Текст книги "Всемирная история. Новый Свет: трижды открытая Америка"

Следует уточнить, что речь шла о заполнении оговоренного объема не слитками благородных металлов, а драгоценными предметами разной формы, что, по понятным причинам, существенно уменьшало размер контрибуции. Тем не менее «выкуп Атауальпы» считается крупнейшим в истории человечества, а кроме того, одним из самых ценных единоразовых военных трофеев, когда-либо добытых оружием. Предположительно, Писарро получил за жизнь своего пленника чуть больше 6 тонн золота и почти вдвое больше серебра. Судя по одному лишь весу драгоценных металлов, стоимость «выкупа Атауальпы» составляет более 350 миллионов долларов США в современных деньгах – и это без учета уничтоженной в домнах исторической и художественной ценности награбленного[108]108
  В начале 90-х годов прошлого века Перуанская ассоциация экономистов потребовала от Испании извинений за беззакония конкисты и возмещения ущерба в размере 647 миллионов долларов США.


[Закрыть].

Соглашение было достигнуто и скрупулезно заверено у отрядного нотариуса. В тот же день Атауальпа разослал во все пределы своей необъятной империи скороходов с требованием как можно скорее собрать и доставить в Кахамарку все имеющиеся изделия из золота и серебра. По примеру Кортеса Франсиско Писарро, которого все теперь величали губернатором, предоставил Инке иллюзорную свободу. Заложник мог без ограничений принимать у себя делегации, отдавать приказы чиновникам, вершить суд и т. д., – но не контролировать парализованную безволием главнокомандующего имперскую армию. Как и Монтесуму, плен превратил Сапа Инку в карикатуру на самого себя. Власть его над огромной империей оставалась абсолютной – но лишь в дозволенных его тюремщиками рамках.

Вскоре в Кахамарку начали прибывать караваны с сокровищами. «В некоторые дни прибывало на 20 тысяч песо, в более удачные на 30, 50 или даже 60 тысяч», – вспоминал один из участников похода. Для сравнения: годовой доход испанского землевладельца средней руки в то время редко превышал 20 тысяч песо, а новая каравелла стоила на верфях около 40 тысяч песо… Вчерашние голодранцы – а большинство людей Писарро были молоды и бедны – в одночасье превратились в богачей.

Однако ядовитый коктейль из жадности и страха перед возможным предательством Инки наполнял чашу терпения испанцев гораздо быстрее, чем каждодневно прибывающее золото заполняло «комнату выкупа». У самого Атауальпы тоже были поводы для беспокойства – не все его подданные спешили исполнить волю плененного императора. Совсем неожиданным стало для Инки предательство доверенного полководца по имени Руминьяуи.

16 ноября, в день своего пленения, именно ему Атауальпа поручил обойти Кахамарку с тыла, чтобы отрезать пришельцам пути к отступлению. Когда с площади раздались крики и пушечные выстрелы, Руминьяуи не поспешил на помощь императору, которого объявил погибшим, а велел своим воинам отступать на север. Даже узнав о том, что Атауальпа жив, полководец проигнорировал требования о выкупе, аргументируя свой отказ сотрудничать с захватчиками почти библейским «предавший раз предаст снова». Вместо этого он избавился от собранного золота[109]109
  В источниках встречаются и другие оценки численности отряда Писарро – в зависимости от того, сколько, по мнению автора того или иного сочинения, испанских солдат не выдержали тягот перехода и вернулись на побережье, но в любом случае в рядах конкистадоров не насчитывалось и двух сотен бойцов.


[Закрыть] и принялся спешно готовить провинцию к вооруженному сопротивлению конкистадорам.

Еще более неожиданную угрозу для реализации плана Атауальпы представлял свергнутый им старший брат – Уаскар. Узнав о том, что узурпатора постигла аналогичная судьба, пленник обратился к испанцам за помощью. Взамен на возвращение ему имперского престола Уаскар посулил Писарро гораздо больше золота, чем мог предложить Атауальпа: «Только я, законный наследник, знаю, где сокрыты неисчислимые богатства инков, тогда как мой вероломный брат может лишь ограбить ради собственного спасения наши храмы». Когда слухи о контакте Уаскара с испанцами дошли до Атауальпы, тот приказал немедленно умертвить опасного пленника, что и было исполнено палачами с невиданной для инков жестокостью[110]110
  В этой части истории хронисты противоречат друг другу. Помимо описанного выше порядка событий встречаются утверждения, что обращение Уаскара к испанцам и его поспешная казнь на самом деле произошли еще до битвы при Кахамарке и пленения Атауальпы.


[Закрыть].

За время ожидания выкупа Писарро отправил несколько экспедиций. Первая, из трех добровольцев, побывала в столице империи Куско с тем, чтобы провести рекогносцировку и поторопить подданных Атауальпы со сбором золота. Вторую возглавил брат губернатора Эрнандо. Его поход запомнился не столько богатой добычей или знакомством европейцев с бататом, сколько тем, что за неимением железа его всадникам пришлось подковывать лошадей серебром…

В середине апреля в Кахамарку прибыло долгожданное подкрепление во главе со старым компаньоном Писарро Диего Альмагро. Почти две сотни новых солдат внушили конкистадорам достаточно уверенности, чтобы начать подготовку к маршу на Куско. Выкуп на тот момент так и не был собран в полном объеме, но Писарро больше не желал ждать. По его распоряжению индейские кузнецы начали переплавку собранных сокровищ в удобные для транспортировки слитки.

После первичного дележа – распределение добычи вызвало много споров и возмущений, особенно со стороны новоприбывших, – Писарро отправил своего брата Эрнандо в Испанию с грузом золота и изделий индейских ювелиров для королевского двора.

Отъезд Эрнандо, а вслед за ним и де Сото – двух главных заступников Атауальпы в испанском лагере – чрезвычайно насторожил заложника. Император указал Писарро на выполнение своей части сделки и попросил вернуть ему, согласно договору, свободу. Глава конкистадоров признал справедливость требований Атауальпы и даже составил соответствующий юридический акт, но отпускать заложника не спешил. Одновременно по лагерю разошелся слух о том, что пленник якобы вступил в сговор с Руминьяуи, чьи армии только и ждут сигнала для нападения на испанцев.

Несмотря на то что разведка не подтвердила появления на севере крупных индейских войск, напуганные солдаты требовали от губернатора казнить «предателя». Впоследствии ответственность за оговор Атауальпы возложили на индейского юношу-переводчика, которому будто бы приглянулась одна из наложниц пленного императора. Однако существует более простое объяснение: в кампании наступил момент, когда смерть Атауальпы сулила большие выгоды, чем содержание его в неволе.

Император пытался воззвать к разуму конкистадоров, их совести или хотя бы жадности – пленник в очередной раз предложил увеличить размер выкупа, – но безрезультатно. Положившись на слово Писарро, Атауальпа во второй раз фатально недооценил испанцев, сочтя их простыми грабителями, которые, получив желаемое, уберутся восвояси. К несчастью для Сапа Инки, доктрина конкисты звучала иначе – «Завоевывай и заселяй», а это значило, что люди в стальных морионах пришли в страну инков навсегда. Если первая ошибка стоила Атауальпе власти, то вторая – жизни.

Требовалось, однако, придать делу хотя бы видимость законности. Под председательством Писарро и Альмагро состоялся суд, на котором низложенному императору предъявили двенадцать абсурдных обвинений: в узурпации власти, братоубийстве, мятеже против испанской короны, заговоре с целью убийства испанцев в Кахамарке, казнокрадстве, инцесте, многоженстве, адюльтере, идолопоклонстве и т. п. По итогам скорого разбирательства заложник был признан виновным и приговорен к сожжению на костре.

Даже среди конкистадоров нашлось немало недовольных свершившейся пародией на правосудие. Они требовали отправить Атауальпу в метрополию для рассмотрения его дела или хотя бы предоставить подсудимому адвоката. Впоследствии их позицию поддержит и губернатор Панамы, и даже император Карл V, сообщивший Франсиско Писарро о своем «неудовольствии, поелику [Атауальпа] был монархом и никак не подлежал солдатскому суду». Приговоренному это, правда, не помогло.

26 июля 1533 года Сапа Инка Атауальпа был казнен. Чтобы избежать аутодафе – по инкским поверьям, сожжение тела лишало усопшего посмертия и возможности однажды возродиться – император принял христианство и был крещен под именем Франсиско, в честь губернатора Писарро. Когда на горле приговоренного затягивали гарроту, новоиспеченный «крестный отец», по свидетельству его брата Педро, «плакал от скорби».

Вскоре после экзекуции начался второй этап кампании по завоеванию Перу. Прежде чем 11 августа покинуть Кахамарку, Писарро для подстраховки обзавелся новым Сапа Инкой – братом казненного Атауальпы по имени Тупак Уальпа. С соблюдением необходимых ритуалов и в присутствии большого числа представителей племенной знати Тупак Уальпа был провозглашен новым императором Тауантинсуйу. Сразу после интронизации он принял изъявления покорности собравшихся и, в свою очередь, принес вассальную клятву императору Карлу V. Тупак Уальпа пробыл Сапа Инкой недолго – во время марша на Куско он скончался при невыясненных обстоятельствах.

На смену ему пришел – буквально – юный принц Манко Инка, один из немногих уцелевших родичей Инки Уаскара. В сопровождении очень скромной свиты молодой человек вышел навстречу войску Писарро и предложил свои услуги в борьбе против сторонников Атауальпы. Для конкистадоров это был настоящий подарок. Теперь они могли появиться под стенами Куско не как оккупанты, а как освободители! Писарро с пониманием отнесся к положению Манко Инки, поспешил выказать ему сочувствие и заверил юношу, что конкистадоры явились в его страну «…не ради собственной выгоды, но чтобы положить конец несправедливостям, совершенным по отношению к [принцу] и с целью освободить народ Куско от тирании».

Удача в который раз улыбнулась Франсиско Писарро. Благодаря поддержке Манко Инки отряды конкистадоров вступили 15 ноября 1533 года в столицу Тауантинсуйу без боя. Правда, днем ранее гарнизон под командованием талантливого инкского военачальника Кискиса успешно атаковал конный авангард испанцев, но на генеральное сражение защитники Куско не решились и ночью покинули город, оставив его на милость пришельцев, чтобы возобновить сопротивление позже.

Чутье не подвело Писарро. Для столичной знати оккупантами все это время были именно «северяне» Атауальпы, и потому провозглашение юного принца законным правителем империи обеспечило конкистадорам не только политическую, но и долгожданную военную поддержку. Еще до церемонии коронации будущий Сапа Инка объявил мобилизацию, и вскоре отступающие части Кискиса бок о бок с испанцами преследовали тысячи индейских воинов из окрестностей Куско. Совместная атака на позиции повстанцев поставила верные памяти Атауальпы войска на грань уничтожения и вынудила их военачальника искать спасения далеко на севере. Там он нелепо погиб во время спора с соратниками о лучшей стратегии борьбы с захватчиками…

Последним очагом сопротивления оставалась, как ни странно, лишь недавно покоренная инками провинция на территории современного Эквадора. После ухода основных сил испанцев Кахамарку заняла повстанческая армия Руминьяуи. Тело казненного Атауальпы эксгумировали и со всеми почестями перезахоронили в тайном месте. Перед уходом инки сровняли с землей все возведенные пришельцами постройки и за проявленную к венценосному заложнику непочтительность казнили испанского коменданта.

Затем Руминьяуи со своими людьми возвратился на север, под защиту труднопроходимого – особенно для конницы – местного рельефа. Увы, но даже горы подвели опытного командующего. Извержение вулкана, начавшееся прямо во время подготовки к решающему сражению, было воспринято индейцами как дурное предзнаменование, и большая часть войска Руминьяуи просто дезертировала еще до начала битвы. Сам военачальник в итоге оказался в плену и после долгих истязаний был сожжен у столба.

Франсиско Писарро в развернувшейся на севере драме участия не принимал, сосредоточившись на более важных задачах. Завоевание империи инков можно было считать условно завершенным – пришла пора возвести на еще дымящихся руинах собственное королевство, о котором конкистадор всегда мечтал. Да, на прошедшей в Куско пышной церемонии коронации правителем был провозглашен юный Манко Инка, но реальной властью он не обладал. Публично признав себя вассалом императора Карла V, новый Сапа Инка по сути согласился на незавидную роль посредника между европейскими оккупантами и собственным народом. Тот, кто еще недавно был голосом бога Солнца, превратился в глашатая бывшего эстремадурского свинопаса.

Построение Новой Кастилии, как Писарро теперь именовал обретенные владения, конкистадор начал, по примеру Кортеса, с раздачи энкомьенд[111]111
  Энкомьенда (от исп. encomienda, букв. «попечение, защита») – форма феодальной зависимости, при которой получатели земельных наделов брали на себя защиту и христианизацию полученных в энкомьенду территорий в обмен на обязанность закрепощенного местного населения платить оброки и отбывать в пользу энкомендерос (держателя энкомьены) барщину.


[Закрыть]. Однако, не обладая ни административными талантами своего мексиканского «коллеги», ни, главное, его неотразимой харизмой, Писарро не нашел должного понимания со стороны соратников – отнюдь не все конкистадоры мечтали стать феодалами в далекой, непонятной и все еще небезопасной стране. Большинство из них намеревались после раздела награбленных за время кампании сокровищ вернуться домой богатыми людьми.

В итоге энкомьенду приняли лишь 88 испанцев, чего явно недоставало для создания в десятимиллионной инкской державе нового правящего слоя. Ломая голову над решением непредвиденной проблемы, Писарро столкнулся с опасным противоречием: для контроля над обширными территориями Новой Кастилии ему требовались амбициозные испанские новобранцы – много новобранцев! – но при этом именно честолюбие соотечественников отныне являло собой главную угрозу его положению. Новый Свет, еще недавно казавшийся необъятным, вдруг стал тесен – так много было желающих урвать себе кусок золотого пирога…

Первой «ласточкой» – почти неотличимой, впрочем, от стервятника – стал одиозный соратник Кортеса Педро де Альварадо. Весной 1534 года пять сотен его солдат высадились на эквадорском побережье. Изначально Альварадо намеревался доплыть до Островов пряностей или даже Китая, но слухи о свалившемся на некоего Писарро баснословном богатстве не могли оставить жестокого гватемальского губернатора равнодушным. Формально заместитель Кортеса не имел права действовать на землях, пожалованных короной другому испанцу, но не все ли равно было старому конкистадору, из чьих рук вырывать драгоценные трофеи – несчастных туземцев или менее удачливых соотечественников? Золото есть золото. В случае успеха на него можно купить не только «место в раю»[112]112
  Сентенция, приписываемая Христофору Колумбу.


[Закрыть], но и королевскую амнистию.

Путь незваным гостям преградила объединенная испано-индейская армия под командованием Себастьяна де Белалькасара. Незадолго до этого заместитель Писарро окончательно разгромил Руминьяви в битве у горы Чимборасо и не собирался уступать якобы спрятанные лидером повстанцев «сокровища Атауальпы» другому хищнику. Дело едва не дошло до силового противостояния, и лишь своевременное прибытие отправленных Писарро подкреплений Белалькасару вынудило Альварадо отказаться от языка силы в пользу методов дипломатии. Скрепя сердце гватемальский губернатор отступился – за 100 тысяч песо золотом.

В следующем году Белалькасар в поисках мифического золотого города Эльдорадо столкнулся уже с губернатором Новой Гранады[113]113
  В данном случае речь идет о территории современной Колумбии.


[Закрыть] Хименесом де Кесада. До вооруженного конфликта, правда, не дошло, но растущая конкуренция с каждым днем внушала Писарро все большее беспокойство. Опасения были ненапрасны – следующим, с кем губернатору пришлось бороться за власть над Перу, оказался его давний компаньон и соперник Диего Альмагро. Общие враги и общий каждодневный риск долгое время сглаживали трения между ними, но с завершением завоевательного этапа кампании отношения вновь стали обостряться.

В январе 1535 года Писарро начал строительство своей новой столицы Сьюдад-де-лос-Рейес, или Города королей, ныне называемой Лима. Компаньону он предложил в управление частично разграбленный Куско, однако такое решение не устроило ни Альмагро, ни младших братьев самого Писарро, уже считавших инкскую столицу собственным владением. К изумлению индейцев, конкистадоры разделились на две откровенно враждующие фракции, и «все они были полны такой зависти и ненависти друг к другу», что конфликт быстро перерос в уличные столкновения.

Тем временем из метрополии пришел положительный ответ на заблаговременно отправленное Альмагро прошение о назначении его губернатором части оккупированных компаньонами земель. Император Карл V, впрочем, не затруднил себя детальным изучением вопроса и просто разделил «провинцию Перу» на две части. Северная, уже изученная и покоренная, осталась за Писарро, а южная, которую еще только предстояло завоевать, отошла к Альмагро. Летом 1535 года соперникам все же удалось прийти к соглашению, и новоявленный губернатор провинции Новое Толедо[114]114
  Территория современного государства Чили.


[Закрыть] при поддержке Писарро отправился на неизведанные земли юга утверждаться в новом статусе.

Соломоново, на первый взгляд, решение проблемы обернулось, однако, настоящей катастрофой и поставило под удар все, чего Писарро добился за годы перуанской кампании. Превосходный солдат, ретивый, стойкий, решительный, он оказался скверным политиком и недальновидным стратегом. Бесчинства оставленных им без присмотра младших братьев настроили против «освободителей» даже всегда лояльного к Писарро Манко Инку. «Мы испытали все мыслимые притеснения, грабежи и насилия, – впоследствии писал он Альмагро. – Не осталось ни одной жены, дочери или сестры, над которой бы они не надругались, золота, которого бы они не отняли, одежд, которые бы они не украли, земли, которую бы они не осквернили. Я сам сидел на цепи, словно пес, и пережил великие испытания».

В апреле 1536 года Манко Инке удалось хитростью ускользнуть из Куско. Его побег положил начало Великому восстанию. К началу мая инки подтянули к своей бывшей столице огромные силы – от 50 до 100 тысяч воинов – и 6 числа взяли Куско в осаду. «К полудню поля вокруг города приняли такой вид, словно там расстелили огромное черное полотно», – вспоминал Педро Писарро. В результате первого же штурма повстанцы заняли бо́льшую часть столичных кварталов, блокировав оккупантов в двух дворцах на центральной площади.

Впервые за все время кампании конкистадоры несли большие потери. Перуанские историки оценивают их как минимум в 1000 убитых – обескураживающее число для тех, кто бахвалился, будто бы десяток испанских кавалеристов способен рассеять любую индейскую армию. Не избежала утрат и семья губернатора: Диего Писарро сгинул в удачной засаде повстанцев, а Хаун, один из мучителей, чья жестокость спровоцировала Манко Инку на восстание, был убит во время отчаянного ночного штурма испанцами стратегически важной столичной цитадели Саксайуаман.

Бои за Куско продолжались шесть месяцев, каждый день из которых жизнь осажденных висела на волоске. Только к концу года благодаря подкреплениям, прибывшим из других испанских колоний и даже метрополии, конкистадорам удалось стабилизировать положение и перейти к ответным действиям. Контрнаступление возглавил Эрнандо Писарро, упустивший в свое время Манко Инку и жаждавший реванша. Действуя по привычной уже схеме, он попытался одним ударом обезглавить восстание, атаковав в январе 1537 года ставку мятежного императора.

Битва при Ольянтайтамбо стала вершиной военных успехов инков и одной из немногих громких побед индейцев над испанцами в прямом столкновении. Манко Инка не только максимально удачно использовал против вражеской кавалерии особенности местности, но и лично вел своих воинов в бой – причем верхом на одной из трофейных лошадей. Отступление столкнувшихся с угрозой полного разгрома испанцев больше напоминало бегство…

После этого военная удача покинула повстанцев. Развить успех и ворваться на спинах побежденных испанцев в Куско инкам не удалось – на подступах к столице их перехватили подоспевшие отряды кавалерии, присланные губернатором. К осени 1536 года у армии освобождения закончились припасы, а вместе с ними и надежда отбить свою страну у бородатых варваров. Скрепя сердце Манко Инка отказался от бесперспективной борьбы и распустил верные ему войска по домам. Сам он скрывался в труднодоступной местности, пока в 1542 году не был предательски убит несколькими беглыми сторонниками Альмагро, также искавшими в джунглях спасения от репрессий.

Подавление мятежа, однако, не намного улучшило положение Писарро. Один кризис тотчас сменился другим, не менее опасным. 8 апреля 1537 года Куско подвергся атаке отрядов Диего Альмагро, возвратившихся из Чили ни с чем. Альмагро арестовал застигнутых врасплох младших братьев Писарро и объявил себя новым губернатором Перу. Лишь год спустя, 26 апреля 1538 года, Писарро удалось взять реванш и вернуть себе всю полноту власти. В битве при Салинасе он разгромил силы Альмагро и взял бывшего компаньона в плен. Двумя неделями позже, несмотря на мольбы о помиловании, Диего Альмагро был казнен.

Пиррова победа, стоившая жизни двум сотням испанских солдат, не принесла Новой Кастилии облегчения. От былого единства, пусть и основанного на алчности, не осталось и следа, а воцарившийся в колонии хаос привлек к деятельности Писарро пристальное и неблагосклонное внимание короны. Репутацию губернатора могли спасти только громкие успехи – новые завоевания или увеличение притока золота в вечно нуждающуюся имперскую казну, – что и было поручено опытному конкистадору Педро де Вальдивия. Именно его советы помогли Писарро взять верх над Альмагро, и теперь именно ему губернатор предложил занять место казненного – стать губернатором все еще непокоренного Чили.

Впрочем, вышедший в начале января 1540 года из Куско отряд Вальдивии меньше всего напоминал армию завоевателей. Изначально предводителя сопровождали лишь семь испанских солдат и около тысячи индейцев-носильщиков. В пути к Вальдивии присоединилось еще около полутора сотен соотечественников из числа наиболее неприкаянных переселенцев из Старого Света – катастрофически мало, чтобы преуспеть там, где потерпел неудачу куда более многочисленный и лучше оснащенный отряд покойного Альмагро. Тем не менее успешные действия экспедиции против местных индейцев положили начало трем столетиям т. н. арауканских войн, в течение которых воинственные племена мапуче упорно сопротивлялись испанской экспансии.

Мужество и непоколебимость арауканов-мапуче настолько впечатлили конкистадоров, что один из них воспел врага в героической поэме «Ла Араукана», вызвавшей настоящий фурор на родине автора. Впрочем, Педро де Вальдивия узнать об этом не мог: в конце декабря 1553 года он и весь его отряд были убиты в битве за форт Тукапель. Из черепа губернатора вожди мапуче изготовили церемониальную чашу, которая долго передавалась от одного лидера индейского сопротивления к другому.

Не оправдал надежд Франсиско Писарро и поход его брата Гонсало на север, к устью Амазонки. Экспедиция вернулась ни с чем, похоронив в джунглях почти сотню испанцев и две тысячи индейских слуг. По возвращении Гонсало ожидала новая потеря – одним из последних в Новой Кастилии европейцев он узнал, что его старший брат, покоритель империи Тауантинсуйу и первый губернатор Перу, вот уже год как мертв.

26 июня 1541 года Франсиско Писарро был убит в своем дворце дюжиной заговорщиков во главе с сыном его бывшего компаньона Диего Альмагро. Сразу после свершения мести Альмагро-младший объявил себя новым губернатором и, как водится, начал правление с репрессий в отношении сторонников вражеской партии.

20 ноября 1542 года император Карл V подписал в Барселоне указ об учреждении вице-королевства Перу и направил в беспокойную колонию своего эмиссара Бласко Нуньеса Велу для наведения порядка и установления новых законов авторства Бартоломе де лас Касаса по защите коренного населения от произвола конкистадоров. Главным нововведением, впрочем, стал закон о переходе зависимых туземцев в собственность короны.

Оба пункта вызвали яростный протест новой местной элиты. Сопротивление вылилось в вооруженное восстание, лидером и символом которого выбрали Гонсало Писарро – отчасти за громкую фамилию, отчасти за безрассудную смелость. 18 января 1546 года в битве при Инакито повстанцы под его командованием нанесли роялистам сокрушительное поражение, стоившее вице-королю Бласко Нуньесу Веле головы. В течение следующих восемнадцати месяцев гонзалисты, как называли себя сторонники Гонсало, одержали еще несколько блестящих побед, но уже к весне 1548 года оказались – какая насмешка судьбы! – в положении завоеванных и откровенно презираемых ими индейцев, когда отряды королевских солдат высадились, как некогда Франсиско Писарро, в Тумбесе и двинулись к столице мятежной колонии.

Впрочем, второму вице-королю Перу, священнику Педро де ла Гаске по прозвищу Миротворец, не потребовалось, подобно Писарро, пробивать себе дорогу с боем. Повстанцы массово дезертировали перед превосходящими их числом и хорошо экипированными роялистами. Гонсало и другие лидеры конкистадоров были преданы топору. Правящая династия Инков на четверть века пережила своих победителей. Последний Сапа Инка по имени Тупак Амару был казнен 24 сентября 1572 года. Король Испании Филипп II остался этим очень недоволен.