировала только путь к ней самой. Не может же она закрыть от меня всю эту чертову зону.

– Значит, говоришь, мы можем туда переместиться... – прищурился на нее Барри. – Ну и что, ты полагаешь, сумеют сделать трое ребятишек против хорошо вооруженного войска? Не представляю, как бы мы смогли добраться до этого приемника.

– Там сейчас уже ночь, – пояснила Бекки. – Я могу спрятать нас в темноте так, что они не смогут нас обнаружить – по крайней мере какое-то время.

Снова послышался шум листвы, но на этот раз никакого ветра не было.

Странно – ни один из них не обратил на это внимания. Я решил тоже ничего не говорить. А вообще, если честно, предложение Бекки казалось мне несколько сомнительным – только я никак не мог понять почему.

– Бекки, – сказал я наконец, – ты что-то от нас скрываешь.

Впервые за все время она подняла голову и посмотрела мне в глаза. И тут я увидел, что в глазах у нее стоят слезы.

– Я рассказала вам все самое важное. Если нам удастся переместиться прямо к ним в лагерь и вывести из строя приемник, то партизанский транскомп снова заработает. Тогда повстанцы получат подкрепление и кучу всякой боевой техники. Если мы успеем проделать это все до того, как прибудет «черное» подкрепление, партизаны прорвут блокаду и выиграют сражение. Ведь если они получат помощь, то захватить станцию для них не составит никакого труда. Конечно, бои продолжаются и в других местах, но этот рубеж – самый важный. Если они освободят эту территорию – всей войне конец. Останется только восстановить разрушенное и навести порядок...

– Это-то все мне понятно, – вставил я. – Но я говорю о другом. Ведь там мама и папа.

– Да. Наверное, Том успел переброситься туда прямо перед тем, как начали глушить.

– Но как же мама со своими чарами – а они у нее небось посильнее, чем у тебя? Разве она не может точно так же сделать кого-нибудь из повстанцев невидимыми, чтобы они разобрались с этим несчастным приемником?

– Они и ее глушат, – сказала Бекки.

– Как же это можно – глушить чародейство, а, Бекки?

– На одно чародейство всегда находится другое чародейство, – ответила сестренка. – Ей и без того приходится защищаться. Сделай она малейшую ошибку – они же просто испепелят ее. Нет, по этой части там полная блокада.

– Не знал, что среди «черных» тоже есть такие.

– Их не очень много. И все же нашлось несколько изменников, которые работают на «черных». Одного из них специально взяли на эту операцию, потому что знали, что у повстанцев есть человек, который владеет чарами.

– И сколько же времени может продлиться такая дуэль? – спросил я.

– Пока один из чародеев не ошибется, – ответила Бекки.

– Я имею в виду, сколько сумеет продержаться мама?

– Не знаю. – Она покачала головой. – Мне лично никогда не приходилось этим заниматься. Наверное, это зависит от того, насколько сильны у каждого из них чары.

– Если я правильно понял, – заметил я, – ты вроде способна с помощью каких-то заклинаний перенести нас в лагерь в черную зону. Но ведь у них есть своя чародейка, разве она не сумеет перехватить нас, когда мы появимся?

– Во-первых, не чародейка, а чародей, – поправила меня Бекки. – Кстати, по-моему, он откуда-то из этих мест. А во-вторых, я рассчитываю, что он настолько поглощен поединком с Агатой, что может и не почувствовать нашего приближения. Но даже если и почувствует, то ему придется отвлечься от Агаты, чтобы перехватить нас. Некоторое время я смогу защищать нас своим полем – за это время Агата как раз с ним разберется.

– Послушай, Бекки, – сказал Барри, – если уж ты берешься перебросить нас, то почему бы тебе не попробовать привести туда всех этих солдат, которые на лужайке? Если бы они попали в тыл к врагу или зашли с фланга, партизанам точно бы удалось прорваться. И «черные» были бы окружены.

– Да нет, – ответила Бекки. – Я просто не обладаю такой силой. Одно дело – переместить небольшую группу и совсем другое – оперировать огромными массами. В моих силах перебросить всего несколько человек...

– И вот еще что мне пришло в голову, – перебил ее я. – Допустим, мы перенесемся в лагерь противника и даже сломаем им машину. Но вот вопрос: как мы оттуда выберемся?

Бекки отвернулась.

– Главное будет продержаться до тех пор, пока партизаны не пойдут в наступление, – ответила она. – Мы можем спрятаться... или убежать... в зависимости от обстоятельств.

– Понятненько, – вздохнул я, вдруг почувствовав, как у меня пересохло во рту.

В общем-то, она могла и не отвечать на этот вопрос – я заранее знал, что услышу в ответ.

Барри только улыбнулся и кивнул. Тоже мне – мистер Ледяное Спокойствие. У них это любят: мол, вернемся со щитом – или на щите... Даже песни про это сочиняют. Что до меня, так мне совершенно ясно: даже если мы и проникнем туда и все у нас получится, нам все равно не суждено остаться в живых. Другое дело, что, если мы этого не сделаем, тогда погибнут мои родители.

Только не говорите мне, что я должен проявлять благородство и самоотверженность и думать о судьбе всей зоны. Да, я не благородный и не самоотверженный. Что для меня какая-то абстрактная «зона»? Единственные люди, о которых я беспокоюсь по-настоящему, – это мои родные. К святости я не стремлюсь и вообще считаю, что весь этот героизм – сплошная глупость. Поэтому я сказал:

– Что ж, ничего лучшего я придумать не могу.

– Тогда нам надо поскорее трогаться, – заявила Бекки. – А то вот-вот пойдет дождь и размоет все мои значки. – Она окинула взглядом свои художества.

– Хорошо бы как-нибудь сообщить о себе тете Мерил и дяде Джорджу, – заметил я.

– Если у нас все получится, то они очень скоро узнают обо всем сами, – сказал Барри и достал из кармана складной нож. – Пожалуй, пока мы здесь, срежу-ка я какое-нибудь деревце. Если обрезать сучки, получится отличная штука.

Бекки взглянула вверх на наползающие тучи:

– Ладно, только давай побыстрей.

Барри слегка углубился в лес, и я проводил его взглядом.

На руку мне упала первая капля, потом вторая упала на щеку. Рядом в кустах послышался какой-то шорох, но я подумал, что это ветер.

– Крутая же ты девчонка, Бекки, – сказал я, но она ничего мне не ответила.

Вместо этого она начала раскладывать сухие палочки возле одного из своих рисунков. И принялась тихонько, едва слышно, напевать.

Некоторое время я смотрел на нее. Узор, который сестренка выкладывала из палочек, был немного похож на тот, что она выкладывала из медных стерженьков, когда перемещала меня в первый раз. Во всяком случае, я заметил в нем некоторые общие фигуры. Когда она закончила, то встала и оценивающе оглядела проделанную работу – при этом она не прекращала тихо и заунывно напевать. Немного погодя ее пение стало сопровождаться каким-то странным клацающим звуком – сначала я даже не понял, как она его производит.

Чуть позже появился Барри, уже вооруженный, и встал рядом со мной. Лицо его было еще даже более бесстрастным, чем обычно, взгляд полон решимости.

– Ну все, – объявил он. – Я готов.

Бекки ничего не ответила – только пение ее стало громче, а клацанье теперь еще и перемежалось с каким-то скрежетом. Потом я понял, что это было: в левой руке у нее я заметил два небольших гладких камушка. Их-то она и терла друг об друга, а иногда и стукала ими в такт своей песне. И вдруг я почувствовал близость чего-то легкого, дрожащего...

Я рывком повернул голову налево, и у меня вырвался невольный вздох. Это был туман! Он вернулся на свое прежнее место между деревьями. Поначалу зыбкий и негустой, он на глазах набухал влагой и уплотнялся.

Только сейчас я заметил, что один из рисунков Бекки простирается как раз в сторону места, над которым висела теперь дымка, – словно дорожка, ведущая в туман.

На меня снова упали дождевые капли, вокруг нас уже вовсю бушевал ветер, но этому туману было все нипочем.

Наконец Бекки поднялась с земли и пошла по кругу, осторожно ступая между узорами. Нам она жестом велела идти за ней след в след.

Я пристроился за Бекки, а Барри – за мной. Мы двигались против часовой стрелки, петляя, словно в каком-то лабиринте. Все это время Бекки не переставала скрежетать камушками и петь. Иногда ее пение тонуло в порывах ветра и шуме дождя, который теперь уже поливал вовсю. И вот мы сделали последний круг и оказались как раз напротив дорожки, ведущей в туман. Краем глаза я заметил справа от себя какое-то движение. Но уже через три шага напрочь забыл об этом.

Мы вошли в туман – сразу звуки грозы почти что стихли и перестал капать дождь. Ощущения были примерно те же, что и в прошлый раз. Мы шли и шли, и казалось, жалкое белое облачко, в которое мы забрели, не в состоянии вместить такие просторы. Земля под ногами стала мягкой, как трясина. Бекки продолжала петь, но каким-то другим, будто чужим, голосом. Кроме ее песни, я ничего больше не слышал – даже собственного дыхания.

Вокруг нас плотной стеной стоял жемчужно-серый сумрак. Прямо перед собой я с трудом различал спину Бекки, а позади себя даже не слышал, а лишь смутно ощущал шаги Барри. И все-таки пробираться сквозь эту муть всем вместе было гораздо легче, чем шагать в ярком свете, но одному.

Наконец белая стена перед нами начала растворяться, а потом и вовсе исчезла. Теперь мы шли по лесу. Стояла глубокая ночь. Прошло еще какое-то время, прежде чем Бекки подняла руку и остановилась.

– Что там? – шепотом спросил я.

– Пришли, – сказала она.