Книга: Империя знаков - Ролан Барт

Как же хорошо, что эта книга попалась мне уже после возвращения в Россию. Это не просто глоток чистой воды. Барт словно вытащил меня с дивана и забросил в самый настоящий Токио. Вкус еды, глубина поклона, воздух, запах этого города, улицы без названий, по которым без помощи прохожих и не доберешься до цели, маленькие ресторанчики, где повар готовит еду прямо перед тобой, попутно рассказывая все последние новсти... не знаю, то ли дело в том, что я там жила и поэтому на своей шкуре ощутила, что такое Япония, то ли в особом умении Ролана Барта обращаться с языком, создавая до такой степени реальный образ.

Как бы то ни было, я занесла эту книгу в любимые и планирую возвращаться к ней всякий раз, когда захочется поскучать по Токио. Ах да, как же можно не упомянуть о великолепном языке Ролана Барта. Он и сложный, и простой, и запутанный, и перегруженный всевозможными фактами (в хорошем смысле слова). Так что, читать, читать и еще раз читать. А потом перечитывать, чтобы убедиться, что во второй раз книга откроется в новом свете.

Япония глазами француза. Восток глазами западного человека. Мир перевернутый, перекроенный, иной. Восхищение смешанное с непониманием. Записки путешественника. Это интересно, любопытно, неожиданно. Это не просто взгляд на Японию, это взгляд сравнительный, отталкивающийся от совершенно иных стереотипов. Тот самый случай, когда встретились противоположности.

Записки путешественника - всегда интересны, при условии, что интересен сам путешественник. "империя знаков" интересна. Да, мне, наверно, чего-то не хватило. Мало было Японии, но скорее оттого, что сама книга очень коротка. Никаких претензий к стилю - наброски, заметки, не всегда связанные между собой, языку автора, содержанию у меня нет.

Ну и напоследок, то что я всегда знала про любой город, с которым приходилось мне знакомиться в качестве туриста, но не могла выразить словами:

Этот город может быть познан лишь этнографически: в нем надо ориентироваться не посредством книги или адреса, но ходьбой, взглядом, привычкой и опытом

Спасибо Ролану Барту.

Палочки Барт пишет, что палочки в любом употреблении, когда они переносят пищу в рот, когда они в руках повара разделывают (распутывают) рыбу или мясо, находя проемы в самой материи, – никогда не насилуют продукт. В каждом действии палочки большие и малые противоположны нашему ножу, вилке или другому железному хищнику. Они – столовый прибор, который отказывается резать, хватать, измельчать, протыкать. Благодаря палочкам пища перестает быть добычей, над которой совершается насилие, но превращается в гармонично преображенную субстанцию. Палочки так заботливо, по-матерински, будто в клюве, переносят пищу в рот, что наши столовые пики, ножи и вилы выглядят вооружением пигмея.

Хокку Хокку Барт считает наиболее последовательным художественным воплощением дзенской борьбы с недоброкачественными и избыточными смыслами. Хокку, по Барту, – мощная практика, направленная на то, чтобы «остановить язык», «иссушить ту неудержимую болтовню, которой предается душа», «разорвать дурную бесконечность языка». Дело в том, что в нашем понимании, литературный образ – нагружен смыслом. Он всегда должен быть символом чего-то. Он дает возможность бесконечных интерпретаций, увеличения числа смыслов. В результате – искажения реальности. Пренебрежение реальностью. Хокку останавливает смысл. Хокку, говорит Барт, воспроизводит указательный жест маленького ребенка, говорящего: это! Или: так! Этот жест лишен смысловой опосредованности. Хокку подобно фотографической вспышке высвечивает фрагмент реальности. Однако фотоаппарат не заряжен пленкой: «Дует зимний ветер Мерцают Кошачьи глаза».

Поклоны В этой части Барт говорит о вежливости. О том, что к вежливости на Западе относятся с недоверием, видя в ней чопорность и даже лицемерие. Тогда как неформальные отношения почитаются лучшими. Западная «невежливость», говорит Барт, основана на нашей особенной мифологии личности, в которой западный человек считается раздвоенным, составленным из «внешнего» – социального, искусственного, фальшивого, неподлинного, и «внутреннего» – личного, настоящего. Согласно этой схеме, для подлинного общения равных перед богом людей социальное измерение личности должно быть преодолено. Быть невежливым – значит быть правдивым – вот логика западной морали. Свое приветствие мы пытаемся сделать более спонтанным, избавленным от социальных кодов. Мы хотим «открыться». Восточная вежливость кажется нам слишком почтительной, унизительной для личности, заискивающей. Из-за нашей мифологии личности мы понимаем ее ошибочно, тогда как эта другая вежливость есть своего рода упражнение в пустоте. Два тела склоняются очень низко друг перед другом, тщательно соблюдая установленный угол поклона. Здесь приветствие освобождается от унижения или гордыни, так как оно в буквальном смысле не адресовано никому, это знак обходительности между двумя персональными закрытыми империями.

Персональные империи Известный востоковед В.В. Малявин на одной из своих недавних лекций обмолвился, что не хочет возвращаться жить в Россию. Уже пятнадцать лет он преподает на Тайване, заезжая на родину лишь во время каникул. Почему? Слова Малявина были поразительно не похожи на привычную эмигрантскую аргументацию. Он сказал, что Россия забирает у него слишком много психологической энергии. В России люди чрезмерно душевны, дружеский разговор вынуждает тебя обнажать душу, каждый встречный обязательно расскажет тебе о проблемах, радостях, посвятит в свои экзистенциальные метания и потребует сочувствия. Это утомляет, говорит Малявин, это ослабляет творческую потенцию. На Востоке подобная проблема снимается. Межличностное общение – это только условность, отыгрывание социальной роли и работа.